– Извините, вы Мартин Дерк? – робко спросила я.

– У Лестера есть новости. – Лавиния выжидающе смотрела на меня, словно я скрывал от нее местонахождение волшебной пачки Терпсихоры (которую я, прошу заметить, не видел уже несколько веков).

– Разумеется, нет!

Я сделал глубокий вдох. Возможно, это было не лучшее место, чтобы рассказывать о том сновидении. Наверное, сначала мне следовало доложить обо всем преторам. Но Хейзел кивнула, разрешая мне говорить, и я посчитал, что этого разрешения мне достаточно.

Старый редактор ответил мне так резко и с таким возмущением, что даже и сам слегка смутился. И в порядке извинения прибавил:

Я описал то, что увидел – первоклассный тяжелый миномет из «ИКЕА», полностью собранный, стреляющий гигантскими шарами с зеленой огненной смертью, способной вскипятить Тихий океан, – и объяснил, что, по всей видимости, таких мортир у императоров штук пятьдесят, по одной на каждый корабль, и они готовы стереть Лагерь Юпитера с лица земли, как только войдут в залив.

Лицо Дакоты стало таким же красным, как его рот:

– Видите ли, Мартин Дерк в два раза меня моложе!

– Ой, простите, пожалуйста. Я договорилась с ним встретиться, но не знаю, как он выглядит.

– Мне нужно выпить еще Кул-Эйд.

– Ну, он на несколько дюймов выше меня, и все волосы на голове у него пока сохранились. Боюсь, правда, сейчас он пребывает в Париже.

Судя по тому, что кубок не появился у него в руке, ауры считали иначе.

– В Париже? – в отчаянии переспросила я.

У Лавинии был такой вид, словно ее шлепнули пуантом матери. Мэг продолжала поедать хот-доги, как будто они последние в ее жизни.

– Да, если верить светским колонкам в газетах.

Хейзел сосредоточенно закусила нижнюю губу, вероятно, пытаясь найти хоть что-то хорошее в моем рассказе. И похоже, это было сложнее, чем извлекать алмазы из земли.

– Но я же должна была интервью у него взять…

– Значит, так, ребята, слушайте: мы знали, что императоры собирают секретное оружие. И теперь мы в курсе, что это за оружие. Я передам эту информацию преторам, но это ничего не меняет. Вы все прекрасно себя показали на утренних учениях, – она замолчала, но великодушно не стала добавлять «кроме Аполлона, который проспал все утро», – а днем мы потренируемся брать вражеские корабли на абордаж. Мы можем подготовиться.

Я споткнулась – якобы от волнения – и уронила свою книжку. Мистер Периш тут же наклонился, не вставая со стула, поднял ее и подал мне, но теперь уже посмотрел на меня более внимательно.

Судя по лицам ребят из Пятой когорты, она их не убедила. Военно-морскими успехами римляне никогда не славились. Насколько я помню, «флот» Лагеря Юпитера состоял из нескольких старых трирем, которые использовались лишь во время постановочных морских сражений в Колизее, и одной гребной лодки, стоящей в доке в Аламиде. Так что военно-морские учения нужны были не столько для разработки подходящего плана боя, сколько для того, чтобы отвлечь легионеров от мыслей о неминуемой гибели.

– Вы читаете по-русски? – спросил он.

Томас потер лоб:

– Да.

– Ну что за жизнь, а?

– И как вам эта пьеса?

– Возьми себя в руки, легионер, – сказала Хейзел. – Это наш долг – защитить наследие Рима.

– В общем, она мне понравилась.

– От его же императоров, – несчастным голосом проговорил Томас.

– И она не показалась вам устаревшей? Особенно все эти рассуждения насчет конца сельской аристократии? Я бы предположил, что это весьма старомодно – симпатизировать мольбам Раневской.

– К сожалению, – вставил я, – наибольшую угрозу империи зачастую представляли именно ее императоры.

– О нет, по-моему, вы ошибаетесь. У каждого ведь есть свой заветный узелок с прошлым, содержимое которого либо постепенно приходит в негодность, либо понемножку распродается. Просто для большинства это отнюдь не старый вишневый сад, а наше прежнее отношение к чему-то или к кому-то.

Мистер Периш улыбнулся, вернул мне книгу и сказал:

Мне никто не возразил.

Фрэнк Чжан встал из-за командирского стола. Летающие кувшины и тарелки застыли в воздухе в почтительном ожидании.

– Юная леди, мистер Дерк, несомненно, оказал вам услугу, не сумев вовремя явиться на назначенную встречу. Вы зря так переживаете. Боюсь, ваша чувствительность и здравомыслие были бы потрачены зря.

– Легионеры! – объявил Фрэнк, сумев изобразить уверенную улыбку. – Через двадцать минут на Марсовом поле снова начнется эстафетная тренировка. Тренируйтесь так, словно от этого зависит ваша жизнь, потому что так оно и есть!

– Я, видимо, должна воспринимать ваши слова как комплимент?

– Именно так вы и должны их воспринимать.

21

– Меня зовут Кейти.

Видали, ребятки?

– Натаниэл Периш.

Вот так не делайте

(Потрясена.)

Нет вопросов? Свободны





– Я вам, должно быть, полной дурой показалась. Да еще и рассуждающей о смысле чеховской пьесы. Просто ужасно!

– Как твоя рана? – спросила Хейзел.

Он улыбнулся.

– Вот уж нет. Беседа с вами стала для меня украшением дня.

Я знал, что она хотела как лучше, но этот вопрос начал мне докучать даже больше, чем ранение.

Мы вместе вышли из главных ворот и направились к Марсовому полю. Впереди нас, то и дело делая «колесо», двигалась Мэг, и я не представлял, как ее при этом не тошнит съеденными хот-догами.

И на столе, словно по мановению волшебной палочки, появился суп вишисуаз[113]. Я только глянула на тарелку и сразу вспомнила своего любимого «Оливера Твиста».

* * *

– Ну, – ответил я, безуспешно пытаясь излучать оптимизм, – учитывая все обстоятельства, я в порядке.

Прежний бессмертный я бы посмеялся: «В порядке?! Шутишь, что ли?» За последние месяцы я стал намного скромнее в своих ожиданиях. В данный момент «в порядке» означало «все еще могу ходить и дышать».

В общем, уже на следующий день я вышла на работу в издательство «Пембрук Пресс» в качестве ассистентки Натаниэла Периша. Предлагая мне это место, он для начала попытался меня разубедить и ни в коем случае на его предложение не соглашаться. Заявил, например, что я сразу пойму, как сильно «Пембрук» отстал от времени, лет на сорок по крайней мере. И потом, сказал он, он и сам толком не знает, чем меня можно было бы занять, да и платят у них в издательстве «просто ужасно». В общем, заключил он, предлагая мне работать его ассистенткой, подобная работа – это для меня самый настоящий тупик.

– Мне стоило сообразить раньше, – сказала Хейзел. – У тебя аура смерти с каждым часом становится все сильнее…

Ну и насколько же правдивы оказались его предостережения?

– Давай не будем о моей ауре смерти, ладно?



– Извини, просто… Был бы здесь Нико – возможно, он смог бы тебе помочь.

«Пембрук» действительно отстал от времени лет на сорок. Уже в первый рабочий день я сумела убедиться, что редакторы там сильно отличаются от своих более молодых коллег из других издательств. Они не только имели представление о хороших манерах, но и считали, что эти манеры необходимо сохранять. Например, к такой мелочи, как то, что даму следует пропустить вперед, да еще и дверь перед ней придержать, они относились, как археологи относятся к древним глиняным черепкам – с таким пониманием и любовью, какие в обыденной жизни чаще всего приберегаются для куда более важных вещей. Терранс Тейлор определенно не увел бы у вас из-под носа такси даже во время дождя; Бикмен Кэнон не позволил бы дверцам лифта закрыться, заметив, что вы на подходе; а мистер Периш никогда не взял бы в руки вилку раньше, чем вы возьмете свою – он скорее бы умер от голода.

Я был не прочь повидаться с единокровным братом Хейзел. Нико ди Анджело, сын Аида, оказался весьма полезен, когда мы сражались с Нероном в Лагере полукровок. И конечно, его парень, мой сын Уилл Солас, был превосходным целителем. И все же что-то мне подсказывало, что они не сумели бы помочь мне больше, чем Праньял. Будь Уилл и Нико здесь, мне пришлось бы волноваться еще за двух любимых людей, с тревогой наблюдающих за мной, гадая, когда я окончательно превращусь в зомби.

Эти люди определенно не стали бы травить тех, кто высказывает более «смелые» (и более наглые) новые идеи, как не стали бы и расталкивать локтями и доступ к наиболее выгодным контрактам, а затем, взобравшись на ящик из-под мыла на Таймс-сквер, восхвалять художественную смелость продвигаемых ими авторов. Практически все они были типичными преподавателями из английских публичных школ[114], которые просто неправильно отыскали нужную им станцию на схеме метро и, к сожалению, сошли с поезда на остановке «Мир коммерции».

– Спасибо за заботу, – поблагодарил я, – но… А что это делает Лавиния?

* * *

Примерно в ста ярдах от нас на мосту через Малый Тибр, который был совсем не по пути к Марсовому полю, стояли Лавиния и фавн Дон и, похоже, яростно о чем-то спорили. Возможно, не стоило привлекать к ним внимание Хейзел. Но все же если Лавиния хотела быть незаметной, ей следовало выбрать другой цвет волос, скажем камуфляжный, и не размахивать так сильно руками.

– Не знаю. – Своим видом Хейзел напомнила мне усталую мать, чей малыш в десятый раз пытается забраться в вольер к обезьянам. – Лавиния!

Работы для меня у мистера Периша было действительно недостаточно. Он по-прежнему получал «со стороны» множество рукописей, никем не проверенных, не заказанных и не отрецензированных, но, поскольку его репутация оказалась сильнее его «любви» к новому роману, большая часть рукописей возвращалась отправителю в сопровождении вежливого письма за подписью мистера Периша, в котором он извинялся за то, что с возрастом несколько утратил былую активность, но заверял автора, что его личная поддержка людям творческого труда всегда остается прежней. В данный момент мистер Периш начал избегать любых собраний и любой административной ответственности, да и круг тех, с кем он по-прежнему активно переписывался, уверенно сократился до небольшой группы семидесятилетних, ибо только они одни и были способны расшифровать почерк друг друга, становившийся с годами все хуже и хуже. Телефон тоже звонил все реже, и кофе мистер Периш больше не пил. Еще хуже было то, что первые дни моей работы у мистера Периша совпали с концом июня – началом июля, а писатели, очевидно, с приходом лета как-то сразу переставали писать, редакторы – редактировать, а издатели – издавать книги; начальство охотно позволяло сотрудникам продлевать свои уик-энды и проводить их в загородных домах или на берегу моря; почта грудами скапливалась на рабочих столах, а домашние цветы в лобби выглядели столь же вялыми и поникшими, как те академические поэты, что порой все же являлись без приглашения и предупреждения, а потом ждали, подобно Иову, когда же их примут.

Лавиния обернулась и, помахав рукой, словно говоря «Сейчас, минуточку!», снова принялась спорить с Доном.

– У людей в моем возрасте бывает язва? – громко поинтересовалась Хейзел.

К счастью, когда я спросила у мистера Периша, где я могу складывать его корреспонденцию, он сказал, что об этом можно не беспокоиться, уклончиво пояснив, что «такова его система». Когда же я потребовала уточнений, он смущенно покосился на стоявшую в углу картонную коробку. Похоже, в течение тридцати лет он, прочитав письмо, порой весьма важное, сразу же отправлял его именно туда. Когда очередная коробка наполнялась, ее попросту отправляли в хранилище и заменяли новой. Я сказала, что никакая это не «система» и, заручившись согласием мистера Периша, приволокла из хранилища несколько коробок, хранившихся там с начала ХХ века, а потом начала составлять некую хронологическую таблицу, расположив авторов писем в алфавитном порядке и разбив их на подгруппы по тематике.

Учитывая все, что происходит с нами, поводов для веселья у меня было не так много, но ее замечание меня рассмешило.

Хотя у мистера Периша имелся дом на Кейп-Код, он практически не бывал там с 1936 года, когда умерла его жена. Да это же просто лачуга, обычно говорил он, подразумевая под этим словом ту, самому себе навязанную, простоту, которая столь любима протестантами Новой Англии, уважающими все, что относится к богатству и благополучию, кроме повседневных удобств. Однако, когда не стало хозяйки домика в Кейп-Код, все эти криво лежащие ковры, плетеные кресла, серая, как дождь, галька – все то, что столь долго служило мистеру Перишу символом идеально скромного, но уютного летнего убежища, – внезапно обнажило свою убогую сущность и стало вызывать у него исключительно тоску.

Когда мы подошли к Марсовому полю, я увидел легионеров, которые, разбившись на когорты, расходились по разным тренировочным площадкам, устроенным на пустыре. Одна группа рыла оборонительные окопы. Другая стояла на берегу искусственного озера, которого еще вчера здесь не было, готовясь брать на абордаж два импровизированных корабля, совсем не похожих на яхты Калигулы. Легионеры из третьей группы катались на щитах с горки из грязи.

Когда я начала разбирать его старые письма, то частенько замечала, что он заглядывает мне через плечо. А порой он даже выхватывал из стопки какое-нибудь письмо и удалялся с ним к себе в кабинет, где за надежно запертыми дверями мог в полуденной тиши вновь посетить страну поблекших чувств и встретиться с поблекшими тенями былых друзей; и там его не тревожили раздававшиеся порой вдали глухие удары топора[115].

Хейзел вздохнула:

– Это мои хулиганы. Прости, мне нужно научить их убивать гулей. – Она побежала к ним, оставив меня наедине с моей крутящей «колеса» подругой.

* * *

– А нам куда? – спросил я Мэг. – Фрэнк сказал, что у нас будут… э-э… особые задания.

Платили мне действительно «просто ужасно». Термин, конечно, весьма относительный, да мистер Периш никогда и не пытался определить, что именно в количественном отношении он подразумевает под словами «просто ужасно». Но при условии регулярного получения «благородного» картофельного супа (хотя и холодного) я, разумеется, выяснять это не пыталась, да и трудилась вполсилы.

– Ага. – Мэг указала на дальний конец поля, где на стрельбище ждала Пятая когорта. – Ты будешь учить стрельбе из лука.

А потому под конец своей первой рабочей недели, в пятницу, когда я пошла в кассу, чтобы получить чек, я все еще пребывала в сумерках собственного незнания. Оглядевшись и увидев, что другие девушки весело щебечут и хорошо одеты, я даже приободрилась. Но, открыв конверт, обнаружила, что получила за неделю работы ровно в два раза меньше того, что заработала бы в «Куиггин и Хейл». В два раза!

Я вытаращил глаза:

– Чего-чего?!

Господи, подумала я, что же я наделала?

– Ты спал целую вечность, и утреннее занятие провел Фрэнк. Теперь твоя очередь.

Я снова посмотрела на девушек вокруг, которые, сияя улыбками, уже принялись болтать о том, где собираются провести уик-энд, и тут до меня дошло: чего им не сиять – ведь им не так уж и нужен этот еженедельный чек, у них вообще совсем иное положение, чем у меня, которая только сейчас поняла, в чем разница между секретаршей и ассистенткой. Секретарша просто обменивает свой труд на зарплату чуть больше прожиточного минимума. А ассистентка, родившись в очень приличной семье и отучившись в Смит-колледже, просто получает эту должность, если ее мать, будучи в гостях, случайно оказалась за столом рядом с главным редактором издательства.

– Но… Я же Лестер и не могу никого учить, особенно учитывая мое состояние! И потом, для римлян лук не самое любимое боевое оружие. Они считают, что стрелять – это ниже их достоинства!

Но если мистер Периш и оказался прав насчет первых трех позиций, то насчет того, что для меня эта работа – тупик, он сильно ошибался.

– Если хочешь победить императоров, нужен новый подход, – сказал Мэг. – Как у меня. Я делаю боевых единорогов.



– Ты… погоди-ка… что?

Пока я торчала возле кассы, зализывая душевные раны, ко мне подошла еще одна ассистентка, Сьюзи Вандервайл, и спросила, не хочу ли я присоединиться к их компании и немного развлечься. Конечно, подумала я. Почему бы и нет? Ведь надвигающаяся нищета – это лучшая причина для того, чтобы напиться.

– Потом.

Когда мы с девушками из «Куиггин и Хейл» «выходили в свет», то обычно топали пешочком за угол до ближайшей пивнушки, обсуждали там события минувшего дня, сплетничали, пользуясь тем, что сумели подслушать по внутреннему телефону, а затем каждая направлялась на свою ветку надземного метро, будучи, в общем, практически трезвой. Но когда мы вышли из здания «Пембрук Пресс», Сьюзи сразу же подозвала такси. Мы дружно туда запрыгнули и направились в отель «Сент-Риджис», где брат Сьюзи, Дики, общительный и довольно развязный юнец только что из колледжа, ждал нас в коктейль-баре «Кинг Коул». Вместе с ним туда явились еще два его приятеля, с которыми он учился в Принстоне, и еще один, с которым он, учась в приготовительной школе, жил в одной комнате.

Мэг припустила по полю к большой площадке для верховой езды, где ее ждали, с подозрением глядя друг на друга, легионеры из Первой когорты и табун единорогов. Я не мог себе представить, как Мэг собирается сделать этих мирных существ боевыми и кто вообще разрешил ей подобное, но вдруг с ужасом вообразил, как римляне и единороги нападают друг на друга, вооруженные большими терками. И решил не совать нос в чужие дела.

– Привет, сестренка!

Вздохнув, я повернулся к стрельбищу и направился к своим новым ученикам.



– Привет, Дики. Ну, Хелен ты знаешь. А это Дженни и Кейти.

Страшнее, чем обнаружить, что я разучился стрелять, было понять, что я вдруг снова мастерски овладел этим умением. Казалось бы, в чем проблема? Но став смертным, я пережил уже несколько вспышек божественной силы. И каждый раз сила быстро иссякала, оставляя мне лишь горечь и разбитые надежды.

Дики со скоростью пулемета прогрохотал какие-то слова приветствия и быстренько начал представлять всех друг другу:

Да, я, может, и поразил все цели в гробнице Тарквиния – но это не значит, что у меня получится снова. Если бы я попробовал показать класс в стрельбе из лука, а в итоге на глазах у всей когорты попал бы лишь в зад одному из единорогов Мэг, то умер бы от стыда гораздо раньше, чем меня бы доконал яд зомби.

– Дженни – ТиДжей. ТиДжей – Хелен. Хелен – Велли. Велли – Кейти. Роберто – Роберто…

Никто, похоже, не заметил, что я в этой веселой компании старше всех на несколько лет.

– Так, ладно, – сказал я. – Думаю, можем начинать.

Дики хлопнул в ладоши:

– Ну что, познакомились? Что будем пить?

Дакота копался в промокшем колчане, пытаясь отыскать ровную стрелу. Видимо, он решил, что хранить принадлежности для стрельбы в сауне – самое то. Томас и другой легионер – Марк? – сражались, используя вместо мечей луки. Джейкоб, знаменосец легиона, натянул тетиву, положив стрелу так, что ее древко было направлено прямо ему в глаз, и это объясняло, почему после утренних занятий у него на левом глазу красуется повязка. Сейчас он, похоже, вознамерился ослепить себя окончательно.

Всем заказали джин-тоник, и Дики помчался собирать по всему бару мягкие кресла. Он с грохотом подталкивал их к нашему столу, и они налетали друг на друга, точно вагонетки или детские автомобили с буфером в парке на Кони-Айленд.

– Давайте, ребята! – воскликнула Лавиния. Она опоздала, но умудрилась незаметно присоединиться к собравшимся (это одна из ее суперспособностей) и решила помочь мне призвать воинов к порядку. – Может, Аполлон что-нибудь и знает!

Я понял, что ниже падать некуда: высшей похвалой, которой я мог удостоиться от смертной, было то, что я «может, что-нибудь и знаю».

Уже через несколько минут была рассказана история о том, как Роберто – будучи во власти Бахуса и в немилости у Посейдона – заплутал в тумане у берегов Фишер-Айленда[116], врезался на отцовской моторной яхте «Бертрам» прямо в бетонный волнолом и, естественно, разнес яхту в щепки.

Я прочистил горло. Мне случалось выступать и перед куда большей аудиторией. И почему я так нервничал? Ах да. Потому что был парнем шестнадцати лет от роду, и притом жутким неумехой.

– Мне казалось, что до берега еще с четверть мили, – оправдывался Роберто, – потому что я хорошо слышал колокол на бакене по левому борту.

– Так… давайте поговорим о том, как прицеливаться. – Мой голос, естественно, сорвался. – Ноги пошире. Лук натянуть до упора. Теперь посмотрите на цель ведущим глазом. В случае Джейкоба – здоровым глазом. Если у вас есть прицел, используйте его.

– Увы, – прокомментировал Дики, – бакен с колоколом на самом деле оказался всего лишь колокольчиком на веранде МакЭлроев, сзывавшим гостей к ужину.

– У меня прицела нет, – сказал Марк.

Рассказывая что-либо, Дики вовсю строил глазки всем девушкам по очереди, а подробности демократично подчеркивал заверениями в том, что «это, разумеется, каждому известно»:

– Это вон та круглая штучка, – показала ему Лавиния.

Ну, каждому ведь известно, какие бывают туманы у берегов Фишер-Айленда!

Господи, да каждому известно, как эти «Бертрамы» неповоротливы! Прямо как баржи!

Всем, конечно, известно, что за ужины у МакЭлроев: три важные бабушки и двадцать две кузины собираются вокруг блюда с жареными ребрышками, как волчата вокруг добычи, принесенной матерью-волчицей.

Да, Дики, все это нам было известно.

Мы знали того грубоватого старого джентльмена, который стоял за барной стойкой в клубе «Мори» в Нью-Хэвене. Мы знали, как скучны посетители «Мейдстоуна»[117]. Мы знали всех этих Добсонов, Робсонов и Фениморов. Мы знали, что значит «перекинуть парус», и нам было прекрасно известно, чем Палм-Бич отличается от Палм-Спрингз. Мы легко отличали вилку для жаркого от вилки для салата и от той специальной вилочки с загнутыми зубцами, которой выковыривают зернышки кукурузы, когда ее подают целым початком. И друг друга мы все так хорошо знали…



Вот тут-то и таилось первое из неявных преимуществ моей работы в «Пембрук Пресс»: ощущение возросшей уверенности в себе. Для молодой женщины зарплата в «Пембруке» была столь ничтожной, а профессиональные перспективы столь жалкими, что другим сразу же становилось ясно: ты согласилась на эту работу, потому что с легкостью можешь это себе позволить.

– Ты у кого работаешь? – еще в такси спросила одна из девушек.

– У Натаниэла Периша.

– О, блеск! А откуда ты его знаешь?

Откуда я его знаю? Сказать, что мой отец и мистер Периш вместе учились в Гарварде? Или что моя бабушка и миссис Периш в детстве проводили летние каникулы в Кеннебанкпорте? Или что я в течение целого семестра училась во Флоренции с племянницей Периша? В общем, детка, можешь выбирать сама.

Дики теперь стоял, держа в руках воображаемое рулевое колесо. Он бешено вращал глазами, указывая туда, откуда якобы доносился звон колокола на бакене, и декламировал:

Стала Эола Юнона молить такими словами:Дал тебе власть родитель богов и людей повелительБури морские смирять или вновь их вздымать над пучиной.Ныне враждебный мне род плывет по волнам Тирренским,Морем в Италию мча Илион и сраженных пенатов.Ветру великую мощь придай и обрушь на корму им,Врозь разбросай корабли, рассей тела по пучинам![118]

Он цитировал Вергилия стих за стихом, идеально соблюдая цезуры. Хотя можно было, конечно, заподозрить, что умение Дики цитировать классическую поэзию связано не с любовью к литературе, а, скорее, с механическим заучиванием стихов в подготовительной школе; просто эти выученные наизусть строки пока еще не совсем стерлись в его памяти, но со временем непременно сотрутся.

Дженни зааплодировала, и Дики, церемонно поклонившись, столкнул стакан с джином прямо на колени Роберто.

– Mon Dieu, Роберто! Надо быть половчее, старик!

– Половчее? Да ты испортил еще одну пару моих замечательных штанов цвета хаки!

– Да ладно, у тебя их на всю жизнь запасено.

– Сколько бы у меня их ни было запасено, я требую извинения!

– Ну и получишь!

Дики поднял палец, изобразил на лице серьезно-покаянное выражение, открыл рот…

– Пенси!

Мы дружно обернулись, чтобы посмотреть, кто это такой. Оказалось, еще один представитель Лиги Плюща. В дверь он вошел, держа под руки двух девушек.

– Боже мой, Дики Вандервайл! А кто это с тобой?

Да, Дики был поистине гением общения. И явно испытывал гордость и ничем не замутненный восторг, когда ему удавалось так переплести нити своей жизни, чтобы, если ему вздумается, потянуть за любую, и все его друзья и друзья его друзей незамедлительно появятся у него на пороге. Собственно, для таких людей, как он, Нью-Йорк и был создан. И если уж ты попадал в объятия такого человека, как Дики Вандервайл, то очень скоро знал в Нью-Йорке почти всех; или, по крайней мере, всех белых и богатых людей моложе двадцати пяти лет.



Когда часы пробили десять, мы по настоянию Дики перебазировались в Йельский клуб, чтобы иметь возможность съесть по гамбургеру, пока не закрылся гриль. Усевшись вокруг старого деревянного стола, мы пили выдохшееся пиво прямо из стаканов для воды, и снова было множество неприличных анекдотов и бесконечные соревнования в остроумии. В этом клубе оказалось еще больше знакомых лиц, еще больше молниеносных знакомств, еще больше притворства, еще больше высокомерия, еще больше сладостных воспоминаний.

– Да-да, мы ведь уже и раньше встречались, – заявил один из только что прибывших, когда Дики меня с ним знакомил. – Помните, мы с вами танцевали пару раз у Билли Эберсли?

Я ошибалась, думая, что никто не заметил, что я самая старшая в этой компании. Дики, например, сразу это заметил и, видимо, счел весьма соблазнительным, потому что начал с вожделением поглядывать на меня через стол и каждый раз заговорщицки подмигивал, когда за столом звучало что-нибудь этакое, на мой взгляд, достойное в лучшем случае студента-второкурсника. Он явно верил почти всему, что рассказывали ему приятели о предпринятых ими летом эскападах с подругами старших сестер. А потому, пока Роберто и Велли тянули соломинку, счет которого из отцов подлежит опустошению, Дики, воспользовавшись всеобщей суматохой, подтащил свой стул поближе ко мне и спросил:

– А скажите, мисс Контент, где вас обычно можно найти в пятницу вечером? – И, указав на свою сестру и ее приятельниц, прибавил: – Подозреваю, что не в этом женском клубе.

– У меня есть прицел, – исправился Марк.

– В пятницу вечером меня обычно можно найти дома.

– Ах дома? Будьте, пожалуйста, более точны с наречием «дома». Если вы скажете дома как и все, то мы решим, что вы живете вместе с родителями. Велли, например, дома носит полосатую пижаму конфетной расцветки, а у Роберто над кроватью висят модели аэропланов.

– Тогда стреляй, – велел я. – Вот так.

– Так и у меня примерно то же самое.

Я выстрелил в ближайшую мишень, затем в следующую, затем в следующую, выпуская стрелы снова и снова словно в каком-то трансе.

– Что именно вы имеете в виду? Пижаму или аэропланы?

Только после двадцатого выстрела я понял, что попал точно в яблочко, поразив каждую мишень в центр дважды, причем самая дальняя находится от меня примерно в двухстах ярдов. Для Аполлона это детская забава. Для Лестера – непосильная задача.

– То и другое.

Легионеры смотрели на меня разинув рты.

– Очень хотелось бы посмотреть! Ну, и где же тот дом, где вас можно найти вечером в пятницу в пижаме конфетной расцветки?

– Нам надо сделать так же?! – выпалил Дакота.

– А вас, Дики, значит, вечером в пятницу всегда можно найти именно здесь?

Лавиния стукнула меня по руке:

– Здесь?!

– Видите? Я же говорила, что Аполлон не такой уж и лузер!

Дики был явно потрясен подобным предположением. Он даже испуганно огляделся. Потом презрительно махнул рукой и заявил:

Я не мог с ней не согласиться. Странным образом я не чувствовал себя лузером.

– Разумеется, нет! Тут такая скучища! Сплошное старичье и эти вечно занятые активисты.

Демонстрация меткости не истощила мою энергию, и я ощущал себя совсем не так, как во время прежних вспышек божественной силы. Мне хотелось попросить еще один колчан, чтобы проверить, смогу ли я стрелять так же метко, но побоялся испытывать удачу.

Он вдруг посмотрел мне прямо в глаза и предложил:

– В общем… – запинаясь, проговорил я, – я, э-э, не рассчитываю, что вы станете сразу же так хорошо стрелять. Я просто показал, чего можно добиться, усердно практикуясь. Давайте попробуем?

– А как вы отнесетесь к тому, чтобы нам отсюда удрать потихоньку? И прокатиться по Виллидж?

Наконец, к моему великому облегчению я перестал быть в центре всеобщего внимания. Я выстроил когорту в линию и ходил между стрелками, помогая советом. Несмотря на покореженные от воды стрелы, Дакота стрелял не так уж плохо. Он даже несколько раз попал в мишень. Джейкоб умудрился не лишить себя второго глаза. Стрелы Томаса и Марка улетали в основном в грязь, отскакивали от камней и падали в траншеи, вызывая недовольные крики «Эй, осторожно!» легионеров из Четвертой когорты, которые их копали.

– И получится, что я украла вас у ваших друзей.

После часа отчаянных попыток справиться с обычным луком Лавиния сдалась и взяла свою манубаллисту. Первым же болтом она снесла мишень, находящуюся в пятидесяти ярдах от нее.

– Да ладно, они и без меня отлично обойдутся!

– Почему ты так прикипела к этой неповоротливой громадине? – спросил я. – Если дело в СДВГ, то ведь с обычным луком не нужно столько возиться.

И Дики, словно забывшись, положил руку мне на колено.

Лавиния пожала плечами:

– Может, и так, зато манубаллиста эффектней. Кстати, – она с серьезным видом наклонилась ко мне, – нам нужно поговорить.

– …Как и я без них.

– Не нравится мне это.

– Вы бы лучше слегка сбавили скорость, Дики. Не то носом прямо в волнолом врежетесь.

– Да нет же. Я…

Он моментально убрал руку и согласно покивал.

Вдали прозвучал горн.

– Это вы точно заметили! Ничего, времени следует быть нашим союзником, а не врагом.

– Так, ребята! – крикнул Дакота. – Пора сменить занятие. Отличная работа, моя команда!

Он вскочил, опрокинув стул, поднял вверх палец и провозгласил, ни к кому конкретно не обращаясь:

Лавиния снова заехала мне по руке:

– И пусть этот вечер завершится так же, как и начался: с ощущением тайны!

– До скорого, Лестер.

* * *

Легионеры Пятой когорты побросали оружие и побежали на следующую тренировку, а мне пришлось собирать стрелы. Вот кретины.

Непредвиденное преимущество #2?

Остаток дня я провел на стрельбище, занимаясь по очереди с каждой когортой. Со временем я перестал бояться стрелять и обучать воинов. К тому моменту, когда я заканчивал работу с последней группой, Первой когортой, я был убежден: я отлично стреляю и этот навык никуда не исчезнет.

Когда седьмого июля я явилась на работу, мистер Периш уже беседовал у себя в кабинете с каким-то привлекательным незнакомцем в отличном костюме, явно сшитом на заказ. Незнакомцу на вид было лет пятьдесят пять, и выглядел он как пережившая пик своей славы кинозвезда. Судя по тому, как эти двое вели беседу, можно было предположить, что они хорошо знают друг друга, но сохраняют определенную дистанцию, которую, впрочем, сами же себе и навязали – примерно так держатся друг с другом священники высшего звена, принадлежащие разным орденам, но исповедующие одну и ту же веру.

Когда незнакомец ушел, мистер Периш попросил меня зайти.

Почему так случилось, я не знал. Я по-прежнему не мог сравниться в этом деле с собой-богом, но определенно стрелял лучше обычных полубогов или спортсменов, завоевавших золото на Олимпиаде. Время, когда я мог «танцевать и петь», пришло. Мне почти захотелось вытащить Стрелу Додоны и похвастаться: «Смотри, как я могу!» Но я боялся сглазить. К тому же понимание того, что я умираю от яда зомби накануне великой битвы, несколько омрачало радость от вновь обретенной способности поражать мишени точно в яблочко.

– Кэтрин, дорогая, садитесь. Вы знаете того джентльмена, с которым я только что беседовал?

Впечатление на римлян я произвел. Некоторые даже чему-то научились, например стрелять, не лишая себя глаз и не убивая соседа. И все же другие тренировки им явно больше по душе. Краем уха я слышал, как они шептались о единорогах и суперсекретной технике сражения с гулями, которой владела Хейзел. Ларри из Третьей когорты так понравилось брать корабли на абордаж, что он решил стать пиратом, когда вырастет, и заявил об этом всем. Я подозреваю, что даже копание траншей большинству легионеров нравится больше, чем мои уроки.

– Нет.

Только поздно вечером по сигналу горна когорты с шумом направились обратно в лагерь. Я был вымотан и голоден. Неужели смертные учителя так себя чувствуют каждый вечер после целого дня занятий? Если да, то мне невдомек, как они такое выдерживают. Надеюсь, им сполна за это платят золотом, бриллиантами и редкими специями.

– Его зовут Мэйсон Тейт. Вообще-то он раньше здесь работал и даже был моим заместителем, но потом переместился на более тучные пастбища; а точнее, сказал бы я, сменил целую череду тучных пастбищ. В общем, теперь он работает в «Конде Наст»[119] и собирается запускать новый литературный журнал, а потому подыскивает себе помощников. По-моему, вам тоже следовало бы с ним познакомиться.

Но хотя бы когорты были в приподнятом настроении. Если цель преторов – отвлечь воинов от их страхов и поднять боевой дух накануне битвы, то наш день прошел успешно. Если они хотели научить легион отражать атаки врагов… то здесь результаты менее обнадеживающие. К тому же весь день все старательно избегали разговоров о самом страшном, чем грозит завтрашняя битва. Римлянам предстоит сразиться с бывшими товарищами, ставшими зомби и оказавшимися во власти Тарквиния. Я помнил, с каким трудом Лавиния заставила себя выстрелить из арбалета в Бобби. Не знаю, как долго продержится боевой дух легиона, когда им раз пятьдесят – шестьдесят придется столкнуться с той же этической дилеммой.

– Мне и здесь хорошо, мистер Периш.

Я уже собирался свернуть на Виа Принципалис и пойти в столовую, но тут услышал чей-то голос:

– Да, я знаю, и, если бы вы пришли сюда лет пятнадцать назад, это место было бы вам в самый раз. Но сейчас, увы, оно для вас мелковато.

– Псст!

И он выразительно похлопал ладонью по стопке писем с отказом в публикации, ждавших лишь его подписи.

В переулке между кофейней Бомбило и мастерской по ремонту колесниц притаились Лавиния и Дон. Поверх вываренной футболки фавн нацепил самый настоящий плащ, из-за чего вид у него, конечно же, сразу стал совсем неприметным. Лавиния спрятала розовые волосы под черной кепкой.

– Мэйсон – человек не только очень деятельный, но очень способный. Так что вне зависимости от того, обретет ли успех его новый журнал, молодая женщина с таким умом, как у вас, работая с ним рядом получит прекрасную возможность многому научиться. И потом, с каждым днем дела в «Конде Наст» идут все более динамично. Куда более динамично, чем в затхлых кабинетах «Пембрук Пресс».

– Сюда! – прошипела она.

– Хорошо, я встречусь с ним, если вы считаете, что мне следует это сделать.

– Но ужин…

И вместо ответа мистер Периш протянул мне визитную карточку мистера Тейта.

– Ты нам нужен.



– Это ограбление?

Лавиния резво подошла ко мне, схватила за руку и потянула в тень.

Офис Мэйсона Тейта находился на двадцать пятом этаже здания «Конде Наст», и с первого взгляда могло показаться, что этот, пока еще пребывающий в проекте журнал уже много лет пользуется успехом у публики. В приемной за сделанным на заказ рабочим столом, на котором стояла ваза со свежими, только что срезанными цветами, восседала весьма впечатляющего вида секретарша. Она проводила меня в кабинет мистера Тейта, и нам пришлось пройти через просторное помещение, где полтора десятка молодых людей вели деловые разговоры по телефону или строчили статьи на новеньких машинках «Смит-Корона». Мне показалось, что здешние сотрудники одеты лучше всех прочих журналистов из новостных офисов Америки. Стены редакции украшали фотографии, создающие бодрящую атмосферу и сделанные в Нью-Йорке: миссис Астор в огромной пасхальной шляпе; Дуглас Фербенкс за рулем лимузина; толпа хорошо одетых людей на снегу у входа в «Коттон-Клаб».

– Не волнуйся, чувак, – успокоил меня Дон, – это не ограбление! Но если у тебя в самом деле есть лишняя мелочь…

– Заткнись, Дон, – сказала Лавиния.

Кабинет мистера Тейта был устроен в углу и отгорожен от остального помещения стеклянными стенами. Столешница его рабочего стола тоже была стеклянной и как бы плыла в воздухе, поддерживаемая косым крестом из нержавеющей стали. Перед столом имелась небольшая, но удобная зона для переговоров, оснащенная диваном и креслами.

– Хорошо, заткнусь, – согласился Дон.

– Входите, – пригласил он.

– Лестер, – обратилась ко мне Лавиния, – ты должен пойти с нами.

Манера говорить у него была явно аристократической – в ней отчасти чувствовался мягкий британский акцент, отчасти навык, приобретенный в дорогой частной школе, а отчасти обыкновенная жеманность. Командным жестом он пальцем указал мне на одно из кресел, диван оставив для себя.

– Я слышал о вас много хорошего, мисс Контент.

– Лавиния, я устал. И проголодался. Лишней мелочи у меня нет. Можно это подождет…

– Благодарю вас.

– Нет. Потому что завтра мы все можем погибнуть, а это важно. Мы потихоньку выберемся наружу.

– А вы что-нибудь обо мне слышали?

– Потихоньку выберемся наружу?

– Не особенно много.

– Да, – кивнул Дон. – Это когда идешь потихоньку. Наружу.

– Зачем?! – возмутился я.

– Ну и прекрасно. Откуда вы родом?

– Увидишь.

– Я родилась в Нью-Йорке.

– В городе? Или в штате?

Тон у Лавинии был зловещий, словно она не могла подобрать слов, чтобы описать мой гроб, и мне предстояло увидеть его собственными глазами.

– А если нас поймают?

– В городе.

– О! – оживился Дон. – Это я знаю! За первое нарушение будешь месяц чистить уборные. Но знаешь, если завтра мы все умрем, то какая разница.

– Вы когда-нибудь бывали в «Алгонкине»?

– В отеле?

Сообщив мне эти прекрасные новости, Лавиния и Дон схватили меня за руки и потащили в темноту.

– Да.

– Нет.

22

– Вы знаете, где он находится?

Пою о мертвых растениях

Кустарниках-героях

– Западная Сорок четвертая?

Воодушевляет

– Совершенно верно. А в «Дельмонико» бывали? Обедали там когда-нибудь?

– Разве он не закрыт?



– Вообще говоря, да. Чем занимался ваш отец?

Тайком выбраться из римского лагеря оказалось подозрительно просто.

– Мистер Тейт, к чему все эти вопросы?

Мы благополучно пролезли в дыру в заборе, прошли по траншее, затем по туннелю, миновали патрули и незамеченными пробрались мимо дозорных башен. После этого Дон с готовностью раскрыл свой секрет:

– Не волнуйтесь. Вам не стоит их бояться – вы совершенно спокойно можете рассказать мне, чем ваш отец зарабатывал на жизнь.

– Чувак, это место устроено так, чтобы не впускать в него вражеские армии. А запирать тут легионеров или не впускать время от времени дружески настроенного фавна, который не отказался бы от горячей еды, вовсе не предполагалось. Если знать расписание патрулей и всегда пользоваться разными входами, ничего сложного в этом нет.

– Я расскажу, чем он занимался, если вы объясните мне, зачем вам это знать.