Клокоча от ярости, Лида вдруг подскочила и схватила Ольгу за руку. От неожиданности та расплескала чай на идеально белые брюки.

– Аккуратней, дорогая, – недовольно бросила она, пытаясь стряхнуть со штанины противное коричневое пятно.

– Я вам не дорогая, – медленно и членораздельно произнесла Лида, вырывая у противной старухи чашку с блюдцем и ставя их на столик. Она схватила Ольгу за руку и резко дернула. Та встала, от неожиданности не в силах оказать сопротивление. На долю секунды оказалась лицом к лицу с Лидой.

– Вы же не будете со мной драться? – усмехнулась она, и Лида вдруг почувствовала первобытную ненависть к своей благодетельнице. Как она могла ей показаться красивой тогда в аэропорту? Лицо словно печеное яблоко, пудра забилась в складки, слишком яркая для ее возраста помада, линия контурного карандаша вылезла далеко за контур самих губ.

– Нет, я просто выставлю вас из дома и искренне пожелаю, чтобы вам не удалось защитить свою работу. Мысли, они ведь материальны, правда? – вложив всю свою силу, Лида потащила Ольгу к двери. Не выпуская ее руки, она открыла замок и чуть не налетела на Геннадия с букетом в руках.

– Лида, я… – начал тот и вдруг заметил Ольгу, при виде его расплывшуюся в улыбке.

– А вот и романтический герой, – усмехнулась та. – Муж, любовник? – светским тоном поинтересовалась она у Лиды, словно не стояла в унизительном положении человека, которого готовятся вышвырнуть из дома.

– Неудачное знакомство, – прошипела Лида. – Отойди, – рявкнула она Гене, выталкивая Ольгу на площадку. Гена посторонился, пропуская пожилую женщину, но сам убраться не пожелал.

– Лида, выслушай меня, нам надо поговорить, – он попытался прорваться в квартиру.

– Проваливайте оба, – Лида изо всех сил толкнула Гену, но тот уцепился за дверной косяк. Трагическая ситуация неожиданно превращалась в комическую.

– Гена? – все три участника небольшой потасовки в одно мгновение остановились и обернулись к обладательнице слабого голоса. Диана стояла босиком на полу, держась одной рукой за голову, а другой за стенку.

– Диана? – обомлел Гена.

– Ты что здесь делаешь, Гена?

Гена закрыл глаза и, резко откинув голову, ударился о косяк. По сравнению со всем происходящим удар был ничем.

– Я не пойму, вы что, знакомы? – переспросила Диана.

– Знакомы? Да, Диана, мы знакомы! – выпалила Лида, от гнева утрачивая контроль над собой. – Это тот самый товарищ, про которого я тебе рассказывала! Который меня сбил, ну и… все завертелось, – обтекаемо закрыла тему Лида.

В оглушающей тишине, наступившей в квартире после ее слов, послышался раскатистый хохот Ольги, а вслед за ним раздался звук упавшего тела потерявшей сознание Дианы.

Лида

Лида мерила шагами крохотное пространство, позабыв обо всем на свете. Все происходящее напоминало какой-то абсурдный фильм, не укладывалось ни в какие логические рамки. Ольга честно призналась, что никакой силы эти статуэтки не имеют, так от чего же заболела Диана?

Доктор сказал, что состояние критическое и оперировать необходимо безотлагательно – разрыв аневризмы головного мозга. До столицы Диана не доедет.

Страх едкой кислотой выжигал изнутри. Вопреки протестам сестры, Лида взяла на себя ответственность за операцию. А если Диана не переживет? Ведь это она, Лида, сама того не желая, спровоцировала болезнь.

Лида резко остановилась. Так. Стоп. Нет и еще раз нет. Ничего она не провоцировала. Она ведь понятия не имела, что Геннадий как-то связан с сестрой, и тогда, в тот роковой день в аэропорту, это же не она заставила Диану уйти и навлечь на себя гнев этой профессорши вместе с ее дурацкими экспериментами. Да и вообще, болезнь часто забирает тех, кто ни в чем не виноват.

Долой рефлексию. Им обязательно повезет! Да. Повезет, и точка. Неважно, есть статуэтка или нет, не в ней дело, а в собственной голове. Как она настроится, так и будет.

Диана была в операционной уже пятый час. За это время Лиде несколько раз позвонил Гена. Вначале она решила не отвечать, но затем все-таки взяла трубку и сообщила о том, что происходит. Гена засуетился, пообещал помочь. И не обманул. Спустя полчаса в клинике появились два седовласых профессора, направившихся прямиком в операционную. За их спинами маячил Гена, все это время ошивавшийся под стенами больницы, боясь показаться Лиде на глаза.

– Как она? – Гена выглядел уставшим, и, глядя на него, Лида сама почувствовала огромную усталость. Словно она была тем самым титаном, державшим небо на своих плечах и вдруг ощутившим, что больше не может, не выдерживает такой ответственности.

– Знаешь, я когда-то думала, что она сломала мне жизнь, – покачала головой Лида, внимательно всматриваясь в посеревшие от времени и мокрой тряпки швы серой, какой-то безнадежной плитки, которой был выложен пол.

– Но ведь она же ее и сломала, – Гена моментально схватился за эту тонкую нить, протянутую Лидой, и сел рядом с ней. Первым желанием было обнять ее за плечи, но он сдержался. Еще ничего не ясно.

– Нет. Вовсе нет. Знаешь, Ромка выиграл золото международной олимпиады и уже получил приглашение от нескольких европейских университетов.

– А Ромка тут при чем? – Гена был сбит с толку.

Толстяк теперь жил в маленьком городке на северо-востоке Франции, в домике у самого моря. Из всей группы агентов, в которую он входил, только он занимался черной пропагандой; иногда ему помогал кто-нибудь из Сопротивления. За все время войны он впервые думал о родителях. И тосковал. Родом он был из Нормандии, его родители жили в пригороде Кана; он спрашивал себя, что с ними теперь. Ему было грустно. Чтобы не унывать, он думал о ребенке Лоры: быть может, он для того и родился на свет, чтобы заботиться о нем.

– При том, что если бы я тогда осталась с Антоном, я бы не вышла замуж за Васю, и Ромка бы просто не родился. Понимаешь? Все, что ни делается, все к лучшему. Даже потеря любимого жениха за два дня до свадьбы и предательство сестры.

Ему было одиноко, жизнь в подполье угнетала его. Хотелось ласки. От других агентов он слышал, что на соседней улочке есть бордель, куда ходят немецкие офицеры. Все задавались вопросом, не стоит ли устроить там диверсию. А Толстяк задавался вопросом, не стоит ли сходить туда за толикой любви. Что скажет Лора, если узнает, чем он тут занимается? Однажды под вечер он все же поддался отчаянию: ему так нужна была любовь.

Лида откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Она казалась себе изможденным путником, который бредет по раскаленной пустыне в отчаянной надежде встретить оазис, при этом понимая, что оазиса не будет и, скорее всего, он просто умрет от жажды.

* * *

– Знаешь, я развожусь, – вдруг выпалил Гена и посмотрел на Лиду, ожидая реакции.

Двадцать первого марта, в день весеннего равноденствия, Кунцер вызвал Гайо в “Лютецию”. Прямо к себе в кабинет. Давненько он его не видел.

Гайо был счастлив, что его принимают в штабе: такое случилось впервые. Кунцера не удивила его радость. Если бы Гайо возмутился, что ему у всех на глазах приходится входить в контору абвера, он бы его пощадил: ведь тогда тот был бы по крайней мере хорошим солдатом. Если бы при первой встрече, тремя годами раньше, Гайо отказался сотрудничать, если бы пришлось прибегать к угрозам или принуждению, он бы его пощадил: ведь тогда тот был бы по крайней мере хорошим патриотом. Но Гайо был попросту изменником родины. Родину, единственную свою родину, он предал. И потому Кунцер ненавидел Гайо: тот воплощал в его глазах все худшее, что может породить война.

– Добро пожаловать в клуб, – усмехнулась та.

– Я так взволнован, что попал сюда, – заявил вертлявый Гайо, входя в кабинет.

Оба замолчали.

Кунцер не ответил. Молча посмотрел на него и закрыл дверь на ключ.

– Как думаешь, она выживет? – робко спросил Гена несколько минут спустя.

– Как там война? – прервал гость затянувшееся молчание.

Он был озадачен тем, что Лида никак не прореагировала на его заявление.

– Очень плохо, мы ее проигрываем.

Но ведь это была Лида, он никогда не мог угадать ее реакцию. Та кивнула вместо ответа.

– Не говорите так! Надо надеяться!

Еще несколько минут они посидели молча. Ожидание сводило с ума. Внезапно Лида встрепенулась.

– Знаете, Гайо, что они с вами сделают, когда победят? Они вас убьют. И это будет не такая уж жестокая расплата за то, что сделали с ними мы.

– Ты можешь мне дать свою машину?

– Я уеду раньше.

– Я тебя отвезу, – Гена подскочил, радуясь возможности помочь. – Куда тебе?

– И куда же?

– К переходу.

– В Германию.

Диана

– Пф-ф-ф, в Германию… Милейший мой Гайо, Германию они сотрут с лица земли.

На том свете тоже играет музыка. Ну что же, тем проще будет примириться с тем фактом, что ее уже нет. Возможно, здесь она встретится с бабулей. И ей наконец-то снова начнет везти. Музыка становилась все громче, а Диана почувствовала резь в глазах от слишком яркого света. Так вот какой ты – свет в конце тоннеля. Она посильнее зажмурилась, а затем распахнула глаза. Музыка стала такой осязаемой, что ее можно было пощупать рукой.

Ошарашенный Гайо не нашелся, что ответить. Кунцер, похоже, в это верит. Но немец потрепал его по плечу, словно старый друг, и он слегка оживился.

Она попыталась это сделать и услышала противный писк, нарушающий плавный ход вальса Шопена.

– Ну-ну, Гайо. Вам не о чем беспокоиться, мы найдем вам убежище.

– Диана, вы слышите меня? – сказал мужской голос. Белый свет начал рассеиваться. Диана заметила легкое движение – кажется, кто-то в белом халате.

Гайо улыбнулся.

– Диана, подайте знак, если слышите меня, – потребовал халат.

– Музыка, – с трудом прохрипела Диана, игнорируя ответ.

– Это ваш сумасшедший друг, прогнать не можем. Даже полицию вызывали, но его назад вернули. Вместе с его пианино.

– Давайте выпьем. За рейх, – предложил Кунцер.

Диана дернула губами в попытке улыбнуться.

– Алексей, – прошептала она.

– Да, выпьем за рейх! – Гайо обрадовался как ребенок.

– Уж не знаю, как его зовут, но у нас тут уже весь персонал и больные заслушались. Сидят и хлопают по палатам. Вам надо поскорее приходить в себя. Он сказал, что не уйдет без вас. А я, знаете ли, не большой любитель классики, а шансон он исполнять отказывается.

– Скажите… – слова давались с трудом, доктору пришлось наклониться к девушке, чтобы расслышать то, что она пытается ему сказать. – Скажите ему, что я скоро. Мне всегда везет. Повезет и в этот раз.

Кунцер усадил гостя в удобное кресло и повернулся к бару. Стоя спиной к французу, налил в стакан воды вместо спиртного и высыпал туда содержимое матового пузырька – белое зернистое вещество, похожее на соль. Цианистый калий.

– Хороший настрой, мне нравится, – одобрил доктор.

– Это не настрой. Это правда.

– Ваше здоровье! – воскликнул Кунцер, протягивая стакан ничего не подозревающему Гайо.

И словно в подтверждение ее слов за стеклом раздались первые аккорды марша Мендельсона.

– А вы не пьете?

Лида

Диана шла на поправку. Врач сказал Лиде, что теперь ее сестре предстоит долгий период восстановления, и нужно, чтобы кто-то из близких был рядом. За то время, что она была в больнице, сестру разыскал нотариус и сообщил, что Валентина Матвеевна завещала Диане свою квартиру и весьма неплохую сумму, которую ей удалось скопить за всю жизнь.

– Позже.

Диана попросила Лиду собрать ее вещи, освободить квартиру, которую снимал ей Гена, и перевезти все в квартиру Матвеевны. Она предложила Лиде пожить с ней какое-то время, и та обещала обдумать предложение, но уже знала, что откажется. Алексей не отходил от Дианы, разрываясь между уходом за больной и бесконечными репетициями. Им двоим будет лучше без нее.

Гайо не стал обижаться:

Гена куда-то пропал. В последний раз они виделись в день операции Дианы, после он не появлялся, лишь прислал букет цветов, который отказались принять в реанимации.

Ромка возвращался завтра. Ему предложили поступить в университет на год раньше, и он был очень воодушевлен. Лида не стала ничего говорить по телефону – обсудят при встрече. Материнское сердце разрывалось при мысли, что ее мальчик вырос и придется отпустить его во взрослую жизнь, но разум говорил, что нельзя становиться у него на пути. Его ждет большое будущее.

– За рейх! – повторил он в последний раз и залпом опорожнил стакан.

Лида снова оставалась одна. Впрочем, лектор Приходько И. В. ждал ее на лекции, а Аркадий Семенович наверняка будет не против показать ей свои экземпляры. Вот уж точно кто в Интернете по порносайтам не шастает.

При воспоминании о случившемся настроение снова испортилось. Она, конечно, попыталась связаться с Сергеем и выяснить, как это произошло, но того, естественно, и след простыл. Обычный мошенник. Знал, как разговаривать с доверчивыми одинокими женщинами.

Кунцер с жалостью наблюдал за жертвой, утопающей в глубоком кресле. У него, наверно, будут судороги, потом тело разобьет паралич, губы и ногти посинеют. Несколько минут, пока сердце не перестанет биться, Гайо будет в сознании, но недвижим как статуя. Как соляной столб.

Лида накупила книг, овощей и фруктов. Она собиралась провести выходные, валяясь на диване и приходя в себя. Но едва она открыла входную дверь, как замерла на пороге. Какая же она дура невнимательная – уходя, забыла закрыть балкон! И теперь Мотя гордо разгуливает по перилам, готовая в любую секунду сорваться вниз. Только этого ей еще не хватало! Маргарита Семеновна точно выгонит ее из квартиры сию же секунду, и она вдобавок ко всему останется бездомной.

Похоже, мертвенно-бледный француз уже не может двигаться, дышит с трудом. Кунцер открыл потайной шкаф, достал Библию и прочел медленно умирающему предателю стихи о Содоме и Гоморре.

– Мотя, кис-кис-кис, – осторожно позвала Лида, делая крошечный шаг вперед.

Мотя подняла голову и прищурила желтые глаза.

51

– Мотечка, иди ко мне, девочка, дам колбаски.

Весна была в разгаре. И в разгаре была кампания УСО во Франции в преддверии операции “Оверлорд”. Высадку назначили на пятое мая. За четыре года Управление создало, обучило и вооружило ячейки Сопротивления по всей Франции, кроме Эльзаса. Но за полтора месяца до вторжения союзников ячейкам не хватало всего: в последнее время снабжение совсем разладилось из-за отвратительной погоды. Теперь УСО видело главную свою задачу в доставке оружия и боеприпасов до открытия фронта в Нормандии. Начиная с января, королевские ВВС при поддержке ВВС США осуществили уже более семисот вылетов – против сотни за последние три месяца 1943 года.

Услышав знакомое слово, Мотя навострила уши и начала разворачиваться на перилах. Лида затаила дыхание.

* * *

– Иди, иди, Мотечка, – Лида присела, собрав пальцы в пригоршню, опустила их к полу, будто собиралась дать кошке колбаску. Мотя поборолась с искушением буквально несколько секунд, а затем спрыгнула с перил и подбежала к Лиде в надежде на угощение. Та схватила разбойницу на руки и спрятала нос в пушистой шубке:

Маки готовились к буре. Одной из первых операций, которую провела ячейка под командованием Клода, стал подрыв локомотивного депо. Длилась она больше часа: нужно было заложить заряд под каждый локомотив. Но часовые механизмы детонаторов сработали вразнобой, и в результате получилась цепочка взрывов, посеявших хаос в рядах немецких солдат. После этого бойцы Сопротивления стали считать кюре полководцем в новом духе.

– Прости меня, дуру.

Несмотря на несколько других успешных операций, проведенных с Трентье, Клод тревожился: вооружения не хватало. Они могли еще немного продержаться, но боеприпасы таяли быстро. Он уже отправил запрос в Лондон, но поставки были пока еще редкими и неполными, приоритет отдавался ячейкам на севере страны. Поэтому был создан резерв боеприпасов и приказано стрелять поменьше – приходилось экономить.

Она поцеловала кошку в голову и потрепала по загривку, та недовольно мяукнула, разочарованная таким обманом.

Партизаны владели почти всеми видами оружия, кроме пистолета-пулемета “Марлин”. Клод научил их с ним обращаться и посоветовал как можно чаще использовать именно “Марлины”, а не “Стэны”: они били точнее и требовали меньше патронов. Осенью маки доставили также тяжелое вооружение – противотанковые гранатометы PIAT.

Лида закрыла балконную дверь, выпустила Мотю на пол, дала обещанную колбаску и села на диван. Настроение было препаршивым. Если следовать ее новой жизненной философии, то предательство Сергея и ее публичный позор были к лучшему. Осталось только дождаться и узнать, что именно подготовила ей Вселенная в качестве компенсации. А пока ей нужно справиться с собственным настроением и мыслями. И есть только один способ.

– И как с этими штуками обращаться? – спросил Клода Трентье при осмотре груза.

Клод, не имевший об этом ни малейшего понятия, пришел в замешательство.

Лида прошла в ванную, взяла бутылочку для лака и, закрыв глаза и стоя перед зеркалом, затянула жалобную песню.

– Думаю, целишься… и…

Трентье невесело усмехнулся. Клод предложил ему попрактиковаться. Зато когда тот же вопрос ему задали простые бойцы, кюре, дабы сохранить лицо, ответил, напустив на себя вид важной и занятой персоны: “Мы герилья или дерьмо какое? Герилья – это винтовка. Займитесь ружьями и нечего ко мне приставать!” А после попросил пианиста отправить срочное сообщение в Лондон: пусть, кроме оружия, пришлют инструктора или кого угодно, лишь бы как можно быстрее обучил людей Трентье обращаться с гранатометами.

Гена приоткрыл незапертую входную дверь и заглянул в квартиру. Он неделю собирался с духом, чтобы прийти сюда. Ему пришлось пересмотреть все свои ценности и жизненные установки. Рядом с Лидой он, конечно же, никогда больше не почувствует сладостных мгновений, как это было с Вероникой или Дианой. Но что ему это дало? Ничего, кроме потраченных нервов.

* * *

Вероника снова в клинике, Диана ушла от него к бомжу. Он никому не нужен со своими приступами и выдающимся генеалогическим древом, а вот ему нужна Лида. Но не для того, чтобы тешить свое эго (он, представитель рода Огурцовых, больше в этом не нуждался). И не для того, чтобы служить ему произведением искусства. В конце концов, он мог позволить себе купить отличные картины или же летать в Венскую оперу. Она нужна ему как человек. И если ради этого придется чем-то поступиться, значит, так тому и быть.

В Лондоне Станислас с группой УСО/УС напряженно готовил совместные операции союзнических служб. В феврале, благодаря прежде всего оживившемуся воздушному снабжению, УСО возобновило деятельность во Франции, но теперь столкнулось с бурными спорами: поддерживать ли их операции авиацией. Английская МИ-6, американское Управление стратегических служб (УСС) и другие структуры профессиональных секретных структур союзников были отнюдь не в восторге от бесконечных полетов: те привлекали внимание гестапо и ставили под удар всех агентов, работающих на местности, – причем, как они считали, исключительно ради поддержки агентов-любителей УСО и кучки необстрелянных бойцов Сопротивления.

Гена прислушался: в квартире кто-то пел. Вдруг сердце отозвалось гулким ударом. Вторым, третьим. На лбу выступил пот, а ноги задрожали мелкой дрожью. Лида пела и делала это так хорошо, что Гена почувствовал приближение приступа. Невероятная женщина! Ни слова не сказала ему о своем таланте!

Чтобы не упасть, Гена схватился рукой за вешалку, стоящую возле входа, но вешалка покачнулась и с грохотом рухнула на пол.

Лида выскочила в коридор, держа в руках бутылочку с лаком для волос и выставив ее вперед в качестве оружия. Замерла, оценив ситуацию. Бледный, вспотевший Гена и валяющаяся на полу вешалка для одежды.

Штабы союзников рассчитывали на Сопротивление, но не знали, насколько эффективными будут действия ячеек. На Юге партизаны были особенно хорошо организованы и уже наносили немцам чувствительные потери. УСО, которое поставляло ячейкам оружие, следило за ними через своих агентов, а иногда и обучало отдельных командиров Сопротивления в своих учебных центрах; предполагалось, что на всей территории Франции (Секции F и RF) насчитывается более ста тысяч бойцов-подпольщиков, которых можно задействовать в любой момент.

– Как ты сюда попал? – пискнула она.

– Дверь была открыта, – Гена с трудом поднял вешалку и поставил ее на место.

На Бейкер-стрит Станислас часто спускался в отдел Шифра Секции F – ходил тайком понаблюдать за Лорой. Смотрел, как она трудится, не замечая его, погруженная в работу. Станислас находил, что горе еще добавило ей красоты. Живот у нее уже округлился, она была на шестом месяце. Однажды он ездил с ней к врачу: будущая мать и дитя были здоровы. Роды ожидались в начале июля.

– Я тебя не приглашала, – огрызнулась Лида, опуская бутылочку.

– Ты красиво поешь, – робко сделал комплимент Гена.

– Не подлизывайся! – рявкнула Лида.

Станислас без устали опекал Лору. В Лондоне оставались только они с Доффом, а теперь еще и Доффу временами случалось уезжать из столицы. Каждый вечер Станислас провожал Лору от Бейкер-стрит до Блумсбери. Если какое-то собрание затягивалось допоздна, он делал перерыв и, проводив ее, шел обратно в генеральный штаб; она не догадывалась, что его рабочий день не окончен. Часто они ужинали вместе в Блумсбери, в ресторане, а иногда у него в Найтсбридже. Станислас тогда предлагал ей переночевать у него, места хватало, но она неизменно отказывалась: надо привыкать жить одной, раз такова ее судьба. Ибо Станислас и Дофф, несмотря на все свои заботы, не в силах были одолеть тоску, снедавшую Лору.

Гена раздумывал несколько секунд, а затем грохнулся на колени.

Пэл погиб пять месяцев назад, она по-прежнему плакала каждую ночь. Плакала чуть меньше, спала чуть больше, но все равно плакала. Теперь, когда квартира в Блумсбери опустела, ей не нужно было бояться, что ее услышат. Она плакала в гостиной, прижимая к себе роман, который Пэл читал ей в Локейлорте и который она нашла в его спальне; она не открывала его и больше не откроет, это было выше ее сил, но, прижимая его к себе, немного успокаивалась. Нюхала его обложку, вспоминала слова. Вспоминала, как Пэл читал, как они сидели вдвоем. Она помнила почти все их счастливые минуты, в точности, во всех подробностях. Иногда мечтала о том, как они могли бы жить, – об Америке, о Бостоне, об их доме, об их ребенке; она словно гуляла по всем комнатам, вдыхая запахи милого садика. Там был Пэл, и его отец тоже; он столько рассказывал о своем отце. В американском доме у отца была своя комната.

– Ты выйдешь за меня замуж? – Он пошарил рукой в кармане брюк и достал коробочку. То злосчастное кольцо он сдал. Точнее, если быть честным, поменял на другое, но какое это имеет значение, в конце концов?

– С ума сошел? – неуверенно ответила Лида, не в силах оторвать взгляд от замерцавшего в полутьме прихожей бриллианта. Ей, Лиде Улиткиной, делают предложение руки и сердца, стоя на коленях. И дарят кольцо с настоящим бриллиантом! Умереть не встать. И почему она никогда не замечала, что Гена чем-то похож на Ричарда Гира и Гаррисона Форда одновременно?

Под покровом английской ночи, пока Лора, укрывшись в гостиной, выплакивала свое отчаяние, Адольф Дофф Штайн на юге страны ловил последних внедренных агентов Группы II абвера, искавших базы союзников, подготовленные для операции “Оверлорд”. Стоя у окна в гостиничном номере, он думал о том, что будет с его несчастным народом. Что с ними всеми станется, что станется с миром?

– Лида, – Гена прокашлялся, – да, я был женат. Да, я крутил роман с твоей сестрой. Но кто из нас без греха, пусть первым кинет в меня камень. Все в прошлом, и я даю тебе слово, что больше это не повторится. С этого дня я безгрешен, словно агнец божий, – торжественно возвестил он и немедленно почувствовал себя идиотом.

А Станислас в Найтсбридже, если успел вернуться домой, или в своем кабинете на Бейкер-стрит, если предстояло работать всю ночь, думал о Клоде и Толстяке – двух своих сыновьях, работавших во Франции, и молился, чтобы они выжили.

Речь ему написал Артур. Он попросил что-то чувственное и проникновенное, рассчитанное на умную женщину, и тот напихал цитат из Библии. А Гена был слишком взволнован, чтобы вникнуть в смысл написанного. Просто заучил наизусть.

– Ну да, а я порнозвезда, – вдруг хихикнула Лида.

* * *

– Ха, – неуверенно ответил Гена и внимательно посмотрел на Лиду. – Что, правда, что ли?

Шли недели. Наступил апрель, потом май. Начало “Оверлорда” перенесли на пятое июня, выделив еще месяц на строительство барж для высадки. УСО воспользовалось отсрочкой для окончательной подготовки ячеек: совместные операции королевских ВВС и воздушных сил США в поддержку УСО во Франции шли без остановки. Доставка грузов и агентов превратилась теперь в почти будничный, прекрасно отлаженный механизм. Только с апреля по июнь 1944 года было совершено почти две тысячи вылетов. Кей, Риар и другие агенты союзнических войск, завершив обучение, с нетерпением ждали отправки во Францию, изнывая в транзитных домах Управления.

Та кивнула, закрыв глаза. Врать сил не было и изображать из себя невесть что тоже. Если уж собрался жениться, так пусть знает всю постыдную правду.

52

Гена поднялся с колен и отряхнул брюки, на которые уже успела прилипнуть кошачья шерсть.

Шестого июня 1944 года, с опозданием на день из-за погодных условий, союзники начали операцию “Оверлорд”, которую готовили десять месяцев. Лондонское радио беспрерывно рассылало ячейкам приказы вступать в борьбу. В предрассветной мгле Толстяк и Клод на противоположных концах страны с колотящимся сердцем устремились в атаку – в рядах соотечественников, со “Стэном” наперевес. Им было страшно.

– Это случайно получилось, – пояснила она, не открывая глаз.

* * *

– Дура, – кратко резюмировал Гена.

В преддверии высадки группа УСО/УС бросила в бой свои войска. Риара послали в центр страны. Кея вместе с агентами УСС десантировали на парашютах в Бретани. В военной форме. Странно было после двух лет подполья внезапно надеть форму британской армии. Натренированные коммандос должны были продвигаться быстро: они получили задание нейтрализовать местные базы люфтваффе.

– А ты козел, – вяло огрызнулась Лида.

* * *

– Знаю.

Сопротивление перед грядущим сражением разгорелось с новой силой. И пока британская, американская и канадская армии готовились выплеснуть на пляжи Нормандии миллион солдат, пока британская Специальная авиадесантная служба (САС), которой в итоге поручили вместо УСО дезориентировать немецкую разведку, сбрасывала сотни тряпичных солдат в места, где высадки не будет, ячейки с окраин и макизары взрывали железные дороги, чтобы немецкие войска не могли перемещаться по стране.

Несколько секунд они постояли молча.

Радио в кабинете Кунцера надрывалось. Сам он был спокоен. Из коридоров доносилось бурление – в “Лютеции” царила паника. Атака на Францию началась.

– Так ты выйдешь за меня замуж? – не понял Гена, не зная, куда приткнуть коробочку с кольцом.

Дэнтермонт в ответ на опасения Анатолия заявил, что для них его безопасность превыше всего, и что он готов дать любые гарантии, политические и финансовые.

Ему было страшно. Но он уже давно готовил себя к страху. Он спустился на кухню отеля за шампанским и отправился на улицу Бак.

Мягкое сентябрьское солнце заглянуло в окно через занавески, золотом окутывая комнату. Не открывая глаз, Лида улыбнулась, а затем засмеялась. Ее смех становился все громче, искренней и счастливее. Ведь Лида Улиткина теперь точно знала, что у нее в жизни все будет хорошо.

На следующей встрече Дэнтермонт представил Максимову своего шефа — Билла Клиффа. Тот показал Анатолию его новые документы на имя Майкла Дзюбы и предложил подписаться под анкетой на это имя, что якобы было необходимо для подготовки свидетельства о рождении, паспорта, банковских счетов. После того как Максимов расписался, оба — Клифф и Дэнтермонт удовлетворенно вздохнули. По-видимому, они расценили это как подписку о сотрудничестве. Далее разговор велся о финансовой стороне дела. Максимов потребовал открытия счетов на 10 и 60 тысяч долларов в канадском и швейцарском банках и за каждую встречу еще 5 тысяч. Скрепя сердце, разведчики согласились, но тут же завели разговор об информации.

* * *

Это было самое уязвимое место в позиции Максимова. Он должен был передавать канадцам интересующую их, но не наносящую ущерба своей стране информацию, подготовленную в Центре. Но пока ее не было, да и в дальнейшем, за весь период «сотрудничества», с такой информацией дело обстояло туго. Максимов всячески изворачивался, искусственно, под разными предлогами, сокращал время встреч, многословием пытался ввести в заблуждение собеседников, рассуждал об общих местах, сообщал уже известные противнику сведения. Видимо, канадским разведчикам очень уж хотелось отчитаться перед начальством в своих успехах, если они не замечали таких явных моментов, характерных для \"подставы\".

На Лондон опустился вечер. На пляжах Нормандии шли ожесточенные бои. На волнах Би-би-си распространялось обращение генерала Де Голля к Сопротивлению. И в этот самый момент в больнице святого Томаса Лора производила на свет дитя, на несколько недель раньше срока. Мать была рядом, в родильном отделении, Ричард Дойл мерил шагами коридор.

Так или иначе, сотрудничество продолжалось. Максимова предупредили, что в случае его переезда в любую страну и необходимости встречи, он может обращаться к любому первому секретарю канадского посольства. Стало ясно, что все они связаны с канадской спецслужбой.

Каждые пятнадцать минут медсестра звала Франс Дойл к телефону. Станислас, сидя на Бейкер-стрит, равно тревожился и об исходе родов, и об исходе “Оверлорда”.

Сотрудники КККП выполнили свое обещание — выписали Максимову документы на имя Майкла Дзюбы, в том числе и расчетные книжки банков Канады и Швейцарии, а также письмо генерального прокурора (он же министр юстиции Канады) о том, что Майклу Дзюбе гарантируется гражданство Канады и убежище в любое удобное для него время. Фотографическая зрительная память Максимова позволила ему запомнить не только тексты, но и номера предъявленных ему документов, указанные в них даты, место выдачи, фамилии подписавших их лиц. Позже это также сыграло свою роль в разоблачении канадской спецслужбы.

– Все хорошо? – без конца спрашивал он у Франс.

Позднее документы на имя Майкла Дзюбы были заменены на имя Ярослава Стадника, которое теперь носил канадский агент «Акварис» — Анатолий Максимов. Вместо Клиффа у него появился новый «шеф» — Квилли, человек суровый и настырный. Он сразу дал новое задание с четкими, конкретными вопросами. Их было девять. Вопросы, относящиеся к Минвнешторгу, чередовались с вопросами, касающимися обороноспособности страны. Речь уже шла о целенаправленном сборе информации, которая могла бы нанести нашему государству большой политический и моральный урон, привести к миллионным потерям в экономике. Квилли заявил Максимову, что если ему удастся заранее предупредить о готовящейся против Канады, США или другой страны НАТО конкретной политической или экономической акции, то только за одно это он получит разовое денежное вознаграждение, исчисляемое пятизначными цифрами.

– Уверяю вас, все идет прекрасно.

В феврале 1978 года произошло событие, которое коренным образом повернуло ход операции.

Канадцы начали кампанию против советской колонии, объявив о выдворении 13 человек — дипломатов и сотрудников торгпредства. Руководство КГБ решило принять ответные меры — реализовать операцию «Турнир», объявив о противоправной работе КККП в среде советских граждан.

Станислас вздыхал. Когда он позвонил седьмой раз, она смогла успокоить его по-настоящему:

– Мальчик.

Свертывание операции «Турнир» началось 10 марта 1978 года, когда «Известия» поместили статью \"Кому это выгодно\", часть которой была посвящена событиям, связанным с этой операцией. О Максимове в ней было сказано, как о некоем сотруднике торгпредства М., ставшем жертвой происков канадской спецслужбы. Упоминались документы на вымышленные имена и гарантийное письмо на случай его бегства за рубеж. Во второй половине марта в \"Литературной газете\" появилась статья «Паутина», в которой более подробно рассказывалось о событиях 1967–1977 годов, а ее героя назвали Анатолием Мартыновым. Но факты были изложены почти в полном объеме.

Старик Станислас на другом конце провода не нашел слов от волнения. Теперь он немножко дедушка.

В 1983 году в канадской печати появились статьи журналиста газеты «Ситизен» Майкла Макдональда, который провел расследование операции \"Золотая жила\". Он рассказал о скандале, развернувшемся в КККП после провала операции, о конфликте, возникшем между руководством КККП и канадскими властями. Одна из причин конфликта — обвинение КККП в нарушении запрета на работу за границей, другая — обвинение в обмане правительства, в частности, в подделке подписей высших должностных лиц на «гарантиях» \"Дзюбе\" и «Стаднику». Журналист информировал читателей о том, что цена этому «делу» — карьера \"шести блестящих сотрудников КККП\", и высказал предположение, что для «их» русского подопечного такой исход дела означал только одно — смерть.

53

В своих воспоминаниях герой операции «Турнир» Анатолий Борисович Максимов высказал предположение, что КККП не обманывало канадское правительство, а проводило операцию с его ведома. Оно же вину за ее провал свалило на \"парней из службы\", которые якобы \"ради пользы дела пошли на обман\".

Высадка воспламенила Францию. Сопротивление действовало куда эффективнее, чем предполагали штабы союзников: ячейки УСО, руководимые из Лондона, ячейки “Свободной Франции”, направляемые из Алжира, плюс гражданские лица – все принимали участие в боевых действиях, совершали спонтанные диверсии по всей стране.

В Нормандии и прилегающих регионах Сопротивление стало самостоятельной боевой силой. Группа Кея, располагавшая значительными припасами, раздавала людям продукты и военную форму, создавала и наскоро обучала небольшие группки бойцов. Согласно инструкциям УСО, следовало диверсиями и непрестанными стычками сбить с толку немецкие части, ослабить их, подорвать боевой дух солдат, а потом предоставить армии союзников довершить дело. К примеру, один из методов успешного боя заключался в том, чтобы затормозить перестрелкой немецкую колонну: автомобили останавливались, солдаты пытались отбить атаку бойцов Сопротивления, и в этот момент из облаков внезапно выныривала эскадрилья королевских ВВС или ВВС США и бомбила колонну, нанося ей, как правило, тяжелые потери.

Штурм дворца Тадж-Бек

На Юге ячейки старались замедлить продвижение к линии фронта немецких подкреплений: обрывали телефонные линии, взрывали железные дороги и бензохранилища либо провоцировали прямые столкновения, атаковали и устраивали засады. Но немцы, не знавшие покоя из-за неуловимых бойцов, обрушили свою ярость на мирное население. В июне, через несколько дней после высадки, случилось худшее. Вторая танковая дивизия CC “Рейх”, выдвигавшаяся из окрестностей Бордо на нормандский фронт, после стычек с Французскими внутренними силами остановилась в деревне Орадур-сюр-Глан. Жителей деревни согнали на площадь: мужчин расстреляли, а женщин и детей заперли в церкви и сожгли заживо. Погибло больше шестисот человек.

Принимая решение по афганской проблеме, советское руководство учитывало, что ЦРУ предпринимало усилия по созданию \"Новой Великой османской империи\" с включением в нее южных республик СССР; что на юге СССР отсутствовала надежная система ПВО (в случае размещения в Афганистане американских ракет типа «Першинг», это поставило бы под угрозу многие жизненно важные объекты, в том числе космодром Байконур); что афганские урановые месторождения могут быть использованы Пакистаном и Ираном для создания ядерного оружия; что ЦРУ стремится к ослаблению советского влияния в Афганистане, вплоть до развертывания басмаческого движения в Средней Азии, а это позволило бы США приблизиться вплотную к уникальной кладовой мира Таджикистану, где есть все элементы таблицы Менделеева, а на Памире — перспективные залежи урановой руды; что президент Афганистана Х. Амин, возможно, сотрудничает с ЦРУ США.

* * *

Короче говоря, причин для вмешательства в афганские дела хватало. Другое дело, что решать афганскую проблему следовало дипломатически и экономически.

Клод и Трентье совместно руководили операциями. Королевские ВВС наконец сбросили им оружие, грузы и продукты, но недостаточно. УСО вложило во все контейнеры повязки в цветах французского флага, и Клод раздал их бойцам. Но что там повязки – нужно было больше оружия. Клод тревожился: Лондон зациклился на поддержке ячеек на Севере, маки несли потери, боеприпасы таяли на глазах. В довершение всего охваченные энтузиазмом бойцы уже не таились перед гражданскими, а порой и появлялись в деревнях с оружием и повязками, привлекая всеобщее внимание. Если немцы обнаружат маки, им несдобровать – их всех перебьют. По вечерам кюре, укрывшись с Трентье в палатке, подводил итоги дня.

Так или иначе, в начале декабря 1979 года было принято решение устранить тогдашнего президента Афганистана Хафизуллу Амина и поставить на его место Бабрака Кармаля. Для этой цели в Афганистан были переброшены специальные группы КГБ СССР, подчинявшиеся внешней разведке, и отряд ГРУ Генерального штаба, а также так называемый «мусульманский» батальон. По просьбе Х. Амина, в Афганистан намечалось ввести \"ограниченный контингент\" советских войск. В афганской армии уже имелись советские военные советники, в охране Х. Амина были советники от 9-го Управления КГБ. Лечился Амин исключительно у советских врачей. Все это придавало особый характер мероприятию по свержению и устранению Х. Амина.

– Плохо у нас с припасами, – сказал партизан.

Система охраны дворца Тадж-Бек была — с помощью наших советников — организована тщательно и продуманно, с учетом всех его инженерных особенностей и характера окружающей местности, что делало его труднодоступным для нападающих. Внутри дворца службу несла охрана Х. Амина, состоявшая из его родственников и особо доверенных людей. В свободное от службы во дворце время они жили в непосредственной близости от дворца, в глинобитном доме, и постоянно находились в боевой готовности. Вторую линию составляли семь постов, на каждом из которых находились по четыре часовых, вооруженных пулеметом, гранатометом и автоматами. Внешнее кольцо охраны обеспечивали три мотострелковых и танковых батальона бригады охраны. На одной из господствующих высот были вкопаны два танка Т-54, которые могли прямой наводкой простреливать местность, прилегающую к дворцу. В бригаде охраны было две с половиной тысячи человек. Помимо этого неподалеку разместились зенитный и строительный полки.

Он тоже беспокоился.

– Надо затаиться. Поменьше засад, побольше диверсий… Продержаться бы до следующих поставок. Ах, будь здесь Пэл, он бы навел порядок…

У нападающей стороны был так называемый «мусульманский» батальон, который, по согласованию с афганской стороной, занял оборону в промежутке между постами охраны и линией расположения афганских батальонов.

– Ты знаешь Пэла? – спросил Трентье.

Клод в изумлении уставился на него.

Пока разрабатывался детальный план штурма дворца, части советской 40-й армии перешли государственную границу Демократической Республики Афганистан. Это произошло в 15.00 25 декабря 1979 года.

– Конечно, я его знал… Но…

Операция по устранению Х. Амина получила кодовое название «Шторм-333». В ней участвовали группы специального назначения КГБ и ГРУ Генштаба. Подготовку к боевым действиям по захвату дворца возглавили В. В. Колесник, Э. Г. Козлов, О. Л. Швец, Ю. М. Дроздов. Дело усложняло отсутствие плана дворца, который наши советники не удосужились составить. Кроме того, ослабить его оборону они не могли по соображениям конспирации, но 26 декабря сумели провести во дворец разведчиков-диверсантов, которые все внимательно осмотрели и составили его поэтажный план. Офицеры отрядов спецназа провели разведку огневых точек на ближайших высотах. Разведчики вели круглосуточное наблюдение за дворцом Тадж-Бек.

– Знал? – перебил его Трентье. – Он погиб?

– Да. В октябре.

Главная задача должна была выполняться силами двух смешанных штурмовых групп — «Гром» и «Зенит», поддерживаемых «мусульманским» батальоном. Не захватив вкопанные танки, державшие под прицелом все подходы к дворцу, начинать штурм было нельзя. Для их захвата выделили 15 человек и двух снайперов из КГБ.

– Вот гадство. Мне очень жаль, старик. До нас ничего не доходило…

Чтобы раньше времени не вызвать подозрения, «мусульманский» батальон начал проводить отвлекающие действия: стрельбу, выход по тревоге и занятие установленных участков обороны, развертывание и т. д. В ночное время пускали осветительные ракеты. Из-за сильного мороза по графику прогревали моторы бронетранспортеров и боевых машин, чтобы их можно было завести сразу по сигналу. Сначала это вызывало беспокойство командования бригады охраны дворца. Но их успокоили, разъяснив, что идет обычная учеба, а ракеты пускают, чтобы исключить возможность внезапного нападения моджахедов на дворец. «Учения» продолжались 25, 26 и первую половину дня 27 декабря.

Клод вскочил, его чуть ли не трясло. Ведь он тут, в маки, только потому, что Пэл так сюда и не доехал.

– Черт! Но ты-то откуда знаешь Пэла? – спросил кюре.

26 декабря для установления более тесных отношений в «мусульманском» батальоне устроили прием для командования афганской бригады. Ели и пили много, провозглашались тосты за боевое содружество, за советско-афганскую дружбу и т. д.

– Знаю – это сильно сказано. В прошлом году, в конце сентября, мне прислали в подкрепление агента обучать маки. Это он и был. Пэл. Шикарный парень. Но он тут только переночевал. Мы его встретили, все честь по чести, но он на следующий день снова уехал.

Непосредственно перед штурмом дворца спецгруппой КГБ был взорван так называемый «колодец» — центральный узел секретной связи дворца с важнейшими военными и гражданскими объектами ДРА.

Клод в смятении хлопнул себя по лбу: значит, Пэл перед Парижем заезжал в маки! Лондон об этом не знал – когда его готовили на Портман-сквер, то сказали, что Пэл у них не был. Что-то стало проясняться: у макизаров тогда не было радиста, а значит, в УСО не знали, что случилось после его прыжка. Станислас предположил, что Пэл, наверно, разминулся с встречающими и скрылся в Париже. Но, похоже, все было совсем не так.

Находившиеся в афганских частях советники получили разные задания: некоторые должны были остаться в частях на ночь, организовать ужин для командиров (для этого им выдали спиртное и продукты) и ни в коем случае не допустить выступления афганских войск против советских; другим, наоборот, было приказано долго в подразделениях не задерживаться. Остались только специально проинструктированные люди.

– Значит, ты его видел? – поинтересовался Клод. – В смысле, своими глазами видел и уверен, что это был он?

Ничего не подозревавший Амин выразил радость по поводу вступления советских войск в Афганистан и приказал начальнику генштаба Мохаммеду Якубу наладить взаимодействие с их командованием. Амин устроил обед для членов Политбюро и министров. Позже он собирался выступить по телевидению.

– Во всяком случае, его звали Пэл. Это точно. Но, может, это другой, не твой? Хотя имя довольно редкое. Молодой парень, примерно твой ровесник, чуть постарше. Красивый. Живой.

Но этому помешало одно странное обстоятельство. Одних участников обеда вдруг потянуло в сон, некоторые потеряли сознание. «Отключился» и сам Амин. Его супруга подняла тревогу. Вызвали врачей из афганского госпиталя и из поликлиники советского посольства. Продукты и гранатовый сок немедленно направили на экспертизу, поваров-узбеков арестовали. Что это было? Скорее всего сильная, но не смертельная доза снотворного, чтобы в буквальном смысле «усыпить» бдительность Амина и его приближенных. Хотя, кто его знает….

– Он самый, больше некому. Значит, его все-таки встретили…

Возможно, стояла задача и вовсе устранить Х. Амина. Тогда бы отпала необходимость в штурме дворца, и сохранились бы десятки и сотни жизней. Но так или иначе, этому помешали советские врачи. Их была целая группа — пять мужчин и две женщины. Они сразу поставили диагноз \"массовое отравление\" и тут же принялись оказывать помощь пострадавшим. Врачи полковники медицинской службы В. Кузнеченков и А. Алексеев, не зная, что нарушают чьи-то планы, приступили к спасению президента.

– И я о том. Я сам там был со своими парнями. Не успел приземлиться, как уже собрался уезжать. Хотел в Париж.

Почему так получилось с врачами? Уж если действительно существовал замысел устранить Амина путем отравления, то человек, взявший на себя ответственность за это решение, должен был бы довести его до конца — любой ценой не допустить, чтобы наши врачи попали во дворец. В той обстановке это сделать было не так трудно. Скорее всего виноваты несогласованность и излишняя скрытность: тот, кто отправлял врачей, не знал, что они там не нужны.

Клод растерянно вздохнул:

– Какого черта ему понадобилось в Париже?

Происшествие во дворце насторожило охрану, и она приняла дополнительные меры безопасности: выставила внешние посты, пыталась связаться с танковой бригадой. Бригада была приведена в состояние боевой готовности, но приказа о выступлении так и не получила, ведь колодец спецсвязи был уже взорван.

– Понятия не имею. Сказал, что подозревает за собой слежку, не чувствует себя в безопасности, как-то так. В общем, попросил отправить его в Париж. Назавтра я велел отвезти его в Ниццу, и он, по-моему, сел на поезд. Что с ним случилось?

– Сцапали. Но никто не знает как. УСО сбрасывает его на Юге, а через несколько дней его хватают… В Париже… Погоди-ка… Ты уверен, что он говорил про Париж?

В 19 часов 30 минут 27 декабря 1979 года два спецназа — ГРУ Генштаба и КГБ в тесном взаимодействии начали спецоперацию. Лихим «кавалерийским» налетом на машине ГАЗ-66 группа во главе с капитаном Сатаровым сумела захватить вкопанные танки, вывести их из окопов и направилась на них к дворцу.

– Да.

Зенитные самоходки открыли по дворцу огонь прямой наводкой. Подразделения «мусульманского» батальона начали выдвижение в районы предназначения. К дворцу двинулась рота боевых машин пехоты. На десяти БМП в качестве десанта находились две группы КГБ. Общее руководство ими осуществлял полковник Г. И. Бояринов. БМП сбили внешние посты охраны и помчались к Тадж-Беку по узкой горной дороге, серпантином поднимающейся вверх. Первая БМП была подбита. Члены экипажа и десант покинули ее и с помощью штурмовых лестниц стали взбираться на гору. Вторая БМП столкнула в пропасть подбитую и освободила путь остальным. Вскоре они оказались на ровной площадке перед дворцом.

– Точно?

Одна из машин развернулась кормой вплотную к дворцовому входу. Штурмовая группа полковника Бояринова ворвалась во дворец. Бой сразу же принял ожесточенный характер.

– Совершенно точно. Он хотел ехать в Париж.

Спецназовцы рвались вперед, пугая противника выстрелами, дикими криками и громким русским матом. Кстати, по этому последнему признаку группы бойцов разных подразделений в кромешной тьме опознавали своих. Белые повязки на рукавах не были видны, а камуфляжная форма была у всех одинаковая. Если из какой-нибудь комнаты не выходили с поднятыми руками, то взламывалась дверь и в комнату летели гранаты. Так продвигались вверх по коридорам и лабиринтам дворца.

Клод задумался. Это какая-то бессмыслица. Если Пэл, прибыв в маки, почувствовал угрозу, то зачем он уточнил, где собирается скрываться? И где было небезопасно? В отряде? Если так, он должен был запутать следы, сказать о Париже, а остаться в Лионе или где угодно еще. Мысли проносились в голове одна за другой: может, среди макизаров есть предатель и он выдал Пэла? Но так или иначе, это не Трентье, ему он доверял полностью.

Когда штурмовые группы разведчиков-диверсантов ворвались во дворец, участвовавшие в бою спецназовцы «мусульманского» батальона создали огневое кольцо, уничтожая вокруг все живое и защищая атакующих. Офицеры и солдаты личной охраны Х. Амина и его личные телохранители отчаянно сопротивлялись, не сдаваясь в плен: они приняли спецназовцев за собственную мятежную часть, от которой нельзя было ждать пощады. Но, услышав русские крики и мат, стали поднимать руки — многие из них прошли обучение в десантной школе в Рязани, и узнали, что такое мат. А русским сдавались потому, что считали их высшей и справедливой силой.

– Кто еще знал, что Пэл едет в Париж?

Трентье на миг задумался: