Прикладываю карточку к турникету, и когда раздается электронный сигнал, мне вдруг приходит в голову одна простая вещь. Я замираю на месте, и створки, захлопнувшись, зажимают рюкзак. Я так расстроен, что даже не думаю о дорогом фотоаппарате и прочих вещах, когда тяну рюкзак на себя. Я совсем позабыл, что правда на стороне Бесс. Правда всегда была на ее стороне.
Переходя Грин-Лейнс, чуть не попадаю под колеса красного двухэтажного автобуса. Визжат тормоза, клубится выхлопной газ; я почти жалею, что уцелел. Не обращая внимания на ругань водителя и гудки автомобилей, иду дальше. Когда я успел так глубоко увязнуть? Думаю о том, как все вышло из-под контроля, о брате, который занимался исключительно саморазрушением, о всех тех вещах, что вынудили меня принять то самое роковое решение.
На Даккеттс-Коммон двое подростков играют в баскетбол; мяч гулко отскакивает от асфальта, навевает мысли о баскетбольной площадке где-нибудь в Бронксе. В песочнице полно малышей, за ними следят папы, так похожие на меня, что заходится сердце. Двойняшки в животе Лоры помогут спасти наш брак. В них половина от меня. Она не захочет, чтобы они росли только с одним из родителей. Ради детей мы останемся вместе.
Напоследок набираю ее номер, чтобы понять, что меня ждет. Телефон звонит и звонит. Лора всегда носит трубку с собой и непременно отвечает на звонок, если знает, кто звонит. Похоже, все куда хуже, чем я предполагал. Отчетливо понимаю, что сейчас не готов с ней встретиться. Нужно набраться храбрости.
Сажусь за высокий столик в пабе «Солсбери», прошу двойную порцию водки и залпом проглатываю. Меня не берет. Заказываю пинту пива в надежде, что, пока буду пить, немного успокоюсь, а если и вправду повезет, на паб рухнет метеорит, и мне не придется объясняться с Лорой.
Глава 60
ЛОРА
21 марта 2015-го
– Я знаю, вам обеим нелегко. – Спокойный адекватный тон Джейми идет вразрез с ножом в его руке. – Поверьте, мне не больше вашего хочется ворошить прошлое. Но люди слишком долго верили россказням. Настало время обелить мое имя.
– Джейми, ты прекрасно знаешь, что тогда произошло, – возражает Бесс.
Лезвие ножа опускается на миллиметр, рассекает мою футболку и падает на живот, на нем выступает кровь. Я вскрикиваю, но он цыкает на меня. Пиши, посылаю Бесс мысленный сигнал. Пиши все, что он захочет; чем бредовее, тем легче будет доказать, что это ложь.
Если он оставит нас в живых, говорит внутри меня тихий голос.
Порез неглубокий, просто из-за брызнувшей крови он кажется серьезнее, чем есть. Гораздо больше меня беспокоит гул в голове. В ушах до сих пор звенит.
Футболка впитывает кровь, по ней быстро расползается пятно, словно при ускоренной съемке, когда показывают, как распускается бутон, превращаясь в цветок. Именно это помогает сломить упрямство Бесс. Она берет ручку и лист бумаги и поднимает глаза на Джейми.
– Так расскажи мне, что произошло на самом деле, – говорит она мертвым голосом.
Джейми плевать на ее тон. Он жизнерадостно улыбается и начинает диктовать:
– Десятого августа тысяча девятьсот девяносто девятого года я одна, – Джейми берет театральную паузу, – отправилась на музыкальный фестиваль на Лизард-Пойнт в Корнуолле, посвященный затмению. Там была свободная легкая атмосфера.
На этот раз он делает паузу не ради пущего эффекта, а ждет, пока Бесс допишет.
– На второй вечер фестиваля у костра в палаточном городке я познакомилась с Джейми Балкомбом. Он тоже приехал один. Мы сразу понравились друг другу.
Он диктует в тех же выражениях, что на суде. Глаза Бесс бегают от листка к Джейми и его ножу.
– Не торопись, у нас не экзамен, – ухмыляется он. – Пиши разборчиво.
Бесс продолжает писать в том же темпе, но ставит слова подальше друг от друга. Слышу, как она скрипит зубами.
Короткая стрелка на часах чуть сдвигается вперед. Двадцать минут третьего. Вот-вот появится Кит.
Бесс заканчивает предложение. Джейми диктует дальше:
– Утром в день затмения я вновь столкнулась с Джейми, и мы решили посмотреть затмение в более интимной обстановке.
Когда звонит Кит, мы все вздрагиваем. Телефон, жужжа, съезжает к краю стола. Наверное, Кит хочет спросить, что купить мне по дороге. Вдруг это последний шанс поговорить с ним?.. Телефон заваливается в щель между столешницей и стеной, звонит еще пару минут и умолкает.
Наверное, Кит решил, что я не беру трубку, потому что до сих пор дуюсь из-за его аккаунта в соцсетях. Какой же мелкой и ничтожной кажется эта размолвка, когда к животу приставлен нож. Я бы простила ему сейчас все на свете.
Глава 61
КИТ
21 марта 2015-го
Ни пиво, ни время не помогли. Страх противодействует алкоголю. На половине кружки в голову приходит новая пугающая мысль. Может, Лора вовсе не дуется. Вдруг она разволновалась из-за слов Бесс и что-то стряслось с малышами, а теперь она в больнице? Кладу руку на стол, чтобы успокоиться. Преждевременные роды, спровоцированные плохой новостью, – сюжет какого-то романа викторианских времен, но такое случается. Всякое может случиться, уж я-то знаю. Что, если ее увезли на «Скорой» и она не успела взять с собой телефон? Господи, а если она лежит там без сознания? Почему я раньше об этом не подумал? Надо срочно идти домой!
Отставляю бокал, хватаю рюкзак и спешу на Уилберхэм-роуд. Теперь мне кажется, что все происходит ужасно медленно – даже воздух сопротивляется. Кто-то неудачно припарковал белый «Фиат» рядом с нашим домом, под дворником торчит парковочный талон. На пороге скидываю рюкзак с плеч, без него чувствую себя легким, как поплавок, который вот-вот снесет течением. В соседнем саду чавкает бетономешалка, но строителей что-то не видно.
Вставляю в замок ключ, однако дверь закрыта на цепочку. Значит, либо она не хочет меня видеть, либо лежит там с самого утра без сознания, а то и похуже. Приседаю к почтовому ящику и заглядываю через щель: в кухне кто-то есть, там движется какая-то тень. Хорошо, с Лорой все в порядке!.. На смену облегчению приходит старый страх: похоже, она в ярости.
– Лора? – Эхо моего голоса гулко отдается в пустой прихожей. В кухне точно кто-то есть.
Кричу в дверную щелку:
– Милая, открой! Давай поговорим!
Из кухни доносится сдавленное рыдание, от которого у меня внутри все переворачивается. Лучше уж гнев, чем слезы. Достаю из кармана швейцарский нож и по очереди откидываю лезвия, ища консервный нож с короткими крючками-лезвиями.
– Лора, прости, мне так жаль, ты даже не представляешь! – кричу я, пытаясь одолеть цепочку. – Это было всего один раз! Я всегда любил только тебя, ты же знаешь!
Наконец мне удается подцепить ее.
– Честное слово, я каждый день жалею об этом! Если бы только можно было вернуть все назад, я бы ни за что с ней не переспал! Я сразу же понял, как сильно люблю тебя. Давай не будем портить жизнь из-за давней глупости. У нас так много…
Цепочка поддается, я вваливаюсь в дверь, кидаю в сторону рюкзак, иду в кухню, прикрываясь, как борец, жду, что она набросится на меня с кулаками.
Все гораздо хуже. Передо мной картина столь неожиданная, что я даже не сразу соображаю, что происходит.
Лора сидит за столом. Судорожно перевожу глаза с ее лица на живот. На футболке расплылось кровавое пятно, левая щека опухла и покраснела. Напротив нее сидит Бесс, а с ними – я узнаю его сразу же, и мне становится жутко – Джейми Балкомб. На нем модная рубашка и брюки, в руке он сжимает окровавленный нож.
– Кит, не надо… – Бесс трясет головой.
Как же так получилось? Я знал только, что Бесс разыскала Лору, но как до этого дошло? У Бесс на шее красная полоса, как будто от веревки, а у Лоры левая щека стремительно синеет. Я всегда думал, что, если Лора узнает о нас с Бесс, она будет вне себя от ярости, но она морщится, погрузившись в себя. Глаза у нее сухие. Перед Бесс какой-то исписанный листок, косые строчки угловатых букв.
– Что происходит? – Мой вопрос адресован Джейми, поскольку все тут явно пляшут под его дудку.
Никто не отвечает. Лора переводит взгляд с меня на Бесс и обратно, затем медленно отворачивается.
– Кит! – приветливо улыбается Джейми, словно он здесь хозяин, а я – долгожданный гость. Джейми ведет себя точно так же, как в Корнуолле. На секунду перед глазами возникает картинка из прошлого: его джинсы и кроссовки, гелевые иголки в волосах. Образ такой яркий, что затмевает сцену, разыгравшуюся передо мной теперь.
Телефон в рюкзаке. Рюкзак у двери.
Поворачиваюсь со словами:
– Я звоню в полицию.
– Не стоит, – возражает Джейми развязным тоном и подвигает лезвие к животу Лоры. Он уже поранил ее, но вроде бы не сильно, пятно дальше не расползается. Я не смогу кинуться на него и отобрать нож, он слишком близко к Лоре.
– Я имею в виду, не стоит торопиться, – продолжает Джейми. – В свое время полицию мы привлечем, не беспокойтесь. Мои адвокаты этим займутся.
Бесс с Лорой не хотят смотреть ни на меня, ни друг на друга. Лора поднимает на нее глаза – и тут же опускает. Я ничего не понимаю. Остается лишь принять его игру.
– А что ты здесь делаешь, Джейми? – Надеюсь, мой тон хотя бы отчасти такой же беззаботный.
– О, я всего лишь попросил девушек о том, что они должны были сделать еще в самом начале. Пускай признаются в сговоре. Расскажут, что выдумали всю эту чертову историю про Корнуолл, решили пошутить.
Пятнадцать лет он носится с этой идеей. Несмотря на страх, отдаю должное его терпению.
– Они сначала отнекивались, не хотели признаваться, потому что боялись последствий. Лжесвидетельство по делу об изнасиловании – это вам не шутка. Так ведь не только по тому старому делу. – Он кивает на Бесс: – Она еще и моей жене голову заморочила, хотели провернуть то же самое еще раз. Ты слышишь, Лора? С тебя пример взяли.
Лора вздрагивает, услышав обвинение. Пускай оно абсурдно, но рядом размахивает ножом спятивший Джейми, ему не объяснишь.
Рука Джейми начинает дрожать, как и его голос, маска с лица сползает.
– Так что они не зря волнуются, сам видишь. Впрочем, их не посадят к насильникам, как меня.
Лора вновь вздрагивает.
– Ни один суд не примет эти заявления.
– Джейми, такие показания, – я еле удержался, чтобы не показать пальцами кавычки, – стоят не больше, чем бумага, неужели ты не понимаешь?
– Это первый шаг. Вы удивитесь, когда узнаете, на что способен хороший адвокат.
По-моему, его адвокаты не так уж много сумели для него сделать, но лучше об этом не напоминать.
– Я не собираюсь обижать девчонок. Я в жизни ни одной девчонки не обидел. Мне нужно, чтобы они опровергли свои показания на суде. Письменно. И все. Речь идет о моей жизни.
Кажется, он вот-вот потеряет остатки разума.
– Ладно, ладно, давай ты отложишь нож в сторону, и мы девушек отпустим. Что-нибудь придумаем без них.
Лишь бы выиграть время…
– Вообще-то нет. Я пятнадцать лет ждал, чтобы смыть пятно с репутации. – Он делает глубокий вдох. – Прошу прощения, нам нужно завершить то, что начали. Давай, Бесс. Чем быстрее напишешь, тем быстрее все уладится. Для меня.
Бесс берет ручку, а Джейми продолжает разглагольствовать:
– Не знаю, Кит, стоит ли тебе тоже показания переписывать. Думаю, их заявлений будет достаточно. Ты ведь не особо втягивался в это дело, делал то, что тебе подружка велит. Да ты нас даже не видел! Лучше бы, конечно, видел. Сразу разобрался бы, что к чему.
Лора наконец поднимает на меня глаза. Она плачет. Не понимаю, что значит этот взгляд. Спаси меня, мы все преодолеем? Я тебя ненавижу?.. Сила у того, у кого нож.
– Ладно, пора заканчивать. – Мне кажется или голос у него уже не такой уверенный? – Бесс, напомни мне последнюю фразу.
Ручка дрожит в ее руке. Она молчит.
– Ладно, обойдемся. Итак, я глубоко сожалею, что выставила естественный и приятный половой акт по обоюдному согласию как нечто совершенно иное. Приношу извинения Джейми и Антонии Балкомб, а также остальным членам их семьи за причиненный вред. Я готова принять наказание, полагающееся за первоначальное лживое утверждение.
Он поворачивается ко мне:
– Наверное, Лоре стоит закончить той же фразой.
Рука Бесс замирает.
– Пиши-пиши!
Нож в его руке угрожающе дрогнул. У Лоры по лицу бегут слезы, стекают по шее на грудь.
– Пожалуйста, делай, что он говорит, – просит она.
– Лора права, – впервые я обращаюсь напрямую к Бесс с того дня, как разбил стекло. – Это заявление не имеет юридической силы.
Мне хочется добавить, что их жизнь в опасности, но внутреннее чутье подсказывает, что не стоит произносить очевидное, иначе лопнет мыльный пузырь, который отделяет реальность от иллюзии.
– Не могу. Я не могу солгать! – Бесс как будто слетела с катушек. – Ты изнасиловал меня!
Эти три слова звенят в нашей кухне. Затем воцаряется тишина, слышна только бетономешалка в соседнем дворе.
– Ты потихоньку пошел за мной, схватил и изнасиловал! А потом сделал это в суде! А потом в Интернете! Ты бил жену, ты изнасиловал ту девушку-стажера, и кто знает, скольких еще!
– Бесс, пожалуйста, делай, что он говорит! – умоляет Лора.
Краем сознания я цепляю фразу о жене и другой девушке. Что бы это значило? Бесс не сводит глаз с Джейми. И тут я понимаю, чего она добивается. Ей плевать на последствия, она все ставит на одну карту.
– Ты меня изнасиловал!
Слова разрывают сгустившийся воздух. Лезвие ножа, как стрелка компаса, медленно поворачивается от Лоры к Бесс.
– Не буду ничего писать!
Так, схватить его за предплечье, выбить нож, нас трое, он один… Увы, думать у меня всегда получалось быстрее, чем действовать. Джейми прыгает к Бесс и бьет ее ножом. В первый раз нож отскакивает, будто наткнувшись на ребра, но он бьет еще раз, и лезвие погружается в бок на целых два дюйма.
Не знаю, кто закричал первым.
Джейми вытягивает нож, весь в кровавых пятнах. Бесс валится под стол.
Я срываюсь с места, но Лора меня опережает: бьет его по руке и выбивает нож.
– Ах ты сука! – Джейми бросается к подставке. Лора, бледная, как смерть, едва не перехватывает летящий нож рукой, но в последний момент отталкивает его пальцами. Нож падает на стол, и только я могу его достать.
Нож, привычный и незнакомый, в моей руке. Рывок – и я всаживаю его Джейми в горло. Лезвие входит не сразу. Наверное, напоролся на кадык, думаю я и вдавливаю сильнее. Нож плавно пронзает его шею, острый конец выходит с другой стороны у затылка. Все кончено. Джейми с грохотом падает на кафельную плитку рядом с Бесс. Где чья кровь, непонятно. Все красным-красно, на полу растекается огромная лужа. Из горла Джейми вырывается булькающий гейзер, брызги летят на меня, на Лору, на стены и мебель. В оцепенении смотрю, как его голубые глаза становятся мраморными.
Лора переступает через него и приседает на корточки прямо в кровавую лужу.
– Бесс!
– Лора, я…
– Твою мать, звони в «Скорую»! – кричит она мне.
Я протягиваю руку и хватаю ближайший ко мне телефон. Это «Блэкберри». Я нажимаю на кнопки и зову на помощь. Два ножевых ранения. Называю по буквам наш адрес и задаю дурацкий вопрос: нужно ли им разрешение на парковку. Мне отвечают, что нет.
Лора по-прежнему возле Бесс. Она вытягивает из ящика полотенца и затыкает ими рану в попытке остановить кровотечение.
– Едут. Как она?
– Не знаю я, господи, не знаю!.. Открой глаза, пожалуйста, открой глаза!
Лора отводит ей со лба прядь волос окровавленными пальцами. Бесс хрипло прерывисто дышит. Она смотрит на меня и пытается что-то сказать:
– Я ничего не…
– Молчи, молчи, пожалуйста, – прерывает ее Лора. – Все хорошо, сейчас приедет «Скорая».
Не знаю, что она чувствует по отношению к Бесс, но на меня она смотрит совершенно понятным взглядом: я тебя ненавижу.
– Кажется, кровь останавливается. Надо ее согреть! Давай сюда пальто.
Чтобы стянуть пальто, нужно положить нож.
Вытягиваю руки из рукавов и аккуратно укрываю Бесс. Не знаю, сколько крови она потеряла, вся одежда намокла. Пальто пропахло пылью. Подтыкаю края и мысленно прошу прощения за все. Ее губы белеют.
На дверь обрушивается несколько ударов. Мы с Лорой вздрагиваем, Бесс остается неподвижна. На пороге полиция и врачи. От моей руки на дверной ручке остается кровавый след. Полицейский автомобиль перегородил Уилберхэм-роуд, с обеих сторон от него – машины «Скорой помощи», мигалки беззвучно мерцают синим. Одна из них скорее послужит катафалком. Медики в зеленом спешат на кухню.
Лора наконец отлипает от Бесс и встает, потому что за дело принялись профессионалы. Руки у нее по локоть в крови.
– Она в коме, – говорит один из врачей.
Лора подносит руку ко рту и начинает всхлипывать.
Третий из врачей подходит к Лоре и, нахмурившись, осматривает ее опухшее лицо.
– Вы Кристофер Смит? – спрашивает полицейский. Коренастый малый с плечами игрока в регби похож на одного из тех задир, что доставали меня всю школу.
– Не надо наручников. Я сам с вами поеду.
Он смотрит вниз на лужу крови.
– Думаю, все-таки надо. Кристофер Смит, вы арестованы по подозрению в убийстве. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас…
Я его не слушаю, молча протягиваю запястья. Я смотрю на Лору, она стоит возле ступенек, у рта кровавый мазок, оставленный ее собственной рукой. Она обнимает живот, буравя меня взглядом:
– Когда?
– Что когда?
И тут до меня доходит, о чем она спрашивает. Те мои крики в дверь. Бесс пыталась предостеречь меня.
Она не говорила Лоре о том, что случилось на мысе Лизард. Я сам себя выдал.
– В Корнуолле. Накануне того дня, как ты приехала.
Лора закрывает глаза, будто не в силах больше видеть меня. Безвольно опускаю руки в наручниках. Обручальное кольцо все в крови. Лора поворачивается спиной. Сердце обрывается, но в глубине души наряду со страхом и болью потери я чувствую облегчение.
Четвертая фаза
Глава 62
ЛОРА
30 сентября 2015-го
Мы стоим плечом к плечу перед грязным зеркалом. Наши отражения, сталкиваясь взглядом, поспешно отводят глаза. Мы обе в черном. Так диктуют приличия; ни одну из нас не судят, но мы обе знаем, что в подобных делах всегда винят женщину.
Туалетные кабинки позади пусты, все двери открыты. В суде сказали бы, что тайна соблюдена. Следить за словами надо не только в комнате для дачи показаний.
Я кашляю. Звук отражается от стен, выложенных кафельной плиткой, и эхом улетает в коридор. Здесь множатся все звуки: стук казенных дверей, скрип тележек, заполненных тяжелыми папками. Высокие потолки ловят слова и, коверкая, сбрасывают вниз.
В здании суда все несоразмерно – огромные залы, открытые пространства. Так строят специально, чтобы человек ощущал себя маленьким и ничтожным по сравнению с всемогущей машиной правосудия и проникался значимостью каждого произнесенного под присягой слова.
Время и деньги тоже несоразмерны. Правосудие заглатывает золото. Свобода человека стоит десятки тысяч фунтов. На украшения Салли Балкомб, сидящей в зале, можно купить небольшую квартиру в Лондоне. Даже кожа, которой обтянуто судейское кресло, источает запах денег.
Но в туалете все равны. Здесь, например, не работает слив, нет мыла и не закрываются дверцы. Вдобавок ко всему подтекают бачки, отчего тихо говорить невозможно. Если бы мне вдруг захотелось что-то сказать, пришлось бы кричать.
Рассматриваю отражение с головы до ног. Покрой платья скрывает изгибы фигуры. Я собрала волосы – длинные, блестящие (первое, что привлекло во мне Кита; он сказал, что заметил бы их в полной темноте) – в низкий пучок. Мы обе смотримся… тихонями. Нас не узнать в тех девушках с фестиваля, которые разрисовывали тела золотой краской, чтобы петь и танцевать в лунной ночи. Обе ушли безвозвратно, каждая своим путем.
Снаружи хлопнула дверь, и мы вздрогнули. До меня вдруг доходит: она тоже на нервах. Отражение закрывает глаза и задает безмолвные вопросы – слишком значительные, слишком опасные, чтобы произнести их вслух.
Как мы дошли до такого?
Как мы здесь оказались?
Чем все это закончится?
Глава 63
ЛОРА
28 сентября 2015-го
Сегодня ночью будет кровавая луна – затмение наоборот. Земля пройдет между Луной и Солнцем. В три часа ночи свет, проходящий через атмосферу Земли, превратит наш спутник в ржаво-красный шар. В камере Кита в Белмарше нет окон. Он посмотрит лунное затмение только в том случае, если двенадцать присяжных решат, что он невиновен.
– Что-то мне не по себе.
Впервые Лин не пытается утешить меня какими-то банальностями, а просто отвечает:
– Мне тоже.
Сую запястья под кран с холодной водой. Мы стоим в женском туалете в Центральном уголовном суде, известном больше как Олд-Бейли. На профессиональном сленге его называют просто Бейли, а я уже чувствую себя опытным свидетелем.
Мы забрались высоко во всех смыслах: двенадцатый зал на верхнем этаже – восемьдесят девять ступеней. Здесь нет внутреннего двора, где толкутся зеваки и журналисты, тут не столкнешься по случайности с участником процесса. Места для публики – где я и сижу, потому что мое представление окончено, – отделены от зала, где проходит разбирательство. Неважно, кто ты и что для тебя значит весь процесс, – никто тебя не пригласит присесть поближе. Здесь все совсем не так, как в Труро. Гораздо строже. Нельзя даже принести бутылку с водой. У меня во рту пересохло, язык шершавый, как наждачка. Жадно глотаю воду прямо из-под крана.
– Лора, вода тут не очень…
Она права, на вкус – как железо. Сплевываю.
– Сколько уже присяжные заседают?
Лин смотрит на часы, как будто я не спрашивала то же самое тридцать секунд назад.
– Три часа.
– Сегодня, наверное, не успеют. Позвоню-ка я домой.
Легко сказать. В Бейли не разрешают проносить с собой телефоны. У них даже нет специального места, куда их можно сдать. Мне пришлось оставить трубку в кафе через дорогу. Теперь нужно спуститься, миновать охрану, перейти на противоположную сторону, а после звонка проделать все то же самое в обратном порядке.
– А если они объявят вердикт, пока тебя не будет? Так всегда: ждешь-ждешь автобус, только отлучишься в магазин воды купить, как он тут же проедет.
В общем-то, может, и стоит поискушать судьбу, но ради Кита надо остаться.
– Да, ты права.
К тому же мне не хочется пробираться через журналистов. Процесс освещается на первых полосах газет, в «Твиттере» постоянно постят обновления, по телевидению идут репортажи, а по радио дебаты. Мне предложили десять тысяч фунтов за то, чтобы поведать народу свою историю. У моего дома десять дней подряд дежурили репортеры.
Близнецам уже пять месяцев. Они ждут дома. У меня не оставалось выбора – пришлось вернуться на работу, когда им было всего десять недель. И да, мне это очень не нравится. Но что делать. Муж в Белмарше, вскоре придет счет от адвоката с шестизначной суммой, так что я устроилась на место с самой высокой зарплатой, которую мне предложили. Британский фонд выпускников американского университета собирал с богатеньких бывших студентов деньги на модернизацию и без того вполне приличного университетского городка. Не то чтобы работа мечты, зато платили прилично, да и место престижное. О моем назначении написали на профессиональном сайте. Впервые за всю карьеру меня снял фотограф. С распущенными волосами. Больше незачем и не от кого прятаться. Конечно, я ужасно устала за последние недели: на меня свалились и работа, и материнские хлопоты. Я взяла отпуск, потому что надо было присутствовать на суде: сначала давать показания, затем присутствовать на процессе.
Выходим на лестничную площадку. Там Мак, пропахший сигаретами. Он снова для профилактики начал ходить на собрания клуба анонимных алкоголиков. Адель рядом с сыном, вся в черном. Мы обмениваемся сдержанными улыбками. В здании два зала заседаний на каждом этаже, и за каждым залом следят хмурые охранники.
В Бейли все на разряд выше. Защиту ведут королевские адвокаты. Нашего зовут Дэнни Ханна. Ему под шестьдесят. Наверное, недавно заплатил за учебу детей в колледже. Парик у него поношенный, он уверен, что оправдательный приговор для Кита – дело решенное. Один из газетчиков выразил удивление, что дело вообще дошло до суда; Дэнни Ханна объяснил, что, если королевскому прокурору не удастся выступить с обвинением, поднимется куда больший шум.
То, что Кит убил Джейми Балкомба, совершенно ясно; нужно объяснить мотив.
Кит превосходно исполнил свою роль за свидетельской трибуной. Он, я и прочие свидетели рассказали, что он действовал исключительно в целях самообороны, а также ради защиты беременной жены. Конечно, пришлось снова копаться в прошлом, но во время свидания в тюрьме мы с ним договорились шепотом через стол, что не станем перетряхивать при всех наше грязное белье. Мы просто подробно поведали суду о сцене, разыгравшейся у нас на кухне. Некоторые вещи замолчать не удалось. Результаты экспертизы сыграли нам на руку, отпечатки Джейми на рукоятке ножа и моя окровавленная футболка рассказали о многом. Нож Джейми у нас на полу, который он захватил из дома, доказывал умысел с его стороны. Однако бумаги, собранные Бесс, обнаруженные на моем столе, чуть не загубили все дело. Прокурор счел, что это свидетельствует о преднамеренном убийстве, а не о самозащите. На моем перекрестном допросе они предположили, что я специально оставила эти бумаги там, чтобы с их помощью впоследствии оправдаться. Я стояла на своем. К тому же Антония подтвердила все то, о чем писала Бесс. Но суд присяжных – странная штука. Предсказать их решение невозможно.
– Все стороны по делу Смита в двенадцатый зал, – раздается из громкоговорителя.
Адель хватает меня за одну руку, Лин – за другую, Мак берет за руку ее, и мы стоим так, будто в общей молитве, пока охранник жестом не приглашает нас в зал.
Обстановка в Бейли гораздо величественней, чем в Труро. Места для публики расположены на балконе, отделанном мрамором и латунью, и возвышаются над местом действия на двадцать футов. Наша старая знакомая Элисон Ларч тоже здесь, она здорово изменилась – что-то сделала с лицом, похоже, увеличила губы и разгладила лоб ботоксом.
Балкомбы уже здесь. Может, так и просидели тут все время, пока совещались присяжные. Теперь они не в полном составе, только лорд Джим (с тех пор ему пожаловали титул) и леди Салли. Брат Джейми сначала присутствовал, но его выдворили за то, что обозвал Кита грязным убийцей вскоре после того, как последнему предъявили обвинение. Почему не пришла сестра Джейми, я не знаю. Салли Балкомб вся трясется и ходит с палочкой. Лорд Джим сперва садился на первые ряды, как и мы, но, по мере того как выяснялась вся правда о его сыне – о склонности к насилию и маниакальной одержимости, – отсаживался все дальше. Когда показания давала та самая стажерка, которую изнасиловал Джейми, его отец сидел на средних рядах; теперь он забился на последний, вне досягаемости для прессы, и, что во благо, Кит его тоже не видит. Даже оттуда я кожей чувствую, что Джим раздавлен. Он не сумел повлиять на выбор королевского прокурора, и никакие деньги не помогут засадить за решетку убийцу его сына. Несмотря ни на что, мне страшно жаль Джима и Салли. Их горе станет лишь тяжелее от того, что воспоминания о сыне омрачены знанием, каким он был на самом деле.
Мой муж внизу на скамье подсудимых. На нем мешковатый синий костюм – я купила его, не подумав, как он похудел в тюрьме. Он прикован наручниками к охраннику, второй охранник стоит возле двери. Было бы смешно, если бы я могла смеяться. Наклоняюсь над мраморной перегородкой, чтобы он меня видел. Скамья подсудимых в Бейли – это ряд из восьми откидных стульев. Скорее всего, присяжным не видны пустые стулья, но мне кажется, что они только подчеркивают его невиновность. Ведь он не заговорщик и не член какой-нибудь банды.
Пустые стулья напоминают о том, что и я могла оказаться с ним рядом.
Кит смотрит на меня. В его взгляде – тяжесть вины, которая не имеет ничего общего с убитым человеком.
– Встать, суд идет, – провозглашает служащий, и даже Салли Балкомб поднимается на ноги.
Судья – это лорд-судья, никак не меньше – призывает присяжных.
Входят двенадцать человек, исполненных чувством собственной важности. Смотрю на предводительницу. Лицо этой брюнетки оставалось непроницаемым все время; впрочем, таково оно и теперь.
– В деле короны против Смита, виновен ли обвиняемый?
По рукам ползут тревожные мурашки, и я скребу предплечье ногтями.
– Не виновен, – заявляет брюнетка.
Позади нас раздается сдавленный стон. Мак с облегчением роняет голову в руки и пропускает момент, когда Кит поднимает глаза. Напряженное выражение, которое появилось на лице с того самого момента, как его арестовали, исчезло.
– Ох, слава богу, – шепчет Лин. – Ты как, Лора?
– Даже не знаю, что ответить.
Сразу его не отпустят. Сперва подготовят документы, затем отправят их по факсу в Белмарш, а оттуда перешлют обратно. Все это займет с полчаса. Только тогда я увижу его, но на глазах у всех. Наверное, им стоило бы отвести специальную комнату для таких случаев. Тем более что в Бейли полно комнат – и гулких залов, и маленьких уютных закутков. Я обнаружила с дюжину пустых помещений, пока ждала, когда меня вызовут давать показания. Но нет. Когда уладят все формальности, Кит выйдет прямо на улицу. Это вдвойне неудобно еще и потому, что снаружи нас поджидают журналисты. Окончательное унижение.
Однако пока он не вышел, так что мы можем ускользнуть в кафе рядом со входом для публики через тоннель Варвик-Пэсседж. Я бросаюсь к телефону, как орлица. Дети в порядке: поели и спят. Чуть успокаиваюсь. Выпив кофе, мы вчетвером возвращаемся к Бейли. Вход с улицы совсем неприметный, но узнать его можно безошибочно по репортажам из новостей. Там постоянно крутятся журналисты. Мы прячемся от них в Варвик-Пэсседж, ждем, когда позвонит Дэнни Ханна. Тем временем считаю трещины на белой плитке, которой выложены стены.
Звонит телефон: Кит уже спускается. Через шестьдесят секунд мы встретимся. У меня внутри все переворачивается. Делаю шаг на улицу.
– Лора! Посмотрите сюда! Улыбнитесь, Лора!
Меня слепят фотовспышки. Застываю на месте. На противоположной стороне парочка китайских туристов останавливаются и принимаются фотографировать репортеров, которые снимают меня. Молнии вспышек вдруг уползают, как электрические угри. Я еще моргаю в оторопи, и первым к Киту кидается Мак. Он заключает брата в объятия. Никаких пацанских стуканий кулачками, никаких похлопываний по спине: Мак обнимает Кита, как ребенка. Ни того, ни другого ни капли не заботит, что подумают люди. Один из папарацци настороженно поглядывает на меня. Понятно, ждет, когда я кинусь обнимать мужа. Ему хорошо заплатят за этот снимок.
– Что же вы, Лора! – говорит он, и внимание вновь устремляется ко мне.
Кит отрывается от брата. Я шагаю ему навстречу и попадаю в его распахнутые руки. Отворачиваюсь от камер – нет уж, эту часть своей жизни на всеобщее обозрение я выставлять не буду. Обнимаю мужа впервые с того утра, как он вернулся с Фарерских островов. Мы сцепляемся друг с другом совсем как раньше; он такой же худой, как в тот день, когда мы встретились. Его пальцы скользят по моему лицу, он вытирает мокрую струйку со щеки и тянет за подбородок вверх и закрывает глаза. Наши губы встречаются. Мы слишком хорошо воспитаны и скромны, чтобы поцеловаться по-настоящему, однако что-то во мне откликается на его прикосновения, нечто вроде мышечной памяти. Понятно, так будет всегда.
Мы медленно отрываемся друг от друга: сперва губы, затем тела. И вот мы уже позируем на камеры, взявшись за руки.
– Улыбнитесь как следует, – просит один из репортеров. Мы повинуемся: широкие улыбки, глаза блестят.
– Хотите сделать заявление, Кит? – спрашивает в микрофон одна из журналисток.
Вперед выступает Дэнни Ханна:
– Я буду говорить за моего клиента.
– Что теперь? – спрашивает Адель. Она выглядит ужасно старой. Никогда раньше не замечала.
– Сваливаем отсюда. – Мак кивает на противоположную сторону тротуара, где Лин уже поймала черное такси.
Мы оставляем Дэнни Ханну на растерзание прессы и садимся в такси. За нами на велосипеде устремляется фотограф. Медленно отъезжаем от Олд-Бейли и сворачиваем налево на Ладгейт-Хилл, там наш водитель отрывается от хвоста, и мы подъезжаем к Холборну одни. Оборачиваюсь. Позади светятся желтые огни – такси здесь предостаточно. Стучу в окошко водителю.
– Остановите здесь, пожалуйста!
Лин в курсе, но Адель, Мак и Кит обмениваются недоумевающими взглядами.
– Лора, что случилось? – спрашивает Адель.
Сказать ей тяжелее всего.
– Простите, Адель, – говорю я, шагая на тротуар. – Не хотела унижать его перед камерами.
Пока она растерянно соображает, что бы это могло значить, поворачиваюсь к Киту. Я говорила ему, как намерена поступить, но он, похоже, до последнего надеялся, что я передумаю. Что ж, пусть надеется хоть до конца жизни.
– Мне нужно пару часов, чтобы привести мысли в порядок. Приходи к шести, как раз буду купать малышей.
Четкие инструкции. Он кивает.
Я захлопываю дверцу. Лин ловит нам новое такси. Когда мы садимся на заднее сиденье, я наконец даю волю слезам.
Глава 64
ЛОРА
30 сентября 2015-го
Кит рассказал мне все, когда мы сидели по обе стороны друг от друга за пластиковым столом в комнате для свиданий. Он ронял слезы, и неизменным рефреном звучало: «Все это я сделал ради тебя». Да-да, именно так: «Все это я сделал ради тебя. Один маленький промах, одна ошибка не в счет, не надо из-за временного помутнения уничтожать нашу любовь». Из всех возможных оправданий (Мак, смерть отца, сложности с работой) «я сделал это ради тебя» – самое обидное. Если он любил меня, если знал меня, как мог совершить такую жестокость, прикрываясь мной? Странная, извращенная любовь, во имя которой человек предпочел пятнадцать лет видеть, как я страдаю от панических атак, вместо того чтобы сделать мне больно всего лишь раз. Он был слишком слаб, чтобы жить без меня, и потому предпочел жить со мной, рассыпающейся на части. Он не только забрал наше будущее, он перечеркнул все прошлое.
К нему разрешали приходить два раза в неделю и сидеть с ним по полтора часа. Кит вел свое повествование с искусством викторианского романиста. С каждой новой главой сходил еще один слой моей кожи. В тот день, когда я заставила рассказать подробности – чайные пакетики, спальные мешки, – я вспомнила запах мыла, исходящий от него, когда мы встретились в Корнуолле. Он был в душе, смывал с себя Бесс. Кажется, в тот самый день он снял с меня последний слой до самого мяса. Вечером я рыдала так сильно, что извела целый рулон бумажных полотенец. Наверное, для рыданий такого рода надо придумать новое слово, в словаре современного языка ничего похожего нет. Может, в других языках есть определение для горького, отчаянного плача, когда тебя раздирают изнутри горе, гнев и боль предательства, но только не в нашем.
Не раз он говорил, что ему стоило самому заколоться тем ножом, и в худшие моменты я с ним соглашалась. «Ты даже не представляешь, через что мне пришлось пройти!» – воскликнул он как-то, стремясь вызвать сочувствие, и впервые его слова нашли во мне отклик. Потому что он ошибался – отлично представляю. Кому, как не мне, известно, чего стоит держать в себе постыдную тайну. Я столько лет считала, что моя ложь может все разрушить. Да, сходство определенно есть. И все же нельзя проводить параллель между, скажем, долиной в горах и кособоким кружком, начерченным палочкой в грязи.
Простила бы я Кита, узнав, что он переспал с другой женщиной? Задаю себе этот вопрос бесконечно. Теперь, повзрослев, я бы, скорее всего, простила подобное предательство, потому что знаю, что могут сделать с отношениями время и постоянное напряжение. Но в двадцать один я была импульсивной и несгибаемой. Наверное, он прав, нашему роману пришел бы конец. Так было бы гораздо лучше. Если бы тогда он разбил мне сердце, я бы пережила. Юные сердца, как и юные кости, срастаются быстро.
Я не смогу простить то, что затем последовало: намеренное очернение несчастной уязвимой девушки, которую к тому же изнасиловали. Кит манипулировал ею с помощью чувства вины, хотя она не сделала мне ничего плохого, она ведь не знала, что у него есть невеста. Бесс хотела всего лишь дружить и принимать дружбу, а он сделал ее сообщницей. Но хуже всего, что, прежде чем рассказать мне историю о битом стекле и пожаре, он дождался известия о том, что Бесс выживет. В первые две недели ее жизнь висела на волоске, а я приходила к нему дважды. Он признался только в том, что переспал с ней. Если бы Джейми Балкомб ударил ножом чуть сильнее, ложь Кита похоронили бы вместе с Бесс. Если от предательства мне было так больно, будто с меня содрали заживо кожу, то яд осознания, что он жалкий трус, проник до самого костного мозга.
Глава 65
ЛОРА
3 апреля 2015-го
Я купила немного винограда и только в лифте поняла, что мне всучили сорт с косточками. Вот так и покупай продукты в Грин-Лейнс!
Бесс лежала в больнице двумя этажами выше родильного отделения. Первые две недели, пока заживали мои легкие порезы и ушибы, врачи боролись за ее жизнь в реанимации, и к ней пускали только родственников. Позже я выяснила: на ограничении настояли именно ее родственники, им не хотелось, чтобы я или Антония напоминали Бесс о деле Балкомба. Но теперь она уже три дня лежала в обычной палате, и ограничения были сняты.
Я подошла к палате, и тут из нее шаркающей походкой вышла маленькая седая женщина. Я не сразу узнала мать Бесс – так она постарела, хотя я и видела ее всего один раз в Труро. Из цветущей женщины она превратилась в пожилую даму: лицо и фигура оплыли, волосы поседели, на поблекшем лице выделялись только воспаленные красные глаза. От стыда я юркнула за ширму на колесах, сжав пакет с такой силой, что он порвался и пара виноградин покатились по коридору. Однако миссис Тейлор была так погружена в свои мысли, что не обратила на них внимания. Наконец она прошла, я подобрала виноградины и прошмыгнула в палату к Бесс.
Она сидела в кровати, глядя на дверь. Могу поклясться, ждала меня.
– Привет. – Я поставила пакет с виноградом на тумбочку, к многим другим.
– Придется завести собственную винодельню, – сказала Бесс с застенчивой улыбкой, такой же, как и много лет назад, когда проверяла – все в порядке, можно пошутить?
– Классная рубашка, тебе идет.
Она рассмеялась, но тут же поморщилась и прижала руку к боку.
– Какая ты чудесная, Лора, – произнесла она с благоговением.
– Ага, рассказывай. Чувствую себя так, будто с меня кожу содрали.
Я села в кресло рядом с кроватью, взяла руку Бесс в свои – и растерялась. Что говорить?.. Надо было хоть чуть-чуть подготовиться.
– Даже не знаю, с чего начать. Кит все мне рассказал. По крайней мере, я так думаю. Потому что каждый раз выплывало что-то новое. К тому же я не в курсе, что тебе известно, а что нет.
– Про тебя я не знала! – торопливо выпалила она, словно эти слова дожидались пятнадцать лет, чтобы вырваться наружу. – Я чуть с ума не сошла, когда он сказал, что у него есть девушка. У меня сердце разбилось. Я бы ни за что не пошла с ним, если бы знала.
Она добавила уже не так сбивчиво:
– Тогда, в Лондоне, я приходила не из-за Кита. Он разонравился мне сразу же, когда я узнала о тебе. Но ты – совсем другое дело. Ты была нужна мне, Лора. Ты верила мне, боже мой, Лора, да ты мне жизнь спасла!
– Знаю, – ответила я. Рука Бесс расслабилась в моей, будто обмякла. Настало время для прямого разговора, хватит ходить вокруг да около. Не собираюсь выдавать всю правду порционно, как Кит.
– Он поджег квартиру и подстроил все так, чтобы я подумала на тебя. Прости.
Ее глаза округлились.
– Кит поджег собственную квартиру? Когда ты была внутри? Кит?
Вопрос понятен. Она подразумевала, что уж от кого, от кого, а от него подобного не ожидаешь. Да, я тоже не ждала.
– Зачем?
– Потому что… – Я почувствовала, как к глазам подступают слезы, но усилием загнала их обратно. Не потому, что хотела скрыть горе от Бесс, просто нужно было сразу все рассказать ей, пока я еще в состоянии. Она того заслуживала. – Он прекрасно знал, что я ни за что не отвернусь от тебя, и подкинул веский повод. Он ведь слышал историю о том, как ты порезала шины своей подружке, и та фотография натолкнула его на идею. Ты иногда бываешь…
Я защелкала пальцами, пытаясь подобрать слово, и тут мне пришло в голову, что и это он мог подстроить. Бесс внимательно следила за моим лицом и запротестовала:
– Нет-нет, это я сама придумала.
Я помедлила, успокаиваясь. Что ж, в юности все мы порой ведем себя глупо.
В коридоре загрохотала тележка, в палату заполз отвратительный запах больничной пищи. Я вытянула виноградину из пакета и надкусила. Во рту остался терпкий привкус сока.
– Почему ты мне не рассказала?
Вопрос прозвучал как обвинение. В какой-то мере я действительно не могла понять.
– Я собиралась, – ответила она, немного покраснев. – Я потому и пошла за вами тогда, во время затмения. Хотела сказать, с каким уродом ты встречаешься.
– А почему не сказала? Из-за того, что Джейми напал?
– Нет, когда он набросился на меня, я уже уходила. Из-за тебя не сказала…
На моем лице отразилось недоумение. Бесс покачала головой и тихо, почти шепотом пояснила:
– Я наблюдала за вами, пока вы смотрели затмение. Я видела вас вместе…
Эти слова перенесли меня в прошлое. Мы с Китом опять сидели на крыше грузовика и смотрели, как с горизонта на небо наползает фиолетовая мгла. Мы были одни в целом мире.
– Он рассказывал накануне, что для него значат затмения, и все равно он не мог оторвать от тебя глаз, чтобы посмотреть на небо. На меня никто никогда так не смотрел. До сих пор.
Бесс теребила уголок пододеяльника.
– Он говорил правду. То, что случилось между нами, было минутным помутнением, со всеми бывает. Но то, что у вас, Лора… это было по-настоящему. Такие вещи понимаешь с первого взгляда. Прости, я не могла все разрушить…
У меня по щекам бежали горячие слезы. У нас все было по-настоящему. Я понимаю, почему Кит пошел на все это, чтобы сохранить отношения. Я разрыдалась. Бесс дала мне бумажный платок с тумбочки, второй вытащила для себя.
– Если бы не суд, все бы уже давным-давно позабылось. Я бы пережила всю эту историю с Китом и оставила вас в покое. И ничего бы не случилось…
Я помедлила, размышляя. Да, тогда я бы не столкнулась с темной стороной личности Кита. Конечно, со временем позолота стерлась бы, но до сердцевины так или иначе не дошло бы. И мои дети росли бы с обоими родителями.
А может, если бы интрижка с Бесс сошла ему с рук, он распробовал бы вкус тайной жизни и всю жизнь провел бы, прыгая по чужим постелям. Как знать…
– Если бы мы не поехали в Корнуолл, Джейми был бы жив…
– Что ж, значит, не зря съездили, – ухмыльнулась Бесс.