В первую секунду Антон решил, что Дилара это не всерьез, просто вспылила на эмоциях. Но позже жена действительно не пустила его в душ, красноречиво продемонстрировав на экране коммуникатора бесконечный график расчетов с клиентами. Это обстоятельство сильно удручило Антона, и больше он не пытался разговаривать с женой по вопросам, не касающимся бизнеса.

Вскоре проснулся Давид, и Дилара переключилась на возню с ребенком. Сын и вправду выглядел нехорошо, как будто не спал вовсе. Он ни на что не жаловался, сказал, что у него ничего не болит и он выспался, но при этом был вялым и малоподвижным. Давид сразу вспомнил, что не дослушал вчера рассказ отца, и принялся выяснять подробности. Когда речь дошла до брошенного в радиоактивных пустошах вездехода, сын поинтересовался, когда возвращается ремонтная экспедиция и сколько им осталось до окончания цикла антирада. Оставшийся без коммуникатора Антон был вынужден зайти в сеть с коммуникатора Давида, чем очень воодушевил ребенка, но тут оказалось, что ремонтная экспедиция вернулась час назад.

– Папа, почему ты не пошел встречать своих тиммейтов?! – ужаснулся Давид. – Ты же говорил, что вы команда! Они же тебя на себе тащили, когда ты потерял сознание! А ты даже не знаешь, что они вернулись! Вдруг им нужна твоя помощь! Они же остались без Инженера! Что-то могло случиться, а ты дома сидишь!

В глазах и голосе сына было столько разочарования, что Антон невольно бросил на Дилару красноречивый взгляд. Глаза жены вспыхнули злобой, из-за чего стали казаться еще темнее, и не заметить такой реакции было сложно. Однако Дилара сдержалась, явно не желая потерять лицо в присутствии Давида, и сделала встревоженное лицо:

– Папа был сильно занят, он работал с нашими клиентами, чтобы купить тебе новую футболку! Он заботился о тебе!

– Какая футболка! – вспылил Давид. – Что за бред?! У меня и так шмоток больше, чем у любого из наших, а раньше было меньше всех! Ты что, не понимаешь?! Он должен быть со своей командой, его же невозможно заменить, у Варяга больше нет Инженеров! Вдруг они не смогли починить вездеход без отца?!!

– Экспедиция вернула вездеход, – Антон попытался успокоить взволнованного сына. – В сети об этом сказано. Но ты абсолютно прав: я должен быть со своей командой и выяснить, как все прошло. Я задержался дома, теперь нужно спешить! Без меня у них могут возникнуть серьезные проблемы!

Овечкин решительно направился к выходу, открыл дверь и обернулся на пороге:

– Слушайся маму и не забудь позавтракать! Когда вернусь, расскажу тебе обо всем, что не является военной тайной!

С этими словами Антон с сосредоточенным видом прошел мимо пары женщин, ожидающих возле дверей номера снаружи, и предоставил Диларе самой объясняться со своими клиентами. Не приходилось сомневаться, что его поведение вызовет у жены всплеск токсичности, но он не может позволить себе ударить в грязь лицом перед сыном. Давид и без этого произносит слово «Варяг» слишком часто. Да и самому Антону не помешает отдохнуть от непереносимой атмосферы, которую создала дома Дилара. На всякий случай он продолжил сдержанно отвечать на улыбки прохожих и пожелания выздоровления, но уже не смотрел на ни в чем не повинных женщин, словно не видит их вовсе.

В офисе ЭК оказалось, что почти весь состав экспедиции находится в медотсеке. Они вернулись с поверхности за два часа до интоксикации, и Снегирёва в срочном порядке проводит им ускоренную процедуру. Порфирьев ее уже прошел, сейчас он у инженерной команды, выясняет что-то с мегамозгами. В офисе обнаружился только Хам, которому асоциальный капитан поручил заниматься приготовлениями к спасательной экспедиции. Для надежности Антон посетовал ему на плохое самочувствие ребенка, сообщил, что все это время заботился о сыне, и предпринял попытку выяснить подробности прошедшей экспедиции.

– Вездеход нашли быстро, – лейтенант отнесся к нему достаточно дружелюбно. – Его занесло грязью, то есть снегом, целиком. С горкой, блин! Пока откапывали, дважды буран начинался и наполовину засыпал уже откопанное! С ограждением тоже пришлось повозиться, чтобы ветер не мешал проводить ремонт. Тех с Пиджаком бились с этой долбаной втулкой почти три часа! Оказалось, что там не только втулка лопнула, но еще лопасть винта погнуло, пришлось ее выправлять кувалдой прямо там!

– Как себя проявил новенький? – сосредоточенно поинтересовался Антон. – Он может быть нам полезен, как декларирует?

– Пиджак шарит, это однозначно! – лейтенант закивал. – И с инструментом он тоже работать умеет! Видно, что у себя в бункере ему много чего пришлось вручную клепать! Он собрал все в лучшем виде, обратно вездеход шел ничуть не хуже, чем до поломки. Правда, сразу мы вернуться не смогли, долго возились с домкратами, никак не удавалось снять вездеход с контейнера для базы. Груды обломков под снегом, на которых стояли домкраты, постоянно смещались, и приподнять борт не получалось. Почти час потеряли. Хорошо, хоть роботов не было, и с буранами повезло. Доехали за двадцать минут, я даже полностью отогреться не успел. – Хам скривился: – Блин, я стал еще хуже реагировать на холод… как замерзну, так долго не могу согреться. В смысле, мне вроде уже и не холодно, время прошло достаточно, и обогрев скафандра работает на полную, но ощущение дебильное, как будто все еще мерзну. Завтра в Росрезерв за ФСБ-шниками ехать, как представлю, так меня сразу от холода трясет и от антирада воротит!

– Понимаю! – посочувствовал лейтенанту Антон. – Ощущаю нечто подобное из-за проблем с легкими! Кашель душит, и горло раздражено так, что даже говорить больно! Снегирёва заявляет, что это нервная реакция… Хамиль, уже известно, кто войдет в состав спасательной экспедиции? Если Шарафутдинов не справляется с обязанностями Инженера, я готов! Сломанную руку надо только зафиксировать понадежней!

– Пиджак шарит, я же сказал, – напомнил лейтенант. – Ты остаешься здесь.

При этих словах с души Антона упал неописуемо громадный камень. К счастью, Хам не понял его реакции и поспешил успокоить:

– Не переживай, справимся! Пиджак вывезет, если что! Все гражданские остаются, не ты один. С нами поедут только Тех с Санычем, они поведут грузовики. Лучше взять больше бойцов. Мало ли что! По идее, ФСБ-шники должны нормально все воспринять, они же не идиоты и жить хотят не меньше нашего. Но Абрек прав, лучше подстраховаться, чем потом пожалеть. Поэтому едут только военные в полном боевом.

– Когда планируете выезжать?

– Как только Снегирёва разрешит, – Хам замолчал и болезненно поморщился: – Меня тошнит при одной лишь мысли об антираде, ни фига не понимаю, эта тошнота на самом деле или нет… – Он вернулся к разговору: – Варяг предлагает выдвигаться, как только истекут сутки, потому что каждый лишний час там, в Росрезерве, может стоить кому-то жизни. Но Снегирёва против. Говорит, что если не хотим попадать по дороге, то нужно провести всем какое-то лечение и только после этого отсчитывать сутки. Сколько все это займет, пока не понятно. Она говорит, что часов тридцать-сорок. Зависит от индивидуальных особенностей пациента.

– А что Олег? – Овечкин невольно подумал, что затягивающийся отъезд спасательной экспедиции не в его интересах. За это время Порфирьеву вполне может взбрести в голову потащить его с собой! – Он с ней не согласен?

– Не согласен, – подтвердил лейтенант. – Но с ней согласна команда Мозга. Инженеры говорят, что грузовик, в котором обнаружилась неисправность, еще не готов. Все силы были брошены на возню с этой втулкой, и времени по нормальному починить грузовик не было. Там какая-то проблема с кузовом, в смысле, не со всем кузовом машины, а с грузовым кузовом, как-то так.

– Как долго они планируют его ремонтировать? Они что-нибудь сказали?

– Говорят, дня три-четыре, – пожал плечами Хам. – Варяг заявил, что за это время в Росрезерве может никого не остаться, и последний точно там все подожжет, найдем одни головешки. Я слышал, как Первый выговаривал Мозгу, чтобы Инженеры ускорялись, как хотят, но к тому времени, когда Снегирёва выпустит нас на поверхность, грузовик должен быть готов. Дождись Варяга, он сейчас как раз с Инженерами разбирается. Мне пора в медотсек возвращаться, а то я только ускоренную детоксикацию прошел. Док сказала, что засунет меня в БР на два часа минимум и потом еще отправит на прогревание. – Лейтенант довольно улыбнулся: – Наконец-то погреюсь!

Хам ушел, и Антон воспользовался рабочей станцией, чтобы выйти в сеть. В офисе народа было мало, очередная смена находилась в ангаре, обслуживала вернувшийся из экспедиции транспорт, и ему никто не мешал. Полчаса Антон изучал сетевые новости и оставлял авторитетные комментарии, потом выяснилось, что Порфирьев от Инженеров сразу направился в медотсек, и Овечкин поспешил туда. Надо успеть поговорить с асоциальным капитаном до того, как Снежная Королева упрячет его в биорегенератор на полдня. Заодно можно попросить ее о внеочередном осмотре сына.

Возле медотсека оказалось довольно многолюдно. Несмотря на то что эти нелепые «снежинки» Снегирёвой объявили о закрытии медотсека на ближайшие сутки ради подготовки спасательной экспедиции, народа в подуровне стало даже больше, чем обычно. Сотрудники Центра что-то выясняли у практиканток-медичек, видимо, как он сам, решали проблемы сдвинувшегося графика лечения. Жительницы второго уровня, пользуясь случаем, пытались разузнать свежие новости. Кто-то справлялся о здоровье участников экспедиции, кто-то уточнял сроки возобновления приема населения, многие обсуждали между собой различную информацию.

Общественность отреагировала на появление Антона исключительно дружелюбно, его засыпали вопросами о состоянии руки и самыми позитивными пожеланиями. Внутрь медотсека он зашел без проблем, но дальше приемного покоя продвинуться не удалось. Практикантки виновато объяснили, что доктор Снегирёва не покидает операционную вот уже третий час, остальные медработники задействованы ею на проведении физиопроцедур и прочих медицинских манипуляциях. Все расписано поминутно на ближайшие тридцать шесть часов, и помочь ему они ничем не могут.

Расстроенный Антон уже собирался возвращаться в свой суррогатный номер, заполненный столь же суррогатной атмосферой семейного комфорта, как вдруг в медотсек явился Порфирьев.

– Олег! – Овечкин устремился к амбалу, замечая, как одна из практиканток торопливо скрывается за дверью диагностического кабинета. Наверняка спешит предупредить Снегирёву. Это очень удачное стечение обстоятельств, она может выйти сюда сама! – Как самочувствие? Как все прошло? Хамиль сказал, роботов там не оказалось, это очень хорошо! Как считаешь, где они сейчас находятся? Они могут вернуться в Росрезерв?

– Да хрен их знает, они мне не докладывают, – устало ответил асоциальный брутал. – Доберемся до Росрезерва – там и узнаем. Главное, вездеход удалось спасти. Хам тебе сказал, что ты с нами не едешь?

– Да, я уже в курсе! – подтвердил Антон. – Видел пост администрации в сети: в целях безопасности к спасательной операции будут привлечены только военные! Это правильное решение, у гражданских специалистов нет навыка использования экзокорсетов, в этой экспедиции для них фактически нет работы…

– Лечи руку, – перебил его капитан-мизантроп, усаживаясь на свободное кресло. – Как только вытащим из Росрезерва ФСБ-шников, работы в экспедициях всем хватит. Биофермы на последнем издыхании, придется носиться на склады за продовольствием без перерывов и выходных. Мозг со своими что-то наизобретал в плане автопилотирования, так что пока нас не будет, зайди к ним и разберись подробно. Тебе предстоит со всем этим возиться, если сломается посреди пустоши.

– Капитан Порфирьев! – из дверей диагностического кабинета появилась Снегирёва. – Прошу вас немедленно пройти в операционную! Вы опять опаздываете на лечение!

Асоциальный брутал закатил глаза, потом уставился на Снегирёву взглядом маньяка, которого терзает ломка по убийствам, и издевательски-плаксиво протянул:

– Хочу на ручки!

– Я вас не подниму! – Не сдавалась блондинка. – Иначе давно бы отнесла в биорегенератор! Вас надо лечить год! В вашем состоянии каждая минута дорога!

– Это я уже слышал, – совершенно безразличным тоном ответил капитан-мизантроп. – Топай в свою операционную! Сейчас договорю и приду. Минуту потерпишь!

– Я могу терпеть сколько угодно! – Снегирёва подошла к нему вплотную и чуть ли не уперлась в сидящего капитана. – Но ваше здоровье терпеть не может! Вы требуете от меня выпустить вас на поверхность как можно скорее, и сами же все затягиваете!

– Ты, бумеранг хренов, ты почему такая вредная? – Порфирьев поднялся, сдвигая Снегирёву, словно бульдозер сугроб. – Что изменится за минуту?!

– У вас кости излучают! – воскликнула блондинка. – За минуту из-за этого погибнет несколько тысяч клеток спинного мозга! Не путайте вредность с рекомендациями лечащего врача! – Она обернулась к Овечкину: – Инженер Овечкин! Настоятельно прошу вас продолжить ваш разговор после того, как капитан Порфирьев покинет биорегенератор!

– Мы уже закончили, – сообщил Антон. – Олег, я согласен с Ингеборгой Игоревной..

– Я тоже! – иронически заявил амбал, направляясь в сторону диагностического кабинета. – Главное, отстаньте! У меня и без вас голова болит.

– Почему вы не сказали, что у вас снова начались головные боли?! – Снегирёва устремилась следом, не успевая за удаляющимся Порфирьевым.

– Ты не спрашивала! – отрезал тот, исчезая за дверью.

– Ингеборга Игоревна! Подождите! – Антон спешно догнал Снегирёву. – Уделите мне полминуты! Это очень важно! Давиду очень плохо, он еле стоит на ногах!

– У него температура? Кровотечение? – Снегирёва обеспокоенно обернулась. – Воспаление слизистой глаз? Почему вы не обратились на пост охраны?! Ваш ребенок уже давно был бы здесь! Когда это началось?

– К счастью, ничего подобного не произошло, – Антон покосился на затихших людей, прислушивающихся к их разговору, и понизил голос: – Внешне Давид здоров, никаких явных симптомов у него нет, но… Он выглядит очень слабым! Почти не двигается, постоянно спит и быстро устает, даже когда ничего не делает! Он стал очень вялым! Ты не могла бы осмотреть его еще раз? Вне очереди?

– Я запишу его на прием, как только экспедиция покинет бункер, – пообещала Снегирёва. – Сразу после того, как пройдут детоксикацию сотрудники ангара, обеспечивающие выезд, я им займусь. Скажи Диларе, чтобы проверяла сеть, информация о записи на прием появится там за час.

– Но это произойдет только через полтора дня, – начал было Антон, – может, ты примешь их вместо меня во время моего следующего…

– Раньше свободного времени нет! – не дослушала его Снегирёва. – Все расписано под больных и возвращающихся с поверхности. Я и так поставлю Дилару с Давидом вне очереди и вперед тебя, тебе на прием назначено через трое суток. Все, мне нужно идти, график смещается!

Снегирёва, не прощаясь, скрылась за дверью диагностического кабинета, и индикатор на дверном замке изменился на положение «заперто». Антон отнесся к этому философски. Большего от Снежной Королевы никто и не ожидал. Записала на прием – уже хорошо! Потому что по плану Давиду пришлось бы ждать еще дней двадцать. Зато теперь токсичность Дилары хоть немного снизится. Овечкин попрощался с общественностью и покинул медотсек. И тут же увидел Дилару, стоящую недалеко от входа в окружении женщин. Кто-то из них указал на него жене, и она поспешила навстречу.

– Дорогой, мне сказали, что ты здесь! – сообщила она, исподволь изучая его реакцию на взгляды окружающих девушек. – Тебе удалось договориться с доктором Снегирёвой насчет Давида?

– Да! – важно заявил Антон. – Она примет вас через час или два после отправления спасательной экспедиции. Соответствующая запись появится в сети заранее! Ты оставила Давида одного? Как он себя чувствует?

– Он устал и лег спать, – Дилара взяла его под больную руку, незаметно сжимая локоть как можно сильнее, и они двинулись по центральному коридору, сопровождаемые умиляющимися женскими взглядами. – Но нам лучше не уходить из дома надолго! – Она понизила голос до шепота: – Это ты постоянно оставляешь его одного! А он всегда ждет твоего возвращения!

– Это моя работа, – шепотом возразил Антон. – Благодаря ей я имею двойные нормы, на которых держится наш бизнес!

– О, да, твою значимость никто не оспаривает! – желчно прошипела Дилара, улыбаясь прохожим. – О ней в курсе каждая шлюшка! Шагай быстрее, значимый! Нас ждут клиенты! Раз тебе не нужно уезжать в экспедицию, мы сможем обслуживать их активнее! Давиду нужна еще одна простыня, он потеет во сне, белье пачкается чаще, а то, что у нас есть, сильно застирано!

* * *

Струя холодного кислорода, ударившая в лицо, заставила Брилёва проснуться, и полковник зябко поежился, открывая глаза. В первую секунду он застыл от страха, увидев себя заживо погребенным, но в следующий миг крышка биорегенератора открылась, и ложе с пациентом поползло наружу. Полковник нервно выдохнул. Это всего лишь биорегенератор. Во время сеанса лечения ему снился какой-то неприятный сон, сон мгновенно позабылся, но спросонья Брилёв не понял, где находится.

Ложе вынесло полковника из чрева медицинской техники, и Брилёв увидел помощника, не сводящего с него глаз. Значит, проблем нет. Когда они есть, взгляд у Карена другой, такой, как у гонца, принесшего роковую весть и страшащегося казни. За этот взгляд в свое время Брилёв его в помощники и назначил. Исполнитель должен быть скрупулезен, педантичен, инициативен и самостоятелен исключительно в рамках своих полномочий, и абсолютно управляем. Карен был именно таков, и полковник не раз имел возможность убедиться в правильности выбора помощника. Он управляем даже в сфере собственной личной жизни, что очень облегчает манипулирование Яковлевой.

Яковлева в последнее время радует, старательно сидит в медотсеке всю свою смену и даже остается на час-два сверх этого. Конечно, за несколько недель она не станет даже неполноценной заменой Снегирёвой, но это уже какое-никакое начало. Через год он уже сможет реализовать свою идею об обустройстве на первом уровне отдельного медотсека для полезных людей. Соколянская периодически вангует о том, что надолго Яковлевой не хватит, ибо порыв к постижению профессии у нее возникает и затухает не впервые. Но на этот счет Брилёв не испытывал ни малейших опасений. Рычаги, нажатие на которые мотивируют Яковлеву, не только хорошо ему известны, но и примитивны. Держать ее в постоянном тонусе не составит труда. А вот с самой Соколянской игра на выживание разворачивается довольно интересно.

Надо признать, что ГРУшные кукловоды, вышколившие элитную агентессу, были далеко не рядовыми специалистами в своей области. Соколянская не торопится надевать на него хомут ни явно, ни тайно. Она до сих пор ни разу не попросила у него ничего для себя, зато подала несколько неплохих идей относительно бизнеса, основанного на женских потребностях. И даже не намекнула на то, что неплохо бы доверить этот бизнес ей. И совершенно спокойно реагирует на наличие у него шестерых любовниц. Хотя нет, уже не шестерых. Двоих он, пожалуй, больше вызывать не будет. Как раз из-за печальных глазок, которые они делают при упоминании о конкурентках. Эти примитивные женские намеки ему надоели. Посидят месяц-другой на втором уровне – быстро поймут, как надо держать себя в присутствии того, от кого зависит жизнь всех вообще и лично их в частности. Быстро станут вечнопозитивными! Если, конечно, за это время он не найдет себе что-нибудь поинтереснее, вроде еще одной Соколянской. Ей остальные любовницы проигрывают по всем статьям, разве только на мордашку они еще более красивы, он держит их только за это плюс разнообразие.

После десятков лет тяжелого душного рабства, в которое жена превратила его семейную и личную жизнь, он понял главное: разнообразие – вот залог комфорта, позитива и ярких эмоций. Сейчас, глядя на прошлое с высоты по праву занимаемого им положения, Брилёву безумно жаль свои лучшие годы, растоптанные этой жирной, дряблокожей и вечноцелюлитной стервозной коровой, источающей непрерывные истерики. С некоторых пор он часто видит во сне тот миг, когда выпустил чуть ли не весь магазин в жирную тушу Кагановской. Только у жирной туши вместо лица Кагановской в эту секунду перекошенная очередной стервозной истерикой рожа его жены. В первый раз этот сон его сильно испугал, а потом очень даже понравилось. Поэтому на вопрос Снегирёвой, видит ли он кошмары, которые могут возникать в качестве побочного эффекта от лечения, Брилёв ответил отрицательно.

– На сегодня все, Дмитрий Адамович, – Снегирёва встретила взглядом поднимающегося с ложа полковника. – Жду вас через сутки, если наш график не изменится в связи с возвращением спасательной экспедиции.

– Если потребуется, сдвиньте меня на более поздний срок! – Брилёв направился за ширму. – Жизни людей превыше всего! Лишние сутки могу подождать, это ведь не критично?

– Нет, – подтвердила Снегирёва, разглядывая выведенные на видеопанель результаты проведенной процедуры. – Ломать график лечения, конечно, нежелательно, но в вашем случае динамика очень положительная. Как я уже говорила, вы только на поверхность не выходите. С остальным справлюсь.

– Окей, док! – согласился Брилёв. Куда-куда, а на поверхность он точно не собирается. Это даже не риск потерять здоровье, а самая что ни на есть неизбежная его потеря. В день отправления спасательной экспедиции в глазах его спецназовцев понимание этого читалось очень хорошо. Вновь оказаться посреди смертельной радиации Абрек и его бойцы согласились исключительно потому, что кроме них секретную операцию доверить было некому.

Полковник закончил одеваться и вышел в диагностический кабинет. Вокруг него сомкнулись телохранители, и Арарат поспешил в операционную возвращать Снегирёвой оружие. Пока он и его люди, охранявшие выход из стационара, возвращались, Брилёв покинул медотсек и остановился, осматривая произошедшие изменения. Для лечения тех, кого эвакуируют из Росрезерва, требуются госпитальные спальные места. Но стационар имеет ограниченную площадь, на которой уже и так размещено вдвое больше коек. Вместить еще просто некуда. Поэтому Соколянская, которой Снегирёва поручила заниматься этим вопросом, предложила временно создать дополнительный стационар за пределами медотсека. Брилёв счел эту идею разумной и позволил Соколянской действовать. Заодно посмотрим, на что она способна в плане организаторских возможностей. Если таковые у нее есть, значит, агентесса еще более опасна, чем предполагалось ранее.

Его подозрения подтвердились практически сразу. Соколянская справилась быстро и почти без помощи Карена. Фактически от Карена ей потребовались только распоряжения службам обеспечения, потому что без них службы не имели права выполнять ее заявки. Все это лишний раз доказывало правоту Брилёва и угрозу, которую представляет для него Соколянская, но на данном этапе он обратил ее способности себе на пользу.

Временный стационар получился вполне нормальным и, главное, малозатратным. Соколянская просто очистила от посетителей подуровень медотсека и вынесла очередь за разделительную переборку. Пространство от входа в подуровень до входного люка в медотсек отмыли, оградили ширмами проходы в боковые коридоры и расставили в нем кровати. Кровати пришлось позаимствовать у населения, но никто особо не сопротивлялся. Людям выплатили компенсацию нормами воды и сетевого доступа, и все согласились. Соколянская в приватной беседе в постели его суперлюкса с иронической улыбкой сообщила, что владельцы кроватей потом еще опечалятся, когда придет время получить кровати обратно и лишиться компенсаций.

Она даже хотела расставить несколько кроватей в боковых коридорах по тому же принципу, потому что тридцать семь коек во временном стационаре не уместилось, но Брилёв не стал раздувать спектакль до чрезмерных затрат. Что-то около тридцати коек разместить удалось, этого достаточно. Если потребуется, оперативно разместим остальные в коридорах, пока не будем стеснять людей до такой степени, им и так тяжело. Соколянская мгновенно согласилась, признав этот вариант наиболее оптимальным, и Брилёв даже заподозрил, а не просчитала ли агентесса его намерения избавиться от части ФСБ-шников еще до их появления в Центре.

С одной стороны, она не знает истинной картины, развернувшейся в Росрезерве, а Варяг не нарушал режим секретности. С другой, элитная агентесса, натасканная на захват власти, должна быть обучена подобному планированию. Мало ли с какими конкурентами ей придется столкнуться. А Варяг вполне мог донести до нее эту информацию тайно, потому что это часть функционирования их агентурной ячейки. То обстоятельство, что люди Абрека не зафиксировали факт нарушения Порфирьевым режима секретности, еще не значит, что этого не было. Истинная квалификация Варяга гораздо выше демонстрируемой, и Брилёв не мог не учитывать возможность того, что вышколенный ГРУшными монстрами профессионал переиграл людей Абрека. Тем более что один раз он уже это сделал.

Окончательные выводы Брилёв сделает после того, как спасательная экспедиция вернется и станут ясны ее результаты. Посмотрим, как поведут себя Варяг с Соколянской. Со Снегирёвой-то все понятно, ее поведение не изменится: бросится лечить Варяга в усиленном режиме и заодно всех остальных. Короче, если ее не выводить из равновесия, то как лечила, так и будет лечить дальше. А из равновесия ее выводит только одно: опасение за жизнь Варяга. С этим имеется определенный риск, приходится это учитывать, но данную проблему он старается сглаживать: обещает Снегирёвой положить Порфирьева на лечение, как только станет возможно. И обязательно положит. Потому что Варяг нужен живой. Снегирёва недавно заявила, что Порфирьев не проживет даже двух лет, но кто знает, это правда или тактический ход с ее стороны. Во всяком случае, теперь у него есть достаточно четкое понимание ситуации: за год-полтора нужно полностью поправить собственное здоровье, устроить на первом этаже отдельный медпункт и натаскать Яковлеву. Это позволит ему не быть зависимой от Снегирёвой в период ее нестабильности, который наверняка наступит после смерти Варяга. К тому времени из агентурной ячейки она останется одна, значит, в ее промытых мозгах кто-нибудь так или иначе займет место лидера рано или поздно.

Но эти проблемы он будет решать потом. Сейчас важно разобраться с угрозой появления в Центре ФСБ-шников, и Снегирёва в этом конфликте будет нейтральной стороной. Это определенно. А вот реакция боевой ветки агентурной ячейки может быть разной. По идее, Варягу должно быть безразлично, это же ФСБ-шники, работать с ними его не программировали. Наоборот, ФСБ всегда являлось для ГРУ конкурирующей структурой, и кукловоды это учитывали. Но если Соколянская запрограммирована на добычу власти, ей безразлично, у кого ее предстоит отбирать и кого использовать в качестве марионеток. И это должен учитывать уже Брилёв. И он это учитывает. Он учитывает все!

Арарат вернулся и доложил, что все на местах, и можно идти дальше. Полковник двинулся по коридору, превращенному во временный стационар, посреди которого его встретила Соколянская. Она доложила ему о том, что все приготовления к приему пациентов окончены, и медотсек готов к работе в усиленном режиме. Полковник сухо похвалил ее за проделанную работу, и агентесса отреагировала виртуозно: при официальном выражении лица ее глаза выразили бурю страсти, словно сухая похвала вызвала у нее физиологическое удовлетворение. Брилёв оценил уровень.

За гермопереборкой, отделяющей подуровень медотсека от основной части центрального коридора, как всегда толпилась очередь из желающих попасть к врачу. Сразу после убытия спасательной экспедиции она выросла вдвое и за прошедшие трое суток меньше не стала. Все были в курсе, что после возвращения спасателей медотсек будет заниматься спасенными, которых почти сорок. И когда Снегирёва продолжит принимать жителей второго уровня, неизвестно никому, включая саму Снегирёву. Поэтому известие о том, что экспедиция не вернулась в первичный срок, вызвало у входа в подуровень медотсека еще большее столпотворение.

В текущую минуту толпа смирно стояла вдоль стен под пристальными взглядами солдат Арарата, но по реакции людей было видно, что бойцов ВБР они уже не воспринимают враждебно. Скорее, как данность, вносящую дискомфорт. Чего нельзя сказать о сотрудниках Службы Безопасности. Этих сейчас вокруг было вдвое больше, в основном женский персонал, и вот как раз они обменивались с толпой недвусмысленно злыми взглядами. После уничтожения террористического мятежа раскол между теми, кто еще недавно жил на втором уровне, а ныне получил работу в Центре и жилье на первом уровне, и теми, кому не посчастливилось получить ни того, ни другого, усилился на порядок. Осведомители Абрека сообщали, что особенно на втором уровне ненавидят Службу Безопасности. Скорее всего из-за того, что этих сотрудниц жительницы второго уровня видят чаще всего, вот на них и выливается всеобщая зависть и прочий негатив.

Что характерно, желающих попасть на вакантные места СБ по шесть человек на место. А в «снежинки» к Снегирёвой – уже по двенадцать. Эту ситуацию надо поддерживать всеми силами, потому что жизнь на первом уровне должна быть мечтой обетованной. Сейчас она лучше, чем на втором, где половина населения вообще не имеет отдельного жилья, но все равно далека от запланированного им идеала. Вся надежда на продовольствие из Росрезерва и стройматериалы, на которые можно пустить стеллажи и контейнеры хранилищ. Пусть не особо эстетично, зато хоть что-то. Сейчас ему позарез нужны экспедиции, а тут столько проблем сразу: и ФСБ-шники, и роботы, и полуживой Порфирьев…

На вид он вполне здоров, даже более чем, неужели у такого здоровенного жлоба не хватит здоровья всего на пару месяцев экспедиций? Черт побери, пусть опустошит Росрезерв, и Брилёв запрет его в биорегенераторе хоть на месяц! Это все Снегирёва с ее программой штатного медика агентурной ячейки! Без ее нытья проблем бы не возникло, Порфирьев исправно выходит на поверхность и никогда не отказывается! Понятно, что Снегирёва бьет тревогу не на пустом месте, но как все это не вовремя! Варяг сейчас очень нужен, без него ориентирование на поверхности станет огромной проблемой. Придется посылать кого-то из людей Абрека или Миронова! И то, и другое – невероятно ценный ресурс, его лучшие спецы! И преданные, что еще важнее! Их потеря будет серьезным ударом по его власти, не говоря уже о том, что, во‑первых, их будет очень тяжело заставить облучаться на поверхности постоянно, а, во‑вторых, у Варяга имеется уникальная подготовка и накоплен серьезный опыт. Лучше него никто не справится еще долго. И за время этого «долго» кто-нибудь может потерять из-за облучения жизнь, здоровье или лояльность. Последнего особенно нельзя допустить!

Полковник в окружении телохранителей, не останавливаясь, проследовал к лифту мимо прижавшихся к стенам женщин, и отправился на первый уровень. Там обстановка, как всегда, кардинально отличалась. Все вокруг либо довольные, либо спокойные и вполне позитивные. Включая тех, кто попал сюда по гостевым приглашениям и вскоре вернется вниз. На первом уровне все ощущают себя более комфортно, эта атмосфера уже чувствуется, и он продолжит усиленно ее развивать. Потом, когда удастся решить первоочередные проблемы выживания, надо будет выяснить у специалистов биоферм, есть ли возможность высадить в центральном коридоре первого уровня какие-нибудь растения. Наделать ваз или клумб, не важно, главное, провести озеленение. По идее, это должно добавить позитива, в довоенной столице такой ход администрации срабатывал всегда.

Кстати, насчет позитива. Может, вызвать к себе Соколянскую? Полковник обратил внимание, что после сеанса биорегенерации чувствует себя во всех отношениях бодрее, чем обычно. А Соколянская оказалась ожидаемо неболтливой и неожиданно изобретательной в условиях рабочего кабинета. Ее образ медсестры в облегающем халате на голое тело его заводит. Пожалуй, он так и сделает, но сначала деловые вопросы. Брилёв велел помощнику вызвать к себе капитана Миронова, уселся за рабочий стол и бросил взгляд на хронометр.

Спасательная экспедиция не вернулась в первичный срок, но это ничего не значит. Варяг сразу сказал, что первичный срок рассчитан, исходя из идеальных условий, когда за один цикл антирада колонна успевает пройти не менее трехсот километров из четырехсот семидесяти. Такое возможно только при очень удачном стечении обстоятельств: отсутствие ураганов и редкие либо слабые бураны. Скорее всего, так не получится, поэтому основной срок рассчитывался с учетом дополнительной суточной стоянки между третьим и четвертым циклами антирада. В этом случае спасательную экспедицию стоит ожидать с началом сто двадцатых суток после катастрофы. То есть до четвертого цикла им еще два часа. В случае же, если что-то пойдет не так, и экспедиции придется задержаться еще на сутки, Варяг объявил еще и третий срок. Так что пока полковник был спокоен. Пока была спокойна даже Снегирёва, если ее обычный тоскливо-холодный взгляд можно считать спокойным. Прозвище «Снежная Королева» однозначно подходит ей больше, чем «Искусственный Интеллект». После нападения Заремы – уж точно.

По лицу полковника скользнула недовольная гримаса. «Не пригодилась». Эту выходку Варягу пришлось простить. А ведь он прямо отказался выполнить его приказ «Стой!» и убил Зарему по собственному желанию. Но политически правильным было не качать права в этой ситуации, и Брилёв поступил по-другому. Он выложил запись штурма в общую сеть. Хотел убить двух зайцев: дать понять всем, что администрация сильна, несгибаема и непотопляема, и заодно продемонстрировать толпе истинное лицо Порфирьева. Первой цели удалось достичь с блеском, а вот с Порфирьевым вышло наоборот. Тупое бабье покудахтало и пришло к выводу, что Варяг молодец, и вообще, для профессионального хладнокровного убийцы он еще очень добр, зато какой мужчина и командир – за своих убьет и еще от собственной очереди на биорегенерацию откажется. Полковник скривился. Прямо кровавая няшка! Все-таки толпа – это всегда стадо. По отдельности они все умны, а вместе у них мозгов нет.

– Товарищ полковник, Мозг здесь! – Доклад помощника в ближнем эфире развеселил Брилёва. Забавно получилось, но к месту: мозг здесь, в этом кабинете, а не у толпы, будь она на каком угодно уровне.

– Пусть заходит! – полковник коснулся сенсора открытия дверного замка.

Он указал капитану Миронову на кресло перед своим столом и спросил:

– Есть успехи с автопилотом? Ты говорил, вы что-то сделали, но есть проблемы?

– Там все сложно, – Миронов недовольно поморщился. – Я реально не понимаю, как эти роботы существуют в условиях такой ионизации и у них ничего не отказывает! На поверхности радиация физически выжигает обычную электронику за пару часов. Высоко-экранированная сложная электроника живет сутки, может, чуть больше. Там такой хаос из сигналов начинается, что ИИ просто впадает в ступор, даже если не сгорает. Выживают только самые примитивные цепи, да и то, только если есть многослойное экранирование!

– Ну, судя по докладам команды Варяга, у роботов тоже не все хорошо, – Брилёв попытался успокоить раздосадованного инженера. – У них проблемы с обнаружением.

– Может быть, – Миронов криво усмехнулся. – Но тогда вопрос: почему только с обнаружением, а не со всем остальным? Спутников нет, компас не работает, видимость двадцать метров в штиль – и ноль даже при среднем ветре, портативная радиосвязь цепляет лишь на десяток метров дальше, наш стационарный передатчик на максимальной мощности еле пробивается на два километра, словно переносная рация! А они передвигаются осмысленно и вполне успешно! При этом взаимодействуя между собой с высокой степенью эффективности! Я бы сказал, что все это байки вернувшихся с поверхности людей, но все рассказывают одно и то же, даже Пиджак!

Инженер испустил бессильный вздох:

– В общем, полноценный автопилот собрать невозможно. Мы не знаем, как они это сделали! Можно поставить тройное экранирование, можно четырех-, пяти- и выше кратное, но без геопозиционирования все это бесполезно. Поэтому мы попытались научить технику имитировать действия Варяга. То есть хорошо защищенный от радиации блок управления будет вести машину по гирокомпасу согласно заранее проложенному маршруту.

– Чем это плохо? – уточнил Брилёв. – Варяг сказал, что маршрут у нас есть.

– Если маршрут действительно идеален, то ничем, – ответил Миронов и добавил: – До тех пор, пока на маршруте внезапно не появится незапланированное препятствие. Например, бураном принесет какую-нибудь глыбу. На большой скорости техника будет слепа, а смысл нашего автопилота именно в большой скорости. Чтобы проходить дистанцию от нас до Росрезерва за один цикл антирада и не облучать груз продовольствия. Впрочем, определение препятствий при таком уровне ионизации не будет работать ни на какой скорости. Наше устройство может только слепо идти по готовому маршруту, отклоняясь от него не больше чем на пять метров. Но это при условии, что мы заранее принимаем за аксиому, что на пути следования нет и не может быть препятствий – это раз, и в момент начала маршрута техника стоит в его стартовой точке безошибочно, то есть в том самом месте, откуда проложен маршрут, – это два. Заводить машины в ворота, каньоны, входные рвы и так далее придется вручную. Это не автопилотирование как таковое. Это езда с закрытыми глазами по памяти. Как слепой идет по ребристому тротуару из точки «А» в точку «Б». Он уже ходил по этому тротуару раньше, поэтому уверен, что дойдет, надо только не сходить с ребристости. Но если кто-то поставит на его пути бетонный блок, слепой в него гарантированно врежется.

– Считаешь, мы не можем так рисковать? Потеряем технику? – Полковник лихорадочно прокручивал в голове варианты. – Но если везти продовольствие с остановками, с ним могут возникнуть проблемы!

Что делать? Самый эффективный выход – использовать Варяга до тех пор, пока Росрезерв не будет опустошен. Варяг создал маршрут движения и может двигаться по нему с максимальной скоростью. Но если Снегирёва не сгущает краски и Порфирьев умрет, ее реакция может быть враждебной. Одно дело, когда Варяг умер потому, что не хватило здоровья в условиях запредельной радиации. Совсем другое – он умер из-за того, что Брилёв отказался пойти навстречу ее требованиям. Это может вызвать у Снегирёвой затаенную агрессию, и она убьет его во время биорегенерации. И никто не в силах это предотвратить, других врачей у него нет. Их даже у ФСБ-шников нет, как назло! Да и кто сказал, что на высокой скорости Варяг сам не врежется в препятствие, которое появится на пути неожиданно?

– Не знаю, – Миронов пожал плечами. – Это вам решать. На высокой скорости, когда пройденное за секунду расстояние превышает видимость, врежется и автопилот, и Варяг, и кто угодно. Произойдет это неожиданно, и вся колонна столкнется, отвернуть никто не успеет. Наиболее вероятно, что в результате такого столкновения мы потеряем всю технику или почти всю. Но какова вероятность столкновения, мы прогнозировать не беремся. Порфирьев говорит, что с тех пор, как отработал маршрут, больше ни с чем не сталкивался. Как долго это будет продолжаться, мы не знаем. Может, десятилетиями, а может, в первую же поездку автопилот разнесет колонну.

– Готовьте устройство! – решил Брилёв. – Вернется Варяг – обсудим детали. Придется рискнуть, без продовольствия не выживем!

– Оно уже готово. Осталось провести ходовые испытания и доработку. Можно поставить его на тягач, но лучше сразу испытывать на воздушной подушке. Тягач гусеничный, у него есть отвал, но без путепрокладчика он все равно быстрее пяти километров в час не пойдет. А у путепрокладчика бак пустой. Надо ждать возвращения экспедиции. Вдруг автопилот нам уже не нужен…

– Сплюнь, твою мать! – вскинулся полковник. – Накаркаешь! Они уже опоздали к первичному сроку! У них точно все сработает?

– Техника сработает точно! – обиделся Миронов. – Мы двадцать раз все перепроверили! Там нечему отказывать, электроники нет, только механика! Потянул за рычаг – и кузов отвалился! Взрыватели и капсюль-замедлитель электрические, но блок надежно экранирован и имеет автономное питание с подогревом! Это стоило нам редких компонентов!

– Если все получится, то это окупится десятикратно! – веско парировал Брилёв. – Ты не хуже меня понимаешь, что мы хотим предотвратить! Нам хватило восстаний!

– Согласен, – вздохнул Миронов. – Разрешите идти? Третий уровень опять трясло, водные скважины сложились все сразу, сейчас бурим новые, работы много. У буровой установки ресурс расходуется слишком быстро!

– Это проблема? – напрягся полковник.

– Пока нет, – заверил его капитан. – Мы к ней никого не подпускаем, сами работаем и сами обслуживаем. Должно хватить надолго.

– Окей, – расслабился Брилёв. – Тогда не задерживаю. Занимайся!

Миронов ушел, и полковник вызвал помощника:

– Соколянскую ко мне, с полным докладом о состоянии временного стационара!

– Есть! – Карен отключился.

Итак, проблему с автопилотированием можно считать решенной. Если Порфирьев отработал маршрут и ходит по нему без столкновений, то пройдет и техника на автопилоте. Да, риск есть, но сейчас без риска не делается ничего. В целом доклад Миронова позитивен, и это радует. Сейчас все зависит от того, как его спецназ провел операцию по ликвидации угрозы. По идее, все должно было уже произойти, Абрек не станет тянуть резину. Все эти тридцать коек посреди коридора в медицинском подуровне не нужны. Население быстро узнает, сколько выживших было спасено, и это еще больше укрепит его власть. Толпа прочувствует разницу, что лучше: жить в наскоро организованных хостелах внутри надежного бункера или быть крутыми и независимыми поедателями антирада на поверхности.

А для того чтобы закрепить успех, Брилёв проведет давно запланированный аукцион. Идея устроить распродажу оставшихся от ликвидированных террористов вещей возникла у него еще в момент подавления мятежа. Но до сих пор реализовать ее не получалось. Не было понятно, какую плату взимать с населения. Решение ему подсказала Снегирёва. Пусть толпа рассчитывается за шмотки нелегальными медикаментами и вообще всем незаконным. На время аукциона будет объявлена амнистия, если у кого-то осталось оружие, пусть меняют его на шмотки. Он убьет этим двух зайцев: понизит степень вооруженности оппозиции, если вдруг на втором уровне уже есть оппозиция, у которой все еще есть оружие. И возьмет на карандаш тех, у кого оно было. Раз не сдали сразу, значит, их благонадежность под вопросом. За такими необходимо следить пристальней. Это кандидаты в боевики противника.

– Товарищ полковник! Соколянская будет у вас через пять минут! – доложил Карен.

– Принято! – подтвердил Брилёв и принялся выводить на экраны многочисленные сводки о состоянии дел в Центре. Агентесса должна видеть, что ему не до нее, у него полно дел. Пусть мотивирует его уделить ей больше минуты. В прошлый раз это получилось у нее небезынтересно.

* * *

Экспедиция появилась в эфире к исходу второго часа сто двадцатых суток после катастрофы, почти посредине их четвертого цикла антирада. Шли пятые сутки ожидания, и Брилёв нервничал, несмотря на то что данная задержка предполагалась заранее. Слишком многое поставлено на карту, как тут сохранять спокойствие?! Едва узел связи доложил об установлении связи с Варягом, полковник вызвал охрану и направился во входной блок выяснять подробности лично. Тем более что Варяг сообщил в эфире, что один из грузовиков поврежден, а экспедиция имеет на борту десяток выживших в тяжелом состоянии, и потребовал подготовить для встречи вспомогательную группу. Достигнута истинная цель операции или нет, из его доклада понятно не было, тем более учитывая то, что Порфирьева держали подальше от плана уничтожения угрозы.

Текущая смена ЭК была направлена наверх в полном составе, и спустя десять минут в шлюз начали заносить тела людей в армейских скафандрах. По видеоизображению Брилёв не смог отличить, свои это или чужие, и нервный мандраж начал отпускать полковника только тогда, когда в лифтовую кабину одна за другой скользнули расплывчатые пятна бойцов в фотохромных комбинезонах. Его спецназ вернулся весь, это главное. Остальное можно порешать, даже если план провалился. Были бы преданные исполнители! Но вскоре Брилёв с облегчением понял, что фортуна наконец-то повернулась к нему лицом. Вышедший из помещения дегазации Абрек коротко доложил, что спасательная операция увенчалась успехом лишь частично, и это служило условной фразой о полной победе.

После этого доклада Брилёв ощутил себя настолько уставшим, что не стал возиться со всем этим лично, перепоручил все помощнику и удалился к себе в кабинет. Там он блаженно пролежал в массажном кресле до появления спецназовцев, столь же блаженно наблюдая, как на экранах видеонаблюдения вспомогательная группа заносит в грузовой лифт штурмовые комплекты, оружие и ящики с боеприпасами. Спецназ прибыл на доклад почти сразу, потому что Снегирёва бросилась заниматься полумертвыми ФСБ-шниками и отодвинула всех, кроме Варяга, на два часа. Брилёв лично связался с ней и приказал заняться Порфирьевым при первой же возможности, ибо опасается за состояние его здоровья. Уловка ожидаемо сработала, и Снегирёва велела Варягу явиться в медотсек через час. Пока же здоровяк пришел на доклад к полковнику вместе с людьми Абрека, так как для всех являлся командиром экспедиции. Помимо них Брилёв вызвал на совещание всю инженерную команду Миронова. Для остальных он проведет менее секретный бриффинг позже, как только разберется в ситуации.

– Первый отрезок пути прошел как обычно, – начал доклад Порфирьев. – С ураганами повезло. Сильный буран был всего один, во время остальных удавалось двигаться. За цикл антирада прошли триста километров. Когда погода позволяла, я шел на высокой скорости вслепую, маршрут был надежен. – Он хмуро покосился на Абрека и добавил: – Не знаю, как теперь.

– Мы неслись в сплошной ночной пыли, видимость – ноль! – ухмыльнулся тот. – Я каждую секунду ждал, что размажемся обо что-нибудь! Как только не поседел – один Аллах знает! На обратном пути старался в окна вообще не смотреть! – Абрек насупился: – Наверное, поэтому попали под роботов! Остальные, походу, тоже старались не смотреть в иллюминаторы!

– Ты везучий, – по лицу Варяга скользнула гримаса недоверия, но тут же исчезла. – Кузов разнесло подчистую вместе с десантом, а вас в кабине не зацепило. Грузовик даже ход не потерял. Я думал, от такого удара вас сорвет с курса. Как только удержались…

– Волею Аллаха! – уверенно заявил Абрек. – Но ты все равно псих, Варяг! Лететь под девяносто вслепую наугад! Это полный писец!

– Я шел по отработанному маршруту, – физиономия Варяга вернулась к своему обычному выражению полнейшего безразличия. – Там был прямой участок в пятьдесят километров, можно было разогнаться. Зато оторвались.

– Это точно! – подхватил Абрек. – У вас реально отличный уровень слаженности! Ни одна машина от тебя не отстала! Думал, потеряемся на хрен в этой шайтановой заднице! Обошлось!

– Давайте по порядку! – Брилёв с трудом унял нервозное волнение. – Варяг?

– Прошли триста километров, развернули базу, – продолжил доклад Порфирьев. – Суточная стоянка прошла без происшествий. Ураганов не было. Продолжили движение. Почти сразу установился штиль, и до Росрезерва добрались за три часа. Там оказалось, что ФСБ-шники уже не держат оборону у въездных ворот. У них была еще одна стычка с роботами, они потеряли шестерых и предположительно уничтожили одного робота. Роботы ответным огнем срезали ЛСУ кабину начисто, вместе с экипажем, но после этого отступили. От ЛСУ осталась одна платформа. Реактор уцелел чудом, иначе не скажешь. В общем, без тяжелого вооружения ФСБ-шники отступили внутрь складов и решили обороняться там. Надеялись взорвать потолки и завалить роботов обрушением. И себя заодно.

Варяг одобрительно кивнул, мол, лично он бы на их месте тоже так поступил. Брилёв сделал понимающее лицо и мысленно ухмыльнулся: я знаю, что ты упертый баран, можешь не напоминать.

– Мы приблизились к воротам вплотную и выпустили в радиоэфир Пиджака, – продолжил рассказ Порфирьев. – К тому времени ФСБ-шников осталось ровно двадцать, кроме шестерых двухсотых в бою с роботами еще семеро умерли от антирада в разное время. Остальным совсем хреново, еле шевелятся. Они очень удивились, когда поняли, что Пиджак жив. Мы объяснили, что роботы не наши, и ввели их в курс того, что вообще происходит. Воевать с нами никто не стал, всех так обрадовала возможность выжить, что они вообще ни с чем не спорили. Генералы немного напряглись, увидев фотохромные комбинезоны, но когда поняли, что мы заберем всех в «Подземстрой» прямо сейчас и надо торопиться, чтобы не попасть под роботов, сами приказали своим обезвредить мины.

Капитан болезненно поморщился, словно вспоминал собственные ощущения в подобном состоянии:

– Я запретил. Они там еле шевелились, повзрывались бы на своих же минах на хрен. Системы централизованного подрыва я ликвидировал, поснимал все, на что хватило времени, остальное потом сниму.

– Мины не взорвутся самопроизвольно? – напрягся полковник. – А если туда опять зайдут роботы?

– Могут, наверное, – Варяг неопределенно пожал плечами, и Брилёв не понял, кого амбал имел в виду, мины или роботов. – Я сделал все, на что хватило времени. Почти три часа провозился, надо было уходить, чтобы не зависнуть на сутки прямо там. До интоксикации меньше часа оставалось, мы отошли на полной скорости как можно дальше, и развернули базы. У ФСБ-шников на ветру на ногах смогли удержаться только четверо, пришлось их базу разворачивать самим. Чуть не опоздали, закончили через две минуты после окончания стандартного цикла. Повезло, что индивидуальное время у всех оказалось больше. Во время интоксикации у них умер еще один.

Порфирьев философски пожал плечами, мол, это еще мало, так что повезло.

– Из остальных большинство лежало пластом, поэтому пришлось размещать их в кузовах лежа. Все в оборудованный лавками грузовик не вместились, лавки мешались, и тех, кто поживее, посадили в другой, где было погружено их барахло. Я думал, кого-нибудь из них там точно придавит грузом, если нас опять внезапно ударит ураганом, как в прошлый раз. Но оказалось, что им повезло больше остальных.

Капитан бросил на Абрека еще один странный взгляд, потом перевел его на Брилёва и мгновение молчал. Потом подозрение в его глазах сменилось обычным безразличием, и Варяг продолжил:

– На обратном пути бураны приходили часто, приходилось много стоять под ветром, чтобы не снесло с курса на скорости. После крайней остановки нас неожиданно атаковали роботы. Застали врасплох прямо на марше. Вышли во фланг колонне, я их даже не видел, только слышал взрыв. Роботы нанесли удар по грузовику с людьми, кузов уничтожило и сорвало. Теперь он где-то там, на маршруте. Если от него остались какие-то крупные обломки, то рискуем налететь на них как-нибудь.

Капитан обернулся к инженерной команде и спросил:

– Кузов может таскать ураганами по пустошам туда-сюда? Я осмотрел грузовик, это тот самый, который вы чинили перед выездом. Кузов как-то странно сорвало, нет никаких выломанных частей, его словно демонтировали целиком. Он здоровый был, как бы не врезаться в него в следующий раз где-нибудь в самом неожиданном месте.

– Не думаю, – осторожно ответил Миронов. – Кузов был большой, да. Но мы собирали его из чего придется, материалов же не хватает… Он прочный, только пока целый, там жесткость обеспечивалась узлами крепления… Если по нему ударили из тяжелого оружия, он должен был разлететься на составные части. Это куски металла и пластика разных размеров, их должно раскидать в разные стороны и засыпать снегом. Даже если что-то воткнется в снег ребром, долго оно так не простоит, ураганом сорвет и вышвырнет. В любом случае целостность конструкции не сохранится. А столкновение с куском пластика, воткнутым в снег безо всякой жесткости, наш транспорт выдержит, мы же усиливали бамперную защиту, когда обшивали лобовые стекла решеткой.

– Потери большие? – озабоченно перебил его Брилёв. – Как вам удалось уйти?

– Спаслись бегством, – пожал плечами Варяг. – Я как услышал о роботах, дал команду перейти на максимальную скорость. Рванули через ночную пыль как смогли. Пятьдесят километров прошли за тридцать пять минут, потом опять буран начался, пришлось останавливаться. Под сильным ветром сносит, тяжело удержаться на курсе даже на малом ходу. Я не рискнул выпендриваться, не видно же ни хрена. Но выходит, что оторвались. К моменту окончания цикла антирада до Центра оставалось двести километров, так что шансов успеть вернуться не было. Разбили базу и сидели там в ожидании роботов.

Порфирьев сделал паузу, задумчиво глядя куда-то вдаль, и почти сразу закончил:

– Большая часть ФСБ-шников была в кузове атакованного грузовика и погибла вместе с ним. Хам говорит, что можно даже не думать о том, чтобы проверять. После удара роботов никто не выживает, от штурмового комплекта остается только лужица застывшего металла. Пиджак это подтверждает. Значит, двенадцать двухсотых. Еще один не пережил интоксикацию. Остальные шестеро выжили, но на ногах уже не стояли. И еще троим нашим, из ВБР, стало хреново, как только мы свернули базу. Они отключились через полчаса после приема антирада, в сознание так и не пришли. Снегирёва сейчас ими занимается.

– Печально, – Брилёв удрученно вздохнул. – Хотелось спасти всех. Но мы сделали, что могли! Никого не бросили, хотя сильно рисковали! Хорошие новости есть?

– Ну… – равнодушно прорычал Варяг, – Росрезерв теперь наш, если после ФСБ-шников туда не заявится еще кто-нибудь вроде еще каких-нибудь бедолаг или роботов. База у нас теперь есть еще одна, штурмовых комплектов забрали порядка тридцати. Автоматов привезли раза в два больше, три пулемета: два ротных, один крупнокалиберный. Один спецствол, в хорошем состоянии. Мины, гранаты. Патроны не считал пока, но много. Пятнадцать скафандров высшей защиты плюс тот, что у Пиджака. Правда, семь из них ФСБ-шники сняли с трупов умерших от антирада. С их состоянием и с остальным барахлом надо разбираться, времени на подробный осмотр не было. Грузчики сейчас заносят все внутрь. Реактор ЛСУ уцелел, если не сдохнет, значит, в Росрезерве есть электричество. Пусть инженеры думают, как запитать штатные погрузочные системы.

– Понятно! – оценил полковник. – С остальным разберусь, как только будет готов полный перечень всего, что вы привезли. Ты не заморачивайся, я найду, кому это поручить, отправляйся в медотсек. Я обещал Снегирёвой, что отправлю тебя в биорегенератор как можно скорее. И я с ней согласен. Тебе достается больше всех, так что рисковать сверх необходимого не вижу смысла. Иди, капитан, поправляй здоровье. Оно сейчас не только твоя собственность, потому что без тебя никак!

Остальные дружно поддержали полковника, подначивая Порфирьева стандартным стебом на тему «почему до сих пор не пригодилась», и Варяг ушел. Брилёв дождался доклада помощника о том, что Порфирьев покинул приемную, и бросил на своих инженеров суровый взгляд:

– Он что-то заподозрил! Надо было продумать вопрос имитации повреждений! Если он начнет делиться своими подозрениями, получим ненужные слухи!

– Мы сначала собирались, но потом отказались от этого, – объяснил Миронов. – Ресурсов остро не хватает и со временем был сильный напряг!

– Варягу плевать, – встрял Абрек. – Думаю, он все понял. Но ничего делать не будет.

– Уверен? – нахмурился Брилёв. – Он понял, что это наших рук дело, но не станет в это лезть? Это точно?

– Он странно себя вел, – Абрек задумался, вспоминая прошедшие события. – Сначала участвовал везде: сам вел нас к окопам ФСБ-шников, сам страховал Пиджака, сам проводил переговоры, первый заходил внутрь, лично проверил состояние каждого из них. А потом вдруг резко забил на все, приказал мне заниматься всеми вопросами и ушел на разминирование. Ему стало вообще по хрен на то, что мы делаем. Я без проблем растасовал ФСБ-шников по грузовикам, как планировалось. Генералы оказались живучие, никто из них не умер до нашего появления, но ногами они еле шевелили. Никто даже спорить не стал. Мы погрузили все, что у них было, в один грузовик, туда же отправили семерых сопляков, курсанты, только на третий курс перешли. Остальных разложил в нашем специальном грузовике. Варяг вернулся перед самым отъездом и даже не поинтересовался, кто где. Дал десять минут на сборы и полез за руль. Ему было пофиг уже тогда. После типа атаки роботов, когда мы остановились из-за бурана, он осмотрел наш грузовик, убедился, что мы не потеряли ход, ничего не сказал и повел колонну дальше. Как будто не кузов с людьми разнесло на шматки, а дырявый тент сорвало ветром. Его ни потери, ни подробности вообще не интересовали, как тогда, с террористами. Мангуст?

Абрек посмотрел на Мангуста, и тот подтвердил:

– Это даже хорошо, что Варяг догадался, нам проще: не произойдет случайных догадок в неподходящий момент. Раз он не стал вмешиваться сразу, значит, и не будет. Варяг всегда так себя вел, еще когда мы служили в одном отряде.

– Ему эти ФСБ-шники по хвосту, – сделал вывод Абрек. – За полчаса до развертывания базы он спросил в эфире, каковы потери, объявил, что разворачивать две базы нет смысла, и приказал ставить одну. И все. У ФСБ-шников обнаружился бесшумный спецназовский ствол, так Варяг на это и то живее отреагировал. В смысле, я сказал, что теперь это его автомат, и он реально обрадовался. Даже взгляд потеплел. Он сделает вид, что поверил в роботов, я уверен!

– Окей, – оценил Брилёв. – Это очень хорошо. А что насчет остальных?

– Остальные ничего не поняли, – безапелляционно заявил Абрек. – Все сработало, как положено. Я сидел в замыкающем колонну грузовике, подготовленном для уничтожения противника, рядом с водителем. За рулем был Тех. По условному сигналу наши начали орать, что видят роботов, я подхватил, и он задергался. Пацан молодой, сел на измену, пытался одновременно озираться по сторонам и не упустить из вида впереди идущую машину, чтобы не потерять колонну. Ему было не до меня. Когда я нажимал ногой на секретный рычаг, он даже в мою сторону не смотрел. Пиротехнические заряды бахнули нормально! Он аж сжался! Потом, когда отлегло, признался, типа, решил, что нам конец! Я ору: «По нам долбят! Гони, пока живы!»

Абрек иронически хохотнул и продолжил, довольно осклабившись:

– Тех рванул так, что кузов с противником сорвало с грузовика в два раза быстрее, чем планировалось! Мы чуть не въехали в зад второй машине! Термобарические гранаты, из которых мы сделали мины внутри кузова, рванули через десять секунд, но взрыв было слышно очень хорошо! Даже если вдруг кого-то не убило сразу, радиация уже его добила. Выживших нет, кузов разлетелся на мелкие куски, все чисто.

Он перестал улыбаться и подытожил:

– Ни у кого даже времени не было понять что-либо. Сразу после объявления тревоги Варяг отдал в эфире команду водителям «Делай, как я!» и рванул через пыльный мрак на полном ходу. В кабине крайнего грузовика его команды не услышать, на поверхности рация так далеко не ловит, но команду передали по цепи из средней машины. У Варяга в отряде реально взаимодействие отработано на уровне! Никто не ускоряется, не тормозит и не поворачивает просто так. Всегда по цепи приходит предупреждение о маневре, и делается это с учетом времени на реакцию. Он всегда знает и что со средней машиной, и что с крайней, хотя сам ведет головной вездеход и видеть замыкающего не может. Через секунду после первого взрыва Варяг выяснил, что наш грузовик не потерял ход, и тут же начал ускорение всей колонной. Короче, взрыв и его вспышку слышали и видели многие, этого всем хватило. Пиджак даже решил, что он тоже видел глаза роботов. Во время стоянки он об этом говорил.

Абрек страдальчески скривился:

– Шайтан бы побрал эту долбаную интоксикацию! Я уже забыл, какая это жопа! Думал, подохну от боли. Как Варяг терпит это раз за разом – не представляю! Я туда больше вообще не хочу!

– Думаю, больше вам корчиться от интоксикации посреди пустоши не придется, – торжественно объявил Брилёв. – Мы достигли главного: обезвредили бомбу замедленного действия! Теперь мирной жизни Центра ничто не угрожает! Наконец-то настала возможность сосредоточиться на спасении биоферм, но этим есть, кому заниматься. Мозг! Когда техника будет готова отправиться за продовольствием?

– Обслуживание проведем за сутки, – ответил Миронов. – Еще пара дней уйдет на установку и первичные испытания нашего недо-автопилота. Мы назвали его «недопилот».

Инженерная команда криво заухмылялась, демонстрируя недовольство несовершенным техническим решением, и кто-то из людей Миронова пробурчал, мол, хорошо еще, что гирокомпас работает. Так бы вообще был полный финиш.

– В общем, конкретно технику мы готовы выставить на маршрут через шесть смен, – продолжил Миронов. – Но чем заменить потерянный кузов, мы не знаем. Наверное, можно разобрать стену внешнего ангара, она сделана из стенок транспортировочных контейнеров, но это опасное решение. Без стены крышу может раздуть ураганами изнутри. Останемся не только без стены, но и без ангара.

– Ищите способы! – заявил Брилёв. – Не хватало погубить биофермы сейчас, когда Росрезерв снова наш! Нам достаточно проблем с этими роботами! Найдите решение! Разбирайте, что хотите, лишь бы на пользу! Жду от вас предложений через сутки! Через две недели биофермы должны получить первую поставку продовольствия, иначе в аквазоне мальки попередохнут! Следующее совещание проведем после выписки спецназа из медотсека, сейчас все свободны! И еще раз поздравляю с успешной операцией!

* * *

Биорегенератор сообщил об окончании лечебной процедуры, и Ингеборга замерла, вчитываясь в густые столбцы данных, рябящих красными позициями. Усталые от тяжелого недосыпа глаза болели и отказывались наводить резкость, приходилось понижать яркость дисплея, чтобы смотреть было не так больно. За прошедшие четверо суток ей удалось поспать всего три часа, голова сильно болела в местах недавно залеченных травм, веки были словно чугунные, удерживать их в открытом положении стоило неимоверных усилий. Но выделить время на сон было совершенно невозможно, в операционной царил самый настоящий молчаливый ад, и ужас происходящего подстегивал ее, словно кнутом.

Все было плохо сразу везде. Спасательная экспедиция вместо ожидаемых четырех десятков выживших людей привезла всего шестерых. И все они фактически были обречены. Постоянный прием антирада превратил их организм в быстро угасающую свалку почти не функционирующих внутренних органов, иначе охарактеризовать состояние пациентов Ингеборга не могла. У самого тяжелого из пациентов было пятнадцать циклов антирада подряд с минимально допустимыми интервалами. Он умер на следующий день прямо в биорегенераторе, изможденный организм не перенес проводящейся операции. Второй из спасенных прожил лишь на сутки дольше.

Состояние остальных было критическое, их приходилось укладывать в биорегенераторы каждые два-три часа и ежеминутно вручную корректировать программу лечения. Потому что Искусственный Интеллект бил тревогу, отказывался проводить стандартные процедуры и требовал вмешательства специалистов уровня не ниже доктора медицинских наук. Инженерная команда Миронова что-то там взломала в электронных мозгах ИИ, установив туда фальшивую цифровую подпись доктора наук, оформленную на Ингеборгу, и Искусственный Интеллект перестал сопротивляться. Но самой Ингеборге от этого стало легче ненамного. Пациенты были при смерти, и бороться за их жизни приходилось непрерывно.

Кроме медленно умирающих спасенных, проблемы были у троих спасателей. Все они являлись солдатами из ВБР, опыт приема антирада у них имелся, но оказалось, что их организмы генетически имели невысокий запас прочности. Само по себе в наши дни это мегараспространенное явление, организмы у современных людей слабые, болячек у всех хоть отбавляй, каждый на что-нибудь да жалуется. Повсеместное смешение кровей сломало вырабатывавшиеся веками устойчивости, присущие стандартным генотипам, а новых еще не возникло. На такое эволюции требуются тысячелетия. Современная медицина упорно боролась с этими проблемами, но что делать теперь, когда нет ни медицины, ни современности?! Она не вундеркинд, знающий все на свете, она всего лишь студентка, экстерном изучавшая травматологию, хирургию и радиационные поражения. О методиках борьбы с генетическими дефектами она знает очень приблизительно.

Среди жителей Центра те или иные проблемы со здоровьем были из каждой сотни людей у девяносто восьми, но с этим можно справиться, на их проблемы не наложилось регулярное отравление организма антирадом! Пришлось изобретать методики лечения в буквальном смысле на ходу, и чтобы не опустились руки, она старалась не думать о том, к чему приведут ошибки. Как бы то ни было, солдат ВБР ей удалось спасти. Одного она уже выписала, двое проведут в стационаре месяц, у них все нехорошо, и так будет еще долго. Девушка официально уведомила администрацию, что всем троим больше нельзя принимать антирад никогда, иначе с высокой степенью вероятности мгновенно последует отравление и смерть. Увольнять их за это из ВБР никто не стал, и хотя бы данную проблему можно было считать относительно решенной. Если только в течение этого месяца пациентам не станет хуже. Их организмы удалось очистить от антирада и продуктов распада клеток внутренних органов, но это стоило им серьезного истощения жизненных ресурсов.

Но самое ужасное было ожидаемым, и все равно ударило ее больнее всего. У Порфирьева началось перманентное отмирание клеток спинного мозга, и остановить такое не в силах никто. Можно попытаться применить методику костномозговой трансплантации, но она знает ее сугубо теоретически. Как девяносто девять и девять процентов всех медиков погибшей планеты. Единственный специалист в стране, владеющей ею на практике, является мировым светилом и возглавляет головной НИИ в научном кластере Новосибирского Академгородка. Его вроде бы Шрецкий пригласил возглавить суперсовременный медицинский исследовательский центр, созданный в «Подземстрое-2», но связи с миром все равно нет. Выжил ли «Подземстрой-2» и знаменитый академик вместе с ним – непонятно. Овечкин говорил, что через год после ядерных взрывов ретранслятор, который он развернул, может пробиться сигналом на орбиту. Теоретически. Потому что расположен на возвышенности и имеет большую площадь антенны, которая теперь включает в себя защитный кожух ретранслятора. Но как все окажется на самом деле, никто не знает.

Была бы у нее анабиозная камера, она бы положила туда Порфирьева на год! С анабиозом ей работать не приходилось, это новая малоизученная технология, ее тоже мало кто знает. Но она бы справилась! Вот только анабиоза у нее нет. Как нет доноров для изготовления костномозгового трансплантата. Эта технология требует скрупулезной генетической совместимости, но во всем бункере нужному перечню требований отвечают только четыре человека: техник Владимир, бывший пожарный Александр, сотрудник ЭК Елена Ханнанова и сама Ингеборга. Владимир с Александром даже не рассматриваются, их состояние пока лучше, чем у Порфирьева, но еще пара месяцев экспедиций, и у всех троих будет один диагноз. Ханнанова согласилась пройти тесты на донорство, но результат оказался отрицательным. Она часто выходит на поверхность для работ в ангаре и обслуживания прибытия-отправления экспедиций. Ее спинномозговые ткани ослаблены частым воздействием антирада, и на восстановление до идеального состояния уйдет несколько месяцев.

Ингеборга отдала бы свой донорский материал не задумываясь, но это операция высокой степени сложности, которую сама себе не сделаешь. Все, что она может, это рассчитывать на донорство Ханнановой. Брилёв вчера согласился пойти навстречу, и Ханнанову перевели на работу на биофермы. Полковник даже пообещал назначить ей двойные нормы обеспечения в ближайшее время, как только биофермы заработают в полную силу. Но гарантий того, что трансплантация спасет Порфирьева, нет. Нет даже гарантий, что она сумеет эту операцию правильно провести…

– Чего ревешь? – рычание Варяга вывело Ингеборгу из тяжелых раздумий.

Пока она сквозь молчаливые слезы смотрела на жуткие данные результатов лечения Порфирьева, капитан вышел из биорегенератора, оделся и направился к выходу.

– Глаза слезятся, – соврала девушка, торопливо вытирая слезы. – Не выспалась, на мелкие цифры смотреть тяжело.

– Так увеличь шрифт, – Порфирьев мгновение внимательно смотрел на нее, но не стал ничего добавлять, и ушел.

– Везите следующего пациента, – негромко произнесла Ингеборга, касаясь вставленной в ухо капельки гарнитуры коммуникатора.

Дежурящие в стационаре практикантки прикатили каталку с пребывающем в тяжелом сне спасенным из Росрезерва человеком, и времени хватило лишь на то, чтобы подготовить биорегенератор к приему нового пациента. Сильно изможденного больного переложили на ложе, туба биорегенератора втянула в себя пациента, и Ингеборга сосредоточилась на начавшейся операции. Два часа она не отходила от панели управления, потом автоматика начала стандартные процедуры, и девушка устало опустилась на стул. Это еще ничего, сейчас легче. Вот в первые трое суток было действительно тяжело. Нужно было провести детоксикацию двум десяткам вернувшихся из экспедиции людей, сначала ускоренную, потом полноценную; обеспечить их восстановление, и одновременно со всем этим спасать находящихся при смерти выживших и впавших в кому спасателей. Приходилось в буквальном смысле бегать от одного биорегенератора к другому.

– Инга? – в операционную заглянула Кристина. – Ужин принесли! Выходи, тебе необходимо поесть! Бросай все, или я попрошу «снежинок», чтобы они притащили тебя силой, как в прошлый раз!

– В прошлый раз из-за этого чуть не умер пациент, – блондинка устало поплелась в приемный покой. – Ужин может подождать… умирающий больной – нет…

– Ты опять плакала? – Кристина испытующе посмотрела на Ингеборгу. – Твой злобный радиоактивный рыцарь снова тебя обидел? Что он выкинул на этот раз?

– Собрался умереть, – бесцветным голосом пробормотала блондинка, тяжело усаживаясь за стол дежурной медсестры, временно превращенный в обеденный.

«Снежинки», как обычно, выгнали отсюда всех на время приема пищи и закрыли все двери, чтобы никто не мешал врачу хотя бы поесть. Ингеборга взяла вилку и попыталась сфокусировать уплывающий взгляд на тарелке с едой.

– Все так плохо? – Кристина участливо вздохнула, усаживаясь рядом. – Ты держись, зая, мы в тебя верим, у тебя обязательно получится, ты его вылечишь! Я попрошу Брилёва, чтобы он заставил Варяга приходить сюда по первому требованию! Но это лучше сделать официально, при людях. Оптимальный вариант – перед сеансом брилёвского лечения. Ты когда планируешь возобновить его процедуры? Он у нас уже четверо суток не был! Это неграмотно с нашей стороны, надолго отодвигать в сторону Начальника Центра нельзя… Инга? Инга, проснись!

– Что? – спящая сидя с вилкой в руках блондинка дернулась, роняя вилку.

– Ты спишь прямо за столом! – укоризненно посмотрела на нее подруга. – Тебе необходимо отдохнуть! Не то упадешь прямо посреди операционной, как тогда, после своего ранения!

– Сейчас нельзя, – Ингеборга потерла глаза, подобрала вилку и принялась жевать что-то, не чувствуя вкуса. – В биорегенераторе тяжелый пациент. Из Росрезерва.

– Из ФСБ, – поправила ее Кристина. – Они оттуда все тяжелые, но это не значит…

Тревожный зуммер коммуникатора прервал ее на полуслове. Ингеборга бросила взгляд на вибрирующий на запястье прибор и рванулась в операционную. Кристина поспешила следом.

– Остановка сердца! – Ингеборга подбежала к панели управления биорегенератором. – Перевожу на искусственное! – Она принялась задавать команды Искусственному Интеллекту. – Ну же! Давай, что ты так долго!

– Может, дефибриляцию… – неуверенно произнесла Кристина, останавливаясь рядом с ней.

– Автоматика уже провела, не помогает! – Блондинка лихорадочно колдовала над панелью управления, бросая частые взгляды на экраны системы биомониторинга. – Вентилируем легкие и вторая попытка!

Но несмотря на все ее усилия, реанимировать пациента не удавалось. Самая современная медицинская техника предпринимала попытки одну за другой, но время стремительно истекало, а результата не было.

– Ну почему?! – Ингеборга в отчаянии перевела биорегенератор на полностью ручное управление. – Почему?!! Декортикация! Опять!

Она снова и снова запускала реанимационные процедуры, но все было тщетно.

– Инга… – Кристина осторожно коснулась плеча судорожно бьющейся над панелью управления подруги. – Мониторинг показывает децеребрацию… он уже овощ…

– Отстань, тупая овца!!! – злобно рявкнула блондинка, стряхивая с плеча руку подруги, и та испуганно отпрянула. – Он еще жив! Он выживет! Я применила гипотермию, у него еще есть шанс! Я его спасу!

Опешившая Кристина в ужасе смотрела на разъяренную Ингеборгу, с ненавистью колотящую пальцами по сенсорным панелям систем управления биорегенератором. Системы искусственного жизнеобеспечения оказались бессильны, реанимационные процедуры неэффективны. Биомониторинг констатировал переход клинической смерти в биологическую, продолговатый мозг еще жил, но участь пациента не вызывала сомнений. Внезапно Ингеборга застыла, глядя на мониторы стеклянным взглядом, словно изваяние.

– Зая… – Испуганная Кристина осторожно коснулась ее рукой. – Что с тобой? Ты в порядке… Ты меня слышишь…

Ингеборга резко развернулась к ней лицом, и Кристина панически отпрыгнула, ожидая агрессии.

– Инга, это я! – взвизгнула она, в ужасе глядя снизу-вверх на высокую подругу. – Это я! Что с тобой?!!

Стеклянный взгляд блондинки уперся в нее, словно в пустую банку, и блондинка глухо и безэмоционально произнесла:

– Достаньте его оттуда… – Она прошла мимо Кристины, открыла дверь в свою каморку-жилище и скрылась внутри.

Минуту Кристина возилась с отключением задействованных реанимационных функций, потом ей все же удалось перевести биорегенератор в режим ожидания, и она коснулась сенсора выпуска ложа с пациентом.

– Больной умер, – скорбно произнесла она, глядя на практиканток, испуганно сгрудившихся в дверях за порогом операционной. – Достаньте тело и передайте его охране. Я должна проверить Ингеборгу Игоревну!

Кристина подошла к двери в каморку подруги и неуверенно потянула за ручку. Дверь оказалась не заперта. Ингеборга обнаружилась на своем диванчике, с ногами забившись в угол, и беззвучно рыдала, закрыв лицо руками.

– Зая… – Кристина осторожно коснулась подруги. – Мне очень жаль…

– Тебе плевать… – без всякой злобы произнесла Ингеборга, переводя на нее невидящий взгляд. – Всем плевать… Он умер. Остальные трое умрут завтра или через неделю, но все равно умрут. Мне их не спасти. И Олег тоже умрет. Я проведу костномозговую трансплантацию, но это отсрочит смерть на год или два. Потом – все. Если экспедиции будут проходить так же часто, то все его люди скоро получат такие же проблемы. А они будут проходить часто, потому что всем требуется еда. И всем плевать, кто умрет ради того, чтобы они жили. Им главное, чтобы жили они сами. Остальное, может, и грустно, но не более того.

– Многие люди искренне сопереживают… – ласково попыталась успокоить подругу Кристина. – Они очень хотят помочь, просто не умеют…

– И что толку от их желания? – в тихом бесцветном голосе Ингеборги слышалась горечь. – Они бесполезны, Кристи… Их желание ничем не поможет и никого не спасет. Я не сделаю их врачами не за год и не за два, сколько бы желания у них ни было… Тут всего лишь желание ничего не значит… У меня желания больше, чем у них у всех, но я ничего не могу сделать… я не умею всего на свете, Кристи… Я могу лишь лечить твоих бесполезных существ, а спасти единственное, что мне дорого, я не в силах… такая же бесполезная, как все…

Блондинка умолкла и уставилась в одну точку, бесшумно роняя слезы. Подруга что-то говорила ей, пытаясь успокоить, но Ингеборга не слышала ни слов, ни звука ее голоса. Перед глазами одна за другой непрерывно сменялись картины пестрящих красными значениями данных, выведенных на экраны биомониторинга, умирающие пациенты, ее безуспешные попытки их спасти, мертвые тела, перекладываемые с ложа биорегенератора на передвижные носилки, и двери операционной, смыкающиеся за увозящими их охранниками. Он умрет. Она не в силах это изменить. Может, академик из Новосибирска и смог бы, но она не сможет. Она изо всех сил пыталась предотвратить это, но он продолжал выходить на поверхность и подписал себе приговор. И срок его жизни становится все меньше, потому что он продолжает ходить в экспедиции. Скоро она снова останется одна, но на этот раз уже навсегда. И это не изменить. Никак.

Сколько она просидела так, беззвучно роняя слезы, понять не получалось, да и какая разница… Возле нее появлялась то перепуганная Кристина, то еще более перепуганная Светлана, то практикантки… Потом, кажется, рядом была Булавка. Она что-то говорила, касаясь ее руки, но недолго. Все это неважно, потому что бесполезно. Все бесполезно. Большой злой мир снова сожрал все, что у нее было…

– У тебя лишняя капельница есть? – злобное рычание Порфирьева заставило ее вздрогнуть. – С какими-нибудь витаминами без этой вашей сраной химии! Я уснуть не могу! – Варяг стоял на пороге и разглядывал ее хмурым взглядом. – Если ты занята затупанством, скажи, у кого взять?

– Я сейчас приготовлю! – Ингеборга соскочила с дивана, торопливо вытирая слезы, и устремилась в лабораторию. – Что вас беспокоит?

– У тебя опять банан в ухе?! – еще злее осведомился капитан. – Сказал же: уснуть не могу! Шевелись, время идет! Просто сделай каких-нибудь витаминов хотя бы раз, от твоей химии воротит даже во сне! Дай поспать спокойно!

– Подождите две минуты, я сейчас! – всхлипывающая блондинка поспешно доставала из холодильных шкафов приготовленные блоки капельниц. – У меня все есть, я смешала заранее… я дам вам два раствора, общеукрепляющий и поливитаминный! Вы почувствуете себя отдохнувшим, там нет ничего такого, от чего бывают неприятные ощущения, честное слово!

Она выскочила из лаборатории с двумя блоками капельниц в руках.

– Вот… возьмите… – она протянула капельницы разозленному капитану.

– Как их ставить? Одновременно? – Порфирьев недовольным движением забрал у нее капельницы. – Или с перерывом?

– По очереди! – поспешила объяснить девушка. – Одну за другой, можно подряд…

– Понятно, хрен поспишь! – оборвал ее капитан. – Пойдем! Сама поставишь! Я спать буду! Время дорого!

Здоровенная фигура развернулась и устремилась к выходу, унося капельницы. Ингеборга поспешила следом, стараясь не отставать. Если он не может уснуть, это очень плохой знак! После сеансов лечения он должен хорошо спать, если это не так, значит, она снова где-то ошиблась… и это ужасно…

Варяг миновал приоткрытый люк медотсека и направился к себе, не оборачиваясь. Чтобы не отстать, пришлось шевелить ногами. Снаружи вокруг Ингеборги немедленно оказались «снежинки», и люк в медотсек закрылся. Вся эта процессия торопливо семенила за целеустремленно шагающим вечно недовольным здоровяком по пустым коридорам, потому что медотсек четвертые сутки был закрыт на спецобслуживание и очередь к врачу запретили создавать до особого указания. В боковых коридорах встречные прохожие смотрели на едва успевающих за капитаном девушек удивленными взглядами, и «снежинки» недовольными репликами требовали от них отправляться по своим делам.

Возле президентского люкса почему-то обнаружилась еще одна «снежинка», словно стоящая на страже капитанской двери, но Ингеборга не обратила на это внимания. Порфирьев открыл биометрический замок, даже не останавливаясь, и сразу же вошел внутрь, поэтому она поспешила следом, пока чего-нибудь не вышло. Варяг прошел в спальню и посторонился, пропуская ее вперед.

– Положи на кровать, – Порфирьев протянул ей капельницы. – Я пока комок сниму.

Ингеборга развернулась, торопливо укладывая на кровать медицинские блоки, и оказалась к Порфирьеву спиной. Едва она выпустила из рук капельницы, как что-то сгребло ее в охапку, обездвиживая, словно тисками. На сонную артерию легли капитанские пальцы, и все провалилось в сон.

* * *

Проснулась она в прекрасном расположении духа и не сразу поняла, где находится. Только что маленькая Ингеборга играла в прятки с родителями в своем маленьком семейном бункере и вышла победительницей. Отца она нашла почти сразу, он как всегда прятался в чуланчике, за ящиками с запасом сыпучих продуктов. Потом они вместе искали маму, но ее тоже удалось найти быстро, потому что мама спряталась под кроватью Ингеборги, хотя обычно пряталась под своей, но маленькая Ингеборга сразу догадалась, что нужно посмотреть везде. После этого настал ее черед прятаться, и она укрылась в контейнере с запасными фильтрами для фильтровентиляционной установки. Родители разыскивали ее долго, и наверняка вообще бы никогда не нашли, но подвел вынутый из контейнера фильтр. Папа его заметил и понял, что вместо фильтра в контейнере временно живет кто-то другой. Но Ингеборга все равно победила, потому что мама с папой искали ее гораздо дольше, чем она их, а это значит, что она выиграла. Родители улыбались ей добрыми улыбками, теплоту которых она так часто вспоминала с щемящей сердце тоской, и папа сказал:

– Нам с мамой нужно побыть вдвоем, а тебе пора на работу, так что поспеши!

Маленькая Ингеборга серьезно кивнула и потопала вверх по лестнице, ведущей в семейный домик. Однако в комнате, в которую выходил люк, почему-то оказалось абсолютно темно, и Ингеборга растерянно открыла глаза, соображая, почему не срабатывает сенсор включения освещения.

С минуту она лежала в кромешной тьме, пытаясь понять, что происходит, потом на ощупь уселась на кровати, и автоматика зажгла ночник. Оказалось, что она находится в спальне президентского люкса, на роскошной капитанской кровати, бомжевато застеленной изрядно помятым односпальным комплектом. Ее раздели до белья и накрыли пододеяльником без одеяла, потому что последнее было чуть ли не трехспальным и в односпальный пододеяльник не влезало. Прочей одежды и кобуры с пистолетом нигде не обнаружилось, зато на ночном столике возле кровати лежали блоки пустых капельниц и ее наручный коммуникатор, который кто-то перевел в беззвучный режим. Дисплей коммуникатора показывал гору просроченных сообщений от ИИ медотсека и вечер сто двадцать пятых суток после катастрофы, красноречиво намекая на то, что его владелица проспала шестнадцать часов подряд. Ломиться куда-то в срочном порядке в одних трусах и лифчике было явно неподходящим решением, и Ингеборга отправилась на разведку.

– Злюка? – Она осторожно открыла дверь и выглянула из спальни. – Дяденька капитан-маньяк? Вы здесь? Мне можно выйти?

Ответа не последовало, и блондинка прокралась к гостиной, следя за тем, чтобы не попасться на глаза шпионскому жучку в таком виде. Президентский люкс оказался пуст, и по веским причинам дальнейшие поиски было необходимо продолжать в ванной комнате. Капитана там не нашлось, зато нашлась ее одежда и пистолет, почищенный и аккуратно накрытый небольшим полотенцем не первой свежести. Решив, что за это ей ничего не будет, а если и будет, то не очень-то и страшно, Ингеборга влезла в душевую кабину и активировала подачу воды. Покидать маленький рай из горячих и упругих водяных струй как всегда ужасно не хотелось, и девушке не сразу удалось заставить себя выключить воду. Вытираться пришлось капитанским полотенцем, которое было чище тряпки для мытья полов, но ненамного. Девушка осторожно промокнула водяные капельки возле запекшихся на руке следов от недавних капельниц и принялась одеваться.

Приведя себя в порядок, Ингеборга убедилась, что на этот раз ничего не забыла, и выдвинулась решать ребус под названием «как выбраться из президентского люкса». К ее немалому удивлению, замок открылся с первого раза. Едва входная дверь распахнулась, девушка увидела перед собой троих «снежинок» во главе с Булавкой.

– Здравствуйте, док! – Булавка внимательно изучала ее лицо. – Как вы себя чувствуете?

– Очень хорошо, – улыбнулась Ингеборга. – Давно так не было. А где Варяг?

– Экспедиция ушла в Росрезерв за продуктами пять часов назад, – объяснила Булавка. – Варяг приказал вас не тревожить до тех пор, пока вы сами не проснетесь.

– Экспедиция… – улыбка сползла с лица блондинки, и приподнятое настроение улетучилось, сменяясь воспоминаниями о результатах последнего обследования Порфирьева. – Снова…

– Подготовка велась трое суток, – подтвердила Булавка. – Вы были слишком заняты в медотсеке, наверное, пропустили это.

– Видимо, так… – Ингеборга поникла. Он ушел на поверхность, и его без того недлинный остаток жизни стал еще короче. И она ничего не может с этим сделать. – Работы действительно было очень много…

– Возвращаемся в медотсек, док? – «Снежинки» смотрели на нее, ожидая приказаний. – Ваши коллеги сбились с ног, пока вас не было. Медработник Яковлева даже обращалась к Начальнику Центра с просьбой отправить сюда Инженеров, чтобы взломали замок и разбудили вас, но полковник Брилёв не стал отменять приказ Варяга. Так что вас там давно ждут.

– Значит, подождут еще немного! – решительно заявила Ингеборга. – У меня есть более важное дело. Девочки, подержите дверь, чтобы не закрылась, чувствую, второй раз замок меня сюда уже не впустит. Булавка, вы можете мне помочь?

– Без проблем, док! – немедленно ответила охранница. – Что нужно сделать?

– Я заберу отсюда все, что можно выстирать, и сдам в химчистку. И надо получить взамен этого новое белье и полотенца. Кто отвечает за уборку в номерах?! Тут три месяца ничего не менялось!

– Постельное белье сейчас дефицит, – Булавка понимающе покачала головой. – Им занимается отдельная служба, она не связана с клинингом номеров. Там очереди громадные, и первый уровень обслуживается отдельно от второго. Для этого существуют разные подотделы. Но заявок везде целая куча. Мы свои постели предпочитаем стирать самостоятельно, так быстрее. И белье живет дольше.

– Я не знала, – удивленно ответила Ингеборга. – Мне белье приносят регулярно…

– Ваши заявки исполняются в первую очередь, это приказ Начальника Центра. – Булавка усмехнулась. – Кто же будет ущемлять единственного врача?! К тому же вы и так не вылезаете из медотсека. А тут все так плохо потому, что, наверное, Варяг не подал заявку на смену белья. Или она затерялась где-то, это же второй уровень!

– Это ничего не меняет! – решительно заявила девушка и направилась в капитанскую спальню. – Значит, белье из этого номера будет теперь включено в мою заявку! Я займусь этим прямо сейчас! А если кто-то будет против или потеряет заявку еще раз, я на первом же медосмотре имплантирую ему в желудочно-кишечный тракт ампулу с сульфатом магния!

– Не думаю, что кто-то захочет портить отношения с медотсеком, – сдержанно улыбнулась Булавка. – Особенно после того, как просочились слухи, что Кристина Владленовна встречается с Первым. Но… Вы уверены, док, что нам всем не попадет от Варяга за то, что мы хозяйничали у него в номере? Все знают, что он этого очень не любит. Даже сотрудники клининговой службы заходят сюда только в его присутствии!

– Не уверена, – честно призналась Ингеборга, стаскивая с капитанской кровати давным-давно несвежее белье. – Но я рискну. Обещаю, что вылечу вас в случае чего!

– Пойдет! – хихикнула Булавка, помогая ей сворачивать пододеяльник. – Главное, чтобы насмерть не прибил с первого удара, как во время штурма, а то от этого не лечат!

– Надеюсь, до этого не дойдет, – Ингеборга сделала большие глаза. – Если что, прячьтесь в операционной, я попробую его успокоить… если меня саму не прибьют!

– Окей, док! – Булавка вновь прыснула. – Между прочим, страшновато! Шутки шутками, а взбесить Варяга я бы очень не хотела. Он не просто сексист, которому плевать на равенство полов, он очень большой и лучше всех подготовленный сексист!

– Ну… – Ингеборга закончила собирать постельное белье и двинулась в ванную. – Он же должен понять, что получилось, как лучше… а не как всегда! На самом деле он очень хороший… Если бы не он, я уже несколько раз была бы мертвой и пару раз – сумасшедшей. Особенно вчера! Это вы его позвали?

– Другого выхода я не видела, – призналась Булавка, принимая у нее из рук затертые капитанские полотенца. – Вы два часа не реагировали ни на что, даже на Первого…

– Полковник Брилёв приходил в медотсек? – искренне удивилась девушка.

– Его вызвали Инженеры, – подтвердила охранница. – После того как вы чуть не погибли от рук террористов, за вами всегда наблюдает отдельная программа в системе видеоконтроля. Говорят, Инженеры даже связали ее с вашим коммуникатором, чтобы она реагировала на опасные изменения пульса или давления… Но вы не обращали ни на кого внимания, а трогать вас никто не решался, у вас же пистолет. Я предложила позвать Варяга, вдруг это поможет. Он меня чуть не сжег взглядом, когда мы в дверь позвонили, но когда услышал, что с вами, оделся и пришел.

– Он снова меня спас, – Ингеборга грустно вздохнула. – А вот я не могу спасти его.

– Не расстраивайтесь, док, у вас обязательно получится! – убежденно заявила Булавка. – Мы в вас верим! Вы всех излечиваете, и его тоже сможете! Не только Варяг спасает всех нас, но и вы! Вам благодарны десятки людей, особенно я! Меня вы спасли от такого, что было бы похуже смерти.

– Скажите, Булавка… – Ингеборга испытующе посмотрела на «снежинку». – Я не хочу вас обидеть, просто мне нужно понять… Оно того стоило?

– Вы про Абрека, док? – охранница понимающе поморщилась. – Я не обижаюсь. – Она фыркнула: – Конечно, стоило! Полчаса позора – и достойная жизнь вместо уродливого прозябания на втором уровне то ли в роли бомжихи, то ли социальной проститутки, да и то, если на тебя обратят внимание! А если обратят, то никто не дал гарантии, что надолго! Тут было, из чего выбирать!

Булавка засунула под мышку свернутые полотенца и спокойным тоном продолжила:

– В колледже у меня был углубленный курс по истории феминизма. Я хорошо запомнила оттуда одну громкую историю, произошедшую сто лет назад в Голливуде. Сейчас в это сложно поверить, но в те времена там господствовали мужчины, и один из них, какой-то важный толстый известный продюсер, любил склонять к сексу молодых начинающих актрис в обмен то ли на карьерный рост, то ли на беспрепятственное получение ролей, уже не помню. Смысл не в этом. Смысл в том, что девушки, которые отказали ему и другим таким, как он, либо не добились особых высот в Голливуде, либо и вовсе остались безвестными. Зато те, кто не отказались, стали звездами, известными на весь мир! И через то ли двадцать, то ли тридцать лет, когда феминизм вошел в моду, сообща обвинили этого подонка в сексуальных домогательствах! Их там набралось чуть ли не восемьдесят человек! Карьера продюсера рухнула, и его смешали с грязью, разорили и даже, кажется, посадили! И другим таким же потом тоже досталось!

Охранница мстительно скривилась:

– Когда Абрек на собеседовании предложил мне постель в обмен на прием в Службу Безопасности вне конкурсного отбора, я сразу вспомнила ту историю. От одного раза от меня не убудет, как-нибудь переживу, это даже проще, чем те неудачные отношения, с которыми мне пару раз не повезло до войны. Зато я буду жить нормально и независимо! А если у нас когда-нибудь восстановятся старые законы, я соберу таких же, как я, и мы обвиним, кого надо, в сексуальных домогательствах, как те звезды Голливуда! Фактически они сделали на тех продюсерах собственную карьеру дважды: первый раз в самом начале, а второй в конце, когда из-за возраста их популярность была уже не той, что прежде. Очень крутой и тонкий ход! Поэтому я решила, что ничего не теряю, наоборот, получаю более чем реальные перспективы. Нормальная жизнь начнется уже завтра, и еще останется шанс отплатить Абреку за его «помощь»! И я не прогадала!

Она болезненно поникла:

– Только с этим долбаным «отравлением» не повезло… до сих пор не понимаю, как же так! Я же старалась этого не допустить… была уверена, что ничего не случится… – Охранница встрепенулась и решительно заявила: – Я очень вам благодарна, док! Если бы не вы, даже не знаю, что бы со мной сейчас было! Так что, если вам что-то потребуется, только скажите! Я все для вас сделаю! Даже от Варяга по башке получу! – Ее пыл заметно угас, и она добавила: – Лишь бы не убил сразу же на фиг…