Джек Роган

СИМФОНИЯ ПРОКЛЯТЫХ

Моей жене Николь
Благодарности

Моя благодарность выдающемуся редактору Энн Гроэлль за ее терпение, понимание и энтузиазм. И разумеется, огромное спасибо Дэвиду Померико и всей его команде. Я также благодарю за советы, помощь и знание дела специального агента ФБР Дану Райднур, преподавателей Университета Тафтс Сьюзан Эрнст и Энн Гардалски, а также всех, кто помогал мне в порту Майами.

Пролог

Пение началось в полночь, а вскоре пришла смерть.

Браулио стоял в рулевой рубке «Марипосы», курил и прислушивался к скрипу шпангоутов рыбачьей шхуны. Лязг металлических блоков лебедки на палубе походил на позвякивание буя. Впрочем, на расстоянии половины дня пути от «Марипосы» ни одного буя не было. Шхуна находилась за границами карты, за краем мира.

В сгущающихся сумерках кончик сигареты светился оранжевой точкой. Легкий ветерок, ворвавшийся в рубку, унес дым, однако внутри все равно стояла духота. Браулио всю жизнь провел на островах Коста-Рики и в открытом море. В свои пятьдесят четыре он был самым старым на шхуне, но даже ему не доводилось бывать в здешних водах. Сюда никто не заходил, разве что сбивался с пути или планировал провернуть какое-нибудь дельце.

Разумеется, тайное и противозаконное.

Жизнь Браулио была заметно проще, когда он только ловил рыбу.

— Есть что-нибудь? — спросил он.

Эстебан развалился на стуле, прикрепленном к полу, откинувшись на спинку и закрыв глаза. Перед ним стоял радиоприемник, который тихонько, без слов шелестел, выдавая лишь помехи. Эстебан приоткрыл глаза, прищурился и посмотрел на Браулио:

— А ты что-нибудь слышишь?

Браулио тряхнул головой, отвернулся и направился на палубу, которая раскачивалась под ним, но он твердо держался на ногах — вся жизнь прошла в море. На суше он чувствовал себя неуверенно. Его дом был здесь, по крайней мере до недавнего времени, пока возраст не начал брать свое. Работы становилось все меньше, и нужда заставила его превратиться в преступника.

Слышал ли он что-нибудь? Только звуки, которые издавала старая рыбачья шхуна, и тихие голоса команды. Внизу, в каюте, Альберто и Хавьер играли в карты. Эктор с удочкой в руках стоял на корме, и леска плыла по течению в сторону темного горбатого острова в отдалении. Крус, первый помощник, сидел на носу и пил дорогое виски, хотя в его состоянии вряд ли мог оценить качество напитка. Капитан Руис, похоже, с радостью позволял Крусу делать набеги на его личные запасы, но скряга никогда не делился с остальной командой.

Браулио сделал еще одну затяжку, пытаясь унять дрожь в пальцах, и, выдохнув облако сигаретного дыма, выругался про себя. Руки начали дрожать несколько месяцев назад, сначала изредка, но постепенно это случалось чаще и чаще. Он винил возраст, убеждая себя, что повредил руки, занимаясь добычей рыбы, однако положение с каждым днем становилось все хуже, и Браулио понимал, что ему следовало бы сходить к врачу. И вот тогда он решил, что не хочет ничего знать.

Но скрывать от команды, что у него дрожат руки, становилось все труднее. Только сегодня утром Хавьер обратил на это внимание, и Браулио наплел ему про лекарство от артрита.

Впрочем, курение помогало. Когда он сосредотачивался на сигарете и подносил ее к губам, ему казалось, будто мышцы немного расслабляются. Давно знакомое действие — привычное ощущение покоя, запах и вкус — снимало напряжение и успокаивало. И пусть в легкие Браулио проникал смертоносный яд, который со временем прикончит его, но сейчас ему было просто необходимо выкурить сигарету, и не только для того, чтобы унять дрожь в руках.

Эстебан сидел перед радиоприемником. Если бы прозвучал сигнал вызова, он услышал бы его и отправил ответ. Потом немедленно доложил бы Крусу, и первый помощник поделился бы новостью с остальной командой. Но в эфир никто не вышел — ни покупатели, которые назначили встречу, ни капитан Руис.

Вот он беспокоил Браулио больше всего.

Рыбак прислонился к перилам и отвернулся от острова. Он не хотел смотреть на него и думать о том, почему они потеряли связь с капитаном и тремя членами команды, сошедшими на берег. На западном горизонте догорали последние искорки дня, на востоке царил мрак, но с острова не было никаких известий. Это не входило в их планы. Тем, кто направился туда, давно следовало вернуться.

Тишина тревожила Браулио. Как, впрочем, и всех, кто остался на борту, хотя никто этого не показывал. Все затаили дыхание, пытаясь понять, что случилось. Они потеряли связь не только с капитаном. Покупатели давно должны были подать радиосигнал. Тем не менее молчали и те и другие.

Браулио проследил за краем солнца, которое опускалось на западном горизонте, и его передернуло.

Проклятый Руис решил, что он самый умный в мире, но за свою длинную жизнь Браулио понял одну важную вещь: попытки перехитрить всех на свете к добру не приводят. «Марипоса» вышла из порта Коста-Рики с оружием на борту, как и планировалось. Легкая работа: встретиться с клиентом, передать ему груз, получить деньги и, прежде чем вернуться домой, поймать тонну рыбы. Но капитан все усложнил.

«Острова нет ни на одной карте», — едва слышно прошептал Руис вечером в баре. В его глазах полыхали жадность и выпитое виски. Он разложил на столе старинную пожелтевшую карту, прижав ее края запотевшими пивными бутылками. «Остров находится вот здесь. Карта очень старая, ей, наверное, лет сто. Как ты думаешь, что это за значки?»

К его чести следует заметить, что вопрос был хорошим. Метки на карте обозначали… что-то. Руис не сомневался, что перед ними старая пиратская карта, Браулио считал, что это смешно, но не осмеливался высказать свое мнение вслух. В конце концов, а вдруг карта действительно пиратская. Кто может знать такое наверняка?

Руис перенес встречу с клиентами в место, расположенное неподалеку от острова, и «Марипоса» прибыла туда на день раньше назначенного срока. Капитану требовалось время, чтобы обследовать остров и понять, что означают метки на карте. Остальные члены команды дружно поддержали его, потому что были достаточно молоды, чтобы верить в спрятанные в тайниках сокровища.

Все это не слишком волновало Браулио, пока ему платили деньги. Но немногим больше шести часов назад, после того как они поняли, что координаты на карте нанесены не совсем точно, все наконец увидели остров. Стоило Браулио посмотреть на него, как ему стало не по себе.

Остров представлял собой кладбище, но покой здесь нашли не люди, а полузатопленные брошенные суда.

— Что такое? Что все это значит? — спросил Эктор.

— Ты что, суеверный дурачок? — рассмеялся Крус, первый помощник. — Разве ты не слышал истории про Саргассово море? Наверное, тут пересекаются разные течения, которые приносят сюда корабли — и они разбиваются о скалы.

Некоторые члены команды закивали — их такое объяснение устроило. Эктор взглянул на Браулио, словно искал у него подтверждения. Но старик, не обращая на него внимания, смотрел на капитана. У Круса всегда и на все имелся ответ, и парням из команды хотелось вышвырнуть первого помощника за борт по крайней мере раз в день. Впрочем, его объяснение звучало вполне правдоподобно, хотя поверить в него было трудно.

Как раз в этот момент Руис решил, что он умнее всех.

— Сложите ящики с оружием в спасательные шлюпки.

Браулио удивленно обернулся к нему. «Какого черта?» Но когда у него в голове возник этот вопрос, он уже знал ответ. Руис хотел заставить клиентов попотеть, прежде чем отдать им оружие, чтобы они заплатили больше денег или предложили что-нибудь еще. Судя по тому, как заблестели его глаза, капитан придумал свою махинацию достаточно давно.

От этих мыслей руки Браулио снова задрожали, и он с трудом прикурил последнюю сигарету в пачке.

Вздохнув, он повернулся к ограждению и посмотрел в сторону острова. Последние всплески дневного света скрылись за горизонтом, и теперь мир освещали только луна и звезды. Вдалеке темной громадой высился остров, и черные очертания разбитых кораблей пятнали мелкие прибрежные воды. Браулио не видел и намека на возвращающиеся шлюпки. Впрочем, даже если бы капитан и его отряд очень постарались, они бы не смогли заметить «Марипосу». Эстебан зажег в рубке фонарь, но в остальном корабль окутывал мрак.

— Эстебан, включи ходовые огни на случай, если они вернутся сегодня ночью, — крикнул Браулио.

Он слышал, как невысокий радист ходит по рубке.

— Зачем?

Браулио глубоко затянулся и тут же начал кашлять. «Может, курение убьет меня раньше, чем я думал?» Руки так отчаянно задрожали, что он с огромным трудом поднес сигарету к губам.

«Зачем?»

Эстебан сомневался, что капитан вернется сегодня, и никто не стал спорить с ним. Эктор не отводил глаз от своей удочки, Альберто и Хавьер внизу молчали. Крус, сидящий на носу, скорее всего, ничего не слышал.

Браулио сильно затянулся, и оранжевая точка вспыхнула в темноте. Он заставил свои руки не дрожать, когда повернулся в сторону рубки. Он войдет туда и сам включит проклятые фонари, а потом поговорит с Крусом, который заменит капитана, если тот не вернется.

Браулио отошел от леера, раздумывая, стоит ли вмешиваться. В конце концов, не его это дело. Он всего лишь старый рыбак. Но если ему надо получить деньги…

Он сделал три шага и, нахмурившись, замер на месте.

— Эй, ты слышал? — спросил он.

Звук напоминал пение — одинокий голос парил над водой, далекий и тихий, он набирал силу, точно гимн в церкви. Слов не было, только голос — не очень красивый, но успокаивающий и печальный.

Охваченный любопытством, Браулио сделал шаг в сторону леера.

В этот момент Крус громко и пронзительно закричал. В следующее мгновение его голос смолк.

Что-то упало в рубке — наверное, Эстебан свалился со стула. Браулио выругался и помчался вдоль леера, пытаясь понять, что происходит. Может быть, Крус поранился? Или свалился за борт? Браулио прислушался. Ему показалось, что он слышит плеск, будто что-то мокрое и скользкое бьется о корпус шхуны. «Пьяный сукин сын».

Он не успел добраться до рубки, когда услышал у себя за спиной еще один крик. Обернувшись, Браулио увидел, что удочка Эктора упала на палубу. Дальше старый рыбак лишь стоял и смотрел, как могучий Эктор пытается отбиться от чего-то у себя за спиной и оторвать конечность, обхватившую его за шею.

Сигарета выпала изо рта Браулио.

Эктор развернулся, ударился о леер и повалился на бок. Когда он падал, лунный свет пролился на того, кто напал на него. Глаза Браулио округлились от ужаса, но он даже не смог закричать.

— Дьяволы, — прошептал он и заплакал.

И тут твари начали перебираться через ограждение, сразу по двое, царапая когтями дерево и железо. В рубке разбилось стекло, закричал Эстебан. Эхо пистолетных выстрелов отражалось от палубы и плыло над водой. Браулио побежал в единственное убежище, где он мог спрятаться, — в кубрик в трюме. Однако, чтобы попасть туда, требовалось миновать рулевую рубку.

Что-то вцепилось в него сзади, ухватив за ногу. Он завопил, чудовище набросилось на него и принялось рвать плоть. Именно в этот момент Браулио понял, что Бог не станет слушать мольбы преступника, но на одном дыхании выкрикнул слова раскаяния.

Ночную тишину нарушили новые пистолетные выстрелы, и на Браулио полетели холодные брызги. Он чувствовал, как по груди стекает горячая кровь и пропитывает ткань штанов. Хватка ослабла, старый рыбак вырвался и с трудом поднялся на ноги.

Он увидел, как Эстебан наставил на него пистолет.

— С дороги!

Но Браулио не слышал его. Он бросился к двери, ведущей в рубку. Когда он пробегал мимо Эстебана, тот снова выстрелил, но старый рыбак не стал тратить время, чтобы посмотреть, в какую цель угодили пули. Он перепрыгнул через порог, чувствуя, как под ногами хрустят осколки стекла. Рядом с радиоприемником корчилась какая-то темная полуживая тень, но Браулио даже не замедлил бега и промчался мимо.

Оказавшись на трапе, ведущем вниз, он увидел Хавьера и Альберто. Тусклый желтый свет делал их лица жутковато-бледными и отражался от пистолетов, которые они, видимо, схватили, когда услышали выстрелы наверху.

— Стойте! — крикнул Браулио, соскальзывая вниз по ступенькам. — Не ходите туда!

— Какого черта… — начал Хавьер.

— Посмотри наружу! — сказал старик, махнув рукой в сторону одного из круглых иллюминаторов в главной каюте и отбегая от трапа.

Хавьер бросился к иллюминатору и прижался к нему лицом. Стекло треснуло, что-то схватило Хавьера и потащило на себя, полилась кровь.

В этот момент Браулио почувствовал, что внутри словно что-то сломалось. Он бросился, прихрамывая, в короткий коридор, где находились кубрики команды, и увидел, что одна из дверей слегка приоткрыта. Думая только о необходимости спрятаться — о крошечных вентиляционных отверстиях, металлических дверях и полном отсутствии окон, — он практически ввалился в гальюн. Быстро закрыв за собой защелку, дрожа всем телом, Браулио забрался на унитаз и, обхватив руками колени, прижался к ним подбородком.

И в это мгновение в груди начала по-настоящему расцветать боль. Старый рыбак прижал трясущиеся руки к ране, пытаясь остановить уходящую с кровью жизнь, понимая, что ему не удалось избежать смерти.

Браулио дрожал, всхлипывал и истекал кровью, прислушиваясь к пистолетным выстрелам и крикам, доносящимся сверху, пока не стихли и те и другие.

1

Чудесным июньским днем, в самом начале второго, Тори Остин ступила на палубу «Антуанетты», отчаянно мечтая о душе. Соленый и теплый ветер Карибского моря раздувал одежду. Тори сделала глубокий вдох и подошла к перилам, наслаждаясь живительными ароматами чистого, прозрачного воздуха. В следующее мгновение ветер слегка изменил направление, она уловила запах ржавчины, постоянно присутствующий на борту грузового судна, и поморщилась.

На суше кто-то ездил в «БМВ», другие же на потрепанных, видавших виды пикапах. Здесь, в океане, «Антуанетта» являлась эквивалентом тяжелого грузовика, в кабине которого повсюду валяются упаковки от еды быстрого приготовления и пустые банки из-под пива, а кузов заполнен неизвестным грузом. На широкой палубе «Антуанетты» стояло сто восемьдесят восемь огромных металлических контейнеров, каждый размером с трейлер, но принцип оставался тем же. Это было первое путешествие Тори на борту «Антуанетты» да и вообще на корабле размером больше прогулочных катеров, развлекающих туристов в Бискайском заливе. Впрочем, за время работы на компанию «Морские перевозки Вискайя», владеющую судном, она узнала многое о грузах и кораблях.

Слева от нее открывалась картина, которую вполне можно увидеть в каком-нибудь доке. Контейнеры, составленные друг на друга по шесть штук, одни покрытые ржавчиной и граффити, другие — новенькие, блестящие на солнце. Над ними нависал установленный на носу корабля подъемный кран тусклого серого цвета. Тори прошла направо, вернувшись к перилам на корме. Жилая часть — белая надстройка с каютами для команды, душевыми кабинами, кают-компаниями и капитанским мостиком — внешне почти ничем не отличалась от контейнеров. Ощущение было такое, будто сюда перенесли многоквартирный дом, каких множество на берегу в Форт-Лодердейле, и поставили на палубу у кормы.

На некоторых контейнеровозах каюты находились ближе к центру, но Тори нравилось их расположение на «Антуанетте». У ограждения на корме можно было наслаждаться захватывающими дух ослепительно синими просторами Карибского моря и не видеть при этом уродливых грузовых контейнеров. Она получала удовольствие от своего путешествия и с удивлением признавалась себе, что ей нравится работа. Впрочем, ее начали раздражать одинаковые бесцветные короба на палубе.

Ветер снова переменился, но на сей раз не принес запаха ржавчины, и Тори с удовольствием вдохнула чудесный свежий воздух. Она подумала, что ей действительно необходимо принять душ. После двух часов, проведенных на камбузе, ей казалось, будто ее кожа покрыта коркой грязи. Джош всегда подавал на ланч что-нибудь совсем простое, например сегодня были сэндвичи с жареным цыпленком. Но каждые пару дней кок добавлял какое-нибудь особенное блюдо. В этот раз он порадовал команду эскалопами, завернутыми в бекон.

Тори стало интересно, знают ли владельцы «Морских перевозок Вискайя», которым принадлежала «Антуанетта», как хорошо питается ее команда. Она видела судовой журнал и поняла, что капитан либо скрывает расходы на деликатесы, либо платит из собственного кармана. Данный вопрос как раз относился к компетенции Тори. Строго говоря, ее отправили в рейс, чтобы она следила за качеством работы команды: оценивала ее деятельность, проверяла расходы и декларации и помогала всеми доступными способами.

Братьев Рио — Гейба, капитана, и Мигеля, первого помощника, — не слишком радовало ее присутствие. Но поскольку больше никто из команды не вел себя с ней так, будто она больна чумой, Тори решила, что братья скрыли от остальных, с какой целью она оказалась на борту «Антуанетты». Это вполне устраивало ее. Она не просила именно такой работы. Единственное, чего она хотела, — хотя бы раз сходить в рейс с командой одного из грузовых кораблей «Вискайи». И если бы ей велели, она бы мыла палубу или драила поручни.

В детстве Тори любила читать классические книги о приключениях, особенно Джека Лондона и Жюля Верна, — произведения, вызывавшие неудовольствие у ее учителей, которые пытались заинтересовать Тори творениями сестер Бронте или приключениями Нэнси Дрю.[1] В школе Святой Екатерины у преподавателей были очень жесткие представления о том, что следует и чего не следует читать девочкам. Но книги спасали Тори от тяжелой атмосферы дома и дарили мечты, что когда-нибудь она и сама станет участницей захватывающих дух историй.

К старшему классу средней школы Тори больше не мечтала, не верила в спасение и почти совсем ничего не читала. Впрочем, тех книг она не забыла. Они оставили глубокий след в ее душе и наполнили практически неколебимой уверенностью, что грубые мужчины могут быть благородными. Жестокость отца не только не развеяла ее представлений, а, наоборот, укрепила их. Если на свете есть такие мужчины, как он, — злобные негодяи, которые получают удовольствие, мучая других, — значит, в мире обязательно должна существовать их противоположность: суровые герои, сила которых в их руках, а не в словах, добрые с друзьями и любимыми, но безжалостные и опасные для тех, кто выступает против них.

Книги учили Тори тому, что грубые мужчины не обязательно бывают плохими. Однако жизнь слишком часто преподавала совсем другие уроки.

Для Тори этот рейс означал завершение одного пути и преддверие нового. Она проплыла тысячи миль, видела красоту и работу пяти портов Центральной и Южной Америки. Она нашла свое приключение и теперь могла сделать паузу, передохнуть и начать все заново. Но пока она решила насладиться временем, которое ей осталось провести в открытом океане.

Ее работа была совсем не сложной. Контейнеровоз, как и любое подобное судно, загружали в одной точке и разгружали в другой, а между заходами в порт главная задача команды состояла в том, чтобы содержать корабль в чистоте, не сбиться с курса и заботиться о том, чтобы никто не остался голодным. Люди выкладывают деньги, чтобы их сажали в большие металлические сараи и доставляли по морю в самые разные места; корпорации платят так же, только за товары. Их не волнует, чтобы контейнеры блестели чистотой. До той поры, пока их содержимое остается сухим и никто не портит мебельный гарнитур в георгианском стиле, заказанный мистером Ходжсоном, или его новый «мерседес», или сто семьдесят пять тысяч фигурок супергероя, выпущенных в продажу после выхода блокбастера в конце лета, всех все устраивает.

Так что Тори не пришлось полировать перила и мыть палубу, но она дала слово по мере сил участвовать в жизни «Антуанетты». В самый первый день на море она предложила свою помощь на камбузе. Одной из причин этого был кок Джош — симпатичный, не слишком аккуратный на вид мужчина с небесно-голубыми глазами, неровно подстриженными светлыми волосами и щетиной на лице, которой явно было несколько дней. С тех пор она стала его правой рукой на камбузе и с удивлением обнаружила, что ей нравится это занятие.

Что же до задания оценивать качество работы команды, Тори внимательно следила за правильностью курса «Антуанетты» и старалась запоминать все случаи, когда деньги компании тратились не по назначению. Впрочем, если дело касалось чрезмерного употребления спиртных напитков, кулачных боев и свободных часов, когда некоторые матросы бездельничали, она делала вид, что ничего не замечает. До тех пор пока все выполняли свои обязанности — учитывая, что в команде было пятеро новых членов и к ним следовало присмотреться, — вреда в мелких нарушениях она не видела никакого.

Тем не менее ее присутствие на борту раздражало братьев Рио с самого выхода в море. Когда Тори работала в офисе «Вискайи», а Рио приходили, чтобы получить деньги или декларацию для очередного рейса, они прекрасно ладили. Оба брата флиртовали с ней, угощали кофе. Но когда руководство компании отправило ее на «Антуанетту», всего лишь на один рейс, все изменилось. Ей перестали доверять, и, хотя Тори не винила их, ей очень не нравилось такое положение вещей.

И дело было вовсе не в том, что они что-то скрывали. Тори знала о нелегальных операциях компании столько, что братьям и не снилось. Хотя половина команды «Антуанетты» изображала благословенное неведение в том, что касалось не обозначенных в маршруте встреч посреди океана с рыбачьими лодками или маленькими торговыми судами из Центральной Америки, даже самые недалекие понимали, что происходит нечто противозаконное. «Вискайя» очень тщательно подбирала людей, и у большинства членов команды имелись собственные тайны — короткие тюремные сроки, назначенные судом алименты, которые они не выплачивали, получая зарплату в конвертах, — и экипажи отвечали на лояльность компании тем, что не разглашали ее секретов.

Другая часть команды принимала активное участие в тайных операциях. «Вискайя» нередко доставляла в США и забирала оттуда грузы, за которые в тюрьме могли оказаться десятки людей. Наркотики, оружие, краденые вещи, иногда даже контрабандных животных. Но компания категорически отказывалась иметь дело с химикатами, взрывчатыми и радиоактивными веществами и, разумеется, никогда не перевозила людей. Хотя Фрэнк Эспер и Бобби Джуэлл проворачивали нелегальные сделки наряду с вполне законными, оба являлись американскими гражданами и избегали всего, что даже отдаленно могло бы означать связь с террористами.

В компании придерживались собственного кодекса чести, и Тори уважала его.

Сама она давно перестала мечтать о нормальной жизни. Она жила, вращаясь на орбите очень опасных мужчин, привлеченная силой их притяжения. Самым отвратительным из них был Тед — выходец с какой-то окраины, он нюхал кокаин, обожал проституток и так старательно изображал подонка старой школы, что в конце концов стал им. Разумеется, она вышла за него замуж, и ей потребовались огромная отвага и рука судьбы, чтобы избавиться от него. Теперь Тед появлялся на ее горизонте только в ночных кошмарах.

Тори сумела сбежать и остаться в живых и довольно долго ждала, когда судьба настигнет ее. Она перебралась из Нью-Йорка в Майами, где дала себе слово начать жизнь заново. За три года, что миновали с тех пор, как она попрощалась с Тедом на вокзале Пенн-стейшн, Тори научилась держаться как можно дальше от по-настоящему плохих парней — так она считала.

Люди, управляющие «Морскими перевозками Вискайя», никоим образом не относились к категории законопослушных граждан, однако у них были собственные правила. Да, здесь перевозили наркотики и даже иногда пробовали их, но Фрэнк и все остальные не были наркоманами. Да, они тайно, под покровом ночи, доставляли в Америку оружие, но всегда следили за тем, чтобы знать, кому передают его.

Руководство компании хорошо относилось к Тори, ей доверяли. С того самого момента, как ее впервые допустили к секретам, она переняла такой подход: «Дело есть дело». Став офис-менеджером, Тори управляла законными и незаконными операциями компании с одинаковым усердием.

Поэтому сдержанное отношение братьев Рио на протяжении всего рейса — от Майами до Бразилии и теперь в обратном порядке — оскорбляло и раздражало ее. Кроме того, это огорчало Тори и на личном уровне, поскольку оба брата по-настоящему нравились ей.

Когда Тори повернулась и направилась к трапу, который пересекал внешнюю часть жилого блока, она увидела, что на площадке выше ее, опираясь на перила, стоит Гейб Рио, и подумала, что время для серьезного разговора пришло. Капитан курил, глядя на воды Карибского моря. Когда Тори приблизилась, он искоса посмотрел на нее и сделал затяжку. Гейба окружала аура властности и абсолютной непоколебимости, которые не имели никакого отношения к его должности.

Тори постаралась собраться с духом и начала подниматься по лестнице. Ветерок играл прядью волос, выбившейся из хвостика. Она всегда убирала их, когда работала на камбузе.

— Привет, капитан, — сказала она, добравшись до первого уровня. — Вам больше не разрешают курить на собственном мостике?

Гейб Рио вздрогнул, как будто она вывела его из транса, и печальное выражение его лица стало насмешливым.

— Не хочу, чтобы ты настучала на меня, Тори.

Чего-то подобного следовало ожидать. Но она все равно поморщилась.

— Да ладно вам, Гейб. Неужели мое присутствие на корабле настолько ужасно? Что-то я не заметила, чтобы вы жаловались на еду.

Капитан холодно посмотрел на нее, будто выставив непробиваемую защиту, и коротким движением пальца стряхнул пепел. Ветер тут же подхватил его вместе с дымом, который выдохнул Гейб.

— Мы уже обсуждали это. Просто я не люблю, когда за мной шпионят, — ответил он с легким акцентом, доставшимся ему от родителей-мексиканцев.

Тори вздохнула.

— Гейб…

— Здесь все зовут меня «капитан».

— Отлично. Капитан. О каком шпионаже может идти речь, если вы знаете о моем присутствии? Посмотрите значение слова в словаре. Я упросила Фрэнка отправить меня в рейс, потому что меня тошнило от сидения в конторе. Я практически шантажом заставила его согласиться. С самого первого дня в компании я мечтала отправиться куда-нибудь на корабле — хотя бы однажды.

Гейб сделал еще одну затяжку и, повернувшись к Тори, принялся разглядывать ее так, словно увидел впервые. У него были темно-карие глаза, длинный нос и вечно печальное выражение лица, но седина в аккуратной бородке клинышком добавляла ему обаяния и, по меньшей мере, создавала иллюзию мудрости. Для женщины, выросшей с детскими романтическими фантазиями, постоянно задумчивый и загадочный Гейб Рио являлся интригующей фигурой. А то, что он работал на «Вискайю», только добавляло притягательности.

По слухам, передаваемым шепотом (которые Фрэнк Эспер до определенной степени подтвердил, когда Тори спросила его об этом), Гейб уволился из компании, когда узнал о противозаконных операциях «Вискайи». Его заставила вернуться преданность, но это была вовсе не преданность компании. Мигель Рио обладал взрывным характером и нередко давал волю кулакам, что часто создавало ему проблемы. Он даже отсидел семь месяцев в тюрьме за драку при отягчающих обстоятельствах. Если бы его уволили из «Вискайи», ему вряд ли удалось бы найти компанию, которая согласилась бы взять его на работу, тем более в командный состав. Он мог бы считать, что ему повезло, если бы его наняли простым матросом. Но у Фрэнка не оставалось выбора, когда Мигель устроил кровавую драку с предшественником Гейба. Гейбу пришлось пойти к Фрэнку и попросить того дать его брату еще один шанс. Шеф согласился при условии, что Гейб вернется в «Вискайю» и станет капитаном «Антуанетты». Иными словами, если брат будет держать в руках поводок, Мигель сохранит свою работу.

Так Гейб Рио стал контрабандистом.

— Я не понимаю, — сказал капитан, глядя Тори в глаза. — Почему было не отправиться в обычный круиз? Чтобы тебя там обслуживали и все такое. Кому, черт подери, нужна такая работа?

Тори почувствовала, как ее охватывает гнев.

— Вам. Вы любите ее. Может, вас не устраивает «Вискайя», но ваше дело вам нравится. Наверное, вы так привыкли видеть меня за письменным столом, что не слишком внимательно смотрели на меня. Неужели я похожа на женщину, которая будет нежиться на солнышке вместе с лощеными и довольными жизнью людьми на круизном лайнере?

Капитан тихонько фыркнул, усмехнувшись.

— Знаешь, раз ты упомянула об этом, то нет, ты совсем не похожа на такую женщину. Но я все равно хотел бы посмотреть на тебя в крошечном бикини, какие носят американские девицы здесь на островах, где их не видят родители.

Тори улыбнулась в ответ. Они проделали три четверти пути между континентами, и лед наконец тронулся.

— Майя выцарапала бы вам глаза, если бы вы слишком долго смотрели на меня, — сказала она.

Улыбка Гейба померкла, и в его взгляде снова появилась настороженность.

— Может, раньше так бы и было. Теперь нет.

Возникла неловкая пауза. Тори не знала, что сказать. Складывалось впечатление, что Майя Рио постоянно была недовольна своим мужем, но это вовсе не означало, что она согласилась бы отпустить его. В любом случае, их отношения не касались Тори. Неожиданно она поняла, в чем дело, и почувствовала облегчение. Если брак Гейба распадается, его отстраненное, холодное поведение приобретает новое значение.

— Извините, я не хотела…

— Забудь, — сказал Гейб и помахал в воздухе сигаретой.

Напряжение между ними становилось все заметнее. Тори по-прежнему ощущала, будто все ее тело покрыто толстой коркой жира и грязи и карибское солнце поджарит ее, если она простоит тут слишком долго. Она прищурилась и посмотрела на океан, радуясь отсутствию земли на горизонте. Корабль разрезал воду с тихим шипением, которое сопровождал грохот двигателей, и такая колыбельная обычно успокаивала ее. Но только не сейчас.

— Дело в доверии, — сказал Гейб.

— Я ни разу не дала вам повода не доверять мне, — повернувшись к нему, ответила Тори. — В самый первый день я сказала, что я здесь, чтобы узнать что-то новое и, возможно, внести деловые предложения, когда я вернусь, а вовсе не затем, чтобы докладывать, кто много пьет или кто с кем спит.

Выпрямившись, капитан швырнул сигарету за борт, в волны океана.

— Причина не только в тебе, Тори.

— Капитан, послушайте…

— Я проработал на «Вискайе» пять лет перед тем, как уволился, и семь после этого. Конечно, Фарзан теперь является менеджером по перевозкам, но, когда я нанимался в компанию, такой должности не было, и я получал задания напрямую от Фрэнка — никакого дерьма, никаких посредников и уж точно никакого «менеджера по контролю за качеством». Ладно, у меня возникли разногласия с руководством и я ушел. Но я считал, что, согласившись вернуться, я заслужил право на доверие. Просто мне трудно смириться с новым положением дел.

Тори огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что они одни, потом прикоснулась к руке Гейба. Он удивленно посмотрел на нее, щурясь на ярком солнце.

— Капитан, в руководстве знают о моей преданности компании, — тихо сказала она. — Я, конечно, бросила колледж после того, как проучилась там всего год, но им прекрасно известно, что с головой у меня все в порядке. Мне доверяют. Это совсем не просто для людей, которые занимаются таким делом, однако в моей верности не сомневаются. В данный момент там пытаются понять, чем я могу заниматься в будущем, и хотят, чтобы я разобралась, как все устроено.

Капитан молча смотрел на нее.

— Вам тоже доверяют, Гейб. Не будьте дураком, вы и сами знаете, что это так.

Он развел руками.

— Откуда мне знать? Ведь ко мне приставили няньку.

Тори посмотрела на капитана, и на сей раз ее взгляд был таким же жестким и мрачным, как и у него.

— Если бы вам не доверяли, вас бы не было в живых.

Гейб отшатнулся и пристально посмотрел на нее. Тори видела по глазам, что он прекрасно все понимает. Он вздохнул или тихо усмехнулся.

— Проклятье, девочка, когда ты стала такой злой?

— В другой жизни, до того как приехала в Майами. И я совсем не злая, просто у меня имеется определенный взгляд на вещи. Если довольно долго врешь самому себе, наступает момент, когда единственное, чего ты хочешь от людей, — это правда, пусть даже самая горькая.

2

Безмолвная «Марипоса» тихо покачивалась на океанских волнах. Браулио лежал на полу в полубессознательном состоянии, и шхуна нежно баюкала его, точно он вновь оказался на руках у матери. Он открыл глаза и в первое мгновение почувствовал благословенное онемение, но в следующую секунду боль расцвела с новой силой, набросившись на него с такой лютой злобой, что он чудом не провалился в непроглядный мрак.

Браулио вскрикнул — от боли и чтобы заставить себя не потерять сознание. С криком вернулись воспоминания. Чувствуя, как все тело налилось свинцом и не желает подчиняться, он чуть-чуть повернулся. И сразу же новый мучительный приступ пронзил живот и ногу, обжег лицо и грудь. Раны, которые он считал смертельными, открылись.

«Анжелика».

Старый рыбак зажмурился и снова всхлипнул, проклиная себя за слезы и слабость. Перед ним возникло лицо внучки. Шестилетняя Анжелика стала даром небес, и ее появление на свет вернуло Браулио сына. Марвин родился в результате одной-единственной ночи, проведенной Браулио с официанткой, давно пережившей свои лучшие годы, — женщиной, которая обратила на него внимание, когда он был молодым и красивым или, по крайней мере, молодым. Он практически не общался с Марвином до этого, однако с рождением Анжелики все изменилось. Мама девочки бросила их, мать Марвина давно умерла, и мальчику требовалась помощь. Денег у Браулио было не очень много, но он делал что мог и отдавал малышке все свое время.

Ради Анжелики стоило жить. Стоило бороться.

Солнечный свет проникал сквозь маленькое вентиляционное отверстие во внешней стене гальюна. Как долго он находился без сознания? Что сейчас — утро или день? Браулио затошнило, когда он попытался понять, сколько часов осталось до наступления ночи. Неужели демоны вернутся? И можно ли предположить, что они приходят только по ночам?

Он заставил себя дышать ровнее, прогнал слезы, сжал зубы, сражаясь с болью, и прислушался. До него доносился скрип корабля, стук тросов и блоков лебедки. И больше ничего. Он не слышал даже криков чаек, которые указывали бы на то, что корабль относит к берегу.

Браулио вспомнил о капитане и оружии, которое унесли на остров.

И о радиостанции.

Неужели он действительно слышит шум помех, который доносится сверху? Казалось, что это вовсе не игра воображения.

Собрав все оставшиеся силы, рыбак заставил себя встать. Снова нахлынула боль, он застонал, поскольку уже не мог кричать, и плотно прижал руки к кровоточащей ране в животе. На лбу и спине выступили новые капельки пота, медленно потекли по коже. На границе зрения царил мрак. Браулио повалился на дверь и начал соскальзывать на пол, чувствуя, что опять теряет сознание.

Браулио отчаянно сражался с забытьем. Сжав зубы изо всех сил, оскалившись и делая короткие вдохи, он заставил себя открыть глаза. Одну руку он прижал к ране, другой, скользкой от крови, потянулся к замку и ручке двери.

Радио.

В центре двери, там, где в нее бились демоны, появилась огромная вмятина, замок заклинило, но Браулио не отпускал от себя образ внучки, с ее щербатой улыбкой из-за выпавшего переднего зуба, и изо всех сил тянул ручку на себя. В конце концов он услышал щелчок, и в тот момент, когда дверь открылась, внутри у него словно что-то лопнуло и сквозь пальцы руки, которую он прижимал к ране, снова потекла кровь.

Браулио старался не думать об этом. Вдруг демоны все еще на корабле? Почуют ли они запах крови? Можно не сомневаться, что они услышат, как он возится внизу, но ему было все равно. Если он не сможет добраться до радиоприемника, ему конец.

Впрочем, интуиция не обманула старого рыбака. Когда он, цепляясь за стену, ввалился в кают-компанию, там царила тишина. Сквозь иллюминаторы внутрь вливались солнечные лучи, Браулио удалось разглядеть кусочек голубого неба. Он подумал об Анжелике, и его захлестнула волна печали. Ему было необходимо видеть ее, прикасаться к лицу, чувствовать аромат волос. Браулио знал, что в своей жизни он много грешил и что после смерти его ждет ад. Но появилась Анжелика, и он передумал. Разве могли быть совершенные им преступления такими страшными, если небеса подарили ему сияющий свет?

Но нет, час расплаты настал.

Браулио с трудом поднялся в рулевую рубку. Перед глазами все плыло, и он изо всех сил держался за перила. Если он потеряет сознание здесь и не придет в себя до наступления ночи… Он знал, что должен отправить радиосигнал с просьбой о помощи, а потом вернуться в гальюн и снова запереться.

Дальше Бог будет решать, кто найдет его первым — люди или демоны.

Браулио остановился в рубке и прислушался. Где шипение помех? Радио молчало. Пытаясь сохранить равновесие и сосредоточиться, старый рыбак посмотрел на аппарат, не сомневаясь, что тот сломан.

И тут он услышал из приемника четкий и звонкий голос:

— Микки, тебя вызывает Дональд. Отзовись, Микки!

3

Тори увидела, что на лицо Гейба словно набежали тучи. На мгновение он о чем-то глубоко задумался.

— Капитан?

Он вымученно улыбнулся.

— В твоей голове бродит слишком много разных мыслей.

Тори пожала плечами.

— Ты получаешь то, что видишь. Я нахожусь на краю света и пытаюсь выжить, так же как и вы. Я старалась быть «нормальной», старалась быть хорошей женой. Это меня чуть не убило.

Они почти минуту стояли рядом около поручней, наслаждаясь легким ветерком и видом спокойного моря. Этот разговор назревал давно, и Тори казалось, что он будет гораздо неприятнее, поэтому испытала определенное облегчение.

— Спасибо, — сказала она.

— За что?

— За то, что поговорили со мной. За доверие.

Гейб снова фыркнул, потом выпрямился и принялся хлопать себя по карманам свободных хлопковых брюк и пестрой кремовой рубашки, которую носил, не застегивая. Найдя сигареты и зажигалку, он закурил, сделал глубокую затяжку и, убедившись, что сигарета не погаснет, взглянул на Тори.

— Ты, надеюсь, понимаешь, что мой младший братишка все равно будет вести себя как настоящий хам? Он ненавидит, когда кто-то критикует его, и терпеть не может босса. А ты сполна расплатишься за это.

Тори махнула рукой.

— Я не могу контролировать мысли Мигеля. Он примет все это. Или нет.

Гейб кивнул и сделал очередную затяжку. Когда он выдохнул дым, Тори показалось, будто он хочет сказать еще что-то, но ему помешали крики и топот ног.

Они посмотрели наверх и увидели, что на площадке над ними появился рыжеволосый Том Дуайр. Ему было двадцать два или двадцать три года, он родился в Ирландии. Том являлся одним из пятерых новых членов команды. Он быстро освоился и сумел завоевать расположение Мигеля, стал третьим помощником и часто помогал братьям Рио на мостике.

— Капитан! — крикнул он, перевесившись через ограждение.

— Что случилось, Дуайр?

— Вас зовет мистер Рио. Он просил передать вам: «Дом Ортега рушится».

— Проклятье! — прорычал капитан и поспешил к трапу.

Он даже не бросил сигарету в море, и она выпала из его пальцев на палубу, где ветер завертел ее и смахнул за борт.

Тори посмотрела на Дуайра.

— Что это значит?

Рыжий парень секунду смотрел на нее, потом покачал головой.

— Извини. Тебе придется спросить у них.

Когда Гейб промчался мимо него, Дуайр последовал за ним, и они с грохотом побежали по металлическому трапу на мостик, оставив Тори в полном недоумении. Ей стало любопытно и немного тревожно, но нисколько не страшно. Она не сомневалась, что, какая бы беда ни стряслась, братья Рио сумеют справиться с ней. Они знали свое дело и были суровыми, жесткими людьми. Кто-то мог бы даже назвать их плохими парнями, но тут Тори нашла бы что возразить.

От мужчин типа братьев Рио знаешь, чего ждать. Если ситуация станет неприятной, всегда можно просто уйти. От по-настоящему плохих мужчин не уйдешь. По крайней мере, безболезненно и без крови. Плохие мужчины не отпустят тебя, пока ты жива.

В этом заключался секрет Тори и источник ее силы.

Для всех людей из ее прошлой жизни она давным-давно умерла.

4

Три года назад…

Она тогда не была Тори. Ее звали иначе. Впрочем, не имело ни малейшего значения, какое имя дала ей мать, потому что муж чаще всего обращался к ней «сука». «Ты на что уставилась, сука?», «Принеси мне пива, сука». Или: «Чем, черт тебя подери, ты тут целый день занимаешься, сука?»

Были и другие ласковые имена. Очень приятные. Иногда, исключительно разнообразия ради, Тед называл ее шлюхой. А порой и того хуже. Ее не слишком это волновало. Даже когда она была маленькой девочкой и отец обращался к ней по имени, данном при рождении, оно звучало как «сука». Здесь существенную роль играла интонация. Презрение в голосе. Желание оттолкнуть.

Дождливым воскресным утром за неделю до Хеллоуина она сидела в такси, которое ехало по улицам Манхэттена. Почему на дорогах было так мало машин, она не знала. Наверное, люди больше не ходят в церковь. Большинство офисов закрылись на выходные, только иногда, очень редко, им попадались грузовики, пробирающиеся по лабиринтам городских улиц. Толпы людей просто шли по тротуарам пешком. Нет, они прогуливались.

Ей в голову пришло слово «мирно», и она чуть не рассмеялась. Интересно, что это такое?

Тед, сидящий рядом, пошевелился, она бросила на него взгляд и быстро отвернулась, покорно опустив глаза. Ей не требовалось смотреть на него, чтобы увидеть, что он в любой момент может передумать. В его глазах полыхала обычная смесь ярости, подозрительности, паранойи… и кокаина. Большинство людей в воскресенье едят утром блины или яйца с беконом. Тед обожал завтрак чемпионов — жареные сэндвичи с консервированным мясом, его любимая еда с детства, — затем полдюжины дорожек высококачественного кокаина, после чего требовал орального секса. Когда она заканчивала, он бил ее куда попадет, иногда по лицу, или пинал ногами. Либо от ярости, что у него ничего не получилось, либо, если получилось, от отвращения, что она такая потаскуха.

Поэтому она пила. Как-то она попыталась принимать лекарство от депрессии — увидела рекламу по телевизору, — но, когда Тед узнал об этом, разразился грандиозный скандал. Тед заявил, что ей нужно изменить отношение к жизни, может быть, начать гордиться квартирой в Верхнем Ист-Сайде, своей внешностью, наконец, мужем.

Сегодня она не пила спиртного, но, как ни странно, руки у нее совсем не дрожали. Сидя в такси, она смотрела на них и удивлялась, какие они неподвижные. Они вообще казались чужими, как будто принадлежали кому-то другому.

— Ну вот, ребята, Пенн-стейшн, — сказал водитель.

Он остановился у тротуара и выключил счетчик. Когда он сообщил, сколько они должны, Тед бросил на нее взгляд, который как будто говорил: «Вот видишь, сколько ты мне стоишь, сука?» Она не стала ничего отвечать, только подождала, когда он заплатит и вылезет из такси, и выбралась вслед за ним. На тротуаре она стояла на шаг позади него, когда шофер вынул ее чемодан из багажника и поставил у ног Теда.

— Спасибо, сэр, — сказал бородатый темнокожий водитель с акцентом, который она не распознала.

Не обращая на него внимания, Тед взял чемодан, а когда таксист сел за руль и завел двигатель, посмотрел на нее.

— Ну?

Он ждал, и внутри у нее все сжалось от ужаса. Она знала, что этот момент обязательно наступит, и вот он настал. Сейчас муж передумает, не захочет отпускать ее. Он махнет рукой, подзывая другое такси, и заставит ее сесть сзади, без слов предупредив, что с ней будет, если она откажется. Они вернутся в квартиру со сверкающими деревянными полами, потолками высотой в двенадцать футов и кухней за шестьдесят тысяч долларов, где она готовила изысканные блюда, только чтобы сбежать от действительности.

— Какого черта ты ждешь?

— Я не жду. — Она покачала головой. — Просто я… может, хочешь кофе или еще чего-нибудь?

Ей казалось, что мягкая улыбка намертво приклеилась к ее лицу. Заговорив, она вдруг заметила, что уже давно сдерживает дыхание. Сердце так отчаянно колотилось в груди, что было больно.

Тед нахмурился, и она поняла, что он хотел сказать. С какой стати он станет пить с ней кофе? Сука уезжает, и ему придется целых три дня самому о себе заботиться, самому думать о еде, выносить собственное общество и самому обеспечивать себя оргазмами.

— Ты же не хочешь опоздать на поезд, — сказал он тоном, почти не отличающимся от злобных насмешек школьного двора.

Потом он переступил с ноги на ногу и вытер нос, будто там осталась крошка кокаина, которая раздражала его.

Тогда она пошла вперед, и он зашагал за ней, достаточно близко, чтобы она чувствовала его присутствие, точно держал ее на поводке. Они спустились на вокзал под Мэдисон-сквер-гарден, миновали продавцов цветов, рестораны и магазинчики, напомнившие ей грязный аэропорт.

В зале ожидания толпился народ. Было утро воскресенья, и все, кто приехал на выходные, возвращались в Вашингтон, Филадельфию или еще куда-то. Матери с колясками, двадцатилетние девчонки, целующиеся со своими дружками, люди в деловых костюмах. Она заметила актера из сериала, идущего по кабельному телевидению. Он играл копа, но не был звездой. Похоже, больше никто не узнал его или из вежливости не хотел навязываться. Жители Нью-Йорка не склонны лезть в чужую жизнь. Как еще можно объяснить то, что никто не спросил, откуда у нее синяки, которые она прячет под косметикой или темными очками?

Тед довел ее до расписания. Ее поезд в Филадельфию отправлялся меньше чем через полчаса. Они ничего не говорили друг другу, просто ждали, и по коже у нее бегали мурашки от его присутствия, она не могла произнести ни слова, сердце отчаянно колотилось в груди. Ей очень хотелось исчезнуть, но она могла только молчать и не шевелиться, опасаясь, что любого слова или движения будет достаточно, чтобы вывести его из себя.

Поезд опаздывал. Чемодан стоял на земле около их ног. Когда по расписанию наступило время отправления, Тед заворчал:

— Проклятье. — Он посмотрел на нее. — Надеюсь, твоя мамаша наконец действительно сдохнет, потому что ты едешь туда в последний раз.

Его слова причинили ей сильную боль, которую она не стала скрывать, потому что давно поняла: он как раз этого и добивается. Если бы она улыбнулась, попыталась отмахнуться, успокоить его, он бы заподозрил неладное.

— Милый, она же моя мать. И я еду к ней всего во второй раз…

Тед медленно протянул руку, так нормальный муж ласково прикасается к жене. Но вместо того чтобы погладить, сильно сжал ее предплечье большим и указательным пальцами. Судорожно вздохнув, она прогнала слезы и ничего не сказала, зная, что если привлечет к себе внимание, то жестоко заплатит за это.

— В последний раз, — повторил он.

— Хорошо, я поняла. В последний раз.

Так и было. Первый раз она проверяла, отпустит ли он ее и хватит ли ей смелости это сделать.

Объявили ее поезд. Сдерживая радость, она подняла с земли чемодан.

— Эй, — позвал он ее ласковым голосом, будто хотел сказать: «Ну же, малышка». — Давай прощаться.

На сей раз улыбка была настоящей. Внутри у нее все сжалось, но она поцеловала его. Тед стоял очень близко, касаясь грудью ее груди, и не спешил закончить поцелуй.

— Кто тебя любит? — спросил он.

— Ты.

— А кто любит меня?

— Я тебя люблю.

Если бы вокруг было меньше народа, если бы мимо них не спешили на посадку люди, он бы, наверное, схватил ее за бедра и прижался так, чтобы она почувствовала его, но он отошел на шаг, протянул руку и, прикоснувшись к щеке, довольно грубо погладил большим пальцем.

— Три дня. Не заставляй меня приезжать за тобой.

Он улыбнулся, словно удачно пошутил, и она улыбнулась в ответ.

Потом она встала в конец очереди, и ей отчаянно хотелось закричать, чтобы пассажиры перед ней перестали топтаться на месте и поспешили, пропустили ее вперед. Заставляя себя делать короткие вдохи, чувствуя, как колотится в груди сердце, она с трудом сдерживалась, чтобы не оттолкнуть кого-нибудь с дороги.

Полная латиноамериканка проверила ее билет и пропустила. На стене висел плакат: «Проход только для пассажиров с билетами». Она почувствовала, как жаркая волна коснулась ее шеи. Может, это был взгляд Теда, смотрящего на нее, или всего лишь возбуждение и радость. Наверное, ей следовало обернуться и помахать ему, чтобы убедиться, что он ничего не заподозрил, потому что иначе он вполне мог купить билет и догнать ее до отправления поезда. И тогда ее планам конец. Но она просто не могла заставить себя еще раз взглянуть на него.

Она знала совершенно точно, что он все еще следит за ней, стоит и смотрит ей в спину, а внутри у него полыхают ярость и презрение. Когда она вернется, он заставит ее пожалеть о том, что она уезжала, как это было в первый раз. Когда она вернется…

На середине лестницы, ведущей на подземную платформу, она наконец позволила себе широко улыбнуться, и это привело ее в ужас. Еще рано радоваться. Она отчаянно дрожала. И если раньше она умирала от жары, то теперь ее трясло и она никак не могла согреться. Господи, как же она хотела выпить! Например, «отвертка», водка с апельсиновым соком, — старый как мир напиток, ничего изысканного, но какой классный! Если правильно смешать, получается потрясающе.

Ей просто необходимо было выпить.

Но она знала, что не станет этого делать. По крайней мере, до тех пор, пока не доберется до места. Может быть, если хватит смелости и сил, а она начала подозревать, что их хватит, она и тогда пить не будет.

— Не спеши, — прошептала она самой себе. — Не веди себя как дура, сука.

Она поморщилась от отвращения и мысли о том, что он отлично выдрессировал ее, сумел внедрить в сознание, кто она такая и на что годится. Она ненавидела Теда и себя, но не знала, кого ненавидит больше.

Локомотив с урчащими двигателями стоял у платформы, готовый двинуться в путь, словно скаковая лошадь, дожидающаяся стартового выстрела. Она свернула направо, вошла в вагон и, пробираясь в толпе других пассажиров, принялась искать, где бы сесть. Прошла мимо одного свободного места, затем другого.

Она смотрела прямо перед собой, зная, что он ее уже не видит, но не в силах справиться с ужасом от того, что он может сделать, что он каким-то образом все понял и догоняет ее, а сейчас идет вдоль состава, заглядывая в окна и наблюдая за ней. Внутри у нее все сжималось, к горлу подкатывала тошнота, глаза горели, как будто в них попал песок. Она прикусила губу, чтобы не разрыдаться. Часть ее сознания — та часть, что молчала, когда он избивал ее, та часть, которая почти поверила, что она заслужила такое обращение, — вопила и требовала, чтобы она остановилась, вернулась, взбежала вверх по лестнице, призналась во всем, попросила прощения, приняла наказание и больше не думала ни о чем подобном. Ведь то, что он с ней сотворит, когда узнает, будет намного хуже.

Ей стало так плохо, что она остановилась.

— С вами все в порядке? — спросила какая-то женщина с темными волосами и добрыми глазами, хорошо одетая незнакомка, которая искренне беспокоилась за нее.

Она только кивнула и пошла дальше, в следующий вагон, стараясь идти быстрее. Поезд зашипел, и ей стало ясно, что нужно поспешить. Она то и дело натыкалась на людей, толкала их чемоданом, извинялась, не дожидаясь ответной реакции. Прозвучал сигнал, и она поняла, что состав вот-вот тронется.

Она прошла в следующий вагон, все дальше и дальше от лестницы.

Снова повернула направо, вышла из двери на платформу и остановилась в тени.

Она почувствовала, как бьется сердце, горит лицо и дрожат руки, и закрыла глаза, по-прежнему сжимая тяжелый чемодан. По ее щеке скатилась одинокая слеза, и проводник удивленно посмотрел на нее из окна.

— Если вы собираетесь ехать, милочка, самое время сесть в вагон. Двери закрываются, — крикнул он под рычание двигателей.

Она сделала глубокий вдох и покачала головой.

Мужчина пожал плечами и отвернулся к пассажирам в вагоне. Внутри зазвучали электронные голоса, двери закрылись, и она поняла, что пути назад нет. Голос, наполненный отчаянием, где-то в самых глубинах ее существа кричал, что она сделала это и Тед обязательно заставит ее заплатить за свой поступок.

Она облизнула губы, чувствуя, как пересохло в горле, и мечтая о водке с апельсиновым соком. Она стояла и смотрела, как поезд дернулся, покачнулся и отправился в путь. Интересно, Тед все еще наверху, около лестницы? Может быть, он пытается увидеть, что там внизу, проследить, уехала ли она, или вышел на улицу и спешит в центр города, чтобы погрузиться в мир наркотиков, шлюх и жестокости, его мир.

Поезд исчезал в туннеле, вагон за вагоном. Мелькнули хвостовые огни.

Она подумала, что выждет пятнадцать минут, максимум полчаса, чтобы не сомневаться, что Тед действительно ушел. А если он, убедившись, что она уехала, решил выпить без нее кофе? Лучше дать ему час.

Приготовившись к долгому ожиданию, она поставила чемодан. Руки продолжали дрожать, но она сделала глубокий вдох, и сердце наконец начало потихоньку успокаиваться.

В этот момент прогремел взрыв, и ударная волна сбила ее с ног.

5

Капитан Рио сбежал по трапу в рулевую рубку за рекордное время. Все называли ее капитанским мостиком. Если ты служишь в военно-морском флоте или смотришь «Звездный путь», тогда конечно. Но Гейба и Мигеля вырастил рыбак, и для них это место навсегда осталось рубкой.

Металл зазвенел у него под ногами, когда он добрался до площадки, распахнул дверь и ворвался внутрь. Из иллюминаторов открывался вид на целые акры стальных серо-коричневых контейнеров. За ними раскинулся океан, синий до самого горизонта, где он встречался с бледно-голубым небом. Солнце заливало Карибы ярким сиянием, и многие сказали бы, что так выглядит рай, но Гейб видел, как в море гибнут люди. И знал тех, кто утонул, потому что помощь, в которой они нуждались, была слишком далеко. Он пережил не один жестокий шторм, когда казалось, будто наступил конец света. Гейб любил море, однако не страдал романтическими иллюзиями на его счет. Он считал, что океан ничем не отличается от безжизненной пустыни — здесь может случиться все, что угодно.

Второй помощник, Суарес, как обычно, стоял у руля. Старый кубинец знал о кораблях больше, чем Гейбу суждено было понять за всю свою жизнь. Мигель, первый помощник капитана «Антуанетты», что-то кричал в микрофон радиоприемника, и Гейба охватило ощущение катастрофы, когда он увидел отчаяние, полыхающее в глазах брата.

«Дом Ортега рушится», — передал он ему с Дуайром. Больше никто не знал, что это означает, — слова из тайного языка братьев, из времен детства, проведенного в маленьком городке на северном побережье Мексиканского залива. Однажды на улице, после отбушевавшего урагана, они увидели дом соседа, который постоял мгновение и обрушился прямо у них на глазах. Вместе с домом погибли Ортега и его красавица дочь Миранда. Возможно, они умирали, когда братья Рио смотрели, как разваливается на части их дом.

Эти слова означали чрезвычайную ситуацию. Кто-то сказал бы «Красный код», но тут все было гораздо серьезнее. «Дом Ортега рушится» для братьев Рио являлось символом полной катастрофы.

— Мигель! — рявкнул капитан, пройдя через рубку.

Его брат развернулся, и Гейб снова увидел в его глазах отчаяние.

— Заткнись! — крикнул Мигель в микрофон. — Успокойся и слушай!

— …Бог от меня отвернулся! Они все прокляты, но вы можете спасти меня! Поспешите, пока не стемнело…

— Да чтоб тебя! — прорычал Мигель и снова включил тумблер приемника. — Сбавь обороты, идиот. Что случилось? Оружие в порядке?

В тот момент, когда вопрос слетел с языка, Мигель сжал зубы, поняв, что сделал, и обругал себя.