Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Сергей Чехин

Метро 2033

Спящий Страж

Серия «Вселенная Метро 2033» основана в 2009 году



Автор идеи – Дмитрий Глуховский

Главный редактор проекта – Вячеслав Бакулин



© Д. А. Глуховский, 2018

© С. Н. Чехин, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

* * *



Природа комфорта

Объяснительная записка Анастасии Калябиной

Рабочее название романа Сергея Чехина было «Зона комфорта». Сейчас так называется только десятая глава – знаковая глава для этого романа, а сама книга переименована.

Поясню. Среди ядерных пустошей и тоннельного мрака, среди мутантов, аномалий и просто нехороших людей найти место, где ты будешь чувствовать себя по-настоящему комфортно почти невозможно. Сергей попытался. Получилась илюзорная зона, где, Крохе, главной героине романа, должно было быть комфортно. Она находилась под боком у любящего отца – у нее была крыша над головой, вода еда – в общем, все, что необходимо человеку для нормальной жизни. Но есть нюанс. Птичке в клетке живется очень тяжело. Вот и девочка не совсем счастлива и затевает побег. А почему?

Тут нужно понимать, что из себя представляет зона комфорта. Ее увидеть или потрогать не получится – зона комфорта это наши внутренние тараканы, это душевное состояние, при котором мы ощущаем себя «в своей тарелке». Эта зона складывается из огромного количества факторов – от того же места и времени до окружения, привычек и обстановки. Подумайте, вы сейчас в зоне комфорта? Не хочется сбежать? Еда нравится? С близкими все хорошо? Здоровье не шалит? А люди вокруг не раздражают? Работа? Учеба? Если на все вопросы вы ответили «да», то могу вас поздравить – вы в зоне комфорта. Советую в ближайшее время не планировать никаких перемен в жизни. Хотя не все психологи считают, что зона комфорта полезна для человека, но это тема для другой объяснительной.

Я все чаще прихожу к выводу, что зону комфорта нелегко отыскать даже в нашем продвинутом современном обществе – все больше людей страдает, находясь в тепличных условиях. В прекрасной Норвегии, где уровень жизни достаточно высокий, высокий и процент самоубийств. Богатейшие люди мира сего, как правило, несчастны – за примерами далеко ходить не надо. А вот рай находится в шалаше. Или в случае с нашей героиней за пределами ее «зоны комфорта».

Только что же там будет?

А там – настоящий ад. Читайте сами, я пересказывать не буду. Но скажу сразу, зона комфорта находится не вокруг, она внутри. И когда тебя окружают верные друзья, люди, которых ты любишь, зона комфорта сама находится и селится в твоем сердце. Только так и никак иначе.

Пролог

Что мы знаем об ушедшем мире? Немногое. Несмотря на спутники и прочие умные штуки, на нем было достаточно белых пятен. Как на моем верстаке, когда я однажды чихнул молоком. Что мы знаем о новом мире? Почти ничего. И дело не в том, что у нас мало умных штук, а сталкеры рисуют карты от руки. Просто он постоянно меняется. Аномалии исчезают и появляются, чудовища приходят и уходят или превращаются в еще более жутких тварей. Новый мир – словно кипящий суп: никогда не знаешь, что всплывет, а что утонет. Неизменно лишь одно – люди. Как были… так и остались. Егор Ежов, «Ежовые заметки»
Сентябрь 2033-го, Самара, бункер Сталина



Прошел месяц после падения Рубежа и заключения хрупкого, но все же мира. В туннелях воцарилась долгожданная тишина, на баррикадах перестала литься кровь. Люди дышали каждой спокойной минуткой и снова думали о будущем. Станции и переходы, палатки и вагоны, посты и кабаки озарил тусклый, едва ощутимый лучик надежды. Надежды на то, что завтра в кои-то веки будет лучше, чем вчера.

Но уничтожение барьера принесло новые угрозы. Долгие годы жизнь за ним текла своим чередом. Все, что прежде сдерживала незримая преграда, устремилось в руины Самары. Неведомые мутанты и неизученные аномалии могли обернуться такими проблемами, что война с Безымянкой показалась бы детской возней.

Больше всего руководство Города беспокоил светящийся пузырь на южной окраине. Окутанная туманом полусфера высотой с пятиэтажку и шириной с футбольное поле. Твари боялись ее, как струи огнемета, а смельчаков, отважившихся проникнуть внутрь, ждала незавидная участь. Никто из бродяг, окунувшихся в сияние цвета молодой луны, так и не вернулся.

– Его называют Белой дырой, – на стол шлепнулась пыльная папка. – Мои люди нарыли кое-какую инфу. В основном – слухи и байки.

В тесной комнатушке с бетонными стенами стоял круглый столик и три кожаных кресла. На столике искрился хрустальный графин с водкой советского разлива, какую пивали высшие партийные чиновники неспокойных послевоенных лет. Настоящее сокровище среди грибной браги и тошнотворного самогона.

Лампа с зеленым абажуром бросала неяркий свет на красный дисковый телефон. Говорили, он помнит прикосновения железной руки самого вождя, но это, скорее всего, очередная небылица.

Вот и все спартанское убранство зала заседаний негласного триумвирата – тройки самых влиятельных горожан, переходного правительства, тайно и без особого сопротивления взявшего власть после перемирия. С одной стороны, узурпаторы в самом деле тряслись за процветание станций. С другой, преследовали собственные корыстные цели, во всем опираясь на древнюю мудрость: богат народ – богат и король. Савва, отлеживающийся после недавних событий, лишь играл роль безвольной говорящей головы и озвучивал принятые сообща решения.

Собравшиеся встречались исключительно в тихих недрах бункера. Только самые близкие к телу (вернее – к телам) знали их имена. Но никогда не называли вслух, обходясь кличками. Док – лучший врач во всем Городе. Майор – командир дозорных, добытчиков и всех тех, кто носит оружие не для понта, а для дела. Без его ведома под землей не грянет ни один выстрел, да и до поверхности мохнатые лапки при желании дотянутся. И Форбс – ушлый делец и серый кардинал, подмявший все, что приносит доход. Наука, Армия и Казна – три главные составляющие любого успешного государства.

– Белая дыра… – врач перевернул страницу. – Могильник. Самарский треугольник. Погост. Любопытно…

Пухлые пальцы с золотыми перстнями утащили папку во мрак. Тучный силуэт заерзал и пробубнил:

– Это что, сборник фантастики? Космический корабль, силовое поле, технологии пришельцев.

– Бредни Культа Космоса, – проворчал лысый крепыш. – Ничего серьезного. Внесено, так сказать, для протоколу.

Бумаги скользнули по лакированной столешнице и врезались в телефон. Тот жалобно звякнул.

– Да пусть там хоть звездные врата стоят. Сталкеры – основа экономики. Мои золотые антилопы. Я не хочу, чтобы они пропадали в этой… дыре. И без того мрут как мухи.

– Другое беспокоит, – Майор вздохнул и побарабанил по трубке. – Как бы дрянь оттуда не полезла. Мало ли, что под тем Куполом. Вдруг яйцо Годзиллы? Как вылупится – сам себя хорони.

– Ты не из тех кукукнутых, часом? – усмехнулся Форбс. – Годзиллы какие-то… Еще скажи, эльфийки голые бегают. С вот такенными ушами.

– Очевидно, Могильник – крайне опасная аномалия, – заступился за товарища Док. – И неизученная, а оттого опасная вдвойне. Предлагаю отправить отряд. Пусть проверят и узнают наверняка, эльфийки там или все же годзиллы.

– С меня машина и взвод бывалых бойцов.

Врач тряхнул головой.

– Нет-нет. Взвод ни к чему. Сейчас мир, да и мутанты особо не буянят. Небольшого отряда вполне хватит.

– Лады. Подряжу самых лучших.

– Секундочку! – толстосум поднял мизинец. – С ними поедет и мой человек. Узнает, есть ли чем поживиться.

В пятно света легла длинная холеная кисть. Сверху упала волосатая, со сбитыми костяшками. Их накрыла пухлая, в перстнях. Триумвират принял решение.

Часть I

Мир людей



Глава 1

Точка невозврата

Ежи тоже люди. Егор Ежов, «Ежовые заметки»
«Носорог» пер во весь опор, расталкивая отвалом гнилые остовы автомобилей. Превратить мусоровоз в гантрак – задача не из легких, но Город недаром считается самой сильной и развитой общиной. Сталкеры притащили все необходимое, а инженеры, вооружившись сваркой, точно художники – кистями, «разрисовали» невзрачный «газик» в бронированного короля бездорожья. Со щитами на кабине и колесах, бойницами вдоль черно-серых бортов и башенкой с пулеметом ДШК над горловиной бака. Емкость, куда двадцать лет назад подвыпивший Вася беззаботно сваливал зловонные отходы, нынче стала укрепленной огневой точкой.

Грузовик пересек старый мост и покатил на юг – прямиком к Погосту. Издали купол напоминал дымчатого осьминога, подсвеченного изнутри гигантской лампой. Щупальца из белого марева облепили выпуклость, словно мышцы – глазное яблоко. И жирными клубящимися змеями ниспадали на развалины богом забытой деревеньки.

Об этом месте ходили байки одна другой страшнее. Разношерстной бригаде приказали выяснить, сколько в них правды, и каких пакостей ждать от внезапного соседа. Док прислал пару пожилых ученых с блоком датчиков на лебедке. В зеркальном шаре с антеннами теснились дозиметры, термометры и прочие анализаторы.

Ценный груз и не менее ценные кадры сопровождали опытные сталкеры – ветераны своего дела. Влад Бронин по кличке Спас – в прошлом сотрудник МЧС, а нынче второй по известности добытчик в Городе. Его постоянный напарник – Алексей Волков, аккурат к концу света дослужившийся до капитана ГРУ. А эти ребята, как известно, бывшими не бывают. Третий сидел в углу подальше от всех и кутался в длинный кожаный плащ.

Соратники делали вид, что знать его не знают. Светила науки тайком поглядывали с чисто профессиональным любопытством, но заговорить не решались. И только молодой патлатый прощелыга по прозвищу Нюхач – тот самый соглядатай подземного олигарха – осмеливался подначивать молчаливого бродягу.

Развалился на скамье напротив, раскинул ноги и с вызовом уставился на незнакомца. Сперва попытался поиграть в гляделки, но зеркальное напыление шлема скрывало лицо. Затем наехал в открытую. Юнец слишком долго шпионил на Безымянке и не знал, о ком судачат горожане, причем исключительно шепотом. Знал бы – повел себя иначе.

– Занятные пушки, – Нюхач с презрением осмотрел висящие на бедрах стволы и усмехнулся. – Такими – только крыс гонять. А представь, если против тебя парняга вот с этим красавцем. – И нежно погладил «калашников» сотой серии с оптическим прицелом. – Что делать будешь?

Сталкер спрятал ладони под мышками и притворился спящим.

– Эй! – патлач пнул его по сапогу. – Отвечай, когда спрашиваю!

– Не лезь к нему, – донеслось из кабины. – Форбсу не понравится.

– С чего вдруг? – шестерка тряхнул грязными космами, за годы без воды и мыла свалявшимися в модные когда-то дреды. – Это же просто сраный бродяга. Знаешь, как шеф вас называет? Голуби. Только и умеете в помойках рыться и улетать при шухере.

– Ты не понял, – спокойно ответил Волк, переключая передачу. – Форбсу не понравится, если его человек вернется без башки.

– Да пошел ты! – проныра оттопырил средний палец. – Старпер.

– Кажется, я знаю, – раскатисто громыхнул Спас, – кто в нашем отряде погибнет первым.

Бак задрожал от дружного хохота. Даже тихие, как мыши, умники подключились.

– Это – Егор Ежов, – отсмеявшись, сказал водитель. – Лучше не зли его.

Пристыженный щегол уткнулся в кормовую бойницу. И тут же замахал руками, словно те окутало пламя.

– Народ! За нами хвост! Это дикие – отвечаю. Видел такой тарантас в их гараже.

Алексей выругался. «Носорога» выпускали из стойла лишь по очень большим праздникам, и старик совсем отвык смотреть в зеркала. А на кой, ведь сгнившие корыта не обгонят и не врежутся в зад. Если бы не случайность, он бы не сразу заметил стремительно нагоняющий «хантер».

Враги потрудились на славу. Воскрешенное инженерным гением древнее чудище ловко лавировало меж ржавеющих сородичей. «Уазик» не мог похвастать тяжелой броней и оружием, зато несся быстрее ветра.

– Шугани их! – крикнул разведчик, выворачивая руль. – Пока в слепую не вошли!

Башенка крепилась слишком высоко и близко к кабине. И потому почти не годилась для стрельбы против курса. Стоит преследователям подойти на три корпуса к корме, и все – мертвая зона. Панцирь у них хоть и тонкий, но из автоматов пробивать замучаешься. А патроны еще, ой, как понадобятся, да и вообще – не с неба падают. Без пулемета не обойтись.

Спас вытянулся во весь немалый рост и поддел широкими плечами поворотные рычаги. Обычно механизм шел туго, со скрежетом, но великан вертел башню так, будто в ней стоял электрический привод.

Бум-бум-бум-бум!

Кузов заходил ходуном. Ученые, как по команде, упали на колени и обняли шар. Приборчики они явно ценили выше собственных жизней.

Тяжелые пули, которые давным-давно останавливали танки и сбивали самолеты, рассекли мокрый асфальт. Помятую «тойоту» украсили дыры размером с яблоко, стоявшую рядом «Оку» и вовсе завалило набок. Но юркий «охотник» успел подобраться на безопасное расстояние.

– Поднажми! – гаркнул стрелок.

– Куда?! – Волк в сердцах стукнул по клаксону. – Это мусорка, а не «феррари»!

В крыше «хантера» открылся люк. Едва увидев, что оттуда высунулось, сталкеры быстрее ветра упорхнули с кормы. Дикий с намалеванным на респираторе черепом взвалил на плечо РПГ-29 – знаменитую шайтан-трубу, грозу всего гусеничного и низколетящего.

Противник резко дал по тормозам, чтобы своих не посекло осколками. Реактивная струя раскалила воздух, снаряд верхом на огненном столбе с пронзительным свистом устремился к цели. Водитель в последний миг успел развернуться, подставив под удар угол между бортом и задним люком – самое прочное место кузова.

Маневр спас гантрак от пробития, а экипаж – от лютой смерти в пожаре взрыва. Но машина потеряла устойчивость в заносе, и ударная волна играючи развернула ее поперек дороги. «Газик» качнулся на левых колесах и с оглушительным лязгом выровнялся. На все ушло меньше секунды, хотя отряду показалось – целая вечность. Гидравлика не выдержала, и выпуклая плита для прессовки мусора отвалилась, оставив внутренности бака без защиты с тыла.

– Гони! Гони! – Спас просунул дуло «Сайги» в бойницу и вдавил крючок.

Соседнюю бойницу занял Нюхач со своим хваленым автоматом. Стрекот и гулкий лай эхом пронеслись над покинутыми деревнями и утонули в посадках вдоль полей. «Маслины» и дробь летели, куда попало, но дикари не испугались шквального огня и отплатили той же монетой. Внедорожник ощетинился стволами. Затарахтели АКСУ, ухнули обрезы, пискляво чихнул СКС. Свинцовый град забарабанил по обшивке, высекая фонтаны ослепительных искр.

Колеса сердито зашипели, обдав обидчиков грязью и гравием. Грузовик, трясясь и подпрыгивая, взял с места в карьер.

– Ложись! – Влад первым распластался за чудом уцелевшим куском стали.

И тут мимо бойцов вальяжно, как по пляжу, прошел Егор. Встал одной ногой на обломок кормовой плиты и вытащил из кармана горсть разноцветных патронов. Несмотря на бешеные скачки, он выглядел совершенно неподвижным.

– Падай, дурак! – прошипел волосатый. – Завалят!

Сталкер откинул полы, обнажив изящные туристические топорики – вылитые томагавки с пластиковыми рукоятками. Чуть ниже нетерпеливо подрагивали четырехствольные обрезы. Снял правый и зарядил верхние стволы ярко-оранжевыми патронами, а в нижние вогнал ядовито-зеленые.

«Уазик» приближался, несмотря на ожесточенную пальбу. Горожане били по колесам, но шины-баллоны не сдувались, даже будучи измочаленными в труху. Люк приоткрылся, из него, подобно перископу, поднялась труба гранатомета.

– Твою мать, твою мать, твою мать! – скороговоркой выпалил юнец и вжал голову в пол.

– Тормози.

– Сдурел, что ли?!

– Да. Тормози.

– Черт с тобой!

Резина взвизгнула, расчертив асфальт черными полосами. Водила диких оказался тем еще шумахером и вовремя сбросил скорость, но машины едва не столкнулись. До смачного стального поцелуя оставалось метра два, не больше.

– Ты спросил, что я буду делать, – маска исказила голос, сделала жужжащим, металлическим. – Смотри.

Могучая фигура в пудовой снаряге с прытью кузнечика сиганула на капот. Зад «охотника» подпрыгнул, потерял зацеп с дорогой. Враг резво вильнул, норовя скинуть незваного пассажира, но тот стоял ровно, как на земле. Гранатометчик в спешке втянул трубу и попытался закрыть створку, но сталкер подцепил ее топориком и рванул на себя. И разом высадил в щель два патрона. Салон за мгновение до краев наполнился зеленым дымом. Не успел патлатый подумать, на кой травить мужиков в противогазах, как Егор спустил вторую скобу.

Дула изрыгнули белое пламя, и неведомый газ вспыхнул, как сено. Из всех щелей и бойниц с ревом вырвались рыжие протуберанцы. Объятый огнем дикарь потерял управление, резко взял в сторону и врезался в перевернутую «бээмвешку». Ежова швырнуло на обочину, как из катапульты. Сжавшись в комок, он несколько раз перекувырнулся и, как ни в чем не бывало, встал. Рванула граната, за ней – бензобак. В зеркальном забрале заискрился салют из горящих обломков и кусков тел.

Налюбовавшись буйством сполохов, Егор подошел к броневику. Ученый и Спас бережно выносили из кузова шар. Второй умник возился с пробитой лебедкой. В суматохе погони сталкер не сразу понял, что Купол – совсем рядом, и цель достигнута.

Влад уловил спиной цепкий взгляд и обернулся. Они с Егором медленно кивнули друг другу, после чего фигура в плаще беззвучно растворилась в черном дыму.

– Какого хрена на нас напали?! – возмутился Нюхач. – Мир же!

– Мир, сынок, на бумаге. А на деле… сам видишь.

– Я тебе не сынок! Но раз начали тереть за детей, то как там дочурка поживает? Еще не замужем? А то я бы посватался.

Спас выпрямился и расправил плечи. Рядом с ним наглец выглядел голодающим подростком.

– Шутка! – патлатый вовремя дал заднюю. – Забудь.

– Приборам кранты, – исследователь с досады хлопнул крышкой сферы. – Все побились.

– Лебедка тоже сдохла, – отозвался коллега. – На месте не починим.

– Выходит, зря ехали, – вздохнул бродяга.

– Не зря.

Из кабины выбрался Волк. На жилете правее сердца расползалось темное пятно, сплошь усеянное мелкими пузырьками. Старик привалился спиной к борту и зажмурился.

– Аптечку! – взревел Влад. – Быстрее!

– Не суетись, – друг поднял окровавленную ладонь. – Легкое пробито. Нахватался заразы. До дома… не дотяну.

– Лёх…

– Тише. Помоги дойти, – Волк отрывисто кивнул на аномалию. – Если не вернусь – вы знаете, что делать.

Последние шаги до цели Спас тащил напарника на себе. Капитан заходился в кашле, слабея с каждым выдохом, и едва волочил ноги навстречу сияющему куполу. У его подножия сталкеры казались тростинками возле горы, за которой садится солнце.

Здесь царила звенящая тишина. Ни зверь, ни птица не смели тревожить исполина. Только у людей хватало глупости по собственной воле нырять в тихий омут. Но коль надежды нет, то почему бы не рискнуть? И хотя бы перед смертью узнать правду о самой страшной загадке Самары. Пусть поведать о ней никому не получится, но и сгинуть уже не так досадно.

– Уверен? – хмуро спросил Спас.

– Как никогда прежде, – товарищ приподнял маску и смахнул кровь с губ. – Лучше так, чем в канаве или в чьем-нибудь желудке.

– И не страшно тебе…

– Страшно. Но боюсь не сдохнуть… А струсить и не узнать, что там, за белой стеной, – напарник поднял ладонь и широко растопырил пальцы, глядя сквозь них на увитую туманом погибель. – Пусть прозвучит напыщенно и глупо, но я жил как сталкер и умру как сталкер. Кому, как не мне, лезть к черту в пасть? Ну, удачи.

– И тебе, брат.

Друг перекрестился и смело направился к полусфере. Шаг за шагом силуэт становился все тоньше, пока не исчез в сияющем мареве.

* * *

– Суки! Грохнули одного из лучших бойцов! – ревел Майор, нарезая круги у стола. – Сломали оборудование. Похерили «Носорога». Это перемирие? Это перемирие, я спрашиваю?!

– Бугор сказал, это не его люди, – раздраженно ответил Форбс. – Какие-то отщепенцы или сектанты. На Безымянке таких пруд пруди.

– Конечно! И у каждого ушлепка по гранатомету и броневику! Предлагаю прокатиться в гости и угостить их той же малиной. Кто за?

Толстяк откинулся на спинку и сцепил пальцы на безразмерном животе. Док покачал головой.

– Да, мы потеряли Волка. Отличный был добытчик. Исполнительный. Профессионал. Но если развяжем войну – сгинем все.

– Правильно, – делец постучал по виску. – Деньги любят тишину.

Военный сплюнул и махнул рукой.

– А что до этого вашего Купола – то и хрен с ним. Стоит себе – и пусть стоит. Экспедиций больше отправлять не будем – накладно. Но своим туда строго-настрого запретим соваться. Чтоб и на километр, – Форбс сделал ударение на «о», – не подходили.

Пухлая кисть легла под лампу. Следом немедля упала длинная и холеная. Майор долго сомневался, но, в конце концов, дал добро.

Триумвират принял решение.

* * *

Декабрь 2033-го, Самара



Его путь лежал через руины. Новички наивно полагают, что они безмолвны. Гнетущую тишину разбавляют лишь редкие завывания тварей, эхо выстрелов и далекие вопли бедолаг. Брехня.

Подточенные годами и непогодой дома продолжают рассыпаться – медленно, но верно. Где-то падают небольшие куски, где-то оседают целые стены. Порой кажется, будто в паре кварталов великаны играют в бабки. Стук, шуршание и грохот не смолкают ни днем, ни ночью, о тишине можно только мечтать. Услышите, что Самара – город костей, знайте – скелеты под ногами тут ни при чем.

С высоты зимний город похож на ошметки грязного пенопласта, расстрелянного в упор крупной дробью. Внизу же больше напоминает каменоломню. Взрывная волна слизала крыши, тепловая дотла выжгла бетонные коробки на два-три этажа вглубь. Обломки засыпали улицы, похоронив под собой железные гробы – автомобили.

Шагая по завалам, Спас старался не забывать, что топчет останки тех, кого не так давно знал. С кем учился, работал, пил кофе, дружил, ссорился, мельком виделся по пути на службу. Эти воспоминания – бесполезный балласт, но они удерживали в душе старого бродяги остатки умершего мира, а вместе с ними – и крохи человечности. Те же, кто отторгал их, забывал прошлое и погружался в хаос настоящего, быстро кончали как дикари с Безымянки. Или хуже.

Один умник сказал: любить поверхность можно только из-под земли. Золотые слова. Лишь последний балбес найдет в черно-сером рябящем мусоре красоту и притягательность. Спас как раз из таких, но его толкнула наружу нужда, а не ветер в голове или шило пониже. Он рискует, чтобы его ребенок жил в достатке и каком-никаком уюте. И видит этот ужас каждый день, чтобы ей не пришлось столкнуться с ним. Никогда.

Разглядывая диковинные следы на снегу, мужчина думал о дочери. Восемнадцать стукнуло, а детство все не выветривается. Сталкером стать мечтает, наружу просится… Дуреха. Видела бы, что там творится. Но не увидит. Спас скорее умрет, чем это допустит.

– Папа?

Добытчик вздрогнул и оглянулся. Казалось, пустоглазые дома вот-вот схлопнутся и раздавят чужака, посмевшего вторгнуться в их вотчину, разорвут на части гнутой арматурой.

– Ты уже вернулся?

Звонкий родной голосок звучал отовсюду. Галлюцинация? Здесь возможно всякое. Спас облизнул губы и выдохнул:

– Где ты? Покажись!

– Привет, пап!

Позади хрустнуло. Мужчина резко обернулся и вскинул «Сайгу». У арки стояла Арина – его девочка, его солнышко, его последняя причина жить. Красавица с пушистыми волосами цвета свежего имбиря, густыми бровями и вздернутым носиком. В серых джинсах, толстовке и вязаной шапочке – самых модных во всей подземке, каких ни у кого еще нет. Да, пришлось топать аж в торговый центр на окраине, под крышей которого свили гнезда нетопыри. Вернулся чудом, но чем не рискнешь ради подарка дочери.

– Кроха? – изумленно пролепетал сталкер.

Кроха – ее прозвище. В мать пошла: метр шестьдесят и худенькая, как тростинка.

– Папа, ты уже вернулся? – тем же тоном спросила она. – Что нового? Как сходил?

Спас тряхнул головой и часто заморгал. Во рту пересохло, сердце билось все медленнее – как перед сном. Арина осторожно шагала к нему, держа руки в карманах и не сводя с него пристального взгляда. Бродяга улыбнулся и опустил оружие. Глаза тоже мамины: зеленые, кошачьи. Однажды взглянув в них, он без памяти влюбился в невзрачную невысокую женщину, пропахшую бумагой и типографской краской.

Какая ирония – выжить после ядерной катастрофы и умереть в родах. Тревожные воспоминания вмиг рассеялись, на душе стало тепло и спокойно, будто он оказался дома. Не в конуре на станции, где и собаке тесно, а в квартире с прекрасным видом на пшеничное поле и березовый лесок в те неуловимо далекие, почти призрачные времена, когда одни лишь безумцы и кликуши грезили о скорой войне.

– Рада тебя видеть.

– Стреляй… – донеслось из арки. Или то просто ветер шумел в обломках? Но вот хрип повторился, разбив сладкоголосое баюкающее воркование: – Стреляй!..

Сталкер вдавил крючок. Грохот эхом прокатился по улице, звякнула по бетону гильза, зашипела в снегу. Морок рассеялся, и красавица превратилась в чудовище. Оно напоминало труп, пару недель пролежавший в сыром подвале. Крупная голова выглядела, как наполовину очищенный грецкий орех. Внизу – почерневший выщербленный череп, вверху – полупрозрачное желтоватое желе, пронизанное толстыми черными венами. Глаз и носа нет, кривые желтые клыки торчат крест-накрест. Говорят, у природы больная фантазия, но по сравнению с радиацией она просто эталон вменяемости.

Тварь взревела, брызнув гноем, и пошла на Спаса, как борец перед броском: широко расставив руки и чуть пригнувшись. На этом сходство с борцом не заканчивалось – такая туша и быка бы завалила. Гнилые жгуты мышц то и дело сокращались, цедя зеленоватую жижу.

Сталкер выстрелил от бедра. Плоть с чавканьем задрожала, но мутант уверенно шел вперед, дробя пятками бетонное крошево. Спас вскинул карабин, прицелился и пальнул в жуткую башку. Студенистая жижа колыхнулась, пара вен лопнула, но чудище и плечом не повело.

– Ух, прорва…

Пятясь и стараясь не споткнуться, сталкер в упор высадил остаток магазина. «Борец» пошатнулся и упал на колено, обхватив лапами живот. Добытчик мог бы уйти, тварь бы ни в жизнь его не догнала. Но старика разобрало любопытство – сколько еще дроби она выдержит? Да и патронов прилично угробил. Получается, зря.

Сунув пустой рожок в разгрузку, он потянулся за новым, и тут слева прилетела богатырская оплеуха. Немаленький такой дядя шлепнулся на задницу, как младенец, и ошалело затряс головой. Раненое чудовище исчезло, оставив позади себя дыры в стене. А настоящее – без единой царапины – уже падало на добычу, раззявив пасть.

Влад только и успел заслониться верным карабином. Клыки впились в цевье и сжали так, что оружие согнулось под тупым углом. Мужчина судорожно сглотнул, во всей красе представив, на что способны челюсти урода. После чего из последних сил вцепился в ствол – последнюю преграду между горлом и слюнявыми зубами. Мутант напряг бычью шею, дернул раз, другой, и смятая, как фольга, «Сайга» шлепнулась на плиту. В отчаянии сталкер вцепился в острый кадык твари, но с тем же успехом он мог пытаться задушить рельсу или фонарный столб.

«Борец» лениво наклонился и цапнул человека за плечо. Тот взревел, задергался и принялся лупить гада ногами, куда ни попадя, но мутант самозабвенно сосал кровь и не обращал внимания на жалкие попытки жертвы спастись. Сознание Влада помутилось, ступни заледенели. Могучая грудь мутанта медленно вздымалась и опадала, словно кузнечные меха, и Спас буквально слышал, как из него с веселым журчанием вытекает жизнь.

– Пап, ты в порядке? Бледный какой-то…

Мужчина моргнул и увидел Арину. Девушка сидела подле него и гладила по щекам. От нежных касаний душа успокоилась, скованные мышцы расслабились. Он словно оказался на мягкой постели под толстым одеялом. Рядом дочурка, в углу пышет жаром печка, впереди – заслуженный отдых после долгого и опасного похода.

– Все хорошо. Не переживай, – успокаивал морок. – Спи. Завтра рано вставать. Возьмешь с собой?

Спас нахмурился и заскрипел зубами, аж эмаль посыпалась.

– Я же говорил, что!..

Внезапно накатившая ярость прояснила разум. Чудище знатно просчиталось, вынув из памяти именно эти слова. Ничто на свете так не злило старика, как просьбы дочки разрешить ей прогуляться наружу. Ну, хоть на часок. Ну, хоть на минуточку. Ну, хоть у ворот постоять…

– Нет, нет и еще раз – нет!

Бродяга выхватил кинжал и по самую гарду вонзил в венозный студень. Тугая струя сукровицы выбила клинок из раны. Тварь вскочила и, рыча на всю округу, обхватила раздутую репу, чем сделала еще хуже. Уж сколько всякого повидал добытчик, но от такого зрелища желудок скрутило в бараний рог. Башка гада превратилась в проколотый прыщ, из которого вываливались комки гноя вперемешку с сукровицей и сочно шмякались на камни. Дрожа от отвращения, Влад выбрался из-под урода, поднял нож и вскрыл нарыв от затылка до темени. После чего приподнял маску, и его обильно вырвало.

Бой длился меньше минуты, но Спас пропотел насквозь и трясся, как после марафона. Еще немного – и сердце бы не выдержало. Перевязавшись, сталкер на едва гнущихся ногах вошел в арку. Открывшееся зрелище потрясло еще сильнее, чем схватка, хотя, казалось, куда уж хуже.

Тесный двор-колодец был по колено завален изрубленными и разорванными дробью мутантами. Гниющие упыри валялись кучами в самых разных позах, сверху их усыпали отсеченные и отстреленные конечности. Воняло, как из разрытого скотомогильника.

Бродяга и представить не мог, сколько же здесь гадов. Два десятка? Три? Но самое главное – кто их всех покрошил? Кто не поддался внушению? Кто сразился с целым выводком? Да тут и роты спецназа не хватило бы!

– Уважаемый, не могли бы помочь? – вновь раздался хриплый голос.

Влад вздрогнул и огляделся. Откуда звук?

– Я здесь. На втором этаже.

Из окна, насадившись икрой на ржавый прут, вниз головой свисал человек в кожаном плаще. Плащ задрался, отчего издали страдалец напоминал спящую летучую мышь. В левой руке он сжимал топорик, в правой – спаренный обрез двустволки. С такими приблудами ходил лишь один боец во всем метро. Догадку подтверждали пронзительные льдисто-голубые глаза с безумными искорками, отчетливо поблескивающие сквозь треснутое стекло противогаза.

– Егор? – удивленно пробормотал Влад.

– Привет! – бодро ответил Ежов, словно встретил приятеля в баре. – Пожал бы руку, но, боюсь, не дотянусь.

– Сейчас… – мужчина захромал к подъезду.

– Не споткнись! – бросил вслед соратник.

– Обо что?.. Ух, ты ж, еж твою медь…

Вход, ступени и пролеты сплошь покрывали изуродованные тела. Туши свисали с перил, теснились в прихожих, набились в шахту лифта, как протухшие бычки в банку. Поднимаясь, Спас пытался их сосчитать, но сбился на второй дюжине.

На черном фоне отчетливо виднелись гильзы двенадцатого калибра. И никаких других следов большого отряда. Ничего такого, что позволило бы сказать – да тут сражалась целая армия! А только ей по силам зачистить улей необычайно сильных мутантов, да еще и капающих на мозги. Выходит, Егор дрался сам. Да уж… Об этом сталкере ходили самые разные слухи. Одни были похожи на байки, другие – на пьяное бахвальство, третьи – и вовсе на горячечный бред. Если хотя бы малая толика из них – правда, то становится понятно, почему к нему так относятся.

Когда Спас втаскивал Ежа в окно, тот даже не поморщился. Ухватившись за стену, рывком снял распухшую голень с ребристого штыря толщиной с палец. Постоял немного с широко разведенными руками и нетрезвой походкой заспешил к лестнице.

– Ты куда?! – в сердцах крикнул Влад. – Посиди хоть!

– Посиди-посиди… – донеслось с лестницы. – Некогда.

Бормотание потихоньку перетекло во двор.

– Малыш, ты где? Куда подевался? Помню, тут лежал. Или там?

«Крыша поехала, – подумал Влад, выглянув наружу. – Какой еще малыш?»

Егор увлеченно копался в горе трупов, пока не отрыл второй дробовик – точную копию первого.

– Малыш! Вот ты где! Уж думал, придется новый пилить.

– Долго висел-то? – спросил мужчина.

– Не знаю, – Еж протер оружие полой плаща. – Успел сочинить две песни, рассказ и повторить задом наперед «Анну Каренину». Кстати, так она гораздо интереснее. Выходит… часа полтора. Может, меньше. Или больше. Какая разница?

Он закопался в дохлых тварей чуть ли не по пояс и вынырнул с брезентовым рюкзаком, на котором красовалось странное синее существо в красных кедах. Достал аптечку и, наконец, принялся за рану. Спас невольно вздрогнул, представив, сколько заразы туда попало. Но парень был весел, бодр и тихо насвистывал, втыкая в ногу шприц за шприцом.

– Я – Влад, – сталкер решил разбавить неловкое молчание. – Мы ездили к Куполу недавно. Помнишь?

– Помню. С Театральной, верно? Еще дочурка есть, махонькая такая. А почему тебя Спасом кличут? Если личное – не отвечай. Мне так-то все равно, праздное любопытство.

– До Войны в МЧС служил.

– Понятно. А я – Еж, потому что фамилия Ежов.

– Ну да… – пробормотал Влад. – Логично.

Он отвел взгляд, когда спутник начал штопать дыру в ноге. Будто зашивал не собственную плоть, а рваный мешок – размашистыми кривыми стежками.

– Что это за твари? Никогда таких не видел.

– И не увидишь, – Егор усмехнулся. – Последнего добил. Я назвал их психоморфами. Звучит, а?

– Да… умно.

– Вот что, Влад-Спас. Выручил ты меня крепко. Кто знает, сколько бы еще книг пришлось повторить задом наперед, если бы не ты. Ведь далеко не все хороши в обратном порядке. «Анна Каренина» – шик, а вот «Дети капитана Гранта» – полный отстой. Пробовал однажды… ну да ладно, зачем былое вспоминать? Помощь я ценю, быть в долгу не люблю. Вот тебе магарыч.

Он протянул гайку на куске медной проволоки.

– Хм… – мужчина подбросил щедрый дар на ладони. – Благодарствую. До метро проводить?

– Рано. Еще столько дел!

– С твоей-то ногой?

– А что нога? – Еж встал и отряхнулся. – Нога – не голова. От дыры в ноге еще никто не умирал. Наверное… Ну, я уж точно не умру, не волнуйся. Ох, штанину прихватил… Ну, ничего, шов так даже крепче. Может, это тебя проводить надо? Выглядишь неважно.

– Справлюсь как-нибудь.

– Ну, дело твое, – Егор взял рюкзак и потопал к арке. – Помни – за мной должок. Только свистни – Еж появится. Кстати, это тебя психоморф тяпнул?

Спас кивнул.

– Кровь проверь, а то вдруг бешеный попался. Пока!

Влад посмотрел на гайку, перевел взгляд на горы трупов, потом снова на гайку. И сунул в карман.

Глава 2

О свиньях и людях

Nota bene: надо сразу отдавать таблетки в больничку, а не испытывать на себе. Егор Ежов, «Ежовые заметки»
Отряд сталкеров напоминал космонавтов из старых фантастических фильмов. Тяжелая броня, раздутые рюкзаки и закрытые шлемы – ну, чем не скафандры? Погруженная в полумрак станция – нутро звездолета. Гермозатвор – люк, отделяющий храбрых первопроходцев от суровой и опасной планеты. Картину портил лишь один чужеродный элемент, подозрительно выделяющийся среди рослых крепких мужиков.

Чуть ли не вполовину ниже и раза в три тоньше, он казался ребенком, решившим поиграть в бродягу. Ну, кто еще, скажите на милость, натянет вязаную шапочку на древний советский противогаз? Кто в здравом уме напялит химзу до колена и закатает по локоть слишком длинные рукава? Кто обует заклеенные изолентой резиновые сапожки ядрено-розового цвета?

Пришедшие проводить добытчиков тихо посмеивались, глядя на мнущееся в конце строя чудо. Начальнику же было не до шуток. Толстый усач в камуфляже баюкал на ладони прилежно разлинованный журнал, куда вносились позывные, районы и время ходок. Чтобы знать, где искать пропавших, и чьим семьям слать похоронки. Усача звали Сивым, хотя даже далекие от культуры и такта ребята величали его не иначе, как Сявой. За спиной, понятное дело. Начстан славился крайне мерзким характером, врожденной злопамятностью и обостренным синдромом вахтера. С таким ссориться – себе дороже.

– Джигит. Набережная. До вечера, – с легким восточным говором сказал первый в очереди.

Сивый смерил его сердитым взглядом исподлобья, пошевелил усами и буркнул:

– Дальше.

– Камаз. Центр. До утра.

– Седой и Грива. Вокзал. До обеда.

Толстяк с важным видом скреб пожелтевшую бумагу огрызком карандаша. Настал черед карлика в розовых сапожках. От увиденного мохнатые брови мужичка тут же сошлись на переносице, отчего показалось, что у него выросли вторые усы – над злобными свинячьими глазками.

– Ты еще кто? – Сивый кашлянул в пудовый кулак и рявкнул в толпу: – Чей ребенок?!

Народ перешептывался, разводил руками, хихикал.

– Я не ребенок, – ответил карлик, старательно бася. – Я – сталкер.

– Да неужели? И как звать?

– Кро…т.

– Крот? – начальник перевернул страницу. – Не помню никаких Кротов.

– Я… с другой станции.

– Да? И с какой?

– С Центральной, – последовал неуверенный ответ.

– Что еще, блин, за Центральная? Нет такой станции! А ну, снимай маску!

Огнеметчики отлипли от ворот и шагнули к незнакомцу. Сталкеры вскинули стволы, Сивый хлопнул по кобуре с редким и очень дорогим «Глоком». Как ни крути, какие соглашения ни заключай, а годы войны не перечеркнешь парой подписей. Люди привыкли к постоянной угрозе и никогда не забывали об осторожности, которая, по их оправданному мнению, не бывает излишней.

Коротышка обреченно свесил голову и подчинился. Из-под серой резины брызнули светлые пряди.

– Кроха! Чтоб тебя!

Собравшиеся захохотали в голос, но Сивый смотрел на девушку с нескрываемым раздражением.

– Вот овца! Из-за тебя выход задержали! Парням каждая минута – как воздух, а ты цирк устроила! Все отцу расскажу. Даст ремня – будешь знать. А теперь – марш на ферму. Сталкер, блин, доморощенный. Еще раз увижу – в карцер кину. Не погляжу, кто твой родич.

Под смех и шуточки девушка отправилась восвояси с твердым намерением повторить попытку завтра.

– Вырастил, елки-палки. Не баба, а пацан какой-то, – проворчал толстяк и махнул рукой. – Открывай!

Дозорный дернул рубильник, под потолком вспыхнул оранжевый маячок, на миг опередив протяжный вой сирены. Многотонный затвор со скрежетом и лязгом пополз вверх. Привыкшим к полумраку выжившим казалось, что из растущей щели бьет ослепительно яркий свет. Они потихоньку пятились, щурясь и заслоняя бледные лица ладонями.

Снаружи ждали бродяги, среди них был и Спас. Бойцы кивали сменщикам и желали удачи. Рук не жали.

– Влад, твоя дочь опять… – начал отповедь Сява и запнулся на полуслове. Свиные глазки округлились, вытаращились, и усач едва слышно произнес: – Кто это тебя?

Спас молча неровной походкой зашагал к лазарету.

* * *

Лазарет на Театральной – самая настоящая клиника. В хорошем смысле. Станция конечная, или, как говорят жители – крайняя. Платформа длинная, поэтому вместо обитого целлофаном закутка – просторный вагон с красным крестом. Десять коек, электричество, бойлер и отдельная палата для шишек из Бункера. Лучше не сыскать во всем метро.

А все потому, что неподалеку от станции руины первой городской больницы, откуда сталкеры успели вынести не только лекарства, но и кое-какие приборчики. Так что лазарет является гордым и, пожалуй, единственным обладателем кардиографа, энцефалографа и многого другого с «графом» в окончании. Заведует сим великолепием Семен Алексеевич Маслаев, также известный как Док. В прошлом – главврач той самой больницы.

Это сухопарый седовласый мужчина с козлиной бородкой, в очках без оправы и с замашками аристократа. Царственная осанка, благородный разговор и левая рука за спиной в любой беседе – хоть с ученым, хоть со свинопасом. Черт знает, где он набрался этой манерности. Наверное, этикет для него – такой же якорь, как для Спаса – память об ушедших. Держит в тихой гавани человечности и не дает сорваться в безудержный водоворот нового мира. Семен даже чай пьет, оттопырив мизинец. Только тросточки, котелка и пенсне не хватает для полного образа джентльмена из туманного Альбиона. Но белый комбез на работе удобнее, а званых вечеров и пышных приемов в подземке никто не устраивает.

Собственно, Дока и прозвали Доком из-за несгибаемой привычки держаться по-английски. Доктор – звучит гордо, насыщенно, жаль, простой люд любит сокращать все подряд. С другой стороны, пусть лучше так. А то могли бы просто Врачом величать. Коновалом. Айболитом. Или того хуже – Эскулапом. Так что привычка не такая уж и бесполезная, какой кажется на первый взгляд.

Прежде он работал хирургом, а теперь – и терапевт, и медбрат, и стоматолог, и ревматолог, и патологоанатом. Пациентов, по понятным причинам – выше крыши, а Док – один. Сначала ему помогали женщина-окулист и парнишка-интерн. Первая недавно умерла от рака, второго убили дикие. Дел навалилось немерено, но с тем, что творилось сразу после Катастрофы, не сравнить. Тогда к пострадавшим от радиации, бактерий и химии очень скоро добавились порезанные, подстреленные и отравленные самогоном. Вслед за ними подтянулись недуги, раз и навсегда поборотые в погибшем мире. Конец Света стал отличным поводом вновь напомнить о себе для дряни вроде чумы, тифа и оспы.

Приходилось в невозможной спешке купировать очаги заразы, порой прибегая к отчаянным, отвратительным, но необходимым мерам. И буквально с нуля создавать вакцины. Когда напасть утихла, на прием валом пошли укушенные, подранные и зараженные тем, о чем прежде никто и слыхом не слыхивал. И вместо подготовки смены Док дни и ночи учился сам. Исследовал, изыскивал, испытывал – зачастую с большим риском для испытуемых. Но риском оправданным: без Семена и его больницы-лаборатории метро давным-давно превратилось бы в рассадник смертельной заразы.

Награда недолго искала своего героя. Бункер высоко оценил таланты медика, а там, где дружба с властью – там и деньги, и приятные бонусы, а вскоре – и сама власть. Беречь умельца и обеспечивать уют жизненно необходимо – в самом что ни на есть прямом смысле. Очень скоро местные бонзы подогнали ему второй вагон. Официально – для нужд науки. По факту – для личного удобства. А чуть позже – и кресло за столом с красным телефоном.

Сталкеры – самые частые гости лазарета – тоже не оставались в долгу. Как и обычные жители. Отблагодарить спасителя – дело благое, поэтому богатством Док вполне мог поспорить с самим Саввой. Оставалось лишь гадать, как в бесконечной кутерьме с запахом гнили и формалина Семен успел сдружиться со Спасом. Возможно, причина была в возрасте – оба разменяли шестой десяток, отлично помнили старый мир и наверняка находили, о чем поговорить. А может их сблизило иное: медику и опытному добытчику просто грех было не завести взаимовыгодное знакомство.

Так или иначе, они стали добрыми приятелями. И Док, едва увидев бледного и дрожащего бродягу, сказал без обиняков:

– Старик, ты выглядишь хуже, чем лопнувший бубон.

Влад разделся до пояса и лег на кушетку. Несмотря на годы, он был крепок и подтянут. Впрочем, ничего удивительного. Знаете, как называются рыхлые и слабые сталкеры? Закуска.

– Ничего себе, – Док присвистнул и поправил очки. – Крокодил цапнул?

– Если бы, – пациент поморщился. – Какое-то дерьмо с соплёй вместо башки. Никогда таких не встречал.

– Да… Очень много в наши дни, – Семен невесело хмыкнул, – неопознанной фигни…

Друг шутку не оценил и обреченно произнес:

– Сказали, она может быть заразной.

– Кто сказал? – спокойно спросил врач, копаясь в ране ланцетом.