– Да не путаю, не путаю. Нас потом экскурсовод отвлекла, и я про это забыла, а сейчас вспомнила. Точно, он про школу и про дом говорил, а потом я на другое переключилась.

Врач «Скорой помощи» тем временем закончил осмотр, снял перчатки и закрыл свой чемоданчик.

– Полицию дождемся. Здесь для них работа.

– Я старшая группы – Луиза Юнис. Скажите мне, что произошло, мне надо в продюсерский центр срочно докладывать.

– Успеете еще доложить. Я сначала с полицейскими переговорю. Впрочем, скрывать особо нечего. Смерть насильственная, наступила от удушения. Вашего коллегу сначала ударили по голове, оглушили, а потом задушили. На шее имеются кровоподтеки, переломы хрящей гортани. Все остальное только после вскрытия.

Луиза снова зарыдала. Она впервые видела труп так близко, и это было не киношное представление, а настоящая, реальная жизнь. Раньше смерть существовала где-то далеко от нее: на экранах телевизоров, на страницах газет, но чтобы вот так…

– Алик! Ну почему?!

– А вот и полиция, – врач обернулся к входящим в номер мужчинам.

Следственная группа состояла из пяти человек – вроде бы немало, но, войдя в помещение, они словно растворились в гостиничном номере, поскольку каждый немедленно занялся своим делом: один осматривал труп и проверял содержимое карманов, другой фотографировал, третий с помощью пинцета складывал в прозрачные пакетики предположительные улики вроде волос. Еще один о чем-то тихо говорил с врачом, держа в руках протокол. В это время эксперт обрабатывал ладони погибшего дактилоскопической пленкой, производил забор проб воздуха и упаковывал в пакеты стаканы, стоявшие на тумбочке.

– Следователь Сергей Уткин. А вы кто будете, молодые люди? – враждебно обратился к Юле и Вадику невысокий тщедушный мужчина.

Тымчишин, наблюдавший за работой следователей, ответил ему в тон:

– Мы те, кто вам всегда не нравится. Журналисты местной газеты.

Вадим своей неприязни к следакам не скрывал. Впрочем, неприязнь была взаимной. Каждая из сторон обвиняла противников, мол, только и делают, что «вставляют палки в колеса» и мешают работать.

– Очень интересное заключение, – раздраженно сказал следователь. – А здесь вы с какой целью? Сенсацию караулите?

Луиза поспешила снять напряжение.

– Меня зовут Луиза Юнис. Алик Царев… покойный… работал со мной. Это местные журналисты, наши друзья, я просила их приехать.

– Зачем вы просили? Могу я посмотреть их документы? Паспорт, например. И зачем нам тут журналисты? Я их не звал.

Пока Луиза объяснялась, Юля обдумывала свежую неожиданную информацию. Оказывается, Алик Царев был родом из ее родного города, но признаваться в этом не спешил. Или просто не считал нужным? Сорнева знала сколько угодно случаев, когда люди не хотят возвращаться в город своего детства. Причины бывают разными: и боязнь разочарований, и нежелание воскрешать в памяти события, ранящие душу до сих пор.

– Накаркали, дорогие коллеги, – тихо сказала она Тымчишину. – Кто там меня в гламурности нынче упрекал?

– Беру свои слова обратно.

– Теперь, похоже, к гладкому материальчику о кино надо добавлять убийство. Адская смесь.

– Знаешь, у нас в детстве такая загадка была пикантная: «В темной комнате на белой простыне…»

– Вадик, я тупая, ты мне сразу ответ скажи.

– Кино это, подруга. Самое обычное кино.

– Вадик, ты это к чему?

– Да ни к чему. Просто вспомнил. Ты же кино с ними снимала. Вот в кино всякое бывает. Чудеса происходят без причин, как и трагедии. Жалко парня. По пьянке так получилось, что ли? Кстати, а с кино у вас дальше как?

Луиза вытерла слезы.

– Завтра режиссер прилетает. Думаю, съемки продолжим без Алика. Добавим несколько съемочных дней, хотя это и плохо. Нам материал вовремя надо сдать, ведь условия проката нарушить нельзя. У нас договор жесткий и неустойки.

Тем временем следователь Уткин не успокаивался.

– А вы задержитесь, граждане журналисты. Расскажите мне, зачем приехали.

– Да мы, собственно, по звонку Луизы… – начала оправдываться Юля.

У нее была своя техника общения с представителями органов – прикинуться наивной дурочкой, впервые увидевшей сотрудника полиции «живьем». Этот журналистский прием Тычишин цинично называл «косить под милую девушку». Но простенький прием срабатывал, потому как в роль «милой девушки» Юлия Сорнева – журналистка, специализирующаяся на расследованиях убийств и прочих нехороших приключений, вживалась идеально. «Велись» даже самые опытные следователи. Вот и сейчас Юлия изо всех сил демонстрировала восторг и радость от слияния с миром того самого, которое «в темной комнате на белой простыне», и обязательно с красивыми героями и про любовь. Да, была у девушки мечта – написать о таком, а судьба-злодейка возьми и все переиначь.

– Вы знаете, я пишу про то, как в городе снимается кино! А здесь мы не видели ничего! Приехали, а он уже тут лежал. А у вас есть версии? – продолжала резвиться Юля. – А чем его задушили? А где орудие убийства?

– Девушка, какие версии?! Осмотр места происшествия идет полным ходом. Задушен оператор, а что и как, выясним. Это ведь не скоро делается, – тоном наставника объяснял Юле вмиг подобревший Уткин.

– А он один был или с гостями? Покойный, в смысле. В номере вроде чисто, прибрано, бутылок-стаканов нет.

– Я же вам говорю: обстоятельства изучаются.

– Конечно! Кто же у нас в городе преступление раскрывает по «горячим» следам! – не смог удержаться от едкого комментария Вадик.

– А вы, молодой человек, проедете со мной в отделение, – в отместку огорошил его следователь Уткин.

– Это вдруг почему? – Вадик был готов к бою.

– Для беседы. Может, и подписочку о невыезде с вас возьму.

– Ой, ну нет! Это же шофер наш просто. Он же меня из редакции подвозил. И совсем тут ни при чем! – пошла на попятный Юлька.

– А сказали, журналисты!

– Это я журналист. А он шофер, шофер, – затараторила девушка. – Мы вам свои координаты оставим, а нам в редакцию срочно надо, а то главный у нас суровый, знаете, как что, премии сразу лишает. – И говорила все быстрее и быстрее, по опыту зная, как не любят мужчины таких трещоток.

– Ладно, езжайте. Если понадобитесь, найдем, – сжалился следователь.

– Уходим! – Юлька схватила Вадика за руку. – Луиза, я на связи! Мы с Вадимом вниз спустимся, в холл.

Тымчишин был недоволен и брюзжал.

– Ну ты даешь! Шофером меня обозвала.

– А ты бы хотел сначала в «обезьяннике» посидеть, а потом перед Заурским оправдываться? Или мне оправдываться? Зачем ты начал нарываться?

– А он первый начал! – запальчиво сказал Вадик.

– Ага, Вадичек! Самое время выяснять, кто первый начал. Закон на его стороне. Раз видишь – не любит человек журналистов, то и отойди в сторонку. Да и за что нашего брата любить? Не за что. От нас только одни проблемы.

– От тебя, подруга, точно, – согласился неблагодарный Тымчишин.

А Юлька его, между прочим, только что спасла.

Глава 4

Телефон у Луизы просто разрывался от звонков. Она ведь совсем забыла об остальных членах съемочной группы, терпеливо ждавших ее в автобусе. А потому, увидев на пороге номера Настю Капцову, Луиза испуганно ойкнула.

– Ты что тут застряла? Народ уже в бешенстве! – начала было возмущаться Настя, но постепенно выражение ее лица изменилось. – Что случилось? С Аликом что-то?

– Ваш коллега мертв, – следователь Уткин опередил Луизу. – А вы, как я понимаю, актриса Анастасия Купцова?

– Нет, я по паспорту Капцова. Купцова – это моя «киношная» фамилия, – привычно ответила Настя. – Кто мне скажет, что произошло?

– Так вас как в протокол записать? – смешался следователь.

– Капцова Анастасия Михайловна. Куда меня записать? Зачем?

– Вы же знакомы с убитым? Вот и надо вас опросить.

– Убитым? О господи! – вырвалось у нее. – Алик! Как, его убили? Как? Не может быть!

– Может. Вот мы сейчас это и выясняем, – бесстрастно сказал Уткин.

На самом деле следователь Сергей Уткин был в растерянности. Он первый раз видел в жизни живую актрису. Уткин был поклонником известного сериала, а за приключениями красивого лейтенанта Купцовой наблюдал с особым удовольствием. Мужчина никак не ожидал встретить любимую актрису в своем городе, да еще при таких обстоятельствах.

– Давайте начнем сначала. С какой целью вы прибыли в наш город? – наконец справился с собой следователь. Ему очень хотелось, чтобы актриса обратила на него внимание.

– Мы тут серию очередную снимаем, – поспешила с ответом Луиза. – Я же вам рассказывала только что!

– Я не с вами сейчас разговариваю, а с… Анастасией, – замялся следователь, все же запутавшись в фамилиях свидетельницы. – Кстати, а почему съемки проходят именно у нас в городе? Более интересных городов не нашлось? Или как там у вас говорят? Натур?

– Не нашлось, – буркнула Луиза. – Ваш город нам подходит больше остальных, но, как оказалось, подходит не всем.

Если сейчас начать рассказывать про Юлькин звонок в продюсерский центр, про сходство Мишки Оленина с местным мэром, то следователь или ничего не поймет, запутается или, и это гораздо хуже, еще заподозрит кого-нибудь из актеров. Мало ли! Вроде как явились они в этот город не случайно, а по предварительному сговору. Не бывает ничего случайного, даже стечение обстоятельств закономерно. Например, Мастер и Маргарита в романе Булгакова тоже не случайно познакомились. При чем тут Мастер и Маргарита, Луиза объяснить не смогла бы даже самой себе. Может, потому, что в романе столько сверхъестественных событий, а она только от одного впала в ступор. Ну кому нужно было убивать Алика? Зачем?

– Нам натура именно сибирская необходима, вот и приехали, – Луиза решила держаться этой правдоподобной версии. – Извините, я сейчас спущусь к автобусу, а то ребята ждут, волнуются… – и вышла из гостиничного номера.

– Попросите своих коллег покинуть автобус и пройти в кабинет директора! – крикнул ей вслед Уткин. – Мне нужно с ними побеседовать.

Луиза машинально кивнула, хотя видеть ее следователь уже не мог.

Автобус стоял на прежнем месте. Дверь была открыта, шофер дремал, а оператор Ким Васютин травил байки.

– Только крупный план, мои дорогие ребята, только крупный план, чтобы можно было герою в глаза заглянуть… О! Девушка Луиза! Ну, наконец-то! – Ким оживился. – И сколько мы будем Царька ждать? Давай уже работать, а завтра с ним разберемся, съемочный день терять преступно.

– Сегодня работать не получится. – Луиза вздохнула. – Вам надо всем подняться в кабинет директора гостиницы. Понимаете… случилось такое… в общем, Алика Царева убили!

– Убили?! Да что за бред! Кино давно кончилось! – воскликнул Васютин.

– Кончилось, Ким! Алика действительно убили. Это нам всем не сулит ничего хорошего. Завтра должен Усольцев прилететь, тогда станет полегче.

– Не прилетит Усольцев, – вдруг произнес Оленин.

– Это почему? – удивилась Луиза.

– Да я с ним только что разговаривал, билет на самолет уже сдан.

– Как сдан? Не может быть. Как сдан, Миша?! Почему?

– У тебя слишком много вопросов. Сдан, и все. Молча. Ногу Матвей вчера вечером сломал. На лестнице споткнулся неудачно, как-то вот не по-геройски вышло, но факт остается фактом. Не прилетит он. Ну, ребята, вперед! Убийство оператора – это вам не стрельба холостыми в киношке, – и первым выскочил из автобуса. За Олениным неохотно потянулись остальные.

– Почему убили Алика? – гримерша Оксана Веселина не могла прийти в себя. Почему? Грабители?

– Пока непонятно. Говорят, задушили. Расследуют. Там полная комната полиции.

– Ой, как плохо для фильма! Очень плохо, – констатировал Васютин. – Ладно, пошли назад. «Кина» сегодня точно не будет. Кинщик, как оказалось, помер.

– Ким, не смешно, – оборвал оператора Оленин. – У нас у всех появились проблемы.

Актерско-творческая группа молча направилась в гостиницу. В голове колонны шла печальная Луиза Юнис. В холле она попросила:

– Ребята, посидите, пожалуйста, здесь несколько минут, я позову следователя.

Актер Алексей Погудин развалился в кресле и достал из сумки бутылку минералки.

– Н-н-да… Алик, преподнес всем сюрприз. Убили! Никогда бы не подумал. Мишань, зато сейчас посмотрим, как в жизни работает следственная бригада, которую мы старательно изображаем на экране уже несколько лет. Кстати, неплохо изображаем, судя по откликам зрителей.

– Ага! – подхватил Оленин. – А не кажется ли вам, дорогие коллеги… не слишком ли мы вжились в роли? В съемочной группе появился труп, а мы как-то спокойно к этому относимся, – не кричим и истерик не устраиваем? Парень-то еще вчера был жив-здоров и с нами работал.

– Ты за всех не говори! – возмутился Васютин. – Это вы просто циниками стали. Вообразили себя настоящими стражами закона, научились враз перевоплощаться. А мне Альку жалко.

– Ага, жалко! – не выдержав, съязвила Оксана. – То-то ты с ним последний год не общался и не здоровался даже.

– А это тебя не касается, – огрызнулся Ким, – просто прощелыга он…

– Ну вы что?! Самое время отношения выяснять! Эдак нас тут, в Сибири, надолго оставят… «до выяснения обстоятельств». Ты прав, Ким, мы стали циниками, – согласился Алексей. – Мы про что снимаем?! Про романтику работы простого полицейского. Создаем, так сказать, образ положительного стража закона. Такая русская фантастика или даже сказка: хорошие ребята воюют со злом и, что интересно, всегда побеждают. А в реальной жизни как? Зарплата маленькая, больше половины дел – висяки. Вот и улучшают многие собственное благосостояние не вполне законными методами. Например, мзду берут с «ночных бабочек» или других асоциальных элементов.

– Ну… этих-то девчонок я бы не стал причислять к антисоциальным… Или как там? Асоциальным элементам? Один черт! Они свой хлеб честно отрабатывают, – счел нужным вступиться за «ночных бабочек» Оленин. – Кстати! А у кого какие версии есть? За что Алика грохнули? Давайте, высказывайте, предполагайте… пока следователь не пришел. Сейчас ведь явится и начнет «чесать», как по сценарию: действие восемнадцатое, дубль пятый: где вы были вчера с двенадцати до двух часов ночи? Или с четырнадцати до восемнадцати дня, не суть.

– Алик был мужик скрытный. За ним много чего могло водиться… – многозначительно сказал Ким.

– Например? – в один голос спросили Михаил и Алексей.

– Без примеров… Это я так, предположил…

– Но ты ведь с ним и правда перестал общаться в последнее время? – насел Мишка. Что произошло?

– Да что вы ко мне привязались?! Погудин тоже с ним раньше выпивал, а потом перестал. Я Царька вчера вечером с банкой пива видел. Шатался по коридорам. Я его предупредил: «Завтра рабочий день, не пей, Алик». А он только отмахнулся, мол, без тебя знаю, и дальше пошел. Он же сам себе режиссер.

– Но за что-то ведь его убили? Задушили даже? – удрученно спросил Михаил. А потом добавил: – Вчера его грохнули, а завтра и нас могут по одному.

– А нас-то за что? – испугался Погудин.

– А Царька за что? – парировал Оленин. – Да еще так далеко от дома. Получается, человек сюда прилетел, чтобы смерть найти.

– У него всегда проблемы с женщинами были, – напомнил Васютин.

– И? – удивился Погудин. – У меня тоже проблемы с женщинами. С ними, с женщинами то есть, всегда так – не знаешь, найдешь или потеряешь.

– А помнишь, в пятой серии… где мы с тобой ночью на захват выезжаем… тоже в убийстве подозревали жену, а потом убийцей оказался ее брат, – нашел Михаил подходящий пример.

– Да, съемки захватывающие тогда получились, – ностальгически вспомнил Ким. – Я тогда с операторского крана такие кадры «схватил». Только вот у жены Алика брата нет. Это я точно знаю. Но зато у него есть теща.

– Одна теща всех родственников стоит! – Погудин знал, о чем говорил: он был женат два раза, и в каждом браке тещи давали свои идиотские советы дочерям.

Тут разговор был прерван внезапным появлением невысокого мужчины средних лет с залысинами. На его лице выделялись пухлые губы, которые придавали ему выражение обиженного ребенка. Костюм на мужчине сидел мешковато, словно был на размер больше. Следователь Уткин, а это был именно он, бесшумно приблизившись к членам съемочной группы, залебезил:

– Здравствуйте! Это вы и есть творческая группа сериала «На темных улицах»? – и сам себе ответил: – Да, знакомые все лица… Я, можно сказать, ваш преданный зритель… Сергей Александрович Уткин. Следователь. Никак не думал, что встретимся при таких странных обстоятельствах.

– А мы-то как не думали, товарищ Уткин! – сыронизировал Оленин.

– Да уж, такого кина мы точно не ждали. Просто «развесистая клюква»! – вырвалось у Васютина.

– Что, простите? – не понял Уткин. – Какая клюква?

– «Развесистая клюква» – означает нелепость ситуации. Да не берите в голову, – разозлился Оленин. – Не надо умничать, Ким! Не ко времени!

– Никто и не умничал… – пробормотал Ким.

– Прошу вас всех пройти в кабинет директора, там и побеседуем… – начал следователь, но неожиданно обернулся.

В холле появились два дюжих санитара с носилками. На носилках лежал большой черный мешок. Актеры невольно вздрогнули, поскольку о содержимом пластикового мешка догадались сразу. А вот следователь Уткин был подчеркнуто невозмутим и лишь кивнул спускавшимся следом коллегам. Один из членов следственной группы махнул рукой, и Уткин неожиданно заявил:

– Хотя нет, в кабинет директора нам ни к чему. Пройдемте-ка лучше в номер. Эксперты уже закончили. Побеседуем, так сказать, поближе к месту событий, – и с хитрецой посмотрел на членов съемочной группы.

Ким Васютин с ошалевшим видом открыл рот, но возражать все же не решился. И актеры унылой вереницей потянулись вслед за Уткиным.

Наблюдавшая эту сцену Луиза Юнис подумала, как кинематографично все выглядит – будто снимают очередную серию их сериала. Но, в отличие от съемок, в реальности все были растеряны и ошеломлены случившимся.

И никто так и не заметил, как один человек облегченно вздыхал, думая про себя: «Нет человека – нет проблемы! Слишком много он попортил мне крови, но нашлась и на него управа».

Глава 5

Юле Сорневой иногда казалось, что «чайный уголок» в редакции – это настоящая аномальная зона. Бермудский треугольник. Здесь всегда пропадали ложки, сколько бы их секретарь Валентина ни покупала. Складывалось впечатление, будто чайные ложечки собираются вместе, а потом исчезают в неизвестном направлении. И где-то есть такое место – «любимый ложкин уголок», в котором им лучше, чем в редакционных столах. По крайней мере, заливая кипятком растворимый кофе, приборов Юля вновь не обнаружила.

На работу Юля и Вадик Тымчишин вернулись, подчеркнуто игнорируя друг друга. Вадик был на Юлю обижен. И между прочим, совершенно напрасно: она же хотела как лучше, ограждала его от следователя. Потому и назвала шофером. А он надулся! Видите ли, у него болезненное самолюбие! Понижение социального статуса больно ранило его нежную журналистскую душу! А подписка о невыезде, замаячившая на горизонте, так это пустяки! Но обижаться подолгу Юля не умела.

– У тебя ложечки случайно нет? – обратилась она к Вадику, решив, что первым должен мириться тот, кто умнее.

– Нету, я ручкой кофе размешивал, – отозвался Тымчишин.

– Понятно. Шариковой ручкой я тоже могу. Но хочется ложечкой.

Вадик пододвинул Юле коробку с сахаром-рафинадом, и обе стороны поняли: перемирие состоялось. Тут «подтянулись» коллеги и немедленно начали любопытствовать.

– Ну, что там у твоих артистов случилось?! – жадно вопрошала Мила Сергеевна.

– Ничего хорошего. Убийство. Оператора убили в гостиничном номере. Алик Царев, Царьком его все звали. Пока не очень понятна картина. Там следственная бригада работает, – Юля пожала плечами.

– Хоть строк на пятьдесят – для первой полосы – ты насобирала?

Мила Сергеевна интересовалась не просто так: через несколько часов нужно сдавать макет номера главному редактору. Если Юля успеет написать об убийстве на съемочной площадке, а она, Мила Сергеевна, успеет вставить текст в номер, то успех обеспечен – тираж раскупят влет.

Впрочем, можно обойтись и «лидом» – яркой зацепкой, анонсом большой статьи в следующем номере. «Лид» должен сразу же бросаться в глаза – кегль (то есть размер шрифта) побольше, плашка (то есть заливка фона) поярче, плюс обещание настоящей сенсации. Разве плохо звучит: «Кто убил питерского оператора?» Хотя нет. Так слишком банально, шаблонно и слишком прямо. Убийства случаются часто, убивают персон и поважнее какого-то оператора. А нужно, чтобы «лид» моментально привлек внимание читателя, но почти ничего не сказал по существу. Чтобы читатель заинтересовался, но ничего не понял и обязательно купил газету. Вот еще вариант: «Драма на съемочной площадке известного сериала». И не важно, что драма случилась в гостинице, а вовсе не на съемочной площадке. Нужно заинтриговать читателя, создать сенсацию, возбудить интерес. Уж Мила Сергеевна, отдавшая профессии десятки лет, знала в этом толк. Ведь новость – это прежде всего эмоции!

– Конечно, Мила Сергеевна, я напишу… надеюсь, успею, – согласилась Юля.

И тут читатель может подумать: «Какая черствая, бессердечная женщина, эта Мила Сергеевна! Умер человек, а ей лишь бы успеть сдать статью в номер. Откуда это равнодушие?» Но будет не прав. Так уж устроены журналисты и сотрудники редакций. Назовите это, если хотите, профессиональной деформацией, но в любых условиях и любых ситуациях они сначала думают о том, пойдет ли та или иная информация в номер, а потом уже начинают сострадать и сопереживать.

– Только просьба, Сорнева: побольше напряжения, живописуй все так, чтобы читатель ахнул, – и отнюдь не бессердечная Мила Сергеевна умоляюще прижала руки к груди. – Ты можешь, если хочешь!

– И поменьше умничай, – наставительно добавил Тымчишин. – Кстати, Мила Сергеевна, к вам наши чайные ложечки в гости не заходили?

– Какие ложечки, Вадик! Я свою ложку в сейфе держу. Как оставлю на столе, так она пропадает.

– А-а-а… вот, оказывается, как надо… – протянул Вадик. – В сейфе! Но сейф в редакции только у вас и у Заурского. Юлька, а где мы будем хранить свои ложечки? Если найдем, конечно.

– Не мешай, я уже работаю! – отмахнулась девушка.

Через полчаса текст был готов и отправлен главреду. Егору Петровичу статья понравилась, однако не обошлось и без «подводных камней»: оказалось, об убийстве приезжего оператора Царева уже доложили мэру.

– Юля! – поморщившись, приступил к делу Заурский. – Понимаешь, ситуация выходит из-под контроля. Мэру все представили как конфликт на бытовой почве. Как дальше, непонятно. Но, кажется, материалы «про то, как в нашем городе снимается кино», потеряли актуальность.

– Егор Петрович, да как это «потеряли актуальность»! Убийство действительно произошло, я ничего не выдумала! Но сериал они все равно продолжат снимать. Не возвращаться же им назад несолоно хлебавши! – возмутилась Сорнева.

– Ты уверена? Точно продолжат?

Главный редактор сибирской газеты «Наш город» Егор Петрович Заурский никогда не давил на авторов. Наоборот, предпочитал обращаться выдержанно и даже ласково, выслушивал все аргументы, авторитетом без нужды не подавлял и, если с авторами бывал не согласен, всегда объяснял, почему не согласен и как нужно сделать, чтобы обрести консенсус, и поэтому еще раз повторил свой вопрос:

– Кино точно продолжат снимать?

– Да! Уверена, Егор Петрович. Мне кажется, Луиза Юнис – крепкая профи. Конечно, убийство оператора – это ЧП. Им придется менять планы, но у них еще чуть больше недели на все. Луиза справится, продолжит снимать. Хотя… еще ведь тело придется в Питер отправлять… Но, Егор Петрович! Я уже и название для материала придумала, и концепцию выстроила! Как же так!

– Ну, давай! – Заурский подумал, что «кино кином», а убийство убийством – две разные истории, глядишь, хоть с одной что-нибудь да выгорит.

– Помните песню «Снимается кино»? – воодушевилась Юля. – Там еще есть такая классная строчка: «Четвертым справа в кепке я лежал». Вот так я статью и назову. Луиза мне предложила сняться в эпизоде – в роли прохожей с собачкой, которая идет и все время оглядывается на героя. То есть я как раз испытаю на себе, как это быть «четвертым справа». Как вам?

– Идея мне нравится! – честно признался Заурский.

Юлю он считал хорошим журналистом – ведь почти каждая ее статья становилась «гвоздем номера», и в ее чутье на хороший материал верил.

– Значит, материал о съемках фильма я готовлю? На разворот?

– Хорошо, будем считать, договорились. Но у меня есть личная просьба.

– Какая? – Девушка почувствовала подвох.

– Давай на этот раз ты не будешь писать материал про убийство оператора съемочной группы. Я найду, кому это поручить. Раз ты с актерами уже начала творчески работать, надо и продолжать.

– То есть вы хотите перевести меня в светские хроникеры? В гламурные журналистки?

– Сорнева, что за мода засорять родной язык дурацкими искусственными словами! Что такое этот «гламур»? В переводе с английского «роскошь, блеск». А у нас уже как ругательство звучит. Тебе любые темы по плечу, у тебя талант, и не придумывай, никуда я тебя не перевожу.

– Угу, талант… Вадик Тымчишин прав – у меня талант влипать в разные истории. А еще инициатива наказуема: придумала интересное про актера и мэра, а вы сразу же: «Пиши, Юля, статью!» Написала, а тут мэр с этой творческой встречей. И кто все организовал? Снова Юля – чудом нашла и уговорила приехать. И что дальше? Опять все я: ищу для них машину, организую экскурсии, творческие встречи, вожу в музей. Мало того, кому Юнис позвонила, когда про убийство узнала? В полицию? Нет, Юле Сорневой. А вы хотите, чтобы я материал кому-то отдала?! Это разве справедливо?!

– Юля, услышь меня. Давай поступим так: статью с замечательным названием «Четвертый в кепке» пишешь сама, раз уж ты все это придумала. Это больше обсуждать не будем. А материал про убийство оператора я все-таки хочу поручить кому-то другому, либо Попову, либо Коростылевой. Мне кажется, ты начала «выгорать» на криминале и нужно взять паузу.

Юля насупилась и соглашаться не спешила.

– Нет, Егор Петрович, так не пойдет! Актеры «мои». Я их, если хотите, придумала, привезла, сопровождала и сопровождаю. Так нечестно! Не могу я убийство кому-то отдать. Не могу. Убийство не отдам. Буду писать сама.

– Не надорвешься?

– Егор Петрович! Это я только с виду нежная и беззащитная, а на самом деле очень даже сильная и выносливая!

– Ну смотри. Тогда, будем считать, договорились. Завтра с планом журналистского расследования ко мне, – и встал, намереваясь проводить Юлю. Про себя Заурский торжествовал: все-таки он сделал так, чтобы Юля сама согласилась писать обе статьи, не отдала интересную тему, ведь профессиональная жадность – это хорошее качество для журналиста. Пожалуй, Сорнева лучший журналист в газете, толковый. После него, конечно. И главред засмеялся, вполне довольный собой.

Глава 6

Актриса Настя Капцова делала все, чтобы не показать своего испуга постороннему. Она улыбалась и бойко отвечала на вопросы следователя Уткина, не забывая при этом контролировать свою мимику. Настя боялась, что следователь задаст ей провокационный вопрос, а у нее не окажется правильного ответа.

Следить за лицом Настя умела с детства. Мама – актриса Театра юного зрител – часто ей говорила: «Мимика может сыграть с тобой злую шутку, Настя. Ты все время хмуришься». Мама считала, что многое в жизни человека определяет именно выражение лица. Окружающие склонны считать человека таким, каким он выглядит. Чем мрачнее физиономия, тем хуже люди думают о ее обладателе, а значит, тем больше конфликтов и проблем возникнет в отношениях с ними. И на самого человека, даже если он ни с кем не общается, может влиять собственное обличье – смотришь в зеркало на свою унылую физиономию и становишься все хуже и хуже.

Мамины уроки пришлись как нельзя кстати. Настя научилась улыбаться по поводу и без, демонстрировать белоснежные зубки и произносить: «Очень рада вас видеть», так, как будто она действительно рада. Такие нехитрые приемчики срабатывали почти всегда – Настю считали приветливой и доброжелательной девушкой.

Настя всегда хотела стать актрисой, но не такой, как мама, играющая «репок» и «зайчиков», а известной, как Одри Хепберн или Софи Лорен, не меньше. Она верила в свою счастливую звезду, представляя, как поступит в театральный, сразу же получит яркую главную роль, которую сыграет так, что режиссер ахнет и будет всегда предлагать главные роли в своих фильмах только ей одной. Фильм с ее участием станет призером международных фестивалей, известные кутюрье наперебой будут предлагать ей лучшие платья для выхода на «красную дорожку». Зрители, конечно, станут рукоплескать и просить автографы, а журналистам придется побороться за право получить коротенькое интервью звезды Анастасии Капцовой.

В театральный вуз Настя действительно поступила с первого раза. Ну, подумаешь, папа – известный на весь Питер пластический хирург – обратился к ректору со скромной просьбой: помочь единственной дочери. К прихотям дочери он относился спокойно, потакал ей во всем, и если бы Настя захотела поступить в любой другой престижный вуз, расстарался бы и тут. Главное, считал папа, чтобы дочке было интересно, а работать по специальности вовсе не обязательно. Всегда можно хорошо выйти замуж.

Но зато мама была счастлива: «Ты – продолжатель династии! Твоя бабушка была кассиром в нашем театре, а мы с тобой уже актрисы. Будешь служить в нашем театре!» Старомодное слово «служить» применительно к Театру юного зрителя казалось Насте забавным, но она благоразумно молчала, не желая расстраивать маму. Хотя самой Насте было ясно – ее творческая деятельность будет совсем другой.

Училась Настя хорошо, поскольку ей было интересно, без проблем получила диплом, а вот дальше… Дальше возникли непредвиденные трудности. Ни в один театр Анастасию Капцову не пригласили. Для девушки это стало ударом. А еще обиднее было оттого, что другие студенты, которых Настя считала не столь талантливыми, получили места в хороших театрах.

Снова в дело вмешался папа – Настя снялась в кино, в маленьком эпизоде, надеясь, что ее заметят. Не случилось. Собственно, Настя сама себя почти не заметила – так, промелькнула в толпе ее фигура, а может, даже и не ее. Получалось, что талант актрисы – а Настя упорно продолжала считать себя обладательницей сего редкого дара, нуждается в папиной поддержке. Однако папа, к огромному Настиному удивлению, неожиданно заартачился.

– Понимаешь, дочка, в вашем творческом деле знакомства играют очень незначительную роль. Режиссерам нужны нестандартные актрисы, яркие, непохожие на других. Причем у каждого режиссера свой любимый типаж. Вот ты, например, в каком амплуа себя видишь (папа был подкован в театральном деле)? Я же должен понимать, к кому лучше обратиться, а то предложат что-нибудь такое… не такое…

– Пап, я, конечно, хочу «героиню» играть, но у меня же опыта нет…

– Тогда попробуй себя в мамином театре, пока не появится роль посерьезнее. Это очень достойный театр, – папа относился к маминому театру с должным уважением.

Настя Театр юного зрителя, где мама прослужила всю жизнь, тоже любила. Театр располагался в центре Санкт-Петербурга, рядом с Адмиралтейством, причем место это имело поистине богатую историю – на месте плаца Семеновского полка сначала был выстроен ипподром, во время войны располагалась зенитная часть, отражавшая налеты вражеских самолетов, и только в начале шестидесятых построили современное здание ТЮЗа. Девочкой она обожала бывать на спектаклях и от души смеялась, когда в ласковой собачке или свирепой кикиморе узнавала свою маму. Но любовь любовью, а посвящать свою жизнь юным зрителям Настя вовсе не планировала. Девушке хотелось большего, в мечтах она продолжала представлять себя на «красной дорожке».

– Хорошо, пап, я подумаю, – расстраивать отца любящая (и прагматичная) дочь вовсе не собиралась.

От участи репки, зайчика или кикиморы Настю спас случай. Девушка частенько захаживала в кафе Дома актеров, поскольку жила по соседству. Именно там ей и улыбнулась судьба, принявшая облик однокурсника Мишки Оленина. С Мишкой у Насти были своеобразные отношения: они вроде бы и дружили, причем частенько она делилась с ним тем, что и подругам не рассказывала; но при этом Михаил оказывал ей особые знаки внимания и любил повторять: «Мы с тобой одной крови, Настя, и если что…» В любом случае с ним было весело, и Настя знала, где Мишка, там всегда много света, жизни и воздуха.

Вот и сейчас, едва увидев ее, Оленин расплылся в улыбке, будто поймал солнечный зайчик.

– Насть, привет! Как дела? Слушай, я тут в одном простеньком сериале снимаюсь: оперативника играю.

Конечно, Оленин мог себе позволить назвать сериал простеньким, поскольку уже играл в постановке чеховской пьесы «Дядя Ваня» обедневшего помещика Илью Телегина.

– Молодец, Мишаня, горжусь тобой! Снимаешься в кино, играешь в театре, – отчасти искренне радуясь за друга, отчасти с завистью сказала Настя. – А мне похвастаться нечем. Скоро к маме в ТЮЗ начну проситься…

– Не, это пока рано! А давай ты к нам попробуешься на роль! – обрадованно предложил Мишка.

И начал рассказывать о том, что за проект такой. Оказалось, один известный продюсерский центр решил снять сериал «На темных улицах» – о нелегкой борьбе честных и храбрых полицейских с преступностью. В каждой серии свой отдельный сюжет, отдельное детективное расследование. Главные герои одни и те же. И вот, отсняв четыре серии, продюсеры и режиссер решили ввести в историю женский персонаж. Девушка с погонами, мол, увеличит зрительский интерес, а мужчинам на съемочной площадке будет поднимать настроение.

– Режиссер меня и спросил, нет ли кого на примете? А я как раз о тебе вспомнил. Я уже звонить хотел, а тут ты сама легка на помине. Приходи на пробы – у тебя получится. Да и девушка ты симпатичная, нашей мужской компании пригодишься.

– Ты серьезно? – обрадовалась Настя.

– Серьезней некуда.

– Ой, спасибо, Мишка! – восторженно закричала она.

В сериал Анастасию Капцову взяли. То ли протекция Оленина сыграла роль, то ли Настя понравилась режиссеру, а может, и в образ «попала» идеально, но теперь у нее была постоянная работа. Игра Анастасии давалась легко – отправляясь на поиски преступников, допрашивая подозреваемых, сочувствуя потерпевшим, – она словно была самой собой. А вскоре Настю стали узнавать на улицах, просить автограф, а число посетителей ее аккаунтов в социальных сетях выросло в несколько раз. Девушка была счастлива: да, сыграть Офелию ей, видимо, не суждено, но и в том, чтобы быть «лейтенантом Купцовой», имелись свои прелести и достоинства. И она ценила свой новый статус, была готова его оберегать.

Единственное «но» – Анастасии не везло в любви, отношения с мужчинами не складывались. Мишка Оленин смотрел преданным влюбленным взглядом, но продолжал оставаться в статусе друга. А Насте хотелось настоящих чувств! Безумств страсти в сочетании с абсолютной верностью.

Настя постоянно влюблялась и каждый раз искренне верила, что к ней пришла любовь всей ее жизни. Влюбленность была ее перманентным состоянием, поскольку дарила девушке крылья. Влюбившись, Настя все время находилась в отличном настроении и готова была играть целыми днями, без перерывов на сон и еду. Расстаться с возвышенным чувством она была не в состоянии, любовь становилась для девушки наркотиком.

И каждый раз все заканчивалось быстро и плохо. В любовных отношениях Анастасия наступала на одни и те же грабли, а потом, рыдая, никак не могла уразуметь, почему же ее бросил очередной возлюбленный. А объяснялось все очень просто: Настя была слишком податливой и мягкой, была готова бесконечно подстраиваться под каждого из своих мужчин. Мужчины это чувствовали, но, будучи по сути своей охотниками, не ценили «добычу, которая приходит сама». В женщине, которая достается «без боя», ценности так же мало, как в измученном перевозками из теплых стран заморском плоде авокадо. Нет в нем вкуса, так, преснота одна.

Роман с оператором Аликом Царевым начался внезапно и бурно. Однажды в перерыве Царев подошел к девушке и, улыбнувшись, спросил:

– Настя, ты хочешь посмотреть рабочие съемки? Мне кажется, тебе нужно меньше жестикулировать. Вот сама увидишь!

Настя сначала хотела Алика отшить: мол, его дело за камерой стоять, а играть она будет, как режиссер скажет, но потом передумала. И вовсе не из-за желания творческого самосовершенствования. Была в нем какая-то грубая мужская сила, одновременно отталкивающая и привлекающе-манящая.

– Правда? Ну, хорошо. Если ты так думаешь, давай посмотрим. – Девушка не вполне понимала, действительно ли проблема в ее жестах, или это предлог для встречи.

После съемочного дня они с Аликом задержались в павильоне и просмотрели весь рабочий материал. Настя была вынуждена согласиться – да, руками она иногда машет так, что заполняет весь кадр. Девушка была благодарна Цареву – мог ведь и промолчать, а ей, Насте, потом досталось бы от режиссера.

– Алик, спасибо! Ты такой молодец! И очень красиво мои глаза снял, и взгляд получился проникновенный!

В ответ Алик притянул ее к себе и поцеловал. Вполне по-хозяйски, как будто они давно живут вместе и конфетно-букетный период остался далеко позади. Они стали встречаться, благо у Насти была своя квартира (папин подарок) в историческом центре. Казалось, Алик заворожил ее, как факир с дудочкой завораживает кобру. Только, в отличие от кобры, Настя радостно и по собственной воле подчинялась своему повелителю, даже не помышляя о свободе.

Мишка Оленин по-прежнему тоскливо смотрел на девушку и время от времени вздыхал, но Настю это начало раздражать. Оленин казался ей человеком, неспособным на поступки. То ли дело Алик Царев! Одна шевелюра и глаза насыщенного бутылочного цвета чего стоят.

Роман на съемочной площадке скрыть нельзя. Настя чувствовала, что выдает сама себя, когда пытается любой эпизод сыграть лучше и ярче, чтобы Алик отметил и похвалил. Однажды гримерша Оксана, накладывая Капцовой пудру и румяна, как бы между прочим сказала:

– Настя, а ничего… у Царева вообще-то семья есть… жена в том числе…

– Он женат? – растерялась девушка.

– Ну вот… да. Разузнала бы, прежде чем роман крутить. Жена у него, кстати, ревнивая. Ты подумай хорошо. Оно тебе надо?

Настя еле дождалась конца съемочного дня, чтобы поговорить. В душе было противно, словно там поселились мерзкие и холодные лягушки. Как только девушка села в машину – Алик привычно ждал ее у входа, – откладывать объяснение не стала:

– Ты мне почему не сказал, что женат?

– А ты меня не спрашивала, – ничуть не смутившись ответил он. – Да и вообще, какая разница? Я разве обещал жениться?

Разница была, и существенная: Насте хотелось обрести мужчину своей мечты, а вовсе не чужого блудного мужа. Она никого не собиралась уводить от уютных домашних тапочек или выяснять отношения с чьей-то женой.

– Больше мы встречаться не будем! – отрезала Настя.

– Как скажешь, – легко согласился Царев и, определенно даже не расстроился. Он словно переступил через нее, как спешивший через ступеньку, и пошел дальше не оглядываясь.

Сейчас все эти эпизоды вихрем пронеслись в ее памяти. Настю беспокоило только одно – следователь может найти в телефоне Царева ее обнаженные фото. А вдруг несимпатичный Уткин уже обо всем знает? А Насте так хотелось поскорее забыть историю с оператором! Как она тогда будет оправдываться? И что скажет Алексею Погудину, на которого сейчас «ведет дамскую охоту»?

Глава 7

Утром у двери редакции Юля и Вадик обнаружили котенка. В этот день они, не сговариваясь, пришли на работу пораньше.

– Ой, какой симпатичный! – восхитилась Юля.

Котенок был маленький, темно-серый и доверчиво смотрел яркими голубыми, как васильки, глазами.

– Давай его в редакцию заберем, – предложила она.

– Вот у нас только кота и не хватало, – поморщился Тымчишин. – Хочешь, тащи. Мне, в общем, все равно. Я сегодня не в форме, голова болит. Мне не до кота.

У него действительно раскалывалась голова. Вчера вечером в гости зашли одноклассники, все закончилось коньяком и разговорами до утра. Ребята работали во вторую смену и могли спать до обеда, а вот Вадик утром еле собрался и пошагал на работу писать материал, надеясь потом отпроситься пораньше – домой, отлеживаться. Юля уловила запах перегара и не сдержалась:

– Тымчишин, ты вчера пьянствовал?

– Было немного, – согласился он.

– Понятно, почему у тебя голова болит и ты котенку не рад.

– Я, подруга, ничему не рад. Башка трещит невозможно. Хотел дома поработать, но флешка с материалом в редакции осталась, вот и притащился с утра пораньше. Буду кофеем отпаиваться.

– А я котенка покормлю.

– Сорнева, у тебя удивительная способность всех спасать – и людей и котов, – Вадик проглотил таблетку, налил кофе и прихлебывал «напиток бодрости» из большой кружки, чувствуя, как головная боль потихоньку уходит.

– Вы представляете! – громко возвестила о своем появлении корректор Надя Метеля. – Я зашла в хлебный: купила сосиску в тесте, чтобы съесть по дороге. Откусила, а там кусок пластмассы – чуть зуб не сломала. Вот о чем надо писать, как людей травят! – возмущалась девушка. – Прямо готовая тема для статьи!

Вскоре появилась и Мила Сергеевна. Ответственный секретарь с неудовольствием воззрилась на картину «Утро в редакции»: безответственный Тымчишин прихлебывал кофе и продолжал страдать, распространяя устойчивый запах перегара; сердобольная Сорнева стояла на коленях перед котенком, лакающим молоко (молоко Юля позаимствовала в общем редакционном холодильнике – некоторые сотрудники предпочитали пить кофе с молоком); а эмоциональная Метеля громко возмущалась беспринципностью изготовителей сосисок в тесте и размахивала руками, в одной из которых был зажат пресловутый кусок пластмассы.

Мила Сергеевна не удержалась и тоже всплеснула руками:

– И эти люди делают газету! Вы себя организовать не можете! Юля, зачем ты котенка притащила?

– Милочка Сергеевна, не ругайтесь! Я не притаскивала, он тут уже был – сидел под дверью, а мне просто стало его жалко. Я сегодня объявление на «кошачьем» форуме напишу, вдруг кто отзовется и себе заберет, – начала оправдываться Юля.

– Котов нам еще не хватало, – согласился с Милой Тымчишин.

– А ты, Вадик, просто боишься конкуренции с ним не выдержать, – отшутилась Юля, хотя настроение у нее было тревожное.

Впервые в своей журналистской практике она должна была написать два противоречивых материала. Да не просто противоречивых, а принципиально разных. Зря она пожадничала, пусть бы главный отдал материал про убийство оператора ее коллеге Коростылевой. Ан нет, вцепилась, как будто ей больше всех надо. Видимо, действительно так.

Получается, теперь именно Юля несет ответственность за то, как будут выглядеть киношники в глазах жителей их города. А она ведь симпатизирует Луизе Юнис и ребятам из съемочной группы. Поэтому выхода у нее нет: выложиться придется «на все сто», статья о том, как у них в городе снимается известный сериал, должна быть с яркими подробностями, киношными приколами, плюс с ее личной историей о съемках в эпизоде. А через номер уже будет другая – история-расследование об убийстве в гостиничном номере питерского оператора Алика Царева. И не факт, что обойдется без конфликта интересов: киношники ей дали шанс написать отличную статью о съемках, а она им удружила – написала про убийство.

– Ты как, подруга? Вся в сомнениях? Лучше бы Маринке Коростылевой материал отдала, а сама бы продолжала «гламурничать». Жаба задавила? Еще не поздно передумать… – Тымчишин будто читал Юлины мысли.

– Вадик, у меня часть проблем в жизни как раз из-за тебя!

– Из-за меня? Ну ты великая сказочница! – искренне удивился он.

– Конечно! Если бы ты вчера в гостинице «не нарвался» и следователя не разозлил, я могла там что-то узнать. А так пришлось тебя своим телом прикрывать и отходить на безопасные позиции.

– Наконец нашла виноватого? Я же шофер. По-твоему, с шофера какой спрос?!

– Может, уже начнете работать? Тебе, между прочим, Тымчишин, пора материал сдавать, – не выдержала Мила Сергеевна.

– А с пластмассой, которая в булке, что делать? – поинтересовалась Надежда Метеля.

– Выкинуть и больше в этом магазине ничего не покупать! – отрезала Мила Сергеевна.

– Ладно, Юлька, не обижайся! Я бы тоже свою тему никому не отдал. Мне нужен час, чтобы написать, а потом я готов тебя к Луизе отвезти, – пошел на мировую Вадик.

– Пиши, не отвлекайся. Я сначала сама попробую. Позвоню им, узнаю, как дела. Вчера же все съемки отменили, – и взялась за телефонную трубку.

Луиза ответила сразу же, но разговаривала слабым, едва слышным голосом:

– Юля? У меня голова болит невозможно.

– Вы сегодня все сговорились? – удивилась Сорнева.

– Кто – все? – не поняла Юнис. – У меня голова болит сама по себе.

– Да это у нас в редакции у некоторых товарищей тоже болит голова, – пояснила Юля. – Луиза, мне надо с тобой встретиться. Какие у тебя планы? Когда твое начальство приезжает?

– Не приезжает мое начальство, – печально ответила девушка. – Ногу оно сломало.

– Как?

– Да вот так. Оно же тоже живое, в смысле начальство. Бегает, крутится, прыгает. Вот и допрыгалось. Никто не приедет. Я тут одна, как тополь на Плющихе.

– Тополей, между прочим, на Плющихе было три. И два сейчас к тебе приедут. А что разгребать все тебе одной, так это знакомое дело. Кто везет, того и погоняют.

– Не рви мне душу, Юля. Ладно, приезжайте, «тополь» и «тополица». Или «тополиха»? И будет нас трое, как в кино. Я через полчаса буду в форме.

Юля нажала кнопку «отбой» и крикнула Тымчишину:

– Вадик, у тебя сорок минут, и потом мы едем!

– Услышал! Обязуюсь шедевр к этому времени закончить. А кормить будут?

Тут стоит упомянуть о том, что гостиница, в которую поселили питерских гостей, до уровня пятизвездочного отеля никак не дотягивала. Да и откуда бы взяться такому отелю в маленьком сибирском городке? Но здание было основательное, в стиле «сталинский ампир», с длинными неуютными коридорами и красными ковровыми дорожками. Мебель в номерах была скромно-дешевой, кондиционеры отсутствовали, а летом, конечно же, на месяц отключали горячую воду.

– Поскупилась наша мэрия на гостиницу, – заметил Вадим, когда они с Юлей поднимались в номер Юнис.

– Вадик, администрация полностью оплатила проживание. А дареному коню, сам знаешь, никуда не смотрят.

Когда Луиза открыла дверь, Вадик присвистнул. Лицо девушки напоминало яичную скорлупу – если вареное яичко покатать по столу, как раз так и будет выглядеть скорлупа – мятая и вся в мелких трещинках.

– Обалдеть! Сколько же ты вчера выпила, Луиза? Вроде бы тебя в нашей компании не было.

– Сам ты пьяница! Не доставай ее! – бросилась Юля на защиту. – Не обращай внимания – у Вадика вчера гости были, а сегодня он зол и мрачен. Думаю, ясно почему.

– Если бы напилась! – жалобно сказала Луиза. – Проревела весь вечер, вот и выгляжу на сто лет.

– На девяносто девять, – смилостивился Вадик.

– Давай на завтрак, мы тоже с тобой кофе выпьем, – скомандовала Сорнева. – Там и лицо в порядок придет.

В гостинице был «шведский стол». Однако все блюда на этом столе можно было пересчитать на пальцах одной руки: омлет, сосиски, хлопья, нарезки сыра и колбасы.

– Очень впечатляет! – пошутил Тымчишин. – Ладно, подруги, я угощаю!

– Аттракцион неслыханной щедрости, – съязвила Юля. – Придется объесть тебя на бутерброд с колбасой. Иди за кофе!

Юля с Вадимом сели за столик, следом подошла и Луиза с тарелкой омлета.