Расбах рассматривал два варианта: либо ребенка случайно убили родители, а кто-то третий избавился от тела, либо это было инсценировкой похищения и Марко передал ребенка сообщнику, который по договоренности должен был потребовать выкуп, а потом струсил. Если это так, то неизвестно, замешана ли жена. Расбаху нужно будет ее проверить. И если его подозрения окажутся правдой, то Марко, наверное, совсем спятил.

Но его беспокоила няня. Стал бы Марко инсценировать похищение, если с ребенком должна была быть няня?

Расбах не видел смысла, чтобы в доме дежурил полицейский в ожидании звонка от похитителя, который наверняка так и не позвонит. Он принял стратегическое решение. Они временно отступят: он уберет из дома полицию и посмотрит, что случится, когда супруги останутся наедине. Если он прав и у Марко все пошло не по плану, то, чтобы выяснить, что именно, он должен сделать шаг назад и дать ему возможность окончательно погубить себя собственными руками.

А пропавшая девочка? Расбах не был уверен, что даже Марко знал, жива ли она еще. Детектив вспомнил знаменитое дело о похищении Чарльза Линдберга, в котором все выглядело так, будто ребенок погиб случайно во время похищения или сразу после. Может быть, то же самое случилось и здесь. Расбаху было почти жаль Марко. Почти.



Вторник. Уже четыре дня, как Кора пропала. Дом покидает последний полицейский. Энн поверить не может, что их оставляют одних.

– Что, если позвонит похититель? – пытается протестовать она.

Марко молчит. Ему кажется очевидным, что похититель не собирается звонить. Ему кажется настолько же очевидным, что полиция не верит в существование похитителя.

Расбах отвечает:

– Все будет в порядке. Марко справится. – Она смотрит на него с сомнением. – Может быть, наше присутствие его отпугивает, мы уйдем, и он позвонит, – Расбах поворачивается к Марко: – Если позвонит кто-то с заявлением, что Кора у него, не теряйте спокойствия, действуйте по инструкции и постарайтесь заставить его говорить так долго, как сможете. Чем больше он вам раскроет, тем лучше. Мы все еще прослушиваем ваш телефон, так что звонок будет записываться. Но вряд ли мы сможем его отследить. Сейчас все пользуются телефонами с предоплаченным тарифным планом. Это очень мешает работать.

После этого Расбах покидает их. Марко, со своей стороны, рад, что он уходит.

Теперь Энн с Марко остаются одни. Количество репортеров на улице тоже уменьшилось. В отсутствие новых событий СМИ не о чем рассказывать – их энтузиазм угасает. Груда плюшевых мишек и увядших цветов перестала расти.

– Они думают, я ее убила, – говорит Энн. – А ты меня покрываешь.

– Они не могут так думать, – отвечает Марко, пытаясь ее ободрить. Ему нечего больше ответить. А что еще сказать? Либо так, либо они думают, что я ее спрятал и организовал фальшивое похищение ради денег. Но он не хочет, чтобы она знала о плачевном состоянии их финансов.

Марко поднимается на второй этаж, чтобы прилечь. Он вымотан. Его горе, степень его отчаяния так велики, что он едва может смотреть на жену.

Энн, которая все-таки чувствует некоторое облегчение от того, что полиция ушла, бродит по дому, прибирается. Двигаясь в тумане недосыпа, она расставляет вещи по местам, моет кофейные кружки. На кухне звонит телефон, и она замирает. Смотрит на определившийся номер. Это мать. Энн колеблется, не уверенная, что хочет говорить с ней. Наконец, после третьего звонка, она поднимает трубку.

– Энн, – говорит мать. У Энн тут же падает сердце. Зачем она ответила? Ей не выдержать сейчас разговора с матерью. Она видит, как Марко быстро спускается по лестнице с настороженностью во взгляде. Она беззвучно произносит «мама» и машет, чтобы он ушел. Он разворачивается и поднимается обратно.

– Привет, мам.

– Я так волнуюсь за тебя, Энн. Как ты?

– А ты как думаешь? – зажав телефон плечом, Энн идет на противоположную сторону кухни и выглядывает в окно на задний двор.

Мать замолкает на миг.

– Я просто хочу помочь.

– Я знаю, мам.

– Представить не могу, что ты сейчас чувствуешь. Нам с отцом тоже тяжело, но это, наверное, и сравнить нельзя с тем, что ты переживаешь.

Энн начинает плакать, по ее щекам тихо катятся слезы.

Мать говорит:

– Отца очень расстроило, что полиция возила тебя на допрос.

– Знаю, ты мне вчера говорила, – устало отвечает Энн.

– Я знаю, но он все время об этом думает. Говорит, им надо сосредоточиться на поисках Коры, а не травить тебя.

– Они говорят, что просто делают свою работу.

– Не нравится мне этот детектив, – замечает мать с беспокойством. Энн опускается в кухонное кресло. Мать продолжает: – Думаю, мне нужно заехать, чтобы мы с тобой выпили чаю и поговорили. Только мы вдвоем, без отца. Марко дома?

– Нет, мам, – отвечает Энн. Горло сжимает тревога. – Сегодня не могу. Очень устала.

Мать вздыхает.

– Знаешь, отец всегда стремится тебя защитить, – говорит она. Останавливается, потом робко продолжает: – Иногда я задумываюсь, правильно ли мы делали, что кое-что от него скрывали, когда ты училась в школе.

Энн застывает. Потом говорит:

– Мне пора, – и вешает трубку.

Она еще долго стоит у окна, глядя на задний двор, и дрожит.



Детективы Расбах и Дженнингс на патрульной машине отправились к школе Святой Милдред – элитной частной школе для девочек на северо-западе города. Машину вел Дженнингс. Было жарко, и Расбах сильнее включил кондиционер. Девочки учились здесь с подготовительной школы до конца старших классов. Энн Конти провела в этой школе всю свою учебную жизнь до университета, поэтому они должны были что-то о ней знать.

К несчастью для детективов, сейчас был разгар летних каникул, но Расбах позвонил заранее и договорился о встрече с мисс Бекк, директрисой, которая, судя по всему, была очень занята даже летом.

Дженнингс оставил машину на пустой парковке. Школа располагалась в красивом старинном каменном здании, немного похожем на замок и окруженном зеленью. Здесь все было пропитано деньгами. Расбах представил, как роскошные автомобили останавливаются у подъезда, извергая привилегированных девочек в форме. Но сейчас вокруг стояла мертвая тишина, нарушаемая только жужжанием газонокосилки.

Расбах с Дженнингсом поднялись по низким каменным ступенькам и позвонили. Стеклянная дверь открылась с громким щелчком, детективы увидели перед собой широкий коридор и, следуя указателям, направились к кабинету директора. Тишину нарушал только скрип их ботинок, ступающих по скользкому полу. Расбах почувствовал запах воска и полировочных средств.

– Я не скучаю по школе, а ты? – спросил Дженнингс.

– Нисколечко.

У кабинета их встретила мисс Бекк. Расбах сразу понял, что его надежды не оправдаются, – она была сравнительно молода, немного за сорок. Шансы на то, что она работала в школе Святой Милдред, когда здесь училась Энн Конти, были малы. Но Расбах надеялся, что среди персонала до сих пор был кто-то, кто помнит Энн.

Мисс Бекк провела их в просторный кабинет и спросила:

– Чем могу вам помочь, детективы?

Она села за свой стол, а Расбах с Дженнингсом расположились в удобных креслах напротив.

– Нас интересует ваша бывшая ученица, – ответил Расбах.

– Которая? – спросила она.

– Энн Конти. Но когда она здесь училась, ее звали Энн Драйз.

Мисс Бекк не сразу ответила. Затем она коротко кивнула и сказала:

– Ясно.

– Вас, наверное, еще здесь не было, когда она училась, – сказал Расбах.

– Да, боюсь, это было до меня. Бедняжка. Я видела ее по телевизору. Сколько ей лет?

– Тридцать два, – ответил Расбах. – Кажется, она проучилась в школе Святой Милдред с подготовительной школы и до самого выпуска.

Мисс Бекк улыбнулась:

– Многие девочки приходят к нам в подготовительную школу и не уходят, пока не поступят в хороший университет. Среди наших учениц очень высокий процент поступивших.

Расбах улыбнулся ей в ответ:

– Нам бы хотелось взглянуть на ее личное дело и, желательно, поговорить с людьми, которые знали ее, когда она здесь училась.

– Сейчас посмотрим, что я могу для вас сделать, – ответила мисс Бекк и вышла.

Она вернулась несколько минут спустя с темно-желтой папкой в руках.

– Да, как вы и сказали, она училась здесь с подготовительной школы и до выпуска. Отличная ученица. Поступила в Корнуэлл.

Работа этой женщины в основном сводится к пиару, подумал Расбах, протягивая руку за папкой. Дженнингс наклонился, чтобы тоже заглянуть в дело. Расбах был уверен: теперь директриса сожалеет, что Энн Конти, репутация которой, возможно, запятнана, когда-то почтила стены школы Святой Милдред своим присутствием.

Пока они с Дженнингсом молча просматривали папку, мисс Бекк что-то перебирала у себя на столе. В основном в папке были одни отчеты об успеваемости со сплошь отличными оценками. Ничего такого, что бросалось бы в глаза.

– Кто-нибудь из ее бывших учителей еще работает? – спросил Расбах.

Мисс Бекк задумалась. Наконец, она ответила:

– Большинство больше здесь не работает, но мисс Бликер только в прошлом году ушла на пенсию. Я видела в деле, что в старших классах она несколько лет вела у Энн английский. Можете поговорить с ней. Она живет недалеко отсюда. – Директриса записала на листке бумаги имя и адрес.

Расбах взял листок и ответил:

– Спасибо, что уделили время.

Они с Дженнингсом пошли обратно к раскаленной машине. Расбах сказал:

– Поехали поговорим с Бликер. Перекусим сэндвичами по дороге.

– Что ты рассчитываешь узнать? – спросил Дженнингс.

– Никогда не рассчитывай заранее, Дженнингс.

15

Они подъехали к дому пожилой учительницы. Дверь им открыла женщина с прямой спиной и цепким взглядом. Она выглядит в точности как учительница английского из частной школы для девочек на пенсии, подумал Расбах.

Мисс Бликер внимательно изучила значки детективов и смерила их взглядом, прежде чем впустить.

– Всегда лучше перестраховаться, – сказала она.

Дженнингс бросил Расбаху красноречивый взгляд, пока она вела их по узкому коридору в гостиную.

– Пожалуйста, садитесь, – предложила она.

Расбах с Дженнингсом сразу же опустились в мягкие кресла. Сама она неторопливо устроилась на диване напротив. На кофейном столике лежал толстый роман «Барчестерские башни» Троллопа серии «Пингвин-классика», и рядом «Айпад».

– Чем могу вам помочь, джентльмены? – спросила она и добавила: – Хотя я, кажется, знаю, почему вы здесь.

Расбах выдал свою самую обезоруживающую улыбку.

– И как вы думаете, почему мы здесь, мисс Бликер?

– Вы хотите поговорить об Энн. Я ее узнала. Она во всех новостях. – Расбах с Дженнингсом обменялись быстрыми взглядами. – Ее звали Энн Драйз, когда она у меня училась.

Ужасное происшествие. Я очень расстроилась, когда увидела по телевизору, – она глубоко вздохнула. – Не думаю, что я многое вам могу рассказать о том, что тогда случилось, потому что я ничего не знаю. Я пыталась выяснить, но никто мне ничего не рассказывал.

Расбах почувствовал, что его охватывает нетерпеливое возбуждение.

– Почему бы вам не начать с самого начала, – сдержанно попросил он.

Она кивнула:

– Энн мне нравилась. Она хорошо успевала по английскому. Не самая одаренная ученица, но прилежная. Серьезная. И тихоня. Сложно было понять, что творится у нее в голове. Любила рисовать. Я знала, что другие девочки над ней издеваются. Я пыталась это прекратить.

– Как именно над ней издевались?

– Как обычно издеваются избалованные богатенькие девочки. У которых денег больше, чем мозгов. Называли ее толстой. Конечно, она не была толстой. Это они были как спички. Нездоровая худоба.

– Когда это все происходило?

– Когда она училась в классе десятом-одиннадцатом. У нас были три девочки – считали себя избранными. Три самые хорошенькие девочки в школе нашли друг друга и объединились в клуб, куда никто больше не мог вступить.

– Вы помните их имена?

– Конечно. Дебби Ренцетти, Дженис Фогл и Сьюзан Гивенс. – Дженнингс записал имена в блокнот. – Этих трех я не забуду.

– И что случилось?

– Не знаю. Сегодня три красотки, как обычно, травят Энн, а назавтра мы узнаем, что одна из них в больнице, а остальные обходят Энн за километр. Сьюзан недели две не ходила в школу. Нам сказали, что она упала с велосипеда и ударилась головой.

Расбах слегка наклонился к ней.

– Но вы ведь в это не верите? Как вы думаете, что случилось на самом деле?

– Точно не знаю. В школу вызывали родителей и беседовали за закрытыми дверями. Дело замяли. Но я уверена, Энн просто надоело это терпеть.



Расбах с Дженнингсом вернулись в участок и, покопавшись в документах, выяснили, что две из упомянутых учительницей девочек, Дебби Ренцетти и Сьюзан Гивенс, переехали со своими семьями в другой город сразу после окончания школы. Дженис Фогл, по удачному стечению обстоятельств, до сих пор жила здесь. Когда Расбах повзонил ей, удача его не подвела: она была дома и готова была приехать в участок, чтобы поговорить.

Расбаха вызвали в приемную, когда она появилась ровно в назначенное время. Он вышел ее встретить. Он знал, чего ожидать, но не смог не поразиться ее красоте. Интересно, каково это, подумал Расбах, быть такой красивой в старших классах, когда большинство детей болезненно переживает недостатки своей внешности? Он задумался над тем, как это повлияло на ее дальнейшую судьбу. На секунду ему вспомнилась Синтия Стиллвелл.

– Мисс Фогл, – поздоровался Расбах. – Я детектив Расбах. Это детектив Дженнингс. Спасибо, что зашли. Если не возражаете, мы зададим вам несколько вопросов.

В ответ на его слова она нахмурилась, как будто смирившись с неизбежным.

– Честно говоря, я ожидала, что мне позвонят, – сказала она.

Они провели ее в комнату для допросов. Она, казалось, занервничала, когда ей сообщили о видеокамере, но не стала возражать.

– Вы с Энн Конти – ее тогда звали Энн Драйз – вместе учились в школе Святой Милдред, – начал Расбах, когда со вступлениями было покончено.

– Да, – ответила Дженис тихо.

– Какой она была?

Дженис какое-то время молчала, как будто не была уверена, что сказать.

– Она была славной.

– Славной? – Расбах ждал продолжения.

Неожиданно ее лицо сморщилось и она расплакалась. Расбах, не произнося ни слова, деликатно подтолкнул к ней поближе коробку с бумажными салфетками.

– Правда в том, что она была милой девочкой, а я – конченой стервой. Мы со Сьюзан и Дебби вели себя ужасно. Мне теперь так стыдно. Я вспоминаю, какой была, и мне просто не верится. Мы были так жестоки с ней без всякой на то причины.

– Что значит «жестоки»?

Дженис отвернулась и аккуратно высморкалась. Потом посмотрела в потолок, стараясь успокоиться.

– Дразнили ее. Смеялись над ее внешностью, одеждой. Мы думали, что мы лучше нее – лучше всех остальных, – она посмотрела на него, невесело улыбнувшись. – Нам было по пятнадцать. Конечно, это не оправдание.

– Так что случилось?

– Это длилось несколько месяцев, и она просто терпела. Никогда не огрызалась в ответ и притворялась, что ее это не задевает, но нам казалось, это потому, что она такая убогая. Вообще-то я считала это своего рода смелостью – день за днем делать вид, что все в порядке, когда очевидно, что это не так, но я держала свое мнение при себе.

Расбах ободряюще кивнул, чтобы она продолжала.

Она посмотрела на бумажный платок в руках, тяжело вздохнула и снова подняла глаза на Расбаха.

– Однажды она просто сорвалась. Мы трое – Дебби, Сьюзан и я – по какой-то причине задержались в школе. Мы были в женском туалете, когда зашла Энн. Она увидела нас и застыла. Потом сказала: «Привет», – помахала нам и зашла в кабинку. Должна признать, это требует определенного мужества, – она остановилась, а затем продолжила: – Ну, и мы стали издеваться, – она замолчала.

– Как именно? – спросил Расбах.

– Стыдно признаться. Что-то вроде: «Как там твоя диета? А то ты, кажется, стала еще толще», – и в таком духе. Мы были к ней довольно жестоки. Потом она вышла из кабинки и подошла прямо к Сьюзан. Никто этого не ожидал. Энн схватила ее за горло и ударила головой об стену. Там были бетонные стены, покрытые такой глянцевой краской, бледно-розовые, и удар был сильным. Сьюзан просто упала. Кровь размазалась по всей стене, – лицо Дженис исказила гримаса, как будто она снова была в школьном туалете и смотрела на подругу, лежащую на полу без сознания, и пятна крови на стене. – Я подумала, Энн убила ее.

– Продолжайте, – подбодрил Расбах.

– Мы с Дебби завизжали, а Энн не издала ни звука. Дебби была ближе к двери, поэтому она побежала за помощью. Мне было очень страшно оставаться с Энн наедине, но она стояла между мной и дверью, и я боялась пошевелиться. Энн посмотрела на меня, а глаза у нее были такие пустые. Как будто она была где-то в другом месте. Я даже не знала, видит ли она меня. Это было жутко. Наконец, появились учительница, а потом директриса. Они позвонили в «скорую», – Дженис умолкла.

– Кто-нибудь вызвал полицию?

– Шутите? – она посмотрела на него с удивлением. – В частных школах так не делают. Директрисе главное было избежать огласки. Я знаю, они что-то придумали. Мать Энн явилась в школу, и наши родители тоже, и со всем этим просто… разобрались. Понимаете, мы получили, на что нарывались, это было всеобщее мнение.

Расбах спросил мягко:

– Что случилось после того, как вызвали «скорую»?

– Они приехали, положили Сьюзан на носилки и отнесли в машину. Мы с Дебби и другой учительницей пошли со Сьюзан. Мы с Дебби плакали, у нас началась истерика. Директриса отвела Энн в свой кабинет дожидаться ее матери. Сьюзан увезла «скорая», а мы с Дебби и учительницей остались на парковке ждать, когда подъедут наши родители.

– Помните что-нибудь еще? – спросил Расбах.

Дженис кивнула:

– Прежде чем директриса увела Энн, Энн посмотрела на меня, как будто ничего не произошло, и спросила: «Что случилось?».

Расбах спросил:

– И что вы тогда подумали?

– Что она сумасшедшая.



Почтальон за дверью старается пропихнуть в щель для почты толстую пачку писем. Энн стоит на кухне и смотрит. Она могла бы открыть дверь и забрать их у него, чтобы облегчить ему работу, но ей не хочется. Она знает, что все это – письма с оскорблениями в ее адрес. Почтальон поднимает глаза и видит ее в окне. Их взгляды на секунду встречаются, потом он опускает глаза и пытается просунуть сквозь щель остальные конверты. Они с этим самым почтальоном обменивались любезностями меньше недели назад. Но все изменилось. Письма ворохом валятся на пол у двери. Почтальон силится протиснуть последний толстый конверт, но тот застревает. Он пропихивает его наполовину, а потом разворачивается и уходит к другому дому.

Энн стоит, глядя на ворох под дверью и на торчащий из щели конверт. Он не дает щели закрыться. Энн идет к двери и пытается его вытащить. Это специальный толстый конверт для бандеролей. Он застрял, и она не может его сдвинуть. Ей нужно открыть дверь и вытащить его снаружи. Она выглядывает из окна, чтобы посмотреть, есть ли кто-нибудь поблизости. Репортеры, дежурившие у дома утром, когда полиция собиралась уезжать, исчезли. Энн открывает дверь и рывком выдергивает конверт из щели, потом быстро проскальзывает обратно, закрывает дверь и запирает ее на замок.

Машинально открывает конверт.

Внутри мятно-зеленое боди.

16

Энн закричала.

Марко услышал ее крик и бросился из спальни вниз по лестнице. Он увидел ее у двери, среди вороха писем на полу, с конвертом в руках. Увидел, что из конверта выглядывает зеленое боди.

Она обернулась. Лицо ее было мертвенно-бледным.

– Только что пришло с почтой, – сказала она, и ее голос прозвучал как-то странно и пусто.

Марко подошел, она протянула ему конверт. Вместе они смотрели на него, едва решаясь дотронуться. Что, если это розыгрыш? Что, если кто-то подумал: вот весело будет послать зеленое боди ужасным родителям, которые оставили малыша одного?

Марко взял конверт из рук Энн и осторожно раскрыл до конца. Вытащил боди. На вид это было боди Коры. Марко перевернул его. Спереди вышит кролик.

– Боже, – выдохнула Энн и, прижав руки к лицу, зарыдала.

– Ее, – сказал Марко хрипло. – Коры.

Энн кивнула, не в силах произнести ни звука.

К изнанке была приколота записка, напечатанная мелким шрифтом.

Девочка цела. Выкуп – пять миллионов долларов. НЕ сообщайте полиции. Привезите деньги в четверг в 14:00. Покажется полиция – вы никогда больше ее не увидите.



Под текстом была подробная карта.

– Мы вернем ее, Энн! – закричал Марко.

Энн казалось, что она вот-вот упадет в обморок. После всего, через что они прошли, это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Она забрала у Марко боди, поднесла к лицу и вдохнула слабый запах своего ребенка. Она чувствует запах! Едва смогла это вынести. Она снова вдохнула и почувствовала слабость в коленях.

– Мы сделаем в точности, как тут написано, – сказал Марко.

– Может быть, стоит сообщить полиции?

– Нет! Тут написано не сообщать им. Нам нельзя облажаться. Понимаешь? Слишком рискованно вовлекать полицию. Если он почует, что его собираются схватить, он может просто избавиться от Коры! Мы должны его слушаться. Никакой полиции.

Энн кивнула. Она боялась действовать на свой страх и риск. Но Марко был прав. Что полиция для них сделала? Ничего. Полиция только подозревала их. Там у них друзей нет. Придется им самим вернуть Кору.

– Пять миллионов, – произнес Марко напряженным голосом. Он поднял на нее взгляд с внезапным беспокойством. – Думаешь, твои родители дадут нам пять миллионов?

– Не знаю, – она нервно закусила губу. – Должны.

– У нас не так много времени. Два дня, – сказал Марко. – Надо спросить твоих родителей. Им же нужно еще собрать деньги.

– Я им позвоню, – она подошла к телефону на кухне.

– Только с мобильного. И Энн, скажи им сразу – никакой полиции! Никто не должен знать.

Она кивнула и взяла мобильный.

Они, Энн и Марко, сидели бок о бок на диване в гостиной. Мать Энн с достоинством восседала на краешке кресла, отец мерил шагами пространство гостиной между диваном и окном. Все смотрели на него.

– Вы уверены, что это ее одежда? – спросил он снова, останавливаясь.

– Да, – резко ответила Энн. – Почему ты мне не веришь?

– Просто нужно убедиться. Пять миллионов – это большие деньги, – раздраженно говорит он. – Нужно убедиться, что мы имеем дело с человеком, который действительно похитил Кору. Об этом писали во всех газетах. Возможно, кто-то пытается извлечь выгоду.

– Это одежда Коры, – твердо сказал Марко. – Мы узнаем ее.

– Так вы можете достать деньги или нет? – спросила Энн напряженно. Она с тревогой посмотрела на мать. Только она начала надеяться, как все снова грозит рухнуть. Почему отец так с ней поступает?

– Конечно, мы достанем деньги, – ответила мать твердо.

– Я не сказал, что мы не можем их достать, – сказал отец. – Я сказал, что, возможно, это будет непросто. Но если я должен свернуть горы, я их сверну.

Марко посмотрел на тестя, пытаясь скрыть неприязнь. Все они знали, что деньги по большей части принадлежат матери Энн, но Ричарду просто необходимо было вести себя так, как будто они его. Как будто он их сам заработал. Вот урод.

– Два дня не так много, чтобы собрать столько денег. Придется обналичить некоторые вложения, – заявил Ричард самодовольно.

– Это не проблема, – ответила мать Энн. Она посмотрела на дочь. – Не волнуйся о деньгах, Энн.

– Вы можете это сделать тихо, чтобы никто не узнал? – спросил Марко.

Ричард громко выдохнул, размышляя.

– Мы поговорим с адвокатом о том, как это провернуть. Что-нибудь придумаем.

– Слава богу, – с облегчением сказала Энн.

– И как именно будет проходить обмен? – спросил Ричард.

Марко ответил:

– Как сказано в записке. Никакой полиции. Я поеду туда с деньгами. Отдам ему деньги, он отдаст мне Кору.

– Может, мне поехать с тобой, чтобы ты не облажался? – спросил отец Энн.

Марко посмотрел на него с откровенной враждебностью.

– Нет, – ответил он и добавил: – Он может передумать, если увидит постороннего.

Они пристально посмотрели друг на друга.

– Я здесь выписываю чеки, – произнес Ричард.

– Вообще-то чеки выписываю я, – резко осадила его Элис.

– Пап, пожалуйста, – умоляюще произнесла Энн, которую охватил ужас при мысли, что отец сейчас все испортит. Она переводила тревожный взгляд с него на мать и обратно.

– У нас нет доказательств, что Кора вообще жива, – сказал Ричард. – Возможно, это уловка.

– Если Коры там не окажется, я не оставлю ему деньги, – ответил Марко, глядя на Ричарда, который снова принялся расхаживать перед окном.

– Мне это не нравится, – заявил Ричард. – Нужно сообщить полиции.

– Нет! – воскликнул Марко. Они обменялись долгими взглядами. Ричард первым отвел глаза.

– Разве у нас есть выбор? – пронзительно воскликнула Энн.

– Мне все-таки это не нравится, – сказал Ричард.

– Мы сделаем в точности так, как сказано в записке, – твердо сказала мать Энн и бросила на мужа выразительный взгляд.

Ричард посмотрел на нее и ответил:

– Прости, Энн. Ты права. Выбора нет. Нам с твоей мамой лучше начать собирать деньги.



Марко смотрел, как тесть с тещей идут к своему «Мерседесу» и отъезжают от дома. Он почти не ел с тех пор, как все это началось. Джинсы висели на нем мешком.

Это было ужасно, когда Ричард засомневался, стоит ли давать деньги. Но он всего лишь красовался. Ему нужно было изобразить из себя лидера. Убедиться, что его здесь считают важной персоной.

– Я знала, что мы можем на них рассчитывать, – сказала Энн, неожиданно появляясь рядом с Марко.

Как она всегда умудряется сказать совсем не то, что нужно? По крайней мере, когда дело касается ее родителей. Почему она не видит своего отца таким, какой он есть? Неужели не замечает, что он манипулятор? Но Марко молчит.

– Все будет хорошо, – сказала Энн и взяла руку Марко. – Мы вернем ее. И тогда все поймут, что жертвы здесь мы, – она сжала его ладонь. – А потом мы заставим этих чертовых полицейских извиниться.

– Твой отец никогда не позволит нам забыть, что мы у них в долгу.

– Он ведь не услугу нам оказывает! Уверена, он думает в первую очередь о спасении Коры! Они не станут нам этого припоминать.

Его жена иногда бывает такой наивной. Марко сжал ее руку в ответ.

– Почему бы тебе не прилечь и не попытаться поспать? А я отлучусь ненадолго.

– Сомневаюсь, что у меня получится заснуть, но я попробую. Куда ты?

– Загляну в офис, проверю, как дела. Я не был там с тех пор как… как Кору похитили.

– Хорошо.

Марко обнял жену.

– Не могу дождаться, когда увижу ее снова, Энн, – прошептал он.

Она кивнула ему в плечо. Он отпустил ее и смотрел ей вслед, пока она поднималась по лестнице.

Он взял ключи со столика в прихожей и вышел из дома.



Энн собирается лечь. Но она вся на нервах: не осмеливается поверить, что ее ребенок скоро вернется к ней, и отчаянно боится, что все пойдет прахом. Как сказал отец, у них нет доказательств, что Кора вообще до сих пор жива.

Вот только Энн отказывается верить, что ее дочь умерла.

Она таскает зеленое боди с собой повсюду, подносит к лицу, вдыхает запах своего ребенка. Она так скучает по дочери, что чувствует почти физическую боль. Ее груди ноют. В коридоре второго этажа она останавливается, прижимается к стене и соскальзывает по ней на пол рядом с детской. Если она закроет глаза и прижмет боди к лицу, она сможет представить, что Кора до сих пор здесь, в доме, прямо через коридор от нее. На несколько мгновений Энн позволяет себе притвориться, что это так. Потом открывает глаза.

Тот, кто прислал боди, потребовал пять миллионов долларов. Кем бы он ни был, он явно знает, что их малышка стоит эти пять миллионов и что Энн с Марко могут достать деньги.

Возможно, это кто-то знакомый, пусть даже поверхностно. Она медленно поднимается на ноги, потом застывает на пути в спальню. Возможно даже, это кто-то, кого они хорошо знают, кому известно, что у них есть доступ к деньгам.

Когда все это закончится, когда они вернут Кору, думает Энн, она всю свою жизнь посвятит дочери… и тому, чтобы найти человека, который ее похитил. Может быть, она никогда не перестанет при встрече гадать, не тот ли это самый человек, который забрал ее ребенка или знал, кто это сделал.

До нее неожиданно доходит, что, возможно, стоило обращаться с боди аккуратнее. Если все пойдет не так и Кора не вернется, им придется передать его – вместе с запиской – полиции как вещественное доказательство и убедить их в своей невиновности. Конечно, полиция больше не будет их подозревать. Но любая информация, которую можно было бы извлечь из боди, наверняка уничтожена, после того как она его трогала, нюхала, вытирала им слезы. Она расправляет и кладет боди на комод в спальне. Смотрит, как оно лежит, заброшенное, на комоде. Оставляет его там вместе с приколотой запиской с инструкциями. Они не могут позволить себе допустить ошибку.

Она впервые одна в доме с той самой ночи, как Кора исчезла, понимает она вдруг. Если бы только она могла переместиться назад во времени. Прошедшие дни слились в сплошной туман из страха, ужаса, боли, отчаяния… и предательства. Она сказала полиции, что доверяет Марко, но это неправда. Она не верит тому, что он говорил про Синтию. И, возможно, у него есть от нее другие секреты. В конце концов, у нее есть секреты от него.

Энн переходит от своего комода к комоду Марко и открывает верхний ящик. Она роется бесцельно среди носков и белья. Когда она заканчивает с первым ящиком, открывает следующий. Она не знает, что ищет, но узнает, когда найдет.

17

Марко садится в машину, но вместо того чтобы ехать в офис, сворачивает на шоссе и выезжает из города. Он лавирует в транспортном потоке, его «Ауди» откликается на каждое прикосновение. Минут через двадцать он сворачивает на другое шоссе, поуже. Вскоре он добирается до знакомой проселочной дороги, которая ведет к относительно уединенному озеру.

Он тормозит на усыпанной гравием стоянке рядом с озером. Здесь есть небольшой каменистый пляж со старыми, потрепанными непогодой столами для пикника; Марко не часто видел, чтобы за ними кто-нибудь сидел. В озеро вдается длинный причал, от которого больше не отходят лодки. Марко ездит сюда уже несколько лет. Он приезжает один, когда ему нужно подумать.

Он ставит машину в тени под деревом и выходит. День солнечный и жаркий, но с озера дует легкий ветерок. Он садится на капот и смотрит на воду. Вокруг никого – место пустынно.

Он говорит себе, что все будет хорошо. С Корой все в порядке, должно быть в порядке. Родители Энн достанут деньги. Его тесть никогда не упустит возможности поиграть в героя или важную шишку, даже если это будет стоить ему целое состояние. Особенно если все будет выглядеть так, будто он вытаскивает Марко из передряги. Они с тещей прекрасно проживут и без этих денег, думает Марко.

Он глубоко вдыхает и выдыхает озерный воздух, пытаясь успокоиться. Пахнет тухлой рыбой, но это не важно. Ему нужен воздух в легких. Последние несколько дней он жил как в аду. Марко не создан для такого. Его нервы на пределе.

Он чувствует раскаяние, но в конечном итоге оно того стоило. Скоро у него будут и Кора, и деньги, и тогда все наладится. Их дочь вернется к ним. И он получит два с половиной миллиона долларов, которые спасут его бизнес. Мысль о том, что деньги тестя достанутся ему, вызывает у Марко улыбку. Он ненавидит этого ублюдка.

С этими деньгами он сможет заплатить по всем счетам и вывести компанию на новый уровень. Придется вводить их в оборот постепенно, прикинувшись каким-нибудь анонимным инвестором, через Бермуды. Никто никогда не узнает. Его сообщник, Брюс Неланд, получит свою долю, уедет и будет держать рот на замке.

Марко едва не пошел на попятную. Когда няня в последнюю минуту сообщила, что не придет, он запаниковал. Едва не отменил все. Он знал, что Катерина всегда засыпает в наушниках, когда остается с ребенком. Дважды они с Энн возвращались домой незадолго до полуночи и заставали ее спящей без задних ног на диване в гостиной. Разбудить ее было непросто. Энн это не нравилось. Она считала Катерину не лучшей няней, но в их районе, где так много маленьких детей, в принципе сложно было найти няню.

План был такой: Марко выйдет покурить в полпервого, прокрадется в дом, вытащит малышку из кроватки и вынесет ее на задний двор, пока Катерина спит. Если бы она проснулась и увидела, как он заходит, он сказал бы, что решил проверить дочь, раз они в соседнем доме. А если бы она проснулась и увидела, как он выносит ребенка, он сказал бы, что заберет Кору на минутку, чтобы похвастаться ею перед соседями. В любом случае похищение бы отменилось.

А если бы все прошло, как задумано, то получилось бы, что младенца похитили из детской в то время, когда няня была внизу.

Но потом она сообщила, что не придет. Марко был в отчаянии, и ему пришлось импровизировать. Он убедил Энн оставить Кору дома с условием, что они будут проверять ее каждые полчаса. Его задумка была бы неосуществима, если бы у видеоняни работал экран, но остался только звук, и он решил, что справится. Вынесет Кору через задний двор к машине, когда пойдет ее проверять. Он знал: их с Энн станут осуждать за то, что они оставили ребенка одного, но счел, что игра стоит свеч.

Если бы ему казалось, что Коре будет угрожать хоть малейшая опасность, он бы никогда на это не пошел. Ни за какие деньги.

Мучительно тяжело было все эти дни не видеть дочери. Не иметь возможности подержать ее, поцеловать в макушку, почувствовать запах ее кожи. Он не мог даже позвонить и проверить, как она, убедиться, что с ней все хорошо.

Невыносимо было не знать, что, черт возьми, происходит.

Марко говорит себе, что с Корой все в порядке. Ему нужно просто потерпеть. Скоро все закончится. Они получат и Кору, и деньги. Особенно мучает его совесть из-за того, как тяжело пришлось Энн, но он говорит себе, что она будет так счастлива, когда Кора вернется, что, возможно, по-новому взглянет на вещи. Последние несколько месяцев были сплошным кошмаром: вдобавок к собственным проблемам с финансами ему еще приходилось смотреть, как его жена все сильнее отдаляется, погружаясь в пучину своей депрессии.

Ему пришлось гораздо тяжелее, чем он ожидал. Когда Брюс Неланд не позвонил в первые двенадцать часов, Марко занервничал. Они договаривались ждать не больше двенадцати часов перед тем, как выйти на связь. Когда в субботу вечером Брюс так и не объявился, Марко стал опасаться, что тот струсил. Дело привлекло слишком много внимания. Но что еще хуже – Брюс не отвечал по телефону, на который Марко должен был звонить в случае крайней необходимости.

Марко передал собственного ребенка сообщнику, который не следовал плану и с которым он не мог связаться. Он с ума сходил от беспокойства. Брюс ведь не причинит ей вреда?

Марко подумывал о том, чтобы признаться и рассказать полиции все, что ему известно о Брюсе Неланде, в надежде, что они смогут выследить его вместе с Корой. Но потом он решил, что это слишком большой риск для дочери. И стал выжидать.

А потом им по почте прислали боди. Он испытал невероятное облегчение, как только увидел конверт. Он решил, что Брюс просто не решился позвонить домой, как они планировали, даже с телефона, который невозможно отследить. Наверное, боялся полиции. Поэтому нашел другой способ связаться.

Еще два дня, и все будет позади. Марко отвезет деньги на место встречи (которое они вдвоем выбрали заранее) и заберет Кору. А уже после он позвонит полиции и расскажет им. Даст фальшивое описание Брюса и его машины.

Если и был более простой способ быстро достать пару миллионов, Марко не смог его найти. Видит Бог, он пытался.



Родители Энн приехали в четверг утром с деньгами. Сотни пачек. Пять миллионов долларов непомеченными купюрами. Банковские сотрудники засовывали деньги пачками в машинки для пересчета. Родителям Энн пришлось постараться, чтобы собрать столько наличности за такой короткий срок; это было непросто. И Ричард никому не давал об этом забыть. Оказалось, что деньги занимают очень много места. Ричард упаковал их в три большие спортивные сумки.

Марко с беспокойством следил за женой. Энн с матерью сидели на диване, мать как будто спрятала дочь под своим крылом. Энн выглядела маленькой и уязвимой. Марко хотел, чтобы Энн была сильной. Ему нужно было, чтобы она была сильной.

Он напомнил себе, что нервы у нее на пределе. Ей было даже хуже, чем ему, если такое вообще возможно. Сам он едва не разваливался на куски от напряжения, а ведь он был в курсе, что происходит. А Энн нет. Она не знала, что сегодня они вернут Кору, ей оставалось только надеяться. Ему ведь было точно известно, что через два-три часа Кора будет дома. Что скоро все это закончится.

Брюс должен был поместить долю Марко на офшорный счет, как они планировали. У них никогда больше не будет друг с другом никаких контактов. Их ничего не будет связывать. Марко будет чист. Он вернет себе ребенка и вдобавок получит деньги, которые ему сейчас были так необходимы.

Неожиданно Энн сбросила руку матери и поднялась на ноги.

– Я хочу с тобой, – заявила она.

Марко встревоженно посмотрел на нее. Глаза ее остекленели, она дрожала всем телом. Взгляд, направленный на него, был странным, отчего на мгновение ему показалось, что она обо всем догадалась. Но это было невозможно.

– Нет, Энн, – ответил он. – Я поеду один, – и твердо добавил: – Мы об этом уже говорили.

Ему нужно было, чтобы она осталась.

– Я могу посидеть в машине, – сказала она. Он крепко ее обнял и прошептал на ухо:

– Тихо, тихо… Все будет хорошо. Я вернусь с Корой, обещаю.

– Ты не можешь этого обещать. Не можешь! – она сорвалась на крик. Марко, Элис и Ричард посмотрели на нее с тревогой.

Он держал ее в объятиях, пока она не успокоилась, и впервые ее родители не стали вмешиваться и дали ему побыть мужем. Наконец, он ее отпустил, посмотрел ей в глаза и произнес:

– Энн, мне пора. Потребуется час, чтобы туда добраться. Я позвоню с мобильного, как только она будет со мной, хорошо?

Энн кивнула, немного успокоившись, но на лице ее по-прежнему отражалась тревога.

Ричард пошел с Марко в гараж, чтобы погрузить деньги в машину. Они вынесли сумки на задний двор, положили их в багажник «Ауди» Марко и заперли его.