Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

– Надо к врачу ехать, – сказала Нина.

– Ага, – Макс кивнул.

Он пошарил по подлокотнику кресла, нажал какую-то кнопку.

– Слушаю, Максим Константинович, – тут же откликнулось кресло веселым мужским баском.

Нина вздрогнула.

– Позвони костолому, пусть подъедет, – приказал Макс.

– А что… – Кресло, видно, хотело разузнать, что случилось, но Макс снова нажал на кнопку, и голос умолк.

Тут уж сложно было сдержаться.

– Ну у тебя и сервис! – восхитилась Нина.

– А, ерунда! – отмахнулся Макс. – Живем как можем.

Нина еле удержалась, чтобы не рассмеяться. Да, интересный экземпляр этот олигарх! Похож на мальчишку, который полгода клянчил у родителей игрушечную машинку, а теперь делает вид, что у него таких машинок – целый автопарк…

– Вот что, Нинок, – продолжал между тем Макс. – Раз ты у меня оставаться не хочешь, хотя бы свой адрес оставь.

– Письма писать будешь?

– Нет. Лыжи тебе пришлю, как обещал.

– Веретенники, дом семнадцать.

– А улица? – не понял Макс.

– Без них обходимся. Зачем? В деревне всего сорок домов.

– У нас в поселке столько же, но улицы есть. Специально собрание проводили и называли. Я знаешь чего добился? Чтобы моя улица моим именем называлась. Так что Макс Костяков теперь живет на аллее Костякова! Классно?

– Не знаю, – пожала плечами Нина. – Я бы предпочла, чтобы моей фамилией что-нибудь другое назвали. Какой-нибудь завод. Или фонд.

– А у меня завод тоже есть, – расплылся Макс. – «Фармацевтическая фабрика Костякова». Слышала про такую?

– Нет. Но ты расскажи! – подбодрила Нина.

– Тебе это интересно? – не поверил Макс.

– Про твой завод – да, – тепло улыбнулась она. – К тому же я на экономическом факультете учусь, так что твой опыт мне пригодится.

И тут Макс даже про свою больную ногу забыл. Битый час с удовольствием повествовал, как он, бедный, но смелый и умный парень, раскручивал «с нуля» обанкротившееся предприятие, а Нина восхищенно кивала и думала: «Да, он, конечно, привирает и приукрашивает. Но молод, неглуп, живет в особняке… Такого человека можно и полюбить».

* * *

Следующим вечером, когда Нина, уставшая после работы, двух лекций и одного семинара, дремала на печи, в комнату ворвался папаня – возбужденный, счастливый, с горящими глазами. Заорал:

– Нинка! «Мерседес» «шестисотый» приехал! Говорят, что к тебе!

Нина стряхнула дремоту: значит, Макс не забыл, лыжи прислал.

– Ко мне? Так приглашай, пусть заходят.

Она спешно кинулась к зеркалу, кое-как причесалась, нацепила на лицо приветливую улыбку, выскочила во двор…

Оказалось, что Макс явился к ней лично.

Нина с интересом наблюдала, как шофер распахнул дверцу, на снег ступила нога в ботиночке тонкой кожи, с переднего сиденья вывалилась туша охранника, он передал Максу цветы, водитель открыл дверную створку и вынул из машины яркую упаковку с лыжами…

Отец с матерью стояли на крылечке, разинув рты, а Нина улыбнулась Максу и прокомментировала:

– Такого зрелища Веретенники еще не видывали.

– Я, Нина, как говорят у нас в народе, за базар отвечаю, – гордо откликнулся Макс. – Обещал лыжи – и вот привез.

– Спасибо. А как твоя нога? Уже ходишь?

– Бегаю, – беспечно отмахнулся Макс. – Это не перелом был, а вывих. Костолом приехал и в две секунды вправил. Слушай, а у тебя тут мило! – Он с интересом оглядел покосившийся домик, заботливо укутанные парники, приветливую старенькую беседку.

– Если нравится – проходи. Напою чаем. – Нина взглянула ему в глаза.

– Пройду, – согласился Макс.

И осторожно – явно боится, что гнилые доски провалятся! – ступил на шаткое крылечко.

* * *

Вот так у них и начался роман. Для Макса – очередное приключение, на этот раз «с прекрасной селянкой», а для Нины – путь к третьей ее мечте. К собственному особняку.

Мама Нинины шансы оценивала невысоко. Горестно подпирала щеку и говорила: «Зря ты это затеяла, Ниночка. Сердце подсказывает: не женится он на тебе!»

А отец, наоборот, хорохорился: «Это на Нинке-то моей? На первой красавице? Да не женится?!»

«Поматросит и бросит, – предрекала мать. – Погуляет с ней – да исчезнет».

«Ха, исчезнет! – возражал отец. – Будет Нинка в коттедже жить и слугами командовать».

Нину их причитания раздражали.

– Да что вы завелись! – увещевала она родителей. – Получится с ним – так поженимся, а не получится – не пропаду. Профессия у меня есть, работа тоже. И свет клином на этом Максе не сошелся.

Хотя на самом деле, конечно, очень хотелось прибрать Макса к рукам. Такие Максы – с особняком, фармацевтической фабрикой, да еще и неженатые – на дороге не валяются…

Но как заставить его жениться?

Влюбить так, чтобы жить без тебя не смог? Невозможно. Такие люди безоглядно, чтоб предложить сгоряча руку, сердце и кошелек, влюбляться не умеют.

Организовать ребеночка? Тоже не повод для женитьбы. В лучшем случае денег даст, а в худшем – вообще открестится… Остается одно: стать ему незаменимой помощницей и советчицей. Вселять в него оптимизм и веру в собственные силы. Подбадривать. Утешать. Развлекать. Иногда подсмеиваться, чтобы не зазнавался. И терпеливо сносить и претензии, и дурное настроение, и придирки… Это же она пока будет терпеть. До поры до времени.

По такой программе Нина и начала действовать.

Как ни уставала, всегда хорошо выглядела и улыбалась. Если Макс был чем-то расстроен – тонко улавливала его настроение и давала выговориться. Постоянно повторяла, что он у нее самый умный, и обстоятельно, со ссылками на его же победы и достижения, это доказывала.

И как минимум раз в час говорила:

– Мне с тобой так хорошо!

Ей и правда иногда было хорошо – и с Максом, и в той атмосфере, которая ее теперь окружала. Кому не понравится проводить время за вкусной едой, тонкими винами и изысканными развлечениями?

Правда, для Макса она оставалась всего лишь красивой кошечкой, несмотря на все свои научные достижения и свободные английский с немецким. Такой же кошечкой, как его любимица – русская голубая с кучей дипломов, медалей и скверным характером, только говорящей. Но кошка, даже если она с дипломом, – всего лишь домашний питомец. Есть у хозяина время и настроение – он с ней возится и чешет за ухом. А коли занят или не в духе – можно и пнуть, зло свое на ней сорвать.

Сколько раз случалось: договариваются вместе пойти на премьеру. Нина отпрашивается с работы, мчится в салон красоты, наводит лоск, предвкушает… А в половине седьмого вместо занятий ждет Макса у театра, красивая и радостная. И вдруг – телефонный звонок, и Макс без тени вины говорит:

– Слушай, киска, сегодня ничего не получится. У меня переговоры затянулись…

И ведь не догадывается прислать к театру шофера с билетами, чтобы хоть Нина-то на премьеру сходила… Но никаких упреков, Нина знает, Макс не приемлет. Ведь он богач, он непогрешим. Так что остается только подавить вздох разочарования и спокойно сказать:

– Конечно, Макс, я понимаю. Сходим в другой раз…

А потом нажать на отбой и изо всех сил сдерживаться, чтобы из глаз не брызнули слезы. И утешать себя: «Ну, ничего. Ничего. Я потерплю… У меня все будет. И очень скоро».

Ведь ей же хочется поселиться в особняке, где много воздуха, света, камин, зимний сад с видом на водохранилище… Хочется ставить цветы в антикварные вазы, смотреть телевизоры с огромными экранами и ходить по белейшим коврам. Есть икру и устрицы, пить «Дом Периньон». И скоро – очень скоро! – у нее тоже все это будет!

Максова прислуга чувствовала, что у хозяина с Ниной серьезно, и потому смотрела на нее волком, Нина случайно подслушала, как кухарка зло жаловалась экономке: «Голь ведь перекатная, село, а мы ей – подай-принеси!»

Но прислуга – бог бы с ней, ее мнение никого не интересует. А вот Максовы родственники… Они Нину, разумеется, приняли в штыки. Мамаша – хлипенькая старушка в бриллиантах – хотя бы сдерживалась и просто презрительно поджимала малокровные губки. А сестра – квинтэссенция утонченности, кладезь яда, рафинированная садистка – откровенно оскорбляла.

Нина никогда не забудет, как Макс впервые привел ее в гости к своим родным.

Максова сестра встретила их на пороге – манто белой норки, бриллианты на пальцах, домашние туфли с каблуками сантиметров в восемь. Вместо приветствия – едкая реплика:

– Очередная пассия… Типаж – крестьянский, номер – семьсот четырнадцатый. И говноступки знатные. Не забудьте, милочка, разуться, когда в дом будете проходить.

Нина вопросительно взглянула на Макса: честно говоря, ожидала, что он ее защитит, одернет грубиянку… Но тот только хмыкнул, а сестрица резко крутанулась на каблуках и исчезла за дверью.

– Твоя сестра всех так встречает? – холодно спросила Нина.

– Нет. Только моих подружек, – беспечно улыбнулся Макс.

– И как твои подружки к этому относятся? – еще более ледяным тоном спросила Нина.

Он пожал плечами:

– Терпят. А что им еще остается? Девчонок много, а сестра у меня одна.

«Сволочь ты, Макс», – подумала Нина.

Больше всего хотелось залепить ему пощечину и уйти. Но разве после такого он ей когда-нибудь позвонит? И потому пришлось терпеть и ледяную мамашу, и сволочную сестру… «Ничего, грымзы, – утешала себя Нина. – Женится на мне Макс – я вас быстро к ногтю прижму!»

…Еще хуже, чем мама с сестрой, Нину принял начальник Максовой охраны. Поначалу просто косо посматривал, а как понял, что она не из тех, кто на одну ночь, перешел к решительным действиям. Как-то вечером, когда Макс расслаблялся в джакузи, а Нина сидела на террасе и лихорадочно готовилась к зачету по макроэкономике, начальник охраны явился к ней с разговором. Без спросу вошел, без разрешения сел, нагло развернул ее кресло так, чтобы самому оставаться в тени, а ей в глаза бил свет. И заявил:

– Ну, что ж, девушка из Веретенников. Давайте поговорим.

И вместо разговора разразился монологом. Про то, что он знает про нее все. И о том, что отец – алкоголик, и что мать – без образования, даже школы не закончила. А их домик в Веретенниках скоро конфискуют, потому что папаня брал под его залог кредит на покупку «Нивы», «Ниву» разбил, а кредит погасить не смог…

– Я ничего этого не скрываю, – прервала его Нина. – И что дальше?

– То, что Макс твои проблемы решать не собирается.

– Лично у меня никаких проблем нет, – отрезала она. – И у Макса я ничего не прошу. У вас все?

– Нет, – он достал из внутреннего кармана конверт. – Копию я передал Максу. У тебя есть что сказать в свое оправдание?

Нина конверт взяла, распечатала… и озадаченно уставилась на собственную фотографию. У нее такой нет, это точно. Интересно, где ее сняли? И кто?

Она присмотрелась повнимательней и воскликнула:

– Так это ж меня… у дяди Миши, в хозяйственном магазине, щелкнули! Ну и что дальше? Что-то я не поняла…

Начальник охраны молчал, и тогда Нина снова заглянула в конверт и вытащила из него листок бумаги. С недоумением прочитала: «Крысид-гель представляет собой концентрат в виде геля серого цвета без запаха. Действующее вещество 1-нафтилтиомочевина…»

Отбросила бумажку, повторила:

– Я не понимаю, что это значит?

– Я бы тоже хотел знать, что это значит, – холодно ответил начальник охраны. – Потрудись, пожалуйста, объясниться.

– Нет уж! – взорвалась Нина. – Объясняться я буду не с тобой, а с Максом!

Подхватила конверт, бросилась в цокольный этаж, фурией влетела в комнату отдыха, где в джакузи подремывал Макс. Заорала так, что тот от неожиданности чуть не захлебнулся:

– Ты что, Макс, совсем шизофреник? Зачем ты велел за мной следить?!

Честно говоря, она ожидала, что Макс удивится и скажет, что он за ней следить не приказывал. Что это личная инициатива начальника охраны. Или, если и правда приказал следить, хотя бы смутится и извинится, что лезет в ее частную жизнь. Однако Макс не удивился и не смутился. Холодно ответил:

– Я не понимаю, что тебя удивляет. Я не простой человек, и это обычный порядок. Все мои контакты тщательно проверяют.

– Какая гадость! – вырвалось у Нины.

– Обычные меры предосторожности, – пожал плечами Макс.

Он даже из джакузи не вылез. По-прежнему расслаблялся в ванной, щелкал пальцами по пенным пузырькам, а Нина нависала над ним, бледная от беспомощного гнева.

– Кстати, раз уж мы коснулись этой темы… – твердо сказал Макс. – Меня тоже удивили эти фотографии. Зачем ты ходила в хозяйственный магазин и покупала яд?

Нина еле сдерживала слезы:

– А потому, Макс, что, как верно сказал твой начальник охраны, я живу в убогом деревенском домике. А в деревенских домах – не в таких, как твой, а в обычных – водятся крысы. Если ты забыл, то это такие зверьки, серого цвета, с длинными хвостами, жутко противные. И их нужно травить, потому что иначе они сгрызут и полы, и все, что в погребе. А погреб, если ты не помнишь, – Нина чувствовала, что уже близка к истерике, – это такое место, где хранятся продукты у тех несчастных, кто не может купить себе большой холодильник с морозильной камерой…

Она не договорила, бросилась вон из комнаты отдыха, взбежала на террасу, зарыдала… А отплакавшись, запихала в сумку так и не выученные учебники по макроэкономике и бросилась к выходу. Все, хватит с нее. Не нужно ей никакого олигарха. И особняка не нужно, и его долбаной роскоши тоже.

Макс ее не остановил.

А на следующий день, рано утром, прислал в Веретенники шофера.

Тот, не разуваясь, прошел по свежевымытым полам и протянул Нине конверт. Она разорвала его с нервным смехом: ну, где ее еще сфотографировали?

Но на этот раз из конверта выпали ключи и какая-то бумага.

«Пежо-307, – прочитала Нина. – Двигатель номер… кузов номер…»

– Что это? – недоуменно спросила Нина.

– Подарок, – шофер с нескрываемой неприязнью смотрел то на нее, то на убогую обстановку в комнате.

– Передай Максу, чтобы… – начала Нина.

Она хотела сказать: «Чтобы засунул это „Пежо“ себе в задницу», но осеклась. Секунду подумала, улыбнулась и повторила:

– Передай Максу… большое спасибо.

…И опять все пошло по-старому. Снова дорогие рестораны, но Макс, хоть и сидит с Ниной, занят не ей, а бизнесом: каждые пять минут звонит мобильник, каждые полчаса к столику подходят знакомые, и с каждым он что-то обсуждает, а Нина рассеянно ковыряется вилкой в дорогих закусках… И ужасные воскресные обеды с его сестрой и мамой, и очередной скандал с начальником охраны – у Макса из сейфа пропала тысяча долларов, он велел разобраться, а кого в первую очередь подозревать? Конечно, Нину из убогих Веретенников…

В общем, как-то неправильно жизнь стала складываться.

Нина даже сходила к учительнице. И впервые с тех пор, как окончила школу, не хвасталась успехами, а жаловалась:

– Похоже, неправильную я выбрала мечту. И если такой ценой, жить в особняке я уже не хочу…

А учительница твердо сказала:

– Значит, уходи, Ниночка. Ты не такой человек, чтобы о тебя ноги вытирали.

И тогда Нина решилась.

На следующий же вечер, когда Макс в очередной раз вывел ее в ресторан и, вместо того чтобы общаться с ней, болтал по телефону с партнерами по бизнесу, она дождалась, пока он закончит очередной разговор, и твердо сказала:

– Знаешь, Макс, все. Я от тебя ухожу.

– Подожди, Нина, мне надо перезвонить, – отмахнулся Макс. Озабоченно затыкал в клавиши, приказал кому-то «ждать сырье хоть до утра», положил трубку, переспросил: – Так что ты сказала?

– Я сказала, что мне надоело. И я ухожу, – твердо повторила Нина.

– Куда ты уходишь? Мы же еще не доели? – с очаровательной непринужденностью спросил Макс.

– Не прикидывайся, – отрезала Нина. – Я ухожу ОТ ТЕБЯ. Все. Аллес. Прошла любовь, завяли помидоры.

– Ах, вот как, – дернул плечом Макс. – Уходишь, значит. Что, я тебя больше не устраиваю? Или мой дом разонравился? Слишком маленький? В твоих Веретенниках лучше?

– Не надо запрещенных приемов, Макс, – поморщилась Нина. – Ты прекрасно все понимаешь. Ты знаешь, что мне нравится и с тобой, и в твоем доме. Но мне надоело, что ты обращаешься со мной, как с последней шавкой. Мне надоело терпеть твою гадостную сестрицу, и твою мамочку, и этого урода-охранника. Мне надоело, что ты держишь меня на седьмых ролях. И я поняла… поняла, что… что мне действительно гораздо лучше дома, в Веретенниках. Хотя бы потому, что там я сама себе хозяйка. И не должна улыбаться, если мне плохо.

– А сейчас тебе плохо? – вдруг спросил Макс.

– Плохо, – отрубила Нина и улыбнулась. – Но улыбаюсь я при этом в последний раз. Все, я пошла. «Пежо», разумеется, верну.

Она встала.

– Сядь, – приказал Макс.

Нина осталась стоять и спокойно сказала:

– Ты, кажется, не понял, Макс. Ты больше не имеешь права мне приказывать.

– Пожалуйста, сядь, – повторил он. – У меня к тебе предложение. Ты выйдешь за меня замуж?

– Замуж? – остолбенело повторила Нина и села.

Что, значит, так? Именно так и сбываются мечты?

– Ты серьезно, Макс? – тихо спросила Нина.

– Абсолютно. Я решил, что мы поженимся в следующую субботу, в загсе. Чтобы не ждать месяц, я договорюсь. Прием будет в «Пушкине», в свадебное путешествие поедем на Сейшелы, брачный контракт уже готов, работать после свадьбы будешь в моей корпорации. Вроде все. Есть возражения? – Он вопросительно взглянул на нее.

Значит, все… Она своего добилась. Она будет женой олигарха и станет с полным правом жить в особняке, и носить красивые платья, и ездить на дорогих машинах. И ходить на те приемы, куда муж скажет, и ездить туда, куда он решит, и работать там, где он захочет. И не иметь права на собственное мнение, на плохое настроение и даже на крошечную личную, не связанную с Максом жизнь.

– Ну, где твое «да»? Я жду, – поторопил Макс.

И тогда Нина улыбнулась и произнесла одно слово – вкуснее-слаще этого слова она еще не произносила никогда:

– Нет.

А потом, наслаждаясь, смакуя, закричала на весь ресторан:

– Нет, нет, нет!

И в этот момент счастливее бедной девушки из Веретенников, кажется, не было никого во всем ресторане, и во всей сытой, благополучной столице, и во всей такой разной и очень большой стране.

Визит молодой дамы

Римка, моя верная секретарша, сослужила детективному агентству «Павел» дурную службу. Вроде бы из самых добрых побуждений. Она начиталась книг по маркетингу и настояла дать в газету нашу рекламу. Чтоб, значит, увеличить число клиентов – и, соответственно, повысить объемы моих гонораров.

Скоро она о своем рацпредложении пожалела. С начала того дня, как вышло рекламное объявление, Римке пришлось отбиваться от психов в разной степени синильности. Одна шизанутая бабка требовала разыскать кота, исчезнувшего бесследно три года назад. Вторая – выследить зятя, который регулярно ворует песок из сахарницы и уносит его полюбовнице. Третий звонивший просил утихомирить соседа: тот облучал его через стену психогенным лазером.

Римка так устала от олигофренов, что первого же вроде бы нормального абонента соединила прямиком со мной.

Звонила женщина.

– С кем я говорю? – нервно спросила она. «Кажется, – подумал я, – Римка поспешила перевести звонок на меня».

– Частный детектив Павел Синичкин. К вашим услугам.

– Мне необходимо проследить за одним человеком.

– Вы в курсе, что мои услуги дорого стоят? – Прошедшее утро с его звонками никак не располагало к любезности.

– «Дорого» – это как?

– Двести долларов в день. Плюс компенсация моих расходов.

– Такие суммы меня не пугают, – высокомерно молвила женщина.

– Что ж, тогда приезжайте, – заявил я и продиктовал адрес.

Мы договорились с дамой на три часа дня. А когда я, положив трубку, в предвкушении гонорара потер руки, Римка выглянула из своего закутка и победительно сказала: «Я ведь говорила вам, Павел Сергеич: реклама – двигатель торговли!»

* * *

По внешнему виду дамы, явившейся к нам в агентство в три часа, было очевидно: двухсотдолларовый ежедневный гонорар ее не испугает. В ушах – внушительные бриллианты. Пара бриллиантовых перстней на пальцах. На шее – алмазное колье. Словом, дама выглядела как ходячая реклама концерна «Де Бирс» (если, конечно, допустить, что ювелирный монополист выберет лицом компании столь мощную и мужиковатую особу).

– Частный детектив – это вы, – утвердительно бросила она.

– Так точно. – Я смиренно согнул голову.

– Я сегодня уезжаю на гастроли. Петербург, Выборг, Рига, Таллин… – Она сделала паузу и повела плечами. Видно, проверяла, узнал ли я ее. Я и в самом деле, кажется, видел даму в паре телефильмов (во второстепенных ролях), однако никакой реакции по этому поводу не высказал. Тогда она метнула на меня укоризненный взгляд и отчетливо, по-сценически, проговорила:

– Я прошу вас в мое отсутствие проследить за моим мужем.

– У вас есть подозрения на его счет? – Я поднял бровь.

– Есть! – бухнула она. – Мало того, что я его, хорька, вытащила из грязи. Мало того, что я тяну на себе весь дом. Так он еще, сволочь, вздумал мне изменять!

Глядя на ее гневно сжатые кулаки, я понял, что, если подозрения дамы подтвердятся, ее муженьку мало не покажется.

– Вам нужны документальные доказательства факта измены? – поинтересовался я.

– А зачем я вас, спрашивается, нанимаю?

– Тогда я попрошу сообщить все данные на вашего мужа: фамилия, имя… Адрес, место работы, номер машины… И две тысячи долларов задатка.

– Не вопрос, – молвила дама и вытащила из объемистого ридикюля пачку долларов, перетянутых резинкой.

* * *

Назавтра я сидел в своей «восьмерке» с бээмвэшным движком и затененными стеклами на обочине в коттеджном поселке Вельяминово. В четырех заборах от меня находились внушительные владения моей клиентши. Госпожа Рожнова сегодня утром укатила в гастрольное турне. Ее супруг, Павел Николаевич Рожнов, по образованию театровед, а ныне безработный, остался на моем попечении.

Из-за высоченного забора выглядывал только третий этаж их особняка. Его окна искрились в зимнем солнце.

Солнце уже перевалило за полдень, а я изрядно промерз внутри «восьмерки», когда ворота владений Рожновых наконец распахнулись. Из них выехал автомобиль Рожнова: джип «Тойота Лендкрузер». Ворота автоматически закрылись.

Джип важно покатил по главной улице поселка. Я неспешно поехал за ним.

Рожнов вырулил на шоссе и направился в сторону Москвы. Столица сияла невдалеке миллионами своих золочено-зимних окон.

* * *

Спустя полтора часа езды (по запруженности московские улицы превосходили нынче все мыслимое) мы с Рожновым достигли центра. Он остановил свой джип на платной стоянке на Тверской, близ Пушкинской площади. Небрежно протянул через окно купюру парковщику. Мотор не выключал – чего-то ждал. Мне тоже пришлось раскошелиться на стоянку – ничего, расходы оплатит мадам Рожнова.

Спустя минут двадцать к рожновскому джипу подошла блондинка. Улыбнулась ему. Рожнов открыл водительскую дверцу и вывалился с высокой подножки. Он оказался бородатым мужиком в мешковатой, но, видимо, дорогой курточке и в затененных очках.

Мне стало ясно, отчего он связался с блондинкой. Она являла собой полную противоположность мадам Рожновой. Миниатюрная, юная, с тонкими чертами лица, длинными натурального цвета волосами. Она поцеловала Рожнова в губы. Поцелуй их совсем не походил на приветствие товарищей по работе или старых друзей. То был нетерпеливо-радостный поцелуй любовников. Я успел запечатлеть его фотокамерой «Никон» с телеобъективом.

Рожнов закрыл машину, и парочка направилась, взявшись за ручки, вверх по Тверской. Я еще пару раз заснял эту идиллию со спины и последовал за ними.

Возлюбленные вошли в галерею «Актер». Я – тоже. В мраморно-фонтанных галереях я на пару минут потерял их из виду. Однако вскоре они обнаружились: в тот момент, когда садились за отдаленный столик в кофейне. Я плюхнулся вдали от них и заказал себе «эспрессо».

Они просидели в кофейне без малого час. О чем говорили, я не слышал, однако они часто и бурно смеялись. Мне удалось еще раза три запечатлеть их на сверхчувствительной пленке «Кодак 800». На первом кадре блондинка держала лапу Рожнова в своих ручках, на втором они целовались, потянувшись через столик, а на третьем – влюбленно глазели друг на друга.

Рожнов покончил с пуншем, его дама – с «капуччино» и пирожным «Венский лес», и они наконец вывалились на улицу. На дворе уже смеркалось.

Мой объект подсадил даму в джип, сам взгромоздился рядом. Они покатили вверх по Тверской. Я выехал следом, стараясь не терять их угловатое авто из виду.

Напрягаться в пробке мне пришлось недолго. Рожнов свернул на Лесную улицу.

Вскоре они заруливали в один из тихих дворов. Рискуя упустить их, я бросил свою «восьмерку» на улице.

Вбежал в подворотню за ними, затем во двор и успел увидеть, как парочка входит в угловой подъезд. Я рванул вслед. Вошел в полутемный подъезд и услышал, как уходит вверх панцирный лифт.

По продолжительности лифтового гула (и по его щелчкам на каждом этаже) я определил, что парочка заехала куда-то под самую крышу. Затем с верхотуры подъезда до меня донесся звонкий женский голос и мелодичный смех. Парочка была так беспечна, так недальновидна! Им и в голову не могло прийти, что на них уже нацелился карающий архангел – в лице рожновской супруги. И я – в виде десницы его…

Пешком я поднялся на последний, шестой, этаж. Я совсем не запыхался. Я тренированный человек. И я делал свою работу. Работу, на которую меня наняли. И за которую платили деньги. Поэтому мысли о ее чистоте я оставил на потом. До пенсии.

Лифт находился на шестом этаже. Оперативное чутье меня не обмануло: парочка действительно была где-то здесь. На лестничной площадке располагались всего две квартиры. За одной из дверей было тихо. За другой – играла музыка и раздавался переливчатый девичий смех. Дедуктивный метод подсказал мне, что именно там расслабляются мсье Рожнов с миниатюрной любовницей. Интересно, что она в нем, очевидном альфонсе, нашла?

Мне представился шанс выяснить это.

Крутая лесенка вела с площадки на чердак. Я влез по ней. Толкнул дверцу. Она оказалась не заперта. Жители подъезда удивительно беспечны, подумал я, влезая внутрь темного пыльного помещения.

Без труда я обнаружил на чердаке слуховое окно. Прямо подо мной, отделенные лишь потолочным перекрытием, резвились мусью Рожнов с худенькой любовницей. Я достал из сумки походный набор частного детектива: миниатюрный микрофон МАЗ с приемником и мини-диктофоном.

Приемник я поставил на грязную балку, зачем-то обмотанную тряпьем. Мини-микрофон на длинном шнуре стал опускать в слуховое отверстие.

Когда микрофон достиг, по моему разумению, нужного помещения, я включил приемник.

– О, мой милый… – простонал томный голос на весь чердак.

Дальнейшие чмоканья, покряхтывания, постанывания, хлюпанья, бормотания, взвизги и выкрики не оставили сомнений в том, чем занималась внизу подо мной влюбленная пара. Я записал процесс до самого конца – до утомленных вздохов, хлопанья пробки и бульканья вина в бокалах.

А затем они вдруг начали снова – и я, кажется, понял, что нашла в господине Рожнове его молоденькая любовница. Однако я счел, что моя заказчица в принципе удовлетворится записью единичного акта, и спешно покинул чердак.

* * *

Госпожа Рожнова прибыла ко мне в кабинет через две недели. Бриллиантовый свет, озарявший ее лицо и плотную фигуру, казалось, стал еще ярче.

Я приказал Римке принести кофе и выложил перед заказчицей отчет. К нему прилагались улики: конверт с парой десятков фотографий и диктофонная запись.

С плохо скрываемой брезгливостью мадам просмотрела отчет. Затем взялась за фотографии. Глянула бегло. Ее лицо исказила гримаса.

– Какие вы все свиньи… – пробормотала она. Кажется, она имела в виду весь мужской род. Совершенно безосновательно.

Она резко встала и отодвинула нетронутый кофе.

– Я вам еще что-нибудь должна?

– Благодарю вас, нет.

Рожнова вытащила компрометирующую кассету из моего диктофона и сунула ее в сумку. Следом отправила и улики-фотографии.

И, не прощаясь, вышла из моего кабинета.

* * *

Я думал, что больше никогда не увижу ее. Однако я ошибался. Еще через четыре дня она позвонила мне снова. Голос ее дрожал от слез.

– Па-аша, – прорыдала мадам Рожнова в трубку, – помогите мне на-айти его…

– Кого? – машинально переспросил я.

– Му-ужа…

– Он ушел от вас?

– Он и-и-исчез…

– А что случилось? Расскажите по порядку. Спокойно.

– Я… я уличила его… – проговорила она, прерываясь на всхлипы и высмаркивания. – Я бросила перед ним эти грязные фото… А он… Он только засмеялся, сказал: «Ну, вот и хорошо, что ты все знаешь»… И у-ушел… И вот уже четыре дня, как его нет… Нигде нет… И ее, этой маленькой сучки, тоже ни-и-и-где не-ет…

– Но вы же сами этого хотели?

– Нет! – отчаянно выкрикнула она. – Я не этого хотела! Я хотела его испугать! Показать, что я все знаю, – и все!.. А он – он! Он меня бро-осил!..

– Ну, что же, – молвил я, – приезжайте ко мне. Поговорим. Надеюсь, вы понимаете, что поиск вашего мужа – это уже другая и непростая работа? И за нее полагается платить отдельно?

– Да-да, конечно, понимаю, – торопливо пробормотала мадам Рожнова. – Так когда вам удобно меня принять?

– Через три часа.

Я взял себе времени с запасом, чтобы успеть как следует подготовиться к ее приходу.

* * *

Госпожа Рожнова явилась ровно через три часа. Глаза ее были заплаканы, а бриллиантового блеска поубавилось.

– Садитесь, – кивнул я. Она послушно уселась в кресло для посетителей. – Скажите, когда, вы говорите, исчез ваш муж?

– Четыре дня назад.

– А вы не пробовали обращаться в милицию?

– Милиция! – горько усмехнулась она. – Что она может, эта наша милиция!

– Напрасно вы так о милиции, – укоризненно сказал мой друг старший оперуполномоченный Саня Перепелкин. Он вышел из Римкиного закутка. За ним следовал сержант с автоматом наперевес.

Моя клиентка вскочила.

– Вот ордер на ваш арест, гражданка Рожнова. – Саня буднично достал из кармана бумагу. – А вот ордер на обыск вашего дома. – Старший опер достал другую. – Или, может, вы сами расскажете, как вы избавились от тела убиенного вами мужа?

* * *

Спустя неделю Саня получил благодарность по службе и премию из «подкожного» фонда в размере пяти сотен рублей. Как честный человек, на эти деньги он пригласил меня в пивную.

За третьей кружкой седьмой «Балтики» он спросил меня:

– Когда ты догадался?

– В первый же день, когда стал следить за ним. Вернее – не за ним, а за ней.

– А вот расскажи: как ты догадался?

– Оперативное чутье, – усмехнулся я. – Внимание к деталям. Плюс знание психологии полов.

– Тоже мне Ниро Вульф, – ухмыльнулся Саня. – Подумаешь: баба переоделась мужиком…

– Ну, не скажи, – возразил я. – Во-первых, она действительно хорошая актриса. Плюс – мужиковата. Так что, когда она находилась в образе собственного мужа, изобличить ее было невозможно. Ну, точнее, – скромно добавил я, – невозможно любому, кроме меня. Походка, жесты, манера держаться – все в ней было мужское. Не говоря, конечно, об одежде. А знаешь, что ее выдало?

– Ну, и что?

– Тот момент, когда она, мадам Рожнова, вместе со своей любовницей-блондинкой, садилась за столик в кафе.

– Садилась?

– Да, именно садилась… Знаешь, что она в тот момент сделала? Точнее – не сделала? Она не поддернула брюки.

– Подумаешь! И я не поддергиваю брюки, когда сажусь. И ты тоже не поддергиваешь.

– Потому что мы с тобой вечно ходим в джинсах. А на нем – точнее, на ней! – были брюки со стрелочкой. Со свеженькой-свеженькой, наглаженной-наглаженной…

– Подумаешь, улика! – буркнул Саня. – Может, он – то есть она – просто неряха…

– Но я, на самом деле, стал догадываться еще раньше.

– И когда же?

– Еще по дороге. Когда она вела машину. Если ты замечал, у большинства женщин за рулем – на какой из мужских джипов их ни посади – своя, особенная повадка. Своя манера езды. Они на дороге одновременно как бы и высокомерны, и кокетливы, и опасливы. Вот и моя клиентка: натуральную мужскую походку она сумела подделать, а вот «машинную» походку – ни фига.

– Спорно все это.

– Да? А кто, кроме женщины, станет на каждом втором светофоре заглядывать в зеркало заднего вида: как, мол, я выгляжу?.. А она, будучи за рулем в мужском образе, поступала именно так… Поэтому, когда я ехал за ней и за блондинкой на Лесную, я уже догадывался обо всем. Ну, или почти обо всем.

– Ах, – ухмыльнулся старший опер, – прозорливый ты наш… Ниро Вульф с Арчи Гудвином в одном флаконе… Но если ты так сразу обо всем догадался, то почему ты, Паша, сразу не позвонил? Например, мне? Или просто – в милицию?

– А с какой стати? В чем бы мы ее обвинили? В чем заключалось ее преступление? Что она переоделась в мужчину? Что она трахалась с женщиной? Так ведь лесбийскую любовь даже старый уголовный кодекс не запрещал… А может, они вместе с этой блондинкой эти самые, – экс-ги-би-ци-онисты? – Последнее слово я произнес по складам. Все-таки мы пили по четвертой поллитре пива. – Может, – продолжил я, – они, эти две бабы, Рожнова с блондинкой, просто особенный кайф ловили от того, что я за ними подсматривал да подслушивал?

– Ф-фу, – сморщился Саня.

– А чего? – пожал я плечами. – Ну и пусть себе балдеют, если им нравится и они готовы за это деньги платить… К тому же, знаешь, Саня, в тот момент она была моей клиенткой. А я своих клиентов не выдаю. Если, конечно, нет достаточных оснований в том, что они совершают или замышляют преступление.

– Но в конце концов ты все-таки позвонил в нашу краснознаменную милицию…

– Да, когда клиентка заявила, что ее муж исчез. Вот тут мне все стало очевидно. Значит, она эту историю со слежкой – слежкой за самой собой! – устроила не из-за собственной развращенности, а чтобы обеспечить мотив. Мотив, из-за которого якобы исчез ее муж. Она, дескать, с помощью частного детектива выследила его похождения. Затем она, мол, сделала ему предъяву в виде снимков и аудиокассеты, а тот обиделся, хлопнул дверью и испарился. Ушел и ушел… Сам знаешь, как у нас пропавших ищут.

– Но она с этим визитом к тебе сама себя перемудрила.

– Не знаю… Даже если бы ее убийство раскрыли, она с этими фото и аудиозаписями получила бы смягчающее обстоятельство. Я, дескать, узнала, что он мне изменяет, кровь моя вскипела – и я в состоянии аффекта ударила его тяжелым по голове. Так ведь она у тебя оправдывалась?

– Примерно, – сказал Саня.

– А где мужа закопала, показала?

– Показала как миленькая. В углу своего собственного участка она его зарыла. Ну, труп мы достали. Провели экспертизу. И знаешь, что оказалось? – Саня сделал интригующую паузу.

– Оказалось, что она сначала убила мужа, а уже потом заявилась ко мне, чтобы обеспечить себе мотив, – ответил я торжествующе.

– А ты откуда знаешь? – подозрительно спросил Санька.