Владимир Семёнович Маканин

Старые книги

Глава 1

Светик опять смеется:

— А хочешь, попробуем промышлять вместе?

— Вместе?

— Ну да.

— Ух ты. Отлично! Красота!.. Вот здорово!

Светик прерывает его.

— Где ты живешь?

— Здесь. Рядом. Совсем рядом… Вот в этом доме. Один. У меня квартира.

— Один в целой квартире?

— Да!.. Один… Вместе — это здорово!

Мелкий книжный спекулянт Бабрыка слегка очумел — говорит и говорит о том, что он очень рад. Он живет один. Один!.. И никак не догадывается сказать то, чего ждет Светик. А Светик ждет и уже сердится — да что ж это за лопух такой!.. Наконец он спохватывается:

— Может быть, зайдем ко мне, а?

— К тебе? — будто бы мнется Светик.

— Я ничего такого в виду не имею… Это здорово, если вместе. А я один живу. Совсем один. Клянусь!

Мог бы и не клясться. Еще в букинистическом Светик краем уха слышала, как продавец Верочка говорила ему с насмешкой: «И не скучно тебе одному жить в пустой квартире?» Этот разговор был два дня назад.

Они тогда трепались, а Светик стояла возле и завязывала узелки на память.

Эти восемь суетливых дней Светик ночевала у попутчицы, с которой сдружилась в поезде. Та была хорошая женщина. И добрая, и приветливая. Но пора было мотать оттуда. Женщина начинала интересоваться. Вопросики задавала.

Светик и книжный спекулянт подходят к дому.

— Моя машина, — показывает рукой Бабрыка.

Это уже неожиданность. Этого Светик не предвидела. У подъезда приткнулся «москвичонок» — гладенький такой, чистенький.

— Хорошо живешь.

— И квартира хорошая, — хвастается Бабрыка, — двухкомнатная. На втором этаже.

Светик, когда поднялись, и по квартире прошлась — идет и туда, и сюда, осматривает. Заглядывает на кухню. И подытоживает:

— Хорошо.



А Бабрыка начинает жаловаться. Живет-то он хорошо. Но скучно.

— На вино не хватает? — смеется Светик.

— Не хватает…

— Учти вот что. Я нытиков не уважаю. Кончай нытье.

Но Бабрыка не может без нытья. Отец Бабрыки был большой человек. В чинах и в орденах — Павел Петрович Бабрыка. А матушка давно умерла. Отец успел сделать для Бабрыки квартиру и машину. И устроил в институт. И, более или менее за сына успокоившись, умер. Однако Бабрыка учиться не смог — бросил на втором курсе. Работать тоже не захотел. Старшие братья помогали ему, тянули, но однажды им надоело.

У них была своя жизнь. И в этой жизни были свои заботы. Бабрыка остался один.

— И вот живу, — невесело рассказывает он, — торгую книжечками. Понемногу.

— Почему же понемногу? — смеется Светик.

Бабрыка не отвечает.

— Если не хочешь ни учиться, ни работать — надо быть посмелее.

Бабрыке и тут ответить нечего — молчит.

— А ты? — поинтересовался Бабрыка. — Меня спрашиваешь, а о себе ничего.

Светик не собирается откровенничать. Скрывать и таить ей нечего. Но все-таки лучше отмолчаться. Она, Светик, такая.

— А что рассказывать?.. Приехала я с Урала. Просто так приехала. Людей посмотреть.

Но больше Светик ничего не рассказывает. Ни город родной не называет. Ни фамилию. Тут она твердо держит линию.

Бабрыка, конечно, попробовал лед под ногой. Они, мужики, не могут без этого. Завел какую-то пластинку. Танго. И за плечики.

— Потанцуем, — говорит. — Потанцуем, а?

Светик смеется:

— Потерпишь до вечера… Не умрешь. Потому что нужно думать о деле.



Возле букинистического магазина они и знакомятся. Продавец Вера вышла — Светик с ходу ей улыбается. Светик ладит с людьми. Это она умеет.

Бабрыка что-то мямлит, дескать, как бывает приятно познакомиться. Двух слов толком связать не может. И тогда Светик ему говорит:

— Иди домой, милый. Или отдохни. — И смеется.

И шепчет продавцу Вере: — Он все-таки ужасный болван.

— Потрясающий!

Обе хихикают. Светик подхватывает продавца Веру под руку — и они уже пылят вверх по улице. Две подружки.

— Ты оставляешь ему в магазине замечательные книги, а этот болван продает их по три рубля. Я сегодня за них выколотила вдвое больше.

— Правда?

— Смотри, сколько денег! Хочешь, зайдем в кафе?

— Нет, Светик. Мне домой. У меня как раз сегодня стирка.

— Я тебя провожу.

Дома у Веры не все благополучно. Когда в доме плохо, Светик это сразу чувствует. Квартирка маленькая, комната да кухня. На кухне ужинают ее мать и отчим. Мрачные типы.

— Здравствуйте. — Светик улыбается.

Те что-то буркают в ответ. Надулись, как жабы. Весельчаки. Сразу видно.

Такая же мать и точно такой же отчим у Светика в Челябинске. Картинка в картинку. Светик уже раскрывает рот, чтоб сказать Вере об этом. Но сдерживается.

Вместо этого говорит:

— Как ты можешь с ними жить?

— Живу.

И Вера уводит Светика побыстрее в комнату. Прикрывает плотнее дверь. Чтобы не слышать и не видеть.

— Тебе стирать! — орет оттуда мамаша.

— Сама знаю! — орет отсюда Вера.

И притихли. Знакомое кино. Светик его много раз видела.

— Мечтаю от нее съехать, — шепчет Вера. — Дышать нечем. У всех матери как матери. Я уже месяц как подала заявление в кооператив…

— Понятно.

— Наскребу денег — и бегом из этой квартиры. Голая убегу. Босая. Лишь бы скорее. Всю кровь выпили. — Помолчали. Потом Вера спрашивает: — Ты тоже на кооператив собираешь?

Светик ей что-то сочиняет. Что-то подходящее и похожее на правду.

— А откуда ты?

— С Урала.

Через дверь слышится раскатистый крик матери:

— Вера-а-а… Стирка ждет.

— Знаю.

— Пойду, — говорит Светик и встает.

— Я даже угостить тебя не могу — они такой крик поднимут.

— Я пойду. Возьми списочек. Пригодится.

— Что это?

— Книги. На них большой спрос. Если попадутся, придержи их, как обычно.

Светик идет по улице — все хорошо, все отлично. Скоро начнут появляться денежки. И сладко будет. Потому что с денежками всегда сладко.

У Светика мать и отчим тоже парочка что надо. Голубки. Отчим у Светика уже пятый. Если считать всех. Когда Светик исчезает на полгода или на год, ни мать, ни отчима это не интересует. Такие милые голубки. Отчима интересует только подледная рыбалка. А мать интересует только отчим.

Вечером Бабрыка не отходит от Светика ни на шаг. Крутится около и пристает.

— Красивая, — говорит он и время от времени пускает в ход руки. Или целится губами.

— Я никакая не красавица, — говорит Светик. И тут на нее находит стих. Она знает за собой это. Она говорит и как бы любуется сама собой: — У меня милое, привлекательное лицо. У меня большие серые глаза. У меня стройная фигура. — И на той же ноте она продолжает: — Но у меня нет дела и нет денег. Нет квартиры. Нет хорошего друга.

Светик чувствует, что сейчас она говорит что-то важное. Для самой себя важное.

Но этот Бабрыка олух олухом.

— Разве в деньгах счастье? — дышит он Светику в ухо. И чуть ли не стонет. И тянет потихонечку куда-то в ту комнату. Видно, там он думает прилечь. — Светик…

— Чего тебе?

— Светик, а?.. Пойдем… Ты не хочешь, Светик? — И дышит, и опять дышит.

Светик целует его разок-другой и говорит ему, чтобы шел бай-бай. Светик вообще в этих делах вперед не забегает. Светик эти дела знает.

— Светик…

Вот ведь поросенок. Они легли спать в разных комнатах — погасили свет, улеглись, притихли, и на тебе — он уже опять заглядывает в дверь.

— Светик… Почему ты не хочешь?

— А почему я должна хотеть?.. С чего ты взял?

Светик встает.

— Где ключ?

В комнате, где спит Светик, есть замок — если сейчас достать ключ, все будет в порядке.

— Нет его, — говорит Бабрыка. — Нет ключа.

— Шутишь?

— Нет-нет. Я его давно потерял.

Светик подходит к нему ближе и говорит. Глаза в глаза:

— Ну ты… Не крути мне мозги!

— Светик…

— Дурочку колхозную нашел, да? Давай ключ!.. Быстро!

Он роется в столе — минут десять роется. Потом в каких-то ящиках. В шкафу. Наконец находит.

Светик чмокает его:

— Не сердись… Я с людьми не скоро схожусь. Мне надо как следует к человеку привыкнуть.

Светик не отговаривается — так оно и есть. Такая она женщина, и тут уж ничего не поделаешь. Хотя в общем Бабрыка ей нравится. Не жадный. Вежливый. А если глуповат, то это не беда. Нельзя, чтоб у человека было все. Так не бывает. Что-то есть, а чего-то нет.



На следующий день Светик встречает на рынке странного паренька, который, как оказалось, был монашком. Или кем-то в этом роде. Он объясняет Светику, что был он «церковным служкой», а зовут его — Павлом. В разговоре он изо всех сил нажимает на букву «о»:

— Послушай… Погоди… Посмотри…

У него с собой старинная книга, за которую, как он говорит, ему на рынке выложат пять сотен. Книга называется «Житие». Светика все это чрезвычайно увлекает.

— Пять сотен? — переспрашивает она.

— Выложат мне до копеечки. — Он очень смешно окает.

— Кто выложит?

— Они.

И служка показывает пальцем на группу книжников. В центре их мужчина с загипсованной рукой — Светик это тут же засекает.

Служкой Павлом она тоже заинтересовалась. Парню лет двадцать. Ему надоело жить при церкви — и вот он сбежал. А «Житие» прихватил с собой, чтоб продать и иметь рублики на расходы. Знал, что прихватить. Потому что пять сотен — это цифра. Церковь его где-то в Калининской области, а бежит он — на юг. На юга, к морю, о котором слышал много интересного.

Служка читает Светику одну из страниц книги. Старославянскими буквами там написано: «ТАКО НЕ ЛЮБИЛ ОН НИ ЯСТЯ, НИ ПИТЬЯ, НИ ЗЛАТО, НИ ПРИНОС… НО ЛЮБИЛ ОН ЖИТИЕ СКОРБНО И ПУТИ ЛЮДСКИЕ».

— Пути людские, поняла? — объясняет ей служка. — Вот я тоже их полюбил.

— Кого?

— Пути людские. Путешествовать полюбил, поняла?

— Поняла, — говорит Светик. — Чего ж не понять.

Глава 2

Бабрыка звонит с рынка:

— Светик!..

А Светик сидит и сортирует для рынка книги. По пять штук на выход — чтоб руке не тяжело и чтоб в глаза не бросалось.

— Чего тебе?

— Ты ведь интересовалась дядькой, у которого рука в гипсе?

Светик не только интересовалась, она уже и справки навела. Оказалось, что это большой специалист по старым книгам. На рынке его звали по имени — Алеша Каратыгин. Филолог. Научный сотрудник. Тридцать два года, а уже заведует отделом старинных рукописей в каком-то исследовательском институте.

— Он ведь тебя интересует, да? — спрашивает Бабрыка.

— Дальше что? — говорит Светик.

— Я навел к нему мосток. Через одну девицу. Она у него в отделе работает. Оля ее зовут… Привести?

— Приводи. Жду.

Гудки.

Светик не знает, радоваться или пока погодить. Не верит она в творческие силы Бабрыки.

Они приходят.

Девица из хорошеньких. И молоденькая. Лет двадцати.

На спекулянтку она не похожа. Надувает она Бабрыку, это ясно. Но и не из подсадных, не из ментовки — это тоже ясно. Светик пытается узнать, зачем же она к ним затесалась.

— Небось «Анжелику» надо, а? — спрашивает Светик. Книга пользуется среди девиц прочным успехом.



Светик идет в дальнюю комнату — эта комната уже определенно приспособлена под книги. Что-то вроде склада. В этой же комнате Светик спит. Сейчас она перетаскивает туда принесенные связки книг — и садится сортировать.

Появившийся Бабрыка вертится вокруг Оли:

— Жаль, у нас выпить нечего. Сегодня бы не грех выпить. — И еще: — У нас даже поесть нечего. Мы, Олечка, мелкие спекулянты.

— А картошка есть? — спрашивает Оля. — Это ж замечательно. Я сейчас пожарю.

— Масла нет. Но есть сало.

И они начинают суетиться на кухне. Чистят картошку. Ставят сковороду на огонь.

Бабрыка заглядывает на минуту в комнату — к Светику. Видит отложенную для Оли «Анжелику».

— Ей? — Бабрыка вдруг свирепеет. — Ты стала очень добренькой.

— Молчи, — говорит Светик.

— Сама молчи!

— Она заработала. Помогала мне в магазине.

Спекулянты начинают браниться. Это бывает. На их крики приходит Оля:

— Мне… мне не нужна книга.

— Книга твоя — возьми, — чеканит слова Светик.

— Нет.

И тогда Светик накидывается на Бабрыку. Светик ему сейчас все припомнит:

— Я на рынке целыми днями. Я рискую. Я каждую минуту могу на ментов нарваться… А он, видите ли, третий день валяется в постели.

— А я не рискую? А квартира чья? — кричит Бабрыка.

— Дерьмо — за копейку трясешься!

— Хороша копейка. Эта книга пятьдесят рублей стоит на рынке. Пятьдесят рублей!

И тут в дверь звонят — пришла Вера.

— Была же договоренность, — смеется Вера, — если лаемся — включаем музыку.

Оба молчат.

— С улицы слышно, — продолжает посмеиваться Вера. — Я думала, может, милицию вызвать. Может, дерутся.

Светик тоже смеется — отходчивая.

Девчонки тем временем знакомятся:

— Оля.

— Вера.

— Не нужна мне «Анжелика». Честное слово, Светик, не нужна. Спасибо.

— Не ломайся.

— Я не ломаюсь. Я… — и Оля запнулась.

— Что? — спрашивает Светик. — Ну говори.

— Мне… Мне, Светик, совсем другая книга нужна.

— Какая?

— Я тебе после скажу.

Некоторое время обе молчат. Потом Светик спрашивает. Будто бы она не знает:

— А где ты работаешь?

— В отделе старинных рукописей.

— Каратыгин не у вас ли работает?

— У нас. Он наш начальник. Начальник отдела.

— А-а-а, — уважительно произносит Светик, — начальник. И много вас в отделе?

— Трое.

— Сколько? — Светика вдруг начинает душить смех. Она думала, человек сто. Ну хоть полста.

— Нас трое.

— Это вместе с Каратыгиным? Трое… Значит, он очень большой начальник.

Светик интересуется, кто же у них третий.

— Маргарита Евгеньевна, — охотно объясняет Оля. — Пожилая и милая женщина… Чего ты смеешься?

А на Светика напал смех — не продохнуть. Она представляет себе этого загипсованного в роли начальника. И рядом эту тихонькую Олю. И еще старушенцию шамкающую, с кашей во рту. Ну и картинка. Ну и отдел.

— Да он у вас просто министр, — смеется Светик.

— Алексей Сергеевич очень хороший человек.

И вот тут по ее голосу Светик догадывается — ну ясно. Эта дурочка влюблена в него. В начальника втюрилась.

Светику смешно.

— Ты небось влюбилась в него — признавайся!

— Что ты! — вспыхивает Оля.

Светик возвращается. Бабрыка и Вера уже поели картошку с салом — сидят и покуривают.

— Тебе оставили.

— Спасибо, родные. — Светик садится и берет вилку. Остыла картошка, а все же хороша. И огурчик солененький.

Вера говорит:

— Мой вздыхатель сегодня прорезался.

— Тот, что глаза на тебя в магазине пялит?

— Зовут его Валера. Он так и сказал, как вывеску прочитал: Ва-ле-ра. Букетик мне подарил. Договорились сегодня встретиться…

У Светика полон рот еды. Она только кивает. Дескать, так. Дескать, молодец.

— А встреча — здесь. Он сюда придет. Я его в гости пригласила.

Бабрыка чуть ли не подпрыгивает:

— Здесь?

— Да.

— Ты с ума сошла!

— А что такого?

Бабрыка напускается на Веру:

— Как — что такого?! Да ты спятила!.. Здесь книги сотнями лежат. Ты бы еще с обэхээсовцем роман закрутила — и вела б его сюда!

Вера говорит:

— А мне Светик разрешила… Сказала — приводи.

— Светик?! — Бабрыка вытаращил глаза. — Зачем?

Светик считала, что надо бы привлечь этого губошлепа. Он прост и мил. Он вполне подходит. Когда спекулянт выглядит как губошлеп — это отлично.

— Светик, сколько же ты хочешь собрать народу? — пугается Бабрыка. — Целую шайку?

— Светик у нас как Дубровский, — говорит Вера.

Светик смеется. Хотя и понимает, что Бабрыка по-своему прав. Светик тоже считает, что много людей — плохо. Много людей — это уже суета. Много шума, а дела мало. Но ведь надо глядеть в корень. Если Верка с этим губошлепом будет миловаться, так или иначе она будет с ним откровенничать. Тем более что губошлеп будет ходить за ней по пятам. У Светика был на этот счет опыт.

— Твоя Оля тоже не находка, — говорит Светик.

— Как не находка? — возмущается Бабрыка.

— А вот так. Не уверена я в ней.

Бабрыка примолк. А Светик пьет чай. Она такая. Очень она любит чаек после картошки с салом. А через час является губошлеп.

— Валера, — говорит он застенчиво.

И начинает жать им руки. Изо всех сил.



Светик бродит по рынку — книги она уже продала. Удача любит Светика. И все-таки Светик сегодня осторожничала. Продаст книгу — три-четыре минуты слоняется — потом опять продаст. И так далее. Потому что сегодня попахивает опасностью.

Она оглядывается. У «своих» торговля идет бойко — у Оли осталась одна книга.

И на ту бросаются сразу двое:

— Что у вас, девушка?

— Английский детектив?

— Почем?

Покупатели чуть не дерутся — вцепились в книгу. А Оля бурно радуется. Неподалеку ходят с нераспроданными книгами Бабрыка и Валера. И Оля радостно кричит им:

— А я уже!.. Я уже!..

Светик видит, как к Оле подходит мужчина. Оперативник, это ясно. Светик их за километр чует.

— Девушка, пройдемте.

— А что такое? — Оля не растерялась. Что молодец, то молодец. Спокойненькая. Вот так бы ей и держаться.

Но оперативник берет ее за руку — и вот тут началось. Оля зачем-то вырывается. На нее жалко смотреть. А теперь она уже и не вырывается. Только жалобно лепечет:

— Отпустите меня… Отпустите…

— Разберемся, девушка.

— Отпустите меня.

— Разберемся. Садитесь в машину.

Машина тут как тут — подкатывает и останавливается. Закрытая милицейская машина. Светик знает такую машину, в ней с ветерком домчат.

Оперативники хватают там и тут — они ведут весь свой улов к машине. Не зря у Светика было предчувствие. Чисто сработали. Умеют.

Светик протискивается к машине поближе. Зевака всегда зевака. Можно поглядеть.

— Да что вы!.. Товарищ старшина! — оправдывается кто-то из пойманных, юлит. — Да я первый раз!

Его погружают.

Следующий шумит:

— Я менял!.. Клянусь, я только обменивал книги!

Его тоже погружают. Оля уже в машине. Ее посадили первой.

Старшина считает.

— Семь! — кричит он. — Восемь! Стоп!.. Хватит на сегодня.

— А этого? — спрашивает опер. — Товарищ старшина!

— Отпусти его. Там и без него тесно.

Светик быстренько подводит итоги. Из своих больше никто не попался. Только Оля. Это называется — прошлись редким бреднем.

Светик успевает увидеть лицо Оли. Через зарешеченное окошко машины. Светик машет ей: не падай духом.

Машина трогается.

Светик раздумывает недолго. Минута — и она уже звонит из автомата. Она знает, куда звонит. Голос Светика спокоен. И тем сильнее распаляется на том конце провода Каратыгин:

— Мою сотрудницу?.. Приняли за спекулянтку?! Он тут же выходит из берегов. Бушует. Светика это очень устраивает. Любит она, когда человек как порох. Когда он ничего не соображает.



В отделении милиции сортируется улов. Дело обычное. В конце концов оштрафуют и выпустят. Но перед этим хорошенько расспросят. Вот этого-то Светик и боится — расспросов. Оля совсем зеленая. И напуганная.

Светик в дверях. Она будто бы пришла по делу и ждет.

Появляется Каратыгин. Он влетает в отделение. Озирается… У него, видно, рябит в глазах.

Старшина тем временем сидит и листает паспорт. И спрашивает какого-то рыжего малого.

— Ты обмозгуй как следует, — втолковывает он рыжему. — Может, ты попал в лапы спекулянтов?

— Нет.