– Чего орешь, как потерпевший? – спросил он зевая. – Нельзя на пять минут прилечь. Я, между прочим, сделал свою часть работы, самолично предупредил. Так что… Чего надо?

Ворг оскалился.

– Меня твоя дверь шибанула похлеще гномьего кулака!

Брови мелкинда всползли на лоб, на лице отразилось неподдельное удивление.

– Правда? – спросил он. – Даже не знал. Вообще оно логично, башни магов должны охраняться от чужаков. Чтоб всякие не ломились. У нас же там ценности, амулеты, зелья.

– Гадость всякая, – огрызнулся Лотер. – Про чужаков кстати. Вот тебе работа.

Он указал на телегу с лошадью, которая смотрит на Хранителей безразличным взглядом. Тощие бока раздуваются, но выглядит болезненно, словно дурной воды напилась или ядовитых грибов съела.

В повозке лежит укутанный в мантию незнакомец и тоже тяжело дышит. Лицо скрыто под шляпой.

Виллейн покривился и сложил руки на груди.

– Чего это?

– Да вот, – отозвался ворг. – Твоя находка. Та непонятная телега с загадочным наездником. Теонард сказал, что сперва осмотреть должен ты, и лошадь в том числе. Поскольку лишь маг может разобраться, если какое колдовство замешано.

Мелкинд даже выпрямился, мол, да мы такие, важные и полезные, а меня вообще беречь надо. Ворг продолжил:

– Ну и извозчик этот… Плохо ему видать. Прям с повозки свалился, еле подхватить успел. В общем, его бы подлатать и допросить. Давай к тебе в башню его пока? И лошадку осмотри. Она, глянь, какая дохлая.

Виллейн поправил края плаща, будто не врачевать собирается, а на собрание высокородных идет, где одежда и манеры – самое главное. Потом спустился со ступеньки и приблизился к телеге.

Взобравшись на козлы, он перелез внутрь и долго разглядывал одежду незнакомца, когда осторожно заглянул под шляпу, тут же отпрянул.

– В жизни такого не встречал.

Он прижал палец к его шее, потом потрогал лоб, понажимал на грудную клетку.

– Не пойму, – сказал мелкинд. – Вроде сердце стучит, но как-то тихо, жара нет, ребра целы. Для человека это хорошо. Но это точно не человек. Так что не знаю.

– И чего дальше?

Виллейн потер подбородок двумя пальцами, затем перелез обратно на козлы и спрыгнул.

– В общем так, – проговорил он, идя к двери. – Тащи его сюда, есть у меня свободная кладовка с длинным столом. На верх не пущу. Не надо мне тут всяких в башне. Ну вот. Попробую привести его в чувства.

– Приводи, – прорычал ворг, – Теонард допросить его хочет.

Потом подскочил к телеге, кряхтя, фыркая вытащил чужака и поволок в башню.

Глава 6



Едва ворг увез телегу с незнакомцем, Хранители стали расходиться. Небо давно покрылось звездами, мелкими, словно мука, месяц поднялся и теперь висит сбоку от Зала Советов.

Не дожидаясь, пока Теонард даст разрешение, Каонэль развернулась и быстрым шагом отправилась к Дереву, где прямо сейчас обустраивается белоухая.

Воздух свежий, с моря тянет солью и водорослями, которые прибило к берегу, и они за день успели разопреть. Зато ее резиденция сияет и благоухает в темноте, как бриллиант в не очень дорогой оправе.

Когда до Дерева оставалось четверть перелета стрелы, ее догнал Гнур.

– Хорошая погода сегодня, – сказал он бодро. – Прям так и хочется сделать что-нибудь хорошее. Крашар поточить, или кошель у кого утянуть.

Эльфийка на ходу покосилась на него.

– Давай ты где-нибудь подальше с кошелями будешь? – предложила она. – Вон, сходи к Тарнату. Говорят, у него в шахте столько золота, что даже тролль не унесет.

– Правда? – встрепенулся гоблин. – То-то он оттуда не вылезает, стережет, наверное. Боится, что украдут.

Каонэль заправила локон за ухо и хмыкнула.

– Еще бы. С такими соседями нужно держать ухо востро. Посмотри на мои, видишь какие длинные? Это все из-за гоблинов и всяких таких. Что хотел?

Гоблин пару секунд молчал, будто подбирает правильные слова, взгляд стал задумчивым и уставился в небо. Лишь, когда споткнулся о камень – пришел в себя и проговорил:

– Да вот… Резиденции у меня все еще нет. Вы-то все домой ходите, в кроватях спите. А я по гостям мыкаюсь. К тому же, гоблинов набежало, строят бараки рядом с моей землей. И надо мной посмеиваются. Мол, Хранитель без резиденции.

Эльфийка с сочувствием посмотрела на зеленомордого. Тот ссутулился, то ли устал, то ли специально на жалость давит, лицо печальное, а глаза вообще такие, что серая охнула.

– Согласна. Это никуда не годится. Хотя ты сам долго думал, чего хочешь.

– Думал, – согласился Гнур. – Но уже придумал.

– Не прошло и недели.

Гоблин насупился, обходя пустую бочку, которую бросили гномы, а сами ушли в свежевыстроенную таверну и горлопанят так, что аж сюда слышно.

– Ну да, – проговорил гоблин. – Долго думал. Но ты пойми, нужно, чтоб все правильно получилось. Я ж не просто для себя стараюсь, а еще для тех, зеленых, которые приехали в Цитадель. Они должны видеть, здесь вершина гоблинского мира, оплот ценностей и идеалов.

Теперь Каонэль смотрела на него с явным изумлением, даже голову наклонила, чтобы разглядеть, правда ли он такой сердобольный, или только прикидывается, чтобы доверие вызвать. Но лицо Гнура скорбно-возвышенное, гребень блестит в свете месяца, словно намазал маслом, а бивни вскинуты.

– Ого… – протянула эльфийка. – Не знала, что у вас все так сложно. Так, а от меня ты чего хочешь?

– Хочу, чтоб поговорила с Теонардом и убедила его дать мне еще немного земли. Для вновь пришедших.

Идеальные брови Каонэль сдвинулись, она проговорила:

– Он вряд ли на это пойдет. Тем более, один такое решить не сможет. Придется совет собирать.

– Тебе хорошо, – произнес гоблин. – Ты Дерево себе умудрилась так намечтать, что целую деревню разместить можно. А мы так высоко не строим. Не дело это, приличному гоблину в облаках летать. Нам площадь нужна.

До резиденции эльфийки осталось несколько шагов, Каонэль быстро преодолела расстояние, а зеленомордый остался позади пыхтеть в ожидании. У самого входа серая задержалась и поговорила через плечо:

– На счет территорий не знаю. Но то, что у тебя нет дома – не хорошо. Я напомню Теонарду, но с учетом, что ты поддержишь мои решения на собраниях.

Гнур моментально просветлел.

– Благодарствую, желтоглазка, – выдохнул он и, развернувшись, побежал в сторону купола ихтионки.

Каонэль насупилась, чувствуя, что Гнур в чем-то обманул, но все равно не дело, что бездомным ходит.

Она толкнула увитую плющами дверь и вошла. Приятная прохлада и свежесть трав мгновенно окутали и мысленно унесли в далекие леса, где она, наверное, не бывала.

Поднявшись по ступенькам, что не ступеньки даже, а огромные корни, серая остановилась возле своей комнаты. Только занесла ногу, чтобы войти, как дверь позади отворилась и Каонэль учуяла запах терпко-сладких духов.

– Поверить не могу, – проговорила Генэль. – Эльфийка на побегушках у человека. Это возмутительно. Когда я сообщу об этом в Эолум, тебя мигом отстранят от Цитадели и вышлют на Южные болота собирать светляков.

Каонэль опустила ногу и медленно развернулась.

– Лучше бы спасибо сказала, что не выдворила тебя ночевать на пороге, – проговорила она хмуро. – Я все еще помню, как ты для меня постаралась.

Идеальные брови Генэль сдвинулись.

– И сделала бы это снова, – произнесла она. – Эолум – оплот красоты и величия, любой честный эльф должен склонить голову перед решениями Его величества и сделать все, для благополучия города.

Высокородная красавица посмотрела победно, пальцы аккуратно придерживают платье, чтобы случайно не наступить и с позором не свалиться по ступенькам. Подбородок задран так высоко, что не понятно, как видит вокруг, а белоснежные локоны уложены, будто успела привести себя в порядок после дороги.

Серая пару секунд разглядывала белокожую, потом сказала:

– Я не подчиняюсь ни Эолуму, ни его королю.

– Мы спасли тебя, – напомнила высокородная с презрительной ухмылкой.

Каонэль хмыкнула.

– Кто-кто, а ты к моему спасению отношения не имеешь.

Она развернулась и снова занесла ногу, чтобы скрыться в комнате, но высокородная выпалила из-за спины совсем не по-эолумски:

– Обернись немедленно! С тобой говорит солнечная эльфийка!

Уши Каонэль дернулись и поднялись, как боевые пики, в глазах полыхнуло расплавленное золото, она скрипнула зубами, но осталась неподвижной.

Эолумская красавица повторила:

– Ты что, не слышишь? Я приказала обернуться!

На этот раз Каонэль действительно развернулась, но лишь для того, чтобы резко приблизиться.

Эльфийки впились друг в друга взглядами. С откуда-то из открытого окна прилетел порыв, волосы серой вздыбились, локоны слетели со лба, приоткрыв лицо с горящими глазами.

Она вплотную придвинулась к носу Генэль и проговорила сквозь зубы:

– Приказывать будешь в Эолуме.

Лицо высокородной стало еще белее, она сделала шаг назад, но взгляд остался бешеным, в глазах заплясало синее пламя.

Подняв подбородок Генэль сказала с показным разочарованием, от которого могли бы завянуть все цветы в округе:

– Как это могло случиться? Как вышло, что такая как ты, стала Хранителем? Ты ведь не справляешься. Построила дерево вместо дворца с башнями, слушаешь приказы человека. Ты хоть понимаешь глубину позора, в который опустилась?

Каонэль дернула ушами.

– Я никуда не опускалась, Генэль. Просто живу не так, как привыкли в Эолуме. Вы же сами меня отвергли, и ты первая. Ты едва ли не самолично гнала меня поганой метлой. А теперь требуешь подчинения? Да, я серая и…

– Безродная, не высокородная и совершенно не леди, – добавила Генэль.

Дыхание Каонэль участилось, она на секунду замолчала, шевеля лишь губами, потом терпеливо продолжила:

– Именно. Не леди. А эльфийка, которая бегает по лесам вместе с эльфами, машет мечем, который изготовили в Великом Разломе. Но я не прислуживаю человеку. Я пытаюсь удержать мир. И поверь мне на слово, никто, кроме меня с этим не справится.

Эолумская красавица отошла на полшага, словно боится заразиться чем-то, уши раздраженно задергались, а глаза полыхнули синим.

– Как ты можешь сомневаться в силе высокородной? – спросила Генэль. – Я всю жизнь при дворе и знаю, как вести переговоры. А людей мне даже два раза доверяли отбирать для рудников. Я сильнее тебя, серая. И умнее. Справлюсь лучше.

Каонэль тяжко вздохнула, на идеальном, как весеннее утро, лбу появилась крохотная морщинка.

– Все так, – произнесла она. – Но есть несколько причин, по которым я не отдам осколок.

– Потрудись объяснить.

Серая кивнула.

– Во-первых, я не сомневаюсь в силе Эолума. Но ты не знаешь Теонарда, Лотера, не знаешь всех остальных. Некоторые настолько… Необычны, что твоя тонкая натура может не вынести. Во-вторых, точнее, в главных, здесь не любят солнечных эльфов. Очень не любят.

Генэль поморщилась и спросила:

– Это все?

Каонэль покачала головой.

– Нет. Есть еще, но те причины называть не обязана. Это личное.

– Но ты же украла у меня личное.

– Я не крала.

– Ну конечено.

Повисло тяжелое молчание, в котором от напряжения разве что воздух не искрится, серая на высокородную не смотрит, за то та прожигает взглядом.

Со стороны окна прилетел очередной порыв, появился запах рыбы и соли. Каонэль тряхнула серебристой копной, стараясь выгнать воспоминания, которые полезли в голову.

Неожиданно губы Генэль быстро за шевелились, она отвела руку в сторону, и в ладони стал появляться огненный шарик. Серая застыла, удивленно наклонив голову, уши поднялись, глаза сузились, она быстро посмотрела по сторонам, но Генэль предупредительно подняла шарик.

– Только попробуй, – сказал высокородная гневно. – Ты же помнишь, все солнечные эльфы обладают магией огня.

– Как забыть, – бросила Каонэль. – Но ты же не собираешься швыряться огнем в резиденции из дерева?

Высокородная пожала плечами.

– А почему нет? Мне-то огонь безвреден.

Даже на серой коже стало заметно, как побледнела Каонэль, ладонь опустилась к антрацитовой рукояти.

– Здесь живут еще двое Хранителей, – произнесла она, – не считая птиц и зверей в ветках. Если с ними что-то случится, остальные будут очень недовольны. Да даже если только со мной. Хранители заметят мою пропажу, станут искать. Без меня Талисман не полный.

Генэль мило улыбнулась, но с такой же улыбкой метнет в нее шар.

– Не без тебя, – поправила она, – а без осколка. Отдай мне кристалл и можешь идти. Желательно подальше. Остальным скажу, что ты передала осколок мне, как более подходящему представителю, а сама ушла. Король будет доволен.

Наверху послышалось хлопанье крыльев, затем кто-то пробежался по комнате, шум некоторое время побродил от стены до стены, потом направился к коридору.

За это время серая успела достать меч и направила острие в грудь высокородной. Та изумленно уставилась на блестящий кончик.

– Ты в своем уме? Нельзя убивать эльфов, – сказала она.

– А меня, значит, можно? – поинтересовалась Каонэль.

Генэль подняла огненный шар выше, тот уже размером с небольшую тыкву, и проговорила:

– Я не собираюсь тебя убивать… без особой причины. Но если она будет…

Высокородная покрутила пальцами, огненный шаг завертелся в ладони, создавая вокруг себя горящий вихрь, Каонэль отшагнула и отвела меч для удара.

В этот момент на ступеньках послышались шаги, обе эльфийки чуть оттопырили уши, пытаясь определить, кто спускается. Потом на лестнице появилась горгона с горшком какого-то варева.

Увидев немую сцену, она на секунду застыла с вытаращенными глазами, тело быстро покрылось блестящей, как сталь чешуей, горшок выпал из рук потому, что на тех появились огромные кривые когти.

– Девочки, – выдохнула она. – Вы что?

Генэль покосилась на неожиданно опасную горгону с хищными когтями и выдавила сквозь зубки:

– Она у меня сына казначея увела.

– Никого я не уводила, – резко ответила Каонэль. – Он сам ушел. А потом… снова ушел. Его ушли… Радуйся, он же в Эолуме.

Белоснежное лицо Генэль потемнело.

– В Эолуме. Да только ни на кого не смотрит.

Горгона перепрыгнула лужу, натекшую из горшка, через секунду оказалась между эльфийками, прижав обеих могучими крыльями. Меч серой выпал, а огненный шар высокородной потух от мощного взмаха. Они закопошились, пытаясь выбраться, но Эвриала только сильней растопырила крылья.

Когда у тех кончились силы, и они затихли, не в силах шелохнуться, горгона проговорила ласковым, почти материнским голосом:

– Ну вы что, в самом деле. Вы же эльфы и должны держаться вместе. А тем более, женщины. Нам вообще всем нужно друг за друга, а то придут всякие тарнаты и лотеры и все, конец спокойной жизни. Нельзя из-за мужчин ссориться. Поняли?

Эльфийки, как по команде, по команде отвернулись друг от друга, но Эвриала прижала крыльями так, что серая простонала:

– Дышать… нечем.

– Не успокоитесь – не выпущу.

Каонэль снова проговорила, еле выдыхая:

– Это… не ко… мне.

Эвриала повернула голову к солнечной. Та из сияюще-белой стала слегка синеватой, глаза выпучились и напоминают рыбьи, только голубые. Уши дернулись, она попыталась пробормотать заклинание, но горгона приподняла острое, как лезвие, перо и уперла ей у шею.

Та застыла и остановила бешеный взгляд на горгоне.

– Ты… хоть знаешь, кто я? – просипела высокородная.

– Мне без разницы, – ответила Эвриала. – Я не позволю обижать своих.

Еще несколько секунд горгона держала эльфийек прижатыми к стенам, пока эолумская красавица не начала совсем задыхаться. Но даже тогда крылья не опустились, хотя давление на серую чуть ослабилось.

Когда кончики ушей высокородной посинели, Каонэль не выдержала.

– Отпусти ее.

Горгона тут же сложила крылья и вернулась в привычный облик мирной, покладистой девушки со стянутыми в пучок волосами. Эльфийки грохнулись на пол, хватая воздух и пуча глаза.

Через секунду серая, не поднимаясь, толкнула дверь и вкатилась в комнату, а Эвриала странно подмигнула ей и с довольным лицом направилась к лестнице.

Глава 7



Лотер втащил в дверь башни тело незнакомца, которое на удивление тяжелое и неповоротливое, хотя выглядит щупло. В коридоре пахнет старой кожей, пергаментом и известью, словно маг специально набросал у входа, чтобы перебить другие ароматы. По стенам факелы, в дальнем углу – винтовая лестница со стороны которой доносятся какие-то звуки.

Мелкинд бегает вокруг, приговаривая под руку, чтоб то не сбил, это не задел. Ворг рычит и ругается, пытаясь обходить коротышку, но тот чудесным образом появляется на пути и снова загораживает дорогу.

От веса незнакомца Лотер вспотел, волосы свалялась сосульками, а портки со стороны спины потемнели.

В конце концов, когда внес в кладовку и уложил на стол, полузверь сел на трехногий табурет.

– Фу. Не думал, что в таком тщедушном теле, столько веса, – проговорил он, отирая лоб. – Как огра тащил.

Кладовка оказалась тесной, с низким потолком и белыми стенами, словно это вообще подвал. Только в отличии от него, здесь сухо и пахнет то ли соломой, то ли сильно пересохшей одеждой. В углах факелы на коротких ножках, по полу разбросаны какие-то мешки и пробки.

Ворг повертел головой, под потолком на стенах обнаружил полки с большими и маленькими склянками, какие-то травы в виде веников, и кучу предметов, которые раньше не видел. В углу горка лопаток и крошечных мотыг.

– Это что? – спросил ворг, указывая на них.

Мелкинд пожал плечами.

– Понятия не имею. Я этого не заказывал. Наверное, женщины опять влезли со своими цветами и кустами. Хотят всем зелень насадить.

– А чего тебе зелень не угодила? – удивился полузверь. – У меня вон, целый лес. Хорошо, выходишь утром, и тебе птички поют. Ты злой, а они споют, сразу настроение поднимается.

Виллейн обошел стол с незнакомцем, который все еще без сознания, подвинул ящик к стене и забрался. Потом пошарил по полке и достал склянку с прозрачной жидкостью, плотно закупоренную деревяшкой.

– Ничего я против зелени не имею, – сказал он спрыгивая. – Просто не люблю, когда в мои дела чужие носы суются. Кто их спрашивал? Может, мне эти лопатки эстетический баланс нарушают.

– В углу кладовки?

Мелкинд кивнул и подошел к столу.

– Да. Именно в кладовке.

Он осторожно стянул шляпу с лица незнакомца и перед Хранителями предстало существо с бледной, до синевы, кожей. Волосы седые, до плеч. Лоб гладкий, аж блестит от света факелов, бровей нет, только надбровные дуги, губы тонкие, а вместо носа просто две небольшие дырочки. Чужак лежит с закрытыми глазами и глубоко дышит.

Ворг аж привстал с табуретки.

– Это кто такое? – спросил он почему-то шепотом.

Мелкинд сдвинул плечами и ответил таким же шепотом:

– А я почем знаю?

– Маг?

– Нет, – проговорил Виллейн. – Я бы почувствовал. Но такое первый раз вижу. Может, у тахаша спросить? Он долго живет, мало ли, кого повидал. Я, конечно, мудрый маг, но пока еще в расцвете лет. В смысле молодой.

– Тахаша не дозвались, – проговорил Лотер уже нормальным голосом. – Кричали, кричали, по всем участку ходили, да так и не нашли. Видать пошел куда-то. Вместе с банши, ее тоже нет на месте.

Виллейн покачал головой и сказал:

– Отличные из нас Хранители. Одни дрыхнут, не добудишься, другие где-то шастают без предупреждения.

– Кто бы говорил, – произнес ворг. – Я к тебе вечность достучаться не мог.

Мелкинд проигнорировал его, осторожно откупорил склянку, стараясь держать подальше от себя, поднес к лицу незнакомца. Тот остался неподвижен, маг озадаченно хмыкнул и понюхал горлышко. Глаза резко вытаращились, он одернул руку и стал шумно дышать, словно хватанул огня.

Ворг дернулся в перед, но тут же в замешательстве остановился. Когда ранят в бою или драке – сразу видно, где прижать, забинтовать, чтобы кровь не текла. Или руку вывихнутую приладить. На худой конец, поломанную конечность к палке привязать, чтоб не двигалась. А тут не понятно, чего таращится и кряхтит.

Когда мелкинд, наконец отдышался и закупорил бутылку, Лотер спросил:

– Ты чего, как гвоздей наелся? Кривишься, кривишься, по спине постучать?

Виллейн, шмыгая носом и моргая, снова влез на ящик, склянка оказалась на прежнем месте.

– Стучать надо, когда давятся, – сказал он и покосился на чужака. – Да и то, не правильно это. Где-то читал, надо обхватить и как бы… рывками, под дых, чтоб закашлял…

– Давай без нравоучений, – проговорил ворг кривясь. – В банке у тебя что за дрянь?

– Почему сразу дрянь? – обиделся маг.

– А чего тогда перекосило? Не, ты мне клыки не заговаривай. Точно дрянь.

Лицо мелкинда стало скорбным, глаза закатились к потолку, словно сокрушается о необразованных воргах, и вообще целом мире, который не желает постигать тонкости магии. Ведь она самое ценное, что можно вообразить.

Он вздохнул и ответил:

– Грубый ты. Как тролль грубый. Это зелье с особо резким запахом, тут стуком не обойдешься. Как вдохнешь, так мертвого поднимет. А этот лежит, будто вокруг цветы да бабочки.

Полузверь присвистнул и сделал шажок к столу, кожа незнакомца, как у покойника, грудь вздымается, но других признаков жизни не подает.

Лотер спросил озадачено:

– Может он ранен где, а нам не видно? Хотя, когда тащил, вроде целый был, в кровь не влез.

Спрыгнув с ящика, Виллейн снова приблизился к чужаку и склонился над лицом так низко, что скосились глаза. Несколько мгновений что-то изучал, потом прощупал живот, осмотрел ступни, которые оказались босыми и в мозолях, словно он всю жизнь без сапог ходил.

Затем осторожно расстегнул мантию до пояса, и Хранители увидели на боку рану в ладонь длиной.

Края ровные, кровь, на удивление не сочится, будто застыла где-то внутри и боится выходить наружу.

– Вот это да, – выдохнул мелкинд. – Видал как? Обычно из живого тела кровище так и хлещет, а это… Чудо какое-то. Или проклятие. Уж не знаю. Но надо зашить. А то не хорошо ходить с дырой в боку. Ты постереги, я пока наверх за инструментами сбегаю.

Ворг хмыкнул.

– У тебя что, есть инструменты для зашивания плоти? – спросил он настороженно.

Виллейн поднял подбородок и проговорил высокопарно:

– У настоящего мага должно быть все.

Потом зачем-то поднял полы плаща, который вообще-то по его росту, даже до земли не достает, и вышел в коридор. Послышались удаляющиеся шаги.

Когда звук затих где-то наверху, Лотер несколько минут смирно сидел на табуретке и разглядывал незнакомца. Рана действительно странная, такая получается лишь от очень тонкого меча. Края идеальны, если соединить, даже не заметишь, что кожа разрезана. Чужак все так же дышит, но теперь то ли тише, толи ворг привык и не обращает внимания.

Прошло минут десять, а мелкинд все не шел. Ворг поднялся и стал ходить из угла в угол. Когда и это надоело, полез разглядывать склянки на полках, причем без помощи ящика, на который вставал мелкинд – ростом полузверь в два раза выше.

В хламе мага обнаружились баночки с разными жидкостями, одни густые и темные, как гречишный мед, другие – светлые, и даже немного мерцают. В дальнем углу ворг нашел коробок с порошком, который пахнет горелым деревом, за ней мешок.

Он вытащил, пощупал. Мешок отозвался сухим стуком перекатывающихся шариков. Быстро развязав, Лотер сунул в него пятерню и вытащил жменю орехов.

Довольный находкой, он вернулся на табуретку и бросил орех в рот. Попытался расколоть зубами, но тут же скривился и вытащил – скорлупа старая и не поддается. Тогда полузверь положил мешок на колени, а орех зажал между ладонями. Послышался сухой хруст. С довольной ухмылкой Лотер стал выковыривать вкусную сердцевину и, почти не жуя, глотать.

Через несколько минут наверху послышались шаги, мелкинд идет неспешно, будто несет что-то ценное, а может просто для важности тянет время.

Когда маг вошел в кладовку, ворг съел почти половину мешка, а на полу выросла небольшая горка из скорлупы.

Виллейн покосился на нее, подходя к столу с небольшой сумочкой, и сказал:

– Тебя не учили в чужом доме не брать всякого без спроса?

– Меня учили, – ответил Лотер, жуя, – что если вещь валяется без дела, ее следует пристроить. Это ж кладовка. Сюда только ненужное уносят. Хотя зря орехи задвинул. Отличные они. Прям как у деда в саду. Хотя там не сад, а одно дерево было, но он гордился.

Мелкинд хмыкнул, раскрыв сумку, стал раскладывать инструменты рядом с чужаком.

– Да, – протянул он загадочно, – выглядят они действительно, как настоящие.

Лотер застыл с поднесенным ко рту орехом.

– А что не так? – спросил он настороженно.

– Да все так, – усмехнулся Виллейн и вдел нитку в иглу, похожую на крючок. – Просто я как-то учился превращать бешеную ягоду в орехи, так, для практики. Как видишь, удачно. Но что там со свойствами, уж не знаю.

Ворг резко выплюнул все, что нажевал, а мелкинд поморщился и проговорил:

– Ты мне еще помусорь.

– Предупреждать же надо! – зарычал Лотер. – Вдруг я прям тут сейчас… того!

– А нечего хватать чужое, – отозвался Виллейн.

Лотер вскочил и выбежал из башни, а когда минут через десять вернулся, вся морда оказалась в черном. Он опустился обратно на табурет и с облегчением выдохнул.

– Ну ты зараза, маг, – сказал ворг. – Пришлось всю золу из костра сожрать, а люди, между прочем, поразбегались, когда влетел во двор и стал загребать из кострища.

Виллейн уже заканчивал с раненым, затягивал последние узлы и обрезал лишние нитки. Шов получился гладкий и ровный, когда зарастет, заметен будет лишь при ближнем рассмотрении. Но чужак все еще без сознания, хотя дыхание стало ровней.

Собрав инструменты в сумку, мелкинд обошел стол и проговорил, вытирая руки о тряпку:

– Ну да. Я бы тоже испугался, если б такая рожа выскочила на меня. В зеркало посмотри, ты ж злой, как медведь. И клыки торчат.

– Голодный потому что, – огрызнулся ворг. – Давай, ответствуй, что с этим пленником… или он не пленник еще? А то Теонард жаждет знать, кто таков, да поскорей. Ибо у Главы нашего дел невпроворот.

Мелкинд расправил плащ, вытер лоб от капель, которые выступили, пока зашивал рану. Факел на ближней стене треснул, и крошечная искра метнулась прямо на лоб незнакомцу.

Ворг и мелкинд застыли, ожидая, что тот сейчас подскочит или, хотя бы вздрогнет, но чужак остался неподвижен. Лотер поскреб темечко, которое сейчас особо заросшее, потом приблизился к раненому и склонился над лицом.

Место, куда упала искра, гладкое и ровное, как кожа младенца, только эта синеватая и неприятная на вид.

– Ерунда какая-то, – проговорил Лотер задумчиво. – След должен был остаться.

– Должен, – согласился маг. – И кровь из раны тоже должна была течь. А не текла, даже когда зашивал. Так что очень рекомендую приставить охрану к этому… Созданию.

Когда солнечный луч проник в окно и упал на лицо воргу, тот терпел до последнего, морщился, но не открывал глаза. Когда щеку напекло так, что покраснела, все же пришлось перевернуться и разлепить веки.

Под боком шевельнулось теплое, Лотер инстинктивно прижал к себе и зевнул во весь рот, который сейчас вполне человеческий.

– Проснулся? – послышался девичий голос из-под одеяла. – А я уже десять минут боюсь шелохнуться, чтобы не разбудить.

– Зря боишься, – ответил ворг потягиваясь. – Звериный сон короткий и чуткий. Еще на заре очнулся.

Из одеяла высунулось аккуратное личико, обрамленное рыжеватыми волосами, глаза распахнуты, словно кроме ворга вообще ничего знать не желает.

Она прижалась к нему горячим телом и спросила тихо:

– Значит, специально со мной остался?

Полузверь провел широкой дланью по ее волосам, взгляд на секунду стал отстраненным и пустым, но когда девушка снова зашевелилась, сказал:

– Ну, вообще, как раз на заре уходил побегать. Пару зайцев задрал, на амазонок посмотрел, чего они там делают. Эти девки еще те бойцы. И в лошадях смыслят, что вдвойне хорошо. Даже по краю дальнего круга пробежал…

Веки девушки прикрылись, она печально вздохнула и откатилась от полузверя. Тот поскреб волосатую грудь и сел на кровати.

Вчера, после того, как вышел от мелкинда, пошел к Теонарду, но у того даже свет не горел и дверь оказалась заперта. Поэтому отправился за гномью таверну, где те выстроили дом, какие пользуются спросом в Межземье. Ел много, пил только воду, а в комнату вошел уже с девицей.

Помещение небольшое и уютное, в окно льется солнечный свет, высветляя пыль в воздухе. У стены сундук, на нем аккуратно сложена девичья одежда, за то его портки валяются посреди пола.

Быстро поднявшись, он натянул их и подвязал вшитой веревкой. Затем подошел к табуретке, на которой кадка с водой, и несколько раз плеснул в лицо. Когда поверхность успокоилась, Лотер в отражении увидел суровое мужское лицо с трехдневной щетиной, а по бокам скатанные в сосульки волосы.

Ворг довольно ухмыльнулся и стал скалить зубы, разглядывая клыки, которые сейчас хоть и человеческие, но все равно острые и белые.

Из постели донесся голосок:

– Уже уходишь?

Лотер оглянулся на девицу. Та сидит, до подбородка укрывшись одеялом, рыжие локоны волнами падают на плечи, а на щеках румянец, словно стесняется даже смотреть на него.

Он разглядывал ее, задерживая взгляд на рыжих локонах, которые больше всего понравились, хмурил лоб, потом сказал:

– Дела не ждут. Вот тебе на платье, старое, кажется… порвалось. И сорочка тоже.

Ворг положил рядом с кадкой две золотые монеты и направился к двери.

– Спасибо, – кротко ответила девица, и добавила тихо: – Ты еще придешь?

Ворг на секунду задержался у двери.

– Забегу как-нибудь, – ответил он, не оборачиваясь. – Забегу, Иза.

– Меня зовут Упава!

Но ворг уже вышел в коридор и двинулся мимо плотно закрытых дверей к выходу. Когда оказался на пороге, солнце сияло радостно и бодро, ворг довольно потянулся, так что хрустнули позвонки.

Купол Зала Советов искрится в лучах, словно украшен драгоценными камнями, а может, и правда украшен, мало ли что женщины успели нашептать чародею, когда тот воздвигал.

Прямо перед ним таверна, у входа два гнома, один на лестнице, которая правым краем приставлена к крыше, а левым опасно качается в воздухе. Другой гном – на пороге подает доску, кряхтит и бормочет.

– Ну ты взялся или как? Я тебе не тролль, чтоб весь день так стоять.

Тот, что на лестнице, уцепился пальцами и попытался подтянуть, но лестница качнулась, а гном уцепился за перекладину.

– Да я пытаюсь! – выдохнул он. – Лестница кривая. Кто сколотил такую? Руки оторвать. Сейчас загремлю тебе на голову.

– Я тебе загремлю. Подымай давай!

– Да не могу, – отозвался гном на лестнице, – упаду ведь. Я гном, а не птеринг. Это они на самой верхатуре живут.

Гном внизу покраснел от натуги, пытаясь вытолкнуть доску повыше, чтоб напарник все же уцепился.

Ворг с интересом наблюдал, потом подошел и сказал громко:

– Утро всем доброе!

Оба гнома подпрыгнули. Тот, что на лестнице, закачался, пришлось хвататься обеими руками за карниз, другой уронил доску прямо себе на палец и жутко взвыл.

– Да что б тебе… – заорал он, согнувшись, но когда увидел перед собой Лотера, запнулся.

Полузверь обошел его и наклонился над доской. Та отполированна до блеска, в воздухе растекается запах дерева и опилок, а на поверхности огромными буквами написано «Кривой молот».

Ворг хмыкнул и поскреб лоб чуть удлинившимися ногтями, потом ткнул пальцем в доску и спросил:

– Это что?

Гном с ушибленным пальцем насупился и сложил руки на груди, мол я обижен, за то тот, который чуть не грохнулся с лестницы, наконец поймал равновесие и проговорил:

– Название таверне дать хотим. У каждой приличной таверны должно быть название. У нас в Чернорудье знаешь какие таверны?

– Какие? – поинтересовался Лотер, косясь на хлипкую лестницу у которой одна нога надломилась, но еще держится.

Гном пошатнулся, но сказал с жаром:

– Самые лучшие! А название – это пол дела. Только послушай: «Черный топор», «Алмазная кирка». Ладные названия, да? А эту назовем «Лихой кузнец» потому, что как назовешь, так и дело пойдет.

Лотер понимающе кивнул, потом отшагнул и окинул оценивающим взглядом крыльцо. Ступеньки низкие, но широкие, как раз для всяких низкорослых, но саму таверну сделали такой, чтоб и те, кто повыше, могли заходить.