– Так кто же все-таки убил его?.. Или почему он умер?

– Шестеро.

Сощурившись, Хиро переводит на меня беспокойный взгляд, который через мгновение становится совершенно бесстрастным, и отчетливо произносит:

– Это для путешествий налегке.

– Разве не ты это сделала, Аки?

Я тоже смотрю на него.

– Конечно. Никаких винтовок и патронов. Обратно – никаких охотничьих трофеев: ни шкур, ни голов. Только подзорные трубы и компасы. Чертежный стол, бумага, палатки и еда. – (Мэгги кивнула.) – Отправлюсь завтра на рассвете. Парень написал, что будет ждать меня в Тике. Мэггс, я не задержусь. Самое большее – две недели. Вернусь к сбору урожая. Женщины работу знают. Оставлю Вайнайну за главную. Она сейчас повела их вскапывать северное поле.

В воздухе повисает напряженная тишина.

– Сид, я не возражаю против твоего отъезда, – перебила его Мэгги. – Совсем не возражаю. Меня лишь беспокоит, почему ты вдруг срываешься с места.

Так кто же довел того человека до смерти? Человека, с которым мы впервые встретились во время той поездки. Нашего отца.

– Я уже объяснял. Можно хорошо подзаработать.

– Не верю я тебе, – покачала головой Мэгги. – Опять у тебя этот взгляд.

Глава 7

– Какой взгляд?

Тихиро Такахаси и Тиаки Фудзимото.

– Тот, что был, когда я только взяла тебя на работу. Когда ты пытался до смерти заморить себя работой.

Вот как нас зовут.

Сид отмахнулся и вновь заговорил о сельскохозяйственных делах. Он согласился быть проводником у топографа. Тому нужно было составить карту местности к северу от горы Кения. Мэгги Сид сказал, что деньги ему нужны на покупку плиты. Это было полуправдой. Он действительно хотел обзавестись плитой, но уже располагал деньгами для покупки. Настоящей причиной явилась новость, услышанная от Люси Томпсон и ее матери.

Такахаси – девичья фамилия нашей матери. До трех лет мы росли вместе, а потом Тиаки сменили фамилию, потому что ее отдали в другую семью.

Неделю назад они заезжали к Мэгги и засиделись у нее на веранде. В это время из сарая вернулся Сид и сообщил, что шакал сожрал нескольких кур. Мэгги угостила его чаем. Миссис Томпсон поинтересовалась, слышал ли он новость. Сид залпом проглотил чай и ответил, что нет.

Оказалось, заместитель министра с семьей уже прибыл в Момбасу. Там они проведут неделю, после чего отправятся вглубь страны.

Мама на эту тему не распространялась. Она была из бедной семьи, а после того как мы появились на свет, стала много болеть, и, видимо, у нее не оставалось другого выхода, как сдать Аки в чужие руки.

– В Найроби! – возбужденно воскликнула Люси.

В губернаторском доме намечался бал, который станет главным событием года.

Память – вещь сугубо индивидуальная.

То, о чем дальше поведала Люси, было еще хуже.

У меня есть приятель, утверждающий, что четко помнит последовательность событий в своей жизни с двухлетнего возраста. Поверить в такое трудно. А есть другой, который говорит, что почти ничего не помнит о годах, когда он учился в начальных классах. Тоже сомневаюсь, что это возможно.

– После бала губернатор устроит своим гостям сафари. И знаешь, куда они отправятся? В Тику! Представляешь? Они разобьют лагерь у места слияния двух рек, после чего двинутся на запад, к Абердарским горам. Мистер Литтон хочет подстрелить льва, а наши края просто кишат львами.

Себя я считаю обычным в этом смысле. Что было в детском саду и тем более до него, помню очень смутно. Отдельные воспоминания начали выстраиваться в цепочки, уже когда я пошел в школу.

Сид думал, что у него остановится сердце. Он целых два дня очухивался от известия о приезде Фредди и Индии в Африку и наконец убедил себя, что их пути ни в коем случае не пересекутся. Ферма Мэгги находилась слишком далеко от маршрута именитых гостей. Однако новость, преподнесенная Люси, все изменила. Сид знал местность, где предполагалось разбить лагерь. Оттуда до фермы Мэгги каких-нибудь десять миль. Скорее всего, охотники вообще сюда не доберутся, но рисковать Сид не хотел.

Честно говоря, я не чувствовал, что у меня где-то есть сестра или брат.

Миссис Томпсон продолжала болтать, многозначительно поглядывая на Сида. Потом сказала, что они с дочерью завтра отправляются в Найроби за новыми платьями. Пробормотав извинения, Сид бросился к себе в хижину и спешно написал записку районному уполномоченному: дескать, он слышал от Деламера, что топографу нужен проводник. Он готов сопровождать топографа, но желательно отправиться в путь незамедлительно. Затем Сид вернулся в дом Мэгги и попросил миссис Томпсон передать письмо.

Хотя, если подумать, в памяти осталось ощущение, будто в доме в моем раннем детстве был еще какой-то ребенок, но вырос я один и, достигнув возраста, когда уже начал что-то понимать, решил, что это был кто-то из соседских детей.

Женщина широко улыбнулась и пообещала, что непременно передаст. «С удовольствием», – добавила она. Ответ уполномоченного ему принесла уже не миссис Томпсон, а Люси. Было это два дня назад. Лицо девушки совсем не светилось от счастья.

– Это про топографа, – сердито сказала она, бросив ответ на стол.

То же самое было с Тиаки. Как и я, она считала себя единственным ребенком.

– Верно, – ответил Сид, удивленный ее тоном.

* * *

В моей памяти осталось только, как скрипели ее сабо.

– Районный уполномоченный мне рассказал. Оказывается, ты взялся сопровождать топографа к горе Кения. Карты он там будет составлять.

– Да. А почему ты хмуришься?

Когда я рассказал об этом Тиаки, она сделала недоверчивое лицо.

– Я думала, ты писал про бал у губернатора. Просил приглашения. Для себя. Для нас.

– Ну надо же! А я совсем этого не помню.

Ну и дурь! Сид громко расхохотался. Он на балу у губернатора? Воображение живо нарисовало ему сцену встречи. «Привет, Индия. Привет, Фредди. Как поживаете, черт вас подери?!»

– По этому скрипу родители сразу могут понять, где ребенок, куда он побежал, – говорил я ей. – Ты была страшная непоседа, все время носилась туда-сюда, и я запомнил этот звук. А сабо были розовые, на толстой подошве.

Однако Люси было не до смеха. Последовали гневные слова, а затем и слезы. Люси пулей вылетела из его хижины. Через несколько минут пришла Мэгги и поинтересовалась, что между ними произошло. Сид рассказал.

Тиаки ничего не помнила. По словам матери, с нее глаз нельзя было спускать, потому что она в любой момент могла пропасть из виду. Ищи ее потом. Увидев что-то интересное, девочка так увлекалась, что забывала обо всем.

– Диву я даюсь на тебя, Сид. Я же говорила, что девчонка сохнет по тебе.

– Я думал, ты шутишь.

А Тиаки обо мне говорила, что я был плакса.

– Ни капельки. Бедняжка Люси. Что ты ей сказал?

Когда я начинал возражать, она насмешливо улыбалась и заявляла, что лицо у меня всегда было красное и стоило чему-то не понравиться, как я валился на пол и устраивал истерику со слезами.

– Ничего.

Как только она начинала об этом разговор, я очень смущался и отворачивался.

– Из-за ничего слез не льют.

Получается, я сам себя как следует не знаю.

– Я… просто засмеялся.

– Какой же ты придурок! – воскликнула Мэгги, сердито глядя на него.

Перед тем как я пошел в школу, мама вышла замуж второй раз.

– Мэггс, я совсем не хотел ее обижать! Она застигла меня врасплох.

– Люси – прекрасная девушка. Из хорошей семьи. Работящая, красивая, точно картинка. Из нее получилась бы отличная жена. Такие на дороге не валяются.

К новому отцу я привык довольно легко. Его появление не доставило мне неудобств, ведь настоящего отца я в лицо не помнил. Не было даже фотографии. Я долго думал, что отчим и есть мой настоящий отец. Даже когда я узнал, что между нами нет кровного родства, он остался для меня единственным отцом. Тем более что фамилия у него по случайности оказалась та же – Такахаси. Иногда я задаю себе вопрос: а не вышла ли мама за него просто из-за фамилии?

– Она могла бы найти себе партию получше.

Мэгги затихла. Сид рассказал ей о предстоящей поездке с топографом и спросил, отпустит ли она его.

Спросив у Тиаки, когда она поняла, что она приемная дочь, точного ответа я не получил. Сестра сказала, что всегда об этом знала, даже когда была совсем маленькой. У нее было смутное ощущение, что ее прежняя семья по какой-то причине отличается от новой семьи, в которой она оказалась. При этом Тиаки не чувствовала себя у приемных родителей менее желанной. Они ей всё правильно объяснили, и к подростковому возрасту она уже во всем разобралась и успокоилась.

– Ты рехнулся, Сид. Рвешься черт знает куда с каким-то парнем, когда хорошенькая девчонка мечтает потанцевать с тобой.

Я встречался с родителями Тиаки. Обходительные, хорошие люди. Очень хорошо ко мне относятся. Тиаки росла немного замкнутой, но они воспринимали это с полным пониманием, и их объятия были всегда открыты для нее.

– Мэгги, меня на этом балу не будет, и точка. Я туда не поеду ни с Люси, ни с кем-нибудь еще. У меня есть свои причины.

Почему мама отдала дочь приемным родителям – вопрос сложный.

– Давай отправляйся на свое сафари. Надеюсь, лев откусит тебе яйца, – сердито бросила Мэгги.

Она об этом говорила редко, но как-то раз обмолвилась, что не должна была этого делать, что хотела вырастить нас обоих, как бы тяжело ей ни приходилось. То есть она очень сожалела о том своем решении.

Их разговор состоялся пару дней назад. За это время Мэгги остыла и зашла узнать, не забыл ли он хинин. Сид угостил ее виски. На столе Мэгги увидела газету, издающуюся в Момбасе.

– Я и не приметила сразу. Где раздобыл?

Мама переживала и еще об одном поступке.

– Йо Роос оставил.

– На старости лет к чтению потянуло? – прищурилась Мэгги.

– А если и так? – спросил Сид, наклоняясь, чтобы затянуть пряжку на лямке рюкзака.

Я узнал об этом, уже достигнув совершеннолетия[6].

– Помнится, ты газет и в руки брать не хотел. Чем же эта тебе так понравилась?

Дело в том, что отец не знал о нашем с Тиаки существовании.

Газета была вся мятая и в пятнах, словно ее читали и перечитывали.

Мама не любила говорить о прошлом, поэтому прошло много времени, прежде чем я смог разобраться в ситуации.

– Ничем, – буркнул Сид и выпрямился.

Если коротко, отец не знал о беременности мамы, когда они расставались.

Мэгги бросила на него внимательный взгляд. Чувствовалось, она ему не верит.

Отец по своей природе был свободным человеком и не хотел ничем себя связывать. Он женился с мыслью, что семейная жизнь остепенит его, но ничего не вышло. Он родился странником и не собирался засиживаться на одном месте. Его жизнь напоминала полет воздушного змея, у которого оборвалась удерживавшая его нить. Застать его дома было трудно.

Она просмотрела газету от корки до корки и прочла каждый заголовок. Не найдя ничего примечательного, Мэгги сложила газету и вернула на стол. Но потом ее внимание привлекла фотография на первой полосе. Снимок запечатлел заместителя министра по делам колоний Фредерика Литтона. Он с женой и дочерью стоял на фоне Форта Иисуса. Девочка смотрела вниз. Литтон хмурился, а его жена глядела прямо в объектив аппарата. Ее лицо вышло нечетким. Мэгги снова взяла газету и поднесла к глазам. Оказалось, нечеткость вызвана не ошибкой фотографа, а потертостью бумаги, словно по этому месту без конца водили пальцем.

Таким я себе его и представлял, своего отца. Бродягой, одиночкой, шагающим по сельским дорогам с рюкзаком за спиной и наслаждающимся окрестными пейзажами.

– Это она? – догадалась Мэгги. – Теперь понятно, почему ты не хочешь ехать на бал и стремишься поскорее убраться отсюда. Бежишь, словно тебе задницу подпалили.

* * *

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– О ком. О жене заместителя министра. Об Индии Литтон. Это она сделала тебя холостяком. Помнишь, я говорила тебе, что докопаюсь? И докопалась. Теперь понятно, почему тебе не терпится убраться отсюда с топографом. Боишься столкнуться с ней.

Мама – человек бескомпромиссный и упрямый.

– Чушь какая!

Наверное, она захотела расстаться с ним, потому что не могла выносить состояние неопределенности, и раз решение было принято, у нее и в мыслях не было попытаться удержать мужа, сказав, что у них будет ребенок. В итоге мама так и не сообщила отцу о нашем рождении.

– Не ври мне, Сид. Прежде ты никогда не врал.

После развода они больше ни разу не встре-чались.

– Надобности не было, – огрызнулся он.

С отцом и до развода было трудно связаться, а уж после развода он и подавно выпал из поля зрения. Мама вручила ему документы о разводе, только когда он появился дома для лечения полученной где-то травмы, а получила в подписанном виде спустя полгода с лишним, после того как он опять куда-то уехал.

Они жили по неписаному правилу: не лезть друг к другу в душу. И сейчас Мэгги нарушала правило.

Об этом я узнал от мамы, когда поступил в университет.

К тому времени я уже увиделся с Тиаки, и мы стали общаться.

– Извини, Сид. Я просто волнуюсь за тебя.

* * *

– Запутанная это история, – сказал он. – Очень запутанная. О многом тебе вообще лучше не знать. Очень о многом.

– Я? – По ее лицу пробегает усмешка. И я вижу в ее глазах еще гнев и печаль. – То есть это я его убила? Ты так думаешь?

Эмоции переполняют ее. Это ясно по голосу, но разобраться в них трудно.

На уровне подсознания мы пытаемся понять, что друг у друга на душе. Словно протягиваем щупальца, пытаясь высосать какие-то мысли. Кто мы? Друзья? Коллеги? Любовники?

Мэгги кивнула и снова посмотрела на фотографию:

Но что она чувствует сейчас, что у нее в голове? Не знаю. Осуждение? Враждебность? Глубокое недоверие?

– А она красивая, эта Индия. Даже на потертом снимке.

А в голове у меня все тот же образ:

– Мэггс, она много больше, чем красивая.

Женщина сидит на корточках, быстро водит руками в траве и связывает ее как-то…


Дальнейших слов и не требовалось. Его голос, полный боли и тоски, сказал ей все.

– Значит, не ты? – ледяным тоном говорю я.

Она отвечает с кривой усмешкой:

Мэгги отодвинула стул и встала.

– А я-то думала, это ты, Хиро.

– Домой пойдешь? – спросил Сид.

– Я?! Почему?

Она покачала головой:

Она делает паузу, будто задумавшись, и слабо улыбается:

– Загляну к Томпсонам. Должен же кто-то сказать бедняжке Люси, что у нее нет никаких шансов.



– Не так сказала. Я имела в виду, что была бы не против, если бы ты это сделал.

Глава 90

Не ожидая такого ответа, я рассмеялся.

Смех получился громким и беззаботным.

– Мамочка, а нам взаправду нужно зубы вынимать? – прошептала взволнованная Шарлотта Литтон. – Проводник посоветовал всем пассажирам вынуть зубы.

Теперь уже она смотрит на меня с недоумением.

– Что смешного?

– Дорогая, не бойся. Он говорил про искусственные зубы, – улыбнулась Индия.

– Я просто подумал: вот оно в чем дело!

– И в чем же?

С настороженным видом она наливает вино в своей стакан.

– Мне бы тоже этого хотелось.

– Но почему?

Я осушаю свой стакан. Она тут же наполняет его снова.

Я чувствую в голове необыкновенную ясность, хотя алкоголь наконец начинает действовать. Появляется странное пьянящее ощущение – будто меня от окружающей среды отделяет какая-то тонкая пленка.

– А потому, дорогая моя, что под рельсами нет балласта. Это такая подушка, – зычным голосом ответил лорд Деламер. – Эти чертовы идиоты положили рельсы прямо на землю.

С тех пор как мы с сестрой встретились, я много раз замечал, что у нас с ней схожий ход мыслей, но никогда не думал, что это совпадение окажется настолько глубоким. Не мог представить, что и в нынешней ситуации мы будем мыслить одинаково.

– Хью! Такой лексикон не для ушей маленькой девочки.

Да, я в самом деле надеялся, что это сделала она.

– Я забыл, что она ребенок, – пожал плечами лорд. – Она читает и говорит лучше, чем большинство знакомых мне взрослых.

Смерть проводника стала громом среди ясного неба. Я и представить не мог, что тот человек вторгнется в нашу жизнь таким образом.

– Как бы там ни было… – предостерегла мужа леди Деламер.

Ворвется совершенно неожиданно.

– Ну хорошо, хорошо, хорошо, – поспешно согласился Деламер, наклонился к Шарлотте, чтобы слышала только она, и шепотом продолжил: – Они все равно идиоты, даже если запрещают мне называть их чертовыми. – (Шарлотта захихикала.) – И ты вскоре поймешь почему. Когда начнутся равнины, там рельсы уложены без балласта. Колеса станут так подскакивать, что тебе покажется, будто еще немного – и зубы выскочат через макушку. – Он схватил с подноса проходившего официанта меренгу. – Нужно поплотнее набить рот такими вот вкусностями. Вместо подушки. Другого способа нет.

И внесет в нашу жизнь путаницу и беспорядок.

Деламер отправил меренгу в рот и широко улыбнулся Шарлотте. Девочка залилась смехом. Индия прервала разговор с леди Деламер и тоже засмеялась.

Его смерть надо было как-то объяснить. И это объяснение должно было быть таким убедительным, чтобы могло легко сохраниться в памяти и закрыть вопрос.

Так у меня в голове родилась замечательная теория, которая показалась мне наиболее вероятной: нашего отца убила Аки.

– Ваш муж потрясающе умеет находить общий язык с моей дочерью, – сказала она.

– А почему же тебе тоже этого хотелось? – как бы обращаясь к самому себе, говорю я.

– Ничего удивительного. Он сам великовозрастный ребенок, – ответила леди Деламер.

Она хмуро смотрит и быстро отвечает:

– Ты знаешь почему.

Индия редко слышала, чтобы ее дочь так заливисто смеялась, и это ее радовало. Она вспомнила, сколько волнений вызывала у нее поездка Шарлотты в Африку. Ей казалось, что там ребенок подхватит какую-нибудь опасную болезнь. Но Шарлотта, проведя неделю в Момбасе, буквально расцвела. Щечки порозовели, а в серых глазах появился живой блеск. В Момбасе она целые дни проводила на пляже с Мэри, горничной Индии, собирая ракушки и угощая ланчем чаек. Она познакомилась с интересными людьми, которые ей понравились. Среди них была и молодая пара, которая собиралась отправиться на высокую гору Килиманджаро. Шарлотте нравились даже официальные встречи, на которых она была обязана присутствовать как дочь лорда Литтона. Девочку изумляло разнообразие лиц, окружавших ее: английских, африканских, арабских, индийских, а также разноязыкий говор. На второй день пребывания в Момбасе она стала звать Мэри не иначе как айя, называла чай местным словом и клянчила рупии, чтобы потратить их в дукасах.

Я не могу долго выдерживать ее взгляд, отвожу глаза и слышу опять:

– Ты знаешь почему.

– Мамочка, а ты знала, что на суахили белого человека называют мзунгу? Но это слово переводится не как «белый человек», а как «странное или удивительное явление». Как думаешь, папа об этом знает? – спрашивала Шарлотта, морща лоб.

Конечно, знаю, просто не хочу говорить.

Промолчав, я делаю глоток из стакана.

Губернатор Кении Джеймс Хейс Садлер имел личный железнодорожный вагон, в одном из купе которого сейчас и сидела Шарлотта, одетая в белую блузку, юбку цвета хаки и высокие ботинки со шнуровкой. Ей не терпелось поскорее отправиться в Найроби вместе с родителями, лордом и леди Деламер и различными колониальными чиновниками. Шарлотта выглядела так, словно жила в Африке с рождения. Ее шею украшала нитка ярких масайских бус, которые она носила не снимая. Бусы ей подарил все тот же лорд Деламер.

Вино окрашивает губы. Почему так получается – когда я вижу в зеркале свои испачканные вином губы, я теряюсь, словно при виде следов преступления?

– Шарлотта, а ты любишь зверей? – доев меренгу, спросил Деламер.

Почему? Не знаю.

– Да, сэр. Очень люблю.

Я перевожу взгляд на окно.

– Тогда считай, что тебе повезло. Ты увидишь их сотнями. Возможно, тысячами. Вот только доберемся до равнин Ати. – (Шарлотта недоверчиво посмотрела на Деламера.) – Думаешь, я привираю?

В летнем мраке тихо колышутся ветви деревьев.

Часы в парке, которые я видел сотни, нет, тысячи раз.

– Ваши цифры, сэр, звучат несколько преувеличенно.

Глядя на их стрелки, я остро ощущаю, как эта ночь постепенно, минута за минутой, уходит.

Я не знаю, согрешили мы или нет. И что такое грех? Прежде я никогда не думал об этом так много, как в последние дни и весь сегодняшний день.

Деламер раскатисто засмеялся:

– Наверное, это все-таки несчастный случай, – говорит она с обреченным видом.

– А давай, старушка, сделаем так. Ты будешь их считать, а я дам тебе по рупии за каждую зебру, по анне за каждого жирафа и по пайсу за льва. По рукам?

– Проводник в горах поскользнулся и разбился насмерть. Вот и все. И оказалось, что проводник – наш отец. Чистая случайность, как и то, что мы в это время оказались там. Редкое совпадение, но от этого оно не перестает им быть. А мы пытаемся изобразить из несчастного случая убийство. Только и всего.

Не понимаю.

– Да! – обрадовалась Шарлотта.

Что мы сделали?

Совершили ли ошибку?

К ним подошел Хейс Садлер.

Она аккуратно поправляет упавшую на лицо прядь волос.

– У Фредди есть вопросы по Ассоциации колонистов, – сказал губернатор, коснувшись плеча Деламера. – Я подумал, что вы успешнее ответите на них, чем я.

– Но я думала, что это ты его убил, Хиро. Чтобы связать нас неразрывно. Такими узами, которые не разорвешь вовеки. Понимаешь?

Она снова обращает свой взгляд на меня.

– Можете не сомневаться! – ответил Деламер. – От меня он сполна услышит про то, как подло Лондон обращается с нами.

И опять я отвожу глаза первым.

– Мы же брат и сестра. Это же связь на всю жизнь с самого начала. Разве нет?

Лорд извинился перед Шарлоттой, сказав, что должен временно ее покинуть, но попросил не забывать про подсчет зверей. Затем Деламер в сопровождении Хейса прошел в купе, занимаемое Фредди. Тот, как всегда, был поглощен составлением отчетов, депеш и прочими делами.

– Да, мы же брат и сестра, – повторяет она, усмехаясь над моим притворным простодушием и глядя в одну точку на стене. – Брат и сестра на всю жизнь.

Воздух вокруг нас снова начинает сгущаться.

Неожиданно послышался резкий свисток.

Повисает тишина – не такая холодная и полная подозрительности, как до сих пор, а более плотная, наполненная чувством вины, удушающая.

Я помню эту тишину. Она часами висела между нами в самый тяжелый момент моей жизни. Самый тяжелый до последнего времени.

– По вагонам! – закричал проводник.

Она медленно встает с татами и направляется в ванную.

Двери всех вагонов с лязгом закрылись. Паровоз выпустил вулканическое облако пара. Поезд тронулся. Железные колеса заскрипели по рельсам. Через пятнадцать минут поезд покинул остров Момбаса и по длинному мосту выехал на материк.

Я все так же смотрю на стрелки часов в парке и слышу, как за ней закрывается дверь.

Бо́льшую часть дня поезд катился через зеленые джунгли, густые, влажные, полные ярких птиц, бабочек и цветов. На участках, отвоеванных у джунглей, располагались плантации, где росли каучуконосы, хлопок и сизаль. Тропические заросли сменялись долинами и ущельями. Иногда поезд останавливался на маленьких полустанках с аккуратно выкрашенными платформами и цветами в кадках, и тогда казалось, будто пассажиры ненадолго переместились из африканской глуши в пригород Лондона. Шарлотта все время не отходила от окна. Ее с трудом дозвались на ланч, а потом на чай.

Яркое весеннее солнце. Переливающаяся зеленью листва.
И женщина бежит ко мне, откуда-то издалека.


К вечеру джунгли остались далеко позади. Началась саванна. И там, на ослепительном африканском закате, Шарлотта наконец увидела их – всех зверей, обещанных Деламером, и не только их.

Да, она права. Я хочу привязать ее к себе. Прочными узами, которые невозможно разорвать до конца жизни.

– Ой, мамочка! Мамочка, посмотри! – воскликнула она, увидев первое стадо зебр. – Их там целых пятьдесят!

Я чувствую во рту горечь.

– А мне думается, их там более пятисот, – сказал Деламер, выбежавший из купе Фредди, где был вынужден проторчать почти весь день, и уселся рядом с Шарлоттой.

Бежать некуда.

Трудно сказать, кто из них радовался больше.

Что это – грех?

Шарлотта напомнила лорду Деламеру о сделке и принялась весело считать зебр. Очень скоро она дошла до сотни.

Полюбить другого человека?

Не в силах сдержаться, я ударяю кулаком по ее чемодану, превращенному в импровизированный столик.

– Муж нас разорил! – воскликнула леди Деламер.

Бумажные тарелки с едой взлетают в воздух.

– Скажите этому безмозглому машинисту, чтобы сбавил скорость своего чертового паровоза! – вдруг закричал Деламер. – Разве можно на такой скорости что-то рассмотреть?

Врать самому себе я не могу. Мы были влюблены друг в друга, пока не узнали о своем родстве.

Леди Хейс Садлер удивленно моргнула. Леди Деламер покачала головой. Но нашелся услужливый молодой человек в полотняном костюме, бросившийся выполнять пожелание Деламера. Это был Том Мид, заместитель районного уполномоченного провинции Кения. Индия пыталась скрыть улыбку, так как всей душой поддерживала странную проказу. Ведь это доставляло столько счастья ее дочери.

– Флоренс! Флоренс! Куда запропастился мой проклятый полевой бинокль?

– Хью, ну неужели надо кричать на весь вагон. Вот он!

Глава 8

Леди Деламер порылась в сумке и достала бинокль. Деламер тут же передал бинокль Шарлотте.

Я стою перед тускло освещенным зеркалом, мою руки тщательнее, чем обычно, и смотрю на свое отражение.

Ну и видок! Неужели это в самом деле я?

– Там! – крикнул он. – Словно нас дожидались! Дитя, ты их видишь?

Под струей холодной воды руки постепенно немеют.

Хотя я видела свое лицо в зеркале бесчисленное количество раз, сейчас я себя не узнаю. Неужели это я?

Шарлотта приникла к биноклю и вскоре шепотом спросила:

Осторожно касаюсь зеркала. Передо мной усталое и напряженное лицо, глаза смотрят с подозрением.

– Лорд Деламер, а это действительно жирафы? Настоящие?

Когда мы только переехали сюда, взгляд был искренен и полон надежд.

– Все шесть, – ответил он. – Ясно, как божий день… Ты в ту сторону посмотри. Видишь? Целое стадо газелей Томпсона. А этих больших неуклюжих зверей видишь? Антилопы гну. Шарлотта, ты знаешь, что́ говорят про них масаи? Они говорят, что Бог слепил гну из всего оставшегося от других зверей.

Какие же мы идиоты! Не заметили ловушку, которую сами же поставили, и угодили прямо в нее.

– Лорд Деламер, а как насчет львов? – спросила Шарлотта, обводя глазами равнину. – Видите хоть одного?

Мы стали жить вдвоем, узнав, что мы брат и сестра, и убеждали себя, что всё понимаем. Поселились вместе, потому что росли по отдельности и хотели компенсировать то время, когда жили, не подозревая о существовании друг друга. Плюс в Токио, где все так дорого, жить вдвоем дешевле и удобнее. Да и с точки зрения безопасности лучше. По крайней мере, мы в это верили и убедили в этом наших родителей.

Моя семья сначала была против, но в конце концов сдалась.

– Пока нет, но ты не беспокойся. Если мы не увидим их здесь, то обязательно наткнемся на них, когда окажемся на сафари в Тике. В прошлый раз я подстрелил там троих.

Я заявила, что уже взрослая, и на этом спор окончился. Но теперь, оглядываясь назад и думая, почему родители не хотели меня отпускать, понимаю, что причина беспокойства, которое я прочитала в их глазах, была в другом.

Слова лорда напугали Шарлотту.

* * *

– Но я не хочу стрелять львов.

Капризы судьбы. Часто приходится слышать эти слова.

Но для нас в них нет ничего забавного.

Леди Деламер наградила мужа таким испепеляющим взглядом, что он побледнел.

Трудно представить такое совпадение: мы с братом поступили в один и тот же университет и вступили в один и тот же клуб.

Судьба так распорядилась?

– Дорогая, я же не сказал, что из винтовки, – торопливо проговорил он. – Мы будем их стрелять затвором фотоаппарата. Знаешь, фотограф чем-то похож на охотника. А убивать львов – ни в коем случае! Кстати, я знаю замечательного проводника. Мы попросим его отвести нас туда, где львы. Дай только добраться до Тики. Я тебя с ним познакомлю. Его зовут Сид Бакстер.

Мы разнополые двуяйцевые близнецы; гены у нас разные, но несмотря на это, мы очень схожи по характеру. То же самое можно сказать о нашей успеваемости в школе, увлечениях и интересах в старших классах. Возможно, люди с похожими склонностями совершают похожие поступки, и их привлекают одни и те же места.

Индия, смотревшая в окно, медленно повернулась.

Встретившись в теннисном клубе, мы сразу обратили внимание друг на друга.

Сейчас я могу сказать лишь одно: увидев его, я что-то почувствовала. Он говорит, что тоже. Даже в этом мы похожи.

– Вы сказали Сид Бакстер? – вырвалось у нее.

Хотя в нашем клубе не проводились официальные университетские соревнования, дисциплина в нем была достаточно строгая, и тренироваться все равно приходилось серьезно.

– Да. А вы его знаете?

И он, и я занимались теннисом в школе, и когда весной в тренировочном лагере нас поставили в пару, мы с такой легкостью угадывали движения друг друга, что люди вокруг удивлялись и не могли поверить, что мы впервые играем вместе.

– Конечно же нет, – ответила Индия, натянуто засмеявшись. – Я… слышала это имя в Момбасе, – соврала она. – Полагаю, он действительно хороший проводник.

И больше всех, конечно, удивлялись мы сами.

Вот тогда мы и совершили ошибку, подумав: не любовь ли это?

– Самый лучший. Он работает у плантаторши неподалеку от Тики. Компанейским парнем его не назовешь, но мы вытащим его с плантации. Уж если он не сможет найти Шарлотте львов, тогда никто не найдет.

* * *

Лорд Деламер продолжал говорить, но Индия почти не слышала его. Ее душевная рана по-прежнему болела. На мгновение она вновь оказалась в их квартире на Арден-стрит. Сид стоял в дверях с букетом белых роз. «Привет, миссис Бакстер», – сказал он, прежде чем ее обнять.

Первый шаг сделал он.

– Мамочка! Мамочка, тебе что, плохо стало? – встревожилась Шарлотта.

В клубе состояло много народа, и основной формой общения были людные вечеринки с пивом и вином. А мы стали встречаться в первое же лето после поступления в университет.

– Нет, дорогая, – ответила Индия, улыбнувшись дочери. – Просто вдруг усталость почувствовала.

Учились на разных факультетах, поэтому в студгородке виделись нечасто.