Кристин Террилл

Здесь покоится Дэниел Тейт

Cristin Terrill

HERE LIES DANIEL TATE



Copyright © 2017 by Cristin Terrill

© О. Полей, перевод на русский язык, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2019

* * *

Это первое, о чем все спрашивают: «Как тебя зовут?»

Не скажу, потому что врать не хочу. Хочу хоть раз в жизни сказать правду, а не выдумывать фальшивые имена, как раньше, когда меня спрашивали. Тогда у меня выбора не было. Я был обманщиком с рождения, а свое настоящее имя к тому времени, как началась эта история, сам уже почти забыл. Того парня я похоронил в маленьком городишке в Саскачеване, там, где снег делается серым, как только ляжет на землю. Это не метафора – я сейчас не том, что отказался от его имени и от его прошлого, хотя это тоже правда. Я хочу сказать – я его убил.

Как-то ночью я тайком вернулся в этот городок, стараясь держаться подальше от фонарей, разливающих вокруг лужицы света, и обходя стороной те дома, где, я знал, могут поднять лай собаки. Давнишний, уже затоптанный снег похрустывал под ногами. На ходу я гладил пальцами глянцевую бейсбольную карточку в кармане пальто – уже помятую, с обтрепавшимися уголками, потому что я слишком часто вертел ее в руках. Карточка была не настоящая, просто моя фотография в бейсбольной форме, а внизу мое имя печатными буквами. На этой фотографии мне было шесть лет, и в улыбающемся рту уже была щербинка на месте зуба, выбитого кулаком. Но я все равно улыбался.

Я подошел к дому матери, встал в тени, под деревьями и стал смотреть на нее через окно. Она сидела в том же кресле, что и всегда, и переключала каналы в телевизоре. Я не видел ее целый год и, наверное, ждал, что почувствую… что-нибудь. Но ничего не почувствовал. В груди, там, где этому чувству полагалось быть, осталась привычная пустая дыра, и больше ничего.

Я набрал номер по памяти. Снег падал, налипал на ресницы, и я смаргивал снежинки, чтобы лучше видеть ее. После третьего звонка она встала с кресла и подошла к старомодному аппарату на стене.

– Алло? – проговорила она неразборчиво: во рту торчала сигарета.

– Миссис Смит? – сказал я. Ну, не совсем так, конечно – фамилия у меня другая. – Это офицер Грин из Королевской конной полиции.

– Да? – отозвалась она. Звонок из полиции нисколько ее не встревожил.

– Это касается вашего сына. К сожалению, произошел несчастный случай. – Я сказал ей, что погиб под колесами водителя-лихача, когда переходил улицу в гололед. Я хорошо видел ее лицо. Она долго стояла молча, не шевелясь. Потом сказала:

– У меня нет сына.

Она повесила трубку, снова уселась в кресло, и на этом все было кончено. Я ушел, оставив мальчишку, которым был когда-то, там, с ней, похоронив его под серым грязным снегом.

* * *

Но это еще даже не начало истории. По-настоящему она началась только через несколько лет, когда опять шел снег, и все вокруг было залито красным и синим светом от полицейских мигалок.

Я стоял и ежился от холода у одного из немногих уличных телефонов, сохранившихся в восточной части Ванкувера. Не ночевать же на улице в такую холодрыгу. Я набрал 911 и стал считать звонки. После седьмого отозвались:

– Девять-один-один. Что у вас случилось?

– Алло? – Я говорил низким, гортанным голосом, стараясь, чтобы он звучал погрубее. – Мы с женой тут наткнулись на одного парнишку, и… ну, короче, что-то с ним неладно. Вроде как не в себе он.

Я слышал, как женщина-диспетчер подавила зевок. Не то от скуки, не то просто не привыкла еще к ночным дежурствам.

– Сколько ему лет?

– Да лет пятнадцать-шестнадцать, что ли, – ответил я. Я уже знал, какое это имеет значение в таком деле, и, к счастью, мне не составляло труда их провести: лицо у меня еще вполне детское. – Я подумал – может, заблудился. Пусть его кто-нибудь заберет. Мороз же на улице.

Она спросила адрес и сообщила, что машина выехала. Я уселся на тротуар в узкой нише, где был когда-то вход в закрытую теперь аптеку. Цемент был ледяной, холод проникал сквозь джинсовую ткань, но ничего, сидеть-то недолго. Я надвинул бейсболку на глаза, натянул сверху капюшон толстовки и стал ждать.

Полицейская машина подкатила без сирены, но мигалка была включена, и красные и синие лучи так и разлетались по кружевной занавеске падающего снега. Я поплотнее закутался в свою толстовку и низко нагнул голову, пряча лицо под козырьком.

– Привет, – сказал один из полицейских, помоложе, выходя из машины. Голос у него был добрый, но он старался держаться на расстоянии. Только что из академии, нервничает еще. – С тобой все в порядке?

Другой полицейский, тот, что постарше, так не осторожничал – подошел, сел рядом. На левой руке у него было кольцо – может, свои дети дома такие, как я.

– Эй, приятель, как тебя зовут?

Я молчал. Даже глаз не поднял.

– Ну-ну, неужели даже не знаешь, кто ты такой, – не отставал старший полицейский. Голос у него был веселый, насмешливый. – Уж это-то все знают.

Не все.

– Ну ладно, – проговорил он, не дождавшись ответа. – Давай-ка, поехали-ка с нами, идет? Ты же вот-вот окоченеешь.

Он протянул руку, хотел взять меня за плечо, и я резко отшатнулся. Симулировать такую реакцию совсем нетрудно. Полицейский поднял руки, а его напарник схватился за кобуру на боку.

– Эй, эй, все в порядке, – сказал старший. Оглянулся на напарника – тот все еще стоял, готовый схватиться за револьвер, если я вдруг начну буйствовать. – Да бог с тобой, Пирсон. Не дергайся ты. Мы тебе ничего не сделаем, сынок, слово даю.

Не сразу, но я дал им уговорить себя – поднялся с тротуара и сел в патрульную машину. По дороге в участок они пытались втянуть меня в разговор, но я сидел, опустив голову и не раскрывая рта. Раньше-то мог бы и поговорить, рассказать какую-нибудь душещипательную историю, но теперь уже знал, что молчание действует сильнее.

Они засунули меня в накопитель, дали сэндвич из автомата и чашку горячего шоколада и стали решать, что со мной делать. Я бы предпочел не связываться с представителями власти – рискованно все-таки, – но в «Ковенант Хаус» народу битком, а на улице холодно. Эти ребята – мой самый верный шанс провести ночь в постели. Примерно через час они вернулись, а с ними – невысокая белая женщина в джинсах, с растрепанным хвостом. Я забился в угол комнаты и сидел там, на тонком ковре, подтянув колени к груди. Она присела напротив, чтобы ее глаза были на одном уровне с моими, но на безопасном расстоянии – значит, явно не впервой. Она сказала, что ее зовут Алисия – тем негромким, успокаивающим голосом, которым, кажется, с рождения владеют все, кто работает с трудными детьми и дикими животными. Сказала, что работает в муниципальном приюте и хочет забрать меня туда, чтобы мне было где поспать.

– А завтра утром разберемся, как быть дальше.

Копы предали меня ей с рук на руки, как потерянный чемодан. Алисия села в патрульную машину позади меня, и помощник шерифа повез нас в приемник временного содержания № 8. Там за меня взялся коллега Алисии, Мартин – здоровенный черный парень с такой широкой белозубой улыбкой, какой я еще в жизни не видел. Он отвел меня в ванную и ждал за дверью, пока Алисия ходила за сменной одеждой. Я смыл грязь с лица, нахмурился при виде светлой щетины, уже снова пробившейся на подбородке, и пошарил в шкафчиках. Нашел полтюбика зубной пасты, выдавил немного на палец и размазал по зубам. Мартин постучал в дверь, протянул мне футболку и спортивные штаны. От них пахло нафталином и стиральным порошком. Я переоделся, и он показал мне свободную кровать в комнате, где спали еще двое мальчишек.

– Тебе нужно что-нибудь? – спросил он. Я заметил, как он сводит плечи, чтобы занимать меньше места в пространстве. Он был из тех, кого в детстве все считают хулиганами из-за роста, а на самом деле он и мухи не обидит. Неудивительно, что такую работу выбрал.

Я покачал головой и улегся в кровать. Простыни были застираны до прозрачности, зато мягкие и приятно холодили кожу. Такая постель куда лучше, чем тротуар у обочины или какой-нибудь зачуханный приют для взрослых. Если держать язык за зубами, может, удастся протянуть тут пару недель.

* * *

Глаза у меня распахнулись сами собой. Во сне я сидел в каком-то тесном, темном помещении, а тут кто-то навис надо мной и положил руку на плечо. У меня еще и взгляд толком не сфокусировался, и я не успел даже разглядеть, кто это – отбил чужую руку резким ударом, шарахнулся назад и вжался в стену.

– Ого! Ну извини. – У моей кровати стоял щуплый чернокожий парнишка и потирал ушибленную руку. Согнутым пальцем поправил очки на носу. – Я только хотел сказать – завтракать пора.

Мне стало немного совестно – у самого рука побаливала, значит, здорово я его стукнул, – но извиниться было нельзя. И вообще – нечего трогать меня, когда я сплю.

– Эй, ты, тебя как звать-то? – спросил второй сосед. У него была бритая голова и неумелая татуировка на шее – похоже, набита булавкой и чернилами в колонии для малолетних. Он оценивающе оглядел меня с ног до головы, пытаясь определить, что я за птица. Я холодно выдержал его взгляд.

– Ты что, глухой? – спросил он.

– Привет, ребята! – В дверях возникла Алисия с моей одеждой в руках – чистой, аккуратно сложенной. – Марш в столовую, ну-ка! Мартин блинчики испек.

Оба окинули меня подозрительными взглядами и вышли из комнаты. Алисия закрыла за ними дверь, села на кровать рядом с моей и сплела пальцы в замок.

– Привет, – сказала она. – Как самочувствие с утра?

Я пожал плечами.

– Готов поговорить?

Я покачал головой.

– Ну ничего, не хочешь – не надо, – сказала Алисия. – Но, может, скажешь хоть, как тебя зовут? Ребят тут много, кричать «эй, ты» – не очень-то удобно.

Я сглотнул и уставился на простыню, которую теребил в пальцах.

– Ну ладно, как хочешь, – добавила она, – но надо же к тебе как-то обращаться. Тебя подобрали в полицейском участке Коллингвуда – что, если мы будем звать тебя пока Колином? Неплохое имя, в общем-то.

Я снова пожал плечами.

– Что ж, будем считать, что это знак согласия. – Женщина улыбнулась и хотела было положить мне руку на плечо, но благоразумно воздержалась. Протянула мне вещи: – Одевайся, и пойдем завтракать. Заодно и с другими ребятами познакомишься.

Алисия подождала за дверью, пока я переодевался в свои старые джинсы, футболку и толстовку, а затем отвела меня в столовую в другом конце здания. В комнате, битком набитой мальчишками, стоял гвалт и духота – слишком много тел было набито в такое маленькое пространство, и я видел, что Алисия поглядывает на меня – ждет, не сорвусь ли я в истерику. Не помешало бы, пожалуй, изобразить такую реакцию, чтобы правдоподобнее симулировать травму – убежать, спрятаться в спальне и не выходить, – но есть хотелось до чертиков.

Алиса уселась за стол, и я присел на свободный стул рядом с ней. Она протянула мне блюдо с блинчиками, я стянул вилкой к себе на тарелку три штуки, чувствуя, как все глаза вокруг устремляются в мою сторону.

– Ребята, это Колин, – сказала Алисия. – Он пока поживет у нас. Он не очень-то разговорчивый, так что вы к нему не приставайте, договорились?

Мальчишки, а их было человек десять или больше, отреагировали по-разному. Кто-то сказал «привет», кто-то хмыкнул, кто-то вообще ничего не ответил. Потом все снова занялись своими блинчиками, и дело было сделано – я уже стал среди них своим.

* * *

Когда на третий день в приемнике № 8 я так и не заговорил – ни сотрудникам, ни полиции, не сказал, кто я и откуда, а потому меня нельзя было вернуть домой, – меня отвезли к государственному психологу. Я разыграл перед ней весь свой репертуар. Ночью перед приемом обгрыз ногти до крови: я знал, что она обратит на это внимание. Пока она со мной разговаривала, я сидел, сжавшись в комок в кресле, а когда пыталась надавить, начинал тихонько раскачиваться взад-вперед. Она сказала, что мне нужно время, что я откроюсь, когда буду готов. Именно на это я и рассчитывал.

По моим прикидкам, она помогла мне выиграть, по меньшей мере, неделю.

– Джейсон! Такер! – крикнул Мартин из коридора. Этот крик обычно будил нас по утрам. У моих соседей было только одно общее: оба терпеть не могли вылезать из постели. – Вставайте, говорю!

Джейсон заскулил, а Такер перевернулся на другой бок и засунул голову под подушку.

– А Колин? – сказал Джейсон. Приподнялся и начал шарить рукой по тумбочке, ищи очки. – Ему, что ли, не надо вставать?

– Нет!

– Так нечестно!

– Знаю. Жизнь вообще дерьмо. – Мартин появился в дверях с водяным пистолетом в руке. – Ну-ка, просыпайтесь!

Он выпустил в обоих по струе воды. Такер послал его очень далеко, а Джейсон зафыркал и стал протестовать: он ведь и так уже на ногах!

– Вы у меня доиграетесь – еще и шланг принесу, – сказал Мартин. – Чтоб через пять минут были в столовой. Колин, а ты спускайся, когда будешь готов.

– С хера ли ему такие привилегии? – возмутился Такер, но Мартина уже не было. Я улыбнулся, перевернулся на другой бок и снова заснул.

В приемнике № 8 мне нравилось. Сытная еда три раза в день, отдельная кровать и гвалт еще четырнадцати мальчишек, заглушающий голоса в голове. Помимо Джейсона – славного малого, который прихватывал для меня «Орео» всякий раз, когда ему удавалось потихоньку забраться в кладовую, – и Такера, порядочного засранца, – другие ребята в основном не обращали на меня никакого внимания. Если долго не разговаривать, люди в конце концов перестают воспринимать тебя как диковину и начинают смотреть как на мебель, что меня вполне устраивало. Мне нравилось растворяться в общем хаосе настолько, что меня как будто и не было вовсе. Иногда Алисия или кто-то из дневных сотрудников вспоминал о моем существовании – улучив свободную минутку, они отводили меня в сторону, говорили что-нибудь ласковое, успокаивающе клали руку на плечо, а мне больше ничего и не надо было.

Но я понимал, что долго так продолжаться не может.

Первыми вышли из терпения копы. Им хотелось уже закрыть дело о подростке, найденном в снегу, и перейти к другим делам. Они прислали пару следователей для беседы. Диана, дневной администратор, как раз пришла сменить Алисию и взялась гонять мальчишек от двери, пока Алисия сидела рядом со мной в холле. Следователи уселись напротив, достали блокноты и ручки, а я сидел, опустив голову и неотрывно глядя в пол. Один из них, тот, что повыше, с остриженной под машинку головой – видно, за несколько лет на гражданке от армии так до конца и не отвык, – с первой минуты глядел на меня очень пристально, и мне это не понравилось.

– Нам нужно знать твое имя, сынок, – после более или менее вежливого вступления сказал наконец тот, что поменьше ростом.

Я стал раскачиваться в кресле взад-вперед и грызть ноготь на большом пальце. Вряд ли этот спектакль теперь сработает, но попытка не пытка.

– Ты что, сбежал из дома? – спросил невысокий следователь. – Тебя там обижали?

Я ничего не ответил, а Алисия успокаивающе положила мне руку на колено.

– Мы можем тебя защитить, – продолжал он, – но нам нужно знать, кто ты.

– Алисия, – впервые заговорил высокий следователь. – Если мальчик действительно настолько травмирован, что не в состоянии ответить на простой вопрос, думаю, ему здесь не место. Его нужно перевести в шестнадцатое отделение.

Шестнадцатое отделение. Любой подросток, успевший пожить в приютах или на улице, знает, что это такое: психиатрическая клиника.

– Ну что ты, Фрэнк, – сказала Алисия. – Доктор Нацади говорит – нужно просто подождать немножко.

Следователь повернулся ко мне.

– Сынок, мы должны знать, кто ты. Я хочу услышать, как тебя зовут и откуда ты, иначе мы возьмем у тебя отпечатки пальцев, сфотографируем и сами все выясним.

– В этом нет необходимости, Фрэнк, – сказала Алисия.

– Нет необходимости? – переспросил он. – А как же сотня других ребят, которым пригодилась бы эта койка?

Алисия покосилась на меня краем глаза, а следователь смотрел прямо, и глаза у него блестели сурово.

Все было кончено.

* * *

Ночью я дождался, пока приемник временного содержания № 8 затихнет и погрузится в темноту, и выбрался из постели. Хорошо мне тут жилось, но пора кончать. Не хватало еще, чтобы меня заперли в психушку или занесли в базу мои отпечатки. Койка того не стоит.

Я надел на себя что потеплее, в том числе вполне приличную зимнюю куртку, раздобытую для меня Мартином, а остальные свои немногочисленные пожитки сложил в рюкзак. На секунду задержался взглядом на Джейсоне. Наверное, я буду по нему скучать, насколько я вообще способен скучать по кому-то. А на Такера и смотреть не стал.

В одних носках я прокрался по спящему зданию, держа ботинки в руке. В это время дежурят Мартин и Алисия, а они вполне предсказуемы. Мартин засядет перед телевизором в комнате отдыха и будет смотреть какую-нибудь спортивную передачу, приглушив звук, а Алисия – за компьютером в кабинете. Делать им особенно нечего, следить надо только за тем, чтобы за ночь никто не погиб и не сжег дом.

Я прошел через столовую, по пути погладил пальцами стол там, где сидел обычно. Выглянул за дверь, чтобы посмотреть, что делается в кабинете администрации. Как я и думал, Алисия была там: изучала последние сплетни о знаменитостях в интернете. Путь к выходу лежал мимо кабинета, а в нем были окна вдоль всей стены.

Я думал, не попытаться ли просто проскочить мимо. Если пригнуться пониже, в окно она меня не увидит. Но мимо двери-то незамеченным не проскользнешь, если только Алисия уже не зачиталась подробностями из жизни Ким Кардашьян до легкой комы. Можно выйти через пожарный вход, но тогда сработает сигнализация, а я-то рассчитывал уйти так, чтобы до утра никто не заметил, что меня нет. Разбудить Джейсона с Такером или натолкнуть Алисию с Мартином на мысль проверить койки – слишком большой риск.

Наконец я выбрал самый простой путь. Выжидать. От нетерпения под кожей с каждой минутой все сильнее бегали мурашки, но ничего – у меня вся ночь в запасе. Главное – исчезнуть без следа.

Я присел за дверью темной столовой. Ни Мартину, ни Алисии здесь делать нечего, а сквозь щелку приоткрытой двери было видно Алисию в кабинете. Рано или поздно она выйдет в туалет или в кухню за новой бутылкой диетической кока-колы. Все, что мне нужно – это терпение.

Не знаю, долго ли пришлось ждать. Наверное, с час. Наконец Алисия поднялась с кресла. Я дождался, пока она пройдет по коридору к служебному туалету, затем поднялся на ноги и взял ботинки. Времени у меня было, пожалуй, не больше минуты. Я высунул голову в коридор, посмотрел направо, налево. Алисии не было видно, и свет в противоположном конце, из комнаты отдыха, говорил о том, что Мартин почти наверняка сидит у телевизора. Я шагнул в коридор. Левая нога затекла от неудобного положения, и, пока я крался к выходу, в нее с каждым шагом впивались иголки и булавки. У двери была панель сигнализации, и я начал вводить код: я успел подсмотреть, как Алисия его набирала, в первый же вечер, как меня привезли сюда. Послышался отдаленный шум воды из туалетного бачка. Палец у меня дрогнул, и я нажал не ту цифру. Лампочка на панели вспыхнула красным.

– Блин… – шепотом выругался я и быстро ввел код заново, на этот раз верно. Лампочка загорелась зеленым, я услышал, как где-то открывается дверь. Я рванул входную дверь на себя, выскользнул наружу и прикрыл ее за собой почти до конца. Стоя за дверью и прислушиваясь, я старался успокоить дыхание. Успела ли Алисия увидеть, как закрывается за мной дверь? Заметила ли узенькую щелку, которую я оставил, чтобы она не услышала лязг щеколды? Я подождал, но ничего не происходило. В приемнике № 8 было тихо.

Я осторожно натянул ботинки, а затем, миллиметр по миллиметру, закрыл дверь до конца. Она щелкнула почти неслышно. Вот и все. Я на воле.

Я застегнул новую куртку и зашагал к автовокзалу. Денег у меня с собой было немного – только то, что я добыл разными случайными нелегальными подработками в первые дни в Ванкувере, но на какой-нибудь автобус хватит. Под ногами похрустывала соль, рассыпанная по тротуару. Вскоре я добрался до центра города, где было уже достаточно людно, чтобы затеряться в толпе, и можно было снять капюшон. Я пытался вспомнить, сколько я уже мотаюсь вот так из города в город и втираюсь обманом в детские приюты, притворяясь младше своих лет. Я ушел из дома навсегда, когда мне было шестнадцать. Вскоре после этого один мелкий грабеж обернулся крупной неудачей, и я стал уже не просто беглецом из дома, а беглецом от закона. Эта угроза давно миновала, но стоит только начать бегать, и потом уже попробуй остановись. Я никогда больше не задерживался подолгу в одном месте. И теперь я уже не могу сказать, сколько это длится. Я прожил столько жизней, что и не упомнишь.

Я добрался до автобусной станции, даже среди ночи залитой тошнотворно-желтым светом флуоресцентных ламп, и подошел к билетному окошечку.

– На какой… – Я откашлялся, чтобы прогнать хрипоту. Несколько дней ведь молчал. – На какой автобус билеты самые дешевые?

Кассирша приподняла тщательно прорисованную бровь.

– Вам что, все равно, куда ехать?

– Все равно.

Она предложила мне пару вариантов на выбор, и я выбрал автобус в Калгари за 82 доллара – он уходил меньше чем через час. Кассирша протянула мне сдачу, и теперь у меня оставалось еще на кофе с маффином здесь и на сэндвич в дороге.

Я уже стоял в очереди в пристанционный «Макдональдс», и тут увидел его. Мартина. Его трудно было не заметить: он был на голову выше почти всех остальных.

У меня осталось не так уж много чувств, но вот от страха я не избавился. Страх любое животное чувствует. Впрочем, по сравнению с привычной пустотой это было даже приятно. Я опустил голову, выскользнул из очереди и медленно двинулся в обратном направлении. Среди ночи народу здесь было немного, в толпе не затеряешься, поэтому нужно было действовать осторожно и не привлекать внимания. Я направился к мужскому туалету – я заранее заметил, где он. Мартин и там будет искать, но можно закрыться в кабинке – тогда, может, и не найдет.

Как он узнал, что я сбежал? Может быть, Джейсон или Такер проснулись и доложили, что меня нет.

Когда я подходил к туалету, туда же направился какой-то коп с рацией. Он зашел внутрь, а я повернул в другую сторону, на ходу натягивая на голову капюшон. Зашагал к боковому выходу. Подожду за углом, а потом, за пару минут до отхода автобуса, незаметно проскользну обратно.

– Колин! – послышался окрик.

Я побежал.

– Эй, Колин!

Шаги за спиной быстро приближались. Я метнулся к выходу, но тут как раз в эту самую дверь вошла женщина с громадным чемоданом на колесиках. Она задержала меня на каких-то пару секунд, но этого хватило. Мартин догнал меня, и коп следом. Я тут же упал на пол, прикрыл голову руками и уткнулся лицом в колени. В любой сомнительной ситуации изображай травмированного ребенка.

– Эй, дружище, все в порядке, – проговорил Мартин, склоняясь надо мной и осторожно кладя руку мне на спину. – Я понимаю, ты напуган, но все будет хорошо. Давай-ка, поехали домой.

* * *

Я вернулся с Мартином в приемник № 8 и не успел войти, как Алисия стиснула меня в объятиях. Меня снова отвели в мою комнату. Джейсон с Такером не спали – интересно, кто же из них меня заложил? Я бы поставил на Джейсона – впрочем, ставить мне теперь особо нечего. Такер – гаденыш, но ему-то как раз наплевать, если я и сдохну где-нибудь в канаве. Когда я вошел, он закатил глаза и отвернулся к стенке, а Джейсон протянул мне маленький «Сникерс» из своих запасов, которые прятал в тумбочке. Я был зол на него, но есть-то все равно хотелось, и я взял.

Я грыз этот батончик по пути в туалет. Из кухни доносились приглушенные голоса, и я подкрался поближе. Разговор наверняка был обо мне, и я хотел знать, что они говорят.

Двери в кухне были двойные, открывающиеся в обе стороны. Я приставил глаз к щелке. Алисия разливала чай.

– Копы его, должно быть, перепугали до смерти, – говорила она, наливая молоко в две кружки и протягивая одну Мартину. – Этими своими угрозами отправить в психбольницу. Если он догадался, что они имели в виду, – неудивительно, что сбежал.

– Да, но теперь-то его точно заберут, – сказал Мартин.

Алисия вздохнула.

– Бедный мальчик.

* * *

Ну уж нет, хрена лысого я пойду в психушку.

Дверь на замке. Стены и темнота обступают со всех сторон, надвигаются, душат, воздух спертый, тяжелый от моего дыхания… Нет, больше никогда.

Я сделаю что угодно, все, что они хотят, только не это.

* * *

– Мне нужно вам кое-что сказать, – выговорил я на следующее утро.

Вилки звякнули о тарелки, и за столом воцарилась тишина, прямо как в кино.

Алисия пришла в себя первой.

– Конечно, Колин. Давай пройдем с тобой в кабинет, и там…

– Меня зовут Дэниел, – сказал я. – Дэниел Тейт.

* * *

Алисии это имя ни о чем не говорило. Она же родом не из Северной Калифорнии, где это имя не сходило с газетных заголовков.

Дэниел Тейт, сын наследницы упаковочной империи. Дэниел Тейт, принц Америки. Дэниел Тейт, мальчик, который исчез.

* * *

Вы-то, наверное, поверили моим россказням – что я какой-то безымянный бродяжка из канадского захолустья? А зря. Я же сразу сказал, что я обманщик. Этот мальчишка – просто одна из множества моих фантазий. Я выдумал его, потому что он-то был тертый калач, он выжил бы там, где мне было не выжить. А еще потому, что даже его страшная жизнь была лучше того, что случилось со мной на самом деле.

* * *

Тот день, когда это случилось, был солнечный. Я шел и катил рядом велосипед: цепь слетела, а я не умел ставить ее на место. Шел домой к отцу: он-то точно знает, что делать. Папа знал все на свете.

Из-за угла вывернул белый фургон и остановился возле меня. Я по наивности даже не испугался. Дверца отъехала, и из тени высунулись руки. Одни схватили меня, втащили в темноту и заткнули рот, когда я попытался кричать. Другие втащили туда же велосипед, не оставив никакого следа того, что я был здесь. Вот и все. Десять секунд – и я исчез, и никто ничего не заметил. Так быстро и незаметно можно похитить человека, даже на залитой солнцем улице в безопасном пригороде.

Они старались заставить меня забыть, кто я такой, и на долгое время им это удалось. Я воображал себе десятки других жизней, пока меня переводили из одной темной комнаты в другую, передавали от одного незнакомца другому. Когда было больно, я закрывал глаза и становился кем-нибудь другим. Я был супергероем в плену у заклятого врага-злодея. Королем инкогнито. Малолетним преступником из маленького, занесенного снегом городишки, бегающим от копов. Кем угодно, только не Дэниелом Тейтом.

* * *

– Я сбежал, – рассказывал я Алисии. – Однажды они забыли запереть дверь, и я выскочил. Я не знал, где я, не знал даже, какой год на дворе.

Глаза Алисии были полны слез, но она сдерживалась.

– Почему ты никому не говорил?

– Я очень многого не помню, – ответил я. – Я долго даже не знал, кто я такой. И…

– И что? – мягко переспросила она.

– Они все могут. – Мои руки, лежавшие на коленях, сжались в кулаки. – Они сильнее полиции. Если они меня найдут, то увезут снова.

Она накрыла мою ладонь своей.

– Этого не случится, – проговорила она с легкомысленной самоуверенностью человека, который понятия не имеет, во что ввязывается.

– Вы не понимаете, – сказал я. – Вы не знаете, что это за люди, какие у них связи. Если я окажусь в какой-нибудь государственной больнице или психиатрической клинике, они меня найдут. Заберут, и я снова исчезну, и во второй раз мне уже от них не уйти.

– Никто тебя никуда не заберет, – бодро сказала она. – Мы пойдем в полицию…

– Нет! – сказал я. – Нельзя им говорить, кто я!

– Придется, – сказала она. – Но тебе нечего бояться. Дэниел, ты должен вернуться домой.

* * *

Алисия отвезла меня все в тот же полицейский участок Коллинвуда, и вскоре мы уже входили в кабинет того самого следователя, что угрожал отправить меня в психиатрическую клинику, – Барсона. Когда мы вошли, от отодвинул от себя недоеденный сэндвич и спросил, что нам нужно.

Я сказал, что я Дэниел Тейт, что меня похитили в Хидден-Хиллз, Калифорния, шесть лет назад. Он смотрел на меня абсолютно непонимающим взглядом, и я не мог его винить. Я и сам понимал, как бредово это звучит.

– Как, говоришь, тебя зовут? – переспросил он, пока его компьютер выходил спящего режима.

– Дэниел Тейт.

Он ввел мое имя в поисковик, и первой же ссылкой тот выдал «Центр помощи пропавшим и пострадавшим детям». Барсон нажал на ссылку, и на экране появилось объявление о пропаже ребенка с теми же данными, что я назвал ему только что. Мое имя, возраст, город, где я пропал. Там же была фотография. Светло-каштановые волосы – чуть светлее, чем у меня теперь, светло-карие глаза, веснушки на носу, острый подбородок. Барсон посмотрел на меня, потом опять на фото.

– А это точно ты? – спросил он. – Сам же говоришь, что почти ничего не помнишь.

– Я помню, кто я. – «Сукин ты сын», – добавил я мысленно.

– Вы с ним не так уж и похожи.

– Да ты что, Фрэнк, – сказала Алисия. – Ему же здесь всего десять лет. Ты же знаешь, как по-разному дети выглядят в десять лет и в шестнадцать.

Барсон подумал, и морщины у него на лице обозначились резче.

– Почему ты раньше не пришел и не заявил?

Тут у Алисии наконец лопнуло терпение, и она всплеснула руками:

– Мальчика держали в плену, он травмирован! Чудо, что он сейчас-то решился заявить!

– Ну-ну, Алисия, не кипятись. Вопросы вполне резонные. – Барсон еще с минуту вглядывался в меня, затем повернул экран компьютера так, чтобы мне не было видно. – Когда ты родился?

На короткий миг у меня перед глазами возник голубой торт и сверкающие на солнце шарики в фольге.

– В ноябре. Шестнадцатого.

– А год?

– Двухтысячный.

Следователь стиснул зубы, поднялся.

– Подождите минутку здесь, – сказал он и вышел из кабинета.

Я повернулся к Алисии.

– Он мне не верит. – Голос у меня дрожал.

– Поверит, – ответила она. – Просто нелегко вот так сразу все это переварить.

«Минутка» плавно перетекла в две, затем в десять. Наконец Барсон просунул голову в дверь кабинета.

– Ты помнишь свой адрес? – спросил он. – Номер телефона?

Я покачал головой.

– Я… я помню, что жил в Хидден-Хиллз.

– А улицу не помнишь?

Алисия положила мне руку на плечо.

– Не волнуйся, Дэниел. Никто и не думает, что ты сможешь вспомнить все детали через столько лет, да еще после всего, что тебе пришлось пережить.

Барсон только хмыкнул и снова исчез. Прошел час, а его все не было. Один из полицейских принес нам пару сэндвичей с индейкой и по стакану содовой. Сказал, что Барсон разговаривает с начальством. Я взял с его стола стандартный блокнот и принялся рисовать.

Алисия заглядывала мне через плечо. Я рисовал Такера – набыченного, показывающего средний палец.

Алисия рассмеялась.

– Здорово. А Мартина можешь?

Я стал рисовать Мартина – как он переворачивает блинчики на сковородке, в фартуке в цветочек, – а Алисия пока позвонила Диане и рассказала ей, как идут дела. Алисия только что отработала полную ночную смену, но, похоже, уходить не собиралась.

– Извините, – сказал я. – Вы ведь, наверное, устали.

– Помолчи, – ответила она.

Прошло еще полчаса, я уже изрисовал с полдюжины листов в блокноте, а Барсона все не было, и мне больше не сиделось на месте. Я начал ходить взад-вперед по кабинету. Ровно четыре шага в ширину. Мне вспомнился тот автобус до Калгари. Я мог бы сейчас сидеть в нем, если бы заметил Мартина минутой раньше или просто шел чуть побыстрее.

– А что, если они прямо сейчас за мной придут? – спросил я. У меня не было больше сил сдерживаться. Куда бы я ни взглянул, всюду мерещились руки, тянущиеся из темноты, чтобы схватить меня. – Если опять увезут меня туда и…

– Никто тебя не увезет, Дэниел, – сказала Алисия. Она хотела было взять меня за руку, чтобы я перестал ходить туда-сюда, но я оттолкнул ее руку.

– Откуда вы знаете!

И тут дверь распахнулась. Я отпрянул, но это был всего-навсего Барсон, а с ним еще какой-то человек. Следователь остался стоять у стены, а тот, второй, уселся за стол, и тогда я тоже сел.

– Дэниел, я начальник полиции Гарольд Уорнер, – сказал он. – Извини, что заставил тебя ждать.

– Ничего, – проговорил я дрожащим голосом.

– Как ты наверняка догадываешься, с тех пор, как следователь Барсон проинформировал меня о твоем деле, произошло немало событий, – продолжал он, – но, если ты готов поговорить по телефону со своим братом, он на проводе.

Я будто об землю грохнулся после долгого падения с высоты. Дыхание перехватило.

– Что?..

– Я только что полчаса проговорил по телефону с полицейским участком в Малибу – проверял твою историю, – сказал он. – Они дали мне телефон Патрика Макконнелла. Это же твой брат по матери, так?

Я кивнул.

– Ну так вот, он сейчас на проводе, – сказал Уорнер. – Хочешь с ним поговорить?

– Дэниел… – мягко произнесла Алисия.

Говорить я не мог – в горле пересохло, но они оба неотрывно смотрели на меня, и я снова кивнул. Уорнер что-то говорил мне, пока брал со стола телефон Барсона и нажимал какую-то кнопку, но я слышал только, как шумит кровь в ушах, а в голове без конца крутилось: «Патрик, Патрик, Патрик…» От прошлой жизни в памяти у меня остались одни осколки – даже если соединить их вместе, стало бы только заметнее, скольких кусков не хватает, – но очень многие из этих осколков были связаны со старшим братом. Вот Патрик учит меня, как держать бейсбольную биту. Вот помогает с уроками по математике. Вот разрешает мне вместе с ним смотреть допоздна фильмы ужасов, когда родители уезжают куда-нибудь вечером.

Уорнер протянул мне телефон, но я тут же его выронил. Алисия подхватила его и сжала мне плечо.

– Все хорошо, – сказала она.

Я кивнул и поднес телефон к уху.

– Дэнни? – послышался голос. – Дэнни, это ты?

– Патрик? – кое-как выдавил я.

Алисия встала и жестом поманила за собой Барсона. Тот неохотно вышел из кабинета следом за ней, а потом и Уорнер, и я остался один.

– Ты… – Патрик неуверенно помолчал. – Ты правда мой брат?

Я кивнул, хотя он не мог этого видеть.

– Это я, Патрик.

– Они говорят, ты в Ванкувере?

– Меня сюда привезли, – сказал я. – Я так долго жил у них, но п-потом сбежал…

– О, господи. Дэнни. – Патрик заплакал. – Это и правда ты.

Я тоже заплакал.

– Я хочу домой.

– Не волнуйся, – сказал он. – Мы уже едем за тобой.

* * *

На следующий день Алисия снова привезла меня в полицейский участок. Патрик и Алексис, мои брат и сестра (наполовину – от первого маминого брака) прямо с утра сели в самолет и уже летели за мной. По крайней мере, так все говорили. Я-то понимал, что на самом деле он летят посмотреть на меня. Посмотреть, тот ли я, кем назвался, или какой-нибудь мошенник-социопат, выдающий себя за их брата. Это было единственное объяснение, почему летят они, а не мама: все-таки побаиваются, что я окажусь самозванцем.

Это было обидно, но я не мог их особенно винить. Я бы, наверное, и сам себе не поверил на их месте.

Но что, если они и правда не поверят?

Всю дорогу в участок я грыз ногти.

– Нервничаешь? – спросила Алисия.

Я кивнул.

– Все будет хорошо, Дэниел, – сказала она. – Все будет отлично.

Я потер большим пальцем тыльную сторону ладони и кивнул:

– Угу.

Начальник полиции Уорнер ждал нас. Он отвел нас с Алисией в комнату для допросов, в ту самую, куда они засадили меня в тот вечер, когда подобрали на улице. Теперь она показалась мне меньше, чем раньше, и обшарпаннее. Я вдруг стал видеть все с повышенной резкостью, от пятен кофе на ковре до облупившейся краски на дверном косяке. Вот где я снова увижу Патрика с Алексис, думал я. Среди облупившейся краски и грязных пятен.

Я посмотрел на свою одежду, взятую из кучи секонд-хенда в кладовой приемника № 8. Натянул пониже рукава свитера – они были мне коротковаты. Что они подумают, когда увидят меня в этом? Страх, весь день точивший меня по капле, нахлынул сплошным потоком, заполнив обычную пустоту в груди.

Дверь открылась, я и так и подскочил, но это был всего лишь Уорнер.

– Они только что звонили, – сказал он. – Уже едут в такси. Будут здесь минут через десять.

Я стал шагать взад-вперед. Эта комната была попросторнее кабинета Барсона – почти шесть шагов в ширину. Я считал их снова и снова, расхаживая от стены к стене. Когда я был маленьким, я видел тигрицу в клетке зоопарка – она точно так же шагала взад-вперед за стеклом, и тугие мышцы, налитые угрозой, так и перекатывались под шкурой. Может быть, ей тоже было страшно, подумал я.

– Дэниел, – осторожно проговорила Алисия. – Как ты? Может, принести тебе чего-нибудь?

– Я не могу, – сказал я. – Не могу, Алисия. Мне нужно уйти отсюда.

– Эй, все будет хорошо, – проговорила она самым успокаивающим тоном. – Я тебе обещаю.

– Вы не можете обещать! – огрызнулся я. – Вы не знаете, как все будет. Вы ничего не знаете!

И тут дверь открылась. И все вокруг стало двигаться медленно-медленно.

* * *

Первым вошел Уорнер. Другого человека я почти не видел за его спиной – только краешек, только промельк аккуратно причесанных темных волос. А потом он шагнул вперед, и я увидел его целиком. Патрик. Шире в плечах, чем в то время, когда я его запомнил, а лицо, наоборот, похудевшее. Высокий, красивый, крепкий, только римский нос уж очень острый. На нем был безупречный серый костюм – вот этого я не ожидал. Видно, не я один изменился за эти шесть лет.

Рядом с ним, держась за руку, стояла Алексис. Хрупкая, в противоположность крепко сбитому Патрику, светловолосая, изящная – девушка-одуванчик. Патрик всегда был для меня чем-то вроде бога, гиганта, и сейчас это впечатление не пропало, а вот Алексис стала как будто меньше ростом.

Они стояли у самой двери и в упор смотрели на меня. А я на них. Все суставы, нервы и кровеносные сосуды у меня ходили ходуном, и я был уверен, что вот-вот рассыплюсь на части. Они переглянулись, и что-то трудноопределимое мелькнуло у них в глазах и на лицах, а потом снова стали смотреть на меня.

Патрик первым сдвинулся с места – сделал один-единственный маленький шажок ко мне.

– Боже мой, – прошептал он. – Это и в самом деле ты, правда?

Я оцепенело кивнул.

Он шумно выдохнул, будто у него весь воздух выпустили из легких, а потом бросился ко мне и стиснул в объятиях, и мне сразу все ноздри забило запахом дорогой шерсти и лосьона поле бритья. Плечи у него тряслись, как будто он плакал, или смеялся, или то и другое вместе. Он мне поверил, и в его объятиях я снова почувствовал себя маленьким мальчиком.

Но страх от этого не стал меньше. Наоборот, только усилился. После надежды разочарование бывает смертельным, а Алексис между тем так и стояла у Патрика за спиной. Стояла и смотрела на меня. В глазах у нее был тот же страх, что и у меня в сердце.

Патрик отстранился от меня и обернулся к сестре. Протянул ей руку.

– Все в порядке, – сказал он. – Это Дэнни.

Глаза у нее были полны слез, и она чуть заметно покачала головой.

– Не бойся, – твердо сказал Патрик. – Иди сюда, обними брата.

Она перевела взгляд с меня на Патрика и обратно и шагнула к нам.

– Дэнни? – тихо проговорила она.

Я кивнул, и она медленно протянула руку, коснулась моей щеки кончиками пальцев. Словно боялась, что ее рука пройдет сквозь меня.

– Не могу поверить, – сказала она. Заплакала, обхватила меня руками за шею и прижала к себе с такой силой, какой я даже не ожидал от нее.

– Здравствуй, Алексис, – прошептал я.

Патрик рассмеялся:

– Зачем же так официально, братишка?