– Мама? – всхлипнула Ольга. – Мама, не оставляй меня. Мне… очень страшно!

Однако мать хранила глухое безмолвие.

– Почему ты молчишь?!

Уголки глаз вновь повлажнели от слез. В голове начала пульсировать тупая боль, словно в голове заработал насос, выкачивая поступающую в мозг кровь.

– Почему? Где ты, ма…

Она вздрогнула, услышав, как в прихожей послышалась какая-то возня.

«Бежать».

Это были не слова мамы. Это была ее собственная мысль, остро отточенным лезвием разрыхляя мозг.

«Беги! – внезапно закричала мама. – Беги, потому что это он!»

Однако вместо того чтобы лезть в окно, Ольга медленно развернулась и на негнущихся ногах двинулась в прихожую. Костлявые пальцы страха тащили ее в спасительный обморок, но усилием воли она заставила себя держаться.

«Это не он. Это Артур», – попыталась успокоить Ольга сама себя.

– Артур? Сынок? – прошелестела она, смахивая со лба прозрачные бусины пота. – Нам нужно поговорить, сынок. Нам…

Она осеклась, услышав, как снаружи кто-то тихо рассмеялся.

А когда дверь распахнулась, истошно закричала.

Часть V

Нет пытки хуже, чем одиночество… Н. Абгарян
Артур понуро брел по улице, пиная измятую банку из-под «колы». Осторожно потрогал опухший глаз, под которым налился лиловый синяк.

– Что за непруха, – хмуро проговорил он вполголоса, наподдав по банке ногой. С дребезжащим звуком она влетела в бордюр и, отскочив от него, с плеском упала в лужу.

«Думаешь, я не ударю по тебе?» – мысленно ухмыльнулся он, войдя в лужу. Мутная вода с разводами бензина тут же намочила его белые кроссовки. Нога молодого человека уже была готова опуститься на жестяную банку, как в кармане запищал мобильник. Артур извлек телефон, вглядываясь в дисплей.

На нем лаконично мерцало:

«Отец».

Лицо парня закаменело.

– Але? – осторожно произнес он, приложив сотовый к уху.

– Привет, Арчи, – раздался до боли знакомый голос.

– Привет.

– Ты не забыл, какой сегодня день?

Артур наморщил лоб, продолжая стоять в луже. Прохожие, шагающие мимо, бросали на него недоуменные взгляды.

– Кажется, ты хотел поехать на рыбалку, – наконец выдавил из себя Артур.

– Не я, а мы, – с усмешкой поправил его отец.

– Мы, – тупо повторил Артур. – Конечно. Рыбалка – это здорово.

– Ты где сейчас?

Парень оглянулся, уткнувшись на табличку с названием улицы, пришпиленную к кирпичной стене дома.

– На Юбилейной, дом 16, – сообщил он.

– Я заберу тебя минут через пять-семь, – отозвался Малышев и тут же отключился.

Артур с унылым видом убрал телефон.

«Нужна мне это рыбалка, как зайцу стоп-кран», – угрюмо подумал он. С ожесточением посмотрел на измятую банку, словно эта деформированная жестянка была виновна во всех смертных грехах, затем резко ударил ногой, впечатывая ее в асфальт. Булькнули брызги, и его светло-голубые джинсы мгновенно запятнали темные пятнышки. Артур внезапно улыбнулся.

Он вышел на сухое место, застыв как каменное изваяние.

Теперь он будет ждать отца. Если тот сказал «пять-семь» минут, то так оно и будет.



Сергей приехал через шесть минут после звонка.

– Залазь, – бросил он, разблокировав двери.

Артур шмыгнул на переднее сиденье.

– Чего это с тобой? – спросил Малышев, мельком глянув на сына. Под правым глазом «фонарь», щека и подбородок расцарапаны, лицо хмурое и осунувшееся.

– Да так, – нехотя ответил Артур, глядя в окно. – С одними придурками повздорил…

– А подробней? – не отставал отец.

Артур вздохнул, собирая воедино хаотично пляшущие мысли. Откровенничать не хотелось, но по своему опыту он знал, что от отца лучше ничего не скрывать.

– Я к Лешке Язову ходил, лекции забирал.

Ну и…

– Погоди, – перебил его Малышев. – Ты свои лекции забирал?

Артур кивнул.

– Он по ним готовился к сессии, – добавил он.

– Почему этот засранец сам не ходил на лекции? – задал вопрос Малышев.

– Я его не спрашивал.

– А следовало бы. Ладно, хрен с ним, с прогулами. Но в любом случае этот твой Лешка должен был сам принести твои лекции, – отчеканил Сергей. – Не позволяй так с собой обращаться, иначе все будут об тебя ноги вытирать. Что дальше?

– Я на улицу вышел, а там на конечной остановке какие-то три урода прицепились. Мол, из какого района, че смотришь криво… То да се, дай десять рублей, дай покурить, – шмыгнул носом Артур. – В общем, забрали все деньги, а когда я милицией пригрозил, получил в глаз.

– Ты их видел раньше?

Парень помотал головой.

– Наверное, заезжие, – предположил Сергей. – Сколько у тебя денег было?

– Почти полторы тысячи, – вздохнул Артур и добавил: – Копил на новый мобильник. Я дурак, надо было дома оставить…

– Обычная гопота, – сделал вывод Малышев. – Я сам с такими сталкивался, когда был твоего возраста. Раз уж тебя кинули, было бы неплохо запомнить несколько правил поведения с этими персонажами. Вот с чего все началось?

– Ну они крикнули, мол, иди сюда.

– А ты?

– А что я? Я подошел, – с легким удивлением ответил Артур, словно даже не рассматривая возможность повести себя другим образом.

– Один-ноль в пользу гопника. Тот, кто начинает базар, тот и должен обосновывать его причину, – объяснил Сергей. Его голос звучал ровно и непринужденно, будто он вслух читал сводку о погоде. – Ты никому ничего не должен. На свист вообще не реагируй, так только собак и шлюх подзывают. Иди дальше по своим делам. Но если решил отозваться – стой на месте, если так надо – сами подойдут. Главная задача – обломать наехавшего, оставаясь в рамках его правил. Кто-то из них наверняка тебе руку протянул. Ты ему руку жал?

– Жал.

– Ну и дурак. Два-ноль в пользу гопа. Ты с ним знаком?

Артур покачал головой.

– Я понимаю, это стремно и даже вроде как неудобно, – растолковывал отец. – Но в данном случае ты не должен пожимать чужую руку. Ты его не знаешь, а он не знает тебя. Может, он вообще нерукопожатный, а ты об него, так сказать, «законтачился». Ясно?

Артур машинально кивнул.

– Во время базара напяль улыбку, – продолжал Сергей. – Знаю, это непросто, когда тебя окружили трое, но придется себя пересилить. Гопников это озадачит, они будут думать, что ты что-то знаешь о них. А может, сам что-то задумал. Или, по крайней мере, ты не простой терпила, которого развести – два пальца обоссать. На вопросы гопа не отвечаем.

– Как это? – удивился Артур.

– А разве ты обязан перед ним отчитываться? Нет. Ты шел своей дорогой, у тебя свои планы, а тут какая-то шваль начинает тебя отвлекать и лезть с идиотскими вопросами! Впрочем, есть универсальная фраза, она сразу поставит наезжающего в тупик. На любой провокационный вопрос отвечай: «С какой целью интересуешься?» И в этот момент улыбаться уже не надо. В общем, импровизируй на ходу. Обламывай гопника его же средствами.

Артур молчал, пытаясь переварить сказанное отцом.

– Никогда не оправдывайся перед ним, ты ему ничего не должен, – снова заговорил Сергей. – Никаких «нет» и «но». Будешь отнекиваться и мычать типа «я тебя уважаю, но…» – все, ты проиграл. У него будет формальный повод чувствовать себя оскорбленным. С его позиции он правильный пацан, а ты лох, которому следует преподать наглядный урок.

«Форд» съехал на дорогу, ведущую к частному сектору, где располагался их дом.

– Запомни, чтобы пустить в ход кулаки, нужен повод. Пока ты его не дал, ты в относительной безопасности, – объяснил Малышев. – Впрочем, все эти рекомендации условны, пока тебе не попадутся настоящие беспредельщики. Тогда у тебя два выхода – или драться, или делать ноги. Судя по твоей физиономии, пока что для тебя лучше тренироваться на беговой дорожке.

Артур недовольно поджал губы, и от отца это не ускользнуло.

– Не обижайся, – сказал он, подмигивая сыну. – На самом деле я мог бы научить тебя кое-чему. Сам ведь ты фиг обратишься за помощью, а?

Артур промолчал.

– Да, и напоследок, – вспомнил отец. – Предположим, ты достойно вел себя во время разговора с гопотой. Они «прощупали» тебя, так сказать, на «лоховскую масть», и ты не повелся. В таком случае вы расходитесь почти приятелями. Поворачивайся и уходи. Но ни в коем случае не оборачивайся, это признак трусости. Они будут наблюдать за тобой, и если заметят, что ты оглянулся, все твои предыдущие заслуги можешь свернуть в трубочку и засунуть в задницу…

Наконец они подъехали к воротам. Сергей вышел из машины, следом Артур.

– Переоденься, а я пока соберу снасти, – сказал отец. – Все остальное у меня в багажнике. Заодно спроси у мате…

Он умолк, глядя на приоткрытую дверь въездных ворот. Подул ветер, и под его порывом она тихо лязгнула о выдвинутый засов, словно желая сообщить о чем-то крайне неприятном.

– Ты когда ушел из дома? – мягко спросил Малышев, не сводя глаз с двери.

– Вместе с тобой, утром еще, – тихо ответил Артур. – Купил маме лекарства, оплатил коммуналку за квартиру… Потом заехал в торговый центр, присматривал телефоны… После этого мне позвонил Лешка и предложил заехать, чтобы забрать лекции. А остальное ты знаешь…

– Знаю, – кивнул Сергей, толкнув ворота. Он быстро прошел по дорожке, выложенной гранитной плиткой, поднялся на крыльцо и распахнул дверь, которая тоже оказалась незапертой.

– Что за дерьмо, копать-хоронить? – прошептал он, увидев в прихожей темно-красные капли. Их было много, на полу и стенах, словно кто-то исступленно разбрызгивал из пульверизатора багровую краску.

Артур пугливо выглянул из-за спины отца.

– Папа, что… – с тревогой начал он, но Сергей, обернувшись, прижал палец к губам. Глаза Артура расширились.

– Молчи, – хрипло приказал отец, и тот послушно закивал головой.

Малышев быстро прошел по коридору в сторону спальни. Цепкий взгляд отмечал все – и разбитую вазу на полу, и сдвинутый с места комод (за который наверняка цеплялись чьи-то руки), и подсохшие разводы крови, свидетельствующие о том, что жертву волочили, и волочили, судя по всему, в спальню…

Он открыл дверь и, оказавшись внутри, замер в оцепенении.

Звериный крик рвался наружу, яростно хриплый, рвущий гортань в клочья, и лишь громадным усилием воли мужчина смог подавить его. Горячее дыхание с клекотом вырывалось сквозь стиснутые зубы, кулаки сжались с такой силой, что задубевшие костяшки стали белыми.

– Папа? – пискнул за спиной Артур.

– Не заходи сюда, – процедил Малышев. Он медленно приблизился к залитой кровью кровати. Обезглавленная Ольга лежала совершенно обнаженная, беспомощно раскинув в стороны костлявые ноги. Вся внутренняя поверхность бедер была вымазана запекшейся кровью, а из влагалища высовывалась рукоятка бейсбольной биты. Кисти рук женщины были намертво приколочены толстыми гвоздями к изголовью кровати.

Малышев подошел к растерзанной жене вплотную, молча глядя на ее изуродованное тело. В мозгу, распуская ядовитые миазмы, медленно поднималась пурпурная волна бешенства. Испепеляющего бешенства, дикого, беспримесно-первобытного, от которого веяло едким дымом и запахом сочащегося кровью мяса.

«Кто?!! – гулко долбилось у него в висках. – Кто поднял руку?!!»

Артур, бледный, как талый снег, робко заглянул в спальню. Сделав пару шагов, он в ужасе уставился на мертвую мать.

– Чт… что… ма… – заикаясь, проблеял он. Ошеломленное лицо парня накрыла густая тень, его качнуло в сторону, колени подогнулись, и он рухнул в обморок. При падении Артур задел ухом выдвинутый из комода шкафчик, разорвав мочку.

Сергей брезгливо посмотрел на бесчувственного сына.

– Слизняк, – сплюнул он, даже не двинувшись в его сторону.

Взгляд мужчины переместился на бейсбольную биту, торчавшую из остывшего тела жены. Ему стоило огромного труда не выдернуть громадную палку наружу. Хотя бы потому, что он прекрасно осведомлен, что в таких случаях ничего трогать нельзя – на орудии убийства могут остаться отпечатки пальцев убийцы.

«Как бы я ни относился к Ольге, никто не вправе творить подобный беспредел в моем собственном доме… с моей собственной женой», – подумал Сергей, в ярости сжимая и разжимая кулаки. Он смотрел на худые ноги Ольги, испещренные темными прожилками, на ее обвислые груди со сморщенными сосками, на ее костлявые руки с облезлым лаком на ногтях, на выступающие ребра…

– Да. Она была наркоманкой. Тенью от собственной тени, – хрипло произнес Малышев вслух. – Но это было моим. Это было мое. Слышите?!

Он с яростью посмотрел наверх, словно его кто-то мог услышать. С трудом переборов искушение выдернуть биту наружу, Сергей вышел из спальни. Еще находясь у кровати, он мысленно набросал в своем воображении вероятную картину происшествия.

Кто-то пришел в их дом. Открыл дверь (у Ольги не было ключей, по крайней мере, он был уверен в этом), вошел внутрь. Очевидно, супруга услышала шум и вышла узнать его причину. Незваный гость начал свое дело прямо в прихожей, после чего потащил Ольгу в спальню. Учитывая количество крови на постели, голову ей отсекали тоже там. Вот только куда ее потом дели? И где само орудие убийства?!

«Ее прибили гвоздями, – тихо прошелестел внутренний голос. – Вряд ли он стал бы приколачивать мертвяка. А это означит, что твою жену сначала распяли на кровати, а потом изнасиловали битой… И лишь потом обезглавили».

Это было очень похоже на правду.

На кухне и в других комнатах царил порядок. Сергей проверил ванну и зашел в туалет. Поднял крышку унитаза, скрипнув зубами – голова Ольги была там. Волосы слиплись от засохшей крови, остекленевшие глаза, подернутые молочной пленкой, безучастно смотрели на застывшего мужчину. Рот порван, губы в глубоких трещинах, некоторые зубы раскрошены, на подбородке застыла кровяная корка.

«Значит, бита побывала и во рту, – с каким-то пугающим спокойствием подытожил Сергей. – Ну что ж, Оля. Наверное, я виноват перед тобой. Жаль, что все так случилось. Уж такого конца ты точно не заслужила».

Помедлив, он открыл шкафчик над унитазом, вынув оттуда сложенную вчетверо сумку из парусины. Когда-то давно в нее Ольга собирала яблоки с их участка, чтобы потом варить компот с вареньем. Вынув голову из унитаза, Сергей осторожно положил ее в сумку. На ее дне тут же проступили влажные пятнышки, и он поставил ее рядом с туалетным ершиком. После этого Малышев закрыл крышку унитаза и вернулся в спальню.

Артур все еще был в отключке, но отец даже не удостоил его взглядом. Теперь он смотрел на сумку, притулившуюся у тумбочки. Присев на корточки, Малышев расстегнул молнию, с интересом рассматривая скомканные вещи супруги. Казалось, их собирали в отчаянной спешке. Во внутреннем кармане он обнаружил стопку долларов, сложенную вдвое. Губы Сергея растянулись в холодной улыбке.

«Ты хотела сбежать, солнышко? Но кто-то помешал тебе. Осталось выяснить, кто именно».

Сергей выпрямился.

– Папа… – раздался вымученный голос Артура. Он пришел в себя, и, приподнявшись, тряс головой, напоминая собаку, которая вылезла из воды. Из рваного уха на плечо капала кровь. – Что это?..

– Ты сам все видишь, – глухо промолвил Сергей. Он медлил, собираясь с мыслями. – Мамы больше нет. Ее… убил какой-то изверг. При этом… хм… надругавшись перед смертью. Тебе, как мужчине, нужно собрать свою волю в кулак и принять это.

Тяжело дыша, Артур поднялся на ноги. Его трясло, как в лихорадочном ознобе, бледное лицо исказилось от страха.

– Я сейчас позвоню в управление и «Скорую», – продолжал Сергей. – Ты должен приготовить себя к тому, что тебя будут допрашивать. Просто скажешь все, что ты сейчас видишь.

– Где… – Артур с трудом сглотнул застрявший в горле ком. – Они… – он запнулся, и слезы потекли по его щеками, прокладывая блестящие дорожки, – отрубили ей голову…

Сергей молчал, сурово глядя на него.

– Я найду того, кто это сделал, – тихо пообещал он. – Найду, чего бы это ни стоило. Даже если его убьют раньше, я воскрешу его и снова убью.

Его взгляд упал на подушку, лежащую на краю постели. Точнее, на краешек чего-то темного, что выглядывало из-под нее. Он убрал подушку и уставился на темно-синий пакет из плотного полиэтилена.

«Это может оказаться бомбой», – пронеслась у него мысль, когда он вспомнил о своей службе в Афганистане. Моджахеды часто практиковали маскировку взрывных устройств под всевозможные предметы, будь то фонарик, детская игрушка или даже зажигалка…

– Плевать, – сипло произнес он, начиная развязывать пакет.

– Мама, – всхлипнул Артур, вытирая градом катившиеся слезы. Он закрыл лицо руками.

Между тем Сергей вывалил содержимое пакета на тумбочку. Его потрясенному взору предстала милицейская фуражка, у которой вместо кокарды на лбу зияла рваная дыра, и несколько цветных фотографий, перетянутых канцелярской резинкой, которую он тут же сорвал. До ломоты в челюстях стиснув зубы, Малышев безмолвно разглядывал лица, изображенные на фото. Вот Ольга. Вот его сын, Артур. А вот он сам. А это…

При виде последней фотографии у него внезапно возникло ощущение, что кто-то всадил ему огромный нож в живот. Со сладострастно-злобным «йи-и-ихх!», по самую рукоять, так, что лезвие пронзило податливое тело, словно торт, и со скрипом уткнулось в кость позвоночника.

В голове мгновенно вспыхнули события последних недель – инцидент на трассе, бойня в доме мажора, казнь четверых ушлепков в горах…

«Дядечка, хотите, я покажу вам сиськи?» – пропищал в голове девичий голос, и Сергей вздрогнул.

Это была она.

Наглая сучка, которой он «откусил» палец, после чего ею пообедал медведь.

«Как?!! – тяжело заворочалось в мозгу. – Как и кто это мог узнать?!!»

Мысли набухали закипающей кровью, краски перед глазами сгущались, превращаясь в однообразную вязкую пелену.

Артур убрал от лица руки, уставившись на отца.

– Что это? – скрипучим голосом спросил он.

– Это тебя не касается, – резко произнес Сергей. Он подобрал остальные фотографии, сложив их в стопку, поймав себя на мысли, что лицо Ольги перечеркнуто двумя глубокими царапинами.

– Папа… Нашу… маму кто-то убил.

Речь давалась Артуру тяжело, он выплевывал каждое слово с огромным трудом, будто липкий ошметок смолы, облепленный стеклянным крошевом.

– Ей… отрезали голову… Изнасиловали палкой… А ты… говоришь, что это не мое дело?

– Я разберусь с этим сам, – сухо произнес Малышев, пряча фотографии в задний карман джинсов. – Не хватало еще тебя впутывать в это дерьмо.

Молодой человек поднялся на ноги, прожигая отца взором, преисполненным ненавистью.

– Это все ты! – неожиданно взвизгнул он. – Ты! Ты во всем виноват!!

– Заткнись, – приказал Сергей, сверкнув глазами. Его голосом можно было резать сталь. – Закрой пасть, щенок.

Пошатываясь, Артур приблизился к отцу.

– Ну, давай, – прошептал он и ткнул пальцем в продырявленную фуражку. Было видно, что края отверстия обуглены, словно милицейский головной убор прожгли тлеющей головешкой.

– Как ты объяснишь это, папуля? – повысил голос Артур. – Я не слепой! Это знак, и это связано с твоей работой! Это не просто какой-то маньяк! Он из-за тебя убил маму! Он делает тебе вызов!

– Еще одно слово, и я вышибу тебе зубы, – так же тихо проговорил Малышев.

– Это знак! – заверещал Артур, брызгая слюной. – Кто-то хочет убить нас всех! Кому ты перешел дорогу?! Что ты натворил, гово…

Его вопрос захлебнулся в звонкой пощечине. Голова парня мотнулась, и он отпрянул, ошалело глядя на разгневанного отца. На щеке пламенела красная отметина.

– Звони своим ментам, – устало сказал Артур. Казалось, он вот-вот снова грохнется в обморок. – Звони. Каждая секунда дорога…

– Ситуация изменилась, – спокойно проговорил отец. По его невозмутимо-ровному лицу Артур понял, что тот принял какое-то решение.

– Мы не будем менять своих планов, – пояснил Сергей. Он вытащил из шкафа плед и, расправив его, аккуратно накрыл окоченевшее тело Ольги. Выпирающая наружу бита торчала небольшим холмиком, всем своим видом намекая, что никакие покрывала и одеяла не скроют страшной реальности.

Артур в оцепенении смотрел на отца, который бережно расправлял складки пледа. Даже высовывающуюся ступню матери, ногти которой уже начали покрываться синевой, он заботливо прикрыл.

– Как это? – выдавил парень. – Ты о чем вообще?!

– Так это. Мы едем на рыбалку, как и собирались, – с ужасающим спокойствием пояснил Малышев. – Мне нужно кое-что обмозговать.

– Нет. Нет… – залепетал Артур. Он мотал головой из стороны в сторону, словно пытаясь стряхнуть с себя остатки ночного кошмара. – Мы не можем…

– Это не обсуждается, – резко сказал отец.

– Ты сумасшедший, – разлепил губы Артур, но тот и ухом не повел.

– Иди, закрой все окна в доме. Задвинь занавески. Потом переоденешься, и выходи на улицу, – велел он.

Несколько секунд Артур не двигался с места, затем глубоко вздохнул и поплелся в свою комнату.

* * *

Всю дорогу они хранили гробовое молчание, каждый был погружен в свои мысли и не задавал никаких вопросов.

Вскоре «Форд» остановился в нескольких метрах от обрыва, нависающего над Яшенкой – стремительной извилистой речкой, богатой многообразием рыб. Гулко хлопая крыльями, вверх взвилась стайка уток, с кряканьем перелетев на противоположный берег. Над водой с мерным жужжанием кружили стрекозы, напоминая миниатюрные вертолеты.

Спустившись по узкой тропинке вниз, Сергей быстро приготовил удочки, насадил на крючки червей. Резкий взмах, и наживка со свистом полетела в воду. Через секунду на поверхности реки замаячил бледно-розовый поплавок.

– Я часто ловил тут рыбу. Место прикормленное, клев отличный. Держи, – сказал Малышев, протягивая удочку сыну, и тот, взяв ее в руки, молча сел на раскладной походный стульчик.

– Как ты собираешься их найти? – с опустошенным видом спросил он, вяло забрасывая леску.

– Я как раз думаю над этим, – откликнулся отец. Артур искоса взглянул на него, поразившись, насколько спокойно и естественно тот держался.

«Он словно отключил всю память на время рыбалки. Как компьютер, заблокировал ненужные файлы», – подумал парень, потрясенный самообладанием отца.

– Ты должен рассказать мне, из-за чего это могло случиться, – сказал он осторожно, едва ли надеясь на положительный ответ.

– Обязательно, – кивнул отец. – Только не сейчас.

Поплавок его удочки нервно дернулся, и Сергей мгновенно подсек клевавшую рыбу.

– Во, смотри! Хорошее начало!

Артуру начало казаться, что он сходит с ума.

– Хорошее начало? – прошептал он, до крови кусая губы. – Мама… Твоя жена… моя мама лежит на кровати, без головы. Ее трахнули бейсбольной битой, оставив проклятую палку торчать наружу, как нож из куска мяса… А ты ловишь рыбу и говоришь «хорошее начало»?

– Что ты там бормочешь? – крикнул Малышев, снимая с крючка трепыхавшегося карпа.

– Ничего, – буркнул Артур, безучастно глядя на свой поплавок. Неожиданно тот вздрогнул, уйдя под воду, но парень слишком поздно среагировал, и, когда он запоздало поднял удочку, рыба успела сорваться с крючка, при этом проглотив наживку.

– Не спи, растяпа, – хмыкнул Сергей, наблюдая за сыном.

Артур скрипнул зубами. Достал из банки извивающего червя, пытаясь насадить его на крючок. Однако его руки тряслись, и стальное жало с зазубриной только бестолково взрыхляло несчастного червяка, выпуская из его скользкого тельца бледно-желтую кашицу. Выругавшись про себя, Артур швырнул ошметки червя в реку и взял другого. Со вторым вышло гораздо удачнее, и когда все было готово, он закинул удочку.

– Мне кажется, что это ночной кошмар, – сказал он, вздохнув. – Что сейчас я проснусь, открою глаза, и мы с мамой сидим за столом, ужинаем…

– Наша мать была очень больна, – заметил отец. – Она недолго бы протянула, если это хоть как-то тебя успокоит.

– Я знаю. Но это не означает, что ее можно насиловать бейсбольной битой и отрубать голову, – прошептал Артур. Его глаза снова заблестели от слез.

– Говори громче, я ничего не слышу, – сказал Сергей с легким раздражением.

– Я говорю, что ты никогда не любил маму, – мрачно произнес Артур. – Тебя постоянно не бывает дома. Я даже не помню, когда в последний раз ты дарил ей цветы.

Брови Малышева выгнулись дугой.

– Ты ничего не знаешь, – отрезал он, доставая из рюкзака коробку с блеснами. – Так что не делай поспешных выводов. Кстати, у тебя клюет.

Артур машинально посмотрел на поплавок, прыгающий вверх-вниз, как сумасшедший зверек. Неуклюже поднял удочку, вытаскивая из воды дергающуюся на крючке полосатую рыбешку.

– Окунь, – определил Сергей. – С почином!

Он привязал блесну к леске и посмотрел на спиннинг.

Артур уныло смотрел на пойманную рыбу, бьющуюся на траве. Ему почему-то даже прикасаться не хотелось к этому окуню…

– Ну чего залип? – позвал отец, заметив, что Артур не двигается с места. – Уснул, что ли?

Он подошел к прыгающей рыбе и, ловким движением сняв ее с крючка, сунул Артуру чуть ли в лицо.

– Мне она не нужна, – выдавил молодой человек. Он зачарованно смотрел на ритмично сокращающиеся жабры окуня, на его рот, который судорожно глотал непривычный для рыбы воздух.

– Не вопрос. Отпускаем? – прищурился отец.

Артур молчал.

Малышев вынул из кармана камуфляжных брюк перочинный нож и выдвинул блеснувшее лезвие.

– Я кое-что покажу тебе, – сказал он, молниеносным движением вспоров рыбе брюхо. Раздвинул края раны, деловито выковыривая внутренности. Обрезав лезвием болтающуюся полоску кишки, Сергей небрежно бросил окуня обратно в воду. Вильнув хвостом, рыба медленно скрылась в глубине.

– Видишь? Рыба ничего не понимает, она просто хочет жить, – пояснил отец, вытирая нож об траву. – Этот окунь еще проживет какое-то время. Есть он уже не сможет – вся пища будет вываливаться наружу. Если ему повезет, его сожрет щука…

Артур сгорбился, прижав руку к груди. Влажный мешочек рыбьих потрохов, такой жалкий и несчастный, который еще секунды назад был внутри окуня, послушно и добросовестно выполняя свои функции по перевариванию пищи, теперь лежал в траве, и на него, жужжа, опустилась первая муха.

Спазмы скрутили живот Артура в тугой узел, из глотки вырвался клокочущий звук, и он поперхнулся.

– Тошнит? – с сочувствием спросил Сергей, возвращаясь к спиннингу. – Я так и знал. Падаешь в обморок от распотрошенной рыбешки. Слабак. Возьми, к примеру, змею. Среди них есть такие, что даже после отсечения ее голова может укусить в течение тридцати минут! И все это время будет действовать яд! А крысы? Однажды я разрубил одну такую лопатой. Она уползла под сарай и пищала там два дня, пока не издохла! А теперь возьмем человека. Прищемив палец, он ложится на диван и стонет, будто с него живьем сдирают кожу…

Размотав леску с блесной, Малышев начал ее вращать в воздухе, словно лассо.

– Что ты хочешь мне сказать, сын? – спросил он, не глядя на Артура. – Я ведь вижу, тебя распирает от эмоций. Не держи это в себе. Тебе сразу станет легче, как только ты поделишься своей проблемой.

Артур исподлобья глядел на отца. Его губы беззвучно шевелились. В какой-то момент казалось, что резкие слова вот-вот сорвутся с языка, но в последние доли секунды он сдержался.

Сергей не спеша приблизился к сыну, продолжая лениво помахивать искусственной приманкой для рыб. Слегка изогнутая пластина в форме рыбки с хищными крючками поблескивала в предзакатном зареве.

– Ну? Говори же, – подбодрил он Артура. – Какие могут быть секреты между отцом и сыном?

Парень ничего не ответил.

Малышев сделал еще один шаг вперед.

– Тогда скажу я, – проникновенно заговорил он. – Вопрос в лоб. Это ты лазил по моим вещам в сарае? На верхней полке лежат два чемодана, и оба из них кто-то открывал. Отвечай не раздумывая!

– Н-нет, то есть… я хотел сказать… – промямлил Артур, покрывшись мертвенной бледностью.

– Отвечай! – рявкнул Сергей. – Ну же!

– Я заходил туда. В смысле, в сарай… Хотел найти изоленту…

Пронзительно-черные глаза мужчины сверлили перепуганного сына.

– Ты открывал чемоданы? – вкрадчиво спросил он.

Помявшись, Артур сказал, отведя взгляд в сторону:

– Да.

Отец удовлетворенно кивнул.

– Во всяком случае, ты не соврал, – сказал он. – И что же ты там такого интересного увидел, Арчи?

Малышев снисходительно смотрел на сына и, не дождавшись ответа, уже намеревался вернуться к удочке, как Артур внезапно прошептал:

– Я видел колпак. Там, у тебя.

Улыбка сползла с лица Сергея.

– Какой колпак? – холодно спросил он.

На лице Артура появилось выражение школьника, впервые осмелившегося возразить строгому учителю.

– Колпак с помпонами. Как… как у клоуна, – с трудом подбирая слова, проговорил он. – Тогда… там… Я все помню.

– Что ты помнишь, сынок? – тихо спросил Малышев. – Расскажи, что тебя тревожит.

– Я помню Подземный цирк, – выдавил Артур. – Я помню… Хозяина цирка. Я помню…

Он указал трясущейся рукой на отца:

– Это был ты.

Отец ухмыльнулся, его глаза вспыхнули злобным весельем.

– Але-оп! Вуаля, – хрипло произнес он. – Это был сон, Арчи. Всего-навсего нехороший сон. Тебе нужно было просто о нем забыть.

Артур отшатнулся, словно от удара плетью, к лицу прилила кровь.

– Сука, – выплюнул он, прежде чем мозг успел осознать произнесенное вслух ругательство.

Лицо Малышева потемнело, губы сжались так плотно, что стали похожи на две сложенные ниточки.

– Забываешься, сынок, – проворковал он. Его поза и лицо были спокойными, но в глазах бушевала слепая ярость. Он вновь принялся вертеть блесной, постепенно высвобождая пальцами леску, тем самым увеличивая диаметр раскрутки.

– Это все ты. Все из-за тебя, – бубнил Артур. Обличительные фразы выплескивались из него, будто гной из прорвавшейся раны, и отчасти он сам пугался собственных слов. – Это твоя вина…

Он умолк, завороженно глядя на отца. Неожиданно тот подался вперед, раздался тонкий свист, и через мгновение блесна, дважды перехлестнув его голову, впилась одним из крючков за уголок губы.

– Повтори, пожалуйста, – ласково проговорил Сергей, натягивая леску. Разорвав кожу, крючок вошел глубоко в губу, и Артур вскрикнул.

– Стой смирно, – приказал отец. – Или я рвану так, что ты будешь похож на Гуинплена. Читал Гюго, Арчи?

– Читал, – выдохнул Артур. Изо рта потекла кровь, пятная футболку алыми каплями. – Не надо, папа. Пожалуйста.

– Ага. Значит, теперь я уже не сука, а снова папа, – с усмешкой произнес Сергей. Он приблизился вплотную к Артуру.

– А ведь ты у меня на крючке, мальчик. И кроме сарая, у меня к тебе еще есть вопросы.

– От… отпусти, – прохрипел Артур. Он попытался зацепить пальцами леску, но отец лишь сильнее натянул ее. Боль резанула так, что глаза парня вылезли из орбит.

– Ты, конечно, слышал, что за последний месяц в Каменске много чего такого произошло, – начал Малышев. – Какие-то заезжие наркоманы убили своих приятелей, сожгли дом. Кто-то сварил в кипятке несчастного парня, как сосиску. А буквально на днях убили безобидную старушку, посадив ее задницей на заточенную деревяшку. Я навел справки, Арчи. Тот, кого сварили, был с тобой в одном садике. Его звали Олег Тюрин. А старушка – твоя бывшая воспитательница, Ирина Леонидовна. Врубаешься, дружище?

Однако, судя по всему, Артур не врубался. Все, что его волновало в данный момент, – застрявшая в губе блесна, крючья которой все глубже и глубже впивались в его плоть. Кровь тонкими полосочками вытекала из раны и, скапливаясь на подбородке, пачкала футболку.

– Я… ничего не знаю, – пробулькал он. – Папа, пожалуйста…

– Ты их знал.

– Папа… я ничего… не делал…

Несколько секунд отец в упор разглядывал сына. Затем опустил руку, и леска тут же провисла. Трясущимися руками Артур попытался вытащить блесну из кровоточащего рта, но отец перехватил его за кисть:

– Я сам. Не дергайся, ты лишь увеличишь дырку.

Когда блесна была извлечена, Сергей бросил:

– Следи за своим языком. Каждое брошенное тобой слово должно быть тобой обосновано. Ты не первоклассник, который в песочнице может назвать соседа дураком. Еще раз услышу от тебя оскорбление, отправлю тебя на больничную койку. Понял?

Артур молча кивнул. Отец кинул ему пластиковую бутылку с водой, и тот с обреченным видом принялся смывать кровь.

– Иди, разведи костер, – бросил Сергей, сматывая леску в моток. – Помянем мать. Фляга в рюкзаке. Заодно плесни водки на рану.

С этими словами он взялся за удочку, с плеском выдернув из воды еще одного трепыхавшегося карпа.

Артур присел на корточки, откидывая верхний клапан отцовского рюкзака. Нащупав жесткую поверхность фляги, он потянул ее наружу, как его глаза неожиданно наткнулись на рукоять ножа. Он помнил этот нож, отец как-то хвастался, что прошел с этим клинком всю службу в Афганистане.

Артур медленно вытащил его из рюкзака, искоса взглянув на отца. Тот сидел к нему спиной, с олимпийским спокойствием наживляя на крючок свежего червя.

Парень расстегнул ножны, зачарованно разглядывая нож. Лезвие было широким и потемневшим от времени, с застарелыми царапинами. И очень-очень острым.

Облизнув кровоточащие губы, Артур выпрямился, держа в руке нож. Затем впился взглядом в затылок отца.

– Хочешь реванша? – внезапно подал голос Сергей. Он смотрел на поплавок, делая вид, что увлечен рыбалкой, но Артур видел, что боковым зрением отец внимательно следил за каждым его движением.

– Я тебя понимаю, – кивнул Малышев. – У самого кипит кровь, когда хочется отыграться и видеть перед собой поверженного врага.

Аккуратно положив удочку на траву, он встал и повернулся к Артуру, все так же неподвижно стоявшему с ножом.

– Значит, я твой враг? – глухо произнес Артур.

– Я могу дать тебе фору, сынок, – сказал Сергей, словно не расслышав сына. Он вновь раскрыл перочиный нож, которым минуту назад распотрошил окуня. – У меня будет этот ножик, а у тебя – тот, что ты держишь в руке. Ко всему прочему, я буду действовать только левой рукой. Правую я спрячу за спину и обещаю, что просто забуду о ней. Как будто у меня ее и не было. Я однорукий, больной, стареющий мужичок, который устал от жизни и страдает бессонницей, и в моем распоряжении лишь жалкий перочинный ножик. А ты молодой, пышущий здоровьем парень, и в твоих руках боевой нож, выкованный из камазовской рессоры. Знаешь, что им делали в Афгане, пока он не очутился у меня? Днем вскрывали консервы, резали хлеб, иногда, когда бывала, колбасу. А ночью вспарывали животы. Рассекали глотки. Вырезали глаза и гениталии. И так по кругу. Проверим, кто сильнее? Ты готов, Арчи?

Артур всхлипнул, продолжая стоять как статуя.

– В прошлый раз мы обсуждали общение с гопниками. А теперь представь, что ты нарвался на полных отморозков, – улыбнулся Малышев, медленно приближаясь к сыну. – У тебя и у них ножи. Не забывай, что по своей форме нож всего лишь инструмент. Зато в умелых руках он может создавать самые настоящие шедевры. Итак, что ты будешь делать, Арчи? Ты что-нибудь знаешь о кровотечениях? Капиллярное, венозное, артериальное?

Оказавшись рядом с сыном, он сделал резкий выпад вперед, но Артур успел отпрянуть, и отточенное лезвие лишь вскользь царапнуло его футболку, выпустив наружу несколько перерезанных ниточек.

– Самое опасное – артериальное, – безмятежно продолжал Сергей. – Кровь из рассеченной артерии бьет со скоростью 70 миллилитров в секунду. При повреждении крупной артерии, например, как бедренная, смерть от кровопотери наступает буквально через пару минут.

Артур взмахнул ножом, но отец пригнулся, с демонстративной легкостью уйдя от удара. При этом он словно ненавязчиво полоснул ножом предплечье сына, тут же отскочив в сторону. Артур испуганно охнул, попятившись назад. Разрез на коже моментально наполнился кровью.

– Потеряв от 800 до 1500 миллилитров крови, человек может сохранять сознание и даже довольно активно двигаться, – как ни в чем не бывало продолжал Сергей. Пригнувшись, как кошка, он кружил вокруг сына, сверля его прищуренными глазами. – Теперь перейдем к болевым точкам. Сразу оговорюсь, что в ходе уличной драки никого убивать не надо. Иначе окажешься за решеткой – наше правосудие с неохотой признает необходимую оборону. Поэтому главное – пустить противнику кровь, причинив боль и вызвав шок.

С пронзительным криком Артур кинулся вперед, но Малышев проворно ушел в сторону, молниеносным движением черканув лезвием по его колену. Ткань джинсов разъехалась, как кривая улыбка, показалась кровь. Артур побелел, его рот беззвучно открывался и закрывался, как у пойманной рыбы.

– Самое эффективное – скользящий удар в живот и забрюшинное пространство, – сообщил отец. Он медленно водил ножом перед оцепеневшим лицом Артура, словно учитель своей указкой перед нерадивым учеником. – Я имею в виду уровень живота со спины. Брюшная полость, как и грудная, выстлана изнутри специальной пленкой. И в ней содержится громадное количество болевых рецепторов. Рана в животе нарушает работу сердца и мешает функционировать диафрагме. То есть человек дышит как бы через раз. И быстрее изматывается. Над таким противником куда проще одержать победу. Понимаешь?

– Вполне, – процедил Артур, выставляя вперед нож.