Джеймс Кэрол

Тихий человек

«THE QUIET MAN»

by James Carol

Печатается с разрешения литературных агентств Darley Anderson Literary, TV & Film Agency и The Van Lear Agency LLC

Copyright © James Carol, 2017

© Хатуева С., перевод, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

***



Джеймс Кэрол родился в Шотландии в 1969 году. В восьмидесятых годах он переехал в Хортфордшир, Великобритания, где и по сей день живет с женой и двумя детьми. За свою карьеру он был гитаристом, звукорежиссером, репетитором по гитаре, журналистом, инструктором по верховой езде.

***

«Я фанат серии о Джефферане Уинтере. «Тихий человек» – еще один блестящий триллер, который захватывает с самых первых страниц».

Из отзыва на сайте Amazon.com



«Это не только высококлассный триллер, но и опасная схватка между изощренной личностью и методичным интеллектом».



«Книга увлекла меня с первых строк, и я не мог ее отложить. Это захватывающее чтение, полное напряжения и неизвестности».

Из отзывов на сайте Goodreads.com

***

Посвящается Финн. Чем лучше я узнаю тебя, тем больше восхищаюсь. Люблю тебя и всегда буду любить.


1

Обратный отсчет начался 364 дня назад. Это сейчас время стремительно утекает сквозь пальцы, а год назад его было более чем достаточно. Есть у времени такое свойство – оно текучее, и его не остановить. Через девять с половиной часов четвертое августа превратится в пятое, и настанет день икс. Джефферсон Уинтер всем своим нутром ощущал, как, подобно песку в песочных часах, утекают секунды, а закрывая глаза, видел яркую вспышку взрыва.

Выйдя в зону прилета, он пробежал глазами по ожидающей публике. Женщина, державшая в руках табличку с его именем, имела какое-то отношение к полиции. Ее выдавал взгляд – беспокойный, везде ищущий опасность и фиксирующий все, что происходит вокруг. Хотя в полиции она не работала. Больше не работала. Уинтер знал это наверняка. Она опознала его в ту же самую секунду, когда и он выделил ее из остальной массы. Его узнать было несложно, несмотря на средний рост, среднее телосложение и совершенно неприметное лицо. Волосы – вот что выделяло его в любой толпе. В его тридцать пять лет они уже были белы как снег. Поседел он в двадцать. В период службы в ФБР приходилось их красить, но после увольнения необходимость в этом отпала. Как и во многих других вещах.

– Вы, должно быть, Лора Андертон, – сказал он, подойдя к ней.

– А вы, должно быть, Джефферсон Уинтер. Добро пожаловать в Ванкувер, – поприветствовала его она, протянув руку.

Пожатие было твердым и уверенным, как у человека, который точно знает, где он находится и что происходит вокруг. Пятьдесят три года, большие карие глаза и темные волосы до плеч. Одета в джинсы, белую блузку без принта, ботильоны на небольшом каблуке. Привлекательная. Совершенно очевидно, что в молодости она была невероятно красива.

– Где, кто и почему? – спросил он.

– Я так понимаю, этот набор слов что-то означает? – недоуменно парировала Андертон.

– Означает. Нам нужно найти ответ на любой из этих вопросов, и тогда мы можем спасти жизнь следующей жертве. Если узнаем, где произойдет следующее убийство, устроим засаду. Если узнаем имя предполагаемой жертвы, сможем ее защитить. Понять, почему он убивает, – сложнее, но, если мы найдем ответ, он выведет нас к убийце или следующей жертве. Ответ на любой из этих вопросов будет означать победу.

– Если так посмотреть, то дело в шляпе, – заметила Андертон.

– Я и не говорил, что будет легко. Но это то, что нам предстоит сделать, – понять, где, кто, почему. Уверяю вас – в этом и заключается вся сложность дела.

– Хорошо, тогда вот вам еще один вопрос: как? Как мы найдем ответы на эти вопросы?

– Я еще не придумал, – пожал плечами Уинтер.

– Что ж, думайте быстрее.

Андертон направилась к выходу из аэропорта, и Уинтер покатил за ней свой чемодан. Люди расступались перед ней, словно завидя библейского пророка. При этом она не произносила ни слова – в этом не было никакой нужды. Все просто уходили с ее пути, хотя при росте метр семьдесят и отсутствии лишнего веса, она не могла похвастаться внушительным телосложением. Оружие она тоже не доставала – днем, в оживленном аэропорту это неминуемо привлекло бы ненужное внимание.

На улице светило солнце, было около 24 градусов по Цельсию. Лучшей погоды и пожелать было невозможно. Уинтер проверил мобильный. СМС, которого он ждал, не было. Он убрал телефон, достал солнцезащитные очки и зажег сигарету. Последнюю он выкурил еще в Детройте. Даже не считая четырехчасовой задержки рейса, перерыв получался слишком большим.

Последние несколько дней выдались очень загруженными. Изначально он хотел прилететь сюда еще накануне, но дела в Детройте затягивались. Арест прошел неудачно – убийца погиб. Нажимал на курок не Уинтер, но он видел все от начала до конца, и чтобы получить возможность улететь, ему пришлось пройти через целый ряд полицейских формальностей. А затем случилась задержка рейса, при том что времени на предстоящее расследование и так было в обрез.

Андертон продолжала идти, и Уинтер не отставал ни на шаг. Судя по переписке, от нее можно было ожидать сугубо профессиональной позиции и, возможно, некоторой дистанции. Пока же ее поведение полностью соответствовало его ожиданиям. Совсем рядом взлетел «Боинг-777» авиакомпании Air Canada. Двести пятьдесят тон взмыли в небо на скорости 280 километров в час. В воздухе пахло горючим. Судя по указателям, зона парковки закончилась. Уинтер не стал спрашивать, куда они направляются. Андертон уверенно шла вперед, и было очевидно, что все так, как надо.

Впервые она написала ему в прошлом году, когда еще работала в полиции и возглавляла следствие. В тот период Уинтер был занят в Европе и не мог приехать. Он попросил держать его в курсе дел, и Андертон почти ежемесячно присылала ему письмо с описанием динамики событий. Хронология этих убийств была довольно необычной, и новостей было мало. Но это было неважно. К третьему письму он понял, что она старается сделать так, чтобы он не забыл об этом деле.

Вероятность забыть была крайне мала, потому что Уинтер заинтересовался. Случай был как раз из тех, в расследовании которых он черпал смысл жизни. Как правило, новости об очередной жертве серийного убийцы падают как снег на голову – кто-то звонит и сообщает, что нашли еще одно тело. В данном случае все было иначе. Между убийствами проходил ровно год, что само по себе уже довольно необычно. Но поистине уникальным эту серию убийств делало поведение преступника. В большинстве своем серийные убийцы любят присутствовать в момент смерти жертвы – в этой минуте и заключается весь смысл. Им нужно видеть, как гаснут глаза жертвы. Тогда их эго взлетает до небес, и они ощущают себя выше Бога.

Этот убийца никогда не присутствовал в момент смерти жертвы. Более того, он из кожи вон лез, чтобы все случилось не при нем. Он пробирался в дом, нейтрализовывал жертву и привязывал к кухонному стулу изолентой. Затем крепил на ее груди самодельную бомбу, которая должна была взорваться при открывании кухонной двери. Все подготовив, он уходил. Все три жертвы были женщины, и все умерли, когда их мужья приходили с работы и заходили на кухню. Таким образом, он использовал мужей как орудие убийства. Уинтер сталкивался с убийцами, которые использовали других людей, но настолько отлаженной схемы не было никогда.

– Видимо, я должна спросить, хорошо ли вы долетели, – заговорила Андертон. – Но учитывая четырехчасовую задержку, думаю, смысла задавать вопрос нет.

– Была техническая проблема с бортом – из тех, которые нужно решать безотлагательно.

– Надеюсь, они ее решили.

– Не поверите, но большинство самолетов летают с техническими проблемами. Если требовать полной исправности, ни один самолет не сможет подняться в небо, а для бизнеса это неприбыльно. Они не падают с неба только потому, что все системы спроектированы с запасом.

– И вы об этом так спокойно говорите?

– Да. Авиакатастроф у меня еще не случалось. А летаю я много.

– Да, но я бы предпочла лететь, зная, что все везде исправно.

– Это невозможно.

– Вероятно, но это не помешает мне убеждать себя в обратном. Один из редчайших случаев, когда незнание – сила.

Вскоре они пришли на огороженную спецпарковку. Повсюду висели знаки, обещавшие очень плохие последствия тем, кто посмеет запарковать здесь машину, не имея на то права. Внедорожник Андертон – пятилетний «мерседес» – стоял рядом с патрульной машиной полиции Ванкувера. Ее автомобиль весь блестел – от крыши до чисто вымытых колес. Было очевидно, что Андертон любит свою машину. Внушающая уважение табличка на передней панели удостоверяла, что владелец представляет полицию Ванкувера. Уинтер задумался, а что еще она оставила себе, уходя с должности?

Андертон открыла багажник и забросила туда его чемодан. Он путешествовал с видавшим виды самсонайтом, который сопровождал его всегда и везде и в котором была вся его жизнь. После ухода из ФБР у Уинтера не было постоянного места жительства. Домом становились номера люкс, которые предоставляли ему заказчики. Андертон захлопнула дверь багажника и села за руль. Уинтер сел рядом и пристегнулся. Снова проверил телефон. Сообщения так и не было.

– Ладно, – сказал он. – Давайте сначала побеседуем с Николасом Собеком. Раз уж он наш клиент, нужно обменяться с ним парой слов. Плюс он еще и свидетель первого убийства. Убьем двух зайцев одним выстрелом.

– Должна предупредить, он немного странный.

– Что значит странный?

Андертон хотела что-то сказать, но передумала.

– Наверное, лучше вам будет составить собственное мнение.

2

Николас Собек продолжал жить в доме, где была убита его жена, и одно это давало повод усомниться в его нормальности. Уинтер знал, что обычно так не бывает. Если твой любимый человек жестоко убит в том месте, которое ты называешь домом, первым делом ты берешь трубку и звонишь риелтору. Ты там и дня не захочешь провести. Ни одной лишней минуты. Но Собек провел там одну тысячу и девяносто пять дней, что составляет более полутора миллионов минут.

Вторая странность: Собек лишь дважды выходил из дома за последние три года – оба раза, чтобы съездить на могилу жены. В годовщину ее смерти он ездил на кладбище Маунтин-Вью, приезжая туда на рассвете и уезжая на закате.

Его дом располагался на улице Болсам-Плэйс – тихой, просторной и непроезжей – в районе Керрисдейл к юго-западу от центра Ванкувера. Район был благополучный, сияющий чистотой, с широкими улицами и множеством зелени. Дома здесь были попроще, чем у голливудских звезд, но ненамного. У каждого была обширная прилегающая территория. Гаражи – на две машины, а за травой следили не сами хозяева, а ландшафтные компании.

Андертон подъехала прямо к массивным въездным воротам и стала ждать, пока они откроются. Ворота были выполнены из цельного куска стали и выглядели достаточно новыми, как и окружавшая территорию по периметру трехметровая стена с шипами из стекла и металла. За стеной была высажена аллея высоких пихт. Самого дома почти не было видно – лишь местами виднелась крыша. Общее впечатление было такое, что это не дом, а крепость.

Миновав ворота, Андертон подъехала к дому и остановилась прямо перед воротами гаража. Она проделывала все эти манипуляции настолько привычно, словно в сотый раз и гараж был ее собственным. Необычным было и то, как перед ней открылись ворота. Обычно человек, сидящий у монитора камеры видеонаблюдения, обменивается парой реплик с водителем подъехавшей машины, чтобы идентифицировать гостя – друг это или враг. Но у нее никто ничего не спросил. Уинтер поднял голову, чтобы посмотреть на дом, а затем уставился на Андертон.

– Что? – спросила она.

– Просто пытаюсь понять, что происходит. Три года назад вы были уверены, что Собек – убийца. Спустя год вы все еще пытались подгонять факты под этот сценарий. А сегодня, как вижу, вы уже лучшие друзья.

– Это преувеличение.

– Думаю, вы меня поняли.

Андертон тоже смотрела на дом. Он и правда производил впечатление. Уинтер прикинул, что в нем не менее пяти спален и столько же санузлов. Однозначно был кабинет и, возможно, спортзал, а может, и домашний кинотеатр. Архитектор замахнулся на стиль ар-деко с яркими белыми стенами и элегантными изгибами. Такой дом никак не мог быть построен в тридцатые или двадцатые. Или сороковые. Гораздо более вероятно, что это были девяностые. Такой дом купил бы человек, который хочет сказать миру, что его жизнь удалась.

– Николас Собек хочет привлечь убийцу к суду ничуть не меньше, чем я, – сказала она.

Уинтер молчал, ожидая продолжения реплики. Ему были известны некоторые факты из жизни Андертон, но многое оставалось неясным. Он знал, что с момента выхода на пенсию она работает частным детективом. И что у нее только один клиент. Также он знал, что у большинства отошедших от дел полицейских есть незавершенное дело, которое преследует их до самой смерти.

– Не люблю оставлять дела незаконченными, – наконец сказала она. – То, что этот убийца до сих пор на свободе, не дает мне спокойно жить. Но еще хуже то, что через 24 часа он убьет кого-то еще. Я готова сделать все, чтобы его остановить. Все. Работать на Собека означает для меня возможность остаться в игре. И продолжать искать убийцу, – она кивнула в сторону дома. – У Собека есть средства и мотивация. А у меня есть навыки, которые ему нужны, чтобы достичь цели. Как я и сказала, цель у нас одна.

– То есть вы его используете.

– Ровно в той же мере, в какой он использует меня.

Уинтер подождал, давая ей возможность сказать все, что она сочтет нужным.

– Есть ли еще что-то, что мне стоит знать? – в конце концов спросил он.

Она ответила с улыбкой, которую можно было интерпретировать как угодно. Возможно, она что-то скрывает. Возможно, планирует его подставить. В любом случае это ничего не изменит. Они вышли из машины и направились по дорожке к главному входу. Трава была свежеподстрижена, на клумбах росли яркие цветы. Пока они говорили, Уинтер снова проверил мобильный. Сообщения не было. Он заметил вопросительный взгляд Андертон.

– Когда очень ждешь СМС, оно никогда не приходит, – сказал он.

– Как скажете.

На двери у крыльца висело два сканера. Андертон прижала глаз к верхнему и большой палец к нижнему. Через десять секунд дверь щелкнула, и металлический голос сказал: «Я в спортзале». Уинтер не сразу нашел динамик – он спрятался под крышей крыльца. Судя по голосу Собека, в спортзале он выкладывался по полной программе. Уинтер терпеть не мог спортзалы. У него даже была теория, что человек находится в той форме, которая необходима для его образа жизни.

Холл был высотой в два этажа с открытыми перекрытиями и изысканной люстрой, которая сверкала и отбрасывала свет на стены. Сосновый пол, широкая лестница. На стенах – картины современных художников в матовых металлических рамах. Андертон повела его через коридор за лестницу. Там была неприметная дверь в подвальное помещение и еще два сканера. Андертон повторила тот же ритуал, что и при входе: глаз к верхнему сканеру, большой палец – к нижнему. Тихий щелчок – и дверь открылась.

– А откуда Собек знает, что я вас не под дулом пистолета сюда привел? Может, я совсем не тот человек, за кого себя выдаю?

Андертон лишь бросила на него выразительный взгляд.

– Я шучу лишь отчасти, – добавил он. – Я так понимаю, что меры безопасности не ограничиваются воротами и стенами. Я прав?

– Войдя в дом, вы прошли через металлодетектор, а значит, пистолет у вас пластмассовый и в нем нет пуль. Поэтому нас пропустили. Также на крыльце вас сфотографировали и прогнали через программу распознавания лиц. Поэтому дверь открылась не сразу. Изображение, с которым вас сравнивали, предоставила я. Нашла в интернете ваше старое фото еще со времен ФБР. Вы там такой молодой и, можно сказать, цветущий. Что же с вами случилось?

Уинтер улыбнулся.

– Насколько я понимаю, три года назад всех этих мер безопасности в доме не было?

– Все верно. У них была сигнализация на случай взлома, но они постоянно забывали ее включать. Стены и ворот не было. Тогда Собек хотел, чтобы все, кто проезжает по улице, видели его дом. Для него был очень важен имидж. Загляните в гараж и все поймете. Там стоят и пылятся «Астон Мартин Винтаж» и «мерседес» S-класса. У него также есть самолет «Сессна-206», в котором он не летал со дня убийства. В Баундари-Бэй – это 35 километров от города – есть аэродром, где он стоит, проходит необходимое техобслуживание, но никуда больше не летает.

– Устанавливать сейчас такую систему безопасности – все равно что запирать конюшню после того, как лошадь сбежала.

– Возможно, но за последние три года дом ни разу не взламывался. Так что можно заключить, что свою задачу она выполняет.

Они стали гуськом спускаться в подвал, Уинтер шел вслед за Андертон. Лестница была не шире дверного проема, и при низком потолке создавалось ощущение замкнутого пространства. Воображение подсказывало, что именно такими были входы в бомбоубежища времен холодной войны и подземные карцеры. Внизу коридоры вели вправо и влево. Андертон повернула налево. Они прошли мимо двух закрытых стальных дверей.

– Тут Собек и живет с момента убийства. У него здесь спальня, кухня и офис. И стрелковый полигон.

– Шутите?

Андертон покачала головой.

– Я серьезно. Предыдущий владелец был фанатом боулинга и оборудовал здесь дорожку. Когда Собек купил дом, он разобрал боулинг и превратил его в полосу для стрельб.

– Он хорошо стреляет?

– Лучше меня. Видела у него шесть попаданий в мишень из шести.

– А что с остальным домом?

– Все точно так же, как было при жене. Собек ничего не трогал. Дом превратился в храм, – Андертон пристально посмотрела на Уинтера. – Я предупреждала, что он странный.

Коридор упирался в стальную дверь, полностью идентичную тем, мимо которых они шли. Андертон вошла без стука. Спортзал был оснащен по последнему слову, и оборудование – беговая дорожка, велотренажер, кросс-тренажер и силовая установка – было грамотно расположено относительно друг друга. С потолка свисала боксерская груша, а на большом стенде на стене висело оружие для боевых искусств.

Собек выполнял жим лежа со скамьи. Масса, которую он поднимал, равнялась весу Андертон. Или полторы Андертон. В верхней точке он каждый раз громко и продолжительно стонал. В эти моменты мышцы на его руках практически лопались от напряжения, а шейные сухожилия натягивались как струны. На вид ему было около тридцати пяти. У него был пронизывающий взгляд и густая борода.

Сделав еще два жима, Собек сел и поправил хвост взлохмаченных и блестящих от пота волос. Затем снял футболку, взял полотенце и начал вытираться, демонстрируя рельефные мышцы на руках и груди и все теоретически возможные кубики пресса. Но он не был перекачан. Зависимость от физических нагрузок была налицо, но до посмешища на стероидах ему было очень далеко. На шее висела цепочка с маленьким ключиком. Руки были обмотаны белой боксерской лентой, посеревшей в районе костяшек, которыми он колотил по груше. Футболка, в которую он переоделся, была точно такая же, как и та, которую он снял, – черная, без принтов. Бросив полотенце на спинку стула, он подошел к Уинтеру и некоторое время молча сверлил его взглядом.

– Ну что, вы думаете, это я убил свою жену?

3

Собек стоял и ждал ответа на свой вопрос. Если это была попытка запугать, то неудачная. Уинтер уже играл в эту игру не раз, причем на месте Собека бывали люди гораздо опаснее его. За годы работы в ФБР Уинтер десятки раз допрашивал серийных убийц и встречался лицом к лицу с наихудшими представителями рода человеческого. Чтобы переносить такого рода встречи, нужно было нарастить толстую кожу. Несмотря на все это, недооценивать Собека было рано. Хищников Уинтер узнавал сразу. Собек еще несколько секунд держал взгляд, а затем моргнул. Уинтер посчитал это удобным моментом для ответа.

– Полиция не считает вас убийцей, – произнес он. – В момент убийства Алисии Кирчнер вы были на могиле жены. И точно там же вы были, когда убили Лиану Хэмонд. В обоих случаях вас видели свидетели. По их словам, вы провели там целый день. Если вы их не подкупали, это достаточное алиби.

– У меня есть алиби на время убийства Алисии и Лианы, но на Изабеллу у меня ничего нет. В ходу много версий, как я мог убить ее. Даже сайт есть с названием «собекубилсвоюжену».

– Я видел этот сайт. Знаете, какая у меня любимая версия? Вы убили жену, а в следующем году наняли убийцу для Алисии. А почерк у убийств одинаковый, потому что вы снабдили киллера всей необходимой информацией.

– А в следующем году я, значит, снова заплатил ему, чтобы он убрал Лиану.

– А в этом году вы снова ему заплатите, чтобы он еще кого-нибудь убил.

– Вы понимаете, что это бред?

– Я слыхал версии и побредовее.

– Я любил жену. Не проходит и дня, чтобы я не думал о ней. Она со мной ежечасно, ежеминутно.

– И поэтому вы постоянно ей изменяли? В отчете полиции вы предстаете хроническим бабником. Я, правда, предпочитаю термин «распутник». Это как-то больше соответствует вашей сути, как вы сами считаете?

– У нас были проблемы в браке, но мы их решали.

– До или после того, как Изабелла изменила вам? Вас факт ее неверности, наверное, вывел из себя. Вам позволялось гулять направо и налево, но ей подобное было непростительно.

Собек ответил не сразу. Он глубоко вздохнул и, судя по всему, медленно про себя считал до десяти.

– Вы так и не ответили на мой вопрос. Вы думаете, это я убил жену?

Уинтер смахнул воображаемую пыль с силовой установки и сел. Это был самый чистый спортзал из всех, что он видел. Из сидячего положения ему приходилось задирать голову и смотреть на Собека снизу вверх, но это его не беспокоило. Он мог позволить себе не думать об этом, и это уже являлось признаком силы.

– Полиция потратила много времени, сил и средств на проверку вашей подноготной. Картина вырисовывается такая, что вы были зациклены на деньгах и вам было абсолютно все равно, через кого переступать на своем пути. Но давайте будем честны сами с собой: невозможно заработать состояние на акциях, играя честно. Вы обманывали своих клиентов, жену, вы обманывали всех, кто подворачивался под руку. Важно было одно – заработать бабки. Будь Гордон Гекко реальным человеком, он бы первым пожал вам руку и пригласил вступить в члены клуба.

– Но человек может измениться.

– Мой жизненный опыт говорит о том, что эти изменения бывают крайне незначительны.

– А я говорю, что может. Когда Изабелла умерла, мне пришлось сделать много неприятных открытий о себе. Но я честно признал эти пороки и искренне верю, что сейчас, пройдя через все это, я стал лучше.

– Приятно слышать, но меня не интересует ваше прошлое. Мне важно одно – чтобы со мной вы играли честно. Можете?

– Конечно. Ну так что, вы считаете, что это я убил жену? – не унимался Собек.

– Нет, не считаю.

Собек еле заметно кивнул.

– Спасибо за честность.

– Хорошо, моя очередь спрашивать. Что за ключ у вас на шее?

4

Собек привел их назад, в холл, и повел через коридор по другую сторону лестницы. Дверь в конце коридора была заперта на тяжелый навесной замок. После всех высокотехнологичных охранных средств он смотрелся довольно неуместно и казался, скорее, символическим предметом с весьма условной охранной функцией. Такие отжимаются монтировкой за две секунды. Человек, немного знакомый с отмычкой, справился бы за пять секунд. Собек снял с шеи ключ и открыл замок. Толкнув дверь, он отошел в сторону.

Уинтер и Андертон вошли в кухню. Собек так и остался за дверью и не отрываясь смотрел на них из проема. Окна были зашторены, и в сумраке комнаты мебель отбрасывала мрачные тени. Уинтер включил свет. Все выглядело так, будто минуту назад здесь еще работала полиция. Куда ни брось взгляд – всюду присутствовали следы взрыва: валялись опрокинутые стулья, стены, мебель и плитка были в черных пятнах. Закрыв глаза, легко было ощутить запах взрыва – такой же, что и запах петард в День независимости, только с привкусом обгоревшего мяса. Мебель была покрыта тонким слоем пыли и дактилоскопического порошка. Место, куда упала Изабелла, было очерчено мелом, следы которого за годы сильно побледнели.

Стол был рассчитан на шестерых, но стульев было пять. Не хватало того, на котором сидела Изабелла. Четыре стула валялись вокруг стола. Два лежали на боку, а другие два были отброшены от стола, словно сидевшие на них люди вдруг резко встали и ушли. Пятый стул находился в эпицентре взрыва. Уинтер подошел и положил руки на его спинку. Некоторое время он стоял и оглядывал кухню. Он видел, как из проема за ним наблюдает Собек. Андертон тоже смотрела на него. Он взглянул ей в глаза.

– Каково это – сидеть привязанной к стулу с бомбой на груди?

Андертон ответила не сразу. Если она хотя бы наполовину соответствует его представлению о ней как о следователе, она должна была представлять себя на этом стуле много раз. Ведь просто понять мотивацию преступника недостаточно. Нужно еще понять и проникнуться чувствами жертвы.

– Это ужасно, – наконец проговорила она. – Это совершенно и бесконечно ужасно.

– И вот еще что – Изабелла стала первой жертвой. Ей было тридцать, она была здорова и хороша собой, впереди вся жизнь. Она даже не поняла, скорее всего, что происходит: какой-то человек ворвался в дом, привязал ее к стулу и ушел.

Андертон не сводила глаз со стула, пытаясь представить себе, что испытывала Изабелла, сидя на нем.

– Когда она услышала, что Собек пришел домой, она, скорее всего, попыталась его предупредить, но это ей не удалось, потому что рот был заклеен изолентой, – продолжила Андертон. – Он открывает дверь и – бах!

– Теперь перенесемся на год вперед. На этот раз жертва – Алисия Кирчнер. Огромная разница между ними в том, что Алисия уже точно знала, что происходит. В новостях только и говорили про убийство Изабеллы Собек, она не могла не слышать о нем. А когда знаешь, что будет дальше, – страха на порядок больше.

– А еще через год, – перебила его Андертон, – новая жертва – Лиана Хэмонд, азиатка, убийство которой подняло этот страх на уровнь выше. Раньше он нападал только на белых, и она до последнего должна была чувствовать себя в безопасности. После ее убийства страха стало еще больше.

– Вынужден признать, что организовывать убийства в один и тот же день в году – уровень гения. И когда весь город чего-то ждет, становится еще страшнее. Кого он привяжет к стулу в этом году? Или, другими словами, что он сделает в этот раз, чтобы все содрогнулись от ужаса?

– Может, следующая жертва будет с черным цветом кожи? – предположила Андертон.

– Он уже дал понять, что выбор жертв не зависит от расовой принадлежности, – покачал головой Уинтер.

– Может, это будет мужчина? Так он сможет продемонстрировать, что никто не застрахован. Страшно станет всем.

– Да, но я не думаю, что он пойдет таким путем. С одной стороны, он основательно всех напугает, но и риски вырастут весьма значительно. Ведь, в общем и целом, мужчины сильнее женщин.

– Поосторожнее с обобщениями. Думаю, тут я смогу с вами поспорить.

– Возможно, но это не меняет общей закономерности. Пока для меня очевидно, что убийца недостаточно развит физически. Скорее всего, он небольшого роста, около 168 сантиметров. Если и выше, то ненамного. И, скорее всего, у него комплекс по поводу своего низкого роста. Жертв он подчиняет не силой, а психологией. Поэтому он не будет нападать на мужчин.

Андертон хотела что-то сказать, но нахмурилась и передумала. Затем ее лицо снова разгладилось. Уинтер понимал, что ее мозг разрывается от мыслей.

– Значит, следующим может стать ребенок?

– Я думал об этом. У серийных убийц имеется своеобразная иерархия. Взрыватели – в самом ее низу. Они трусы. Ниже них только детоубийцы. Тот, кто взрывает ребенка, будет иметь статус ниже плинтуса.

– Ниже плинтуса, – задумчиво отозвалась Андертон. – Будем надеяться, он на это не пойдет.

Уинтер подошел к стулу и сел. Собек продолжал наблюдать за происходящим из дверного проема с непроницаемым выражением лица. Если что-то его волновало или вызывало любопытство, он этого не показывал. Он стоял с абсолютно безразличным видом, фиксируя происходящее, но не демонстрируя свое отношение.

Уинтер закрыл глаза, и часовая стрелка закрутилась назад. Уже не он сидел на стуле, а Изабелла. Она проживала свои последние мгновения, с каждым новым вздохом приближаясь к смерти. Она была не в силах что-либо изменить. Уинтер не фантазировал, он превращался в нее. У него был такой дар. Дар или проклятие. Глубоко вздохнув, он погрузился в другое измерение.

*

Кухонная дверь закрывается, и я остаюсь одна. Шаги убийцы понемногу затихают. Входная дверь слишком далеко, и я не слышу, как она открывается. Бомба легче, чем кажется на вид, но с ней все равно тяжело. Некоторые вещи тяжелее, потому что они страшны сами по себе. Бомба как раз из таких. Кажется, она может раздавить меня своей тяжестью. Давит мне на ребра, и я могу задохнуться. Я первая жертва убийцы и не знаю, чего ожидать. В любом случае, я точно знаю мощность этой бомбы, ведь он мне все рассказал – настолько доходчиво, что даже мой скованный ужасом мозг понял. Мне остается только ждать Николаса. Больше я не могу ничего сделать. Это он тоже мне объяснил.

Когда ты зажата между камнем и жесткой поверхностью, ты на самом деле не ровно между ними. Что-то одно всегда давит больше, и от него ты пытаешься отодвинуться. Люди устроены так, что всегда ищут путь наименьшего сопротивления. Это относится в том числе и к смерти. Никто не хочет умирать долгой мучительной смертью. И никто не хочет умирать насильственной смертью. Никто не хочет, чтобы его разорвало на части то, что не уважает ни плоть, ни кровь. Кто может себе такое пожелать? Нет, все мы просто хотим мирно заснуть и не проснуться.

Вспомнить хотя бы тех несчастных, которые спрыгивали с высоких этажей башен-близнецов в Нью-Йорке после теракта. Они стояли перед невозможным выбором: остаться на месте и сгореть или прыгнуть и удариться о жесткую поверхность. Почему же они прыгали? Потому что в тот момент огонь жег сильнее. Им нужно было отдалиться от него. Все остальное было неважно. А потом они летели, кувыркались в воздухе и падали, падали в другую смерть. Земля приближалась с каждым мгновением, и они уже ничего не могли поделать.

Здесь происходит ровно то же самое. Но я не так беспомощна, как мне кажется. Убийца рассказал мне про ртутный выключатель, срабатывающий при наклоне. Он объяснил мне, что одно неверное движение может привести к смерти.

Я умру. Это уже совершенно точно. Но Николас не должен умереть. Ужас парализует мозг, но это я понимаю. Мне просто нужно раскачать стул, чтобы он перевернулся. Если это получится, я спасу Николаса.

Но я и не могу этого сделать, потому что не хочу умирать. Пока я жива, есть шанс, что меня спасут. Не знаю, насколько это реально, но я просто не могу сдаться сейчас. Я буду бороться до последнего вздоха. Я даже решила, когда он настанет, – когда я услышу, что он пришел, я переверну стул. Умирать обоим нет смысла.

Но так тоже не получится. Я не услышу входную дверь, но услышу, если он окликнет меня по имени. Я бы крикнула ему в ответ, чтобы он не входил, но у меня рот заклеен скотчем. Нужно прямо сейчас перевернуть стул. Но я не могу. Я все еще дышу. Я все еще жива. Я слышу, как он ходит по комнатам и зовет меня. Вот он уже в коридоре, который ведет на кухню, а я все еще на стуле. Вот он уже стоит за дверью, а я все еще сижу. Ручка поворачивается, и становится слишком поздно. Дверь открывается, и взрыв разрывает мне грудь. Я умираю еще до того, как мое тело падает на дорогую мраморную плитку.

5

Открыв глаза, Уинтер увидел стояющую в метре от него Андертон. Она во все глаза смотрела на него, и в ее взгляде отражалась обеспокоенность и любопытство. Любопытства было больше. Он начал понимать, почему Собек оставил в этой комнате все так, как было. Это было его священное место. Уинтер представил, как он приходит сюда посреди ночи, чтобы пообщаться с призраком умершей жены. Он посмотрел на дверь. Собека не было.

– На врунишке горят штанишки, – прошептал он.

– Вы про кого? Про убийцу? – спросила Андертон.

– Бомбы ведь достаточно просто устроены, так? – кивнул Уинтер.

– Все верно. Если вникнуть, то все они практически одинаковые. Нужно какое-нибудь взрывчатое вещество, детонатор и выключатель, который приведет устройство в действие. Вот и все, и есть просто различные вариации одного и того же.

Уинтер встал и посмотрел на стул. Он представил, как на нем сидела Изабелла с бомбой на груди, в ужасе и отчаянии, парализованная страхом и нерешительностью.

– Убийца сделал ставку на старую добрую трубчатую бомбу. С единственной разницей, что он использовал половину трубки. Он разрезал ее вдоль посередине и заложил половину в пластиковый рукав, набил порохом и шариковыми подшипниками. Порох он взял из петард. Дождался Дня Канады, купил партию петард – чтобы не вызвать подозрений, разобрал их и собрал то, что ему нужно.

Андертон подошла и встала за спиной Уинтера.

– Задумка с половиной трубки была гениальной. В большинстве случаев корпус бомбы превращается в обломки. Раскаленные куски металла разносятся по всей зоне покрытия, убивая или травмируя всех, на кого попадают. Здесь же была всего одна жертва, Изабелла. Использовав половину трубки, он смог направить взрыв прямо на нее. И он мог бы обойтись и без подшипников. Силы взрыва хватило бы на то, чтобы разорвать ей сердце. Так что они были лишь для подстраховки. Ему было важно, чтобы Изабелла умерла. Рисковать он не собирался.

– И интересный детонатор.

– Интересный? Наверное, можно сказать и так, – удивленно посмотрел на Андертон Уинтер.

– А какое слово использовали бы вы?

– Да нет, интересный, согласен, – сказал он, немного подумав.

И это действительно было так. Полиция подтвердила, что убийца сделал детонатор из новогодней лампочки. Он аккуратно надрезал край, чтобы не повредить нить накаливания, насыпал внутрь серу, счищенную со спичек. Такого рода лампы рассчитаны на напряжение в один вольт, но он подключил ее к девятивольтовой батарейке. При срабатывании взрывателя нить перегорает и поджигает серу.

Также было доказано, что бомба была приведена в действие сигналом магнитного сенсора открывания двери – такого же, какой используется в домашних охранных системах. Суперклеем убийца приклеил магнит на дверь, а переключатель – на раму. Когда Собек открыл дверь, переключатель встал в закрытое положение, и цепь замкнулась. С этого момента взрыв уже был неотвратим. Приспособление действовало по законам физики. Когда реакция началась, уже ничто не могло ее остановить.

– А что сыграло роль слабой перемычки? – спросил Уинтер.

– Ею была Изабелла, – показала на стул Андертон.

– Именно. Она вносила элемент хаоса в систему, тогда как все остальное имело два устойчивых состояния: выключатель либо включен, либо выключен; детонатор либо приведен в действие, либо нет. Взрывчатка либо в состоянии обычного порошка, либо активированного взрыва.

Андертон, задумавшись, снова пошла к стулу.

– Киллеру было необходимо, чтобы жертвы оставались обездвиженными. Причем полностью – чтобы не двинулась ни одна мышца, потому что в противном случае они могли вытащить провод, и бомба бы не взорвалась.

– Именно для этого он сказал ей, что бомба оснащена ртутным выключателем. Одно движение – и она мертва.

– Но его не было в конструкции бомбы. Это подтвердили следователи.

– Он просто врал. Хотя жертвы, конечно же, об этом не знали. Они ловили каждое его слово. Что бы он ни сказал, они бы поверили.

– А почему бы ему и правда было не оснастить бомбу таким выключателем? Его не так уж и трудно достать.

– Да, но гирлянды и спички достать еще легче. Убийца старается наследить по самому минимуму. Вся прелесть его бомбы в том, что ее можно собрать, не привлекая совершенно никакого внимания. Кто обратит внимание на человека, покупающего новогодние украшения в декабре? Или петарды в конце июня. Никто. Суперклей в любом хозяйственном можно купить в любое время года. То же самое с подшипниками и проводом, девятивольтовыми батарейками и стальной трубкой.

– Хорошо, я поняла. Если бы он использовал ртутный выключатель, мы могли бы найти место продажи.

Уинтер обратил внимание на ее «мы». Он понимал, что Андертон имела в виду не его и себя. Что ж, сотрудник полиции всегда останется сотрудником полиции.

– И это не единственная причина. Я бы даже сказал, не главная причина.

– Главная причина в том, что он не хочет, чтобы бомба взорвалась раньше времени.

– Это испортило бы весь кайф, – согласился Уинтер. – Бомбу должен обязательно взорвать муж.

– Так он демонстрирует свое всемогущество.

– Мне кажется, да. Смысл убийств – продемонстрировать свою власть, влияние. Так работает комплекс маленького человека – он пытается компенсировать травмы, которые отравляют его жизнь каждый день. Не забывайте, взрыватели – в самом низу иерархии.

– В самом низу… – задумчиво повторила Андертон. – Хорошо, мы установили, что он врал жертвам. Что нам это дает?

Уинтер снова стал осмысливать ситуацию с точки зрения того, где, кто и почему это сделал. Факт вранья позволял продвинуться в вопросе «почему». Но эта дорога была самая трудная. Если они поймут, почему убийца действует именно так, станет понятно, в каком направлении его искать, но ответ на этот вопрос не приведет их к его двери. У Уинтера была идея, как использовать эту информацию, но он не знал, даст ли Андертон разрешение на такой ход.

У каждого человека есть грань, которую он не переступает. Уинтер еще не успел определить, где она пролегает у Андертон. Табличка на передней панели в ее «мерседесе» давала повод для оптимизма. К тому же она отправляла ему копии всех материалов, собранных в рамках полицейского расследования по первым трем убийствам. Фотографии с места убийства, протоколы вскрытия, протоколы допросов, показания свидетелей. Этой информацией может обладать только тот, кто внутри следственного процесса, а не кто-то извне, не гражданское лицо, которым сейчас являлась Андертон.

– Это нам ничего не дает. На данном этапе у нас не слишком много информации. Согласны?

– Да.

– Собек ушел – видимо, ему не очень понравилось, что я сижу на его стуле.

– На его стуле?

– Ну а кто еще приходит сюда день за днем и сидит на стуле?

– Не думала об этом в таком свете, но да, возможно, так и есть. Как он вам показался?

– В одном вы были правы. Он определенно странный.

– И?

Уинтер помедлил.

– И я пытаюсь понять его мотивацию. До убийства Изабеллы его интересовали только символы статуса и их демонстрация на публике – машины, самолет, дом. Можно сказать, что Изабелла тоже была частью его коллекции. Такому человеку нужна под рукой трофейная жена. Я видел ее фотографии и от лица всего мужского пола могу заявить, что выглядела она потрясающе.

Андертон кивнула, ожидая продолжения.

– Именно по этой причине он так зациклен на всем этом. Кто-то украл у него коллекционную вещь, и это совершенно неприемлемо. Только подумайте. У него машины, на которых он не ездит, самолет, на котором не летает, и дом, в котором он не живет. Почему он выбрал такой стиль жизни? Потому что он коллекционер, а любой коллекционер стремится обладать вожделенной вещью.

– А когда он ее получил, то уже не отпустит, – продолжила Андертон. – Только через его труп.

– Нам нужно не спускать с него глаз. Не хватало еще, чтобы он свершил над нами самосуд.

– Считаете, есть вероятность?

– Это вопрос к вам. Вы с ним в контакте последние три года. Кто знает его лучше, чем вы? Скажите – нам стоит беспокоиться?

Андертон не ответила. В этом просто не было необходимости. Ответ был написан на ее лице. Она и сама думала об этом и пришла к тому же выводу. Уинтер снова проверил свой телефон, но СМС так и не было. А было бы так хорошо получить его именно сейчас. Это было бы идеально. Он подождал еще несколько мгновений, но тщетно. Телефон молчал.

– Так и нет сообщения? – спросила Андертон.

– Так и нет. Ладно, я увидел все, что хотел. Предлагаю уходить.

6

– Мэрилин Монро, – изрек Уинтер, когда они сели в машину.

– А она здесь при чем?

– Ранним утром 5 августа 1962 года Мэрилин Монро была найдена мертвой в спальне в своем доме в Брентвуде, штат Калифорния. Если верить теории заговора, она была убита кланом Кеннеди. Если верить окружному следователю, она умерла от острого отравления барбитуратами. А если верить Элтону Джону, ее нашли обнаженной.

Андертон уже вставила ключ в зажигание и была готова повернуть его. Вместо этого она опустила руку, задев брелок.

– Знали бы вы, сколько часов мы пытались разгадать смысл этой даты.

– Думаю, много.

– Очень много. Мы изучили ее со всех возможных сторон, а потом – со всех невозможных. И когда мы закончили, то, знаете, к какому выводу пришли?

– Вы решили, что дата случайна. Я читал ваше итоговое заключение по делу.

– Именно, – кивнула Андертон. – Дата случайна. Первое убийство было совершено 5 августа три года назад. Почему он выбрал эту дату? Кто знает? Может, просто планеты так встали. Проходит год, и ему снова захотелось убивать. Приближается 5 августа, ему приятно вспомнить о событиях годичной давности, и он думает – а почему бы и нет? – и убивает вторую жертву в годовщину первого убийства.

Она замолчала, чтобы сделать вдох. Уинтер явственно чувствовал ее раздражение. Оно прослеживалось в каждом слове, в каждом слоге. И он прекрасно понимал причину. Что может быть хуже пазла, который все никак не желает сложиться?

– Незапланированным следствием его выбора дат стало то, что эти убийства привлекли к себе гораздо больше внимания, чем любые другие. Люди любят повторы. Они нас завораживают. И вот проходит еще один год, и снова наступает 5 августа. Только в этот раз все по-другому. СМИ уже знают про эту историю и подогревают ажиотаж, подливают масла в огонь, и языки пламени вздымаются все выше. Воздух пропитан ожиданием. И наш убийца не хочет никого разочаровывать.

– Теория хорошая, – сказал Уинтер. – Проблема только в том, что она основана на совпадениях. В первый раз он убивает, потому что планеты сошлись, второй раз – чтобы поностальгировать, – скептически покачал головой он. – В данном случае речь идет о психопате, а у них ностальгии не бывает. Они прагматики по своей натуре. Одним словом, когда мы имеем дело с серийными убийцами, я предпочитаю не полагаться на совпадения.

– Тогда почему 5 августа? Какая у вас теория?

– На данный момент я понятия не имею, – пожал плечами Уинтер.

– Но вы считаете, что дата важна?

– Если мы поймем, почему выбрана именно эта дата, то сможем понять, кто он. Чем лучше мы его узнаем, тем легче будет его поймать. Добивается успеха не тот охотник, который дольше гоняется за жертвой, а тот, кто понимает ее настолько хорошо, что ждет ее у водопоя. Где, кто, почему? Все сходится в точке «почему». Это самая непонятная дорога, но и по ней можно добраться до места назначения.

– Вы заставили меня снова поверить в успех, – сказала Андертон через некоторое время. – А как вы будете искать ответ?

– Наиболее очевидный источник информации – документы по первым трем убийствам. Будем надеяться, в них есть что-то, что мы изначально пропустили. Я уже начал их изучать в самолете и планирую сегодня вечером продолжить.

– Там много информации.

Она была права. В доэлектронный период материалы заняли бы как минимум три коробки, по одной на каждое убийство. Сейчас все помещалось на флешке, и еще оставалось место для такого количества музыки, которое за всю жизнь не переслушаешь.

– Завтра важный день, – сказал он. – Очень хочу выспаться.

– Я бы предложила помощь в изучении материалов, но я уже их сто раз читала – с начала, с конца, с середины. Глаз замылился, и я леса за деревьями не вижу.

– Поэтому я и здесь. Свежий взгляд и свежее восприятие.

– И нам они нужны. Сейчас все просто сидят и ждут нового убийства. То есть, чтобы следствие запустилось вновь, кто-то еще должен умереть. Не могу этого допустить. Три женщины, которые должны были жить, уже мертвы.

– Поэтому мы должны рассмотреть ситуацию со всех возможных сторон. Помимо документов я хочу поговорить с мужьями остальных жертв. Это приоритет. Хоть они и не видели убийцу, но были свидетелями преступления. А значит, видели его опосредованно. Поэтому мне нужно с ними встретиться.

– Эрик Кирчнер так и живет в Ванкувере, так что с ним встретиться не проблема. С Дэвидом Хэмондом все сложнее. Он переехал в Монреаль и изо всех сил пытается забыть о происшедшем.

– Вы знаете, где живет Кирчнер?

– Да, недалеко от вашего отеля. По пути мы можем заселить вас в номер и оставить вещи.

– Так и сделаем.

Андертон повернула ключ, и зашумел двигатель. Не успели они отъехать, как у Уинтера завибрировал мобильный. Он достал его и посмотрел на экран. Уведомление об одном новом сообщении. Оно было коротким и приятным, поскольку содержало подтверждение встречи, которой он пытался добиться, как только узнал время своего приземления в Ванкувере.

Андертон дождалась, пока он поднимет взгляд от телефона.

– Судя по всему, это то сообщение, которого вы ждали?

Он кивнул.

– Хорошие новости или плохие?

– Как посмотреть. Что вы скажете о Шарлотте Дилейни?

– Которая освещает уголовные дела?

– Она самая.

– В таком случае скажу, что это бездушная кровопийца, не гнушающаяся ничем. Это я еще вежливо.

– Я так и думал. Значит, для вас новости не очень хорошие.

– Что вы задумали, Уинтер? – напряглась Андертон. – С какой стати Дилейни шлет вам СМС?

– Я сказал, что нужно это дело рассмотреть со всех возможных сторон. Ее сторона – одна из возможных.

7

Студия телекомпании «Глобал Би-си» располагалась в городе Бернаби, граничащем с восточной частью Ванкувера. Эти два города разрослись до состояния, когда уже было непонятно, где заканчивается один и начинается другой. Единственным признаком того, что вы въехали в другой город, был дорожный указатель. Дорога от дома Собека, с запада на восток, заняла сорок минут. Почти все они ушли на попытки Андертон убедить Уинтера в том, что он едет продавать душу дьяволу.

Повернув направо, они оказались на улице Энтерпрайз, вдоль которой располагался крупный бизнес-парк. Большие здания в стиле кубизма возвышались между тщательно спланированными участками зелени и парковок. Здание «Глобал» было третьим по ходу движения. Черный цвет, спутниковые тарелки и антенны придавали ему зловещий вид. В таком здании могло располагаться секретное правительственное агентство. Андертон подъехала на парковку, нашла свободное место и заглушила двигатель.

– Последний шанс уехать.

– Я знаю, что делаю.

Она кинула на него насмешливый взгляд.

– Это уже опробованная тактика, – сказал он. – И она результативна. В данном случае цель оправдывает средства.

– А в чем цель?

– Серийные убийцы тщательно отсматривают новостные выпуски, и мы этим воспользуемся, чтобы вытащить нашего киллера из норы. У нас два варианта. Либо мы его атакуем, либо пробуем выйти на контакт с ним. Полиция и СМИ атакуют его на протяжении последних трех лет, но добились лишь того, что еще глубже загнали его в тень. Сейчас, вместо агрессии, попробуем показать ему персонажа, который вызовет у него симпатию. Меня. Если все получится, он начнет с нами общаться.

– Вы всерьез думаете, что это возможно?