— Ты слышал, Пол? Молли видела тебя по телевизору.
Значит, не профессионалка. Молли, как мне показалось, было далеко за тридцать. Макияж неяркий, а волосы аккуратно причесаны. Овальное лицо и вполне приятные черты, если, конечно, меня не подводило зрение. Думаю, будь я потрезвее, вряд ли обратил на нее внимание. Как ни банально, но мужчины любят глазами. Они находят в комнате самую привлекательную женщину и начинают желать ее. Я оставлял женщинам точно такое же право и поэтому предпочитал общаться с некрасивыми мужчинами. Однако большинство женщин привлекают в мужчинах более практичные качества…
— Он производит впечатление очень… очень уверенного в себе человека, — сказала она Лайтнеру.
Верно. Женщин привлекают ум, чувство юмора, успех, уверенность. Парни вроде меня рассчитывают на это. Внешне я не так чтобы хорош собой, зато находчив, неглуп и, можно сказать, просто принц среди мужчин, если, конечно, познакомиться со мной поближе.
— Вы выигрывали все ваши дела? — обратилась ко мне Молли.
Джоэл откинулся назад. Ему понравился вопрос.
— Да, — ответил я.
— Как скромно. — Молли улыбнулась.
Я поднял вверх два пальца:
— Второе правило судебного процесса: «Постарайся уладить миром дела, которые не можешь выиграть, и берись только за те, в которых уверен».
Она разжала ладони, по-прежнему не сводя с меня глаз. Я больше ничего не сказал, и тогда заговорила она:
— Если бы все следовали этому правилу, судов просто не было бы.
— Первое правило: «Умей отличить одно от другого». — Я жестом подозвал официантку. — Молли, вас угостить?
— Я сама собиралась угостить вас.
— Еще лучше.
Похоже, Джоэлу Лайтнеру нравилось, как развиваются события. Меня немного раздражало, что он так печется обо мне.
— Совсем забыл: мне нужно отлучиться по срочному делу, — заявил вдруг он. — Молли, примите мои извинения. Очень рад познакомиться с вами.
Молли не возражала против его ухода. Она встала и выпустила Джоэла. Теперь я немного протрезвел.
— Вы не помните меня? — спросила она, снова присев рядом.
Я не помнил. Я собирался солгать, но ложь, как правило, легко раскрывается, а я был слишком пьян, чтобы проявлять изобретательность.
— Все в порядке. Я была здесь на прошлой неделе, когда вы приходили, только не с вашим другом, а с клиентом. По крайней мере я так подумала. Вы заказали в баре напитки и пошутили. Вы меня рассмешили и были таким милым.
— И трезвым, — добавил я.
— Да, правда. Возможно, вам стоит выпить кофе.
— Прекрасная мысль. — Я поднялся с места. — Поверьте, обычно при первой встрече я произвожу отличное впечатление.
— Так и произошло. Первая встреча с вами очень впечатлила меня.
Ну конечно. На самом деле я чувствовал себя намного лучше, чем ожидал. Возможно, свою роль сыграл адреналин, который вступил в борьбу с интоксикацией. Но на самом деле подобное случалось со мной не часто. Лет восемь или даже десять я вел целомудренную, почти монашескую жизнь. До того момента как встретил Шелли. Но я никогда не практиковал случайные связи. И не собирался начинать сейчас.
— Думаю, будет лучше, если я поймаю для вас такси, Молли.
Она улыбнулась и посмотрела на меня с подозрением.
— Вы либо джентльмен, либо вас не интересуют подобные вещи.
— Ни то и ни другое. Но знаете, когда я трезв, то гораздо больше похож на джентльмена.
По правде говоря, в чем-то она права. Меня это не интересовало. Я нес свой факел для того, кто был мне небезразличен.
Она махнула рукой.
— Я живу в трех кварталах отсюда. Проводите меня?
Через три квартала отсюда… значит, недалеко от Лилли.
«Сакс» находится в западной части города. Значит, она скорее всего проживает в одной из хибар, которые появляются здесь в последнее время как грибы после дождя. Возможно, она была артисткой. Танцовщицей или музыкантшей. Скорее всего танцовщицей.
Мне нравился этот район за то, что ему пока удавалось избегать реконструкции. Западная часть города по-прежнему оставалась индустриальной зоной, и здесь, среди многочисленных строительных компаний и фабрик, можно было отыскать немало прекрасных баров и ресторанчиков. Малейшая попытка провести модернизацию встречалась активными протестами со стороны местных общин. Несколько месяцев назад у дороги построили «Старбакс», и половина жителей тут же высказала свои возмущения. Другая половина заказала себе мокко-латте. Район становился все более респектабельным и белым. Стихийный натиск прогресса грубо прокладывал себе путь сквозь кучку протестующих с их истеричными воплями и заламыванием рук.
Только что прошел дождь, и в воздухе пахло влажным асфальтом; этот запах я особенно любил. Дождевая вода заполнила рытвины на дороге — денег на ремонт не было, а члены городской управы даже не заботились о том, чтобы оповестить мэра о возникших проблемах.
— Вы по-прежнему занимаетесь уголовными делами? — спросила Молли.
— По возможности стараюсь, — пробормотал я. Теперь уголовные дела, за которые я брался, можно было пересчитать по пальцам — мои услуги стоят слишком дорого и позволить их себе могут разве что подсудимые из числа «белых воротничков». Поэтому неудивительно, что количество «увечий» на подобных процессах подсчитывали бухгалтеры, а не следователи.
— Давайте лучше поговорим о вас, — предложил я.
Мы свернули за угол и пошли по улице. По обе стороны от нас возвышались здания, и возникала иллюзия, будто мы гуляем по тенистой аллее. Наконец мы добрались до заброшенных железнодорожных путей, буквально впечатанных в асфальт. Я опять удивился: неужели она на самом деле живет здесь? Вокруг были старые складские помещения. Некоторые из них перестроили, но я не заметил ни одной вывески. Скорее всего теперь здесь располагались квартиры. Идеальное дешевое жилье, тесное, да и вид из окон нельзя назвать приятным — в лучшем случае пришлось бы постоянно созерцать стену соседнего дома.
— Итак? — спросил я.
Молли остановилась, взглянула на меня и покраснела. Или мне показалось, что покраснела. В полумраке она выглядела иначе. На улице было темно, лишь фонари отбрасывали слабый свет на ее лицо, освещая гладкую кожу и прекрасные глаза, которые не отрываясь смотрели на меня.
— Хочешь, я дам тебе мою карточку? — спросила она.
— Хорошо, — с трудом выдавил я.
Когда она потянулась к сумочке, ремень соскользнул с плеча и повис на локте, сумочка перевернулась, и ее содержимое высыпалось на мостовую.
Я нагнулся, чтобы помочь, и мы оба сели на корточки. В это мгновение мы посмотрели друг другу в глаза и почувствовали желание. Но у меня не было ни физических, ни моральных сил для подобных приключений, к тому же мое сердце, увы, принадлежало другой. Поэтому я сосредоточился на кредитной карточке, губной помаде, зажиме для денег и пудре, которые валялись на тротуаре. Хотя лучше бы мне прислушаться к шагам за спиной.
И вдруг меня словно осенило. В голове возникла неожиданная мысль, когда я увидел, как она смотрит мне через плечо, а ее рот удивленно раскрывается. Наверное, она все-таки профессионалка. Только не в той области, что я подумал.
Мгновение спустя я получил сильный удар: что-то тяжелое и металлическое опустилось мне на затылок.
Глава пятнадцатая
Твое тело еще не остыло, Пол. Ты двигаешься, поднимаешься, падаешь. Ты без сознания, но все еще жив.
Она убегает, пытается спастись, но у нее высокие каблуки, и она не может бежать так же быстро, как Лео. Он кидается за ней в переулок и бежит быстрее. Она убегает, но он настигает ее, сбивает с ног, она, конечно же, пытается кричать, но страх лишает ее голоса. Бедняжка даже не может плакать. Он сжимает ее горло и душит: слышит лишь ее прерывистое дыхание и стук каблуков, бьющихся о мостовую: клац-клац-клац, клац-клац-клац. Но вскоре и этот звук стихает.
Он наклоняется, хватает ее и бьет о стену снова и снова — шмяк! хлоп!.. Она падает на мешок с мусором, а затем скатывается на мокрый асфальт.
Она бормочет и ползет… бормочет, но не кричит, потому что не может кричать… волочит свое тело по мостовой, ползет и плачет…
Он поднимает железный прут и следует за ней… Теперь все кончено.
Наступает тишина. Тишина…
Народ против Терренса Диметриуса Бургоса
Дело номер 89-CR-31003
Июль 1989 года
Райли отдавал распоряжения ассистенту окружного прокурора, который сопровождал его до офиса прокурора округа.
— Отправляйтесь в фотолабораторию и скажите, что это моя личная просьба, речь идет о деле Бургоса, и это срочно, — говорил Райли. Молодой человек быстро делал пометки. — И если они не могут обслужить нас в первую очередь, передайте: мне нужно объяснение на пяти страницах минимум, почему они не способны это сделать.
Райли посмотрел вслед удаляющемуся молодому юристу, едва сдерживая смешок. Сначала думал, что сотрудника фотолаборатории можно припугнуть тем, что тот может потерять работу, но заставить его писать длинный отчет — куда более суровое наказание. Райли начал входить во вкус — работа правительственного чиновника нравилась ему все больше.
Он перевел дух и приблизился к кабинету босса.
— Заходите, Пол, заходите.
Окружной прокурор Эд Муллани к пятидесяти годам сильно располнел. Его длинное, красное, покрытое многочисленными веснушками лицо покоилось на втором подбородке, который с годами обвис и тяжелой складкой закрывал воротник рубашки. Он выглядел как старомодный начальник корпорации, который любит обсуждать политику и полицию. Обрюзгший, с сигарой во рту, Муллани сидел, удобно развалившись в скрипучем кожаном кресле. Говорят, раньше Муллани изрядно налегал на спиртное, но проблемы с желудком заставили завязать с алкоголем, поэтому большую часть времени он пребывал в довольно скверном расположении духа.
Райли уселся на стул у его стола.
— Вы похожи на ирландца, который не прочь выпить, — заметил Муллани.
— А бывают другие ирландцы? — попытался пошутить Райли.
Было только шесть часов утра. Для Муллани день уже заканчивался, для Райли только начинался. С момента обнаружения тел и ареста Терри Бургоса минуло пять недель. С тех пор Райли не припомнил и дня, когда возвращался домой раньше полуночи, и это доставляло немало переживаний его жене Джорджии. Следствие по делу напоминало прилив. Райли сколотил оперативную группу из юристов, следователей, офицеров и осуществлял за ними контроль. Во время расследования Райли пытался научиться правильно делегировать полномочия. Пока получалось.
На данный момент личности всех жертв наконец-то были установлены: проституток опознали по отпечаткам пальцев и фотографиям. Элли Данцингер опознали родители, а ее отпечатки прислали по запросу из Южной Африки. Кэсси Бентли опознала ее мать Наталия Лейк Бентли, а запись зубной формулы подтвердила, что это действительно она.
Они нашли все орудия убийства. Нож, которым убийца вскрыл грудную клетку Элли Данцингер и перерезал глотку Энджи Морнаковски. На ноже остались следы крови обеих жертв и Бургоса, кроме того, на рукоятке и на телах убитых были найдены отпечатки пальцев Бургоса. На стеклянном сосуде с серной кислотой из аккумулятора, которую он использовал при убийстве Джеки Дэвис, обнаружили несколько отпечатков пальцев Бургоса. И третье оружие убийства — пистолет, которым он прострелил череп Кэсси Бентли. Слабые отпечатки пальцев имелись на стволе и рукоятке.
Они также обнаружили сперму, совпадающую с группой крови Бургоса, во влагалище каждой из жертв. Они нашли одежду жертв и их вещи, не говоря уж о волосах и крови, в его доме. В подвале отыскали два больших мешка для трупов, и внутри были обнаружены следы всех жертв. В них могли поместить тела Анджелы Морнаковски и Джеки Дэвис, а затем положить в синий «шевроле-субарбен» — именно такой был у Бургоса — в те ночи, когда девушки пропали. На зеркале заднего вида автомобиля выявили отпечатки пальцев Джеки Дэвис, а также слабые отпечатки указательного пальца правой руки Морин Холлис на приборной панели. Возможно, он сажал проституток к себе во внедорожник.
Вещественных доказательств было больше чем достаточно.
— Кажется, дела идут хорошо, дружище, — сказал окружной прокурор. — Да улыбнитесь же наконец.
По правде говоря, пока дела действительно шли хорошо. На прошлой неделе адвокат Терри Бургоса, назначенный ему судом, старался изо всех сил, но проиграл. Его звали Джереми Ларраби, и он уже бог знает сколько лет торчал в офисе государственных защитников.
Этот человек с безумным взглядом, в вылинявшем костюме и с волосами, собранными в хвост, был просто помешан на правах человека. Ларраби пытался настоять на том, что заявление Бургоса, сделанное в полиции, где он опознал каждую из жертв по имени и, по сути, признался в убийствах, получено под давлением. Его главный аргумент заключался в том, что обвиняемому не предъявили предупреждение Миранды. Судья Альберт Донахью возразил: в данном случае этого не требовалось, потому что Бургос не находился под арестом — в беседе, записанной на магнитофонную пленку, детектив Джоэл Лайтнер ясно информировал Бургоса о том, что он может уйти в любое время. Ларраби попытался оспорить это, сказав, что полицейские хитростью выудили у Бургоса показания. Они задержали его на время обеда, а затем предложили Бургосу его самое любимое блюдо — тако, чтобы он остался. Судья Донахью сухо заметил, что он внимательно читал конституцию, и там ничего не сказано по поводу бесплатной мексиканской еды.
После того как апелляционная комиссия штата и Верховный суд отклонили апелляцию Бургоса, стало ясно, что его дело будет передано в суд. Через день после того, как Верховный суд отклонил апелляцию, Терри Бургос заявил, что отрицает свою вину по шести убийствам, и просил признать его невменяемым.
Теперь речь шла уже не о том, чтобы обосновать виновность Бургоса в совершении этих преступлений. Главным стало доказать, что Бургос находился в здравом уме, когда творил все это.
— Похоже, парень был зациклен на проститутках, — сказал Муллани.
Райли кивнул. Бургос не только смог заманить проституток к себе в машину, но и оказался лично знаком с каждой из жертв. Другие проститутки сразу же опознали Терри по фотографии — он был регулярным клиентом Энджи, Джеки, Сары и Морин, хотя они никогда не называли его «Терри Бургос».
Бургос всегда представлялся как «Тайлер Скай».
Следствие установило, когда именно были совершены преступления. Полицейские выдвинули версию, что женщин убивали в той же последовательности, в какой их тела выложили в подвале актового зала. Данные судмедэкспертизы подтвердили это предположение, а женщины были убиты теми же самыми способами, о которых говорилось в песне.
Опираясь на улики и свидетельские показания, удалось восстановить хронологию. Элли Данцингер стала первой жертвой. В 17:35 она заказала еду с доставкой к себе в квартиру. Это случилось в воскресенье, 18 июня, а значит, в тот момент она была еще жива. Следствие определило, что начиная с 22:15 на ее автоответчике обнаружили пять сообщений. Элли не прослушала их и не ответила. Отсюда возникло предположение, что Бургос проник в квартиру девушки в этот промежуток времени, избил ее и похитил.
Им удалось выяснить, где в последний раз видели проституток. Это подтверждало версию о том, что Бургос убивал их каждый день. С Энджи Морнаковски он расправился в понедельник, 19 июня, между девятью и девятью тридцатью вечера; Джеки Дэвис он убил во вторник вечером, примерно в десять тридцать; Сару Романски — в среду вечером, около десяти, а Морин Холлис — в четверг, снова примерно в десять.
— С Кэсси Бентли все обстоит сложнее, — сказал Райли.
«Какая злая ирония… — подумал он. — Выяснить, где находились перед смертью проститутки, оказалось гораздо проще, чем узнать что-либо о студентках Элли Данцингер и Кэсси Бентли. Незаметно устранить проституток было довольно легко, учитывая специфику их работы. Но вот девушек из колледжа?»
— Летом студентки перестают быть студентками, — заметил Муллани.
Разумеется, этот факт усложнил следствие. Учебный год завершился, а летняя школа еще не началась; кроме того, эти богатые девушки не работали. Другая проблема заключалась в том, что они были близкими подругами и прекрасно знали о делах друг друга.
20 июня, во вторник, Кэсси обедала у матери, после чего отправилась в кампус, чтобы подготовиться к летней школе — занятия начинались в понедельник. Больше о ней никто ничего не слышал. Поскольку со среды по субботу от Кэсси не было никаких вестей, Гарланд позвонил окружному прокурору. Это случилось за день до того, как были обнаружены тела.
— Особенно Кэсси, — добавил Райли. — С ней труднее всего.
— Хотите сказать, что не знаете, чем она занималась все это время? — Муллани обычно любил рассматривать дело целиком, однако в этом конкретном случае он пристально следил за тем, как продвигается следствие по убийству Кэсси Бентли. Некоторое время назад он признался Райли в том, что Гарланд Бентли звонит ему по два раза в день.
Следствие выяснило, что Бургос убивал по одной девушке в день, начиная с Элли в воскресенье и заканчивая Морин в четверг. Если придерживаться выбранной им схемы, то он должен был убить Кэсси 23 июня, в пятницу, на следующий день после Морин Холлис, но здесь как раз и была загвоздка: данные судебно-медицинской экспертизы давали другую информацию. Патологоанатом считал, что Кэсси скорее всего убили в воскресенье, 25 июня, — за день до обнаружения тел.
А значит, Бургос пропустил два дня, прежде чем убил Кэсси.
— Маньяки часто наращивают темп, — сказал Райли, — но никогда не замедляют.
Муллани уверенно кивнул.
— А еще замечание Бургоса, которое он сделал во время допроса: «Кэсси спасла меня». Что это означает? И как Кэсси могла спасти Терри Бургоса? Возможно, он имел в виду, что она остановила его кровавый загул?
Муллани кивнул, на этот раз слишком энергично. Он указал на Пола пальцем:
— Проблема с Кэсси в том, что она может спутать нам все карты.
Райли вздохнул. На него вдруг накатила усталость. Ему хотелось встать и вернуться в офис.
— Я попробую разобраться, босс. Пока мы ничего не выяснили, но это дело времени.
— Нет, я очень сильно переживаю по этому поводу, Пол.
— Теперь Бургос пытается доказать свою невменяемость, — усмехнулся Райли, — но он признался, что сделал это. У нас все получится.
Муллани покачал головой и поднял свое грузное тело с кресла.
— Мы все равно должны доказать его вину по каждому из случаев. И кто знает, что там Ларраби намудрит со временем убийств. Могут возникнуть серьезные проблемы.
Райли посмотрел на босса. По духу Муллани никогда не был бойцом. Он не любил борьбу, для таких дел нанимал людей вроде Райли.
Когда Муллани вызвал его, Райли подумал, что тот просто хочет узнать свежие новости о расследовании — это происходило ежедневно с момента убийств, — но теперь уже не был в этом уверен.
— Вы приняли какое-то решение? — спросил Райли.
— Пол… — Муллани одернул брючины, тяжело вздохнул и подошел к окну. — Я дал Гарланду слово, что его дочь не станут валять в грязи.
Медленный, угодливый кивок Пола превратился в отрицательное покачивание головой. Нет.
— Босс, личная жизнь всех жертв окажется в центре внимания. У Бургоса имелась особая причина для каждого из убийств. В его глазах каждая из них согрешила — по крайней мере именно это он пытался нам сказать. Я не знаю, насколько хорошо он узнал Кэсси на тех занятиях, где сам присутствовал, но он обязательно выскажет все: что она была шлюхой или лесбиянкой…
— О да, — махнул рукой Муллани. — Вы же понимаете, я должен был поинтересоваться об этом у Гарланда. Должен был спросить убитого горем отца, не была ли его дочь лесбиянкой. Уверен, он не хочет, чтобы подобные подробности стали известны широкой общественности.
Райли кивнул, как и подобает хорошему солдату, и попытался «читать между строк».
— Вы знаете, что Бентли непростая семья. Любая информация о них тут же появляется в газетах по всех стране. Если поползут слухи, что Кэсси любила девочек, или кто-то разнюхает о том, что мы уже знаем: как она прогуливала занятия, отказывалась от еды, не хотела общаться с друзьями… Вы же понимаете, когда речь заходит о знаменитостях, подобные сведения сильно преувеличиваются и приукрашиваются. Средства массовой информации тут же превратят Кэсси в чокнутую, одержимую жаждой саморазрушения шизофреничку.
Райли молчал.
— Черт, Пол, вы только посмотрите, как на прошлой неделе освещался разрыв Гарланда и Наталии.
Райли читал эти статьи. Там сообщалось о разводе супругов Бентли и о том, что только их дочь Кэсси удерживала Гарланда и Наталию вместе.
Муллани повернулся к Райли и прислонился к подоконнику.
— А еще меня беспокоит, Пол, что мы складываем все яйца в одну корзину.
Райли посмотрел на босса, но ничего не сказал. Его самого уже посещала подобная мысль. В расследовании дела о серийных убийствах у него не раз возникало желание вычеркнуть одну из жертв из списка. Даже если вдруг что-то пойдет не так и защита начнет выигрывать дело, у них есть еще пять жертв, чтобы прижать убийцу. Этого более чем достаточно.
— Что вы хотите мне сказать, босс? — спросил Райли.
Муллани развел руками.
— Это будет настоящий цирк. Уберите Бентли из дела…
— Цирк будет в любом случае.
Окружной прокурор учтиво улыбнулся, но в его глазах сквозила холодность. Выдержав должную паузу, он деликатно заметил:
— Семья одной из жертв, понимая, что дочь непременно вываляют в грязи и что остальные пять убийств будут расследоваться в любом случае, попросила отложить рассмотрение дела в суде на неопределенный срок. Разумеется, мы бы не дали согласия, если бы не были уверены, что это очень правильный стратегический ход с точки зрения юриспруденции.
Райли с трудом сдержал горькую улыбку. Слова Муллани звучали так, словно он позаимствовал их из пресс-релиза. Но от этих слов в груди у него похолодело.
Атторней округа приказывал Райли изъять из процесса дело об убийстве Кэсси.
— Вы же видите, Пол, ее случай самый сложный.
— Да.
— Тогда скажите, разве вы не сможете обвинить убийцу, даже если мы не станем рассматривать дело об убийстве Кэсси? Неужели это хоть чем-то помешает вам?
— Нет, — признался Райли.
— И разве это не предоставит нам второй шанс обвинить преступника, если защите вдруг удастся доказать, что предыдущие пять убийств Бургос совершил вследствие помутнения рассудка?
— И это верно.
— Вот и славно. — Муллани кивнул так, словно все уже решено. — Надеюсь, вы смените выражение лица, когда выйдете из моего кабинета?
Его слова удивили Райли. Он всегда гордился тем, что играл по-честному. Он прекрасно овладел искусством маневрирования, но ему просто не нравилось, что богатый политик пытается повлиять на судебный процесс.
— Мне это не по душе, — вздохнул Райли.
— Я не спрашиваю, что вам по душе, а что — нет. — Муллани повернулся к нему спиной. — Просто хочу знать: вы с нами в одной команде или нет?
Полу показалось, что стены комнаты стали сжиматься вокруг него. Он был новичком в политике, но не глупцом. В свое время тренер говорил ему, что он в любой момент может заменить нападающего. Эта аналогия вполне уместна, потому что игра уже началась. Вопрос лишь в том, кому придется уйти с поля.
— Я назначил вас своим заместителем, выбрал среди других достойных людей, — осторожно произнес Муллани, — потому что вы самый лучший судебный юрист в этом городе. И я хочу, чтобы это чудовище осудил самый лучший прокурор.
Райли ничего не ответил. Он чувствовал себя одурманенным. Его пригласили, потому что он человек со стороны, федеральный обвинитель, далекий от местной политики. Недавно разгорелся серьезный скандал: несколько окружных прокуроров были пойманы на получении взяток, в деле также оказались замешаны нечистые на руку юристы и полицейские. Поэтому Муллани пригласил человека со стороны, чтобы показать свою преданность делу. Этот политический шаг был особенно оскорбительным для Муллани, потому что ему приходилось притворяться, будто на деле все обстояло иначе.
— Я хочу, чтобы вы ответили прямо сейчас, — заявил Муллани.
Райли откашлялся. Он смотрел то в пол, то на прокурора округа, стоящего у окна.
— Пора взрослеть, Райли, — с горячностью проговорил Муллани. — Вы же сами согласились, что это хорошая стратегия. Если жертва отказывается от обвинений, обычно мы прекращаем дело, не так ли? Это стандартная практика, только на сей раз жертва не может ничего сказать. Зато ее семья не желает молчать. Они не хотят, чтобы их дочку искалечили еще сильнее. И нельзя, чтобы ваша гордость или ваше воображение встали на пути их желания.
Райли поднялся, засунул руки в карманы и прикусил нижнюю губу. Он не мог поверить, что ему угрожают. Он знал, о чем думает Эд Муллани — это самое громкое дело, о каком только может мечтать обвинитель. И оно оказалось в руках у Пола Райли.
Райли посмотрел в окно позади Муллани. День был теплым и солнечным. Райли представил, как покидает кабинет, выходит на площадь, доходит до своего госучреждения, стучится в дверь и просит принять его на прежнюю работу.
Муллани подошел к нему. Судя по выражению лица, он готов был пойти на компромисс.
Внезапно Райли понял, что его дни в офисе окружного прокурора сочтены. И все же ему хотелось вести это дело. Он хотел уничтожить монстра. Не верил, что Терри Бургос заслуживает оправдания в той или иной мере. Он был уверен, что именно Бургос убил всех этих женщин. И в его поступках не было и намека на то, что он невменяем.
Пускай Райли и новичок на своей работе, он не сомневался в том, что Бургос убивал женщин во время своих ночных дежурств.
Райли примерно подсчитал сроки. Это произойдет примерно через шесть — девять месяцев до того, как дело будет окончательно закрыто. Он добьется, чтобы Терри Бургоса осудили, а затем уволится.
— Хорошо, — кивнул Райли. — Я… я позвоню куда нужно.
— Обзвоните их всех. — Окружной прокурор положил руку на плечо Райли. — А теперь идите и осудите этого маньяка.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Среда 23 июня 2005 года
Глава шестнадцатая
— Подожди, Шелли. Подожди немного, — пробормотал я и открыл глаза.
Краткий миг паники, полная потеря ориентации… Затем я поднял голову и увидел улицу. Вероятно, это Диллард-стрит; я помнил, что провожал сюда молодую женщину… Молли. Я посмотрел на часы, но от них остались только воспоминания да светлая полоска на загорелой коже на запястье. Я совершил большую ошибку, когда решил пощупать затылок — там была мокрая шишка. Я с трудом поднялся. Ноги дрожали. Я стал инстинктивно отряхивать свой смокинг, который стал влажным после того, как я полежал на куче размокшего от дождя мусора. Из того, что я счистил, можно было приготовить неплохой салат.
Я находился в переулке, примыкающем к Диллард-стрит, и пара мешков с мусором послужили мне своего рода матрасом. По крайней мере грабители оставили мне одежду — впрочем, это было все, чем я мог похвастаться. Ни денег, ни ключей. Зато остались бумажник, кредитные карты и водительское удостоверение. Пропала только наличность. Вероятно, они поняли, что не успеют снять деньги с карты, так как я заблокирую ее. Под «ними» я подразумевал женщину, Молли, и того, кто ударил меня по голове кувалдой. Теперь я все четко вспомнил.
В ушах у меня звенело, но я все-таки остался жив. Набрав в легкие побольше воздуха, я почувствовал запах городской помойки, исходящий от моей одежды. Старый добрый трюк… Боже, как я мог повестись на него? Позволить этой женщине заманить меня в переулок… Изрядно подвыпивший человек средних лет — идеальная жертва. Тот парень мог появиться здесь в клоунских ботинках, и я не услышал бы его. Я был в таком состоянии, что меня провел бы даже десятилетний ребенок.
Зато теперь в моей биографии появился новый эпизод — меня обокрали посреди города.
Еще повезло, что я оказался всего в двух милях от дома. Я не из тех, кто любит разгуливать по ночам, тем более в таком районе, но я подумал, что вряд ли попаду в подобную переделку второй раз за ночь, а следовательно, мог рассчитывать на своего рода иммунитет против грабителей. И потом, у меня просто не было выбора. Наличности тоже.
Поэтому я пошел пешком, надеясь, что это поможет окончательно протрезветь и прочистить голову. Меня словно магнитом тянуло к земле, каждый шаг давался с большим трудом. Сотрясение мозга, похмелье, а возможно, то и другое сразу. Холодный воздух помог побороть тошноту, но я чувствовал себя так, будто плыву навстречу ветру. Я читал каждую вывеску и старался приободрить себя мыслями о доме, который уже близко. Но мне с трудом удавалось преодолевать физическую боль, а также страдания моего оскорбленного самолюбия, моей доверчивости и того, что, находясь без сознания, я мечтал о моей бывшей подружке.
Мой дом находился за углом — небольшой кирпичный особняк, рассчитанный на одну семью. Я купил его полгода назад. Для меня одного он был явно великоват.
«Это же дом для семьи», — зловещим тоном заметила в свое время Шелли. Но мне нравился его внешний вид и льстило, что на рубеже двадцатого и двадцать первого веков в этом особняке проживал сенатор США.
Прежде чем переехать сюда, я жил в высоком многоквартирном доме в центре города, возле озера. Квартира была обставлена просто и располагалась недалеко от работы, но там я не чувствовал себя дома. Мне не нравился вахтер у входа, который постоянно отмечал, когда я ушел и когда вернулся, хотя в моей жизни не было ничего интересного. Просто мне не хватало уединения.
Зато теперь у меня было достаточно места для личного пространства. Почти пять тысяч квадратных метров — и все это в моем полном распоряжении. Однако я не мог войти в свой собственный дом без ключей. К счастью, когда только въезжал сюда, я спрятал запасной ключ. Боялся, вдруг потеряю ключи, хотя и предположить не мог, что это произойдет при подобных обстоятельствах.
Я пошел по тропинке к гаражу, где у меня скотчем был приклеен к водосточному желобу запасной ключ. Затем открыл ворота и направился на задний двор — он довольно маленький для сельской местности, но вполне приличный для города. Двор обрамлял кустарник, который, слава Богу, рос самостоятельно, поскольку я не имел ни малейшего представления, как ухаживать за садом. Позади гаража был оборудован мини-корт и находился щиток с корзиной для баскетбола. Еще там была детская площадка с качелями и гимнастическими снарядами. Думаю, это и отпугнуло Шелли. С таким же успехом я мог бы сразу сделать ей предложение. «Сейчас неподходящее время» — так она сформулировала свою позицию.
Несколько ступенек вели к двери, за которой находился вход в подвал. Лишь подойдя к ней, я понял, что никогда не проверял, подходит ли запасной ключ к замку. И вообще, исправен ли он. На самом деле я ни разу не открывал эту дверь с января, но очень надеялся, что ключ подойдет, потому что в противном случае мне не светило ничего хорошего. Можно было взломать замок, но я не имел опыта в этом деле. За всю свою жизнь я совершал лишь один вид грабежа: когда посылал счета моим клиентам.
Я вставил ключ в замок и прочитал про себя молитву. Ничего не вышло. Да, мистер Райли, ваш сын в очередной раз доказал, что он разиня. Может, он неплохо выступает в суде, но совершенно не умеет работать руками.
— Боже, — проговорил я, — черт возьми!
Ну ничего, эта дверь еще пожалеет, что не захотела меня впускать. Я подобрал в саду камень. Возможно, существовал и более безопасный и эффективный способ совершить взлом, но моя голова раскалывалась и мечтала поскорее оказаться на подушке, поэтому я размахнулся, как бейсболист-любитель, и со всей дури шарахнул по маленькому стеклянному оконцу на двери рядом с замком.
— Черт! Проклятие! — крикнул я, схватившись за окровавленный кусок мяса, в который превратилась моя рука. Осколки стекла впились между костяшками пальцев, кровь забрызгала рукав.
Что за чудесная ночь!
Я просунул руку и отодвинул засов, стараясь думать о том, как хорошо снова оказаться дома, а вовсе не о той дополнительной работе, которую сам себе устроил, — мне еще предстояло вставить в дверь новое стекло. Агенты по недвижимости с упоением рассказывают нам, как хорошо построены старые дома. Так хорошо, что вы можете выжить здесь во время урагана. Но вы должны быть готовы к тому, что вам придется чинить туалет и заново подключать бойлер, а также искать рубильник среди ночи. Однако я окончил школу юристов не для того, чтобы выполнять работу плотника. Я зарабатываю достаточно и могу нанять человека для подобных дел.
Огромный подвал в скором времени я собирался перестроить: установить стол для бильярда и доску для дартса, соорудить бар и, разумеется, повесить большую плазменную панель. И я надеялся, что это случится раньше, чем на Ближнем Востоке наступит мир. Здесь стояло с дюжину ящиков, разобрать которые у меня пока не дошли руки. Единственное, что я успел сделать, — это оформить «стену Бургоса», как я ее любовно называл. Она напоминала доску почета в школе, только вместо грамот и медалей здесь были оружие и заметки, ужасные фотографии и рисунки, сделанные в зале суда.
Репортеры из городского журнала, которые написали статью через два месяца после того, как я купил этот особняк, проторчали здесь, изучая материалы по Бургосу, куда больше времени, чем во всем остальном доме. Они собирались написать милую статейку о человеке, купившем дом сенатора Роше, а в результате получился материал о парне, который осудил Терри Бургоса.
Когда Бургоса казнили, те из нас, кто посадил его за решетку, по-братски разделили материалы по этому делу. В комнате, где хранились улики, находились различные фотографии и памятные вещи. После вердикта Родни Кинга
[5] мы стащили их как грабители. В нашей группе, состоявшей примерно из двенадцати человек, у каждого остался хотя бы один сувенир на память. Думаю, многие из них позднее были выставлены на интернет-аукционе.
Мне повезло больше всех — возможно, потому, что я был неофициальным руководителем группы, которая занималась делом Бургоса. У меня сохранился листок со словами глупой песни, вдохновлявшей Бургоса на убийства. Еще две фотографии, на которых он изображен входящим и выходящим из зала судебных заседаний во время процесса. Осталась вырезка из журнала «Таймс» со статьей обо мне и фотография ванны, где Бургос утопил Морин Холлис, а также расшифровка допроса, где Бургос признается в своих преступлениях детективу Джоэлу Лайтнеру. А посреди этого коллажа находились два орудия убийства из арсенала Бургоса. Во-первых, нож, которым Бургос вырезал сердце Элли Данцингер и перерезал горло Энджи Морнаковски: обычный кухонный нож с лезвием длиной двенадцать сантиметров. А во-вторых, мачете — его Бургос так и не использовал. Это был мой самый любимый экспонат. Тяжелое мачете со стальным лезвием длиной шестьдесят сантиметров.
Я глубоко вздохнул. Вот это была настоящая жизнь. Я преследовал плохих парней, соединял все звенья в цепи, чтобы доказать их вину, а потом отмечал свой успех с полицейскими. Теперь я разбогател так, как никогда и не мечтал. Губернатор хотел сделать меня федеральным судьей, а я стою здесь и переживаю из-за прошлого.
«Ты слишком долго проторчал внизу, с надеждой глядя вверх, и совсем забыл, как это приятно — взбираться на вершину», — укорил я себя.
Я оторвал кусок картона от неразобранного ящика и отыскал упаковочную ленту. Затем постарался аккуратно заклеить дыру в двери, ведущей в подвал. Проблему это не устранило, но принесло временное облегчение. Теперь нужно избавиться от боли в руке и голове. Я решил принять одно из тех лекарств, что продают в конусообразных стекляшках, и плевать, что только три часа ночи. Подумав об этом, я стал подниматься по лестнице.
Глава семнадцатая
Лео сидел в кафетерии, прислонившись спиной к стене — он всегда старался прикрыть спину, — и не сводил глаз с окна и двери. Делал вид, будто читает газету, но на самом деле смотрел на улицу. Его веки отяжелели. Движения стали заторможенными. Была поздняя ночь, вернее, раннее утро, когда они встретились с Райли в переулке…
Он внимательно всматривался в каждого, кто заходил в кафе, но никто не обращал на него внимания.
«Они просто хотят, чтобы я так думал. Им нужно, чтобы я потерял бдительность. Но они недооценивают меня. Я знаю: они могут оказаться где угодно и кем угодно».
Лео осторожно положил руку на живот и мысленно попросил боль отступить. Ведь чем больше он одержим делом, тем болезненнее приступы.
Молодая худощавая женщина в коротком топике и с очками на макушке толкала впереди себя детскую коляску, а в руке держала бутылку с зеленым чаем. Она села неподалеку от него. Женщина притворилась, будто занимается ребенком, но сама посмотрела в его сторону, осторожно, очень осторожно, как бы случайно.
«Поговори с этой женщиной. Проверь ее».
«Я постараюсь. Но я плохо говорю. Не получается правильно произносить слова».
Он попытался сказать что-то вроде: «Какая милая крошка».
Женщина повернулась и улыбнулась.
— Спасибо. — Она посмотрела на него так, словно испытывала к нему жалость. — Из-за нее не спала всю ночь.
Он попробовал изобразить улыбку.
«Долгая ночь. Ночью я думаю о мрачных вещах. Попытайся еще раз».
— Сколько ей лет? — На этот раз у него хорошо получилось.
— Десять месяцев, — ответила женщина.
Лео отвел взгляд, но обратил внимание на реакцию женщины — она взяла ребенка на руки и прижала к себе.
Лео поморщился отрезкой боли в желудке. Женщина встала и подошла к прилавку. Он посмотрел в окно, и в этот момент появилась машина Пола Райли — выехала из переулка.
Женщина посмотрела в его сторону и притворилась, что ничего не заметила, но Лео был умнее. Он умел наблюдать так, что она даже не догадалась бы, что он следит на ней.
«Я знаю, ты шпионишь за мной, маленькая сучка. Я могу с легкостью вырвать твои глаза».
Лео надел бейсболку и вышел из кафе. Он оглянулся. Женщина смотрела на него через окно, гладя по голове ребенка. Плохого ребенка. Ненастоящего ребенка.
Лео побежал к своей машине. Он проехал примерно милю, а затем вернулся на улицу, где жил Райли, только с противоположного конца. Объехал дом Райли с северной стороны, а затем притормозил на обочине, посмотрел в зеркало заднего вида и в боковое. Ни одного автомобиля. Ничего. Никого.
Он проехал еще один квартал и припарковался. На этой улице сплошь дорогие особняки, похожие на дом Райли: заборы, высокие и низкие, ухоженные газоны, прекрасные дома, прекрасные люди, богатые и счастливые. Он вытащил из внедорожника спортивную сумку и, свернув за угол, направился в сторону улицы, где находился дом Райли. На перекрестке остановился и пошел по переулку.
Он добрался до гаража и ворот, ведущих на задний двор. Этой ночью он заполучил ключи от дома Пола Райли. Первым замок открыть не удалось, вторым — также, но третий справился с работой.
Раздвижные стеклянные двери, ведущие в патио, оказались заперты. Нет. Внизу, у лестницы, есть дверь, ведущая в подвал. Вот она-то закрыта на замок. Лео спустился по лестнице и встал возле двери. Одна из стеклянных панелей на двери была разбита, вместо нее вставили кусок картона.
Лео вложил ключ в замок. Первый не подошел, зато со вторым ему повезло. Он вошел, держа в руках сумку. Хорошо. Очень хорошо.
Через двадцать минут он покинул дом, закрыл за собой дверь, поднялся по лестнице и посмотрел на сияющее солнце. Да, он чувствовал себя замечательно. Однако все это — оружие, которое они используют против него: погода, которая превращает всех людей в улыбающихся и сияющих. Счастливых, улыбающихся, сияющих тупых роботов.
«И все же я могу жить в вашем мире. Я умею одновременно существовать в вашем и в моем мире. В этом разница между мной и вами. И этим я отличаюсь от Терри».
Он спокойно вернулся к воротам, а когда снова оказался в переулке, ускорил шаг, внимательно осматриваясь по сторонам. Было так хорошо, тепло и солнечно, что в душе появлялось ощущение легкой беззаботности.
«Ну конечно, вы думаете, что я расслаблюсь, потеряю бдительность, буду насвистывать себе что-нибудь под нос, а потом вы появитесь, да-да, вы появитесь, когда я буду меньше всего этого ожидать…»
Он пошел по тротуару и добрался до своей машины невредимым. Завел двигатель. Теперь нужно успокоиться, чтобы сердце билось ровно. Он сделал небольшую дыхательную гимнастику и включил кондиционер. Вдох, выдох… холод проник под мокрую рубашку. Он попытался улыбнуться. Когда Лео проезжал мимо кафетерия, он надвинул на лоб бейсболку и посмотрел на то место, где сидел меньше часа назад.
Женщина с ребенком исчезла.
Лео взглянул в зеркало заднего вида на едущие позади него машины. Затем резко затормозил, так что автомобилям пришлось объезжать его. Водители невольно замедляли ход, но среди них не было худой светловолосой женщины с ребенком на заднем сиденье. Однако они вряд ли будут действовать столь неприкрыто. Лео подождал, досчитал до трех, а затем перерезал движение, сделав разворот на 180 градусов. На первом же перекрестке свернул налево, затем еще раз налево и еще раз, после чего выехал на площадь, не сводя взгляда с зеркала заднего вида. Все чисто. Но чтобы окончательно успокоиться, Лео еще дважды повторил маневр. Он зашел достаточно далеко. И пока не было причин останавливаться.
Сегодня ночью он окончательно во всем убедится.
Глава восемнадцатая
Джереми Ларраби покончил с кратким изложением фактов по своему делу и посмотрел на судью Лендиса. Клиентка Ларраби, Джозефина Энрикес, работала секретарем-референтом на расположен ной за чертой города фабрике, которая принадлежала корпорации Бентли. Эта пятидесятидвухлетняя латиноамериканка потребовала, чтобы ей выплатили страховку от несчастных случаев на производстве, поскольку во время работы у нее развился запястный синдром. Три месяца назад корпорация Бентли, интересы которой я представлял, уволила ее. В судебном иске, который Джереми Ларраби подал от ее имени, компанию обвинили в дискриминации по национальному, половому и возрастному признакам, а также в нежелании выплачивать необходимую компенсацию. Ларраби заявил судье, что проверит, в каком состоянии находятся все сотрудники компании, подпадающие под эти категории.
Судья Лендис посмотрел на меня:
— Мистер Райли?
Я был крайне раздражен, и у меня на то имелось две причины. Во-первых, голова по-прежнему раскалывалась, после того как на меня напали прошлой ночью. Во-вторых, я вообще не должен был присутствовать здесь. Я контролировал все судебные дела, в которых так или иначе затрагивались интересы компании Гарланда Бентли, но ежедневное наблюдение за ходом судебных процессов не входило в круг моих обязанностей. Этим занимались сотрудники моей фирмы, которые работали на меня. Однако если судьей назначалась встреча для разрешения конфликта, как в тот день, на ней должны были присутствовать «юристы с правом выступления в суде», то есть ведущие адвокаты с обеих сторон. Поэтому мне пришлось приехать.
Честно говоря, имелась и третья причина для недовольства — рана, нанесенная моей гордости, была не менее серьезной, чем гематома на голове. Я до сих пор не мог поверить, что прошлой ночью та женщина облапошила меня. Стоило ей посмотреть мне в глаза, и я потерял бдительность.
— Мне очень интересно, как мистер Райли выкрутится теперь, — произнес Джереми Ларраби.
У нас с Джереми непростые и далеко не дружеские отношения, но мне всегда удавалось положить его на лопатки. У него было рябое, ничего не выражающее лицо, глубоко посаженные глаза и волосы, собранные в старомодный хвостик. Его одежда всегда отличалась яркостью и броскостью. Сегодня он демонстрировал рубашку лимонного цвета, ядовито-фиолетовый галстук и спортивную куртку шоколадного оттенка.
— Ее уволили, потому что она обедала по два часа, — сказал я. — И принимала душ раз в неделю. Кому нужны такие сотрудники?
Ларраби стиснул зубы. Над его густыми бровями на лбу вздулась вена. Теперь ему было за шестьдесят, и, судя по тому, что я слышал, он перестал вести уголовные дела. Я даже думаю, Ларраби оставил эту практику вскоре после того, как проиграл дело Бургоса. Сегодня он был адвокатом истца и брался за гражданские дела, которые вызывали у него интерес. Он много судился с компаниями Бентли. Сейчас у него было примерно одиннадцать подобных дел. Пока мы ничего не предложили ни по одному из них. Он тратил немало средств на эти дела и надеялся сорвать неплохой куш, так как знал: если мы пойдем на мировую хотя бы по одному из этих дел, он сможет оплатить судебные издержки остальных.
— Думаю, будет лучше, если я переговорю с каждым из вас в отдельности, — предложил судья. — Начнем с вас, Райли.
Довольно распространенный прием на совещании с адвокатами сторон. Судья беседует с каждым, пытаясь убедить, что дела у них обстоят из рук вон плохо, и чем быстрее они уладят разногласия, тем лучше. Судьи всегда стараются заключить мировую и сократить список дел, предназначенных для слушания. Меньше всего судье Лендису хотелось коллективного иска по такому пустяковому делу, как это.
Джереми встал и нерешительно посмотрел на меня.
— Мистер Райли, — сказал он и вышел.
Когда дверь захлопнулась, я закрыл лицо ладонями. Мы остались с судьей вдвоем.
— У вас такая страшная гематома на затылке, — заметил судья. — Да и рука не в лучшем состоянии.
— Вы еще не видели, что стало с тем, кто это сделал.
— А как поживает дочь губернатора?
Он имел в виду Шелли. Я посмотрел на него, но ничего не ответил, однако выражение лица выдало меня.
— Плохи дела. — Судья откинулся на спинку кожаного кресла. — Она мне нравится. У нее есть характер.
— Это точно.
— Серьезная потеря. Хм… Вижу, вы взялись защищать сенатора Алмундо по делу о подрыве общественного доверия. Гайки закручены туго?
— Еще чуть-чуть, — отозвался я, — и он взорвется.
— Ну да, если только кто-нибудь не вытащит вдруг кролика из шляпы… — Судья кивнул в сторону двери: — Интересно, почему Ларраби вечно судится с компаниями Гарланда Бентли. Я изучил историю вопроса. — Он покачал головой, словно не знал, что и думать. — Он имеет на них зуб или что-то еще?
Я пожал плечами:
— Его клиент убил дочь Гарланда. Что он может иметь против самого Гарланда?
Судья Лендис решительно забарабанил пальцами по крышке стола. Он все равно ничего не понимал. Да и кто мог понять этого чудака Джереми Ларраби?
— А теперь, Пол, что касается этого дела…
— Грош ему цена, Дэнни, — вздохнул я. — Ларраби похож на таракана. Бросишь ему крошку, и он тут же начинает плодить себе подобных.
Судья положил руки на массивный стол. Обстановка его комнаты говорила о том, что охота была его страстью. На полу лежала шкура медведя, а на стенах висели чучела голов убитых животных. Сам я не охотник, но мне приходилось несколько раз играть с почтенным Дэниелом Лендисом в гольф. И я видел, как он охотится за своим мячиком, который затерялся где-то в лесу.
Судья помассировал выпуклый лоб, а затем указал на меня пальцем.
— Вы заплатите ему эти чертовы деньги, — буркнул он.
— Мы выплатим его клиентке сумму, на которую она сможет купить себе мыла на год вперед, — отозвался я.
Плечи судьи задрожали от смеха.
— И мы привяжем ей к лицу мешок с едой.
— Стойте. — Лицо судьи стало красным как свекла, улыбка исчезла. Он отдышался. — Десять тысяч. Ваш клиент-миллиардер тратит больше на один ужин в ресторане. И женщину восстановят в должности.
— Десять тысяч чего? — спросил я. — Десять тысяч затычек в нос для людей, которые работают с ней?
Судья воспринял это замечание с еще большим энтузиазмом. Он смеялся так сильно, что закашлялся, а затем махнул рукой, предлагая мне освободить помещение. Его лицо стало пунцовым. Когда я выходил, он поднял ладони и растопырил все десять пальцев.
Джереми Ларраби сидел в пустом зале для заседаний и разговаривал по мобильному телефону. Он немного удивился, увидев меня.
— Вы уже закончили? — спросил он, оторвавшись от разговора.
Ему стоило заняться своим изрытым оспинами лицом. Он ожидал, что я хоть как-то отреагирую на вопрос, и то, что я задержался здесь почти на шестьдесят секунд, несколько обнадежило его. Я взял пиджак и портфель.
— Уже уходите? — спросил он.
— Да.
Я старался вести себя учтиво, но этот человек пытался судиться с одной из фирм Бентли, и дело не стоило выеденного яйца. Я должен был показать, как мало он для меня значит.
— Подождите минуту, не входите к судье сразу, — сказал я. — Он все еще оплакивает тяжелую участь вашей клиентки.
— Я хочу добиться коллективного иска, — заявил он. — Вот тогда мы поговорим.
Дэнни Лендис ни за что не допустит, чтобы он подал коллективный иск по этому делу. И Джереми стоило бы намотать это на ус. Хороший юрист должен знать законы, а великий — превосходно изучить судью.
— Джереми, — приблизился я к нему, — сделайте одолжение, выберите другую компанию. Мы не пойдем на мировую ни по одному из этих дел. Будет одиннадцать процессов, и вы проиграете их все. Гарантирую. На вашем месте я бы принял правильное деловое решение.
Я снова задумался над вопросом судьи о том, почему Джереми выбрал именно компанию Гарланда. Может, искал случая свести счеты со мной? Я думал об этом еще после первого иска, но так и не спросил. Да он и не сознался бы.
Я пошел прочь, но Ларраби окликнул меня:
— Судебные издержки.
Эти два слова — своего рода мантра для любого отчаявшегося адвоката истца. «Вам придется заплатить сотни тысяч, чтобы вести тяжбу по этому делу, поэтому дайте мне восемьдесят, и мы все останемся в выигрыше». Конечно, Ларраби прав: участие во всех процессах обойдется Гарланду больше чем в сотню тысяч долларов. Вот на что рассчитывает этот паразит! Думает, что компании откажутся от своих принципов и заплатят немного наличности, чтобы не тратить деньги на защиту в суде. Только плохо он знает Гарланда Бентли. И меня.
— Пять тысяч, — сказали, вспомнив сумму, которую назвал судья, и сократив ее вдвое.
— Пять тысяч — слишком мало, — возмутился Ларраби. — Она лишилась зарплаты…
— Я имел в виду — пять тысяч за все одиннадцать дел. — Я распахнул дверь и вышел из зала суда.
Макдермотт опоздал на работу на двадцать минут. Он решил, что имеет на это право, после того как прошлой ночью вернулся домой с места убийства Чианчио далеко за полночь. Когда он проходил мимо дежурного офицера, тот поприветствовал его: