Питер Джеймс

Призраки прошлого

Посвящается Тиму и Рене-Жану
— Прошу я, сердце мое, ответь, Быть может, ты знаешь пристава дочь, Что в Ислингтоне живет? — О сэр, давно забрала ее смерть, Которой никто не ждет. Старинная баллада
Peter James

SWEET HEART

Copyright © The Peter James Partnership 1990



© Перевод. ООО «Издательство Центрполиграф», 2019

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2019

Издательство АЗБУКА®

* * *

Питер Джеймс родился в Великобритании, окончил привилегированную частную школу Чартерхаус, а потом киношколу. Был продюсером ряда фильмов, в том числе «Венецианского купца», роли в котором исполнили гениальный Аль Пачино, Джереми Айронс и Джозеф Файнс, а также сценаристом нашумевшего многосерийного «Ситкома перед сном» («Bedsitcom»), номинированного на премию международного фестиваля телевизионной продукции «Золотая роза» в Лозанне.

Прожив несколько лет в США, Джеймс вернулся в Англию и… взялся за перо. Его авторству принадлежат более двух десятков книг, переведенных более чем на 40 языков; три романа экранизированы. Все эти произведения отличает глубокое знание психологии: автор с дотошностью ученого исследует личности полицейских и преступников. Огромным успехом пользуется серия романов о детективе Рое Грейсе: по всему миру продано свыше 30 миллионов экземпляров книг.

Писатель завоевал международное признание в мире литературы: он является лауреатом многих престижных премий за лучший криминальный триллер, в том числе «Алмазного кинжала» Ассоциации писателей-криминалистов, полученного в 2016 году. Однако детективами интересы Питера Джеймса не ограничиваются — его привлекают медицина и другие науки, включая исследование паранормальных явлений. Джеймс приглашен консультантом в полицию Суссекса как редкий знаток приемов криминалистики.

Писатель живет на два дома: в Ноттинг-Хилле (Лондон) и Суссексе, неподалеку от Брайтона. Он обожает своих домашних питомцев и коллекционирует автомобили.

Питера Джеймса называют британским Стивеном Кингом, и справедливость данного утверждения как нельзя лучше доказывает эта мистическая, леденящая кровь история, которая происходит в повседневной обстановке.
Booklist

Книга держит в напряжении от начала до конца.
Джеймс Герберт, автор «Волшебного дома»

Нигде больше не найдешь столь пронзительно точного описания типичного оруэлловского кошмара.
Shivers

Грандиозный талант… Джеймс — один из немногих писателей, чьи книги никогда не разочаровывают.
Starburst

Стремительно раскручивается детективный сюжет… Роман захватывает с первых страниц.
Chicago Tribune

Питер Джеймс по праву занимает литературную нишу между Стивеном Кингом и Майклом Крайтоном.
Mail on Sunday

1

У проржавевших ворот собака остановилась, а потом неожиданно юркнула под них.

— Перегрин! — позвала хозяйка. — Перегрин! Немедленно вернись!

В эти ворота никто никогда не входил, если не считать нескольких коммивояжеров, да и те потом признавались, что, когда они там оказывались, их мороз по коже подирал. Даже Перегрин, очень любопытный и пронырливый пес, который вечно совал свой нос куда не следует, ни разу не забегал туда раньше.

— Ну же, хороший песик! Вернись к мамочке!

Но голос женщины терялся в шуме запруды, что находилась ниже.

— А ну иди сюда! — снова позвала хозяйка. — Перегрин!

Почти всегда она выгуливала собаку по этой дорожке, переходила через железный пешеходный мостик и шла дальше, вон в тот лесок, каждый раз невольно ускоряя шаг около старинной усадьбы. Она старалась даже не глядеть лишний раз на заброшенную мельницу, на сад внизу и на дом, где обитала загадочная старуха-затворница.

Женщина распахнула высокие ворота и всмотрелась в подъездную дорожку. Ее йоркширский терьер как раз взбегал по ступенькам крыльца. Он не остановился на пороге, просунул любопытную мордочку в приоткрытую парадную дверь и исчез.

— Перегрин! — в испуге завопила хозяйка. — Назад! Перегрин! — И бросилась за ним по дорожке.

Рев воды в запруде делал безмолвие дома еще более устрашающим, а гравий, хрустевший под ногами, наводил на мысль, что его насыпали намеренно, чтобы невозможно было приблизиться к особняку бесшумно. Женщина остановилась у ступенек, истекая по́том: летнее утро выдалось жарким. Отсюда дом, возвышавшийся на насыпи, казался еще больше.

— Перегрин! — Теперь ее голос звучал более спокойно. — Ну где же ты?

Слыша равномерное настойчивое тявканье терьера внутри дома, она ощущала, как чьи-то глаза наблюдают за ней из темного окна — глаза старухи с уродливым обожженным лицом.

Поднявшись по ступенькам, женщина остановилась, чтобы перевести дыхание. Собака продолжала тявкать.

— Перегрин! — продолжала звать хозяйка, всматриваясь через приоткрытые дубовые двери в мрачный коридор.

У порога она заметила молоко, целых пять бутылок, а еще картонную коробку с яйцами. За дверью на полу были разбросаны газеты и письма. Дом казался спокойным. Она нажала на звонок, но ничего не услышала, попыталась еще раз, однако звонок молчал. Тогда женщина постучала медным ободком потускневшего дверного кольца — сначала осторожно, потом сильнее. Глухой стук эхом отозвался внутри, а лай собаки становился все настойчивее.

С усилием она толкнула дверь, пытаясь отворить ее пошире, и вошла в дом. На дубовом полу возвышалась покрытая пылью гора писем и газет.

В небольшой темной прихожей с низким потолком и каменными стенами неприятно пахло. Справа от лестницы, ведущей наверх, находился коридор с дверями по обе стороны. На украшенном витиеватой резьбой столике стоял зловещего вида бюст с крылышками. Из запыленного зеркала на стене на женщину смотрело ее мутное отражение. В конце коридора в темноте залаяла собака.

— Эй! — крикнула незваная гостья, подняв голову. — Есть здесь кто-нибудь?

Оглядевшись в надежде обнаружить проявление хоть какой-нибудь жизни, она увидела множество фотографий в рамке, на которых была запечатлена элегантная дама. Правда, лицо на всех снимках было старательно выжжено, вокруг обугленных дыр виднелись лишь пышные волосы, изящно подвитые по моде сороковых-пятидесятых годов. Стены гостиной были увешаны этими фотографиями, и все — без лиц! Женщина ужаснулась, — похоже, старуха была еще более чокнутой, чем все думали.

Пес скребся у двери в конце коридора.

— Да иди же сюда, черт тебя побери, — тихо позвала она.

Терьер жалобно заскулил. Подойдя к собаке, женщина яростно вцепилась в ошейник и вдруг почувствовала, что на плечо ее упала какая-то тень. Она стремительно обернулась, но это оказалась всего лишь тень от входной двери, колеблемой ветром. Она поморщилась от отвратительного запаха, который чувствовался здесь еще сильнее. Собака снова заскулила и задергалась, словно пытаясь что-то сообщить хозяйке. Женщине хотелось поскорее уйти, выбраться отсюда, но настойчивость Перегрина ее встревожила. Отпустив пса, она постучала в дверь костяшками пальцев. Терьер залился лаем.

Женщина повернула ручку, отворяя дверь, и собака стрелой влетела внутрь. Невероятное зловоние, смесь прокисшего молока, несмытого унитаза и сильно протухшего мяса, ударило в лицо.

— Тьфу ты, гадость какая!

Женщина зажала пальцами нос и вошла внутрь, откуда доносилось жужжание мух, которых здесь была целая туча. А затем она услышала и другой шум — нечто вроде слабого шуршания дорогого шелка. Судя по всему, она оказалась на кухне. Старенький стеллаж для сушки посуды, на столе пепельница, набитая перепачканными губной помадой окурками, а рядом открытая банка тушенки, содержимое которой уже начало плесневеть. Дверца холодильника приоткрыта.

«Вот откуда этот ужасный запах», — подумала женщина с облегчением.

И тут она увидела ноги старухи.

Та лежала ничком на пороге, в дверном проеме, ведущем, надо полагать, в котельную, и сначала хозяйке Перегрина показалось, что старуха дышит. Вроде как у нее слегка шевелились ноги и рот, а также она моргала левым глазом — единственным, который был виден гостье. Шевелились также и руки. А шея так прямо колыхалась, словно пшеничное поле на ветру.

Женщина вгляделась как следует и испуганно отшатнулась. Ужас, накрепко сковавший ее горло, остановил рвотные позывы. Собака, непрерывно лая, стояла перед трупом. А хозяйка ее стремглав выскочила из дома.

Ну и мерзость! Она чувствовала их на собственной плоти, ощущала, как они колышутся, вгрызаясь в плоть, и мысленно смахивала их со своих бедер, со своих запястий — миллионы воображаемых извивающихся личинок, падающих на гравий. Женщина торопилась домой, к телефону, жадно глотая свежий воздух; она неслась во весь опор, потому что ей казалось, будто старуха ковыляет за ней следом, а личинки корчатся, падая из ее уже пустых глазниц, с ее щек и рук, подобно белому дождю… Бедняжке слышался визгливый голос старухи: «Оставь меня в покое! Не мешай им! Дай им поесть! Это всего лишь мое тело, мое отвратительное, покрытое шрамами тело! Моя тюрьма! А они освобождают меня! Ты что же, дура этакая, не видишь, что они освобождают меня?!»

2

В тот день Чарли уронила велосипед, и теперь педаль задевала о кожух цепи с раздражающим «клац-клац-клац», пока она, опустив голову, крутила колеса в насквозь промокшей одежде. Мелкий июньский дождичек оранжевой дымкой повис над улицей, освещенной натриевыми фонарями. Мимо нее струился поток машин; какой-то грузовичок проехал слишком близко, оттолкнув ее брызгами грязи из-под колес, словно невидимой рукой, к самому краю тротуара. Чарли вильнула в сторону.

Сквозь дождь пробились глухие звуки музыки: речное судно, украшенное флажками и освещенное, как рождественская елка, пробороздило чернильные воды Темзы и скрылось из виду.

По боковой дорожке она поднялась на тихую Тонсли-стрит и свернула налево, на улочку с террасами в викторианском стиле. Потом проехала мимо безмолвных припаркованных автомобилей, щеголеватых «БМВ» и парочки «порше». Когда пятнадцать лет назад они с Томом переехали сюда, это был весьма захудалый райончик, населенный в основном пенсионерами. Однако в ту пору они ничего лучше просто не могли себе позволить. Ну а теперь это модный район Лондона, с очищенными пескоструйными аппаратами фасадами домов, изящными парадными дверями и блюдцами спутниковых телеантенн, пришпиленных к крышам наподобие значков какого-нибудь недоступного простым смертным элитного клуба.

Чарли слезла с велосипеда и, увидев чуть подальше припаркованную машину Тома, разволновалась. Она до сих пор спешила к мужу каждый вечер, ждала встречи столь же нетерпеливо, как и двадцать лет назад, когда ей было всего шестнадцать и они только что познакомились… А порой Чарли казалось, что ее чувства за это время стали еще сильнее. В особенности после размолвок, происходивших все чаще и чаще, так что она даже начала опасаться, что однажды, придя домой, обнаружит вместо Тома лишь записку от него.

Из-за дождя темная мостовая казалась глянцевой. Отперев входную дверь, Чарли закатила велосипед внутрь и прислонила его к обшитой дубовыми панелями стене прихожей.

Бен, золотистый ретривер, вышел навстречу хозяйке, держа в зубах голову резиновой куклы, изображавшей Нила Киннока.[1]

— Привет, малыш! — сказала Чарли и, опустившись на колени, потрепала пса. — Рада тебя видеть! Эй, только не надо на меня прыгать! — Она закрыла за собой дверь и громко крикнула мужу: — Я дома! Добрый вечер!

— Добрый! — отозвался Том со второго этажа.

Чарли стряхнула воду с волос, стащила накидку, швырнула ее на перила и мельком взглянула в зеркало:

— Ну и видок у меня!

Ее волосы спутались и торчали во все стороны, да еще вдобавок с правой щеки стекала тушь. С решительным выражением воина из племени апачей Чарли потерла щеки, а потом пальцами расчесала и пригладила волосы.

— Вроде бы стало капельку получше, да? — сказала она собаке.

Струйка дождевой воды сбежала с волос и просочилась под пуловер, пока Чарли поднималась на второй этаж и шла по коридору в каморку Тома. Следом топал Бен. В темной и уютной комнатке, освещенной настольной лампой, муж, склонившись над столом, изучал пачку документов, соединенных хомутиком розовой резинки. Поверх полосатой рубашки на нем был синий пуловер с треугольным вырезом. Возле правой руки стоял бокал джин-тоника. Том поднял голову:

— Привет.

У Тома был открытый, спокойный характер, он редко выплескивал на других свое мрачное настроение. И все же случалось, он пугал Чарли внезапными вспышками ярости или отчуждением, длившимся иногда целые дни. Вот и сейчас…

— До сих пор работаешь? — спросила она, подходя и целуя мужа в щеку.

— Кто-то ведь должен зарабатывать деньги.

— Ну вот! — возмутилась она. — Ты же сам настоял, чтобы я ушла со службы, а теперь меня этим попрекаешь.

Том снова уткнулся в документы. Она смотрела на него и постепенно успокаивалась.

— Играл сегодня в теннис?

— Нет, у моей клиентки возникли проблемы: ее бывший муж после развода самовольно забрал детей, так что придется решать вопрос через суд. А как прошел день у тебя?

— Нормально. Ходила на сеанс иглоукалывания, помогала Лоре в магазине, а потом смотрели с ней «Ширли Валентайна».

— Мы ведь уже видели этот фильм.

— Лора не видела. Мне никто не звонил?

Он зевнул.

— Нет. Как прошло иглоукалывание?

— Как всегда, приятного мало. — Чарли уселась к Тому на колени и нежно к нему прильнула, обхватив рукой за шею. — Не грусти.

Он положил руку жене на живот:

— Думаешь, иглоукалывание поможет?

Она пожала плечами:

— Врач считает, что есть смысл продолжать лечение.

— Еще бы он так не считал, получая по тридцать фунтов стерлингов за сеанс.

Чарли посмотрела на чистые, тщательно отполированные ногти мужа. Том всегда очень заботился о своей внешности. Даже когда у них совсем не было денег, ему удавалось выглядеть щеголем. Она украдкой бросила взгляд на собственные обкусанные ногти, в очередной раз дав себе слово избавиться от этой дурной привычки. Том вечно ворчал по поводу ее ногтей, особенно если был не в духе.

Том отстранился от нее:

— Господи, да ты вся промокла!

— Синоптики обещали, что день будет солнечным.

— Тебе не следует ездить на велосипеде.

— Да это так, для развлечения. И для фигуры очень полезно.

— Фигура у тебя и без того прекрасная. Вовсе ни к чему колесить по Лондону на велосипеде.

Сердце Чарли тревожно сжалось, когда он рывком открыл ящик стола, вытащил книгу под названием «Бесплодие и его причины» и постучал по обложке:

— Здесь вот говорится, что переизбыток физических упражнений мешает зачатию. Они как бы иссушают все внутри. Я бы вообще исключил подобные нагрузки, если тебе, конечно, интересно мое мнение.

«Пожалуйста, давай не будем сегодня скандалить», — мысленно взмолилась Чарли, вставая. Она прошлась по комнате, рассматривая книжные полки, игрушечную машинку «феррари», которую сама подарила мужу на Рождество, пособие по игре в гольф. Взяв кубик Рубика, слегка крутанула его — пыль так и полетела во все стороны.

— Кстати, ты не обсуждала это с врачом, который делает тебе иглоукалывание?

За окном прошумела машина. Грани кубика поворачивались с мягким хрустом.

— Нет. По-моему, он очень странный. Выдвигает порой какие-то совершенно безумные теории, — сказала Чарли.

— Совсем как ты.

— Когда это я выдвигала безумные теории?

— А как насчет шоковой терапии? Ты еще ходила туда с Лорой. Как эта методика называется? «Второе рождение», что ли?

— А что, очень даже неплохая методика.

— Ага, замечательная. Один сеанс «второго рождения» — и никакого секса на пару месяцев. — Он покачал свой бокал, дребезжа льдом. — Ты разве не в курсе, что, не трахаясь, нельзя ведь сделать ребенка?

Чарли молчала.

— Тебе надо продолжить сеансы ретрогипноза, о котором ты в последнее время постоянно твердишь. Возможно, ты обнаружишь, что в прошлой жизни была монахиней.

— А вот Лора считает…

— Мне неинтересно, что считает Лора. — Он отхлебнул немного джина. — Неужели ты обсуждаешь нашу сексуальную жизнь с подругами?

На одной стороне выстроились три желтых квадратика. Она снова покрутила кубик.

— А ты разве не говоришь об этом с приятелями?

— Да мне и обсуждать-то нечего. У нас с тобой теперь одни научные эксперименты и никакой сексуальной жизни. Вот ответь: когда ты в последний раз наслаждалась сексом?

Она поставила кубик обратно на полку, подошла к мужу и снова поцеловала его:

— Ну не будь таким, Том. Я всегда наслаждаюсь и чувствую себя так, как будто, — она прикусила губу, — это в последний раз.

Голос Тома смягчился:

— Дорогая, врачи утверждают, что ты не беременела раньше, поскольку слишком много и напряженно работала. Поэтому ты и уволилась со службы. Но никто не говорил, что тебе надо отказаться от секса. — Он стиснул ее руку и переменил тему: — Слушай, я тут присмотрел один очень симпатичный дом. И сегодня как раз выяснил подробности.

Муж щелчком распахнул папку с пачкой бумаг от агентов по продаже недвижимости. Когда Чарли увидела в середине цветную фотографию, ей почудилось что-то знакомое, но ощущение было мимолетным, как тень, и тут же исчезло. Снимок оказался нечетким, к тому же здание частично скрывали заросли кустарника. Это был большой дом в стиле Тюдоров. Нижняя половина — из красного кирпича, а верхняя оштукатурена. Вдоль стены фасада тянулись небольшие, разделенные вертикальными перегородками окна, а венчала все высокая крутая крыша, нависшая над особняком, словно чересчур большая шляпа. В целом дом выглядел усталым, запущенным и довольно-таки унылым.

Чарли прочитала описание: «ЭЛМВУД-МИЛЛ, ЭЛМВУД, ГРАФСТВО СУССЕКС. Очаровательный дом в очень уединенном месте, с надворными постройками, старинной водяной мельницей XV века и большим кирпичным амбаром. Усадьба нуждается в некоторой модернизации. Площадь — около трех акров».

— Я думаю, что я… что мне… — начала Чарли и замолчала.

— В чем дело? — напрягся Том. — Тебя что-то смущает?

Она покачала головой:

— Нет, ничего. Просто… мне показалось, что я узнала этот дом.

— Он тебе нравится?

— Да, очень симпатичный. — Чарли просмотрела бумаги. — Но здесь ничего не говорится о цене — небось стоит запредельных денег.

— Я уже звонил в агентство. — Том торжествующе улыбался. — Они просят двести пятьдесят тысяч, но сказали, что торг уместен. Постараюсь сбить цену до двухсот двадцати пяти.

— Думаешь, это возможно?

— Конечно, за такую развалюху им никто больше не даст.

— Ну, тогда у нас хватит денег! — радостно завизжала она, и Тома неожиданно тронули радость и энтузиазм жены: в ней словно бы заговорила надежда.

Капелька дождевой воды упала на щеку Тома, но он этого не заметил. Даже промокшая насквозь, Чарли для него пахла замечательно. От нее всегда исходил чудесный аромат, и еще было в ней что-то такое, что сразу привлекло его: обаяние девчонки-сорванца — очаровательная мордашка и бесконечные проказы. Тонкая, но сильная, Чарли выглядела в мини-юбке, да и в джинсах тоже, просто сногсшибательно и всегда казалась Тому необычайно желанной. С момента самой первой встречи между ними сразу возникло взаимное притяжение.

Он прекрасно понимал, что ему следовало быть терпеливым и понимающим, сочувствующим и заботливым мужем, однако негодовал из-за того, что Чарли никак не могла забеременеть, хотя в этом, возможно, был отчасти виноват и сам. В конце концов они решили перебраться в сельскую местность. Уехать из Лондона, подальше от вечного смога и суеты. На природе все должно было измениться к лучшему.

— Я договорился встретиться с агентом завтра. Не стоит затягивать. Кажется, кто-то еще проявляет интерес к этому дому, — сказал Том. — В три часа. Хорошо?

Она кивнула и посмотрела на фотографию. Ощущение узнавания вернулось к ней.

— Ты покормил Бена? — спросила она.

— Угу.

— А Горация?

— Черт, забыл.

— Ты всегда забываешь о Горации.

— Так научи Горация лаять, чтобы он сам напоминал о себе. — Том зевнул и закрыл папку. — Мне надо еще поработать.

— Тебе понравилась пицца?

— Угу. — Он уже углубился в документы.

Чарли спустилась на первый этаж. Бен обогнал ее и бросился к входной двери.

— Извини, малыш, но я не собираюсь выходить на улицу в такой дождь. Я хочу принять горячую ванну. Ты сам можешь сбегать в сад. — Она прошла на кухню и открыла заднюю дверь. — Давай, вперед!

Усевшись на пороге, Бен по-стариковски вздохнул.

— Господи, ну ты и лентяй! — Чарли подошла к кухонному шкафу. — Эй, Гораций, уж ты-то не боишься промокнуть, правда? — Она прижалась лицом к стеклянному шару. Очаровательная золотая рыбка подплыла поближе и, широко разевая рот, уставилась на нее, словно увидела нечто невообразимое. — Как делишки? — Она открыла кормушку. — Полагаю, ты не будешь возражать против переезда в деревню, Гораций? Небось, и тебе чертовски надоел этот шумный Лондон, а?

Она бросила в аквариум щепотку корма, рассеявшегося по воде, как дождевое облачко от ветра. Рыбка неторопливо поднялась на поверхность и сделала первый ленивый глоток.

Элмвуд-Милл. Что-то забрезжило в глубине ее памяти. Словно чье-то забытое имя всплыло оттуда, вертясь на кончике языка и дразня, а потом ускользнуло.

Чарли поднялась в ванную. Когда она, повернув краны, пустила воду, то ее по какой-то непонятной причине вдруг охватил страх.

3

Усадьба находилась у озера, в конце узкой дорожки около мили в длину, спускавшейся по склону. По пути им попалось только три дома, последний — более чем в полумиле от конечной цели путешествия. Сквозь деревья, за обваливающейся кирпичной стеной, верх которой был утыкан битым стеклом, Чарли увидела зелено-белый дом. Солнечные лучи сверкали через перекладины трухлявых деревянных ворот.

Встреча с агентом была назначена на три. А часы в автомобиле показывали без четверти четыре.

— Этот хмырь, должно быть, уже смылся, — сказал Том.

Чарли выпустила Бена наружу. Песик неуклюже побежал, отряхнулся, подпрыгнул и задрал лапу у стены. Ее любимцу было восемь месяцев от роду, совсем еще щенок. Они приобрели его, когда Чарли уволилась с работы.

В машине было шумно от работающего мотора. Чарли потянулась, пытаясь стряхнуть с себя сонливость, и мысленно попеняла Тому за то, что он поднял ее так поздно. Вечно что-нибудь не слава богу. Уже больше года они пытаются найти подходящий дом, но всякий раз им не везет. То комнаты слишком малы, то соседи живут чересчур близко, то вдруг появляются другие покупатели — и цена мигом взлетает. Они столько раз уже начинали все сначала, что научились не питать напрасных иллюзий.

Черные тучи, подобно паровозам, маневрировали по голубому небу. Пышная от долгих проливных дождей листва трепетала на ветру, и волосы женщины тоже развевались под его порывами. Мокрая трава блестела под ослепительным солнцем. В туфельки Чарли просачивалась влага.

Окруженное деревьями, вдаваясь причудливыми изгибами в берега, раскинулось озеро. Прямо перед ними на островке травы, под прибитой гвоздями к дереву поблекшей доской с надписью «Частная собственность. Рыбная ловля запрещена. Только для членов клуба», валялся какой-то одинокий перевернутый вверх дном ялик. Сразу за доской можно было разглядеть металлический пешеходный мостик, перекинутый через запруду, и тропку, ведущую вверх, в рощицу.

Над головой пролетела стайка скворцов. Чарли почувствовала холодное дуновение ветра, скорее мартовского, чем июньского, и крепко обхватила себя руками. Она услышала треск ветвей, карканье вороны, похожее на скрежет пилы, рев воды в запруде. Эти звуки только подчеркивали непривычную после лондонской суматохи тишину. Было странно не слышать шума уличного движения и людских голосов.

Когда Том распахнул калитку, раздался резкий лязг металла, и болт проскреб по гравию подъездной дорожки. Глядя на мужа, Чарли подумала, что они, наверное, смотрятся довольно странно. После заседания суда он не переоделся: щеголял в костюме в тонкую полоску и модном плаще. На самой Чарли были джинсы и мешковатый пуловер, а сверху яркая куртка.

Сердце ее запрыгало, когда она разглядела широкую подъездную дорожку и несколько строений, приютившихся ярдах в ста от них, в ложбине между мшистыми берегами. Вот он, этот дом, совсем не такой, как на фотографии; а вот кирпичный амбар и полуразвалившаяся деревянная водяная мельница.

И никаких признаков жизни внутри, окна дома наглухо зашторены. Вода, падая из запруды в шлюзовой пруд с кирпичными стенками, сначала сердито пенилась вокруг неподвижного колеса, а потом стремительным узким потоком проскальзывала по саду, под украшенным резьбой деревянным мостиком, мимо амбара и еще дальше — на участок для выгула скота.

Чарли разволновалась, хотя дом оказался меньше, чем она представляла, да и состояние его было хуже. Тени собирались на неровной крыше, когда ветер пробегал по деревьям, и казалось, что вытянутое в форме буквы «Г» одноэтажное здание в любой момент может обрушиться на сарай для угля и пустую бочку, стоявшие позади дома, среди буйно разросшейся крапивы. Вдруг Чарли насторожилась.

Ей показалось, будто бы здесь чего-то не хватает.

Она внимательно огляделась, то и дело подмечая новые детали. Вот ванночка для птиц, тачка, курятник… Два дуба, с корнем вырванные ураганом, лежали, прислонившись друг к другу, на передней лужайке, и их ветви переплетались, словно тела погибших в схватке динозавров.

Чарли сообразила, что ложбина была речной долиной, до того как река образовала это небольшое озеро. Если не считать газона, вроде бы недавно подстриженного, все здесь выглядело запушенным. Пара кустов рододендрона, несколько беспорядочно разбросанных клумбочек, на которых цветы явно выросли сами по себе, маленький фруктовый сад…

Но чего-то определенно не хватало.

Ее взор притягивал аккуратный участок травы повыше берега, за амбаром, между идущим от мельницы каналом и рощицей. Подмышки у Чарли вспотели, она почувствовала головокружение и вцепилась в руку Тома.

— Ты в порядке? — спросил он.

Пряди волос щекотали ее щеки. Чирикала птичка.

Плеск волн на озере, вода, падающая с запруды, ветер в кронах деревьев, царящее вокруг безмолвие — все это как будто бы затрагивало какие-то потайные струны ее души и волновало, словно обрывки старой забытой мелодии…

— Чарли? Дорогая? — Том потряс ее за руку. — Эй, тебе плохо?

— А? Что? — Она очнулась и на мгновение почувствовала себя сбитой с толку. — Извини, я просто… — Она улыбнулась. — Все замечательно, этот дом нам подходит.

— Не спеши. Кроме нас, на него есть еще покупатели, да и нам самим, возможно, внутри не понравится.

— Быть такого не может!

Промчавшись по подъездной дорожке, Бен вприпрыжку побежал к заросшему травой берегу.

— Бен! — закричала Чарли. — Нельзя!

— Да пусть побегает, хозяев-то все равно нет.

— Может, позвонить агенту и сказать, что мы уже здесь?

— Давай-ка сначала подойдем поближе и посмотрим.

Кирпичные стенки мельничного пруда, глубокого и холодного, были покрыты липким илом. Грохот воды становился все громче и громче по мере того, как они брели вниз. Чарли ощутила на лице прохладные брызги.

— Этак нам все время будет хотеться пи-пи, — заметил Том.

Под украшенным резьбой мостиком текла чистая вода, и Чарли представила, как в теплые летние вечера они станут ужинать здесь вдвоем, у самого ручья. В хорошую погоду можно будет привезти сюда маму. А если перестроить амбар, то в нем мог бы жить отец Тома. Если, конечно, эти двое перестанут наконец собачиться.

Вблизи дом казался больше. Детали фасада очаровывали: эти слегка скошенные углы в елизаветинском стиле. Правда, штукатурка наверху крошилась, деревянные балки прогнили, а кирпичная кладка на первом этаже лежала неровно. Окна были маленькими и все разной величины.

Хлопнула дверца автомобиля. Бен с лаем примчался обратно. Коренастый, солидного вида незнакомец с голубой папкой под мышкой торопливо прошел в калитку. Он слегка растопыривал при ходьбе руки и ноги, чем смахивал на пингвина. Мужчина приостановился, чтобы потрепать по спине Бена, и был вознагражден за это грязными отпечатками на брюках. И вот уже агент по недвижимости стоит перед Чарли и Томом: пухлый человек с лицом алебастрового цвета, запыхавшийся и энергичный; легкие черные мокасины отполированы до блеска, в нагрудном кармане сверкают авторучки.

— Мистер и миссис Уитни? Ради бога, извините, что заставил вас ждать.

Он слегка отклонился назад, и ветер приподнял пряди волос, прикрывавших его плешивую макушку.

— Мы и сами немного опоздали, — признался Том.

— О да, мудрено отыскать этот дом с первого раза. — На лацкане серого пиджака чопорно посверкивал значок элитного ротари-клуба. — Моя фамилия Бадли, я представитель агентства недвижимости «Джонатан». — Мясистые пальцы резко потянули вниз руку Чарли, словно дергая дверной колокольчик. — Решили переехать из Лондона на природу?

— Да.

— Имейте в виду, подобные раритеты попадают на рынок раз в десять лет.

— Окна выглядят неважно, — заметил Том.

— Это отразилось на цене. Тут ведь мало что делалось в последние годы. — Мистер Бадли покрутил на пальце кольцо с печаткой. — Этот дом был возведен еще в стародавние времена, чуть ли не при Вильгельме Завоевателе. Но, естественно, с тех пор его достраивали и модернизировали.

Чарли внимательно посмотрела на мшистый берег, на ровный участок травы, на лесок, на радостно играющего Бена, а потом перевела взгляд на Тома, пытаясь прочитать мысли мужа, однако лицо того было совершенно бесстрастно.

— А уж ребятишкам тут какое раздолье, — добавил мистер Бадли.

Чарли перехватила взгляд Тома. Тот привязал Бена к скобе для чистки обуви у нижней ступеньки, и они вслед за агентом поднялись по лестнице к дубовой входной двери с потускневшим кольцом в виде львиной головы. Ветер трепал куртку Чарли. Она спросила:

— А как долго дом пустует?

— Всего лишь около девяти месяцев. Мисс Делвин скончалась в конце прошлого лета, — ответил мистер Бадли.

— Здесь? — спросила Чарли. — В этом вот доме?

— О нет, не думаю.

— Мне всегда немного не по себе там, где кто-нибудь умер, — пояснила Чарли.

— Вам, разумеется, известно, кем была Нэнси Делвин? — Мистер Бадли произнес ее имя с благоговейной почтительностью.

Чарли вопросительно взглянула на мужа. Тот пожал плечами:

— Нет.

— Модельером, — произнес мистер Бадли тоном, показывавшим, насколько они его разочаровали. — В сороковых годах она была очень знаменита. — Агент наклонился к ним и понизил голос: — Шила для королевской семьи. — Он дал клиентам время переварить столь значительную информацию, а затем указал на поблескивавшую на солнце медную дверную табличку с гравировкой, потемневшей от забившейся внутрь грязи. — Свидетельство о страховке на случай пожара: оригинальная табличка тысяча семьсот одиннадцатого года! Этот дом — прямо-таки живая история.

Он вставил ключ в замок и повернул его так осторожно, словно открывал раковину с жемчугом. В маленьком холле пахло, как в церкви. Справа и слева они увидели закрытые двери с железными засовами, впереди — какую-то узкую лесенку, а справа от нее — темный коридор. На столе в прихожей, под покрытым паутиной зеркалом, стоял чей-то маленький бюст с крылышками.

Мистер Бадли щелкнул выключателем. Послышался резкий металлический звук, но свет не вспыхнул. Потемневший от сажи абажур был прикреплен к брусьям потолка, таким низким, что Чарли могла бы поменять лампочку, даже не поднимаясь на цыпочки.

— Электричество все время барахлит, — пояснил агент. — Щиток находится в подвале. Мы могли бы начать осмотр как раз оттуда.

Они прошли по коридору; звук шагов Тома, обутого в туфли с металлическими набойками, эхом отдавался от дощатого пола. Обитые дубом стены нуждались в полировке и, казалось, источали недовольство незваными гостями. Десятки крючков и гвоздиков для картин торчали из панельной обшивки. Мистер Бадли остановился у одной из дверей и, заметив выражение лица Чарли, сказал:

— Наследники сняли картины. Там были ценные полотна, их побоялись оставлять в пустом доме. — Затем он открыл дверь, над которой шли толстые трубы, и, включив крошечный фонарик, предупредил: — Осторожно, здесь крутые ступеньки.

Поежившись от сквозняка, Чарли шагнула вниз, в кромешную мглу, следом за мистером Бадли; на них пахнуло углем и сыростью. Агент посветил фонариком на запыленный электрический счетчик, потом на металлический щиток с множеством допотопных керамических пробок. Послышалось потрескивание, вспыхнули искры, и жиденький свет залил помещение.

Громко взвизгнув, Чарли вцепилась в Тома. Группа манекенов, лысых и обнаженных, взирала на них со своих подставок.

— Мисс Делвин часто работала здесь.

— Господи, как же я испугалась!

Чарли опасливо осмотрела подвал: на неровном кирпичном полу стояли ящик из-под вина, инвалидное кресло на колесах и металлический сейф. Отверстие в дальней стене зияло чернотой. Том повернулся к безмолвно глазевшим на них манекенам:

— Здравствуйте, дети, а теперь можете сесть.

Чарли принужденно захихикала.

— Вот сюда, — мистер Бадли показал на щиток, — встроено реле. Но по неизвестной причине цепь оказалась перегруженной.

— Выглядит весьма примитивно, — заметил Том.

— Проводку надо менять.

Площадка первого этажа освещалась двумя лампочками в форме свечек в позолоченном настенном канделябре. В узкой нише стояло кашпо с засохшим растением. Пол был слегка перекошен, как и выходящее в сад окно с ситцевыми занавесками. Вкупе с деревянными балками и низким потолком все это создавало впечатление, что ты находишься в трюме старого корабля.

— А не рухнет? — обеспокоенно спросил Том. — Обследование фундамента не проводили?

— Пока что нет, — ответил мистер Бадли, — но я не вижу в этом нужды. Подобные дома могут слегка накрениться, но они прочные, как скала. Если вдруг начнется ядерная война, то я бы предпочел находиться здесь, а не в каком-нибудь шикарном современном особняке.

Спальня напомнила Чарли загородную гостиницу: деревянные оштукатуренные стены и гигантская дубовая кровать с резьбой, покрытая довольно пыльным стеганым покрывалом цвета пергамента. Еще здесь стояли кленовый гардероб и туалетный столик с серебряной щеткой для волос, гребнем и хрустальными бутылочками; на всех предметах толстым слоем лежала пыль. Сквозь застоявшийся запах ветхой материи пробивался слабый аромат мускусных духов.

— Окна выходят на восток, — объявил мистер Бадли. — По утрам эта комната буквально залита солнцем.

— Здесь много места, — заметила Чарли. — Можно сделать несколько компактных стенных шкафов. И вообще мне тут нравится.

Из окна открывался потрясающий вид на озеро.

— Эту мебель увезут? — спросил Том.

Мистер Бадли кивнул. И добавил:

— Но если вас что-то заинтересует, цену можно обсудить.

Позади них была крошечная дверца, проходя через которую мистеру Бадли даже пришлось пригнуться.

— Примыкающая к спальне ванная — одна из особенностей дома, — пояснил он. — Все сделано с безупречным вкусом, недаром Нэнси Делвин была знаменитым модельером.

В ванной с золочеными кранами преобладал ядовито-розовый цвет, там отвратительно пахло карболкой и плесенью.

— Здесь стенной шкаф, сушилка и уборная. А это самая маленькая из гостевых комнат, из нее может получиться превосходная детская, — продолжал экскурсию шагавший впереди мистер Бадли. — Зато соседнее помещение значительно больше. Это бывшая рабочая комната мисс Делвин. Подумать только, она шила одежду для королевской семьи именно здесь, в этой вот…

Мистер Бадли не договорил и принялся с интересом рассматривать комнату: швейная машинка с ножным приводом, накрытая обрезками материи; портновские мелки и выкройка, придавленная большими ножницами; стол с блокнотом для эскизов и стаканом, полным цветных карандашей. На груди одного из манекенов Чарли прочла выполненную по трафарету надпись: «Стокман 12», другой был частично прикрыт лохмотьями черной тафты. Стены украшали беспорядочно пришпиленные эскизы. Рекламный плакат с изображением уткнувшейся в горжетку красотки в шляпе, белых перчатках и элегантном платье сообщал, что эта дама — «ИЗБРАННИЦА МОДЫ».

В комнате стоял холод, просто ледяной холод. Чарли поплотнее запахнула куртку.

— Здесь можно устроить для тебя отличный кабинет, Том, — сказала она и подошла к окну. Ее взор притягивал аккуратный участок травы на берегу позади амбара. — Скажите, мистер Бадли, а не было ли здесь раньше конюшен?

— Конюшен? — переспросил агент. — Не знаю, ничего про это не слышал. Вы, разумеется, можете их построить. — И он поспешно увел потенциальных покупателей из комнаты.

Кухня была когда-то выдержана в кремово-желтых тонах. Под потолком, неровно окрашенным ядовитого оттенка охрой, висел абажур с налипшими на него дохлыми мухами. Была там и плита. Почерневшая и допотопная, в уродливо отделанной кафелем нише, но все лучше, чем ничего.

— Здесь приятно будет позавтракать, — сказал мистер Бадли.

В кухне имелись также глубокая эмалированная раковина, деревянная сушилка и унылого вида стенные шкафы. Чарли понравилось, что пол там был кирпичный. С потолка на блоке, оборудованном целой системой шнуров, свисала вешалка из перекладинок; на нее было наброшено истертое посудное полотенце. Когда Чарли потянула за шнур, раздался скрип, и вешалка угрожающе закачалась.

— Это позволит вам не вывешивать белье на улице в плохую погоду, — прокомментировал мистер Бадли.

— Было бы здорово оставить что-нибудь из старых вещей, не так ли, Том? В качестве этакой изюминки.

— Можно вообще сохранить весь дом, как он есть, и сэкономить таким образом целое состояние. — Том подмигнул мистеру Бадли и высморкался.

— Да, это возможно, — согласился агент. — Я могу, если хотите, поговорить с наследниками. — С усталым видом он распахнул дверь в столовую. — Владелец мельницы был важной персоной в здешних краях, что отразилось на размерах этой комнаты.

В столовой, оказавшейся более просторной, чем ожидала Чарли, стоял длинный обеденный стол с десятью стульями, впрочем здесь можно было при желании разместить и больше. Стены с балками сохранили следы штукатурки, как их и предупреждали. У камина была устроена ниша: письменный стол на двух тумбах и кресло. А неплохо было бы пригласить сюда приятелей на обед. Чарли представила гостей за столом, треск дров в камине… Они пересекли прихожую.

— Гостиная, — объявил мистер Бадли. Похоже, энтузиазма у него значительно поубавилось.

Следующая комната, главной достопримечательностью которой являлся камин, когда-то была, видимо, просто замечательной. Светлые шторы, закрывавшие французские окна в дальнем конце помещения, рассеивали солнечный свет, и щедрые теплые отблески маскировали облупленную и поблекшую краску. Здесь стояли персикового цвета диван с подушками в форме ракушек и несколько кресел, выполненных в той же гамме, а также застекленный шкафчик, будто явившийся сюда из каюты какого-нибудь океанского лайнера; дополняла убранство изящная хромированная стойка для журналов.

Оказавшись в гостиной, Чарли испытала странное чувство узнавания. Когда женщина отдернула штору на высоком окне, ей показалось, что когда-то она уже видела эту картину: трава на берегу колеблется под ветром, а на выгуле позади деревянной изгороди пасется гнедая лошадь. Правда, потом ощущение дежавю вроде бы исчезло, но осталась растерянность, повергшая Чарли в задумчивость…

Мистер Бадли бросил напряженный взгляд на часы:

— Я… хм… видите ли, меня дожидаются клиенты в другом поместье. Не сочтете ли вы меня бестактным, если я оставлю вас одних осматривать земельный участок? Или вы хотите снова пройтись по дому?

Том посмотрел на Чарли и повернулся к агенту:

— Так какой же будет окончательная цена? Если не ошибаюсь, вы упоминали, что на этой неделе, возможно, появятся еще какие-то покупатели?

Мистер Бадли быстро оглянулся через плечо, словно опасаясь, что их могут подслушать:

— Между нами говоря, я полагаю, что сумма в двести тридцать тысяч фунтов стерлингов будет разумной ценой.

— Здесь все надо приводить в порядок, — возразил Том.

— О да! Никто и не спорит. — Мистер Бадли поднял руки. — Но когда ремонт закончится, дом будет стоить четыреста или даже пятьсот тысяч как минимум, старинная недвижимость будет только дорожать, можете мне поверить. Да и где вы еще отыщете такой вариант: тихое местечко, да к тому же совсем близко от Лондона? Это же совсем дешево. Будь мы с женой помоложе, сами купили бы этот дом. Да тут и думать нечего, мистер Уитни! Часто ли выпадает шанс приобрести подобную красоту? — Его глаза снова нервно заметались.

— Я позвоню вам завтра, — сказал Том.

— Обдумайте все как следует. Я уверен, что вы из тех людей, которые принимают правильные решения.

Они спустились вслед за агентом по ступенькам, и Чарли прижала к себе Бена, когда мистер Бадли поспешил прочь по подъездной дорожке.

Том выпятил живот и взмахнул рукой.

— Здесь жила сама Нэнси Делвин! — торжественно произнес он, передразнивая мистера Бадли.

— Да что вы говорите? — подыграла ему Чарли. — А кто это такая?

— Неужто вы не знаете?

— Представьте, нет.

Чарли отпустила Бена. Он понесся к ручью. Одна из ворон слетела с дерева и устремилась за ним, словно бы сопровождая гостя.

— Не понимаю, — удивился Том, — как можно торговать одеждой и никогда при этом не слышать имя выдающегося модельера?

— Что-то я сильно сомневаюсь, что эта дама была так уж знаменита. — Она помолчала и добавила: — Не понравился мне этот мистер Бадли: неприятный тип, а уж как соловьем разливался, расписывая достоинства особняка!

— Ну надо же ему сплавить дом.

— Не представляю, кто захочет купить такую развалюшку.

— Да уж. Разве что любители древностей. Мы, например!

— А серьезно, тебе нравится этот дом? — спросила Чарли.