Вольфганг Хольбайн
«Цикл Дегона. Книга 2. Печать силы»
Об авторе
Имя Вольфганга Хольбайна очень популярно среди любителей жанра фэнтези. Нашему читателю этот писатель стал известен благодаря романам «Месть нибелунгов», «Возвращение колдуна», «Повелительница драконов». Книги Хольбайна отличаются динамичным сюжетом, острохарактерными героями и непредсказуемым финалом. «Вольфганг Хольбайн — это уже культ» — так говорят в Германии, и он по праву считается одним из наиболее читаемых и успешных немецких авторов. В 1993 году его фантастический триллер «Врата друидов» целый год был в списке бестселлеров журнала «Шпигель». Всего писателем создано более 160 произведений, а количество его проданных книг недавно превысило 35 миллионов экземпляров.
Вольфганг Хольбайн родился в 1953 году в Австрии. Жизнь складывалась так, что он, имея диплом коммерсанта, некоторое время подрабатывал ночным сторожем. Тогда, можно сказать, от скуки, Вольфганг и начал писать рассказы, а затем вестерны и мистические романы.
«Я пишу только те книги, которые сам бы с удовольствием читал», — говорит о своем творчестве Хольбайн и никоим образом не претендует на звание писателя-интеллектуала. Однако следует заметить, что он — единственный автор, именем которого при жизни названа литературная премия (премия Вольфганга Хольбайна).
Роман «Печать Силы», предлагаемый вашему вниманию, продолжает эпическую серию «Цикл Дегона» о приключениях мага Роберта Крейвена. На этот раз действие разворачивается в Индонезии, на затерянном в океане острове Кракатау. Автор умело использует все приемы, которые так привлекают любителей фэнтези: в романе есть и путешествия во времени, и тайны ордена тамплиеров, и мистические ритуалы вуду, и таинственные демонические сущности, которые стремятся поработить наш мир. Кроме того, в романе действуют уже знакомые нам бог-амфибия Дегон, могущественный колдун Некрон, магистр ордена тамплиеров Говард Лавкрафт и капитан «Наутилуса» Немо.
Несмотря на сверхвозможности либо демоническую сущность, в героях романа легко просматриваются обычные человеческие качества, толкающие их на те или иные поступки. Это — гордость, тщеславие, жажда власти, с одной стороны, и гуманизм, стремление к справедливости — с другой. Именно поэтому «Печать Силы», как и многие другие произведения В. Хольбайна, не является фэнтези в чистом виде, а скорее относится к жанру фантастико-психологического триллера. И сочетание жанров выглядит вполне гармонично. В этом смысле роман продолжает традиции Толкиена, Желязны, Клайва Баркера. Однако главное достоинство Хольбайна в том, что прежде всего он рассказчик. «Если бы я жил в средневековье, я бы, наверное, ходил по дворам и рассказывал истории о драконах, битвах и любви», — говорит о себе автор. Может быть, поэтому мы и не найдем в романе четких нравственных акцентов и деления на «плохих» и «хороших». Автор хочет заинтриговать читателя динамичным сюжетом, непредсказуемостью действия и финала, а психологические мотивы — лишь один из инструментов писателя.
Кто же победит в очередной схватке Добра со Злом? Обретет ли главный герой «Печати Силы» вновь свою любовь? Кем на самом деле являются Дегон и Некрон и каковы их истинные цели? Все эти вопросы держат читателя в напряжении от первой до последней страницы. Писатель проводит своего героя — мага Роберта Крейвена — через мыслимые и немыслимые испытания. И в конечном итоге, несмотря на все перипетии, главный герой остается непобежденным. Вольфганг Хольбайн словно иллюстрирует мысль, высказанную им в одном из интервью: «Даже когда все оборачивается против тебя, продолжай идти своей дорогой».
Сегодня писатель живет в собственном доме неподалеку от Дюссельдорфа. Он женат, у него шестеро детей. Его жена Хайке — не только любимая женщина, но и незаменимый помощник. В соавторстве с ней Хольбайн написал несколько книг.
Когда писателя спрашивают об источниках его идей, он отвечает, что для него это прежде всего Библия, — причем сам он в Бога не верит. Свои культовые истории он пишет в основном по ночам. Работает он практически без выходных. «Так и должно быть, если тебе посчастливилось сделать из своего хобби профессию», — лаконично замечает Вольфганг Хольбайн.
Робин Слоун
Закваска
Copyright © 2017 by Robin Sloan
© Маша Малинская, перевод на русский язык, 2018
© Livebook Publishing, оформление, 2018
* * *
Едок номер один
Я собиралась, как обычно, поужинать питательным гелем, но обнаружила у себя на двери рекламный проспект — предлагали доставку еды из нового ресторана неподалеку.
Я только пришла с работы, и от стресса лицо у меня слегка подергивалось — такое со мной бывало, — и обычно в таком состоянии мне ничего нового не хотелось, тем более что меня ждала ежевечерняя порция Суспензии.
Но рекламка заинтриговала меня. Меню было напечатано темными внушительными буквами: каждое блюдо описывалось вначале по-английски, а затем еще раз — на незнакомом мне языке, буквами, похожими на кириллические, с множеством точек и завитков. Меню было короткое: предлагалось заказать острый суп, острый сэндвич или комбо (двойной острый), причем все без мяса.
Вверху пугающе огромным шрифтом было напечатано название ресторана — «Суп и Закваска на Клемент-стрит», внизу — номер и обещание быстрой доставки. Клемент-стрит была всего в паре кварталов от моего дома. Меню очаровало меня, и в результате тот вечер и вся моя жизнь круто изменили курс.
Я набрала номер, трубку взяли сразу же. Слегка запыхавшийся мужской голос произнес:
— Суп и Закваска на Клемент-стрит, подождете минутку?
Я согласилась, и в трубке заиграла песня на непонятном языке. Клемент-стрит была многоязычной артерией, она пульсировала китайским, бирманским, русским, тайским, а иногда даже шотландским. Но песня была на каком-то другом языке.
В трубке снова заговорили:
— Алло, здравствуйте! Что вы хотели бы заказать?
Я заказала комбо.
Я приехала в Сан-Франциско из Мичигана. В Мичигане я выросла и училась, там мое существование было в основном безмятежным и предсказуемым.
Папа работал в «Дженерал Моторс» администратором баз данных. Он любил свою работу и с самого детства окружал меня компьютерами. Его план сработал: я всегда хотела пойти по его стопам и даже не думала ни о чем другом, особенно с учетом того, что программирование стремительно развивалось и факультеты компьютерных наук изо всех сил заманивали к себе девушек. Приятно, когда тебя хотят.
И к тому же у меня хорошо получалось. Меня пленял ритм этой работы, я любила решать сложные задачи. Два лета подряд я была стажером в «Кроули Контрол Системс» — саутфилдской компании, которая делает софт для управления двигателями электромобилей «Шевроле». Когда я закончила университет, они ждали меня с распростертыми объятиями.
Все было четко расписано и идеально выверено; у меня было ощущение, что я кладу кирпичи — ряд за рядом, аккуратно, потому что переложить заново не получится. Компьютер у меня был старый, до меня им пользовались как минимум два человека, но база исходных текстов — интересная и современная. На столе возле компьютера я поставила фото родителей, а рядом — крошечный кактус (я назвала его Кубрик). Я купила дом в городке неподалеку, Ферндейле.
А потом меня пригласили на эту работу. Со мной связались через мой куцый профиль в линкедине — мне написала женщина, младший кадровый специалист в «Дженерал Декстерити» в Сан-Франциско, как было указано на ее странице, и спросила, можно ли мне позвонить. Я согласилась. Я прямо по телефону слышала, как она ослепительно улыбается. Она сообщила, что «Дженерал Декстерити» производит роботов премиум-класса для лабораторий и заводов. Им были нужны программисты со специализацией в управлении двигателями, а в Сан-Франциско таких трудно найти. Автоматический фильтр просканировал мое резюме и обозначил его как «многообещающее», а она согласилась с этой оценкой.
Я вот что думаю: все мое поколение — дети Хогвартса, и больше всего на свете мы хотим, чтобы нас распределили.
Я сидела в машине на крохотной парковке «Кроули Контрол Системс» на Десятой Вест МайлРоуд в Саутфилде. Мой мир треснул. Трещина была крошечная, с волосок толщиной, и все же этого хватило, чтобы впустить ко мне свет.
На другом конце провода кадровый специалист сулила мне сложные задачи, посильные только самым светлым умам. Она сулила щедрые вознаграждения и бесплатную еду — кстати, я ведь вегетарианка? Вегетарианка, и она каким-то образом об этом знала. Она сулила мне солнце. Небо над парковкой «Кроули» было серым и изношенным, как днище автомобиля.
И — кроме шуток — кадровый специалист сделала мне оффер. Денег было больше, чем зарабатывали мои родители вдвоем. Я только выпустилась, и вот меня опять хотят.
Я продала дом в Ферндейле, выплатив всего десять месяцев скромной мичиганской ипотеки, практически без потерь. Я даже на стены не успела ничего повесить. Прощаясь с родителями, я плакала. Колледж был меньше чем в часе езды, так что я впервые по-настоящему уезжала. Все мои вещи были свалены на заднем сиденье, а рядом, на пассажирском, ехал, пристегнутый ремнем безопасности, мой настольный кактус.
Я двигалась на запад — проехала по узкому шоссе сквозь Скалистые горы, миновала пустую пыльную Неваду и ворвалась в зеленые вертикали Калифорнии. Я сгорала от нетерпения. Юго-Восточный Мичиган совершенно плоский, чуть ли не вогнутый, а здесь я наконец вступала в трехмерное пространство.
В Сан-Франциско меня ждали съемная квартира и кадровый специалист. Она поджидала меня на тротуаре возле кирпичного офиса «Дженерал Декстерити» — миниатюрная, ростом от силы футов пять, но рукопожатие у нее было крепче некуда. «Тебе тут понравится!»
КНИГА 1
Первая неделя прошла отлично. Вместе с дюжиной других свеженьких декстров (так нам предлагалось называть себя) я заполняла анкеты для страховки, скупала акции по льготным ценам и прослушивала экскурсы в историю компании. Мне показали первый прототип механической руки, мощной, с тремя узлами-шарнирами, ростом почти с меня, — она покоилась в нише прямо посреди столовой. Можно было крикнуть: «Рука, новая команда! Приветствие!» — и она принималась дружелюбно махать тебе.
Все происходило точно так, как и раньше, но тем не менее чуть иначе. Странные танцующие огни далеко в море становились все ярче, а звуки, которые приносил ветер, все громче. С моря, будто вор, подкрадывался холод. Наступала ночь.
Я разобралась в устройстве софта под названием «АрмОС», с которым мне предстояло работать, и познакомилась со своим менеджером Питером — он пожал мне руку даже крепче, чем кадровый специалист. Корпоративный риэлтор нашла мне квартиру на Кабрильо-стрит в Ричмонде; плата оказалась в четыре раза выше, чем ипотечный платеж в Мичигане. Она сунула ключи мне в руку и буркнула: «Места там немного, но ты все равно редко будешь там появляться».
И в ночи появились корабли. Это были очень странные корабли. Таких Эльдекерк еще никогда не видел. На кораблях находились какие-то костистые создания со слишком большими головами и слишком тонкими руками, с кожей из стали или полированного дерева. А их лица… не были лицами людей.
Основатель «Дженерал Декстерити», на удивление молодой мужчина по имени Андрей, провел нашу группу по Таунсенд-стрит до Центра освоения задач (ЦОЗа), приземистого здания, в котором раньше располагалась крытая парковка. На бетонном полу все еще виднелись масляные пятна. Теперь вместо машин здесь по тридцать штук в ряд стояли механические руки разных моделей, некоторые по одной, другие парами — правая и левая рядышком. Все они были в пластиковой оболочке корпоративного голубого цвета, с приятными очертаниями и легким намеком на бицепсы.
Эльдекерк смотрел на эти загадочные корабли и их не менее загадочных пассажиров уже в двенадцатый или тринадцатый раз, но это зрелище все равно вызывало в нем ужас. Ужас и восхищение.
Все руки шевелились одновременно — сгибались, хватали воздух, толкались и тянулись куда-то. Это должно было впечатлить нас: руки работают!
Йопу Эльдекерку было уже под пятьдесят, и по сравнению с его судьбой жизнь Марко Поло показалась бы скучной (по крайней мере, Эльдекерк любил хвастать по этому поводу). Эта судьба и забросила его на Кракатау, крошечный остров в Зондском проливе, настолько незначительный, что он не был обозначен на большей части карт Индонезии.
Андрей объяснил нам, что сейчас все эти движения управляются человеческим мозгом и осуществляются за счет человеческих мускулов. Повторение — враг творчества, сказал он. Повторение — удел роботов.
И хотя чаще всего то, чем хвастался Эльдекерк, рассказывая о своих приключениях, было просто выдумано, ему действительно пришлось многое пережить. Этот человек знал, что есть вещи, в которые лучше не совать нос, если не хочешь вместе с носом потерять еще и голову. А то, за чем он наблюдал вот уже две недели день за днем после захода солнца, явно относилось именно к таким вещам.
Мы должны были закончить работу.
А работы была хренова туча.
Эти странные корабли, огни, звуки и лишь отдаленно напоминавшие людей существа пугали его и в то же время вызывали восхищение. Поэтому Эльдекерк каждый вечер брал свою подзорную трубу, надевал сапоги для прогулок по горам и отправлялся в путь.
Мой недельный инструктаж закончился в пятницу вечером — мы выпили пива и сразились в пинг-понг с механическими руками (они, естественно, победили). А затем началась работа. Не в понедельник, а прямо на следующее утро — в субботу.
Эльдекерк и сам толком не понимал, зачем ему это нужно. Все в округе знали его как весьма разумного человека: если бы это было не так, то вряд ли при жизни, настолько насыщенной приключениями, он дожил бы до столь почтенного возраста, обошедшись утратой всего лишь двух пальцев и половины уха. При других обстоятельствах, столкнувшись с чем-то столь же опасным и чуждым, он попытался бы обойти его десятой дорогой. К тому же каждое утро, возвращаясь в свой домик и устало падая на кровать, он говорил себе, что больше не будет спускаться к побережью.
Меня как будто засосало — хлоп! — в трубу пневмопочты.
Однако каждый вечер, как только подходило время, он снова шел к морю. Это была какая-то зависимость, которая побеждала его разум и заставляла рисковать жизнью, карабкаться по горам, чтобы добраться до скалистого уступа на побережье и оттуда наблюдать за необыкновенной флотилией.
Программисты в «Дженерал Декстерити» были совсем не похожи на моих коллег в «Кроули» — расслабленных мужчин средних лет, которые больше всего на свете любили что-нибудь терпеливо разъяснять. Декстры были какие угодно, только не терпеливые. Многих выперли из колледжа: в школьные годы они очень спешили попасть сюда, а теперь хотели поскорее все доделать и разбогатеть. Они были все как один костлявые трезво мыслящие молодые люди, призраки в японских джинсах и кроссовках из лимитированной серии. Приходили на работу поздним утром, уходили после полуночи или даже спали в офисе.
Правда, Эльдекерка настораживал еще один факт: он почему-то не мог говорить о своем открытии.
Это было отвратительно, но я и сама несколько раз не устояла перед мягкими диванами корпоративных цветов. Иногда ночью я лежала на диване, пялилась в потолок — обнаженные трубы, радужные переплетения проводов, перегоняющих данные по всему офису, — и чувствовала где-то в животе узел, который мне было не развязать. Мне было нужно по-большому, я шла в туалет, садилась и сидела там, ничего не делая. Датчик движения вырубался, выключался свет. Иногда я сидела так довольно долго, пока у меня в голове не возникал кусок кода, и тогда я плелась обратно на свое место, чтобы набрать его.
В первое же утро после того, как Эльдекерк заблудился и случайно обнаружил странные корабли, он попытался рассказать об этом своим друзьям и обсудить с ними столь удивительное видение. Но ничего не получилось. Казалось, будто кто-то сжимал ему горло, и с его губ слетал лишь глупый смех.
Когда я работала в «Кроули Контрол Системс» в Саутфилде, Кларк Кроули делал неторопливый обход раз в месяц, и его посыл был таков: «Отличная работа, ребята, продолжайте в том же духе!» В «Дженерал Декстерити» в СанФранциско каждый вторник и четверг в бизнессводках мы получали сообщение от Андрея: «Мы намерены изменить условия человеческого труда, так что выкладываемся по максимуму».
Ветер переменился. Шурша в густых тропических зарослях, в которых прятался Эльдекерк, ветер доносил мрачные звуки, сопровождавшие появление кораблей. Эльдекерк вздрогнул. Эти звуки напоминали ему глухое пение средневековых монахов, ведущих жертву к инквизиторам. Эльдекерк и сам не знал почему, но именно такие образы порождала его фантазия.
Я уже начала задумываться, умею ли я выкладываться по максимуму. У всех моих коллег в Мичигане были семьи и хобби, к которым они относились очень серьезно. У здешних призраков не было ничего лишнего: это были человекообразные генераторы САПР и кода. Я попыталась было соперничать с ними, но меня заклинило. Мой внутренний движок не запускался.
Он попытался сбросить с себя наваждение, но это удалось лишь частично. Образы отступили, но все же остались в его душе вместе с чувством страха, вызванным этой дюжиной кораблей.
В следующие месяцы я физически ощущала, как внутри меня убывает жизненно важный ресурс, но пыталась не обращать на это внимания. В конце концов, мои коллеги впахивают по три года без отпуска, а я сдулась спустя всего одно лето в Сан-Франциско? Я же вроде как новый член команды, свежая кровь.
Странная процессия приблизилась, и сейчас Эльдекерк мог разглядеть корабли уже невооруженным глазом. В первый раз они проплыли около сотни метров, прежде чем исчезнуть, во второй раз это расстояние увеличилось вдвое, потом составило полумилю…
Но моя кровь не была свежей. У меня истончились и поблекли волосы и болел живот.
Эльдекерк не знал, что произойдет, когда корабли доберутся до побережья. Скалистый уступ, на котором он лежал, выдавался, словно созданный руками природы балкон, на двенадцать ярдов вперед, так что Эльдекерк не видел полосу побережья, находившуюся в тридцати ярдах под ним. В то же время он не думал, что корабли доберутся до берега сегодня. На это было две причины.
В квартире на Кабрильо-стрит я существовала в основном в состоянии ступора: мозг не работал, воздуха не хватало. Родители были где-то далеко, я их видела только в окне видеочата. Друзей в Сан-Франциско у меня не было, за исключением пары декстеров, таких же измученных, как и я сама. Квартира была маленькая и темная, жутко дорогая, а Интернет медленный.
Во-первых, Эльдекерк обладал определенными познаниями в области математики. Он попытался определить расстояние между призрачной флотилией и берегом с учетом ежедневного увеличения пройденного пути в два раза. Если он не ошибся, то суда доберутся до побережья, не успев исчезнуть, в следующую ночь.
Второй причиной была луна.
Двенадцать минут спустя после моего звонка приехал заказ из «Супа и Закваски на Клемент-стрит». Его привез симпатичный молодой парень, чье лицо наполовину скрывал мотоциклетный шлем цвета кетчупа. Из-под шлема доносилась еле слышное «тынц-тынц-тынц», парень дергал головой в такт.
Эльдекерк не был суеверен. Он лишь знал, что есть вещи, которые нельзя объяснить человеческими знаниями и логикой. А эти корабли и находившиеся на них призраки как раз и относились к таким вещам. Эльдекерк отметил, что увидел их в первый раз во время новолуния. Сегодня луна еще не превратилась в светящийся на небе круглый глаз, то есть не была полной. Эльдекерк не сомневался, что призрачная флотилия достигнет острова Кракатау в полнолуние.
— Привет, друг, — пророкотал он с сильным трудно опознаваемым акцентом.
Между тем первый корабль приблизился к тому месту, которое Эльдекерк рассчитал на сегодня. Поспешно опершись на локоть, он потер большим и указательным пальцем глаза, уставшие от длительного наблюдения, и поднял подзорную трубу.
Величайшие из нас — те, кто может назвать другом совершенно незнакомого человека, причем так, чтобы это прозвучало не как пустой звук, а тепло и искренне. Так, чтобы ты им поверила.
Я выудила из кармана наличку и, расплачиваясь, спросила:
Вытянутая тень превратилась в странную пародию на корабль. На судне стояло какое-то гротескное создание. Оно опускало в воду длинную палку, почему-то казавшуюся живой. Но сегодня внимание Эльдекерка не было направлено ни на чуждое лицо создания, ни на его странное судно. Эльдекерк, затаив дыхание и дрожа от возбуждения, ждал. Его нервы были натянуты до предела.
— А что это вообще за еда?
Создание на корабле сделало еще десять или двенадцать движений шестом и втянуло его на борт.
Его лицо засияло, как неоновая вывеска. «Это мазгская еда! Надеюсь, тебе понравится, а если вдруг нет, ты звони, мой брат в следующий раз приготовит вкуснее». Он зашагал к мотоциклу, но на полпути повернулся и сказал: «Но тебе понравится». И повторил, перекрикивая рев мотора: «Тебе понравится!»
Мгновение спустя корабль начал бледнеть.
У себя в квартире, на совершенно голом кухонном столе, лишенном всяких следов готовки и человеческого присутствия вообще, я развернула сэндвич, открыла суп и поглотила первый двойной острый в своей жизни.
Когда-то Эльдекерк видел, как фотограф положил одну из своих пластин в химический раствор. Тогда на вроде бы пустой пластине постепенно проявилось изображение. Процесс, за которым он наблюдал сейчас, был таким же, только наоборот. Казалось, будто какая-то невидимая сила забирает корабль из реальности и растворяет его. Цвета постепенно бледнели, корабль становился прозрачным, а потом начинал мерцать, словно отражение в воде, в которую кто-то бросил камень. После этого корабль исчезал.
Если целебные свойства супа фо, который восстанавливает силы и лечит, делают из обычной куриной лапши помои (а так оно и есть), то этот острый суп удивил, как если бы я собиралась попробовать помои, а они оказались отличной куриной лапшой. Это была амброзия. Сэндвич оказался еще острее — тонко нарезанные овощи, огненно-красный соус — настоящий пожар между двумя виртуозно приготовленными тостами.
Эльдекерк перевел подзорную трубу на следующий корабль. Тот беззвучно подплыл поближе и, добравшись до того места, где исчез первый, тоже начал растворяться.
Вначале развязался узел у меня в животе, а затем и мозг вышел из ступора. Выдыхая, я нечаянно громко рыгнула и от неожиданности рассмеялась вслух, в одиночестве сидя на своей кухне.
Весь этот процесс повторился еще дюжину раз, а потом море опустело, сделавшись таким же спокойным, как и до появления этой странной флотилии. Не было больше ни огоньков, ни загадочных звуков.
Я приподняла одинокий магнит на холодильнике, уронив на пол глянцевый лист со скидочными купонами на пиццу и благоговейно прикрепила на его место меню «Супа и Закваски».
Но Эльдекерк увидел уже достаточно. Теперь он знал, что не ошибся. Завтра, когда взойдет луна, корабли причалят к побережью.
А он, Йоп Эльдекерк, будет стоять на уступе и ждать их.
На следующий день я снова позвонила на Клемент-стрит, а потом еще раз. Дальше я пропустила один день, чтобы не впасть в зависимость, но на следующий день снова сделала заказ. Несмотря на то что еда была жутко острая, именно ее жаждал мой травмированный желудок.
В течение следующего месяца я постепенно узнала о ресторане следующее:
— Его держали два брата.
Корабль был не очень большим. Это был двухмачтовик длиной в сто пятьдесят футов, с грязным такелажем и кормой, которая, казалось, вот-вот разрушится от веса водорослей и ракушек, наросших на ней за долгие годы. Что касается команды корабля, то она словно сошла со страниц книги о пиратах, живших в семнадцатом веке.
— Беорег (приятный голос, идеальный английский) готовил и отвечал на звонки.
Однако несмотря ни на что это было самое прекрасное зрелище, какое мне когда-либо доводилось наблюдать. Думаю, любой на моем месте почувствовал бы себя точно так же, если бы внезапно оказался на глубине в двадцать пять ярдов, из последних сил поднялся бы на поверхность воды и, отдышавшись, увидел, что находится посреди моря, а какой-либо суши поблизости нет и в помине.
— Чайман (приятное лицо, наушники, из которых вечно сочится бодрый бит) развозил еду на мотоцикле.
Я не знаю, сколько часов мне довелось провести в ледяной морской воде, но, должно быть, прошло достаточно много времени, потому что, когда я вынырнул, солнце стояло почти в зените, а когда я заметил паруса «Ван Хелсинга» на востоке, день уже клонился к закату.
— Когда я пыталась надавить на Чаймана и разузнать побольше о «мазгской кухне», он только смеялся и повторял: «Ее же все знают!»
Я не знаю, откуда у меня взялись силы, чтобы продержаться на воде все это время. Возможно, меня подстегивало упрямство, а еще гнев. Преодолев первый страх и ужас от осознания происшедшего, я почувствовал такую ярость, какую не испытывал еще никогда в жизни. Что там сказал мне мой загадочный сообщник, прежде чем я ушел с борта обреченного на погибель «Дегона»? «Ты обманул меня. И хотя я понимаю, по какой причине ты так поступил, я все же не тот бог, который может прощать. Когда мы увидимся в следующий раз, мы уже будем врагами».
— Беорег и Чайман готовили свои острые супы и сэндвичи в Сан-Франциско всего год.
— У них не было помещения для ресторана: они готовили прямо у себя в квартире, местоположения которой не раскрывали.
Ну, что касается второй части пророчества, то теперь я осознал, что он был прав. Достаточно странно спасать кого-то с борта идущего ко дну корабля, если при этом ты выбрасываешь его в Тихий или еще какой-то там океан без всякой надежды на чью-либо помощь. Вряд ли это можно назвать спасением жизни, правда? Если бы «Ван Хелсинг» не появился на горизонте и не подобрал бы меня, то я бы утонул самым жалким образом.
— Чайман сказал: «Да все в порядке. Мы просто не регистрировались. Но все в порядке».
Даже сейчас я чувствовал себя скорее мертвым, чем живым. Меня выловил из воды одноглазый матрос (нельзя сказать, что он сделал это особо осторожно, но, учитывая его вид, я был рад, что он не использовал для этого абордажный крюк), в то время как у поручней толпилось не меньше дюжины странно выглядевших типов. Они с любопытством взирали на меня, как будто никогда в жизни не видели утопающих.
— К комбо (двойной острый) всегда давали дополнительный кусок хлеба, чтобы макать в суп.
После этого, предварительно сняв одежду и закутав в какое-то вонючее одеяло, меня поместили в крошечную каюту. Затем человек, которого я по пропитавшейся жиром одежде и грязным рукам определил как кока, принес мне стакан с какой-то непонятной жидкостью. Пойло было адски горячим и убило не только вкусовые ощущения, но и чудовищный холод, сковавший мое тело.
— Хлеб этот был главным секретом их предприятия. Беорег сам его ежедневно пек.
Сейчас я находился в капитанской каюте. Вернее, в меблированном свином хлеву, каким, собственно, и был весь этот корабль. Я сидел на трехногом табурете в ожидании капитана этой душегубки и изо всех сил боролся с морской болезнью. Нужно сказать, что в этой борьбе я проигрывал. Если раньше я думал, что мне не нравятся корабли и вообще все, что плавает, то теперь я переменил свое мнение.
— И хлеб этот был просто божественный.
Я ненавидел корабли.
Каждый вечер я звонила им, а потом ждала, пока Беорег освободится и сможет принять мой заказ. Он узнавал меня и говорил не просто «Подождете минуту?», а «Привет, Лоис! Прости, подождешь? Одну секунду, я быстро», потом звучала музыка на непонятном языке — грустная, но приятная, — которая уже начала мне нравиться, а потом голос Беорега вызволял меня из чистилища, и я наконец делала заказ — всегда один и тот же. Когда Чайман приезжал ко мне на своем мотоцикле, я тепло здоровалась с ним, оставляла щедрые чаевые, а потом несла еду к себе, чтобы съесть ее, не садясь, медленно, с благодарностью (глаза мои слезились от острого соуса и счастья).
Всеми фибрами своей души.
Скрип закрывающейся двери усилил пульсирующую боль в затылке, и я, с трудом повернувшись на звук, посмотрел на человека, который подошел ко мне. Признаться, он представлял прямую противоположность того образа, который ассоциировался у меня с капитаном «Ван Хелсинга». Или вообще с капитаном судна, достигавшего больше пяти дюймов в длину.
Однажды в пятницу после особенно выматывающего рабочего дня, когда все мои код ревью вернулись обратно, испещренные красным и с кучей злобных комментариев, а мой менеджер Питер робко поинтересовался моей скоростью рефакторинга («быть может, недостаточной»), я вернулась домой, полная тревоги о будущем, а раздражение и самобичевание боролись в моей душе за право испортить мне вечер. Я позвонила Беорегу и с тяжелым вздохом заказала себе ужин. Его брат появился у моих дверей и привез с собой кое-что новое — сверток поменьше, чем обычно, а внутри — огненно-красная похлебка и целых два куска хлеба. «Секретное комбо», — прошептал он. Суп оказался настолько острым, что просто вышиб из меня тоску, и я отправилась спать совершенно чистой и свежей, как тарелка, которую ошпарили кипятком и хорошенько отскоблили.
Капитан де Крайк — его имя мне уже называли — был ростом с меня (по крайней мере в этот момент, когда я сидел на низком стуле) и никак не уже меня в талии. Его лицо блестело от жира, и он напоминал мне очень рассерженного Будду. А вот волосы у него на голове были тщательно расчесаны. Судя по характерной впадине на носу, эта несчастная часть его лица успела достаточно близко познакомиться с ножкой стула. Увидев в глазах де Крайка смесь агрессии и трусости, я сразу насторожился.
Будет ли преувеличением сказать, что «Суп и Закваска на Клемент-стрит» спасли меня? Ночами, вместо того чтобы снова и снова пережевывать свои промахи и прислушиваться к урчанию и бурлению в животе, я простонапросто спала. Постепенно мой курс выровнялся. Я взяла балласт в виде острого супа и ароматного хлеба и, может быть, парочки новых друзей, ну или как бы друзей, не знаю.
Когда он прошел мимо, в нос мне ударил запах помады, от которого у меня перехватило дыхание.
А потом они уехали.
— Так вы, значит, Крейвен, — без предисловия начал капитан, подковыляв к своему письменному столу и усевшись на стул.
Однажды в сентябре в среду я набрала номер, и Беорег сказал: «Подождете минуту?» — как будто не узнал меня. А потом он оставил меня наедине с грустной-но-приятной музыкой очень надолго, и я уже заподозрила, что он забыл обо мне. Но он вернулся, вежливо принял мой заказ и сказал, что брат скоро его доставит. «Пока», — шепнул он перед тем, как повесить трубку. Раньше он никогда не прощался.
Стул был чересчур высоким, и этот карлик в мгновение ока оказался выше меня.
Чайман постучал в дверь. Его симпатичное лицо выражало уныние, наушников не было, и вечер сразу показался гнетуще тихим.
— Да, это я, — искренне ответил я. — А вы, должно быть, капитан де Крайк. Благодарю вас за то, что выловили меня из воды.
— Здравствуй, друг, — тихо сказал он. Пакет с моим комбо безвольно свисал у него из рук.
— Не за что, Крейвен. — Де Крайк махнул рукой.
Я прижала пакет к груди обеими руками, ощутила тепло супа.
Он произнес это так, будто изо дня в день ничем другим не занимался, как вылавливал утопающих из воды.
— Что случилось?
Я ограничился кивком и с любопытством посмотрел на него. Что-то в поведении де Крайка настораживало меня. Очень уж фальшивым казалось его дружелюбие.
— Мы уезжаем, — сказал он. — Ну, знаешь, визовые дела…
— Откуда вы, мистер Крейвен? — продолжил де Крайк. — С какого корабля?
Это было неприемлемо.
Сперва я подумал о том, чтобы высосать из пальца какое-нибудь название, но потом вспомнил совет, который когда-то дал мне Говард: если уж приходится лгать, то нужно держаться как можно ближе к правде — в этом случае вероятность того, что ты проговоришься, будет намного меньше.
— Мы не можем остаться. Я бы попытался, но Беорег говорит… Он не хочет всю жизнь прятаться. Хочет открыть настоящий ресторан, со столиками.
— С «Дегона», — ответил я.
Чайман закатил глаза, словно само это желание — обслуживать посетителей в специальном помещении — было сумасбродством в духе Версаля.
Де Крайк нахмурился.
— Мы будем скучать по тебе, — сказал он. — И я, и Беорег.
— Странное название. Это английский корабль?
Пакет сморщился у меня в руках, да и в глазах защипало. Мне хотелось взвыть: «Не бросайте меня! Что же я теперь буду есть? Кому я буду звонить?» Но я выдавила из себя только: «Очень жалко, что вы уезжаете».
Я поспешно кивнул, и де Крайк, похоже, удовлетворился моим ответом.
Он кивнул. Я тоже кивнула. Стоял август, и было очень холодно. Он сказал:
— Что произошло? — продолжал спрашивать он. — Корабль затонул или вы выпали за борт?
— Я должен тебе рассказать. У нас с Беорегом есть присказка. Когда он дает мне твой заказ — Чайман ткнул пальцем в пакет, который я держала в руках, — и говорит: «Это для Лоис, на Кабрильо-стрит», мы потом всегда хором добавляем: «Для едока номер один!»
— Боюсь, что выпал, — признался я с наигранным смущением.
Я не поняла, что это значит, но раньше мне никогда не доводилось быть номером один.
Мои мысли неслись галопом. В вопросах де Крайка явно крылась какая-то ловушка, а дружелюбие капитана было таким же фальшивым, как драгоценные камни на его пальцах.
— Мы это от души. Потому что ты нам нравишься. Понимаешь?
— Где? — рявкнул он.
Я понимала.
— Где? — переспросил я, сделав вид, что не понимаю его.
Уже оседлав мотоцикл, Чайман многозначительно поднял вверх указательный палец. Поверх шума мотора он крикнул мне: «Едок номер один!»
— Где это произошло?
Стол любителей суспензии
Я пару раз сглотнул, чтобы выиграть время.
— Видите ли, — наконец сказал я, — я стоял на палубе с правой стороны корабля. Вы, моряки, кажется, называете это бакбортом или штирбортом.
Моя работа выглядела так: я по двенадцать часов в день просиживала в подвале перестроенной макаронной фабрики неподалеку от стадиона, где играют «Джайентс». Компьютер у меня был громоздкий, в нем все время громко жужжал вентилятор, охлаждая мощные графические процессоры. На моем столе стояла пара мониторов, лежала клавиатура и планшет со стилусом. Мышки не было. Трюк с планшетом мне посоветовал один из доброжелательных коллег-программистов в «Кроули» как средство борьбы с туннельным синдромом. Призраки в «Дженерал Декстерити» относились к нему скептически. Они и представить не могли, что их тела могут их подвести.
Лицо де Крайка помрачнело, как коптящая лампа.
«АрмОС» состоит из двух частей. Контроль — это код, диктующий, как должна двигаться рука. Контроль считывает сверхточные данные и сокращает механические мускулы. Код довольно компактный и постоянно оптимизируется: любое улучшение Контроля — более быстрое считывание данных, более сильный захват — распространяется на любые действия рук.
— Вы пытаетесь обмануть меня? — В его голосе появилось раздражение.
— Ни в коем случае, — поспешил заверить я собеседника.
Вторая часть — Таск, код, диктующий цель движения, восхитительная смесь эвристики и хакинга. Если контроль занимается лишь одним — движением в пространстве, — то Таск охватывает тысячи задач.
И как, черт побери, я должен был объяснить ему, где я оставил «Дегон»? В том, что это случилось у берегов Англии, я не сомневался, но врата могли перебросить меня на расстояние как в две мили, так и в две тысячи миль.
Модуль под названием Сборка отвечает за баланс, чувство веса и работу со слоями материала. По соседству с ним располагается модуль Стекло — шпаргалка с кодом, где хранятся размеры десяти тысяч самых популярных в научном мире склянок и пробирок.
Помимо Таска и Контроля есть еще Интерфейс — модуль, позволяющий пользователям контролировать руки и обновлять их по вайфаю с помощью веб-приложения (все жалели ребят из Интерфейса: у них была чересчур простая работа).
— Я действительно не знаю этого, капитан. — Мне казалось, что я достаточно убедительно изображаю смущение. — Я ничего не смыслю в морских путешествиях и в навигации, знаете ли. Мы долго были в пути, и большую часть времени я проводил в своей каюте, поскольку страдаю морской болезнью. Кроме того, я более двенадцати часов пробыл в воде. Возможно… если вы покажете мне карту и объясните, где мы находимся сейчас…
Поразительно, но де Крайк попался на эту уловку. Какое-то мгновение он внимательно смотрел на меня, а затем открыл ящик стола и, вытащив оттуда грязную карту, разложил ее на столе.
Питера, моего менеджера, недавно повысили, теперь он возглавлял отдел Контроля. Я работала в блоке, отвечающем за проприоцепцию. По-моему, это очень красивое слово — про-при-о-цеп-ци-я! — как, собственно, и процесс, позволяющий организму оценивать свое положение или положение его частей в пространстве. Это необходимое умение, оно куда важнее любого из пяти чувств. Когда человек движется, он смотрит вперед, а не вниз, на свои ноги, потому что точно знает — они находятся там, где положено, и делают то, что нужно. И это круто!
Неожиданным следствием этой работы стало то, что я регулярно зависала, размахивая руками в воздухе, и пялилась на собственные запястья, пытаясь понять, что и как в этот момент происходит. Я закрывала глаза, вытягивала руку, медленно поднимала ее и одновременно поворачивала. Что я чувствовала? Тяжесть своей руки, а еще… к ней примешивалось еще какое-то странное ощущение. Не прикосновение. Нечто другое. Проприоцепция!
— Мы находимся здесь. — Он ткнул толстым пальцем в карту.
Я частенько занималась этим — не только в исследовательских, но и в терапевтических целях, и вот однажды, открыв глаза, я увидела Питера: он стоял рядом и молча наблюдал за мной. Я взвизгнула.
Если бы в этот момент он вонзил свой палец мне в глаз, я, вероятно, и то не был бы так удивлен.
Я наконец сходила в штатную клинику «Дженерал Декстерити» и там, между кабинетами стоматолога и массажистки, врач сообщил, что причина моей постоянной боли в желудке — стресс. Медсестра вынула из толстой стопки буклет. На обложке корпоративным голубым цветом было напечатано: «Меняя мир, не забывай и о себе».
Мои познания в области географии никогда не отличались глубиной, но береговая линия, нарисованная на карте, была слишком характерной, чтобы ее не вспомнить. Кроме того, названия двух крупных островов, изображенных на карте, были отчетливо написаны внизу. СУМАТРА и ЯВА.
Это Питер посоветовал мне перейти на жидкую пищу, которую предпочитали многие программисты, в том числе он сам. Она легче усваивалась, это было важно в условиях постоянного стресса.
Я ошибся. Врата выбросили меня не на две и не на две тысячи миль в сторону, а намного дальше. Я находился в Индонезии.
— Попробуй Суспензию, — сказал он. — Отличная вещь.
— Это… дальше, чем я думал, — признался я, запнувшись. — По всей вероятности, морская болезнь мучила меня дольше, чем я предполагал.
Суспензия оказалась питательным гелем, который производила одноименная компания. Ее офис был всего в паре кварталов от нашего. Суспензия, по консистенции как густой молочный коктейль, была расфасована в блестящие зеленые тетрапаки. Она содержала все необходимые вещества, была богата пробиотиками, и от нее веяло безысходностью антиутопий.
— И куда вы намеревались попасть, мистер Крейвен? — вкрадчиво спросил де Крайк.
Я оплатила пробный месяц, воспользовавшись скидочным купоном от Питера. Мне привезли Суспензию прямо в офис. Когда я пришла на склад забрать заказ, там обнаружился гигантский зеленый тетрапаковый зиккурат, сложенный на паллете. Я была не одинока. Суспензия оказалась на вкус как обожженный миндаль и действительно усваивалась легче, чем еда из столовой. Кроме того, она спасла меня от бесконечных метаний между салатом и паэльей.
— В Китай, — ответил я, принявшись поспешно импровизировать. — «Дегон» направлялся в Пекин.
— Вот как? Значит, в Пекин… — повторил де Крайк.
Был и еще один бонус: социализация. Теперь в обеденное время я сидела в том углу столовой, где значительная часть моих коллег-декстров собиралась и потягивала серый питательный гель. Группа людей за моим столом стала моим первым шатким мостиком в мир рабочей дружбы. Питер был нашим вождем. Как выяснилось, Суспензия спонсировала его: ему продлевали самую дорогую подписку забесплатно, пока ему удавалось удерживаться в пятерке лучших из своей возрастной группы в разных спортивных соревнованиях (десятикилометровые забеги, триатлон, метание бревна), где он всегда появлялся в зеленой форме с эмблемой Суспензии. Он был подписан на самый новый, ультрасовременный состав и пил его три раза в день семь дней в неделю, несмотря на периодически проявляющиеся побочные эффекты.
Я кивнул.
Остальные в нашей группе пили Суспензию пару-тройку раз в неделю, а в другие дни юркали в столовскую очередь, чтобы под скорбным взглядом Кейт, шеф-повара, выбрать лучший кусок жареной курицы.
— В Пекине нет порта, — усмехнувшись, заметил де Крайк.
Кроме Питера, к нашей группе принадлежали Гарретт, бледный, вечно напряженный программист, который занимался интернационализацией; Беджамин из безопасности — его обязанностью было обеспечивать защиту от хакинга механических рук; Антон, ассистент отдела продаж, неизменно с полудохлой блютуз-гарнитурой в ухе; и Арджун, бойкий дизайнер интерфейсов, тоже родом из Мичигана, — именно он был первым из декстров, кого я отважилась назвать своим другом. Помимо встреч за Суспензией мы с Арджуном иногда после работы, в десять вечера, захаживали в бар чуть подальше по Таунсенд-стрит — выпить пива с картошкой фри. Питер этого не одобрял.
— Да, я знаю, — произнес я, сохраняя спокойствие. — Я хотел сказать, что это я направлялся в Пекин. И… и… — Я запнулся, ибо наткнулся на колючий взгляд де Крайка.
Во время одной из пауз за нашим столом (а пауз было много: мы были те еще задроты) я рассказала товарищам по потреблению Суспензии грустную новость о «Супе и Закваске на Клемент-стрит».
Наверное, человеку, который так плохо разбирается в кораблях, как я, не стоит пытаться обмануть моряка.
— Я не ем хлеба, — быстро сказал Питер.
— Мистер Крейвен, вы не облегчаете мне задачу. — Де Крайк покачал головой. — Скорее наоборот. Несмотря на то что я час назад вытащил вас из моря, вы не очень-то расположены к сотрудничеству.
— У тебя же от этой еды живот болел? — сказал Гарретт.
Вздохнув, он сложил карту и вытащил что-то из ящика стола. Присмотревшись, я понял, что это остатки моего паспорта. Ну конечно, ведь моряки забрали мою одежду, так что вполне логично, что де Крайк поинтересовался, кого же он вытащил из моря.
Но это было не так.
— Насколько я понимаю, это ваш паспорт. — Он с наигранным интересом полистал потрепанный документ.
— Суп был очень острый, но какой-то… сбалансированный. И мне очень нравились ребята, которые там работают.
— Внутри все написано, — обиженно произнес я.
У меня свело челюсти, и я поняла, что выказала слишком много эмоций для этой компании.
Странно, но де Крайк лишь криво улыбнулся и помолчал.
— Так что теперь на ужин опять Суспензия, — сказала я и звучно отхлебнула из пакета.
— Ну что ж, мистер Крейвен, — после паузы угрожающе сказал он. — Если это действительно ваш паспорт и если вы по-прежнему утверждаете, что выпали за борт с корабля, следовавшего по пути в Китай, то позвольте мне изложить вам мое видение ситуации. — Тут он тихо рассмеялся.
— Прошу вас, — холодно отозвался я.
В тот день я не могла заниматься ни проприоцепцией, ни «АрмОС», так что отправилась в ЦОЗ. Там на верстаках стояло множество рук в разных позах: одна держала несколько пробирок, как в лаборатории; другая — разобранный на части телефон, как на заводе; третья — открытую картонную коробку, как на складе, и т. д. и т. п. В руках были дрели, пылесосы, кое-где стояли просто голые многозвенные кисти. Тренировочный ярус щелкал, жужжал, повизгивал и хлопал, а надо всем этим периодически кто-то чертыхался.
Захлопнув паспорт, де Крайк бросил его на стол.
Возле каждого верстака стоял инструктор, который сгибал и разгибал руку, демонстрируя последовательность действий: поднять и потрясти пробирку, взять и вставить в нужное место деталь телефона, закрыть и заклеить коробку (этим занимались сразу две руки под поскрипывание скотча).
— Вы знаете, как меня зовут, — начал он, — но вы, вероятно, не понимаете, что «Ван Хелсинг» — это не просто торговый корабль.
Инструкторам хорошо платили, но у них был лишь временный контракт. Каждый лабораторный техник, рабочий фабрики или специалист по логистике должен был обучить одну руку безукоризненной последовательности действий в разных ситуациях, в том числе неблагоприятных. Когда рука обучалась правильному алгоритму, ее включали в «АрмОС», и в этот момент все руки в мире, произведенные «Дженерал Декстерити», научались выполнять эту задачу.
— Ну что вы, — возразил я, — я сразу же это заметил.
Не все инструкторы находились в этом здании. Помимо встроенных умений «АрмОС», можно было докупить дополнительные функции — некоторые гораздо более специфические, чем мы могли вообразить. Как засеивать чашку Петри конкретной бактерией? Как вставить в реактор топливный стержень? Как сшить футбольный мяч? Над некоторыми из этих задач работали целые группы исследователей. У ребят с ядерным реактором было всего трое клиентов, но очень богатых.
Де Крайк явно почувствовал иронию в моих словах, но по каким-то причинам решил сделать вид, будто не заметил этого.
— Видите ли, мистер Роберт Крейвен или как бы там вас ни звали, «Ван Хелсинг» находится здесь по заданию Ост-Индской торговой компании. Мы защищаем берега Индонезии от таких субъектов, как вы.
Я помедлила, наблюдая за руками. Я видела в их движениях результаты своей работы. При повороте сразу в двух измерениях их движения стали мягче, чем были несколько месяцев назад. Ради этого я провела кучу времени, пялясь в таблицы результатов ПКД‐2891.
— Ост-Индская торговая компания? — изумленно переспросил я. — Секундочку, де Крайк. Насколько я понимаю, эта ваша компания уже давно…
Одна рука под руководством плотного бородатого тренера оказалась один на один с муляжом кухонного стола, на котором стоял только миксер и упаковка яиц. Бедняга! Мне стало ее жаль.
— Уже давно не контролирует Индонезию, — перебил меня де Крайк. — Вы это хотели сказать, не так ли?
Рука достала из упаковки яйцо, поднесла его к миске, слегка ударила о бортик. В первый раз совсем слабо, во второй — посильнее, но все равно недостаточно, в третий раз — гораздо сильнее, чем надо. Скорлупа разлетелась, желток оранжевыми лентами заструился между пальцев, а затем по стенкам миски и по столу.
Я кивнул.
Я порадовалась, что работаю не в Отделе Силы. Даже спустя столько лет работы «АрмОС» все еще не умел вычислять нужный уровень силы для простых действий. Мы научились всему, чему только можно, а яйца разбивать не научились.
— Вы правы, — продолжил де Крайк. — Но не совсем. Действительно, мои… работодатели не контролируют острова официально, хотя местному населению, видит Бог, было лучше, когда мы их защищали. Но это не означает, что сейчас Индонезия превратилась в лакомый кусочек для пиратов, мошенников и мародеров. Зондские острова по-прежнему остаются голландской колонией.
— Ну и что? — спросил я, постепенно начиная понимать, куда клонит де Крайк.
В тот день я вышла с работы раньше, чем обычно: на улице еще светило солнце. Я предварительно проделала кое-какие офисные трюки: оставила компьютер включенным, словно в разгар работы, художественно разложила на спинке кресла свою кофту, чтобы все видели, что я не ушла — ни в коем случае, — а просто вышла на встречу или поплакать в ванной. Обычное дело.
— Видите ли, Крейвен, «Ван Хелсинг» — это не военный корабль, а я — не офицер. Тем не менее моя команда лучше ориентируется в этих водах, чем солдаты из гарнизона, и потому мы время от времени помогаем им.
На самом деле я поехала домой. В груди будто узел завязался, и вначале я подумала, что это, возможно, проблемы с сердцем, но пока добралась до парковки на Кабрильо-стрит, поняла, что мне просто грустно.
— Чем помогаете, позвольте спросить?
Закваска с Клемент-стрит
— Ну, — протянул де Крайк, — в том числе и тем, что не даем пробраться на острова всяческим криминальным элементам. Таким, как вы!
Я оплакивала свою утрату, потягивая Суспензию, и подгружая какой-то мрачный сериал со своим тормозным Интернетом, когда кто-то постучал в дверь — легко и уверенно. Этот стук был мне знаком.
Проглотив язвительный ответ, вертевшийся у меня на языке, я спокойно поинтересовался:
Это был Чайман, впервые без шлема. У него оказались светлые песочные волосы.
— Почему вы так думаете, капитан де Крайк? Вы что, считаете, что я пытался приплыть в Индонезию из Англии?
— Едок номер один! — крикнул он.
Де Крайк отмахнулся.
Позади него на ступеньках стоял еще один мужчина, тоже с приятным лицом и песочными волосами, но более смуглый и покрупнее.
— Это давняя история, Крейвен. Мы вылавливали таких, как вы, дюжинами. Многие авантюристы приплывают на маленьких лодочках и думают, что мы не станем их трогать, поскольку вряд ли заметим их ореховые скорлупки. Но воды здесь опасны. Вы не первый, кто мог утонуть, не увидев земли. Не сомневайтесь, Крейвен, мы знаем, как обращаться с подобными типами.
Чайман обернулся к нему.
— Вы с ума сошли, де Крайк! — выдохнул я. — Я — гражданин Соединенных Штатов Америки и не позволю такому сыроеду, как вы, оскорблять себя.
— Беорег, не стесняйся. Иди сюда.
Де Крайк побледнел, но никак не отреагировал на мой выпад.
Этот голос по телефону! Беорег, повар, мастер комбо, создатель моего уюта. Я чуть ему не поклонилась.
— Так, значит, гражданин Соединенных Штатов Америки?
— Мы сейчас уезжаем, — сказал Чайман. За ними было припарковано шоколадного цвета такси. — Но Бео придумал сделать тебе подарок.
Я решительно кивнул.
— Спасибо, — сказала я.
— Вот именно. И я настаиваю на том, чтобы вы отвезли меня на сушу и передали в посольство моей страны, капитан.
Беорег улыбнулся, но взгляд его был устремлен куда-то нам под ноги. Он передал мне нечто, завернутое в грубое кухонное полотенце. Это был глиняный горшок размером с большую банку арахисового масла, темно-зеленый, с такой же крышкой, покрытой блестящей глазурью.
Де Крайк вздохнул.
— Что это?
— Вы не просто авантюрист, Крейвен, — сказал он. — Вы — тупой авантюрист. Я дам вам хороший совет, хотя пройдет довольно много времени, прежде чем вы сумеете им воспользоваться. В следующий раз, когда вы будете заказывать фальшивый паспорт, внимательно его рассмотрите, а уж потом выкладывайте кругленькую сумму.
Выглядела эта штука как урна с прахом предков, и мне совершенно не улыбалось стать его обладательницей.
— Фальшивый паспорт? — пробормотал я. — Я не понимаю, что вам нужно, де Крайк! Этот паспорт настолько настоящий, насколько это вообще возможно!
— Это наша культура, — мягко сказал Беорег.
— Вот как? — Вздохнув, де Крайк взял паспорт и сунул его мне под нос. — Настоящий, говорите? Что ж, будьте добры, Крейвен, сделайте одолжение и прочитайте дату въезда в королевство Великобритания.
Нет, я решительно не…
Я до сих пор не понимал, что он имеет в виду, но одолжение сделал.
— В смысле, закваска, — поправился Беорег. — Ну, знаешь, чтобы печь хлеб. Я принес ее, чтобы ты могла сама печь хлеб.
— Шестнадцатое апреля 1885 года.
Я понятия не имела, что делать с закваской.
— Вы уверены? — переспросил де Крайк. — Это не ошибка? Тут свет не очень хороший.