Йенс Лапидус

Шальные деньги

Я посмотрел на него и кивнул. Сказал: — Умаялся за сегодня. Он пожал плечами: — Я тоже. И вырулил на автостраду. Деннис Лихейн
Сработало. Сбылось. Срослось. Он сделал это — он намутил «беленького». Джеймс Эллрой


Пролог

Она не хотела умирать, и ее взяли живой. И может, оттого полюбили еще сильней. За то, что всегда была рядом. За то, что казалась настоящей.

Но ровно в том же и ошиблись, просчитались. Она жила, думала, присутствовала. Рыла для них яму.



Один наушник норовил выскользнуть из уха. От пота. Она воткнула его бочком: авось не выпадет, усядется — и будет музыка.

В кармане култыхался айпод-мини. Только бы не выпал, думала она. Айпод был ее любимой вещью — не дай бог, исцарапается об асфальт.

Нащупала рукой. Нормально, карманы глубокие, не вывалится.

Подарила сама себе на день рождения, раскошелилась. Под завязку забила «эмпэ-тришками». Подкупил минималистский дизайн, зеленая шлифованная сталь. Теперь же айпод стал для нее чем-то большим. Уносил тревоги. Касаясь его, каждый раз наслаждалась своим безмятежным одиночеством. Минутами, когда мир оставлял ее в покое. Предоставлял себе самой.

Слушала Мадонну. Забывалась, бегала под музыку, расслабляясь. Заодно сгоняла лишние килограммы — идеальное сочетание.

Вживалась в ритм. Бежала почти в такт музыке. Левую руку приподнимала чуть выше — засекала промежуточное время. На каждой пробежке старалась установить рекорд. С одержимостью спортсменки сверяла время, запоминала, а после — записывала результаты. Дистанция — примерно семь километров. Пока лучшее время — тридцать три минуты. Зимой только фитнес в «Б. А. Т. Б.». Тренажеры, беговая дорожка, степперы. В теплое время продолжала качаться в зале, только беговую дорожку меняла на парковые и асфальтированные.

Направилась в сторону Лилла-Шетуллсбрун — моста на отлете Юргордена. От воды веяло холодом. Пробило восемь часов, скоро весенний закат скроется в сумерках. Солнце светило ей в спину, уже не грея. Наступая на пятки растянувшейся по земле тени, подумала: тень-то скоро совсем пропадет. Но тут зажглись фонари, и тень принялась нарезать круги вокруг хозяйки, послушно меняя направление в угоду проплывающим над ней фонарям.

На ветвях нежно зеленели листочки. Из травы кивали уснувшими головками белые первоцветы, примостившиеся по краям дорожки. Вдоль канала торчали сухие палки прошлогоднего камыша. Турецкое посольство с зарешеченными окнами. Дальше на пригорке, за неприступной железной изгородью, увешанной видеокамерами и предупредительными знаками, — китайское. Рядом с гребным клубом расположился небольшой особняк с желтым дощатым забором. На полсотни метров дальше — длинный дом с беседкой и гаражом, словно выдолбленным в скале.

Навороченные участки, укрывшие нутро от любопытных глаз, растянулись вдоль всего ее маршрута. Каждую пробежку она разглядывала их — гигантские замки, стыдливо укрывшиеся живой изгородью и заборами. Не понимала, чего ветошью прикидываться, — и так всем понятно: простые смертные в Юргордене не живут.

Обогнала двух девиц, энергично топавших по дорожке. Упаковка на манер богатеев с Эстермальма, специально для спортивной ходьбы. Жилетки на пуху поверх футболок с длинным рукавом, треники и главное — надвинутая почти до глаз бейсболка. Ее-то прикид покруче будет. Черная «найковская» ветровка «Клима-фит» и легкоатлетические тайтсы. Одежда, которая дышит. Банально, зато удобно.

Снова нахлынули воспоминания трехнедельной давности. Она отмахивалась от них, пыталась забыться в музыке, сосредоточиться на беге. Надеясь отогнать, переключала мысли то на время, за которое пробежала полдистанции вокруг канала, то на канадских гусей, которых надо обогнуть.

В наушниках пела Мадонна.

На дорожке прел конский навоз.

Пусть думают, что имеют ее как хотят. На деле-то имеет их она. Такими мыслями прикрывалась как щитом. Она сама хозяйка и чувствам своим, и поступкам. Да, в свете они успешные, богатые, влиятельные персоны. Да, их именами пестрят передовицы экономических новостей, биржевые сводки, списки «форбсов». А в жизни они жалкие, убогие тряпки. Без стержня. Ищущие опору в ней.

Будущее ее предрешено. Она еще поиграет в кошки-мышки, а затем, улучив момент, раскроется и выведет их на чистую воду. А не захотят — будут платить. Она хорошо подготовилась: несколько месяцев собирала компромат. Разводила на откровения, спрятав под подушку диктофон, кое-кого даже сняла на пленку. Ни дать ни взять агент ЦРУ, с одной, правда, разницей. Ей куда как страшней.

Слишком уж высока ставка в этой игре. Правила ей известны: один неверный шаг — и ага. Ничего, выгорит. Она задумала свалить сразу, как исполнится двадцать три. Подальше из Стокгольма. Туда, где лучше, просторней. Круче.

Две юные наездницы, приосанившись, проехали первый мост рядом с гостиницей Юргордсбрунн. Эх, молодые! Не знают еще, что значит жизнь с большой буквы «Ж»! Точь-в-точь как она, когда сбежала из дому. Не сбилась с пути и теперь не собьется. Быть в этой Жизни на коне. Была и есть ее цель.

На мосту прохожий с кобелем. Говорит по мобильнику, провожая ее взглядом. Ей не привыкать: мужики пялились на нее, когда она еще в пигалицах ходила, а как к двадцати грудь подросла, так вообще проходу не стало.

А мужик ничего, спортивный. Одет в кожаную куртку и джинсы, на голове круглая кепка. Только взгляд какой-то не такой. Не обычный сальный, как у других, напротив — спокойный, цепкий, сосредоточенный. Такое чувство, будто о ней по телефону речь ведет.

Гравий закончился. Дальше путь к последнему мосту хоть и заасфальтирован, но весь пошел длинными трещинами. Она свернула на тропку, вытоптанную в траве. Хотя там полно гусей. Ее врагов.

Мост почти растворился в сумерках. И фонари отчего-то не зажглись. Разве они не автоматически включаются, как стемнеет? Видно, сегодня у них выходной.

У моста задом припаркована фура.

Окрест ни души.

В двадцати метрах роскошный дом с видом на озеро Сальтшен. Кто хозяин, ей известно — построил дом без разрешения на месте старой риги. Серьезный дядя.

Еще перед тем, как взбежать, подумала, что машину как-то слишком нарочито поставили к самой дорожке, в двух метрах от того места, где ей сворачивать на мост.

Двери фургона распахнулись. Выскочили двое. Она даже не поняла, что происходит. Сзади подбежал третий. Откуда он взялся? Не тот ли прохожий с собакой? Который за ней наблюдал? Первые двое скрутили ее. Сунули в рот кляп. Она рванулась, крикнула, дернулась. Вдохнула — потекли слезы, сопли. Тряпку-то пропитали какой-то дрянью. Извивалась, хватала их за руки. Без толку. Они огромные. Ловкие. Сильные.

Ее затолкали в фургон.

Напоследок успела лишь пожалеть о том дне, когда решила приехать в Стокгольм.

В эту вонючую дыру.

* * *

Выписка из уголовного дела № Б 4537-04

Фонограмма N21237 «А» 0,0 — «Б» 9,2



«Дело № Б 4537-04. Допрос обвиняемого с применением звукозаписи. Допрос производится следователем прокуратуры по первому пункту обвинения. Обвиняемый — Хорхе Салинас Баррио.



Судья: Вы можете своими словами рассказать, как было дело?

Обвиняемый: Да тут и рассказывать особо нечего. По правде сказать, сам я этим складом не пользуюсь. Только договор об аренде подписал, корешу пособить. Иногда приходится выручать по-дружески, сами знаете. Я и свое барахло там пару раз оставлял, а так арендовал только на бумаге. Не мой это склад. Вот, собственно, и все, что еще?

Суд.: Понятно. Если у вас все, прошу следователя задать имеющиеся вопросы.

Следователь: Складом вы называете хранилище „Шургард селф-сторидж“ на Кунгенскурва?

О.: Ну да.

Сл.: И вы утверждаете, что не пользуетесь им?

О.: Точно. Только договор подписал, приятелю хотел помочь — приятель сам не мог снять типа. Много просрочек по платежам. Откуда ж мне знать, что там столько дури?

Сл.: Тогда чей это склад?

О.: Этого я не могу сказать.

Сл.: В таком случае хочу обратить ваше внимание на материалы предварительного следствия, страница номер двадцать четыре. Протокол вашего допроса, Хорхе Салинас Баррио, от четвертого апреля сего года. Читаем четвертый абзац, где вы говорите: „Походу, Мрадо этим складом заправляет. Он на больших тузов пашет, ну, вы понимаете. Договор-то я подписал, но склад не мой, его“. Это ваши слова?

О.: Мои? Да вы что? Нет, это ошибка. Непонятка какая-то! В жизни такого не говорил.

Сл.: Но ведь здесь написано. Написано, зачитано вам и подписано вами. Какая ж тут ошибка?

О.: Я был напуган. Тут у вас в КПЗ посидишь, и не такого наплетешь. Меня не так поняли. Следователь из полиции меня прессовал. Запугивал. Я и оговорил себя, чтоб быстрей увели с допроса. Я вообще впервые слышу о Мрадо. Мамой клянусь.

Сл.: Впервые слышите, значит? А вот Мрадо на допросе сказал, что знаком с вами. Вы сейчас сказали, что не знали, что на складе было столько „дури“? Что вы называете „дурью“?

О.: Наркоту, неясно разве? У меня у самого была там нычка всего грамм десять или около того. Для личного употребления. Я уже несколько лет как подсел. А так храню на складе только мебель да одежду, я часто хаты меняю. А другие нычки не мои, я о них знать не знал.

Сл.: А кому принадлежат остальные наркотики?

О.: Не могу я говорить. Сами знаете, меня потом из-под земли достанут. Походу, наркоту туда тот чувак пихнул, у которого я отоваривался. У него и ключ при себе. А весы мои. Я на них свои дозы взвешиваю. Только не на продажу. Для личного употребления. Мне толкать ни к чему — у меня работа есть.

Сл.: И что за работа?

О.: Грузовые перевозки. Чаще по выходным, лучше платят. Налоги не плачу, известное дело.

Сл.: Итак, если я правильно вас понял, вы утверждаете, что склад принадлежит не некоему Мрадо, а кому-то другому. Этот кто-то снабжает вас наркотиками? Каким образом на склад попали три килограмма кокаина? Это ведь солидная партия. Вы знаете, сколько за нее дадут на улице?

О.: Точно не скажу, я ведь не торгую наркотой. Ну, много, мильон или около того. Человек, у которого я покупаю, сам кладет товар на склад после проплаты. Это чтобы избегать личного контакта, не встречаться лишний раз. Мы прикинули, так будет лучше. Только чую, подставил он меня. Пихнул на склад всю партию, а мне теперь на шконку.

Сл.: Стоп, пройдем еще раз. Итак, вы заявляете, что склад принадлежит не Мрадо. И не вам. Не принадлежит он и вашему продавцу — тот только хранит на складе то, что вы купили у него. Сейчас вы предположили, что весь кокаин со склада его. Хорхе, вы правда думаете, я поверю в эту чушь? Вашему наркодилеру больше делать нечего, как оставлять наркотики на складе, от которого у вас есть ключ! Мало того, вы еще все время меняете показания, отказываетесь называть имена. Неубедительно как-то.

О.: Да ладно. Не так все сложно, просто я немного путаюсь. Расклад такой. Я складом пользуюсь мало. Мой барыга — почти никогда. Чей кокаин, не знаю. Но, походу, моего барыги.

Сл.: А марки, кому принадлежат марки?

О.: Тоже барыге.

Сл.: А имя у барыги есть?

О.: Имя мне нельзя называть.

Сл.: Что вы заладили: я не я, хата не моя, наркотики не мои? Всё ведь за то, что ваши.

О.: Да где мне столько бабок взять-то? К тому же, говорю, я наркотой не торгую. Как тебе еще объяснить? Не моя наркота, и баста.

Сл.: А другие свидетели по этому делу назвали еще одного человека. Возможно, наркотики принадлежат приятелю Мрадо по имени Радован. Радован Краньич. Может такое быть?

О.: Нет, не может. Понятия не имею, кто это.

Сл.: Имеете, имеете. Сами на допросе показали, что знаете, кому Мрадо подчиняется. А кому? Разве не Радовану?

О.: Слушай, когда я говорил о Мрадо, ты попутал. Ты о чем базаришь вообще? А? Как мне отвечать, если я не понимаю, о чем ты?

Сл.: Вопросы здесь задаю я, понятно? Кто такой Радован?

О.: Не знаю, сказал же.

Сл.: Попытайтесь…

О.: Блин, да не знаю я! Туго доходит, что ли?!

Сл.: Да, очевидно, больное место. Что ж, у меня вопросов по существу больше нет. Спасибо. Теперь вопросы может задать адвокат».



«Уголовное дело № Б 4537-04 в отношении Хорхе Салинаса Баррио, первый пункт обвинения. Допрос свидетеля Мрадо Слововича по делу о хранении наркотиков в хранилище на Кунгенскурва. Свидетель дал подписку об ответственности за дачу ложных показаний. Допрос производится по требованию прокуратуры. Следователь может задать вопросы.



Следователь: Во время предварительного следствия обвиняемый Хорхе Салинас Баррио показал, что вы арендуете склад „Шургард селф-сторидж“ на Кунгенскурва. Каков характер ваших отношений с Хорхе?

Свидетель: Хорхе я знаю, только я не арендую никакого склада. Дело это прошлое. Я познакомился с Хорхе, когда сам употреблял наркотики, но пару лет назад завязал. Хорхе встречаю иногда на улице. Последний раз видел в центре Сольна. Он сказал, что держит наркотики на одном складе на другом конце города. Сказал, что круто поднялся и теперь толкает большие партии кокаина.

Сл.: Он утверждает, что не знаком с вами.

Св.: Ерунда. Я ему, конечно, не друг. Но знать-то знает.

Сл.: Понятно. А припомните, когда именно вы встретились в последний раз?

Св.: Да весной как-то. В апреле, что ли. Я в Сольну-то приехал с друзьями старыми пообщаться. А так редко там бываю. Ну, по дороге домой завернул в торговый центр, поставить на лошадку. Тут у букмекерской стойки с Хорхе и столкнулся. Одет цивильно, не узнать. Ведь я когда с ним общаться бросил: когда он совсем на наркоту подсел.

Сл.: И что он сказал?

Св.: Сказал, что поднялся. Я спросил как. Он говорит, на коксе. На кокаине то есть. Я дальше слушать не схотел: я ж с наркотиками завязал. А он пальцы веером. Ну и давай мне выкладывать, мол, весь товар на южной стороне на складе храню. В Шерхольме, кажется. Я говорю, хватит, знать ничего не хочу про эту грязь. Он обиделся. Послал меня или вроде того.

Сл.: То есть он разозлился.

Св.: Ну да. Злой был, когда я его болтовню слушать не схотел. Может быть, поэтому говорит, что я до склада касаюсь.

Сл.: Он еще что-нибудь рассказывал о складе?

Св.: Нет, он сказал только, что хранит там свой кокаин. И что склад в Шерхольмене.

Сл.: Ладно, спасибо. У меня вопросов больше нет. Спасибо, что пришли».

Часть I

1

Хорхе Салинас Баррио быстро выучил понятия. Нумеро уно (в двух словах): не отсвечивай. Более развернуто (в пяти предложениях): не пререкайся. Не бычься в ответку. Сиди, где сидишь. Не стучи. И последнее — успевай подставлять анус и не ной. Образно говоря.

Жизнь не баловала Хорхелито. Жизнь положила на него с прибором. Сучья жизнь. Только Хорхе не лыком шит — он им еще покажет.

Зона выжала из него все соки. Украла его смех. Сегодня ты играешь рок, а завтра ты мотаешь срок. Но выход был — его знал сам Хорхе, надо только реализовать один замысел, и конец неволе. Хорхе! Несгибаемый пацан! Ты сделаешь ноги, ты вырвешься из этого гадюшника. У тебя есть план! И какой план!

Адиос, лузеры!

Один год три месяца и девять дней за решеткой. То есть больше пятнадцати месяцев, потерянных за семиметровым бетонным забором. Так долго Хорхе еще не сидел. Предыдущие ходки были короче. Три месяца за кражу, четыре — за наркотики, превышение скорости и вождение без прав. Чем отличалась эта ходка: пришлось пускать какие-никакие корни.

Эстерокерская тюрьма относилась к изоляторам класса «Б» — второразрядная крытка. Контингент: осужденные за преступления, связанные с нелегальным оборотом наркотиков. Зоркая охрана снаружи и внутри. Мышь без спросу не проскочит. Натасканные овчарки обнюхивали каждого визитера. Металлодетекторы обшаривали каждый карман. Кумы отслеживали каждый слух по зоне. Не трепыхаться, бродяги!

Сюда пускали только матерей, детей и адвокатов.

А все равно облажались. Наркоты на зоне не было… при прежнем начальнике. Ныне же пакеты с травой застреливали через забор. Дочки передавали папашам рисунки — на самом деле марки, обильно пропитанные кислотой. Дурь прятали в общих помещениях между крышей и подвесным потолком, подальше от собак, или зарывали в газон на тюремном дворе. А там ищи-свищи крайнего.

Многие курили каждый день. Выдували по пятнадцать литров воды в сутки, чтобы не спалиться на анализе мочи. Кто-то смолил шнягу. Потом приходилось по двое суток сказываться больным, покуда героин оставался в моче.

Народ на Эстерокере чалился подолгу. Кучковался. Кумы изо всех сил старались сеять раздор между разными бригадами: «Прирожденными гангстерами», «Ангелами ада», «Бандидос», югославами, «Волчьим братством», «Фитья-бойз». You name it!

Многие охранники боялись. Помогали. Если кто-то в очереди за баландой, на футбольном поле, в слесарке совал им штукарь — не отказывались. Начальство пыталось контролировать ситуацию. Сталкивать лбами. Переводить авторитетов на другие крытки. Что толку?! Банды-то во всех тюрьмах были одни и те же. Разделялись по определенным признакам: национальности, району, характеру преступления. Расисты были не в авторитете. Самые крутые — «Ангелы ада», «Бандидос», юги и «ПГ». С крепким центром на воле. Проходили по тяжким. Характер деятельности понятен: любыми незаконными путями ковать кровавый лавандос — со всеми вытекающими… методами.

Та же мафия заправляла в городе. Слава богу, с появлением миниатюрных мобильников делать это стало чуть труднее, чем переключать телеканалы ленивчиком. Общество только беспомощно разводило руками.

Хорхе бандитов сторонился. Правда, в итоге все равно закорешился кое с кем. Освоился. Нашел общие темы. Прокатила чилийская. Соллентунский район тоже. Сработало большинство общих завязок на кокаине.

Хорхелито сошелся со старым приятелем из Мерсты — латиносом Роландо. Чувак прибыл в Швецию в восемьдесят четвертом из Сантьяго. О кокосе знал больше, чем гаучо о навозе, притом что сам не успел подсесть слишком плотно. Мотать ему оставалось два года — за провоз кокаиновой пасты в таре из-под шампуня. Но друган надежный. Хорхе слыхал про него, еще когда жил в Соллентуне. Самое ценное: за Роландо держали мазь «гангстеры». Дружба с ним — это открытые двери. Это авторитет. Это большие привилегии. Мобильник, план, кокс (если есть бабосы), бухло, веселые картинки и прочий марафет. Больше курева.

Соблазн лечь под бандюков был велик. Но Хорхе опасался. Свяжешь себя по рукам. Засветишься. Доверишься. А они тебя подставят.

Он не забыл, как его вломили. Юги сдали его. Подвели под статью. Вот чалься теперь по милости Радована, гондона штопаного.



Они частенько перетирали за обедом. Он, Роландо, еще несколько чилийцев. От испанского воздерживались. Не то свои же из бригады заподозрят неладное. Хочешь побакланить с земляками — не вопрос, но так, чтобы ЛЮДИ тебя понимали.

Сегодня: полмесяца до начала реализации плана. Главное — не суетиться. Устроить побег в одиночку нереально, а Хорхе пока ни одной душе не рассказал, даже Роландо. Сперва надо понять, можно ли на него положиться. Как-то прощупать. Проверить, чего стоит их дружба.

Роландо: пацан выбрал трудную дорогу. Чтобы стать своим среди «гангстеров», недостаточно быть мелким наркокурьером. Другое дело — начистить наглую репу, которая пришлась не по душе боссу. Роландо и начистил: на это недвусмысленно и грозно намекали сбитые костяшки пальцев с сизыми наколками.

Роландо жевал рис. Сказал с набитым ртом:

— Пафта ффто раз лучфе порошка. Это типа полуфабрикат, а не готовый продукт. Уличным толкачам он не вперфя. Жато кто повыше знает толк. Это выход на реальных людей. Их полис не пасет на каждом углу, за жопу не вожьмут. И провефти гораздо легче. Не пылит, как фука, а фпрятать профто.

И хотя Хорхе уже успел ознакомиться со всеми полудохлыми идеями Роландо, свое нынешнее положение рассматривал чем-то вроде академии коксоведения. Внимал. Слушал. Мотал на ус. Он и до зоны слыл докой. А ныне, после пятнадцати-то месяцев на Эстерокере, хоть докторскую степень присваивай.

Хорхе, малыш, я горжусь тобой, думал он. Хорхе, ты в теме кокаинового импорта от Колумбии до Лондона. Что, где, почем, как налаживать сеть сбыта, где искать посредников, где продавать. Как впарить туфту, чтоб торчки не заподозрили, как бодяжить товар, чтоб клиенты в центре, на Стуреплан, еще спасибо сказали. Как упаковывать. Кого нужно подмазать, от кого держаться подальше, с кем лучше не ссориться. Один из последних — Радован. Сучара!

За общим столом зэки часто перетирают свои частные дела. Гомон в зале мешает любопытным подслушать чужой разговор. К тому же такие беседы не считаются нарушением режима. Не втихаря же. Все на виду, чин чинарем.

Хорхе пытается направить разговор в нужное русло. Ему необходимо выяснить, как отнесется Роландо.

— Мы с тобой, походу, в тысяча и первый раз за это базарим. Я знаю, что ты на этой теме сидишь. А я, когда откинусь, толкать обожду. Я наперво свалю из этой нацистской страны. Да и сам на эту хрень подсаживаться не собираюсь.

— Сечешь фишку. Сам не хавай. Толкать, и только толкать. Афоризм дня.

Осторожно прощупывая Роландо:

— У тебя каналы на мази. За тобой крутые пацаны, походу. Тебя пальцем никто не тронет. Хоть сегодня ноги нарисуешь, дак вырулишь.

— Ноги, говоришь? Не, сейчас мне какой интерес? Кстати, о птичках. Юнас Нордбоге из наших «гангстеров», слыхал про такого? Повязали его.

Хорхе зацепился за тему:

— Слыхал, слыхал. Бывший хахаль Ханны Грааф. Сбежал из гётеборгского изолятора.

— Точняк. Как приговор зачитали в суде, в тот же день. Семь с половиной годков за два разбойных нападения и нанесение тяжких. Пацан реально бомбил инкассаторов.

— Бомбил, бомбил… Один хрен, облажался.

— Не скажи, все равно — царь! Ты слушай. Он расхуячил окошко и свинтил с восьмого этажа, метров семнадцать полз. Пять одеял распустил на веревки, нах. Песня, да?

— Да, мечта!

Про себя: «Давай, давай, Хорхелито, продолжай в том же духе. Выводи на откровенный базар, копни товарища Роландо поглубже. Выясни, что он думает о тебе, о побегах. Только деликатно».

— И как его повязали?

— Хоть я его и уважаю, но лоханулся он конкретно. Зависал в кабаке в Гётеборге. Квасил там. А может, Ханну новую себе подыскивая с подходящими буферами. Короче, понтовался. Влом было даже фасон сменить, только в блондина перекрасился и очки черные нацепил. Сам на рожон попер.

Хорхе мысленно поддакнул. Да, лоханулся, волосы перекрасить мало. Сам бы Хорхе подстраховался куда надежней. Вслух же сказал:

— А ему без разницы. Он, походу, решил: один хрен, срок не добавят даже, если загребут. К семи с половиной не добавляют.

— Самую малость не свезло ему. Накрыли его на самой границе в Хельсингборге.

— Видать, за бугор ломануться хотел?

— Походу, так. Снял гостиницу на чужое имя. Когда айна его сцапала, у него уж и паспорт на другое имя выправлен был. Могло бы выгореть. Сперва в Данию, а оттуда куда душа пожелает. Пряник, походу, припрятал кое-чего на черный-то день. Да вломил его кто-то. Сдал айне адресочек. Сто пудов, кто-то запалил его у кабака.

— Кто-нибудь из «гангстеров» знал, что он рванет когти?

— Извини, амиго, на такие темы отвечать не могу.

— Но ты бы помог свинтить корешу из «гангстеров»?

— А я вот интересуюсь: а Памелка Андерсон может спать на спине?

В яблочко. Ай молодца, Хорхелито! Так, подбивай клинья. Копни его глубже.

Хорхе знал: кореш по нарам — еще не кореш по жизни. Здесь другие расклады. Четче рамсы. Отмотанный срок — в зачет. Число ходок — в зачет. Чинарики, а еще лучше косяки — в зачет. Баш на баш — так строятся отношения. Смотрели и за что сидишь: педофилы и насильники — ноль без палочки. Чуть выше — торчки и синяки. Дальше — статьи за хулиганство и воровство. Держат шишку грабители и наркобароны. И главное: в чью группировку ты входишь. По вольной жизни Роландо — кореш, не вопрос. По местным понятиям: пацан играет лигой выше Хорхе.

Хорхе отхлебнул пива.

— Один вопрос пособить корешу, который утек. А вот помог бы ты сделать ноги своему амигосу?

— Смотря кому. Стремно, сам знаешь. За кого попало не впрягся бы. За «гангстера» — всегда пожалуйста. Дьявол, амиго, и за тебя впрягся бы. Секи. За бритоголового или какое-нибудь чудило из «волков» хрена бы я подписался. Да они и сами это знают. И мне бы помогать не стали.

Джекпот.

Секунды три помолчали.

И тут Роландо сделал то, чего Хорхе от него никак не ожидал. Аккуратно сложил приборы на тарелке. Со смаком.

Потом усмехнулся:

— Эй, Хорхе, да ты никак чего задумал?

Хорхе не нашелся что ответить. Лишь улыбнулся.

Оставалось надеяться, что Роландо — надежный друг. Не сдаст его.

Но не забыл: на зоне друзья живут по другим понятиям.

2

В гостиной расположились четверо. Намечался гульбарий.

Первый — ЮВе. Стрижка под золотую молодежь. Длинная челка зализана назад, волосы обильно сдобрены гелем. Такой мажорский зализон бесит люмпенов, глядят на него с яростью. Да ЮВе не парится — не рассекают поляну, коммуняки вшивые!

Следующий счастливчик тоже с зализоном. У третьего номера стрижка покороче, волосы расходятся красивыми волнами от ровного, выверенного до миллиметра пробора. Классический New England look. Четвертый — белобрысый, волосы не коротки и не длинны, очаровательно вихрятся.

Компания как на подбор — светлокожие красавчики. Благородные черты, ровные спины, гордая осанка. Мальчики на загляденье, да они и сами знают это. Холеные. Разбираются в модной одежде, следят за манерами. Умеют обратить на себя внимание. Подобрать ключик к девичьим сердцам. Все радости жизни к их услугам — круглосуточно.

Общее настроение в комнате — предвкушение: уж мы-то знаем, как оттянуться, не сомневайтесь.

ЮВе решил: будет мегавечер. Мальчики настроились зажечь не по-детски.

Аперитивом заправились еще дома у Путте, того самого, с пробором. Квартира: приличная двушка, пятьдесят два квадрата на Артиллерийской, родители Путте подарили ему на двадцатилетие в позапрошлом году. Папаша: финансист, обхаживает Стенбеков и топит их бесчисленных конкурентов. Мамаша: фамильное состояние, семья по-прежнему владеет половиной стокгольмской недвижимости и пятьюстами гектарами сельскохозяйственных угодий в Сермланде. Все чин по чину.

Уж отобедали. Об этом свидетельствовали пустые картонки на кухонном столе. Мексиканские блюда на заказ, вкусное мясцо из дорогого мексиканского ресторана «Тексас стейкхаус» на Хумлегордсгатан.

Теперь потягивали горячительное на диванах, готовясь к набегу в ночной клуб.

ЮВе повернулся к вихрастому блондину, которого все ласково называли Ниппе:

— Нам не пора еще?

Ниппе, а по паспорту Никлас, поглядел в ответ и проворковал ангельским голосочком:

— Мы зарезервировали столик на двенадцать, куда торопиться?

— Гуд, тогда давайте еще по виски с кока-колой.

— Я бы предпочел дозу кока-колы без виски и желательно без колы.

— Ха-ха-ха. Зачет, Ниппе. Расслабься, эту колу мы возьмем в клуб: надолыпе хватит.

Прозрачный пакет с четырьмя граммами кокаина чуть не прожигал внутренний карман блейзера ЮВе. Кокаин к выходным покупали по очереди. У одного турка, а тот затаривался у сербской мафии. Кто держал всю мазу, ЮВе не знал, только догадывался: наверное, пресловутый Радован собственной персоной.

— Господа, я нынче расщедрился. На четыре грамма. Выйдет минимум по полграмма на каждого, и еще девочек угостить останется, — провозгласил ЮВе.

Фредрик, мальчик с такой же стрижкой, как у ЮВе, отхлебнул из рюмки и произнес:

— А прикиньте, сколько турок наваривает на нас и нашей честной компании!

— Да уж, не бедствует, — улыбнулся Ниппе. Сделал вид, будто подсчитывает доход турка.

— И вправду, какой же у него навар? Двести крон за грамм? Сто пятьдесят? — вслух поинтересовался ЮВе.

Перешли к другим, более привычным предметам. Все это ЮВе слышал-переслышал. Обсосать общих приятелей. Потрепаться о телках. Побеседовать о «Моэт и Шандон». Какие-то темы обсуждались постоянно. Не то чтобы других тем не нашлось (чай, не гопота какая-нибудь бессловесная, но баловни судьбы, обученные высокому штилю). Просто в этом кругу не принято без надобности философствовать и растекаться мыслью по древу.

Вот перешли к теме предпринимательства.

Фредрик сказал:

— А знаете, открыть акционерное общество не так-то и дорого. Хватит ста тысяч крон, кажется, это минимальный уставной капитал. Будь у нас перспективная идея, потянули бы. Зарегистрировали бы небольшую фирму, придумали бы прикольное названьице, выбрали правление, директора. А главное — всё могли бы покупать без НДС. Клево, да?

ЮВе как-то от нечего делать анализировал, что представляет собой Фредрик. Люди Фредрика не интересовали нисколечко, что само по себе неплохо. Никогда не приставал к ЮВе с расспросами. Зато много рассказывал о себе, о модных тряпках и яхтах.

ЮВе допил свой виски. Плеснул себе побольше джин-тоника.

— Круто. Только где взять сто тысяч крон?..

— Да ерунда, такую сумму осилим всегда, — перебил его Ниппе. — Я за!

ЮВе смолк. Подумал, откуда он возьмет сто штук, хотя ответ знал заранее. От верблюда. Но виду не подал. Подыграл товарищам. Поржал за компанию.

Ниппе поставил новый диск. Путте закинул ноги на прикроватный столик, закурил «Мальборо лайт». Фредрик, только что прикупивший часы «Патек Филипп», поигрывал браслетом своей обновки и громко бубнил слова рекламы: «You never actually own Patek Phlippe, you merely look after it for the next generation».

Из стереоколонок на громкости «8» наяривал Магнус Уггла. По единому мнению всех собравшихся, Магнус рулил. Обсерал всё и вся. «Они сказали, мне на все насрать? Пусть говорят, а мне насрать». Верно поет. Толпа люмпенов пусть себе думает что хочет — стоит ли париться?

ЮВе обожал аперитивчик. Беседы золотой молодежи. Атмосферу. Его друзья умели жить красиво. Прекрасно выглядели. Шикарно одевались. ЮВе равнялся на них.

Рубашки: одна от «Пола Смита», одна от «Диора», одна из Лондона — сшита в ателье на Джермин-стрит. Еще одна — из Франции, марки «АРС», с воротником на пуговицах и двойными манжетами. На ногах: у двоих шведские джинсы «Акне», на одном — джинсы «Гуччи» с узорными швами на задних карманах. У последнего черные штаны из хлопка. Роскошные пиджаки. Первый — «Баленсиага», весенняя коллекция, двубортный, коричневый, слегка укороченная модель с «дасслоком» — двойными шлицами сзади. Второй — «Диор», приталенный, в бледно-меловую полоску и с двойным карманом с одной стороны. Третий — с иголочки, от лучших лондонских портных с Сэвил-роу, лацкан с рельефной отстрочкой и красная подкладка, чистая чесаная шерсть марки «Супер-150», лучший материал из тех, что можно купить за деньги. Отличительное свойство дорогого пиджака: послушная подкладка, она не провисает. Подкладки мягче, послушней и комфортней, чем на этом пиджаке, не сыскать ни в одном шведском бутике.

Один мальчик пришел без пиджака. ЮВе недоумевал почему.

Наконец, обувь: «Тодс», «Марк Джейкобс», лоферы от «Гуччи» с классической позолоченной пряжкой, хит сезона — спортивные туфли на резиновой подошве «Прада» с фирменным красным логотипом, составляющим часть пятки. Изначально разработаны для яхтсменов «Прада», участвовавших в кругосветной регате.

Черные точеные ремни из кожи. «Хуго Босс». «Гуччи». «Луи Виттон». «Корнелиани».

ЮВе прикинул общую стоимость барахла: семьдесят две тысячи триста крон. Эксклюзивные часы, печатки и запонки не в счет. Нехило.

На столе выстроились «Джек Дэниэлс», «Ванилла-водка», джин, полбутылки швепса, кока-кола и едва початый кувшин яблочного сока — кто-то предложил сделать яблочный мартини, но с трудом осилил стакан.

Собравшиеся постановили единогласно: дома не нажираться. Вот дойдем до кабака, там догонимся. В «Харме» уже заказан столик. Телки включены в счет.

Какая атмосфера! какие сливки общества! какой замечательный дух товарищества! — восхищался ЮВе. Какие парни! Стокгольмская ночь покорно лежала у их ног.

Взглядом пробежался по комнате. Трехметровый потолок. Толстый слой лепнины. Два кресла, серый диван на «родном» ковре. Четыреста тысяч микроскопических узлов, вытканных юной невольницей на цепи. На диване разбросаны глянцевые журналы — гламур, авто и яхты. У одной стены три приземистых шкафа из «Hyp диска галлериет». Один забит компакт-дисками, видеокассетами и DVD. Во втором — музыкальный центр «Пионер» — сам невеличка, а звук чумовой. По углам развешаны четыре миниатюрные колонки.

В последнем шкафу — книги, журналы, папки. Была здесь «Родословная книга шведского дворянства», полное собрание сочинений Стриндберга, школьные ежегодники. Хм, собрание сочинений Стриндберга — наверняка подарок от родителей Путте.

Широкая, плоская и безумно дорогая плазма.

В комнате не разувались, как принято в высоких домах. Собственно, приличные дома тем и отличаются от домов поплоше. В целом можно выделить три типа гостей. Первый не разувается, и поступает верно: бродить по дому при полном параде и… в носках — отвратнее картины не придумать! Второй сперва помнется, пожмется да посмотрит, разуваются ли другие. И если разуваются, глядишь, да и разуется сам. Этот — конформист, флюгер. Ну а третий сорт снимает обувь всегда, после чего бесшумно катается по полу в смрадных носках, ну и поделом.

ЮВе презирал гостей, ходивших по дому в носках. Тем паче в дырявых. Будь его воля, приговор был бы коротким: пуля в затылок. Его тошнило при одном виде пальца, торчащего из носка. Вот деревенщина-то! Неотесанная. Натуральное шведское быдло как оно есть. Этикет по чулочно-носочной части вкратце гласит следующее: не разувайтесь, не носите коротких носков и следите, чтобы между брюками и носками не оставалось зазора. Цвет выбирайте черный или какой-нибудь игривый, яркий, чтобы добавить красок к общему сдержанному стилю.

ЮВе не рисковал — носил исключительно носки до колен. Черные. Только «Берлингтон». Девиз ЮВе: если все носки одинаковые, куда легче собрать их по парам после стирки.

План на сегодняшний вечер простой. Столик с заранее заказанными напитками — беспроигрышный вариант. С задачей забронировать столик справились без проблем. Заказ на шесть штук — кто ж против такого устоит?

Дальше — по накатанной. Приняли по сто пятьдесят, задвинулись, еще по сто пятьдесят, приглядели девиц, малость подрыгались, потрепались, пофлиртовали с девицами, расстегнули по пуговке на рубашке, заказали шампусик, сняли девиц, задвинулись по новой. Впендюрили.

А та тема все вертелась у ЮВе в голове. Не отпускала. Вопросы сыпались один за другим. Сколько же получает этот турецкий барыга? Работает ли сверхурочно? Какова вероятность, что его зажопят? У кого покупает? Сколько наваривает? Где находит клиентов?

Спросил:

— Так сколько же он срубает за месяц? Как думаете?

— Кто «он»? — удивленно переспросил Фредрик.

— Ну, турок. У которого мы кокс берем? Вроде Гекко или помельче будет?

В их компании любили ссылаться на фильм «Уоллстрит». ЮВе посмотрел его раз десять, не меньше. Обожал каждую секунду этой алчности в чистом виде.

— Эк тебя переклинило на деньгах! — засмеялся Ниппе. — Деньги — суета. Ну, допустим, имеет он неплохой доход, и какая ему с того польза? Ты хоть видел, как он одевается? Отсосная кожанка, точно из сельпо. Золотой цепак навыпуск в палец толщиной, у цыган, должно быть, оторвал. Да еще шаровары с оптового рынка, рубаха с отворотами шире лопухов. Черт-те что и сбоку бантик, короче.

ЮВе делано хихикнул.

На том и оставили тему.

Спустя две минуты у Путге зазвонил мобильник. Во время беседы Путте крепко прижимал трубку к уху, а сам широко улыбался приятелям. ЮВе не разобрал, о чем шла речь.

Окончив беседу, Путте сказал:

— Други мои, а сейчас у меня для вас маленький сюрприз. Ему только надо найти место, куда припарковать бибику.

ЮВе не врубился. Остальные понимающе залыбились.

Прошло пять минут.

Звонок в дверь.

Путте пошел открывать. Остальные дожидались в гостиной.

Ниппе убавил громкость.

В комнату вошла длинноногая девица в мехах. Ее сопровождал горилла в черной джинсовой куртке.

Путте просиял:

— Вуаля, это вам для затравки, мальчики!

Девица по-кошачьи прошла к музыкальному центру. Надменная и самоуверенная, не шла — плыла по комнате на шпильках высотой с Какнесскую телебашню. Прямые каштановые волосы. Наверное, парик, подумалось ЮВе.

Сменила диск. Добавила громкость.

Кайли Миноуг: «You\'ll never get to heaven if you\'re scared of gettin\' high».

Скинула меха. Под ними черный бюстгальтер, стринги, чулки на подвязках.

Задвигалась под музыку. Призывно. Томно.

Извивалась. Раздавала улыбки направо и налево, словно конфеты. Вертела гибким станом, играла язычком, касалась им верхней губы, поставила ногу на край дивана. Наклонилась, заглянула в глаза ЮВе. Он засмеялся. Воскликнул:

— Вот так бонус, Путте! Да она круче той, что была у нас прошлым летом!

Стриптизерша двигалась в такт песне. Сунула руку между ног. Приятели взревели от восторга. Придвинулась к Путте, чмокнула в щеку, лизнула за ухом. Тот не удержался, ущипнул ее за попку. Заложив руки за спину и не прекращая танцевать, стриптизерша отошла. Ритмично дергала животиком. Вот расстегнула лифчик, швырнула застывшему у стены горилле. Музыка наяривала все быстрей. Девица — за ней. Резко выпятила живот. Мелко затрясла грудью. Завороженные приятели не сводили с нее взгляда.

Взялась за стринги. Поводила резинкой вперед-назад. Снова поставила ногу на диван. Нагнулась.

У ЮВе встал.

Девица танцевала еще пять минут.

Вечер становился все интересней и интересней.



Когда шоу окончилось, Ниппе шутливо выдохнул:

— Ей-ей, лучшая из всех, кого я видел за последние десять лет.

Путте рассчитался с девицей в прихожей. ЮВе было любопытно, сколько она взяла.

Когда девица с гориллой ушли, мальчики налили еще по аперитиву и снова врубили Угглу.

ЮВе надоело сидеть дома. Айда в город, мальчики! Не пора ли нам пора?

— По коням, чертяки! — заорал Путте.

Пора выдвигаться.

Путте вызвал такси.

ЮВе прикидывал, хватит ли ему бабла на сегодняшнюю движуху с мальчиками.

«Мы подрываемся в центр палить бабло, нам похуй самые крутые замесы, мы целки рвем из спортивного интереса», — завывал тем временем Уггла.

3

Качалка. Сербское логово. Царство анаболиков. Кузница вышибал. Подводя итог: там мистер Радован, там Радованом пахнет.

Мрадо ходил в «Фитнес-клуб» пятый год.

Любил он это место, несмотря на раздолбанные тренажеры. Производитель «Нордик джим» — старая марка. Ну, стены децл залоснились. Хотите знать мнение Мрадо? Да по барабану. Главное — можно работать со свободным весом, да и клиентура подходящая. Остальная обстановка: ералаш, обыкновенный для таких заведений. Пластмассовые пальмы в белых горшках с искусственной землей. На стене против двух велотренажеров привинчен телик, по которому крутят «Евроспорт». Из колонок — нон-стоп техно. На одном плакате позирует Арнольд Шварценеггер, на другом Уве Рюттер с чемпионатов мира по бодибилдингу 1992 и 1994 годов. Два постера с Кристель Ханссон — пресс кубиками и силиконовые буфера. Заводит? Мрадо: не в моем вкусе.

Закуток: бугаи. Жопу особо не рвут — не та порода.

Другой закуток: мужики блюдут тело, пропорции и мышечную массу, но не забывают, что есть вещи поважнее тренировок. Дело — превыше всего. Честь — превыше всего. Грамотные действия — превыше всего. А выше всего названного — только господь Радован.

Доля Радована в качалке — тридцать три процента. Блестящий рекламный ход. Открыто с двадцати четырех до семи утра. Мрадо помнит, как даже в новогоднюю ночь перед зеркалом кряхтели и охали качки. Пусть вся страна пускает петарды и пьет шампусик, у этих одна забота — раскачаться еще на пару кило. Сам Мрадо так поздно не приходил. Ночью у Мрадо другие темы. Качался всегда вечером — с половины десятого до одиннадцати. Самое то.

Качалка — место удобное во многих отношениях. И людей набрать. И слухи послушать. И гантели потягать. Что-что, а бицепсы свои Мрадо не запускал.



Больше всего Мрадо любил отдыхать в раздевалке после тренировки. Мышцы еще горят от подходов, голова мокрая от пота. Из душевой валит пар. Пахнет шампунем и дезиком. Тело млеет.

Расслабуха.

Надел рубашку. Верхнюю пуговицу оставил незастегнутой. Ну не шьют рубашек на шею Мрадо. Не человечью — бычью.

Сегодня занимался на спину, переднюю часть бедер и бицепс. Спину прокачал тренажером. Медленные движения, нагрузка на поясницу. Главное, чтоб не включались мышцы рук. Следом — приседания. Потом низ спины. Бедра. На штанге триста пятьдесят кило. Лежа на спине, выталкивал ее вверх. По науке нельзя менять угол между ступней и голенью. По Мрадо, все это чушь для новичков. Кто знает, немного пружинит ступнями. Предельная отдача. Концентрация. Чуть не усерался от натуги.

На закуску: бицепс. Царь-мускул. Мрадо работал только со свободным весом.

На завтра оставил трапецию, трицепс, заднюю поверхность бедра. На пресс — каждый день. Этому, сколько ни загружай его, все мало.