Лаура Липман

«Девять пуль для тени»

Светлой памяти моих дедушек и бабушек, Лори Дивер Липман и Теодора Липмана и Мэри Джулии Мур Мэйбри и Е. Спира Мэйбри Мл. посвящается.
Спелые сливы падают, Вот их осталось всего семь. Надеюсь, мой прекрасный возлюбленный найдет меня, Пока еще есть время… Спелые сливы падают, Вот их осталось всего три. Надеюсь, мой прекрасный возлюбленный найдет меня, Пока еще есть время… Спелые сливы падают, Я собираю их в корзинку, Надеюсь, мой прекрасный возлюбленный найдет меня, Скажите ему, как меня зовут. Конфуций
МОЯ ИСКРЕННЯЯ БЛАГОДАРНОСТЬ…

Еще раз хочу поблагодарить не только всех своих прежних помощников — Джоан Джейкобсон, Викки Бижур и Кэрри Ферон, но также и новых консультантов, в особенности доктора Марка С. Комрада, Хитер Дюар и Тома Хортона. Мне никогда не удалось бы написать эту книгу, не попади мне в руки «Остров безвременья» Тома — только поэтому я смогла создать свой собственный таинственный остров, появившийся на страницах моего романа. Хочу отметить, что отец Эндрю Уайт — не выдуманный персонаж, а реально существовавший человек, и во время своего путешествия в Новый Свет он действительно вел дневник. Но он никогда не описывал в нем остров Неверлэнд, поскольку такой остров никогда не существовал в природе, а является исключительно плодом моего воображения. Это выдумка чистой воды.

Этот мой роман появился на свет в тот период времени, который, как позже выяснилось, ознаменовал конец моей работы в балтиморской «Сан», поэтому мне бы хотелось воспользоваться случаем и поблагодарить Рафаэля Алвареса. Он позволил мне то, что ему самому не удалось в «Рассказчике», а именно — использовать в романе подборку газетных статей, сделанную им же в 2001 году по заказу «Сан». И отдельная благодарность профсоюзу журналистов Вашингтон-Балтимор — за то, что помогал и помогает Рафаэлю, мне, а также тысячам Других сотрудников — в прошлом, настоящем и будущем — заработать себе на жизнь.

* * *

Как обычно, его день начался на воде. Так же, как когда-то у его отца. И так же, как у нее.

И не то чтобы у него хватило духу наконец честно признаться себе, что он явился сюда в это утро только лишь затем, чтобы увидеть ее. Вовсе нет — чтобы сейчас валяться в лодке, лениво наблюдая за тем, как разгорается новый день, у него была чертовски законная причина. Не удержавшись, он молча улыбнулся тому, как забавно прозвучала эта фраза: законная причина. Законная. Чудное слово, особенно применительно к его жизни, и вместе с тем на редкость подходящее. Он задумчиво покатал его на языке, смакуя каждый слог и произнося его так, как он делал когда-то в юности. За-кон-ная…

Он заранее заглушил двигатель, позволив течению отнести моторку в укромное местечко под низким, почти у самой воды, мостом. Даже среди местных не всем было известно об этой крохотной бухточке, такой неожиданной здесь, в широком течении Патапско, к югу от города и Иннер-Харбор. Да и те, кто знал о ее существовании, считали ее слишком узкой для того, чтобы какая-нибудь лодка решилась зайти сюда. Вот и хорошо, подумал он. Именно поэтому-то бухточка и приглянулась ему. К тому же раз или два он встречал тут ее. Что уже неплохо — поскольку она неизменно оставалась в лодке, вместо того чтобы слоняться по берегу и глазеть по сторонам. В общем-то трудно было представить, чтобы ей пришло в голову нечто в этом роде. Но ведь заранее никогда не знаешь, верно?

Новый день, новые дела. Неизменная отцовская присказка, он слышал ее каждое утро, но в его случае это звучало как-то уж слишком прозаически. Ведь это были годы, когда залив начал изменять им: сначала залив, а потом и политики со своими бесчисленными запретами и мораториями то на одно, то на другое. Заставить нынешнее поколение положить зубы на полку ради того, чтобы последующее каталось как сыр в масле — вот что, похожее, у них на уме. Интересно, а кто ж тогда станет собирать устриц и ловить крабов, коли рыбаки все вымрут от голода?! О нет, конечно, они любили рыбаков, но как-то уж очень абстрактно, воспевая на разные лады их традиции и славную историю. А еще все они чертовски любили поесть — конечно, если речь не шла о том, чтобы добывать эту еду своими руками. Точно такой же шум они поднимали вокруг выходцев из арабских стран, которых в городе было немало. В основном те торговали овощами и фруктами прямо с тележек, которые таскали по городу лошади. Только вот на самом деле их куда больше заботила судьба этих самых лошадей, а не их хозяев. Те же, кто делали всю черную работу, их не интересовали. В их глазах в этих существах человеческого было не больше, чем в воняющих бензином автомобилях или хлопчатобумажных джинсах. Наверное, думал он, эти парни возомнили, что еда появляется у них на столе не иначе, как по мановению волшебной палочки, и так будет всегда — если, конечно, рыбаки не станут слишком уж жадничать.

Конечно, он знал, может быть, даже лучше, чем кто-либо еще, какие штуки со временем выкидывает память, и все же готов был поклясться, что во времена его юности все было и больше, и лучше. Жареные устрицы размером с кулак просто таяли во рту, а водившиеся в изобилии крабы до десяти дюймов в ширину выглядели настоящими морскими чудовищами, которым ничего не стоило разом отхватить вам палец. А теперь… все теперь измельчало — крабы, устрицы. Его собственная семья. Даже сам этот остров.

Однако родители его не знали другой жизни, да и не хотели ее. Отец всегда считал себя счастливейшим человеком в мире просто потому, что проводил свою жизнь на вольном воздухе, иначе говоря — на воде. За эту любовь залив отплатил бедняге тем, что сократил ему жизнь на добрых пару лет. Что не доделало солнце, докончила вода, влив в его кровь смертельный яд. Его свел в могилу простой порез, усилиями местного и глухого как пень эскулапа, понятия не имевшего о такой штуке, как инфекция, перешедший в заражение крови. В результате далеко не старый еще человек сгорел как свечка. Бедняге и в голову не приходило жаловаться — даже когда заражение крови, распространившееся по всему его телу, заставило его гнить заживо. Нет, он привык принимать жизнь на ее условиях и научил своего сына поступать так же. Делай то, что ты любишь, и ты полюбишь то, что ты делаешь. Таков был девиз его отца, его кредо, которым он руководствовался всю свою жизнь, и его сын понял и принял это как должное.

Однако ему, случалось, приходило в голову, что такая любовь иногда несет с собой смерть.

Он выплыл из протоки, довольный тем, что тут все по-прежнему. Теперь он оказался на Миддл-Бранч, и его моторка, словно повинуясь собственному желанию, неторопливо направилась в сторону Черри-Хилл Марина. Он практически никогда не рисковал так делать… вернее, не часто. Но сегодня он чувствовал, что ему позарез нужно увидеть ее. И почему-то это желание возрастало с каждой минутой. Теперь уже трудно было даже представить, что когда-то он не знал ее, что она не являлась ему во сне, обещая то единственное, о чем он мечтал. При мысли о том, что их встреча была лишь случайностью, его вдруг прошиб холодный пот Что, если бы он тогда не… Что, если бы она?.. Теперь он уже не представлял себе жизни без нее.

Лениво окинув взглядом реку, он заметил парочку восьмерок, несколько четырехвесельных лодок, но ни одного ялика. Должно быть, опоздал, подумал он, и сердце у него упало. Чайки, кружа над ним, издевательски кричали, словно высмеивали его. «Слишком поздно, слишком поздно!» — слышалось ему. Команды рулевых: «Весла на воду! Табань! А теперь налегай!» — обидной насмешкой отдавались в ушах. «Слишком поздно!» — пронзительно заверещали чайки. Девичий голос, словно приняв брошенный ими вызов, взлетел к небесам: «Налегай! Налегай!» Первенство все-таки осталось за чайками. Лодки стремительно пронеслись по воде, и голоса рулевых отнесло в сторону ветром.

Но нет! Похоже, он ошибся, и опоздала как раз она. Сердце его встрепенулось, когда из-под моста Ганновер-стрит-бридж выскользнул одинокий гребец. Ему достаточно было одного взгляда, чтобы мгновенно узнать ее широкую спину, укрытую плащом густых каштановых волос. Быстрым движением он заглушил мотор, и она коротко кивнула, видимо, оценив его вежливость, но не переставая грести, чтобы не сбиться с ритма.

Ее трудно было назвать хорошенькой в полном смысле этого слова. Но он решил, что это даже к лучшему, хотя, если честно, всегда считал себя приверженцем более утонченной красоты. Но очаровательное или хотя бы просто миленькое личико выглядело бы нелепо в сочетании с тем телом, которым наградила ее природа. «Симпатичное» сказал бы другой на его месте, но ему это слово не нравилось. В его представлении оно куда больше подходило мужчине.

Тем не менее в ее внешности не было ничего мужеподобного. Разве что фигура… Что за вздор, одернул он себя. Она так красиво смотрелась на носу лодки, что невольно заставила его вспомнить о Гере, направлявшей корабль Ясона во время плавания за Золотым руном — когда-то давно он смотрел такой фильм. Глупец этот Ясон, промелькнуло у него в голове, поспешил бездумно использовать все три желания, дарованные ему всемогущей Герой, и это несмотря на ее предупреждение! Длинные ресницы богини сомкнулись, и она была потеряна для него навсегда. А ведь Ясон жаждал куда большего! Нет, нет, ничего подобного в фильме не было. Однако фильм заставил его обратиться к древнему мифу, который лег в его основу — именно на это и рассчитывала его учительница, ловким движением остановив проектор на самом интересном месте. В итоге он просто влюбился в греческие мифы и легенды, созданные, казалось, именно для него. Афродита вставала из морской пены словно только для того, чтобы подарить свою бессмертную любовь хромому, перемазанному сажей кузнецу Гефесту, единственному среди богов, обделенному красотой. Психея и Эрот, Пигмалион и Галатея. Эпиметей и Прометей, состязавшиеся между собой в попытке помочь смертным обитателям Земли…

И тем не менее легенда о Золотом руне оставалась его любимейшей — может быть, просто потому, что попалась ему первой. Даже сейчас книга волновала его воображение куда сильнее, чем фильм. Он до сих пор не мог оставаться равнодушным, читая, как Медея отомстила предавшему ее Ясону, а дойдя до того места, где новая невеста Ясона корчится в муках под пропитанным ядом плащом, в то время как сам Ясон теряет разум от стыда и ужаса перед содеянным, всякий раз чувствовал, что его пробирает дрожь.

Единственное, что не давало ему покоя, это то, что сама Медея осталась безнаказанной. Почему-то это казалось страшно несправедливым. Ну как же так?! Разве не она вначале предала собственного отца, обокрав его ради любви к Ясону, а потом, когда возлюбленный изменил ей, безжалостно убила своих сыновей? Где же справедливость? — думал он. Куда смотрели боги? Почему ни один из них не поразил молнией ее запряженную драконами колесницу, когда она возносилась на небо? Разве не должна была Медея поплатиться смертью за все то зло, которое совершила? Нет, Медея должна была умереть!

Сегодня на ней была простая майка на бретельках, и ничто не мешало ему любоваться ее плечами, какие нечасто встретишь у обычной женщины. Но ему нравилось смотреть, как вздуваются мускулы у самого основания ее шеи, а под ними образуются крохотные впадинки — как будто мужские пальцы оставили тут свои отметины после ночи любви. Он украдкой восхищался ее длинными выступающими ключицами, настолько выпуклыми, что выдержали бы тяжесть полки с книгами. Широкий прекрасный лоб мыслителя странно противоречил восхитительно пухлой нижней губе, которую она прикусила, чтобы не отвлекаться.

Он так до сих пор и не смог понять, какого цвета у нее глаза — цвет их казался таким же изменчивым, как вода залива или небо над головой. К тому же он до сих пор так и не смог отважиться подплыть к ней поближе — ведь вокруг были люди. А окажись они на твердой земле, разве хватило бы у него мужества встретиться с ней глазами?

Вот тут, в лодке, когда козырек бейсболки закрывает лицо, а стекла очков скрывают взгляд, — другое дело.

Во всяком случае, пока.

Глава 1

В то время эта идея казалась просто великолепной.

Тесс Монахэн сидела в машине возле небольшого бара в пригороде Балтимора. Было самое начало весны — лучшее время для ухаживаний и любовного воркования, лениво подумала она. И все вокруг были согласны: птицы, пчелы, даже яппи[1] в брюках для гольфа и майках, составлявшие добрую половину населения округа Балтимор. Потому что именно этим все они сейчас и занимались.

— На редкость подходящее местечко для любителя приставать к детям. — Тесс повернула голову к Уитни Тэлбот, самой давнишней своей подруге, с которой они некогда делили одну комнату в колледже, да и теперь, случалось, бывали партнерами.

— Возможного любителя приставать к детям, — поправила Уитни, удобно устроившаяся на водительском месте своего «сабурбана». С каждым годом автомобили, которые выбирала для себя Уитни, становились все огромнее, и нынешний тоже не стал исключением. И это при том, что цены на бензин росли как на дрожжах. — У нас нет никаких доказательств, что он знал, сколько лет Мерси, когда затеял все это. Да и потом, помилуй Бог, Тесс, ей ведь уже шестнадцать! Можно подумать, ты в ее годы еще была девственницей!

— Нет, конечно — в шестнадцать-то лет! Но если он вздумал приставать к твоей двоюродной сестре…

— Троюродной! — ехидно поправила Уитни. — И то с натяжкой. Так сказать, седьмая вода на киселе!

— Сдается мне, парень уже занимался этим и раньше. И не собирается останавливаться. Твоя семья смогла решить проблему с Мерси. Но как нам помешать ему стать проблемой еще для какой-то семьи? Сама понимаешь, не каждому по карману отправить свою дочурку в частную школу куда-нибудь за границу.

— Да что ты? Неужели? — Тесс подозрительно покосилась на подругу. Но притворное изумление, написанное на лице Уитни, ясно дало ей понять, что это лишь очередной способ посмеяться над богатством собственной семьи.

Подруги мрачно уставились перед собой, молча размышляя над вопросом, все ли мужчины такие тупоумные идиоты, или все-таки встречаются счастливые исключения. Слава богу, одну девочку им удалось вырвать из лап извращенца, но мир полон юных девушек, а извращенцев в нем, наверное, еще больше. И единственное, что они могли сделать, это сократить их количество по крайней мере на одну мужскую единицу. Только вот как? Если Тесс и знала хоть что-то об отклонениях в человеческой психике — а вообще говоря, знала она немало, — так это то, что остановить такого вот чокнутого может разве что землетрясение. Или ядерный взрыв. Потому что сами они не останавливаются. А этот псих из Интернета, судя по всему, уже вполне дозрел. Достаточно только легкого толчка — и он сорвется. И таким толчком могло стать что угодно.

— Тебе вовсе не обязательно влезать в это дело, — пробормотала Уитни.

— Обязательно.

— И что потом?

— Это ты мне скажи. Как-никак, это ведь ты все придумала.

— Если честно, у меня и в мыслях не было, что дело зайдет так далеко.

С того дня, как Уитни явилась к Тесс и поведала семейную сагу о своей кузине и о том, чем та занималась по ночам в Интернете, прошло шесть недель. Стоп, стоп: не двоюродная, а троюродная сестра, а то и вовсе никто — так, седьмая вода на киселе. Ценность Мерси в глазах семьи определенно стояла невысоко, видимо, ослабленная браком между кровными родственниками.

И очень возможно, что месяца через три все закончилось бы неожиданной беременностью, поскольку бедняжка Мерси просто-таки сама напрашивалась на это, если бы не внезапно напавший на нее среди ночи приступ волчьего голода. Мерси как раз рылась в холодильнике в поисках чего-нибудь съедобного, когда ее абсолютно необразованная по части компьютеров матушка, услышав негромкую музыку, заглянула к дочурке в спальню — как раз вовремя, чтобы прочитать мерцавший на экране вопрос: «А на тебе сейчас есть трусики?» Расправа последовала незамедлительно — не прошло и нескольких дней, как винчестер буквально выпотрошили, обнаружив при этом бесчисленное количество писем, которыми обменивались Мерси и какой-то мужчина — судя по его словам, маклер двадцати пяти лет от роду. Рассвирепевшие родители Мерси тут же вытащили вилку из розетки — что в прямом, что в переносном смысле слова, разом положив конец ее виртуальному роману.

По мнению Уитни, такой исход дела позволил неизвестному подонку не только выбраться из всей этой истории сухим, но и продолжить свои ночные изыскания на предмет наличия трусиков.

Идея начать поиски некоего Муза Любоввв в его собственном мире принадлежала, конечно, Тесс. Призвав на помощь разбиравшихся в компьютерах друзей, они состряпали фальшивую учетную запись пользователя на имя несуществующей Студенточки и принялись шарить по всем закоулкам Мировой сети в поисках укромных уголков и тайных местечек, которые педофилы всего мира привыкли считать своими охотничьими угодьями.

Уитни с Тесс менялись за клавиатурой, но именно на долю Тесс выпала честь выследить и обнаружить мифического Муза Любоввв, к этому времени благоразумно сменившему «ник» на Тики-так Парень и благодаря этому действовавшему нагло и практически в открытую. Следы его отыскались не где-нибудь, а в чате, где привыкли собираться любительницы лакросса. Вскоре по его приглашению они отделились от остальных для интимной беседы вдвоем. Случилось это сразу же после того, как Тесс послала ему более или менее соответствующее действительности описание самой себя — что называется, с головы до пят. После чего со все возрастающим восхищением принялась наблюдать за тем, как виртуальный любовник начал терпеливо обольщать «старшеклассницу». Ожидая, когда на экране вспыхнет очередное послание — печатал он явно медленнее, чем она, — Тесс невольно вспомнила фильм «Ослепленный желаниями», тот самый, где дьявольски соблазнительный Питер Кук втолковывает растяпе Дадли Муру, что мужчина, дескать, может поиметь практически любую женщину, если только у него хватит терпения слушать ее часов до четырех утра. Прикинув про себя, Тесс решила, что молоденькая девушка вряд ли продержится дольше полуночи.

Но этот самый Тики-так Парень и знать не знал о ее предполагаемом возрасте, во всяком случае, вначале. Постепенно шутками и поддразниванием ему удалось вынудить ее признаться — Тесс уповала только на то, что ее уклончивые ответы вполне соответствовали образу застенчивой старшеклассницы. Она промучила его целую неделю, прежде чем созналась, что ей еще нет двадцати одного… Вернее, даже восемнадцати нет.

МОЖЕМ ЛИ МЫ ПО-ПРЕЖНЕМУ ОСТАВАТЬСЯ ДРУЗЬЯМИ? робко напечатала она.

ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ? тут же отозвался он.

После этого накал страстей заметно усилился. Очень скоро у них уже вошло в привычку появляться в чате каждый вечер в десять часов. Налив стакан красного вина, Тесс усаживалась за свой ноутбук, с омерзением используя «ник», выбранный ею специально для этой цели. А потом, отсоединившись, напускала обжигающе горячую ванну или подолгу стояла под душем.

ЕСТЬ ЛИ У ТЕБЯ ФАЛЬШИВОЕ УДОСТОВЕРЕНИЕ ЛИЧНОСТИ? высветилось на экране монитора две ночи назад.

Ну наконец-то! Медленно же он соображает. Однако, даже несмотря на это, он умудрился не выдать себя, на что, если честно, сильно надеялась Тесс.

НЕТ. НЕ ЗНАЕШЬ, КАК ЕГО ПОЛУЧИТЬ?

Естественно, он это знал. Еще прошлым вечером, получив сообщение, что ей это удалось, он поинтересовался, знает ли она тот самый бар, который, как оказалось, был всего в нескольких минутах ходьбы от Лайт-Рэйл. Как он объяснил, это на тот случай, если она еще не умеет водить машину. Или не сможет воспользоваться семейной тачкой.[2]

И ПОТОМ, Я ВСЕГДА СМОГУ ПОДБРОСИТЬ ТЕБЯ ДО ДОМА, спохватившись, пообещал он.

«А то как же!» подумала Тесс. Ладони у нее разом вспотели. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы ответить согласием. Желудок стянуло судорогой. «Интересно, а с Мерси у них тоже уже успело зайти так далеко?» — промелькнуло у нее в голове. Правда, девчонка клялась и божилась, что они ни разу не встречались, но полагаться на память компьютера тут было нельзя. В конце концов, даже в электронной почте сообщения, бывает, теряются бесследно. Да и потом, она вполне могла связаться с ним не из дома, а, к примеру, из школы, воспользовавшись для этой цели другой учетной записью пользователя.

Тесс доводилось встречаться с Мерси лишь однажды, к тому же это было почти два года назад. Но даже тогда, в начальных классах старшей школы, у этой маленькой паршивки уже было такое тело, что при одном только взгляде на нее у мужчин слюнки текли. А огромные зеленые, как у русалки, глаза с тяжелыми веками делали ее похожей на искушенную жизнью женщину. Добавьте к этому густые русые волосы, спускавшиеся почти до талии, и вы догадаетесь, что Мерси относилась к той категории девушек, чьи родители обречены поседеть раньше своих сверстников. Без сомнения, она была лакомым кусочком. Интересно, подумала Тесс, почему этот Муз Любоввв охотится исключительно на юных девушек? Возможно, его притягивает их неискушенность? Или надеется, что их глупость позволит ему выйти сухим из воды? Да и знает ли он вообще, какие они еще молоденькие, его несчастные жертвы? Или же ему на это наплевать?

Во времена ее собственной юности подобные стервятники обычно караулили юных простушек, сидя в машине возле школы. Они не прятали лица, нет — их глаза горели от возбуждения в предвкушении охоты. Может быть, поэтому тогда было труднее вскружить несчастной девчонке голову? Да и как, скажите, произвести впечатление преуспевающего бизнесмена, если у твоей старушки «импалы» помято крыло и багажник вот-вот отвалится, а ты сам то и дело вытираешь внезапно вспотевшие ладони, и губы приходится постоянно облизывать, потому что они все время пересыхают от желания, с которым ты уже не в силах совладать?

«Да, в наше время с педофилами еще можно было как-то бороться», — со вздохом подумала Тесс.

БУДУ ЖДАТЬ ТЕБЯ ТАМ В 8 ЧАСОВ, ответила Студенточка.

ВСТРЕТИМСЯ В БАРЕ, вспыхнул ответ. НА МНЕ БУДЕТ ГАЛСТУК В ЦВЕТОЧЕК.



Итог визуальной проверки бара — трое мужчин с галстуками в цветочек.

— Три галстука в цветочек! — с досадой сплюнула Уитни, — и это только в одном Хант-Вэлли! С ума можно сойти, честное слово!

— Погоди-ка… Галстук № 1, кажется, собирается уходить. Точно! А Галстук № 2, похоже, явился сюда с приятелем. Итак, дамы, позвольте представить вам нашего счастливчика, одинокого холостяка, которого я буду именовать Галстук № 3! Он любит музыку и закат солнца, обожает плавать, и еще у него есть одно любопытное хобби — клеить несовершеннолетних в Интернете. — Тесс принялась насвистывать «Свидание», барабаня в такт по приборной доске.

— И кто он, по-твоему? Мечта любой девчонки или еще один закомплексованный придурок?

— Держу пари, что второе. Да ты только взгляни на него!

Тот, о ком они говорили, устроился в самом углу, не отрывая глаз от экрана телевизора, где как раз показывали какой-то матч по баскетболу Рубашка ядовито-розового цвета болталась на щуплых, как у подростка, плечах, что в сочетании с непропорционально пухлым задом, свисавшим с табурета, как овечий курдюк, производило довольно отталкивающее впечатление.

— Пьет холодную «Маргариту»[3], — продолжала докладывать Уитни. — Никогда не верь мужчинам, которые пьют «Маргариту»! Да еще охлажденную! Наверняка уже подмазал бармена, чтобы тот наливал тебе двойную порцию всего, что ты закажешь. Хочешь, поспорим на двадцатку, что он посоветует тебе взять «Дайкири»?[4] Или в крайнем случае «Пину Коладу»![5]

— Ну и как, сойду я за семнадцатилетнюю? — спросила Тесс, с сомнением разглядывая себя в зеркальце.

— При таком-то освещении? Не смеши меня! Можешь на это не рассчитывать. Даже при том, что парню самому до смерти хочется поверить в то, что тебе еще нет восемнадцати, — без малейшего недоброжелательства в голосе буркнула Уитни. — И потом, когда это нормальный мужчина при первом свидании вообще замечал твое лицо?

Тесс опустила глаза, внимательно оглядев себя с головы до ног — бледно-розовая футболка и широкая юбка, которые одолжила ей Уитни, — и с трудом подавила вздох. «Если кто-то скажет вам, что в тридцать один год легко выдать себя за семнадцатилетнюю, пусть даже эта свистушка и пытается выглядеть на все двадцать один, плюньте ему в лицо», — мрачно подумала она. Волосы, которые она распустила, волнами падали ей на лицо — она ненавидела это ощущение. Оставалось только надеяться, что пушистые пряди, мягко обрамляющие лицо, сделают его более юным, смягчив жесткие складки у губ и в уголках глаз. Вдобавок на ней еще был такой толстый слой косметики, что лицо ее смахивало на маску какого-то идола. Тесс никогда в жизни так не красилась. Впрочем, для старшеклассниц, кажется, это обычное дело. «Что ж, может, сойдет», — подумала она.

Тики-так Парень — поломавшись, он все-таки признался, что его зовут Стив, — встал, заметив, что она направляется к его столику.

— Вы?..

— Да, это я. — Она немного нервничала, но сейчас это было даже приятно. Нервничает, значит, все идет как надо. Значит, все получится.

— Что будете пить?

— Не знаю… — помялась она. — Может, пиво?

Он окинул ее цепким взглядом:

— Думаю, «Маргарита» с клубникой лучше подойдет к твоему туалету.

«Маргарита», да еще с клубникой… Господи, это даже хуже, чем «Дайкири»! К тому же она терпеть не могла мужчин, которые в первое же свидание имеют наглость решать, что будет пить их дама. Подавив бунт в зародыше, она заставила себя покорно кивнуть. Бармен бросил на нее подозрительный взгляд, чуть заметно вскинул брови, но удостоверение личности не спросил. «Проклятие, надо же, какой глазастый!» — чертыхнулась про себя Тесс. Выходит, Уитни была права. А Стив, ожидавший увидеть семнадцатилетнюю девчонку, ничего не заподозрил!

— И это после всей нервотрепки по поводу того, как раздобыть фальшивое удостоверение личности! — шепнул он ей на ухо, слегка коснувшись ее кожи мокрыми губами. Смешок, который ему, верно, казался исключительно подходящим для лихого сердцееда, больше смахивал за блеяние. Похоже, без своей клавиатуры бедняга чувствовал себя не в своей тарелке. — Может, пересядем в кабинку?

— Да… конечно. Думаю, так будет лучше.

Они забрали со стойки свои бокалы, и Тесс машинально двинулась вперед, даже не сообразив, что перехватила у него инициативу. Но выбора у нее не было — ей нужно было усадить его так, чтобы остававшаяся в машине Уитни могла видеть их обоих.

— Ну как тебе там помогли? — спросил он.

— Где?

— Ну в том месте… куда я тебя послал. Где делают фальшивые удостоверения личности.

— Ах да… да, конечно. Все в порядке.

— Можно посмотреть?

Вот так номер! К этому она не была готова. Придется прикинуться дурочкой.

— На что?

— На твое удостоверение.

— Да, конечно. Почему бы нет? — Она извлекла свои настоящие права, выданные в штате Мэриленд, и он принялся разглядывать их в полумраке бара. Предполагается, что подделать водительское удостоверение невозможно из-за двойной степени защиты. К тому же его меняли всего два года назад. Но Тесс рассчитывала, что изготовители фальшивок все-таки стараются идти в ногу со временем. Не могла же она, в самом деле, показать ему свою лицензию частного детектива?!

— Ух ты, черт возьми! Да он работает все лучше и лучше! Эта штука выглядит в точности, как настоящая, — хмыкнул Стив. — Только вот для чего было указывать, что тебе уже тридцать один год?

Вспыхнув от смущения, Тесс отобрала у него карточку.

— Просто ошиблась. Хотела прибавить четыре года, а сказала четырнадцать.

— Итак, твое настоящее имя Тереза?

Успев привыкнуть, что все называют ее Тесс, она едва не ляпнула «нет».

— Да… но мне больше нравится, когда меня зовут Терри.

— А в онлайне ты иногда называла себя Розой.

Работа Уитни, прикинула про себя Тесс. Скорее всего, это пришло ей на ум, еще когда охота только-только начиналась. Итак, выходит, он выслеживал ее… тьфу, не ее, конечно, а Студенточку, бродил вслед за нею по сайтам для спортивных фанатов и любителей популярных телевизионных шоу!

— Хорошо бы! То есть я имею в виду, что хотела бы, чтобы меня на самом деле звали Розой. Куда красивее, чем Тереза.

— Если хочешь, я буду называть тебя Розой.

— А ты, стало быть…

— Стив. Это мое настоящее имя.

— Может, мне тоже заодно проверить твои водительские права? — кокетливо промурлыкала Тесс, старательно изображая этакую игривую семнадцатилетнюю кошечку. Хотя, сказать по совести, такая манера всегда была ей противна, даже в пору ее собственной юности.

Мужчина рассмеялся, но сделал вид, что воспринимает ее слова как шутку. Плохо. Именно на это и рассчитывала Тесс — увидеть его водительские права. Тогда бы она знала его фамилию. После этого она бы извинилась и отправилась в туалет, где дождалась бы Уитни и передала ей эти сведения. А дальше все очень просто: Уитни из ближайшего ресторана позвонила бы кому-нибудь из своих приятелей, и тот мгновенно пробил бы имя этого подонка на компьютере используя базы данных двух штатов сразу. Через четверть часа они знали бы о нем абсолютно все: домашний адрес, все его мелкие и крупные грешки и даже сколько он должен и кому. А после этого, познакомившись с ним поближе, можно было брать его, так сказать, тепленьким. Ну а потом, как водится, — внезапно вспыхнувшая головная боль, или судороги, или расстройство желудка, и, торопливо распрощавшись со своим кавалером, она бы бесследно растворилась в ночи. Ее собственная машина была припаркована за углом бара, позади мусорного контейнера.

Стив накрыл ее руку своей.

— Терри, Терри, Терри, — нараспев начал он. Видимо, ему самому это казалось страшно романтическим.

Тесс пришлось закусить губу, чтобы не поддаться искушению вырвать свою руку из его потных пальцев.

— Знаешь, лучше уж я останусь Розой.

— Розой? Ладно, пусть будет Роза. Тем более что это имя тебе очень идет. Ты такая хорошенькая, ты это знаешь? Я и понятия не имел, болтая с тобой в чате… Можно подумать, я знаком с двумя разными девушками.

«Так оно и есть, придурок! — злорадно подумала Тесс. — Ирландка из католической семьи с примесью немецкой и еврейской крови, которую ты видишь перед собой, не слишком-то похожа на хорошенькую блондиночку, словно соскочившую с глянцевой обложки „Города и Деревни“». Конечно, переписка сохраняется в памяти компьютера, так что ошибок им удавалось избегать. И тем не менее это все равно, что пытаться сойти за другого по телефону, надеясь, что твой собеседник не узнает тебя по голосу. Уитни, немного вялая, нервная и пугливая, всегда такая осторожная и осмотрительная, была полной противоположностью Тесс. Может, и неудивительно, что именно ей, с ее немного циничным равнодушием в отношении сильного пола, удалось в конце концов зацепить его.

— Ты очень хорошенькая, — повторил он, глядя ей в глаза тем взглядом, который — в его представлении, конечно — призван был обозначать душевное томление.

Будь Тесс и в самом деле наивной семнадцатилетней девчонкой, она, скорее всего, истолковала бы его только так. «Ты очень хорошенькая». Следовало бы в законодательном порядке запретить мужчинам говорить такое девушкам лет до двадцати и женщинам после сорока пяти. Сама-то Тесс знала, что хорошенькой ее никак не назовешь. Привлекательная — да. Потрясающая — конечно. Но не хорошенькая и уж, конечно, не красивая.

Однако в свои семнадцать лет она умирала от желания быть красивой. И бросилась бы на шею любому мужчине, если бы ему вдруг пришла охота назвать ее хорошенькой.

В тридцать один все было по-другому. Теперь она видела его насквозь и могла бы поспорить на что угодно, что он вовсе не такой уж крутой бизнесмен, каким желает казаться. Розовая рубашка, скорее всего купленная за гроши на какой-то распродаже, предательски полиняла под мышками. Наручные часы были слишком велики, то же самое можно было сказать и о перстне, который он носил на правой руке. Черты лица невыразительные, как будто смазанные, только глаза посажены слишком близко, да разве что в изгибе рта есть что-то отталкивающее. Прилизанные, тщательно уложенные волосок к волоску волосы выдавали желание замаскировать намечающуюся лысину.

— Ты такая хорошенькая, — повторил он в третий раз, словно это было какое-то магическое заклинание.

— Я не… — Сделав вид, что ужасно смущена его признанием, Тесс наконец высвободила свою руку и, сунув ее под стол, украдкой вытерла ее об юбку. — Что ты! Никакая я не хорошенькая!

— Глупости! Конечно, хорошенькая! И притом особенная.

Подошедшая официантка протянула им меню. На лице Стива появилось раздосадованное выражение, Тесс же, наоборот, обрадовалась. Она заказала то, что, по ее мнению, мог бы выбрать подросток: громадный чизбургер, нашпигованный всем чем только можно, жареный лук и клубничный коктейль. Заметив, как Стив поморщился, увидев, что она заказывает лук, Тесс возликовала — так ему и надо! Не будет в следующий раз приглашать на свидание детей. Откуда девчонкам знать о том, что в таких случаях лук заказывать не стоит?

— Заказать тебе еще выпить?

— Ой, я ведь и этот еще не допила!

Вообще-то она сделала всего один глоток. Тесс не выпускала из рук бокал, но пить не собиралась — сегодня вечером ей как никогда нужна трезвая голова.

— Сейчас у них «счастливый час» — два коктейля по цене одного. Потом дороже, — пояснил он.

Вот подонок! Так он, ко всему прочему, еще и скупердяй! Приятное качество, особенно в мужчине.

— Нет, спасибо. Мне вполне достаточно.

Его рука быстро скользнула к поясу. Знакомое движение, невольно отметила Тесс. Сродни рефлексу павловской собаки. Скорее всего, включился пейджер.

— Это из офиса, — объяснил он. — Проклятие! Какое-то срочное дело.

— Срочное дело? — удивилась она. — Разве у биржевых маклеров бывают срочные дела?

— У биржевых маклеров? Эээ… конечно.

— Но разве такие фирмы обычно не бывают закрыты к… — Как бы не переборщить, одернула себя Тесс. Откуда зеленой девчонке знать, во сколько закрываются офисы крупных фирм? — В общем, в конце дня?

— Да, конечно. Только если имеешь дело с большими деньгами, приходится привыкать к тому, что тебя могут выдернуть из-за стола в любое время дня и ночи. Опять же разница в часовых поясах. В… ммм… Индонезии биржи еще открыты.

— О… — Вот дерьмо! — Ну тогда, думаю, тебе лучше ответить.

— Да. Я тоже так считаю.

Телефонные кабинки располагались за рестораном — чтобы попасть туда, нужно было пройти по длинному коридору, который вел в туалет. Убедившись, что сутулая спина ее поклонника исчезла за поворотом, Тесс воровато оглянулась по сторонам и торопливо обшарила карманы его черной кожаной куртки, которую он оставил на вешалке в кабинке. Апрельский вечер был довольно прохладным, но, конечно, не настолько, чтобы нужно было надевать куртку. Вероятно, ее прихватили в расчете на то, чтобы произвести впечатление, хотя куртка явно была дешевой — грубая кожа противно царапала пальцы. Рука Тесс скользнула в карман в надежде нащупать бумажник. Хорошо бы там оказалась водительская лицензия, тогда бы она узнала его настоящую фамилию — одного этого было бы достаточно, чтобы выведать всю его подноготную. А если там еще окажется карточка социального страхования, то ему вообще конец.

Боковые карманы были удручающе пустыми — такое впечатление, что куртка куплена только вчера. Тесс украдкой встряхнула ее и насторожилась, услышав где-то в складках слабый шорох. Потом потрясла ее снова. Наверняка где-то есть и внутренний карман. С ловкостью заправского карманника она снова обшарила куртку изнутри и почти сразу же обнаружила нагрудный кармашек. В нем оказалась аптекарского вида коричневая склянка, поверх которой обычно бывает наклеен рецепт. Ура! Можно считать, что фамилия и адрес этого подонка у них есть!

Но радость ее оказалась преждевременной — рецепта не было. Тесс тупо разглядывала гремевшие внутри таблетки. И тут ее осенило — теперь она знала, почему он торопил ее допить первый коктейль, чтобы заказать со скидкой еще один.

Таблетки в бутылке на вид были ничем не примечательными — белые и плоские, их можно было принять за обычный аспирин. Но это только на первый взгляд. Присмотревшись, Тесс разглядела, что на одной стороне у них полоска, а на другой — надпись ROCHE, под которой виднелась цифра 1. Теперь она знала, что это такое — Рохинол, легкий наркотик, любимое орудие насильников. Тесс наморщила лоб, пытаясь вспомнить, что она читала об этой гадости, ведь с недавних пор он просто-таки вошел в моду и в студенческих городках пользовался необыкновенной популярностью. Проглотив его, ничего не подозревающая жертва обычно через двадцать минут теряла сознание и на следующий день не могла вспомнить ничего из того, что случилось с ней ночью. В Мексике наркотик продавался вполне легально и стоил не больше пяти долларов. А если хорошенько поторговаться, то можно было купить и за один.

Ну и что теперь делать? На вид бутылочка казалась почти полной. Неужели он уже успел бросить ей в бокал таблетку? Нет, вряд ли, покачала головой Тесс. Она видела, как бармен смешивал коктейль, а потом ни на минуту не выпускала бокал из рук. Даже за столик отнесла его сама. Вероятно, этот подонок надеялся, что она отлучится попудрить носик, а он в это время успеет подсыпать эту гадость ей в коктейль. Уж слишком настойчиво он уговаривал ее заказать еще одну «Маргариту» — ну точь-в-точь волк, когда умасливал Красную шапочку! «Подойди поближе, моя крошка, — передразнила она. — Еще ближе! Чтобы я смог вырубить тебя, а потом поиметь без особых помех!»

И тут ее словно толкнуло. Повинуясь безотчетному импульсу, Тесс кинула одну таблетку в его бокал. А потом, поразмыслив, добавила еще одну — чтобы уж наверняка.



— Проблема улажена! — пару минут спустя весело объявил вернувшийся за столик Стив. — И я велел, чтобы сегодня меня больше не дергали. Ну как, мы еще не передумали повеселиться?

— Ни в коем случае, — прошепелявила Тесс, до отказа набив рот жареным луком. Все сразу не влезло, поэтому она шумно всосала остатки, да еще при этом подправила вилкой то, что не желало влезать, а потом с наслаждением облизала перепачканные ароматным жиром губы и довольно причмокнула. Стив, лучась улыбкой, словно добрый дядюшка, наблюдал весь этот спектакль.



— До чего ж тяжелый! — пожаловалась, сгибаясь под тяжестью своей половины, Уитни. — Для такого плюгавого мужичонки, я хочу сказать.

— Знаю, — пропыхтела в ответ Тесс. Они вдвоем смахивали на упряжку волов, пытаясь дотащить обмякшее, словно бескостное тело до крохотного коттеджа Уитни. Вообще-то это был домик для гостей, притулившийся сбоку особняка, где обитало остальное семейство. Посоветовавшись, они решили, что уединенность его служит гарантией успеха их безумного предприятия, хотя, если честно, до сих пор не слишком хорошо представляли, что им делать со своим пленником. Все равно, как если бы кто-то отправился половить бычков на мелководье, а вместо этого вытащил живую морскую корову. Впечатляет, конечно, только совершенно незаконно. Да и проблем с ней не оберешься.

Таблетки свалили его только минут через сорок, когда Тесс гадала, уж не перепутала ли она. Зато когда они начали действовать, то настолько стремительно, что она слегка растерялась. Речь Стива сделалась бессвязной, язык заплетался, отяжелевшие веки смыкались сами собой.

— Что за черт… не понимаю… может, это текила…

— Лучше оплатить счет и поскорее убраться отсюда, — скомандовала Тесс, решив, что притворяться семнадцатилетней больше нет нужды. Швырнув на стол пару мятых банкнот, он добавил какую-то мелочь на чай и, пошатываясь, поднялся из-за стола, ухватившись за ее руку — то ли собираясь обнять ее, то ли чтобы удержаться на ногах.

— На чай маловато будет. И десяти процентов[6] не наберется, — ехидно бросила Тесс.

— Я за хорошую жратву и двадцать дал бы, но вот выпивка… Выпивка у них дерьмо. Держу пари… это из-за нее мне так плохо. Проклятие, до чего же мутит!

Добавив пару долларов от себя, Тесс поволокла Стива в направлении парковки, очень надеясь, что официантка не заметит, что ее кавалер едва переставляет ноги. Оказалось, напрасно. Возле двери их остановили.

— Надеюсь, джентльмену не придет в голову сесть за руль?

— Конечно, конечно! — заверила их Тесс, звякнув ключами. — Я отвезу его сама. До самого дома.

Вообще-то, вначале она рассчитывала просто обчистить ему карманы, а потом оставить на стоянке, где-нибудь в укромном уголке. Но теперь, когда они засветились, план пришлось менять на ходу. Вполголоса чертыхаясь, она доволокла Стива до «джипа» Уитни и, пыхтя, свалила обмякшее тело на заднее сиденье.

— Что за…?! — ахнула Уитни, услышав шум за спиной. При виде мужчины на заднем сиденье ее драгоценного «шевроле» лицо у нее разом вытянулось.

— Сама не знаю, — устало пожала плечами Тесс. — Ладно, жми на газ. Пора убираться отсюда. Поехали куда-нибудь.

— Лучше всего ко мне, — со своей обычной самоуверенностью заявила Уитни.

И вот теперь он лежит на спине прямо на сосновом полу в домике Уитни и мирно посапывает, приоткрыв рот, словно спящий ребенок. Странно, но ни одной из них это почему-то не показалось умилительным.

Воспользовавшись случаем, Тесс обшарила его и в заднем кармане брюк обнаружила туго набитый бумажник. Теперь ей было понятно, почему брюки обтягивали его зад так, словно готовы были лопнуть в любую минуту.

— Микки Печтер, — прочитала она. — А вот и адрес… округ Балтимор. Карточка, водительское удостоверение… это где-то в Таусоне, в районе многоэтажек. Могу поспорить на что угодно, что никакой он не биржевой маклер. В лучшем случае мелкий лавочник, да и то вряд ли.

Она переписала его имя, адрес и дату рождения и позвонила Дори Стэрн, их компьютерному гению, которая еще накануне дала слово, что будет ждать звонка весь вечер. Ведь ей все равно платят сдельно, сладким голосом напомнила она.

Увы, все впустую. Дори сказала, что за их подозреваемым ничего нет.

— Даже штрафа за парковку в неположенном месте, — пожаловалась она. — Похоже, этот тип чист как стеклышко.

— Или просто достаточно умен, чтобы не попадаться, — мрачно буркнула Тесс, в досаде швырнув трубку.

— Дерьмо! — с чувством выругалась Уитни. — Я-то рассчитывала, что нам хоть что-то удастся нарыть.

— Но по крайней мере нам известны его имя, фамилия и номер лицензии, — проворчала Тесс. — Разве это так уж мало? Подождем, пока он очухается, и посоветуем ему оставить в покое маленьких девочек, если он не ищет неприятностей на свою задницу.

— Да, мало! — упрямо заявила Уитни. — Таких типов нужно учить, а иначе толку чуть. Нужно нагнать на него страху, чтобы впредь неповадно было пакостничать. Послушай, но ведь у него же были с собой эти таблетки! Не зря он их с собой таскает. И если он никого не изнасиловал до сих пор, то это просто вопрос времени.

Стив… нет, не Стив, Микки шумно всхрапнул, почмокал губами, но не проснулся. Пока Тесс обыскивала его, одна из пуговиц у него на рубашке отлетела, обнажив заросший густой шерстью живот. Кожа под волосами отливала синюшной белизной, словно у снулой рыбы.

Уитни склонилась к спящему. Потом, разозлившись, пнула его в живот носком мягкой кожаной туфли.

— Гляди, какой волосатый! Как обезьяна! У-у-у, ненавижу волосатых мужчин!

— С волосами у него полный порядок, но только на теле, — согласилась Тесс. — А вот на голове что-то не очень… Держу пари, и трех лет не пройдет, как появится плешь. Может, тогда у него пропадет охота приставать к молоденьким девчонкам. Так что нам с тобой просто стоит подождать — природа все равно возьмет свое.

Уитни бросила на подругу уничтожающий взгляд, но потом вдруг прищелкнула пальцами:

— Кажется, у меня появилась идея!

Она кинулась к старинному столу, за которым вполне мог бы сидеть какой-нибудь плантатор — это была одна из семейных реликвий, и принялась лихорадочно копаться в ящиках. Через минуту, издав торжествующий крик, Уитни вытащила прозрачную пластиковую папку с несколькими разлинованными листами бумаги и трафареткой.

— Собираешься надписывать пригласительные карточки к ближайшему балу? — с кислым видом поинтересовалась Тесс.

— Погоди-ка… — Уитни с заговорщическим видом промчалась мимо нее по коридору и скрылась в ванной. А через мгновение выскочила оттуда с флаконом аэрозоля, где еще оставалось немного пены для удаления волос. Видимо, бутылочка уже простояла там немало времени, поскольку на дне образовался осадок. — Правда все равно просочится наружу, верно? Так давай поведаем миру, что представляет собой этот тип.

Перевернув мужчину на живот, она проворно задрала ему на голову рубашку и с омерзением сморщилась, обнаружив, что спина у него еще более волосатая, чем живот. Потом осторожно разложила у него на спине трафаретку и, высунув от напряжения язык, принялась наносить на буквы пену — сначала Р, потом А, потом С…

— Уитни, что ты делаешь? — вмешалась Тесс.

— Хочу написать у него на спине РАСТЛИТЕЛЬ МАЛОЛЕТНИХ.

— Но это же смешно, честное слово! Кому придет в голову рассматривать его спину?! Еще только начало апреля.

— Вот-вот! Первое апреля, правда, уже прошло, но мы с тобой сегодня, подруга, сваляли такого дурака, что могли бы занять там первое место! — В этот момент Уитни пришлось прерваться, чтобы переложить трафаретку на новое место, но старая пенка успела присохнуть, буквы смазались, и она, не мудрствуя лукаво, оторвала трафаретку вместе с волосами.

— Здорово! — восхитилась Тесс. — В любом салоне за такую красоту с него бы содрали тридцать «зеленых». — Отобрав у Уитни депилятор, она придирчивым взглядом оглядела намечающуюся плешь бонвивана. Потом вместе с Уитни перекатила мужчину на спину и с помощью трафаретки старательно вывела у него на груди НЕУДАЧНИК.

— Как-то неровно получилось, — проворчала Уитни, отодрав трафаретку с налипшими на нее волосами и придирчиво разглядывая надпись.

— Нужно было бритвой, — мстительно посоветовала Тесс.

— Точно. Или «Надсом»[7] — жаль, сразу не подумали. Впрочем, нет, это слишком уж жестоко.

Расстегнув на мужчине брюки, Тесс одним сильным рывком стянула их до лодыжек и, сладострастно улыбаясь, использовала весь оставшийся депилятор на то, чтобы изобразить на его ягодицах и ляжках нечто вроде граффити. Баллончик фыркнул — видимо, пены уже почти не осталось. «Так, теперь сюда», — решила Тесс, направив струю в то место, где волос было поменьше. На мужчине были черные нейлоновые плавки, туго облегающие тело.

— Похоже, парень не сомневался, что сегодня вечером ему что-нибудь да обломится.

— А чего же ему сомневаться, когда он знал, что у него таблетки в кармане, — буркнула Тесс. — Только вот не пойму, какого черта он прихорашивался? Кто увидит, какие у него сексуальные трусы? Ведь к тому времени, как дойдет до дела, девочка все равно уже была бы без сознания.

Когда им надоело измываться над своей жертвой, и они оставили его, почти безволосого, словно побитого молью, на парковке возле ресторана, время уже перевалило за полночь. В ресторане было темно, что неудивительно, поскольку он закрылся больше часа назад. Посовещавшись, подруги решили прислонить его к голубой «хонде». Кстати, это была единственная машина на парковке — кроме «тойоты» Тесс, естественно. Ключ, который отыскался в кармане у Печтера, легко вошел в замок на двери «хонды». Из всей одежды на ее хозяине оставались только носки и трусы, а остальные предметы туалета Тесс мстительно зашвырнула в мусорный контейнер позади винного магазина на Йорк-роуд. Усадив незадачливого донжуана поудобнее, она положила его бумажник, ключи и пейджер рядом на сиденье.

В последнюю минуту ей пришло в голову оставить у себя пузырек с таблетками, чтобы лишить подлеца его главного оружия.

— Какой-то он слишком уж розовый, — с сомнением пробормотала она.

— Мы все розовые, — безапелляционно отрезала Уитни. — Было бы куда более странно, если бы он был совсем белый. Или черный.

— Да нет… не просто слишком розовый, а просто-таки багровый! — продолжала упорствовать Тесс. — Словно краб, которого кинули в крутой кипяток. Или Шалтай-Болтай[8] после того, как свалился со стены.

Точно! Вот на кого он похож! Вылитый Шалтай-Болтай! Правда, на разбитое яйцо он не слишком похож, и все же вид у него сейчас был не очень. Наверное, какая-нибудь сердобольная старушка даже всплакнула бы, глядя, как он свернулся в клубочек, зябко кутаясь в собственные руки, и его тонкая, какая-то синеватая кожа покрылась пупырышками, отчего все волосы разом встали дыбом.

Но стоило ей только вспомнить, какие планы он строил на этот вечер, и жалость испарилась быстрее, чем капля воды, упавшая на раскаленную сковородку. А чизбургер, тосковавший в желудке в компании жареного лука и пары глотков ледяной «Маргариты», моментально рванулся наружу.

— Давай-ка выбираться отсюда, — буркнула она, распрямившись. А потом, повинуясь какому-то безотчетному импульсу, со всей силы лягнула его на прощание, от души надеясь, что удар придется по ребрам.

Будь у нее на ногах ботинки, от такого удара он бы наверняка очнулся, но тоненькие, практически без каблука туфельки, которые она надела, чтобы казаться как можно меньше ростом, были явно не предназначены для подобных гимнастических упражнений. И все-таки удар получился достаточно весомый, чтобы оставить на нем синяк, который, как надеялась Тесс, будет напоминать о себе еще несколько дней. Так сказать, еще один сувенир — на память.

Примерно то же самое на следующий день сказали ей и копы из окружной полиции, когда привезли ее в участок.

Глава 2

Округ Балтимор обвивается вокруг Балтимор-сити словно удавка вокруг шеи повешенного. Или сжимает его, точно в тисках, — это уж как кому нравится. И округ, и город с тем же названием возникли примерно одновременно — лет 150 назад. При этом они умудрялись существовать каждый сам по себе и до сих пор нудно переругивались, обвиняя друг друга во всех смертных грехах. Город, с растущей не по дням, а по часам преступностью, задыхался, словно астматик, стремясь вырваться из петли, которую захлестнул вокруг него округ. А тот, раздуваясь от самодовольства, строго охранял свои границы от чужаков. Для родившейся в городе Тесс пересечь городскую черту было примерно то же самое, что оказаться в совершенно чужой стране.

А коротенький экскурс в законодательную систему округа, которым ее удостоили в полицейском участке, только укрепил ее в этом мнении.

— Эй, вот это мысль! — заявила она, сидя в зале суда тремя неделями позже своего знаменательного свидания с Микки Печтером. — Как вы думаете, еще не поздно подать прошение насчет экстрадиции?

— Рад, что ты еще в состоянии шутить по этому поводу, — проворчал ее адвокат и в каком-то смысле работодатель Тайнер Грей. — После того, как ты заварила всю эту кашу, я даже решил было, — когда тебя арестовали и сунули в кутузку, где ты просидела под замком до самого утра, когда у тебя взяли отпечатки пальцев, когда против тебя было выдвинуто обвинение в оскорблении действием, — что, может быть, теперь ты отнесешься к этому серьезно. Но нет, ничего подобного! Полюбуйтесь на нее только — острит себе как ни в чем не бывало! Да ведь тебя сейчас допрашивать будут, дурочка! Неужели ты этого не понимаешь?!

— Но ведь не допрашивают же, — заупрямилась Тесс. — Даже еще ни одного вопроса не задали!

— Прекрати паясничать. Условное освобождение — и это если очень повезет — означает только одно: что на тебя не станут заводить дело, при условии, что ты не нарушишь закон во время назначенного тебе испытательного срока.

— Знаешь, — философски заявила она, — в жизни каждого бывают такие моменты, когда можно либо плакать, либо смеяться. Не знаю, как ты, а я предпочитаю смеяться.

Она слегка покривила душой — за эти три недели Тесс успела изрядно поплакать, однако это была ее маленькая тайна. Она скорее собственноручно перерезала бы себе горло, чем призналась бы в этой постыдной слабости, тем более старому цинику Тайнеру. Впрочем, и любому другому тоже. Нет, с ее гордостью оставалось только одно — держать хвост морковкой. И Тесс делала это, даже когда ее не видел никто, кроме Кроу. Хотя ее возлюбленный нисколько не обманывался на этот счет. Ведь даже ее ставший притчей во языцех аппетит и то ей изменил.

Но теперь все уже почти позади, и очень скоро это превратится в еще одно дурное воспоминание, которое обычно запихивают в самый дальний уголок памяти. Может быть, когда-нибудь она, как всякий нормальный человек, сможет сократить все это до одной-единственной строчки, адресованной ее будущему биографу. Что-нибудь вроде: «В тридцать один год у меня были небольшие проблемы с законом — о нет, ничего серьезного, просто недоразумение!» Даже сам судебный термин, который используется словно специально для таких вот случаев — PBJ, освобождение на поруки до судебного слушания, — звучал на редкость невинно, как будто речь шла об арахисовом масле.

Словно подслушав ее мысли, Тайнер неожиданно объявил:

— «Неплохо бы сейчас раздобыть пончиков!» — рывком развернул кресло-каталку и выкатился в зал заседаний.

Микки Печтер сидел в первом ряду, сразу же позади обвинителя. Это был первый раз, когда после той знаменательной ночи на парковке Тесс представился случай вновь увидеть свою «жертву», как его именовали в судебных протоколах. Волосы у него на голове вновь отросли такие же тусклые, но зато они явно стали гуще, чем прежде. «Интересно, уж не удалось ли мне случайно найти средство от облысения?» — ехидно подумала она.

Кожа его тоже выглядела вполне нормально, и она невольно усомнилась в том, что Печтер и в самом деле перенес сильнейший аллергический шок, как он утверждал в своем заявлении. Глаза их на мгновение встретились, и Тесс не смогла отказать себе в удовольствии понаблюдать за той гаммой чувств, которые сменяли друг друга у него на лице: вначале оно перекосилось от ужаса — так пугается собака, заметив того, кто накануне дал ей пинка, потом на нем промелькнуло некое слабое подобие улыбки, сменившееся, наконец, неприкрытой ненавистью.

Ей с трудом удалось сдержаться, чтобы не крикнуть ему в лицо: «Извращенец!»

Тайнер незаметно ткнул ее в бок, напоминая, что при появлении судьи следует встать.

— Всем встать!

Судья Деннис Холси был довольно молод — для судьи, конечно — и ужасно некрасив. Правда, с волосами у него все было в порядке. Интересно, долго она еще будет замечать в мужчине в первую очередь волосы? Зато голова была будто приколочена к телу, настолько неуклюжему и нескладному, что сразу приходил на память монстр, созданный воспаленным мозгом гениального Франкенштейна. И тем не менее его считали подающим надежды, в своей среде он пользовался искренним и неизменным уважением коллег. Никто не сомневался, что, несмотря на отталкивающую внешность, судья Холси будет все выше взбираться по иерархической лестнице, чтобы в один прекрасный день — чем черт не шутит? — украсить свои словно вырубленные из цельного гранита плечи мантией верховного судьи штата Мэриленд.

— Судебное заседание считается открытым.

В карьере судьи Холси судебные разбирательства, когда речь шла об изнасиловании, играли особую роль. Он председательствовал почти в каждом из них и обычно бывал беспощаден. Именно из этих судебных отчетов она в основном почерпнула то, что успела узнать о таблетках. Как правило, в деле можно было отыскать с десяток уязвимых мест — к примеру, обвиняемый был белым и принадлежал к сливкам общества, а его жертва — черным. Или те, кто были еще замешаны или просто проходили по этому делу свидетелями, при проверке имели уровень алкоголя в крови, намного превышающий допустимый новым законодательством штата 0,8. Впрочем, частенько он превышал и старый, составлявший 0,1.

Судья Холси отличался еще и тем, что ни на минуту не позволял адвокатам расслабиться, и сам при этом стоял на защите интересов жертвы, никогда не давая забыть, о каком именно преступлении идет речь. Три судебных процесса, которые он вел, закончились вердиктом «изнасилование первой степени», и Холси бестрепетно вынес подсудимым приговор, по которому все они получили максимально предусмотренный в этом случае срок.

Итак, этот день мог стать днем величайшего триумфа Тесс — сложись все по-другому. А вместо этого он превратился в день ее величайшего фиаско — как и все остальное, что произошло с того вечера.

Первым сокрушительным ударом в этом деле стала аллергическая реакция, которая, по словам Микки, была у него на аэрозольную краску.

— О да, — хмыкнула Тесс, когда полиция округа Балтимора наконец-то допустила к ней Тайнера. — Тебе следовало бы взять у него срез кожи на пробу.

— Срез кожи?

— Да. Но никто об этом даже не подумал. Конечно, бедняжка покрылся сыпью! Чертов ублюдок!

— Тесс, прекрати, у него действительно были ожоги. Его даже положили в больницу.

Но это было только первой из того множества ошибок, которые она наделала. Второй стало то, что она показала Микки свою водительскую карточку. Полиция постучалась к ней уже на следующий день, имея на руках ордер на обыск — они искали оружие, обозначенное в ордере как «ядовитое химическое вещество, предположительно в спрее».

Естественно, ничего такого полицейские не нашли, зато им на глаза попалась склянка с проклятыми таблетками. Это была ошибка номер три. Глупо было оставлять у себя таблетки, тем более, что Печтер тут же объявил: он их никогда не видел. К тому же следы наркотика были обнаружены в его крови. Тайнер из кожи вон лез, стараясь доказать, что ни одна нормальная женщина не станет таскать в кармане бутылку с аэрозолем. Однако таблетки сделали свое дело, убедив всех, и в первую очередь прокурора, что именно Микки в этом деле является жертвой. И обвинитель, и копы пришли к выводу: наличие у нее таблеток неопровержимо свидетельствует о том, что преступление было задумано заранее. «Ничего подобного, — твердила Тесс. — Единственное, что мне было нужно, это узнать его настоящее имя. Чтобы потом устроить ему какую-нибудь гадость… да хоть бы шантажировать его!»

В городском суде Балтимора, стены которого повидали столько дел об убийствах, совершенных под воздействием наркотиков, и где каждый понимал, что нация уже давно проиграла войну с этим зельем, к нелепой попытке Тесс свершить правосудие отнеслись бы как к шутке дурного тона. Но здесь, в окружном суде, обвинитель был бы счастлив растерзать ее собственными руками. Ей было предъявлено обвинение в оскорблении действием, и прокурор уже потирал руки, собираясь добавить к нему другое — в совершении насилия, но свидетели это не подтвердили. К счастью, дело не попало в прессу — возможно, газетчики, среди которых было немало мужчин, просто сжалились над Микки Печтером.

На судью Холси этот случай явно произвел впечатление.

— Я никогда не мог равнодушно относиться к насилию, когда речь идет о мужчине и женщине, — сказал он Тесс и Тайнеру, вызвав их для беседы. — Что бы там ни говорили люди, это палка о двух концах. С психологической точки зрения, конечно, более вероятно, что жертвой насилия становится женщина. Но если женщина достаточно сильна… Если она, так сказать, более раскрепощена, способна ли она проявить такую же или даже большую жестокость, чем мужчина? Можете ли вы утверждать, что ваша клиентка руководствовалась исключительно стремлением защитить юных девушек от насильника, охотившегося за ними в Интернете, или у нее была другая причина? Мужчины и женщины в наши дни так враждебны друг к другу… Поверьте, я каждый день вижу свидетельства этому и иной раз ушам своим не верю. Так что война между полами далеко еще не закончена.

Тесс с радостью объяснила бы ему, зачем она сделала то, что сделала. Но вломившиеся к ней копы застали ее врасплох, и в растерянности она совершила страшную глупость — поклялась, что действовала одна. Даже Тайнеру не было известно, что в этом участвовала еще и Уитни. Поэтому теперь ей ничего не оставалось, как только сбивчиво твердить о том, что она, дескать, пыталась защитить девочку, имя которой она отказывалась назвать, ибо тогда непременно всплыло бы и имя Уитни. В результате судья Холси видел перед собой… догадались, кого? Конечно — эдакого супермена в юбке. Да и как еще можно назвать женщину, которая, опоив мужчину какой-то гадостью, тащит его, голого, на стоянку, где и оставляет на посмешище, предварительно сведя ему депилятором волосы, причем не только на теле, но и на голове?

Однако Холси был слишком опытен, чтобы не заметить, небольшие нестыковки в показаниях обеих сторон.

— Знаете, полицейским показалось несколько странным, что у Микки Печтера почти совсем нет ссадин, — вдруг сказал он, когда они с Тайнером закончили обсуждать условия ее освобождения.

— Ссадин? — эхом повторила Тесс.

— Да. Ведь вам пришлось его тащить, верно? Вероятнее всего, вы волокли его за ноги, а не ухватив под мышки. И тем не менее все ссадины, которые удалось обнаружить, оказались именно под мышками.

— А как это объясняет сам мистер Печтер?

— Твердит, что абсолютно ничего не помнит.

— Хмм… — промычала Тесс, решив, что и так сказала уже вполне достаточно. Большинство лжецов проговариваются сами — их подводит словесный понос, желание дополнить свой рассказ новыми деталями. Бедняги просто не в состоянии вовремя остановиться. Тесс прекрасно это знала, потому что сама врала, причем делала это вдохновенно. Конечно, когда этого требовало дело.

В конце концов, ее версия событий, хоть и несколько неполная, все-таки оказалась более убедительной. Может быть, потому, что Микки Печтер в роли жертвы выглядел слишком уж непрезентабельно. Он даже подпортил в компьютере жесткий диск, понадеявшись, что это даст ему возможность изменить свидетельские показания. Но Тайнер, отвалив Дори Стэрн немалый куш, попросил восстановить все, что могло очернить Печтера: его указания, как добыть фальшивую идентификационную карточку, письмо, в котором он настойчиво уговаривал Тесс явиться в бар. В подвешенном состоянии остался только один вопрос — о таблетках. Печтер стоял на своем, Тесс — на своем. Дело уже зашло было в тупик, когда вдруг всем стало ясно, что и копы, и прокурор, и даже Печтер горят желанием поскорее закончить его миром. Все — кроме судьи Холси.

— Любое насилие должно быть наказано, тем более если речь идет о цивилизованном обществе, — заявил он Тайнеру, когда адвокат обратился к нему с просьбой снять обвинение. — Какими бы ни были его намерения, какими бы ни были намерения вашей клиентки, сути дела это не меняет. Она нанесла ему ущерб и должна понести наказание. Общественные работы, думаю, подойдут как нельзя лучше.

Тайнер, уже успевший убедить Тесс в необходимости сделать все, чтобы избежать суда, охотно согласился:

— Поскольку речь идет об условном наказании сроком не более полугода, Ваша честь, у меня нет возражений.

Шесть месяцев, думала Тесс, молча сидя в зале суда. Сейчас 22 апреля, газоны перед зданием суда пестрят нарциссами и тюльпанами. По-весеннему тепло, пахнет свежескошенной травой и удобрениями. Через шесть месяцев от цветов не останется и следа, да и трава пожелтеет. Снова похолодает, дни станут короче, и лето сменится осенью. Кажется, пройдет целая вечность. Тесс понимала, что время промчится незаметно. Всего шесть месяцев — и все это закончится, забудется, как дурной сон.

Наконец объявили слушание ее дела. Неподкупная Фемида была готова вынести ей свой приговор.

Холси аккуратно поправил стоявший перед ним микрофон.

— Пострадавший просит, чтобы его заявление занесли в протокол.

— Но ведь протокола не будет, — возмутился Тайнер.

— Протокола не будет, если ваша клиентка не нарушит условий своего условного освобождения, — подтвердил судья. — Так почему бы нам не позволить мистеру Печтеру сделать свое заявление? Какой в этом вред?

Все недели до начала слушания Тесс старалась держаться достойно. Она не пыталась связаться с Печтером и высказать ему все, что она думает о нем: только ублюдок способен тащить в суд женщину, которую он собирался изнасиловать. Она не просила своих приятелей-газетчиков, которых у нее было немало в «Бикон-Лайт», опубликовать ее собственную версию событий, поскольку попытка поднять шум могла быть расценена как Давление на суд. Она просто молча кивала, слушая, как судья возмущенно рассуждает на тему насилия в отношениях между полами. Это был его конек. Возможно, Холси был очень опытным судьей, но, подобно многим мужчинам, просто обожал слушать самого себя. Это безумно раздражало Тесс, но она терпеливо внимала, не позволив себе ни единого возражения, даже ни разу не намекнув, что уж ей-то известно о насилии куда больше, чем рафинированному судье Холси.

Но когда до конца этой пытки оставались какие-то минуты, терпение ее лопнуло.

— Тоже мне — жертва! — вспылила она. — Вы спросили, какой будет вред, если мы выслушаем его заявление. Так вот, я вам отвечу: вред в том, что оно явится достойным завершением этого идиотского спектакля!

Хотя все это было сказано хриплым шепотом, голос Тесс донесся до того места, где сидел Микки Печтер, и заставил его испуганно съежиться.

На лице судьи появилось загадочное выражение. Он бросил взгляд на Тесс, потом повернулся в сторону Тайнера, который поспешил с извиняющимся видом пожать плечами, а после уставился на Печтера, моментально принявшего такой невинный вид, что Тесс не удивилась бы, увидев у него за спиной белые крылышки херувима.

— Думаю, мы должны все-таки заслушать заявление мистера Печтера, — проговорил судья. — Надеюсь, вы не обидитесь, мисс Монахэн, если я позволю себе напомнить вам, что вы как-никак преступили закон. Вернее, решив заменить собой правосудие, вы довели человека до того, что он оказался в больнице.

Потными, трясущимися руками Микки Печтер извлек из папки листок и начал читать.

— После жестокого обращения, жертвой которого я стал вечером первого апреля…

При слове «жестокого» Тесс с возмущенным видом фыркнула, но заставила себя промолчать.

— …у меня началась бессонница. Из-за болячек на спине я не могу спать. Ночью меня постоянно мучают кошмары. Я потерял трудоспособность. Мне нанесен материальный ущерб, поскольку из-за всего этого я уже не в состоянии работать сверхурочно, как раньше. С уважением, Микки Печтер.

Он выжидающе уставился на судью.

— Это все? — поинтересовался Холси.

— Вы хотите, чтобы я сказал, какого возмещения я требую?

— Вы упомянули о сверхурочной работе. Вы так много зарабатывали, мистер Печтер?

— Нет, нет, я имел в виду не только сверхурочную работу, — промямлил Печтер. — Еще расходы на лекарства. Ну и возмещение морального ущерба, естественно.

— Мисс Монахэн или ее страховая компания оплатят эти расходы — договоренность об этом уже есть.

— О да, конечно, она уже все подсчитала. Но, видите ли, речь идет о моих расходах. И моих телесных и душевных муках.

Судья был явно сбит с толку. Тесс, естественно, уже догадалась, куда клонит Печтер. Скорее всего, он решил, что заявления в суде совершенно достаточно для возбуждения гражданского иска. Подонок явно рассчитывал, что она оплатит ему потерю растительности. И хотя столь неприкрытая алчность вызвала у нее улыбку, в уме она уже лихорадочно подсчитывала, способна ли ее страховка покрыть такие расходы. Или она распространяется исключительно на ее рабочее время? Может, ради такого случая объявить Мерси Тэлбот своей клиенткой? Нет, тогда неминуемо всплывет имя девочки, а этого семья Тэлботов всячески старалась избежать.

Микки между тем продолжал:

— Я тут посоветовался кое с кем из своих друзей… и мы решили, что я могу потребовать пятьсот тысяч плюс подоходный налог пятьдесят тысяч семьсот… Впрочем, ладно, пусть будет пятьсот тысяч.

— Я сейчас расплачусь, ублюдок, — едва слышно прошипела она. Видимо, Печтер все-таки услышал, потому что вздрогнул, как от удара, и Тесс догадалась, что он до смерти ее боится. Как приятно! Она заметно повеселела.

— Вместо того чтобы так волноваться о каких-то деньгах, почему бы вам не пройти специальный курс лечения, дабы заодно избавиться от тяги к несовершеннолетним? — громко поинтересовалась Тесс.