[Букер Т:
From Prison to Promise]
Предисловие
Предисловие
Как и многие другие, я впервые увидел Букера Т по телевизору. Как-то вечером я заскучал и начал переключать каналы. По одному из них показывали шоу World Championship Wrestling (WCW). Это была середина 1996 года и про-рестлинг начинал свое возвращение в мэйнстрим. Шоу трансформировалось прямо на глазах. Оно становилось менее мультяшным и ориентированным на детскую аудиторию. Оно становилось острее. На смену таким персонажам как Тито Сантана, Коко Би.Уэйр, Пастухи приходили суровые парни типа Стива Остина, Вэйдера, Психа Сида Вишеса, каждый из которых мог нанести противнику и реальную травму! Даже героический Халк Хоган сменил витаминки и молитвы на черную бандану, превратившись в эгоцентричного Голливуда Хогана. Каждый понедельник WCW и WWF бились насмерть за рейтинги и доминирование в умах детей и подростков. Рестлинг шел по восходящей. Он становился крутым. И Букер Т был прямо посреди этого потока.
Вместе со своим братом Лэшем, выступавшим под именем Стиви Рэй, они составляли команду «Пекло Гарлема» — парочку крутых парней с улиц. Ярко красные трико и изображенным на них пламенем. Они были громкие, резкие, сильные. Они не стеснялись предъявить кому угодно что угодно. Да, они изображали уличных угрожающих типов, которые не потерпят ни слова против, но куда более ярким и запоминающимся был рестлинг Букера — его мощные удары, его скорость и ловкость, которые наводили на мысли о сравнении с Нью-Йоркским балетом.
Никто не удивился, когда Букер покинул группировку и начал успешную одиночнкую карьеру, поднявшись на самый верх карьерной лестницы сначала в WCW, а затем в WWF. Он выиграл практически все титулы, которые существовали в этих компаниях, включая шесть Мировых Чемпионств.
Тем не менее, восхождение звезды Букера на небосклон мировых спортивных развлечений был лишь малой толикой его истинного восхода — с непрощающих улиц Хьюстона. В это книге описывается, как Букер нашел силы обменять буйную молодость на карьеру в WCW. Это хроники трагических потерь молодого человека, его желания выжить, его сложных выборов и решений. Это история тусклого света в конце туннеля, который с каждым шагом становился чуть ярче. Это истинная история преступления и наказания, успокоения и искупления. Это история, которую невозможно забыть.
Со-автор книги
Эндрю Уильям Райт
Я хотел бы поблагодарить своих родителей — Букер Т старшего и Розу Хаффман за то, как они вдохновляли меня и внушали мне правильные ценности, которые я осознал намного позже. Мою сестру Кэролин, которая рассказала мне об истинной истории моего отца, мою жену Шармел за то, что прочитала мою историю и вносила свои правки. Президента Medallion Media Group Эдама Мока за веру в то, что история моей жизни до рестлинга может быть интересна. Брюса Гасарча за доверие и помощь. Бренду Салливан за спокойный разум. И, наконец, Эндрю Уильяма Райта за его креативное видение и умение сложить из различных кусочков потрясающую историю моего прошлого.
Букер Т
Я благодарен своим родителям — Джону и Марте Райт за их постоянную поддержку. Эдама Мока за возможность опубликовать в его издательстве вторую книгу. Эмили Стил за ее контроль проекта. Букера Т за веру в мои скромные навыки писателя и желание погрузиться в глубины его прошлой жизни.
Со-автор книги
Эндрю Уильям Райт
Посвящается моим родителям Букеру Т старшему и Розе Хаффменам, упокой Господь их души; моей сестре Кэролин Джонс; моей жене Шармелл и нашим чудесным двойняшкам Кендрику Джеймсу и Кеннеди Роуз Хаффменам.
Букер Т
1.
С улиц за решётку.
— Ни с места! Стоять и не двигаться! Руки на голову!
Я замер. В голове была лишь одна мысль: и что дальше?
Реальностью становился мой самый страшный ночной кошмар. Я не мог поверить, что это происходит, но все было наяву — в паре метров от входной двери. Я не видел ничего кроме пистолетов, которые смотрели прямо на меня.
Два полицейских уложили меня на землю. Один из них прижал меня коленом. На мои запястья надели наручники. Один из них подхватил меня под руки и поднял, лениво зачитывая мои права. Я реагировал так, как меня учили с раннего детства — изображал полное неведение.
— Эй, начальник, что происходит? Вы чего?
В голове промелькнули слова моей сестры Билли Джин, которые прозвучали настоящей уличной мудростью.
— Если соврал, придерживайся первой лжи.
Так что даже оказавшись в полицейской машине, я продолжал повторять:
— Не понимаю, о чем вы говорите. Вы взяли не того парня.
Я был убежден, что никто меня не опознает. Но я ошибался. Когда меня выставили на опознание, человек по ту сторону стекла сразу указал на меня. Ну что ж, поделом мне. Как выяснилось потом, это был не абы кто, подружка моего товарища Зака, которая не смогла устоять перед наградой в пять тысяч долларов и сдала нас.
Я был обречен.
Даже если бы Робин ничего не рассказала полиции, наша поимка была делом пары дней. В конце концов, мы сами оставили свои фирменные знаки на транспортной карте.
Меня отправили в тюрьму округа Харрис под залог в сто тысяч долларов. Чтобы хотя бы начать разговор о выходе на свободу, нужна была хотя бы десятая часть. Короче говоря, я был загнан в угол и оставлен без выхода.
Билли Джин пришла навестить меня. Она дала мне ценные советы, как себя вести, исходя из своего взгляда на закон. Она сказала, что будет моим адвокатом и позаботится обо мне. Я ловил ее каждое слово, потому что для меня она всегда была в прямом смысле слова неприкасаемой. Перед тем, как уйти, она сказала, чтобы я не вешал нос.
Но даже с ее подбадриванием, я чувствовал себя потерянным. И это лишь усились после допросов. Все было как это показывают по телевизору: маленькая комнатка, стул и стол. Хороший полицейский и плохой полицейский. Один пытался быть мне другом, предлагая то кофе, то сигарету. Другой угрожал мне, напоминая, что если я не расколюсь, мне крышка. Я не повелся. Сидел с невозмутимым выражением лица и повторял, что это был не я, и что они не того повязали.
И я почти справился! Я не путался в показаниях, отказывался что-либо признавать — это серьезно затруднило работу обвинения. А учитывая, что я отказался идти на сделку с правосудием, они были обязаны доказать, что я виновен! Я же изображал саму невинность и мое нахождение в округе Харрис затягивалось. Если честно, в тюрьме мне было паршиво — участились приступы паники.
Я позвонил Билли Джин и расплакался.
Она сказала, чтобы я успокоился. Адвокаты работали над моим делом, поэтому надо было просто подождать.
Но дни превращались в недели, недели — в месяцы. Постепенно я начал привыкать к тюрьме. Я привык к распорядку, к столовой, к двору. Меня тянуло обратно на волю. Каждую ночь в своей камере я тянул руки к потолку, а перед глазами снова возникал день моего ареста.
Это было 9 апреля 1987 года. Обычный солнечный Хьюстонский полдень. Вместе с моей подружкой Ред — настоящей красоткой африканских и азиатских кровей — мы отправились в кафешку. После того, как мы простились, я встретился с Заком в парке Макгрегора. Там мы провели остаток дня, ничем не занимаясь — просто курили травку и болтали. Когда стало прохладнее, я решил вернуться домой.
Когда я вернулся в квартирку на Уиллоу Крик, я почувствовал что-то странное. Было слишком тихо. Только ветер шелестел ветвями. Мимо прошли два обычных парня, я даже не обратил внимания. Когда я добрался до внутреннего дворика, я ускорился и кое-что заметил. Клён, стоявший прямо напротив моей двери, выглядел совершенно незнакомо. Я остановился и уставился на него. В голову начало приходить осознавание. Буквально отовсюду начали появляться копы. Мне казалось, их сотни! Будто я смотрел по телевизору сцену уличных беспорядков. Не хватало только вертолетов над головой и спецназовцев, спускающихся по веревкам. И каждый коп орал на меня. Меня окружили со всех сторон, на меня нацелили кучу пистолетов. Каждый был готов разнести мне голову.
Когда эта огромная куча народа положила меня лицом в землю, я понял, что все кончено. Меня отправили в тюрьму округа Харрис и это стало началом долгого и незабываемого путешествия: меня провели через центральный вход, у меня взяли отпечатки, сфотографировали для дела. Да, я прекрасно осознаю, что та фотка была ужасной и над моей ухмылкой будут ржать еще очень долго. После того, как было покончено с формальностями, меня бесцеремонно швырнули к остальным заключенным. Я начал потихоньку приходить в себя: итак, тюрьма; насколько плохи мои дела? В принципе, я всегда легко приспосабливался к новым условиям, так что я был готов и к тюрьме.
Это было помещение 10 на 10. Был телевизор, небольшое окошко, через которое пробивалось совсем чуть-чуть света. В центре были несколько столиков. Моя персональная клетка была два метра в длину и ширину с большой железной дверью. Всего таких клеток было около пятнадцати, в каждой обитали по два человека. Мне достался какой-то латиноамериканец из Чикаго по имени Петер. Его судили за убийство. Петер был крутым парнем, мы подружились и стали неплохими приятелями. Мы вместе отжимались, что меня даже немного мотивировало, поскольку он был весьма раскаченным парнем. В общем, я его зауважал.
Но в остальном делать было совсем нечего. Мы разговаривали, играли в шахматы, смотрели телек. На один час в день нас выпускали во двор — всегда была адская жара, но мы проводили время, играя в баскетбол на небольшой площадке. У нас не было подходящей обуви, поэтому мы играли босиком, постоянно поскальзываясь, это было очень смешно.
Тюрьма не была таким уж страшным местом, было очень скучно. Когда кому-то из нас передавали травку, мы курили. Другим спасением была музыка. Я постоянно возился с маленьким радиоприемником и стал своеобразным ди.джеем. Мне нравились РнБ и классическая музыка, но тогда я с удивлением обнаружил, что мне нравится кантри! Моим любимым музыкантом стал Рэнди Трэвис.
Мои подельники тоже оказались в округе Харрис. Но у нас было мало шансов пересечься, поэтому виделись мы разве что на допросах и заседаниях суда. Те моменты, когда я видел знакомое лицо, были очень странно-приятными. Мы приветливо кивали друг другу, строили рожи. Иногда удавалось переброситься парой слов. Зак всегда пытался подбодрить меня.
— Чувак, забей. Бук, мы выберемся, понял? Ты не заслуживаешь тут находиться. Я о тебе позабочусь!
Зак был из старой гвардии. У него уже были две ходки, он не хотел, чтобы и меня ожидала такая же участь. Он не хотел, чтобы тюрьма сломала мою жизнь, заставляя меня каждый раз собирать ее по кусочкам. Зак пытался взять всю вину на себя, чтобы помочь мне, и я этого не забуду никогда. Серьезно, сколько людей будут согласны удлинить свое нахождение в тюрьме, чтобы помочь другому?
Но как бы самоотверженно он себя ни вел, к его словам никто не прислушивался. Нет, конечно же, нас внимательно допрашивали, наши ответы записывали, обвинение видело, что прежде я никогда не привлекался, но нас хотели посадить всех троих.
Восемь месяцев в тюрьме округа Харрис измотали меня. Я вспоминал свою маму, которая умерла, когда мне было 13. Я вспоминал ее слова каждый день. Она часто говорила мне:
— Малыш, есть хорошее и есть плохое. Нет никаких оттенков между ними. И если ты не поймешь этого, ты окажешься вт юрьме.
Я пришел к осознаванию, что оказаться за решеткой было моей кармой. Я заслужил это и готов был принять это без злобы и обиды. Я хотел лишь, чтобы все было правильно.
Над моим делом работал Гейб Ньехаас, которого нашла Билли. Он убеждал меня пойти на сделку, и мы начали обсуждать этот вариант. Это был высокий тощий белый парень с широким лицом. Он был опытным юристом, я уважал его и полностью ему доверял. Он сказал, что лучшим решением для меня будет признать вину. Но он сразу же предупредил о главном факторе: судья Тед По.
Я провел достаточно времени в тюрьме Харрис и видел, как протекали суды других парней. Все дико боялись судью По. Он отправил за решетку не один десяток таких как я. Его приговоры были особенно жесткими. И как я ни молился, чтоб избежать его, именно По был назначен судьей по моему делу. Если бы начался суд, у меня не было ни пол-шанса. Гейб сказал, что у меня есть два варианта: признать вину за вооруженное ограбление и принять любой приговор, который он озвучит. Или же добиваться суда.
Со всеми уликами против меня, включая показания свидетелей и подставу Робин, соглашаться на суд присяжных было равноценно самоубийству. Меня бы признали виновным и выписали срок от 5 до 99 лет. А это значило провести за решеткой от 10 до 50 лет. Я даже думать о таком не хотел.
Гейб поработал с обвинением и договорился, что я могу признать вину лишь по двум пунктам. В этом случае мне светили по пять лет за каждый из них, но эти сроки шли бы параллельно. Это также означало, что в случае хорошего поведения я мог бы освободиться через 2 или даже 1.5 года! Я раздумывал меньше минуты.
Девять месяцев, которые я уже провел в тюрьме Харрис, мне бы естественно зачли. Так что я понимал, что мне светят еще 12-14 месяцев. Я подписал нужные бумаги, полностью признавая свою вину.
При всем моем беспокойстве я принял приговор как возможность наконец-то примириться с самим собой, принять свой проступок и начать готовиться к новой жизни.
В общем, этот день настал, я попрощался со своими друганами и надел кандалы, которые кроме меня также сковывали еще шестерых ребят. Они были в оранжевых костюмах, кандалах, мы вместе загрузились в автобус Техасского департамента правосудия и отправились в неизвестность. Мне до последнего не говорили, в какую тюрьму меня отправят, так что я в прямом смысле слова ехал в никуда. Руки вспотели, но я не подавал виду. Заключенные чуят страх и слабость за милю. Так что я не хотел открывать этот ящик Пандоры.
Сначала нас привезли в Тюрьму Хантсвилла. Прозвище этого заведения было «стена» — из-за знаменитой стены из красного кирпича, возведенной еще в 1849 году. Любой техасец, отправляющийся за решетку, проходит через Стену: там оформляют бумаги, сдают анализы крови, мочи, проверяют зубы и проходят медосмотр, чтобы окончательно решить участь заключенного. Я провел в Хантсвилле не больше недели, но я в полной мере прочувствовал разницу между настоящей тюрьмой и тем заведением в округе Харрис. Как только я зашел внутрь, эта разница буквально ударила меня по голове. Клетки, расположенные в четыре этажа, в воздухе было очень странное чувство: Стена была и остается тюрьмой, где приводят в исполнение наибольшее количество смертельных приговоров. Я буквально кожей чувствовал панику и смерть вокруг меня. Если в мире и есть тюрьмы с призраками, Стена — первая из них.
Моя клетка была 3×4 метра, в ней был небольшой стальной унитаз и койка. Стены были исчерчены непонятными каракулями, некоторые из которых были там аж с 70х! Они вогнали меня в депрессию. Осознание того, сколько времени я потеряю, давило на меня огромным грузом.
С остальными заключенными я старался быть дружелюбным. Я не хотел показаться злобным или интровертом — это привело бы к сплошным проблемам. В тюрьме постоянно идет борьба — все проверяют, насколько ты силен психически. От этого зависит уважение к тебе — все как на улицах, к чему я был приучен с детства. Все просто, на самом деле. Если будешь вести себя достойно, к тебе не будут лезть.
Я всегда хорошо сходился с людьми, где бы я ни оказался. Кроме того в тюрьме было не так много свободного времени, чтобы вляпаться в конфликты с другими заключенными. Мы были заперты 22 часа в сутки каждый из семи дней, что я там провел.
Большую часть времени я провел, глядя в потолок. Не было никакого двора, никаких залов. Ни шахмат, ни домино. Было только время. Сходить поесть, помыться и дальше смотреть в потолок. Я и смотрел. Было интересно, куда меня в конечном счете отправят, но никто ничего не говорил. Я был как Дороти в стране Оз: меня выдернули из родного дома и отправили в странно путешествие со странными персонажами вокруг. И эта дорога все никак не кончалась и не кончалась. Вот только моя дорога была вымощена не желтым кирпичом, а серым бетоном.
В конце концов, подошел мой последний день за Стеной. В четыре утра охранники разбудили меня и вместе с еще двадцатью заключенными повели наружу. В Коридорах было темно — лишь одна лампочка болталася высоко над нами. Я даже не видел ничьих лиц, видел лишь их очертания.
Когда мы вышли наружу, я с облегчением выдохнул воздух, который словно был наэлектризован от постоянной работы электрического стула. На нас снова надели большие кандалы и запихнули в старый автобус, где также приковали к сидениям. Вслед за этим мы выехали за пределы Стены.
Было еще раннее утро, я ничего не видел за мутными стеклами окон. Да и сам я спросонок был словно зомби. А затем нахлынула паника. Все молчали, кто-то засмеялся. Я подумал, как это вообще возможно? Хотя, видимо, это была их не первая поездка в тюрьму. Нас ожидала дорога километров в 50 — до Навасоты.
Мы свернули на Уоллес Пэк Роуд и остановились возле здания, где содержались около полутора тысяч заключенных, посаженных за самые разные преступления — от поджогов и изнасилований до убийств и вооруженных ограблений. Рассвело и вместе с этим пробудился и я. Автобус въехал во двор — и это была сложная процедура. Сначала мы проехали ворота, обмотанные колючей проволокой. Их закрыли и только после этого открыли другие ворота, через которые мы попали внутрь. Нас отстегнули от сидений и шеренгой завели в здание. По обе стороны от дорожки стояли вооруженные охранники — их было очень много. Я успел оглянуться, увидев, что снаружи стояли безжизненные деревья. Это был январь, было холодно даже по техасским меркам. До этого небольшого лесочка было несколько сотен метров пустой земли. Также я увидел несколько домиков, в которых проживала охрана.
Внутри с меня сняли оковы, одежду и подвергли тщательному досмотру. Это было, скажу я вам, неприятно. Унизительно? Да. Озлобляюще? Безусловно! После этого меня отправили в прачечную, где вручили одеяло и три комплекта тюремной формы, в которую входили белая рубашка, штаны и простыни. Я был обязан стирать их и гладить. Если эти нехитрые пожитки теряли или крали, заключенного ждал штраф. После этого я внимательно выслушал инструкции охранников.
Когда с процедурами было покончено, новеньких отвели в большой зал — размерами с половину футбольного поля. Там был такой затхлый воздух, будто двери не открывались вечность. Мы шли по коридору, по обе стороны которого были камеры. Все тамошние заключенные выглядывали посмотреть на вновь прибывших. В наш адрес неслась ругань. Я старался держаться. Все эти люди выглядели по-обычному и нисколько меня не пугали. Скорее, наоборот, многие из них выглядели отчаявшимися и подавленными. Тем не менее, самые молодые из них пытались скрыть это за агрессией. Я не смотрел им в глаза и держал голову высоко. Именно так я был намерен провести все свое время в Уоллес Пэк 2.
Через широко раскрытые двери нас отвели в спальное помещение. Там в два ряда стояли пятьдесят коек — как в казармах. Как только я добрался до своей, от меня отстали. Охранники не лезли к нам, дав понять, что это — тюрьма. И если вести себя хорошо, Все будет в порядке. Ну что ж, и на том спасибо.
Теперь я был вместе с 49 незнакомцами. Они болтались по помещению, сидели, лежали, болтали, курили. Никому до меня не было никакого дела, что меня вполне устраивало. Я тоже не обращал ни на кого внимания, сконцентрировавшись на своих мыслях. Я пока был новичком, но к этому я был готов.
Когда я оглянулся, я заметил, что туалет находился в конце помещения. И свои дела нужно было делать на виду у всех, что, конечно, было неприятно. Звуки и запахи были подобающие. Иногда в адрес тех, кто сидел на унитазах, отпускали шуточки, после которых все угорали как дети.
С другой стороны было некое подобие кухни, где можно было сварить кофе или сварганить закуску из того, что тайком или не очень приносили из кухни или покупали в местном ларьке. Там были консервы — куриные и рыбные, была заварная вермишель, соусы. Все это можно было сочетать самыми разными способами. Обычно брали макароны, добавляли курицы и сыр, заправляли соусом — и готово. Никто никого не ограничивал. Каждый считал себя дипломированным поваром и экспертом по созданию этих блюд. Я очень скоро понял, что нет ничего ценнее предметов, принесенных из ларьков! Их обменивали на сигареты, косяки, эротические журналы.
Мое прибытие было скучным. Я попал в тихий и спокойный блок. Ну и не стоит забывать, что и я был выше среднего и достаточно подкачен. Было видно, что остальным хватало бросить на меня один взгляд, чтобы принять решение со мной не связываться. Я не был каким-то качком или бойцом, но мой внешний вид был серьезен. Если бы я нервничал, переживал или боялся, это бы заметили и ко мне бы обязательно начали докапываться.
Я сбросил вещи и начал устраиваться. Застелил койку, поставил фотографию Ред, которую не видел с апреля прошлого года. Я лег и снова посмотрел в потолок, пытаясь собрать мысли в кучу. Все было серьезно. Я оказался в тюрьме. В настоящей тюрьме. Мысли о Ред и о том, как ей нравились мои крутые замашки, напомнили мне о том, как я проводил раньше вечера и ночи, куря травку и пересчитывая нарко-деньги. Именно так и было задумано дело, из-за которого я оказался в тюрьме. Но я не намерен был к этому возвращаться.
Около 11 вечера выключили свет, но я еще не был готов ко сну. Моя койка быа в середине зала и я словно бы находился в больничной столовой вместе с кучей храпящих, кашляющих, чихающих и шепчущих мужиков. Меня наполнили безнадега и сожаление. Во что, черт возьми, я ввязался? Как я в это вляпался? Мне всего 22 года, а я уже был осужденным преступником. Я подумал, что меня словно бы вычеркнули из мира насовсем. Хотелось самому себе поддать пинка.
В комнате было темно, но я видел, как другие парни бродят по помещению, занимаясь своими делами. Кто-то сидел небольшой кучкой, пуская по рукам косячок, кто-то тихонько говорил о том, что будет после возвращения на свободу. Кто-то готовил поесть. Выключенный сет не означал, что все должны спать.
Около часа я смотрел в никуда, после чего задремал. Мне приснилась мама и я снова вспомнил ее слова:
— Если ты не прекратишь, тебя или убьют, или упрячут за решетку.
Впервые в жизни я почувствовал, как сильно мне ее не хватает. Я думал и о других членах семьи — о братьях и сестрах. О том, как нас сводила и разбрасывала жизнь. За всеми этими мыслями я провалился в сон.
2.
Букер с рождения.
Нас было восемь. У мамы было трое детей от двух первых браков — Дэнни Джеймс, Кэролин Джонс и Лула Гейл Джеймс. А затем появились и пятеро Хаффменов: Билли Джин, Дональд, Лэш, Бонита и я, неприкаянный малец Букер Т. Я появился на свет 1 марта 1965 года в Плэйн Дилинге, Луизиана в семье Розы и Букера Т. Хаффмена. Да, я был Букер Т. Хаффмен младший. Естественно, все братья звали меня Младшим. Когда мой отец в возрасте 59 лет умер от сердечного приступа, я остался единственным Букером Т. Хаффменом. Тем не менее по привычке, а также из уважения к отцу, для своей семьи я всегда оставался Младшим.
Я совершенно не знал отца — он умер, когда мне было всего лишь 10 месяцев. Единственное, что мне осталось, — это его фотография. На ней был изображен большой и сильный чернокожий парень с чертами лица, немного напоминавшими мои. Я всегда старался быть похожим на него.
Несмотря на то, что мы так и не познакомились, я знал, что его очень уважали. Кэролин, моя сводная сестра, много рассказывала мне о нем. Они были знакомы несколько лет, и она поведала мне очень многое о человеке, которого называла Мистер Букер. Он был тихим, серьезным. Он редко шутил. Но если он что-то говорил, то будьте уверены, это было от чистого сердца. Все его очень хорошо слушались. Он был высоким — около 185 сантиметров, с простым лицом. Он всегда носил светло-коричневый костюм и широкополую бежевую шляпу. Он был настоящим модником и выделялся на улицах. Он всегда заботился о своей семье. Мама следила за домом, а отец зарабатывал деньги. Он был ответственным, настоящим мужчиной. У нас всегда и всего было в достатке.
Я спрашивал Кэролин, не узнавала ли она у отца, как он получил такое имя, но она лишь пожала плечами. Это не было единственной загадкой. Я так и не знал, что означала буква «Т» в моем имени. И значила ли вообще!? Я всегда шутил, что это означало «Типа-второе-имя-которое-я-придумаю-позже»(To-be-determined-at-a-later-time). Никто — вообще никто ничего не знал. Я ненавидел свое имя. Иногда дети в школе или на улицах начинали дразнить меня. Они называли меня «Козявка» (Booger) и тому подобными словами. Я даже хотел изменить свое имя на что-то более простое, однако со временем я стал им гордиться. Это было тем, что связывало меня с моим отцом.
Рассказы Кэролин помогали мне узнать моего отца. Они были забавными и грустными. Как-то раз она вспоминала тот день, когда он познакомился с мамой. Он приехал на огромном старом зеленом Олдсмобиле, который они называли Бэтмобилем. Пока Мистер Букер общался с мамой, они с Дэнни, Гейл и Доном залезали в эту махину и дурачились.
Он был очень добрым к детям, очень щедрым. В местном магазине продавалась виноградная газировка, которая называлась «Фиолетовая корова». И минимум раз в месяц папа усаживал всех маминых детей в свой «Бэтмобиль» и отвозил на настоящий водопой. Кэролин рассказывала, что это было очень весело, они всегда ждали эту поездку.
И вот настал тот день, когда Мистер Букер стал членом их семьи. Как-то раз он приехал в дом Дедушки Неймона, в котором они проживали, и вежливо попросил ее руки. Конечно, дедуля согласился. Они очень хорошо поладили с первого же дня, и вообще папа очень подходил этой семье: ему одновременно достались и чудесная женщина в лице мамы, и отличный друг в лице дедушки.
Папа работал в местном клубе. Там подавали пиво, играли в домино и азартные игры. Там папа проводил шесть дней в неделю с восьми утра и до девяти вечера. Воскресенья он проводил с мамой и нами. Обычно этот день он проводил за маленьким кухонным столом, пока мама готовила свои чудесные кушанья. Сначала он планировал расходы на неделю, а затем отправлялся на крыльцо посидеть и поговорить с Неймоном. Они обсуждали, что происходит, говорили о жизни.
Мне всегда нравились эти истории. Когда я стал старше, Кэролин объяснила некоторые забавные детали похождений моего отца. Как выяснилось, по воскресеньям они с дедом частенько продавали алкоголь из-под полы. Это было запрещено, поэтому они заранее покупали большие бутылки виски, а в воскресенье продавали по стопкам, на чем зарабатывали неплохие деньги. Как-то раз его взяли полицейские под прикрытием. Пришлось отправиться в тюрьму. Почему-то с дедом адвокат познакомился только перед судом. Но он сразу задумал хитрость. Кожа папы была темного цвета, у деда — наоборот светлая. Но адвокат нарядил Неймона в папин костюм и отправил в суд вместо отца! Когда в зале суда появился тот полицейский, он не смог опознать в нем человека, который продал ему виски! Так судье пришлось закрыть дело. Адвокату удалось провернуть настолько старый трюк, что никто не мог поверить. Позже Букер и Неймон много вспоминали тот день и смеялись, как им удалось обмануть систему.
Кэролин также рассказывала о том, как папа умер. Он не пил, никогда не курил. У него было отличное здоровье. Но как-то раз, по дороге на работу он остановился, чтобы купить в клуб льда. Неожиданно у него произошел сердечный приступ, он упал и сразу же умер — прям на виду у прохожих.
Это приключилось незадолго до моего первого дня рождения, в начале 1966 года. К тому не было никаких предпосылок. Наверное, это просто была судьба. Но легче от этого осознания не станвоилось.
Мама была в панике. Все деньги зарабатывал отец, а теперь она осталась одна с полным домом детишек, которых нужно было кормить и одевать. Она сразу же вышла на работу — ее взяли медестрой. Мама много работала, но денег не хватало. Она позвонила Кэролин, которая недавно переехала в Хьюстон, и та сказала, что в большом городе будет больше возможностей. Я ничего не помню о родном городке Плэйн Дилинг, но насколько я понял по рассказам других, там не было ничего, кроме бесперспективных работ и расовых тёрок. Чернокожие жили отдельно, их притесняли. Так что решение переехать далось маме достаточно просто Собрав вещи, она переехала к Кэролин, а дедушка Неймон и Гейл остались присматривать за нами. Через пару недель мама устроилась помощницей медсестры в больнице и нашла домик в пригороде Хьюстона — Саннисайде. Не успели мы моргнуть, как нас всех запихнули в маленький красный «Плимут» и мы отправились в новую жизнь.
Мама была трудулюбивой и честной женщиной. Как и все дети, я многого хотел. И благодаря маме у меня все было. Да, наша машина была не самой быстрой, дом был не самым роскошным. Но в холод у нас была теплая одежда и обувь. По вечерам у нас был накрыт стол. Когда денег не хватало, мама всегда доставала талоны на продукты.
Мама работала с 11 вечера до 7 утра. Она уходила, когда я уже спал, и приходила до того, как я отправлялся в школу. И для меня она всегда была дома. Я даже не задумывался, как трудно ей было утром после смен возвращаться домой и готовить завтрак для нас всех. По вечерам она всегда тоже была на кухне. Иногда с сигаретами Virginia Slims или банкой пива. Она была божественным поваром, у нее было огромное количество самых разных рецептов, которые она узнала от своих родителей. Моим любимым была курица с грибами и сладкий картофель в карамельной глазури. Мы всегда с нетерпением ждали обеда или ужина. Мама одна растила восьмерых детей. Это было очень трудно, но по ней этого было незаметно. Жить с мамой было сплошным праздником. Она готовила, убирала дом, развозила нас, куда нам надо было, и ничего не требовала взамен. Ну разве что ходить в школу и не вляпываться в неприятности. Периодически ей помогали мои сестры, но мальчики в нашей семье были на редкость ленивыми. Все, что нам было нужно, — это посмотреть телевизор и поиграть на улице.
Постепенно из дома съезжали Дэнни, Кэролин, Гейл, Билли Джин. Но оставались еще Дон, Лэш, Бонита и я. Мы, Хаффмэны хорошо дружили и не доставляли маме много головной боли. Тем не менее, по какой-то причине, главным поставщиком проблем был я. Особенно их было много в школе. Наверное, на меня так повлияла смерть отца: я видел других детей из обычных семей, у которых были оба родителя, и это повлияло на меня. Очевидным было одно: маме вряд ли нравилось постоянно мотаться в школу из-за моего плохого поведения.
В классе я нравился одной девочке по имени Джекки. Я никогда не обращал на нее внимания, ну разве чтоб позадирать ее. И вот в один прекрасный день мне в голову пришла чудесная мысль отобрать у нее деньги. Я сказал ей, что если она не принесет мне пять баксов, я найду ее и она пожалеет. Она была так шокирована, что действительно стащила у материа пятерку и принесла мне. Я был горд, но внезапно пришла мысль, как бы об этом всем не узнала моя мама. Я придумал нехитрый план, как это объяснить. Я вышел на улицу поиграть с племянником, затем вытащил деньги и побежал обратно в дом хвастаться, что я нашел на улице и теперь я богат. Мама мне поверила.
На следующий день я пошел в школу с осознаванием того, что это идеальное преступление сошло мне с рук. Но как только я зашел в класс, с меня сразу же сбили спесь. Учитель вызвал меня и отправил в кабинет директора. Джекки все же рассказала родителям, а ее мама пожаловалась директору. Мне устроили серьезные расспросы, но это все было ерундой по сравнению с тем, что ожидало меня дома.
Ох мне и влетело... Мама все никак не могла понять, откуда у меня взялась эта идиотская мысль? А я и не знал, что ответить.
А как-то позже, во время очередных школьных строгих воспитательных бесед, я сорвался. Я начал кричать, швырять книги, ломать вещи. Когда мама приехала за мной, она положила руки мне на плечи, посмотрела в глаза и спросила, почему я это сделал? Я смотрел на нее пустым взглядом и не знал, что ответить. Я не понимал, в чем дело.
Когда я еще был в начальной школе, мы переехали в другой район, который назывался Южный Парк (South Park). Там мы провели несколько лет. Я там хорошо освоился, привык и к школе, и к соседям. Со временем у меня появились друзья, но пока их не было, я начал проводить больше времени с Лэшем. Он на шесть лет старше меня и всегда был намного крупнее. Да что там, он был вообще одним из самых крупных детей в округе — его никто не задирал, к нему никто не лез. Он взял меня под свое крыло. Когда мы разгуливали по округе, его огромная ручища всегда обнимала меня за плечо. Он словно бы подталкивал меня вперед. Это был его способ показать остальным, что докопаться до меня можно только через него. Лэш стал для меня героем, на которого я всегда мог положиться. Не было ничего круче, чем ошиваться с ним и его друзьями. Разница в возрасте разделила нас на два совершенно разных мира, и мне было чертовски интересно увидеть мир его глазами.
Лэш был в центре внимания, где бы он ни оказался: уличные дела, модные тренды, девчонки. Иногда я лез в его дела, но чаще это было плохой идеей.
Напротив жил парень по имени Кларенс. Мы называли его Братом, он постоянно болтался с нами по выходным. Его отец был обычным работягой, и по пятницам он напивался в хламину. Очень часто на следующий день мы замечали у матери Кларенса то синяк, то кровоподтек. Неудивительно, что он не очень любил находиться дома. Мы были хорошими друзьями, но с Лэшем у них были более близкие отношения. Они вообще все делали вместе. Иногда я пытался прибиться, но они меня прогоняли. Но я был упрямым и пытался следовать за ними даже тайком.
Как-то раз я крался за ними по улице, но Лэш обернулся и заметил меня. Он закричал, чтоб я не совал нос в их дела, после чего они побежали. Но я был упрямым засранцем, я устремился следом. Силенок у меня было не так много, я начал отставать, а потом споткнулся и упал. Я разревелся и где-то в глубине души надеялся, что Лэш увидит, что мне больно, и вернется. Когда этого не случилось, я поднялся и снова побежал. Мне удалось их найти и они даже разрешили остаться с ними. Но я очень скоро об этом пожалел.
Мы болтались по улицам, нашли бездомного кота. Лэш и Брат решили поймать его. Не помню, был ли он доверчив или его подманили едой. В общем, они схватили его и спрятали в сумку. В общем, мы шли обратно, кот пытался освободиться и громко кричал. Мы добрались до большого шоссе, под которым был небольшой переход, в котором мы иногда проводили свободное время. Пока я раздумывал, что мы будем делать, и для чего нам кот, Лэш и Брат забрались на пристройку рядом с шоссе. Машины проносились рядом, кот пытался выбраться, а они смеялись. И вдруг Лэш резко бросил мешок в самую гущу машин!
Каким-то чудом мешок приземлился на разделительной полосе. Еще большим чудом кот смог выбраться наружу, после чего он замер в ужасе. Но уже через секунду его снес огромный грузовик. Его изломанное тельце приземлилось неподалеку — голова была изуродована, челюсти оторваны, зубы торчали во все стороны.
«Челюсти наизнанку», произнес мой братец своим тяжелым техасским акцентом. Тогда я не знал, что запомню тот день навсегда.
В Пасадене был магазинчик, в котором была большая трасса для игрушечных машинок. Дети со всей округи собирались там, когда проводились турниры. Особенно это нравилось Лэшу. Он был там каждый уикенд, и как обычно, он всегда был в центре внимания. Но мое самое яркое воспоминание о том магазинчике было не машинки. Там был старый продавец с перекошенным лицом. Ему было под 70, он выглядел очень страшно, особенно его рот — с левой стороны у него словно бы совсем не было челюстей. Я пытался игнорировать его, но Лэш постоянно пытался его высмеять. По дороге туда, по дороге обратно Лэш постоянно ржал и выдумывал для него разные прозвища — «Человек-слон», «Друпи», «Челюсти наизнанку».
Это было его любимым выражением. Он постоянно кричал, что у того старика челюсти наизнанку.
Такие дела. Как бы я ни пытался забыть того котенка, Лэш постоянно мне о нем напоминал. После того дня на шоссе каждый поход на гонки напоминал мне о том дне. Лэш шутил, ржал, кричал да даже если он ничего не говорил, я все равно вспоминал кота и грузовик. Эта ужасная ассоциация прочно поселилась в моей голове. Вся та ситуация резко поменяла мое отношение к Лэшу. Однако я смог справиться и простил его. Он все равно оставался моим старшим братом и героем.
Мы частенько играли вместе во время дождей. Нам было достаточно нашего воображения, мы играли в кораблики, изображали разных персонажей: я был Гонщиком Х из мультика Speed Racer, а Лэш был Ричардом Петти, машина №43, Чемпион НАСКАР! На старт, внимание, марш! Понеслась! Мы запускали спички в воду и наблюдали, как они движутся по лужам. Единственное правило — разрешалось подтолкнуть спичку пальцем, если та где-то застревала. Для меня это было просто забавой, но не для Лэша! Он относился к этому серьезней некуда — я даже не помню, чтобы выиграл хоть один такой заплыв.
В этом была разница между нами: когда мы участвовали в игрушечных гонках, Лэш становился одержим. Для него все было так захватывающе, что все внимание было уделено машинке. Вообще, было, конечно, круто, когда эти пластмассовые игрушки носились по трассе с достаточно большой скоростью, а вокруг была толпа детворы и взрослых, переживавших так, словно бы это были настоящие гонки. Лэш зависал там часами, всегда представляя себя Ричардом Петти. Мне всегда было интересно, почему он не выбрал Уилли Т.Риббза — первого чернокожего пилота НАСКАР. Ответ был прост: Петти всегда побеждал.
Там всегда было весело, но я относился ко всему менее серьезно. Мне было достаточно гонять маленькой машинкой на менее сложных трассах и при этом не попадаться на глаза Челюстям наружу.
Когда мы не гонялись в том магазинчике или не вляпывались в неприятности, мы были дома, с семьей. Мы любили праздники. На День Благодарения на нашем Шевроле Малибу мы ездили в Луизиану, чтобы навестить наших дедушку и бабушку. Но настоящим отрывом всегда было Рождество. Мы, Хаффманы и более старшие Дэнни, Кэролин, Гейл и Билли Джин всегда приезжали в гости с кучей подарков. Все это было хорошей демонстрацией вкусов 70х.
Гэйл приезжала на Кадиллаке «Эльдорадо», выглядела как кинозвезда и когда шла к двери, было чувство, что она вышагивает по красной дорожке на Голливудской премьере. Мы следили за ней, замерев и иногда вздыхая от восхищения.
Билли Джин можно было услышать за километр. Ее стерео-система орала на всю округу. Я всегда подбегал к окну, чтобы наблюдатЬ, как он выходит из машины в красном платье — настолько обтягивающем, словно оно было нарисовано.
Кэролин наоборот предпочитала более простую одежду. Например, зеленую юбку и рубашку на пуговицах. Но в ее глазах всегда пылал настоящий огонь.
Тогда я мало понимал, как судьбы и привычки моих братьев и сестер повлияют на меня.
3.
Уличное образование.
С возрастом я осознавал, что некоторые мои братья и сестры были настоящими отщепенцами. Наблюдая за ними, я делал удивительные открытия об окружающем мире. Одно такое открытие пришло через полтора месяца после того, как мне исполнилось 11. Наверное, мама увидела, что ее малыш потихоньку превращается в пусть еще пока маленького мужчину, и решила, что настало время купить для меня первый костюм. Была пасха и, учитывая, что Кэролин была у нас в гостях, мама попросила ее съездить со мной в магазин, пока она сама готовила бы дом и угощенье ко всеобщему приезду. Кэролин отвезла меня в супермаркет. Как только мы вышли из машины, я пулем устремился в детский отдел. Цель быа найдена достаточно быстро: коричневый полосатый костюм! Черт, в нем я выглядел как настоящий гангстер! Я смотрел в зеркало, держа его перед собой и представлял, как здорово он будет на мне смотреться.
— Ты уже нашел, что хотел? Ну давай же! Иди примерь!
Кэролин взяла меня за руку и отвела к раздевалкам. Там я надел этот костюм, который подошел мне просто идеально! Я вышел и показался сестре. Она улыбнулась и сказала:
— Отлично, Младший. А теперь надевай свою одежду поверх костюма.
Что? Сначала я ничего не понял, но уже через секунду мы вместе были в раздевалке и пытались натянуть поверх пиджака и брюк мои джинсы, футболку и куртку. Да, костюм видно не было, но зато я был так раздут, словно подводник времен второй мировой. Ко всему прочему мне дико хотелось чесаться. В голове была только одна мысль «Ух ты, а сеструха-то у меня та еще штучка!» Я нервничал, но идея стащить одежду была интригующей! Оказаться в мирке Кэролин делало меня взрослым и крутым! Да, я был не прав. Да, если бы с нами была мама, она бы надавала нам по головам. Но от этого те мои ощущения были вдвойне приятными!
— Просто не подавай вида, веди себя, как будто все в порядке. Нам еще только не хватало выглядеть подозрительными и самим себя выдать. Иди за мной сначала к дверям, а затем прямиком к машине.
Я был напуган до чертиков, но все же проделал долгий путь из магазина к выходу. Мой взгляд был приклеен к спине Кэролин, мое сердце бешено колотилось, я постоянно ожидал, что за плечо меня схватит охранник. Выйдя наружу и ступив на асфальт, я с облегчением выдохнул. Кэролин же не промолвила ни словечка. Когда мы ехали домой, я стащил свою одежду, оставшись в «бесплатном» костюме. Всю дорогу ухмылка не покидала мое лицо.
Дома мама была очень рада и тут же потребовала, чтобы я сфотографировался. Я посмотрел в зеркало и усмехнулся. Неплохо! Букер Т. Хаффмен, 11-летний опытный преступник! Кэролин стояла рядом и улыбалась, я же с трудом сдерживал смех. Моя карьера только началась.
После этого небольшого ограбления Кэролин поняла, что я могу сохранять спокойствие и, что более важно, держать язык за зубами! Так что мы стали больше времени проводить вместе. Иногда она забирала меня и Бониту к себе домой. И тогда могло произойти абсолютно что угодно!
Отрицать ее влияние на меня будет просто глупо. Сама идея взять то, что мне нравится, там, где мне нравится, и когда мне нравится, пришлась мне по душе. И через короткое время я решил провести такую же операцию в одиночку. Ну, по крайней мере, попытался.
Как-то раз, когда мы с Бонитой были у нее в гостях, у Кэролин были какие-то дела по дому. Она взяла нас в прачечную, где загрузила машину, закинула пару монеток, а нам предложила сходить к ее друзьям, которые жили через дорогу, и поиграть с их детьми. Мы с Бонитой последовали ее совету. Сразу после того, как мы зашли в дом, Кэролин исчезла в какой-то комнате, а мы с Бонитой начали носиться как самые обычные дети, нас ничто не заботило. Через какое-то время Кэролин вернулась со странным выражением лица и красными глазами. Казалось, она немного потерялась в пространстве. Я подумал, что она устала. Кэролин сказала, что нам нужно забрать белье и вернуться домой. Мы вышли на улицу, после чего мы с Бонитой еще успели поиграть, пока Кэролин вынимала вещи. Когда она вышла с корзиной, уже стемнело. Мы направились к машине. Она шла очень странно, спотыкалась и что-то бормотала. Я не обратил внимания и залез в машину. Никто из нас не пристегивался, мы тихонько двинулись домой. Я разглядывал в окно проплывавшие мимо дома.
Внезапно я услышал громки треск и меня бросило на пассажирское кресло. Я не понимал, что произошло, но моментально напрягся. Бонита металась между двумя передними сидениями как дверца салуна. Я схватил ее и вытащил наружу. Она ревела и задыхалась, но, в остальном, была в порядке. Я метнулся к месту водителя. Кэролин лежала на руле и стонала. Она подтянула меня к себе и прошептала:
— Вот, забери это и спрячь подальше.
С этими словами в мою руку она вложила пистолет.