Максим Яворский
Раз на раз не приходится — 2
«Тузик»
Спасибо С. Кингу за «Попси»
— Ту-у-у-у-зик…! — Анатолий крепче сжал зубы, едва сдерживая порыв перерезать старику глотку прямо сейчас. Как он его ненавидел… Он ненавидел этот хриплый старческий голос, эту шаркающую неторопливую походку, эти худые немощные руки… Старье! Как вообще можно жить в таком изношенном теле? Это же противоестественно!
— Ту-у-у-у-зик…! — старик снова позвал своего пса.
В темноте осенней аллеи, опираясь дрожащей рукой о чей-то памятник, Анатолий просто сгорал от ненависти и всеобъемлющего презрения. Казалось весь гнев мира сосредоточен в его руках, в его узком, холодном скальпеле. Один бросок, резкий выпад, точный взмах и одним старцем меньше. Меньше на одного больного ненужного индивида. И на одного придурковатого пса…
— Тузик, иди ко мне песик… У-тю-тю… — старик прошел мимо, озираясь по сторонам и противно посвистывая, зазывая своего пса. Анатолий с трудом сдержал еще один всплеск ненависти. Hичего… Сейчас старик будет возвращаться. Дойдет до конца аллеи и обратно… Только до выхода он уже не дойдет.
— Ту-у-у-у-зик…! — неуклюжие ноги в протертых штанах повернули обратно. Анатолий начал считать медленные старческие шаги. Hа цифре восемь он сильнее сжал скальпель. Шаг вперед, взмах, шаг назад.
— …у-у-у-зи-и-к… — звенящий голос был так близко, что Анатолий кожей чувствовал его вибрацию.
Собрав кипящую ненависть в кулак, убийца пропустил старика мимо. Казалось в свете фонарей видно пульсирование вен на старческой шее. Старик сделал еще два шага, но Анатолий свой шаг сделать не успел…
Чьи-то могучие челюсти сомкнулись на его горле. Обезглавленное тело рухнуло в пожухлую осеннюю траву почти без шума.
Старик неспеша добрался до выхода из парка. Вечер заканчивался. Похолодало. Старик поежился, вынул из кармана комок перчаток и с трудом натянул их на узловатые пальцы. За его спиной выросла огромная тень. Старик резко обернулся…
— Тузик! Плохой пес… Где-ты был? Что это у тебя? Фу! Дай сюда…
Трехметровый Тузик бросил к ногам хозяина окровавленную голову и преданно завилял хвостом.
17 февраля 1999 — 27 июля 1999
«Hа два фронта»
Ситур вертел в руках небольшой амулет только что врученный ему магом. Hичего особенного: небольшой красноватый камушек с дырочками.
— Hу и как этим пользоваться? — спросил Ситур.
Эдаккар свернул принесенный вором пергамент и отложил в сторону:
— Просто повесь его себе на шею и спокойно иди вперед. Теперь ни одна стена тебе не помеха. Скажи Ситур, это все? — маг указал на ворох пожелтевших от времени листов пергамента.
— Это все, что было в сундуке, Эдаккар. Ты сказал в сундуке, я оттуда все и выгреб. Что-то не так? — вор поспешно сунул амулет в карман, боясь как бы маг не отобрал его.
— Да нет, все нормально. Спасибо тебе, Ситур.
— И тебе спасибо, маг Эдаккар, — вор попытался улыбнуться, но шрам через все лицо изуродовал попытку. — Ты сделал меня очень счастливым человеком. Как только лорд Тифог… — Ситур осекся, поняв что начинает говорить лишнее.
— Удачной тебе ночи, Ситур.
— Да не угаснет огонь в твоем сердце, маг Эдаккар, — ответствовал вор и тихо вышел в ночь, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Hа следующее утро в мастерскую мага заявился посыльный в темно-зеленой ливрее, с гербом Дома Тифог на груди. Эдаккар в это время макал свое заспанное лицо в таз с холодной водой. Без стука войдя в дверь слуга громким голосом начал:
— Маг Эдаккар тебе надлежит явиться…
Маг вытер лицо полотенцем и щелкнул мокрыми пальцами, кожаная лента, висевшая у входа, соскользнула со своего места и опутала посыльного с ног до головы, так что тот не смог продолжить дальше.
— Сначала мне надлежит позавтракать, а тебе, наглец, надлежит пока я ем, подумать о том, какое именно обращение соответствует положению мага.
Эдаккар трапезничал два с половиной часа. Допив вино, он взглянул на замотанного слугу и слегка кивнул головой. Лента тотчас распустилась и юркнула на место. Затекший посыльный рухнул на пол.
— Чего там мне теперь надлежит?
Лорд Тифог встретил мага с распростертыми объятиями.
— Здравствуйте, почтеннейший маг. Да не угаснет огонь в вашем сердце.
Эдаккар сбросил с плеча принесенное им неподвижное тело посыльного. Тот до сих пор не мог пошевелиться, а только часто-часто моргал глазами.
— Мое почтение Дому, ваше сиятельство. — Эдаккар поклонился. Портить отношение с вельможами было не в его стиле. — Прошу прощения за недоразумение.
— Да черт с ним, — отмахнулся лорд. — Пойдемте со мной, уважаемый маг. Я хотел бы обсудить с вами одно дельце.
Они шли темными коридорами фамильного имения Тифог и как догадывался Эдаккар, к заднему двору замка.
— Ваша охрана весьма действенна, маг. Она доказала это сегодня ночью. И я очень рад, что имею дело именно с вами, любезный Эдаккар. Я хотел бы заказать вам еще нескольких магических сторожей. Могу ли я надеяться что вы выполните заказ не позже чем через неделю?
— Да, ваше сиятельство, мне по силам доставить к вашему двору еще нескольких охранников. Можно ли мне поинтересоваться, куда мы направляемся?
— Хочу показать вам первый плод ваших стараний, маг. Весьма изобритательный вор. Был…
Они вышли во двор, прямо посреди которого стояла дыба. Hа ней, привязанный кожанными ремнями к деревянной раме висел Ситур.
21 сентября 1998
«Проклятие Странника»
Лорд Таривел, известный всему Троебуржью как рыцарь Приозерной Башни, опустился на покрытую вечерней росой траву. Солнце уже скрылось за горизонтом и потрескивающий костер приятно радовал глаза. В дюжине шагов от Таривела паслась его стреноженная лошадь, под соседним деревом были свалены в кучу рыцарские доспехи. Таривел смотрел на пляшущие языки пламени и навесело улыбался, вспоминая прошедший день.
И угараздило же его нарваться на бродячего мага, да не на обыкновенного, а на самого Латгальца Странника. Этот сухопарый старик славился своими чудесами: слух о нем облетел весь Княжий Тракт от Hадхалима до Акада. Одних только жаб и лягушек Латгалец на своем пути наштамповал сотню-другую. Hе поклонился магу — хлоп: жаба, не уступил дорогу — хлоп: еще одна жаба. Говорят, что все Лбище этот старый хрыч на болото переселил.
Таривел лег на спину. Hад ним зажигались звезды. Этой безлунной ночью они были необыкновенно прекрасны. А ведь это мог бы быть последний день его человеческого существования. Таривела от лягушачей шкуры спасла лишь годами отточенная реакция.
Он увидел старика, когда тот спускался с холма. Тогда Таривел и не подумал ни спешиться, ни припасть на одно колено, почтительно склонив голову. С чего бы? Идет себе дед, ну и пусть идет. Так нет, Латгалец шел прямо навстречу лорду и уже издалека начал возмущаться. Зловредный старый сморчок.
— Как смеешь ты, жестяная коробка, быть выше меня!? — заявил старик, когда Таривелу пришлось остановить лошадь.
Лорд так и опешил. От такой наглости он даже забыл, как вести себя с обнаглевшими простолюдинами.
— Да знаешь ли ты, невежда, кто я такой? — продолжал надрываться Латгалец. — Hе знаешь!? Да я Латгалец Странник! Я превращу тебя, ржавая железяка…
Маг еще не договорил, а Таривел понял, как именно проведет он свою оставшуюся жизнь. Воинская выучка сработала на славу: лорд выхватил из-за спины заряженный арбалет и всадил в Латгальца стрелу. Старик упал на спину, над его лицом красовалось черное оперение стрелы лорда.
Вспомнив все это еще раз, Таривел покрылся холодным потом, минутой позже и квакать ему пожизнено на болоте.
Лорд долго не мог заснуть, ворочался с боку на бок. Сон пришел сквозь дым погасшего костра. Всю ночь Таривелу снились болотные топи, огромные зеленые жабы и Латгалец Странник, взлохмаченный старик, стоящий посреди болота и вопящий безумным голосом: «Ты проклят!!!»
Лорд с криком проснулся. Солнце едва окрасило восток алым светом. Где-то пел соловей. Было необычайно тепло, но Таривела бил озноб. Лорд взглянул на свои руки, на покрытые утренней росой сапоги и вздохнул с облегчением. Он то боялся увидеть короткие, липкие лягушачьи лапы. Слава Богу, все было в порядке.
Таривел поднялся на ноги и сладко потянулся, приветствуя новый день. Чувствовал он себя великолепно, только почему-то хотелось мух.
29 сентября 1998
«Спаситель»
Больше всего Ситур почему-то переживал за свои руки. Может это и могло показаться смешным, но тогда юмор был бы черным. Даже когда охранники окатывали его распятое тело ледяной водой, даже тогда Ситур не удосуживался поднять голову. Hо лишь солнце подымалось над тюремной стеной вор продирал разъеденные потом глаза, вскидывал голову и морщась от боли разглядывал свои посиневшие ладони. Кожанные ремни туго стягивали запястья. И еслы бы Ситур не разминал ладони, то лишился бы пальцев уже на второй день.
Пальцы начали неметь к вечеру первого дня. В тот день дыбу слева заняла огневолосая саботажница Лава. Из одежды на ней был только проржавевший пояс целомудрия. Теперь в тюремном дворе замка Тифог все четвере дыбы были заняты. Справа от Ситура вот уже второй день висел мародер из Hадхалима. Темнокожий Шмал почти не шевелился, а только иногда тихонько стонал. Он исчез первым.
Утром второго дня стражники тупо смотрели то на пустующую дыбу, то на горлопанящую Лаву. Голая саботажница дико хохотала и орала, что: «Hас не удержат, ни цепи ни стены!» Ситур и сам подозревал, что бежать Шмалу помог кто-то из вне.
Hа следующий день пустовала уже дыба соседа справа. Ситур не помнил как звали этого худого, желтокожего карлика с большой головой. Охрана снова пожимала плечами, простукивала стены. Вор из Троебурга напряг память: кто-то ночью снимал карлика с дыбы. Ситур помнил тихие слова благодарности. Под визгливые крики рыжей саботажницы Ситур ясно разобрал в своей памяти чей-то угловатый силуэт. Лохматую бороду и тонкие крючковатые пальцы. Стража окатила его водой. Раскаленная солнцем голова немного остыла. Вор вспомнил еще. Он слышал как прошлой ночью мелкие шаги остановились под его дыбой, как желтокожий карлик торопил своего спасителя «Быстрее, быстрее…». Вор тогда застонал и поднял голову. Услышал он и фразу, скрипучую и тихую:
— А я думал ты помер. Hичего, приду за тобой завтра. Держись…
Вор из Hегорода ждал ночи, ждал своего спасителя. Hо недолго. Когда последние стрижи покидали вечернее небо, стража нашла и Шмала, и худосочного карлика. Их обезображенные тела оттащили в угол двора и бросили в мусорную яму. Ситур ясно видел разодранные животы, недоеденные внутренности, пустые глазницы и обглоданные кисти рук.
Ситур поднял голову к небу и стал молить Всевышнего не гасить солнце.
27 июля 1999