Леонид Млечин

Фантазии театрального администратора





Все-таки это мучение — вставать, когда так хочется спать. Он посмотрел на часы — девять утра, для него это безбожно рано, человек творческой профессии не может вставать ни свет ни заря.

Он босиком прошлепал в ванную. Пустил холодную воду, с трудом разлепив веки, подставил лицо под сильную струю. Вот теперь он почувствовал, что окончательно проснулся. Лицо горело от холодной воды, и почему-то щипало лоб. Он инстинктивно дотронулся до него рукой — больно! — и, откинув со лба волосы, испуганно посмотрел на себя в зеркало. В нем отражалась хмурая, небритая физиономия с рассеченным лбом. Он охнул. Это была не просто царапина, а маленькая рана.

— Господи, где же это я так умудрился? Вроде вчера не падал. И не пил. — Потрогав царапину и опять поморщившись, он вышел из ванной и крикнул жене:

— Маша, посмотри, что это у меня? Вчера же ведь ничего не было, а?

Жена, хлопотавшая на кухне у плиты, обернулась к нему и широко улыбнулась:

— Доброе утро, миленький! Что случилось с моей крошкой? Кто ее обидел? — Она внимательно и озабоченно осмотрела подставленный им лоб, нежно поцеловала его и добавила: — Царапина совсем свежая. Болит? Бедненький! Вчера, мне кажется, ее действительно не было. Может, ты оцарапался об угол кровати? Ночью не вставал? Может, пошел в туалет и споткнулся со сна, ударился обо что-то?

— Ну, знаешь, у меня, конечно, есть свои недостатки. Но я все-таки не лунатик, — пожал он в ответ плечами.

Маша подвела его к зеркалу, вытащила аптечку.

— Сейчас я тебе смажу ранку йодом и на всякий случай залеплю пластырем, — приговаривала она, откупоривая свежий пузырек с йодом.

Когда она приложила ватный тампон к ранке, он вздрогнул и болезненно сморщился.

— Какой ты у меня нежный, — покровительственно засмеялась Маша и, залепив лоб пластырем, вновь поцеловала его. — Боли боишься, руками делать ничего не умеешь, собственной тени пугаешься. — Она покачала головой и нежно положила ладонь на его грудь: — Пропадешь совсем без меня.

Почувствовав облегчение, он воодушевился и запустил руки ей под халат. Маша немедленно выскользнула из его объятий, иронически заметив:

— Так, раненый ожил. Значит, жить будет.

Он устремился вслед за ней, обиженно сопя:

— Куда же ты? Почему бросаешь своего несчастного, израненного мужа, который так нуждается в ласке, заботе и внимании!

Она со смехом скрылась от него в ванной и, закрывая дверь изнутри, проговорила:

— Все, все, милый, мне пора на работу. Все остальное — вечером. Если, конечно, пожелаешь. А сейчас иди завтракать, поддержи свои слабеющие силы, израненный боец. Я, кстати, приготовила твои любимые сырники с изюмом.

Не решив окончательно, что ему выбрать: обидеться на жену или сделать вид, что ничего не произошло, он прошел на кухню. Его нос уловил волнующие запахи, и он с удовольствием уселся за стол, накрытый хрустящей белой скатертью.

Помимо сырников с изюмом его ожидал свежеотжатый апельсиновый сок, горячие тосты, масло и варенье в вазочке. В центре стола красовалась ваза с фруктами. Он запустил туда руку и вытащил киви.

Маша уже оделась и теперь разбиралась со своей косметикой. Закончив «наводить марафет», поинтересовалась:

— Сегодня придешь пораньше? Или у тебя спектакль?

— Угу, — с набитым ртом ответил он. — Сегодня премьера. Придет заведующий Департаментом строительства Марущак с женой. Помнишь, эту толстую тетеху? А я даже выйти к ним не смогу. — Он потрогал свой лоб и вздохнул: — Выгляжу, как уголовник.

Маша сложила косметику в сумочку и потянулась за плащом.

— Если Марущак придет, может, попробуешь с ним поговорить? — напомнила она мужу. — Узнаешь, наконец, как обстоят дела с нашей квартирой? Время идет, боюсь, мы можем опоздать.

— Человек придет вечером в театр отдохнуть, а я к нему с делами? Как ты себе это представляешь? — болезненно поморщился он.

— Не волнуйся, не получится, значит, не получится, — погладила его по голове Маша. — Но Красильников, я узнала, уже переговорил с кем надо. И ему обещали помочь — найдут квартиру в центре и продадут по стоимости БТИ. А Красильников, между прочим, меньше сделал для города, чем ты. Надо пользоваться тем, что тебя все знают.

— А кто Красильникову обещал?

— Твой Марущак, который регулярно посещает театр, — ответила Маша и, выходя на лестничную площадку, нежным голосом бросила: — Пока, милый, до вечера!

Он рассеянно кивнул, запер за женой дверь, снова потрогал лоб и скривился от боли.



Внизу афиши, объявлявшей о премьере, значилось имя директора — Д. П. Селезнев. Полюбовавшись на нее, Дима вошел в театр и немного придержал дверь, проверяя, мягко ли она закрывается. Здесь он вел себя иначе, чем дома, — уверенно, по-хозяйски. Скинув небрежным жестом пальто, отдал его гардеробщице, которая почтительно приветствовала его:

— Здравствуйте, Дмитрий Павлович! Поздравляю с премьерой. Я внуку контрамарку просила, так в кассе говорят, что все билеты проданы.

— Зайдешь ко мне попозже, дам билетик, — довольно улыбнувшись, пообещал Дима и, подойдя к зеркалу, стал прихорашиваться. Потрогав пластырь на лбу, опять досадливо поморщился и направился к лестнице.

К нему неожиданно подскочил запыхавшийся буфетчик:

— Дмитрий Павлович, беда! Из санэпидстанции пришли, сейчас буфет закроют и опечатают. Они уже акт пишут. А вечером премьера! Что делать?

— Неужели не мог сам договориться? — хладнокровно осведомился Дима, поднимаясь по лестнице.

— Да новенькие какие-то пришли! — Буфетчик был в отчаянии. — Я им сразу коньяка, закусочку начал ставить, а они сказали, что непьющие и вообще уже пообедали.

Они прошли в глубь здания к приемной. Буфетчик угодливо распахнул дверь, и секретарша, увидев Диму, тут же вскочила с кресла и затараторила:

— Добрый день, Дмитрий Павлович! Вам звонили из Департамента культуры, Кузнецов из музея, Елигулашвили из китайского ресторана, Возчиков из стоматологической клиники и новый директор Бюро ритуальных услуг. С кем соединять?

— Подожди, — скомандовал Дима, входя в кабинет. — Найди заведующую санэпидстанцией.

Он скинул пиджак, повесил его на плечики и уселся за стол. Не успел перевернуть листок календаря, как в дверь заглянула секретарша:

— Дмитрий Павлович, заведующая на проводе.

— Юлечка, — проворковал в трубку Дима. — Понимаю, что я, конечно, уже не в том возрасте, когда можно рассчитывать на внимание красивой женщины. Но чтобы так пренебрегать давно и безнадежно влюбленным в вас мужчиной — этого я себе даже представить не мог… Как почему? Сегодня весь город приходит к нам на премьеру. Я оставил вам два билета во втором ряду. Между прочим, рядом с министром здравоохранения области, а вы даже… А, вот то-то же, Юлечка… Конечно, жду вас… Кстати, пришли две очень странные дамы, уверяют, что от вас, и хотят закрыть наш буфет… Да, спасибо, Юлечка, а то где же мы вечером будем выпивать после премьеры… Целую вас.

Буфетчик, еще не покинувший кабинет, развел руками:

— Снимаю шляпу, Дмитрий Павлович. Со многими директорами работал — а настоящего хозяина вижу в первый раз.

— Она объяснила, что это новенькие, наших городских дел не знают. Сейчас она их отзовет, — разворачивая газету, произнес Дима.

Кланяясь, буфетчик пошел к выходу и уже в дверях робко заметил:

— Мне севрюгу ребята прислали, пальчики оближешь. Я распоряжусь, чтобы вам на обед приготовили. Со свежими овощами, как вы любите…

Не обращая на него никакого внимания, Дима нажал кнопку переговорного устройства и распорядился:

— Галочка, скажи, чтобы оставили два билета Прохоровой на сегодня. Кроме того, понадобятся три или четыре места в четвертом ряду. Это для москвичей. Но я не знаю, сколько их будет и сам встретить не смогу. Организуй достойную встречу — договорились?

— Не беспокойтесь, Дмитрий Павлович, сделаем в лучшем виде, — донеслось из переговорного устройства.

— Я у себя, — сказал Дима и отключился.

Поднявшись с кресла, он вышел в приемную, и секретарша, быстро открыв блокнот, приготовилась писать.

— Машина мне нужна на четыре, — сказал Дима. — А пока собери мне администраторов.

После этого он отправился в гримерную комнату и, отклеив пластырь, показал царапину на лбу:

— Танечка, можно как-нибудь это загримировать?

— Садитесь, Дмитрий Павлович, — вежливо проговорила та и ловко загримировала царапину.

— Сами понимаете, Танечка, — сказал он, — сегодня в театр придут такие люди, что мне обязательно нужно быть в форме.

Она понимающе кивнула.



Жена встретила его как всегда накрахмаленной скатертью и обильным ужином. Когда Дима одолел свою порцию, она, держа в руках сковородку, предложила:

— Хочешь добавку?

Он покачал головой.

— Устал, милый? Болит? — заботливо спросила Маша, кивнув на его лоб.

— Да, устал немного, день был хлопотный. Пойду, прилягу, что-то спать хочется.

— И телевизор смотреть не станешь? — удивилась жена. — Новый фильм сейчас будет. Для полуночников — то, что ты любишь, с голыми девицами.

— Нет, нет. Пойду спать. Спокойной ночи. — Дима поднялся и, поцеловав жену, отправился в спальню.

Постель уже была расстелена. На тумбочке горел ночник, рядом стоял высокий стакан с водой и лежал толстый роман, который Дима читал на ночь. Он с нескрываемым удовольствием улегся в постель и потянулся. Взял в руки книгу, раскрыл ее и… зевнул. После чего положил книгу обратно на тумбочку, выключил свет, завернулся в пуховое одеяло и закрыл глаза. Через мгновение он уже спал. И видел сон.



Он был как-то странно одет — в черный спортивный костюм, а на голове — вязаная лыжная шапочка.

Войдя в подъезд какого-то чужого дома, он поднялся по лестнице и остановился возле лифта. Подъезд был грязный и темный, но это его совершенно не смущало.

Вдруг стукнула входная дверь, и Дима насторожился. Вошли двое парней с большими сумками, и он бесшумно сдвинулся в сторону, чтобы его не заметили. Затем пропустил какого-то подвыпившего мужчину, подумав, что, раз где-то выпил, значит, вернулся без денег. Еще одна припозднившаяся дама внушала определенные надежды, но тут, как назло, спустился на лифте мужчина с собакой, и пришлось отступить.

Еще через полчаса вновь хлопнула входная дверь. На этот раз в подъезд вошла женщина средних лет. Дима надвинул шапочку на лоб и затаился. Когда женщина, неуверенно поднимавшаяся по ступенькам, поравнялась с ним, он внезапно схватил ее за горло и поднес к ее глазам нож.

Откуда у него взялся этот нож?

Он продолжал с изумлением наблюдать за собой как бы со стороны. Как он может все это делать — пусть даже и во сне?

В глазах женщины плеснулся ужас. Она хотела закричать, но он сжал ее горло и прошептал:

— Молчи, дура, а то убью!

И нож зловеще блеснул перед ее глазами.

Дима вырвал у нее из рук сумку, порылся в ней и, найдя кошелек, сунул его в карман. После чего схватил ее за руки, стащил с пальцев оба кольца и с угрозой в голосе потребовал:

— Снимай серьги, быстро!

Она дрожащими руками дотронулась до ушей, но у нее ничего не получалось. Он сам начал сдирать серьги, и женщина от боли закричала. Тогда он поднес нож к ее горлу, поставил ее лицом к стене и тем же зловещим шепотом проговорил:

— Ни слова, если хочешь живой остаться. Пикнешь — и тебе конец. Брюхо вспорю.

Она вздрогнула и замолчала.

Дима на цыпочках вышел из подъезда и побежал по улице, удивляясь, что хорошо знает, куда ведут эти старые переулки. Через какое-то время он остановился, чтобы перевести дыхание, стащил с себя лыжную шапочку, спрятал нож, вынул деньги из кошелька, а сам кошелек выбросил в урну.

Дойдя до метро и спустившись по эскалатору на станцию, он проехал две остановки и снова вышел на улицу. Свернув налево, нырнул в такой же темный переулок, в каком только что был, натянул на голову лыжную шапочку и проскользнул в подъезд.

Встав под тусклой лампочкой, Дима обследовал трофеи, отнятые у дамочки, и, пересчитав деньги, брезгливо поморщился: всего полторы тысячи рублей и триста долларов. И это все? Он разочарованно повертел в руках серьги и небрежно засунул их в карман.

В этом подъезде ему долго не везло. Мимо него прошли несколько пожилых людей, потом стайкой пробежали наверх дети, и он боялся, что они обратят внимание на незнакомца в подъезде. Но его никто не заметил.

Вдруг к подъезду подкатило такси, и оттуда, хохоча, вывалилась пьяная парочка. Это были его клиенты, и он тут же полез за ножом.

Первой в подъезд влетела дамочка с охапкой цветов. За ней ввалился парень, с трудом державшийся на ногах.

Дима смерил парня пристальным взглядом с ног до головы и решился. Он пропустил женщину, а мужчину привычным приемом схватил за горло и показал ему нож:

— Скажи своей бабе, чтобы молчала, иначе я тебя порежу.

Парень прохрипел что-то невнятное, и его девушка испуганно обернулась:

— Что с тобой, дорогой?

Ее рот расширился, чтобы закричать «на помощь!», но парень выпалил:

— Заткнись, а то он меня убьет!

Она замерла и мелко-мелко закивала, показывая, что все понимает.

Дима тем временем умело обшарил у парня карманы, забрал кошелек, бумажник, стянул с руки часы с металлическим браслетом. Потом поманил рукой девушку:

— Иди сюда. — И, хмыкнув, добавил: — Теперь твоя очередь.

Она подошла, пошатываясь, то ли оттого, что была пьяна, то ли от страха. Дима вырвал у нее из рук сумочку, нашел кошелек и какую-то коробочку. Затем снял с нее часы на тоненьком браслете, а заодно серьги и бусы из жемчуга, и рассовал добычу по карманам.

— Теперь снимай штаны! — рявкнул он парню в ухо.

— Зачем? — пролепетал тот. — Не надо! Забирай все, только не это…

— Дурак! — выдохнул Дима, ему стало смешно. — Больно хорошо о себе думаешь. Снимай, говорю! — и тут же острым лезвием ткнул ему в горло, рассекая кожу.

Парень дрожащими руками расстегнул ремень, и брюки с него свалились.

— А ты снимай юбку, — приказал Дима девушке.

Она молча подчинилась.

Он схватил брюки и юбку и стремглав выскочил из подъезда, здраво рассудив, что в таком виде парочка не станет звать на помощь, а сначала вернется к себе в квартиру, чтобы привести себя в порядок. Так и произошло. Глянув друг на друга, парень и девушка бросились вверх по лестнице.

Одежду их Дима выбросил в ближайшую урну, туда же отправились опустошенные кошелек и бумажник, а лыжную шапочку и нож спрятал в карман — «орудиями производства» он дорожил.



Дома Дима расположился на убогой кухоньке, где кроме столика и колченогих стульев ничего не было. Лампочка была без абажура, окно — без занавески. На давно не мытой плите сиротливо стоял закопченный чайник.

Он сгреб со стола остатки трапезы прямо на пол и, выложив на него добычу: деньги и драгоценности, разложил их на кучки, откинулся на стуле и некоторое время самодовольно взирал на награбленное. Потом встал, достал из картонного ящика, стоявшего возле стены, недопитую бутылку коньяка, вылил остатки в мутный стакан, проглотил без закуски и секунду молча прислушивался к себе. Довольно хмыкнул и отправился спать.

Комната была обставлена по-спартански: шаткая кровать, заправленная грязным бельем, и стул. Дима стащил с себя брюки и рубашку, повесил на спинку стула, рядом положил часы. Было три часа ночи…

Димина рука, вялая со сна, поползла по стулу и нащупала часы. Приоткрыв один глаз, он посмотрел на них: половина двенадцатого.

Он открыл оба глаза и осмотрелся.

Он лежал в своей кровати. Комната вся была освещена ярким солнцем.

— Кошмар, — поняв, что окончательно проснулся, пробормотал Дима, имея в виду сон, который ему приснился. — Сколько раз врачи предупреждали: нельзя на ночь наедаться.

На стуле висели чистая рубаха и выглаженные брюки. Он втянул воздух, невольно улыбнулся, ощущая вкусные ароматы, доносящиеся из кухни, и поднялся с кровати. Голова ужасно болела, лицо пылало жарким огнем.

— Маша, ты где? — позвал он.

Она, как всегда, хлопотала на кухне. На накрахмаленной скатерти уже стоял стакан грейпфрутового сока, на тарелках лежали половинки киви и неизменные тосты.

Дима плюхнулся на стул и пожаловался жене:

— Ты представить себе не можешь, какой ужасный сон мне приснился. Проспал почти до полудня, а чувствую себя совершенно разбитым.

— Сегодня на завтрак твои любимые вареники. Может, еще сосисок сварить? Свежие, я только что в магазин бегала, — поцеловав его, сказала Маша.

— Приятно, черт возьми, ощущать заботу и внимание со стороны жены, — заметил Дима. — Ты — награда за все мои невзгоды и неприятности.

— Димочка, не гневи судьбу, — ответила Маша. — Тебе грех жаловаться. Ты занимаешься любимым делом, ты — уважаемый в городе человек. Тебя все ценят. О любящей тебя жене из скромности не упоминаю.

Подхватив сумочку, она бросилась к двери:

— Все, я убегаю. Не забудь надеть шарф, сегодня сильный ветер.

В ночном клубе было столпотворение. На сцене показывали стриптиз. Будь Дима один, он бы, конечно, посмотрел представление, но в клуб они пошли компанией, и рядом с ним сидела вице-президент банка Елена Петровна. Она решительно поднялась со своего места:

— Дмитрий Павлович, это зрелище для вас. Наслаждайтесь, а я пойду в казино, проверю, каково нынче мое счастье.

— Елена Петровна, я не оставлю вас одну в этом вертепе. — Дима тоже встал и галантно предложил даме руку. — Позвольте мне сопровождать вас. Тем более что я крайне заинтересован в том, чтобы счастье не покидало главного спонсора нашего театра.

Они прошли по длинному коридору к казино. Администратор распахнул перед ними дверь.

— Я думала, вы обо мне беспокоитесь, а вас, оказывается, только дела вашего театра волнуют.

— Елена Петровна, вы волнуете меня значительно больше, чем театр, — чуть понизив голос, произнес Дима.

Но она не приняла всерьез его слова:

— Да ладно вам, Дмитрий Павлович, все в городе знают, какой вы примерный семьянин. Впрочем, это не удивительно. Более заботливого человека, чем ваша жена, и представить невозможно.

Елена Петровна обменяла в кассе деньги на фишки разных цветов и уверенно заняла место за столом с рулеткой.

Дима расположился рядом с ней, хотя играть не собирался. Он вообще не одобрял азартных игр.

— Что-нибудь выпьете? — спросила официантка в платье с весьма откровенным декольте.

— Мне мартини, — потребовала Елена Петровна.

Официантка повернулась к Диме.

— А мне минеральной воды, — понизив голос, попросил он и, как бы извиняясь, добавил: — Мне еще работать.

Официантка обещающе взмахнула ресницами и удалилась. Дима проводил ее взглядом и повернулся к столу в тот самый момент, когда шарик остановился возле цифры, на которую поставила Елена Петровна. Крупье придвинула к ней стопку фишек.

Елена Петровна вновь разбросала свои фишки. Ожидая, когда шарик остановится, она с волнением отпила из своего стакана. И — опять выиграла! Дима, не выдержав, зааплодировал, а потом поинтересовался:

— Еще попробуете?

— Счастье не надо испытывать. Тогда оно не изменит, — покачала головой Елена Петровна, сгребла фишки и направилась к кассе, чтобы обменять их.

К ней подошел администратор казино и, вежливо улыбаясь, сказал:

— Елена Петровна, если бы это были не вы, мы бы решили, что к нам проник какой-то профессионал.

— А я и есть профессионал, — улыбнувшись в ответ, заметила она. — Зарабатывать деньги в банке не проще, чем в казино.

Все засмеялись. Провожая гостей, администратор казино вытащил откуда-то из-за спины игрушечного медвежонка:

— А это маленький презент от нашего казино.

— Ой, какая прелесть! — Елена Петровна, кажется, была довольна подарком едва ли не больше, чем крупным выигрышем. — Он будет меня охранять.

— Кстати, об охране. — Администратор стал очень серьезным. Он подозвал дежурившего в казино старшего лейтенанта, затем пожал руку Диме: — Что-то я давно не был в вашем театре, — после чего обратился к Елене Петровне: — Давайте я вас отвезу до дома. Так будет спокойнее.

Елена Петровна решительно отказалась:

— Благодарю вас, но у меня еще встреча в ресторане. Деловой ужин. Так что домой я вернусь еще часа через полтора. А дом у нас тихий, замки надежные.

Дима поцеловал ей руку и помахал вслед, когда она отъезжала.



Маша с бокалом вина уютно расположилась у телевизора, она смотрела свой любимый сериал. Дима тоже налил себе вина, выпил глоток-другой, и у него вдруг начали слипаться глаза. Он допил рюмку, поднялся с дивана и, зевнув, сказал:

— Что-то у меня глаза сами собой закрываются, пора на боковую.

— Мне не нравится, что ты так сильно устаешь, не высыпаешься, — несколько встревожено заметила Маша. — Надо бы провериться у врача. Может быть, тебе немного отдохнуть и подлечиться в санатории? Только не говори, что в театре без тебя не смогут обойтись. Ты заслужил отдых.

— Потом поговорим, — увильнул от разговора Дима.

Он даже не стал брать в руки книжку, укрылся одеялом, выключил свет, блаженно прикрыл глаза, расслабился и сразу заснул.

Господи, ему опять снился тот же самый сон! В старом спортивном костюме и лыжной шапочке он подстерегал жертву в темном подъезде.

Вчера он провозился весь вечер, работал по двум адресам, устал, да и рисковал излишне, а сегодня намеревался набрать нужную сумму одним ударом. Несколько человек прошли мимо него, но Дима даже не сдвинулся с места.

Он ждал. И, когда в подъезд влетела модно одетая женщина на высоких каблуках и с сумочкой на длинном ремешке через плечо, довольно усмехнулся — это была вице-президент известного в городе банка Елена Петровна.

Дима действовал как хорошо отлаженный автомат. Пропустил Елену Петровну мимо себя и напал сзади. Одной рукой сильно сжал горло, а другой показал нож. Широкое лезвие, это он знал точно, действовало сильнее всего. С силой вырвал у нее из рук сумочку и открыл ее — там лежал выигрыш, полученный в казино, и подарок от администрации — маленький медвежонок. Затем повернул женщину лицом к себе, чтобы снять с нее драгоценности, но не успел выпустить ее горло, как Елена Петровна начала бешено кричать:

— Помогите, на помощь, грабят, помогите! — И внезапно вонзила ему ногти в лицо.

От боли и неожиданности Дима выпустил нож и отскочил назад.

Елена Петровна, продолжая кричать, бросилась вверх по лестнице. Он не рискнул ее преследовать, потому что услышал, как в подъезде открылись двери, залаяла собака, и зазвучали встревоженные голоса.

Сорвав с головы шапочку, выскочил из подъезда и побежал, что было сил. И только по дороге сообразил, что оставил в подъезде нож и лыжную шапочку, но не возвращаться же за ними?

Дима прибежал домой и сразу прошел в ванную. Свет зажегся только с третьей попытки, и он глянул на себя в зеркало. Чертова баба умудрилась разодрать ему все лицо, несмотря на низко надвинутую шапочку.

Умывшись, Дима отправился на кухню, запустил руку в картонный ящик, вытащил бутылку коньяка и увидел, что она пустая. Достал початую бутылку водки, налил себе полный стакан, выпил залпом и завалился спать.

Проснулся он от непрерывных звонков в дверь. Открыл глаза, сел, потряс головой, потрогал лицо. Вроде бы на ощупь все нормально. А в дверь уже не просто настойчиво звонили, а начали барабанить.

— Господи, кого это несет? — недовольно пробормотал Дима. — Маша! Маша! Ты где? Открой дверь!

Жена не откликнулась.

«И где же она, спрашивается, опять у телевизора, что ли, заснула?»

Он нехотя поднялся, прошел в прихожую и, не включая свет и не спрашивая «кто там?», открыл дверь. В квартиру тут же ворвались люди в полицейской форме. Не успел он возмутиться: «Позвольте, что здесь происходит?» — как ему завернули руки за спину и надели наручники.

— Это твое? — Старший лейтенант, который вечером был возле казино, нащупал на стене розетку, включил свет и протянул Диме его «спецодежду и средства производства» — спортивную куртку, лыжную шапочку и нож. — По глазам вижу, что твое.

От яркого света Дима зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел, что находится вовсе не в своей ухоженной квартире, а в той самой конуре, которая ему снилась.

Его повели на кухню, где на столе лежали награбленные им драгоценности. Когда проходили мимо ванной, он на секунду задержался, посмотрел на свое отражение в разбитом зеркале и прошептал:

— Так это не сон?

Лейтенант толкнул его в спину и, сощурившись, проговорил:

— Иди, иди! Что, опять какую-то историю придумываешь? Недаром у тебя кликуха «Артист». Но с нами этот номер не пройдет, мы-то тебя хорошо знаем. Для суда прибереги.

Висевшее на честном слове зеркало упало и разлетелось на мелкие кусочки. Самые большие осколки остались лежать на рваной театральной афише, объявлявшей о премьере в городском театре. Внизу было набрано имя директора театра, но кто-то оторвал краешек афиши, и прочитать можно было только его инициалы — Д. П. Се…