— Что? — непонимающе уставилась на нее Роза Сара.

— Марка лака — Hollie. Блестящий, с добавлением кораллового порошка. Месяц назад эта безделица распространялась вместе с журналом для подростков. Поэтому он и был у трех: журнал пользовался большим успехом… И потом, одна из жертв носила браслет удачи.

— Но мы не обнаружили никакого браслета, — возразил Борис, заинтересовавшийся разговором.

Мила достала из папки фотографию.

— Это — номер два, Аннеке. Кожа на запястье чуть светлее. Явный знак того, что она что-то носила на руке. Возможно, убийца снял браслет, либо она потеряла его, когда была похищена или когда пыталась оказать ему сопротивление. Все были праворукие, за исключением одной, третьей: сбоку на указательном пальце у нее остались чернильные пятна, она — левша. — Борис восхищенно смотрел на девушку, Роза, наоборот, пребывала в явном замешательстве. Мила же была на подъеме: — И последнее: номер шесть, та самая, имя которой неизвестно… Она была знакома с девочкой, что пропала самой первой, с Дебби.

— Черт побери, откуда это тебе известно? — спросила Роза.

Мила достала из папки фотографии первой и шестой рук.

— На подушечках указательных пальцев у обеих есть красная точка… Они сестры по крови.



Отделение ФБР при Управлении федеральной полиции занималось расследованием самых жестоких убийств. Роке возглавлял его в течение восьми лет и сумел реформировать стиль и методы его работы. Именно он сделал его доступным для гражданских лиц, таких как доктор Гавила, который благодаря своим трудам и исследованиям был единодушно признан самым продвинутым среди действующих криминологов.

В следственной группе агент Стерн, самый старший по возрасту и званию, занимался сбором информации. В его обязанности входил поиск сведений, необходимых для восстановления полной картины происшествия и проведения сравнительного анализа с другими подобными преступлениями. Он был «памятью» группы.

Роза Сара — агент по организационной работе следственной команды и одновременно эксперт в информационной области. Получив специальную подготовку в сфере планирования деятельности полиции, она большую часть времени занималась повышением своего профессионального уровня, изучая новейшие технологии.

И наконец, Борис, агент-дознаватель. Его обязанностью было допрашивать всех в той или иной мере привлеченных к следствию, а также выбивать признания у подозреваемых в преступлении. В его арсенале имелось множество способов для достижения этой цели. И как правило, это ему удавалось.

Роке раздавал приказы, но фактически группой управлял не он — расследования вели, основываясь на интуиции доктора Гавилы. Старший инспектор был прежде всего политик, и его выбор часто продиктовывался интересами собственной карьеры. Ему нравилось блистать перед репортерами, приписывая себе заслуги в проведении успешного расследования. Если же работа не давала хороших результатов, то он возлагал ответственность за это на всех членов группы, или, как он любил ее называть, «команды Роке». Благодаря этой формуле он и заслужил неприязнь, а зачастую и презрительное к себе отношение со стороны подчиненных.

Все собрались в зале собраний на шестом этаже главного офиса отдела, находившегося в самом центре города.

Мила заняла место в последнем ряду, поставив рядом с собой на пол дорожную сумку. Предварительно в туалете она перевязала ногу, наложив на рану два слоя пластыря, а затем переоделась в другие джинсы.

Она сразу узнала в худощавом человеке старшего инспектора Роке. Он очень оживленно спорил с неким типом, на вид довольно заурядным, но при этом создающим вокруг себя особую ауру. Ауру серого цвета. Мила нисколько не сомневалась в том, что за пределами этой комнаты, в реальном мире, этот человек растворился бы, как привидение. Но тут его присутствие имело особый смысл. Определенно он был именно тем самым доктором Гавилой, о котором в машине ей рассказывали Борис и Роза.

В этом мужчине было нечто такое, что сразу же заставляло забыть о его неряшливой одежде и растрепанной шевелюре.

Его глаза, большие и внимательные.

Не прерывая разговора с Роке, он приблизился к девушке, застав ее врасплох. Мила смущенно отвела взгляд, и мгновение спустя он сделал то же самое, усевшись неподалеку от нее. С этого момента он полностью перестал обращать на нее внимание, а спустя еще некоторое время собрание началось.

Роке поднялся на трибуну и начал речь с торжественного жеста, словно обращался не к аудитории из пяти человек, а к целому зрительному залу.

— Я только что слышал отчет криминальной полиции: наш Альберт не оставил после себя никаких улик. Парень далеко не промах. Ни единого следа, ни единого отпечатка на этом маленьком кладбище рук. Только шесть девочек, которых нам еще предстоит разыскать. Шесть тел… и еще одно имя.

Затем старший инспектор дал слово Горану, который, впрочем, не стал подниматься к нему на трибуну. Он так и остался сидеть на своем месте со скрещенными на груди руками и вытянутыми под впереди стоящие кресла ногами.

— Наш Альберт уже изначально знал, как будут развиваться события. Он предусмотрел это до самых мельчайших подробностей. Именно он задает тон в игре. Да и в каббале шестерка означает полное число серийного убийцы.

— Шестьсот шестьдесят шесть — число дьявола, — вмешалась Мила.

Все укоризненно обернулись к ней.

— Подобные банальности нас не интересуют, — сказал Горан, и девушка почувствовала себя низвергнутой. — Когда мы говорим о полном числе, это значит, что мы обращаемся к факту, согласно которому субъект уже совершил одно либо серию преступлений.

Мила едва заметно прищурила глаза, и Горан почувствовал, что девушка не поняла смысл сказанного им. Тогда он поточнее выразил свою мысль:

— Определение «серийный убийца» мы даем тому, кто совершил похожим способом убийство по меньшей мере трех человек.

— Два трупа представляют собой многократное убийство, — добавил Борис. — Поэтому шесть жертв и образуют две серии.

— Это что-то вроде главного условия? — спросила Мила.

— Нет. Это значит, что если ты убиваешь в третий раз, то потом больше не в силах остановиться, — вступила в разговор Роза, завершая тираду.

— Сдерживающие тормоза ослабляются, чувство вины притупляется, и отныне убийство совершается чисто механически, — заключил Горан, снова повернувшись лицом ко всем присутствующим. — Так почему же нам все еще ничего не известно о трупе под номером шесть?

— У нас уже есть кое-что. Раз уж очередь дошла и до меня, то я хочу сказать, что наша старательная коллега сообщила нам об одной примете, которую я считаю очень значимой. Она объединила безымянную жертву номер шесть с Дебби Гордон, первой жертвой, — сообщила Роза Сара.

— Пожалуйста, агент, поясните-ка нам, на чем основывается ваша интуиция? — Роке спросил это таким тоном, словно идея Милы на самом деле была его заслугой.

Мила снова оказалась в центре внимания. Склонив голову над своими записями, она, прежде чем вступить в разговор, попыталась упорядочить свои мысли. Между тем Роке подал ей знак подняться.

Мила встала.

— Дебби Гордон и девочка под номером шесть были знакомы друг с другом. Естественно, это только мое предположение, но мне бы хотелось пояснить тот факт, что на указательных пальцах обеих жертв присутствует один и тот же отпечаток…

— О чем же конкретно идет речь? — с любопытством спросил Горан.

— Ладно… ну это тот самый ритуал, когда кончик пальца прокалывается булавкой и при сложении подушечек пальцев проступившая кровь смешивается с кровью другого человека: подростковый вариант договора о братстве. Обычно это делается, чтобы увековечить дружеские узы.

Мила то же самое проделывала со своей подругой Грачиэлой, только при этом они пользовались ржавым гвоздем, потому как булавка казалась им слишком легким способом подтверждения серьезности их намерений. Неожиданное воспоминание об этом резко всплыло у нее в памяти. Грачиэла была ее подругой детства. Они знали все секреты друг друга, а однажды даже на пару водили дружбу с одним и тем же мальчиком, ничего не подозревавшим об их тайном сговоре. Они позволяли ему думать, что именно он — хитрец, умудрившийся дружить одновременно с двумя подругами, которые будто бы ни о чем не подозревали. И что стало потом с Грачиэлой? Уже много лет Мила ничего о ней не слышала. Они слишком быстро пропали друг у друга из виду, чтобы никогда больше не встретиться. И это несмотря на то, что обе поклялись в вечной дружбе. Почему же она так легко позабыла о Грачиэле?

— Если дело обстоит именно так, то девочка номер шесть должна была быть ровесницей Дебби.

— Известковый анализ костей, проведенный на шестой конечности, подтверждает это утверждение: жертве было двенадцать лет, — вступил в разговор Борис, которого Мила за все время не удостоила даже беглым взглядом.

— Дебби Гордон посещала не простой колледж. Возможно, что эта сестра по крови не была ее школьной подругой, потому что среди учащихся этой школы нет никого, кто числился бы среди пропавших.

— Должно быть, она не из числа ее школьного окружения, — снова вмешался Борис.

Мила кивнула:

— Дебби ходила в этот колледж на протяжении восьми месяцев. Она наверняка чувствовала себя очень одинокой вдали от дома. Я готова поклясться, что у нее были сложности в общении с одноклассниками. Предполагаю, что она познакомилась со своей сестрой по крови при других обстоятельствах.

К разговору подключился Роке:

— Мне бы хотелось, чтобы вы осмотрели комнату в колледже, где проживала девочка: как знать, может, появится еще что-нибудь.

— А мне бы хотелось поговорить с родителями Дебби, если такое возможно.

— Конечно, делайте, как считаете нужным.

Прежде чем старший инспектор смог добавить к сказанному еще что-нибудь, в дверь постучали. Три стремительных удара — и сразу же на пороге зала появился невысокий человек в белой рубашке, которого никто не приглашал. У него были подстриженные ежиком волосы и миндалевидные глаза.

— А, Чанг, — отозвался Роке.

Это был судмедэксперт, также принимавший участие в этом расследовании. Мила сразу поняла, что на самом деле он вовсе не восточного происхождения. По какой-то загадочной генетической причине у него были характерные для данного типа черты лица. Его имя было Леонард Вросс, но все всегда называли его Чангом.

Вошедший мужчина встал рядом с Роке. С собой он принес папку, которую тут же открыл, — впрочем, у него не было особой надобности зачитывать содержание написанного, потому что он и так знал это наизусть. Вероятно, находившиеся у него перед глазами листы придавали ему больше уверенности.

— Мне хотелось бы, чтобы вы с особым вниманием выслушали результаты исследований доктора Чанга, — обратился к сидящим в зале старший инспектор. — Даже те, кто, как я думаю, с трудом пока может разобраться в деталях.

Мила нисколько не сомневалась, что это замечание касалось лично ее.

Чанг надел лежавшие в кармане его рубашки очки и, откашлявшись, взял слово:

— По степени сохранности останки, несмотря на условия захоронения, находятся в прекрасном состоянии.

Это еще раз доказывало утверждение, согласно которому между возникновением захоронения рук и его обнаружением прошло не слишком много времени. Затем патологоанатом начал вдаваться в некоторые медицинские подробности. Но когда в конце концов Чангу пришлось продемонстрировать способ умерщвления шести девочек, он говорил предельно ясно:

— Он убивал их, отрезая руку.

Каждая рана имела свой язык. И Миле это было прекрасно известно. Когда судмедэксперт продемонстрировал увеличенный снимок руки, девушка-полицейский сразу заметила розоватые разводы вокруг среза и на изломе кости. Инфильтрация крови в ткани — первый признак для того, кто пытается установить, была или нет рана смертельной. Таким образом, устанавливается, что прекратилась сердечная деятельность, после чего кровь пассивно вытекала из поврежденных сосудов, не скапливаясь в окружающих ее тканях. Если же удар был нанесен еще при жизни жертвы, кровяное давление в артериях и сосудах продолжает распространяться и на этот участок тела, поэтому сердце выталкивает кровь в поврежденные ткани, в отчаянном стремлении заживить их. У девочек этот механизм спасения жизни остановился только тогда, когда рука была полностью отделена.

Чанг продолжал:

— Рана была нанесена по центру двуглавой мышцы. Кость не раздроблена, излом имеет четкие очертания. Он наверняка использовал пилу с особой разметкой: мы не обнаружили по краям раны следы металлических опилок. Единообразное рассечение кровеносных сосудов и сухожилий говорит о том, что ампутация была завершена с хирургической, я бы сказал, точностью. Смерть наступила в результате кровоизлияния. — Затем он добавил: — Это была ужасная смерть.

Услышав эту фразу, Мила почувствовала желание, поддавшись импульсу, опустить глаза в знак уважения. Но вскоре девушка поняла, что она одна такая.

Чанг продолжал:

— Я бы сказал, что он убивал их сразу же: у него не было интереса сохранять им жизнь больше необходимого. Способ умерщвления одинаков для всех жертв. Кроме одной…

Его слова, повиснув ненадолго в воздухе, обрушились на присутствующих ледяным душем.

— Что это значит? — спросил Горан.

Чанг одним пальцем поправил сползшие на нос очки и посмотрел на криминолога:

— Потому что для одной из жертв конец был еще более мучительным.

В зале воцарилась гробовая тишина.

— Токсикологические исследования показали наличие в крови и тканях коктейля из разных медикаментов. В данном случае: для снижения сердцебиения — дисопирамид, ингибиторы АСЕ и атенолол — как бета-блокатор…

— Он сократил ее сердечную активность, одновременно снизив и кровяное давление, — добавил Горан Гавила, который все уже понял.

— Но для чего? — спросил Стерн, для которого, напротив, не было никакой ясности.

На губах Чанга появилась гримаса, похожая на горькую улыбку.

— Он приостановил потерю крови, чтобы заставить ее умирать еще медленнее… Он хотел насладиться зрелищем.

— О какой девочке идет речь? — спросил Роке, хотя все уже и так знали ответ.

— Номер шесть.

На этот раз Миле уже не требовалось быть большим знатоком в вопросах серийных убийств, чтобы понять, о чем шла речь. Судмедэксперт на практике только что подтвердил, что убийца изменил своему modus operandi.[1] А это значило, что он обрел уверенность в совершаемых им поступках. Он опробовал новую игру. И она ему понравилась.

— Он изменил свои методы, потому что остался доволен результатом. Ему все удавалось, — заключил Горан, — поэтому, по всей видимости, он и вошел во вкус.

Мила испытала странное ощущение. Это была та самая щекотка в основании шеи, которая возникала всякий раз, когда она приближалась к раскрытию одного из случаев исчезновения. Нечто необъяснимое. Сознание раскрывалось, указывая на совершенно неожиданные очевидные вещи. Обычно это ощущение длилось дольше, но на этот раз оно испарилось прежде, чем девушка смогла за него ухватиться. Его спугнула фраза, сказанная Чангом.

— И еще кое-что… — Судмедэксперт повернулся лицом непосредственно к Миле: и хотя он не был с ней знаком, она оставалась единственным неизвестным ему в этом зале человеком, и ему непременно нужно было узнать основные причины ее присутствия. — Там, за дверью, стоят родители пропавших девочек.



Из окна затерянного в горах участка дорожной полиции Александр Берман мог наслаждаться зрелищем всей автостоянки. Его машина находилась в самом конце, в пятом ряду. С этого места наблюдения она казалась ему такой далекой.

Металлический кузов автомобиля сверкал под лучами поднявшегося уже довольно высоко солнца. После ночного урагана едва ли можно было бы даже представить себе подобную погоду. Похоже на наступление запоздалой весны — было почти жарко. В открытое окно проникал слабый ветерок, приносящий с собой ощущение спокойствия. Странно, но Александр чувствовал себя вполне умиротворенным.

Когда на рассвете его остановили на блокпосту для досмотра, он совсем не смутился, не поддался панике. Остался сидеть в автомобиле с тягостным ощущением сырости между ног.

С водительского места ему было хорошо видно полицейских, стоявших рядом со служебной машиной. У одного в руке была папка с документами. Просматривая их, он одновременно диктовал напарнику данные, которые тот передавал по радио.

«Скоро они придут и заставят меня открыть багажник», — подумал он.

Остановивший его полицейский был очень вежлив. Он расспросил у Александра про ливень и выразил сочувствие, заметив, что тот оказался в далеко не самом завидном положении оттого, что во время ненастья был вынужден находиться в пути всю ночь.

— Вы родом не из этих мест, — сделал вывод полицейский, прочитав номерной знак на машине.

— Да, это так, — ответил Александр Берман. — Я издалека.

На этом их общение закончилось. В какое-то мгновение он даже подумал о том, чтобы обо всем рассказать полицейскому, но затем отказался от этой идеи. Момент еще не настал. Тем временем полицейский направился к своему напарнику. Александр Берман не знал, что же произошло на самом деле, но впервые за все это время позволил себе расслабить вцепившиеся в руль мертвой хваткой руки. После того как кровообращение восстановилось, они обрели наконец прежний цвет.

И он опять был вынужден подумать про своих «бабочек».

Такие хрупкие, не сознающие своей прелести создания. Ради них он остановил время, раскрывая им секреты их очарования. Другие ограничивались лишь тем, что засушивали их красоту. Но он заботился о них. И в самом деле, в чем его вина?

Когда он увидел полицейского, снова направлявшегося в его сторону, эти мысли внезапно улетучились и ослабленное напряжение вновь дало о себе знать. Александр думал, что они слишком долго его удерживают. Рука приближавшегося полицейского находилась у пояса. Александр был в курсе того, что означает этот жест. Из этого следовало, что в любую минуту тот готов выхватить пистолет. Наконец полицейский приблизился и произнес фразу, которую Александр Берман меньше всего ожидал услышать:

— Господин Берман, вам нужно пройти в участок. Среди документов у вас отсутствует технический паспорт.

«Странно, — подумал он. — Я был совершенно уверен, что взял его с собой». Но потом понял: его забрал у него тот человек в подшлемнике, когда он лежал без сознания… И вот теперь он здесь, в этом крохотном зале ожидания, вынужден наслаждаться незаслуженным теплом легкого бриза. Его отправили в эту комнату после того, как конфисковали машину. Он еще не знал, что угроза административного наказания была последней в череде его тревог. Полицейские, прикрываясь своими обязанностями, не ведали, что решение таких проблем не имело для него никакого значения. Он поразмыслил над этим забавным положением вещей: как же все-таки меняется иерархия приоритетов для человека, которому нечего терять. В тот момент ему больше всего хотелось, чтобы никогда не прерывалось это ласковое прикосновение ветерка.

Между тем его глаза были нацелены на стоянку и на передвижение по ней полицейских. Его машина все еще стояла там, на виду у всех. Со своим секретом, сокрытым в багажнике. И никто ни о чем не догадывался.

Размышляя о странностях этой ситуации, Александр заметил группу полицейских, возвращавшихся после утреннего кофе. Трое мужчин и одна женщина в форме. Один из них наверняка рассказывал какой-то анекдот и усиленно жестикулировал. Когда он закончил, все засмеялись. Александр не слышал ни единого слова из этого рассказа, но звуки доносящегося хохота были так заразительны, что и он начал улыбаться. Это продлилось совсем недолго. Полицейские прошли в непосредственной близости от его машины. Один из них, самый высокий, неожиданно остановился, пропуская вперед остальных. Он что-то заметил.

Александр Берман сразу же обратил внимание на выражение его лица.

«Запах, — промелькнула мысль. — Должно быть, он почувствовал запах».

Ни слова не говоря коллегам, полицейский стал оглядываться. Он нюхал воздух, словно пытаясь отыскать слабую струю, обострившую на мгновение его чувства.

Наконец он отыскал ее и принялся суетиться возле стоявшего рядом автомобиля. Прошел немного вперед в том направлении, а затем остановился возле закрытого багажника.

Александр Берман, наблюдавший за этой сценой, выдохнул с облегчением. Он был благодарен. Благодарен за случай, приведший его сюда, за полученный в дар ветер, за сам факт того, что не ему пришлось открывать этот злополучный багажник.

Ветер перестал нежно его ласкать. Александр Берман встал со своего места у окна и достал из кармана мобильный телефон.

Подходящий момент для звонка.

6

«Дебби. Аннеке. Сабина. Мелисса. Каролина».

Мила мысленно повторяла эти имена, когда, стоя за стеклом, наблюдала за родителями пяти жертв, прибывшими на опознание в морг Института судебной медицины. Это построенное в готическом стиле здание с большими окнами окружал обычный парк.

«Не хватает двух человек. — Эта мысль неотступно преследовала Милу. — Отца и матери той, которую нам еще не удалось отыскать».

Ей нужно было как-то назвать левую руку, шедшую под шестым номером. Девочку, над которой Альберт поглумился в большей степени, напичкав коктейлем из медикаментов, чтобы замедлить ее мучительную смерть.

«Он хотел насладиться зрелищем».

Девушке вспомнился последний раскрытый ею случай с тем учителем музыки, когда ей удалось освободить Пабло и Элизу.

«Вместо двух, ты спасла сразу трех», — фраза, произнесенная сержантом Морексу по поводу записи в календаре похитителя. Это имя…

Присцилла…

Ее шеф был прав: девочке очень повезло. Мила обратила внимание на жестокую связь между этой девочкой и теми шестью жертвами.

На Присциллу пал выбор ее палача. И только по воле случая она не оказалась его добычей. Где сейчас эта девочка? Как складывается ее жизнь? Как знать, быть может, какой-то частью своей души, глубоко скрытой от посторонних глаз, она осознавала тот факт, что ей удалось избежать этот ужас.

Мила спасла ее уже тогда, когда переступила порог дома учителя музыки. А девочка никогда об этом не узнает. И никогда не сможет оценить значение подаренной ей во второй раз жизни.

Присцилла, как Дебби, Аннеке, Сабина, Мелисса, Каролина. Предопределенная судьбой, но избежавшая их участи.

Присцилла похожа на девочку под номером шесть. Жертву без лица. Но у нее, по крайней мере, есть имя.

Чанг утверждал, что это только дело времени, что рано или поздно будет установлена личность и шестой девочки. Но Мила не ожидала от этого открытия слишком многого, ведь мысль, которая исчезла, возможно, уже навсегда, мешала ей всерьез задуматься над любой другой версией.

Однако теперь ей нужно быть предельно внимательной. «Пришла моя очередь», — подумала девушка, стоя по ту сторону стекла, отделявшего ее от родителей девочек с именами. Она наблюдала за этим подобием аквариума, наполненного людьми, за движениями этих скорбных безмолвных созданий. Вскоре ей предстоит отправиться туда, чтобы побеседовать с родителями Дебби Гордон. А еще возвратить этим людям оставшуюся часть их горя.

Коридор морга был длинным и темным. Он находился в подвальном помещении здания института. Попасть туда можно было только по лестнице либо в тесном лифте, который, как правило, не работал. Вверху, под самым потолком, узкие окошки, через которые едва проникал слабый свет. Белая облицовочная плитка стен его почти не отражала, что, вероятно, соответствовало намерениям тех, кто выложил ее здесь специально для этого. В результате в помещении даже днем было сумрачно, и никогда не отключавшееся по этой причине неоновое освещение заполняло прозрачную тишину этой печальной комнаты непрекращающимся жужжанием.

«Ужасное место для того, чтобы услышать весть о потере ребенка», — решила Мила, продолжая наблюдать за испытывавшими явное беспокойство родителями. Для облегчения их страданий в морге имелось несколько безликих пластиковых кресел и столиков со старыми юмористическими журналами.

Дебби. Аннеке. Сабина. Мелисса. Каролина.

— Посмотри туда, — донесся из-за ее спины голос Горана Гавилы. — Что ты там видишь?

Сначала в присутствии всех он ее унизил. А теперь, наоборот, доверительно обращался к ней на «ты»?

Мила долго вглядывалась.

— Я вижу их страдание.

— Смотри лучше. Есть кое-что еще.

— Вижу тех мертвых девочек, хотя их здесь и нет. Их лица как сумма лиц их родителей. Поэтому я могу видеть и жертвы.

— А я вижу пять семейных групп. Разного происхождения, с разным доходом и уровнем жизни. Я вижу супружеские пары, которые по разным причинам имели только одного ребенка. Передо мной женщины, которым уже давно перевалило за сорок, и по этой причине они с биологической точки зрения больше не могут надеяться на повторную беременность… Я вижу именно это. — Горан посмотрел на девушку. — Именно они — его настоящие жертвы. Прежде чем выбрать, он тщательно изучил их. Единственный ребенок. Он захотел отнять у них всякую надежду пережить это горе, попытаться забыть тяжесть утраты. Они весь остаток жизни будут вынуждены помнить его преступление. Он умножил горе этих людей, оставив их без будущего. Он лишил их возможности передать потомкам память о себе, пережить собственную смерть… Он этим жил. Это вознаграждение за его садизм и источник его удовольствия.

Мила отвела взгляд. Криминолог был прав: в совершенном против этих людей злодеянии была своя симметрия.

— Замысел, — подтвердил Горан, словно поправляя мысли девушки.

Мила вновь подумала о девочке под номером шесть. По ней еще никто не плакал. Но как и все остальные, она заслуживала эти слезы. Страдание — это урок. Необходимо восстановить связь между живыми и мертвыми. Это язык, заменяющий слова и изменяющий терминологию проблемы. Вот этим как раз и занимались сидевшие за стеклом родители девочек. Восстановить скрупулезно, с болью в сердце, кусочек той жизни, которой больше нет. Сплести воедино хрупкие воспоминания, прочно увязывая белые нити прошлого с призрачными нитями настоящего.

Мила сделала над собой усилие и переступила порог комнаты. И тут же взгляды родителей устремились на нее. Настала гробовая тишина.

Девушка-полицейский подошла к матери Дебби Гордон. Женщина сидела рядом с мужем, положившим руку ей на плечо. Звуки шагов Милы зловеще раздавались в скорбной тишине морга.

— Господа Гордон, мне нужно поговорить с вами еще об одном деле…

Мила жестом указала им дорогу. Затем, пропустив чету Гордон вперед, прошла следом за ними в другой зал, где стояли торговые автоматы с кофе и кексами, придвинутый к стене старый потертый диван, стол с голубыми пластиковыми креслами и урна для мусора, доверху наполненная использованными одноразовыми стаканчиками.

Мила попросила мужчину и женщину сесть на диван, а себе взяла одно из кресел. Девушка все еще чувствовала небольшую боль от раны в бедре, но она уже не была такой сильной, как прежде: дело явно шло на поправку.

Мила приободрилась и первым делом представилась. Она рассказала о ходе расследования, опустив при этом подробности, уже известные родителям девочки. Прежде чем обратиться к ним с вопросами, интересовавшими непосредственно ее, она старалась направить беседу в нужное русло. Мистер Гордон ни на минуту не отводил от девушки глаз, словно в ее силах было прекратить весь этот кошмар. И муж и жена были людьми приятной, даже изысканной наружности. Оба — адвокаты. Из числа тех, которым платят за каждый час работы. Мила представила их сидящими в своем великолепном доме, в кругу особо приближенных друзей, во всей роскоши их бытия. И бытие их таково, что они могли позволить себе отправить свою дочь учиться в престижную частную школу. Миле было известно, что и муж и жена Гордоны были асами в своем деле. Людьми, которые, находясь на своем поле деятельности, точно знали, как им действовать даже в критических ситуациях, которые привыкли впиваться зубами в противника и не пасовать перед превратностями судьбы. Но теперь они оба оказались совершенно неготовыми предстать перед лицом такой ужасной трагедии, как эта.

После изложения обстоятельств дела Мила перешла к самому главному:

— Вы, случайно, не знаете, были ли у Дебби особые дружеские отношения с какой-нибудь сверстницей вне стен колледжа?

Прежде чем дать ответ, супруги переглянулись, словно искали приемлемое основание для такого вопроса, однако никак не могли его найти.

— Нет, нам это неизвестно, — ответил отец Дебби.

Но Милу не мог удовлетворить такой неполный ответ.

— Вы уверены, что Дебби никогда не упоминала по телефону о ком-нибудь, кто не учился бы с ней в одной школе?

В то время как мать Дебби усиленно пыталась что-то вспомнить, Мила снова принялась рассматривать ее внешность: этот плоский живот, эти упругие мышцы ног. И сразу поняла, что решение иметь одного ребенка было очень тщательно взвешено. Такая женщина никогда не обременила бы себя вторыми родами. Но теперь было слишком поздно: ее возраст приближался к пятидесятилетнему рубежу, и ей никогда не разрешили бы иметь еще детей. Горан был прав: Альберт выбрал их не случайно…

— Нет… Но в последнее время, разговаривая по телефону, она казалась совсем беззаботной, — произнесла женщина.

— Представляю, как она просила вас вернуть ее домой…

Девушка-полицейский коснулась больной темы, но она не могла повести себя иначе, если хотела услышать правду. С нескрываемым чувством вины в голосе отец Дебби добавил:

— Действительно, это так: она чувствовала себя не в своей тарелке. Говорила, что ей очень не хватает нас и Стинга…

Мила насторожилась, но мужчина пояснил:

— Это ее собака… Дебби хотела вернуться домой, в свою старую школу. На самом деле она никогда не говорила нам об этом. Вероятно, не хотела разочаровывать нас, но… Это было понятно из интонации ее голоса.

Мила понимала весь смысл произошедшего: теперь эти родители будут всегда упрекать себя за то, что не прислушались к голосу сердца дочери, умолявшей их вернуть ее обратно. Но для супругов Гордон гораздо важнее оказались их собственные амбиции, словно они могли передаваться генетически. Если как следует разобраться, то в их поведении не было ничего предосудительного. Для дочери они желали только добра. По сути, они вели себя как настоящие родители. И если бы все пошло по иному сценарию, то, возможно, когда-нибудь Дебби была бы им даже благодарна. Но этот день, к сожалению, никогда уже не наступит.

— Господа Гордон, извините за мою настойчивость, представляю, как это мучительно для вас, но я обязана снова попросить вас вспомнить обо всех ваших разговорах с Дебби: ее общение за пределами колледжа могло бы оказаться очень важным в раскрытии этого преступления. Прошу вас, подумайте, и если вам вдруг что-нибудь придет на память…

Оба родителя одновременно закивали, пообещав припомнить все детали. Именно в этот момент Мила заметила просвечивавшуюся сквозь дверное стекло фигуру человека. Это Роза Сара пыталась привлечь ее внимание. Мила извинилась перед супругами Гордон и вышла. Роза была немногословна:

— Собирайся, нам нужно срочно ехать. Найден труп девочки.



Спецагент Стерн всегда носил пиджак и галстук. Костюмы он предпочитал коричневого, бежевого либо синего цвета, а рубашки — в тонкую полоску. Мила понимала, что его жене приходилось порядочно потрудиться для того, чтобы его одежда всегда выглядела безукоризненно. У него был ухоженный вид. Смазанные гелем волосы аккуратно зачесаны назад. Он брился каждое утро, и источавшая приятный запах кожа на его лице помимо того, что была гладкой, казалась еще и очень мягкой. Стерн был человеком пунктуальным. Такие люди, как он, никогда не изменяют своим привычкам: для них опрятный внешний вид намного важнее модной одежды.

И потом, должно быть, он преуспел в своей работе по сбору информации.

Направляясь в автомобиле к месту обнаружения тела, Стерн положил в рот мятную конфету и быстро познакомил членов оперативной группы со всеми известными на данный момент фактами.

— Задержанного зовут Александр Берман. Ему сорок лет, работает торговым агентом: занимается продажей оборудования для текстильной промышленности. Отзывы наилучшие: женат, всегда вел размеренный образ жизни. Он известен и очень уважаем в своем городе. Его работа довольно прибыльна: Берман не так чтобы очень богат, но дела его идут хорошо.

— Словом, чист, — добавила Роза. — Из числа не вызывающих подозрение.

Они добрались до поста транспортной полиции и увидели в одном из его помещений на диване полицейского, который обнаружил труп. Он был в шоковом состоянии. Местные органы правопорядка уступили поле деятельности подразделению по раскрытию особо тяжких преступлений. И следственная группа сразу же взялась за работу при непосредственном содействии Горана и в присутствии Милы, функция которой заключалась всего лишь в установлении полезных деталей, необходимых для максимально полного выполнения ее задания, без непосредственного участия в разыскных мероприятиях. Роке остался в полицейском управлении, позволив своим людям самостоятельно восстановить картину преступления.

Мила заметила, что Роза Сара держится от нее на расстоянии. Девушка не могла заставить себя ей понравиться, впрочем, по мнению Милы, коллега постоянно следила за ней, чтобы в любой момент уличить в непрофессионализме.

Молодой лейтенант вызвался проводить их на место. Пытаясь казаться невозмутимым, он счел важным сообщить, что все осталось нетронутым. Все члены оперативной группы прекрасно понимали, что, по всей вероятности, он впервые собственными глазами увидел подобное зрелище. Провинциальные полицейские не часто сталкиваются с такими жестокими преступлениями.

По пути лейтенант в мельчайших подробностях изложил все имевшиеся факты.

Он наверняка успел отработать их прежде, чтобы не произвести невыгодного впечатления. Действительно, говорил он словно по уже составленному протоколу.

— Мы установили, что подозреваемый Александр Берман вчера утром остановился в отеле города, находящегося на значительном расстоянии отсюда.

— В шестистах километрах, — уточнил Стерн.

— Похоже, что он ехал всю ночь. Бак был почти пуст, — заметил лейтенант.

— В отеле он с кем-нибудь встречался? — спросил Борис.

— Он поужинал с некоторыми клиентами. Затем удалился в свою комнату… Это подтверждают все, кто был с ним. Но мы все еще проверяем их показания.

Мила, выглядывая из-за спины Розы, заметила, как та внесла в свой блокнот это обстоятельство, снабдив его примечанием: «Собрать показания гостей отеля по часам».

В разговор вступил Горан:

— Полагаю, что Берман еще не сказал ни слова.

— Подозреваемый Александр Берман отказывается говорить в отсутствии адвоката.

Члены группы прибыли на стоянку. Горан обратил внимание на то, что вокруг машины Бермана были натянуты белые полотнища, скрывающие ужасное зрелище смерти. Но это была всего лишь очередная лицемерная попытка предосторожности. Перед лицом отдельных бесчеловечных преступлений смущение — не больше чем обычная маска. Одно Горан Гавила усвоил быстро: смерть, особенно насильственная, оказывает странное воздействие на живых. При виде мертвого тела все мы становимся слишком любопытными. Смерть — весьма соблазнительная дама.

Прежде чем приблизиться к трупу, все члены группы, кроме стерильных перчаток, надели на ноги пластиковые бахилы и шапочки на голову. Затем стали по очереди передавать друг другу маленькую банку с камфарой. Каждый брал небольшое количество и намазывал себе ноздри, чтобы предотвратить проникновение в нос какого бы то ни было запаха.

Этот проверенный временем ритуал не требовал комментариев. Равно как и концентрация самого вещества. Когда Мила взяла из рук Бориса склянку, она почувствовала себя членом этого уникального сообщества.

Лейтенант транспортной полиции, приглашенный первым пройти к месту обнаружения тела, неожиданно потеряв твердость духа, долго стоял в нерешительности. А затем просто удалился.

Перед тем как переступить границу этого нового мира, Горан обратил свой взгляд на Милу. Девушка кивнула, и он, как показалось, стал еще спокойнее.

Первый шаг всегда самый трудный. Миле было бы не так-то просто забыть свой первый шаг.

Это все равно что войти в другое измерение. Небольшой участок размером несколько квадратных метров, где даже солнечный свет заменен искусственным и холодным свечением галогеновых ламп, был уже совсем иной вселенной, с правилами и физическими законами, отличными от тех, что властвуют в знакомом нам мире. К трем измерениям (высоте, ширине и глубине) добавилось еще четвертое: пустота. Каждый криминолог знает, что именно в «пустотах» сцены убийства и находятся ответы на все вопросы. Время расширяется в попытке отодвинуться, в напряжении, которое слишком мимолетно и неповторимо. Поэтому первое впечатление от зрелища преступления всегда остается самым важным.

А для Милы оно в первую очередь имело еще особый обонятельный смысл.

Камфара не смогла затушевать присутствие резкого трупного запаха. Аромат смерти был одновременно отвратительным и сладостным. Полное противоречие. Сначала он поражает тебя, словно сильный удар в живот, затем ты начинаешь различать в этом запахе нечто такое, что не можешь принимать иначе как с удовольствием.

В один миг члены группы окружили машину Бермана. Каждый занял позицию для наблюдения, обозначая новые кардинальные точки. Словно из их глаз исходили координатные сетки, покрывавшие каждый сантиметр квадрата, не упуская ни единой детали.

Мила, стоя за автомобилем, следила за движениями Горана.

Багажник машины был открыт в точности так, как его оставил полицейский, обнаруживший труп. Горан просунулся в этот проем. Мила последовала за ним.

Девушка не увидела трупа только потому, что все пространство багажника было занято огромным пакетом из черного пластика с проступавшими очертаниями человеческого тела.

Был ли это труп одной из девочек?

Мешок прекрасно ложился по фигуре и, приспособившись к контуру лица, принимал его форму. Открытый рот застыл в немом крике. Казалось, что эта мрачная бездна всосала в себя весь воздух.

Проклятая плащаница.

Дебби. Аннеке. Сабина. Мелисса. Каролина… Или это номер шесть?

Сквозь пластик вполне явственно проступали глазницы.

Тело отнюдь не казалось бесформенным, наоборот, конечности лежали так, словно их неоднократно выпрямляли. Было очевидно, что в этой застывшей плоти не хватает еще чего-то. Отсутствовала рука. Левая рука.

— Хорошо, приступим к анализу, — произнес Горан.

Метод криминолога заключался в постановке вопросов.

Даже самых на первый взгляд простых и незначительных. Вопросов, на которые все вместе должны были постараться дать ответы. И каждое мнение выслушивалось со вниманием.

— Прежде всего, установка, — начал Горан. — Значит, так: скажите мне, для чего мы здесь?

— Начну я, — вызвался Борис. — Мы здесь по причине утерянного техпаспорта.

— Что вы о нем думаете? Как по-вашему, это объяснение исчерпывающее? — спросил Горан, обращаясь к присутствующим.

— Блокпост, — сказала Роза Сара. — Со времени исчезновения этих девочек еще десятки людей пропали в разных местах. Это могло случиться и случилось… Нам повезло.

Горан закачал головой: он не верил в везение.

— С какой стати нужно было так рисковать, таская за собой этот компрометирующий груз?

— Он просто хотел отделаться от него, — предположил Стерн. — Либо, опасаясь преследования, пытался увести следы как можно дальше от себя.

— И я думаю, что речь, возможно, могла идти о попытке ввести следствие в заблуждение, — вторил ему Борис, — но у него ничего не вышло.

Мила поняла, что все уже решили, что Александр Берман и был Альбертом. Только Горан, казалось, все еще находился в некоторой нерешительности.

— Но нам нужно понять, что входило в его намерения. На данный момент у нас есть труп в багажнике. Однако первоначально вопрос заключался в другом, и у нас еще нет ответа: для чего мы здесь? Что привело нас к этой машине, к этому телу? С самого начала мы решили, что наш преступник очень хитер. Возможно, даже хитрее нас. На самом деле он несколько раз обыграл нас, сумев выкрасть девочек даже в условиях повышенных мер безопасности… Мыслимо ли в таком случае говорить о том, что именно из-за потери этого дурацкого техпаспорта он и попался?

Все стояли и молча обдумывали это последнее замечание.

Затем криминолог вновь повернулся к офицеру транспортной полиции, который, бледный, как рубашка под его униформой, все это время так и стоял в стороне.

— Лейтенант, чуть раньше вы сказали, что Берман потребовал присутствия адвоката, не так ли?

— Именно так.

— Тогда, может, было бы достаточно и обычного адвоката из вашей конторы, потому что сейчас нам нужно поговорить с подозреваемым, чтобы дать ему шанс опровергнуть результаты нашего анализа после того, как мы завершим свою работу.

— Вы хотите, чтобы я отдал распоряжение?

Офицер надеялся, что Горан тотчас его отпустит. И криминолог доставил ему это удовольствие.

— Вероятно, Берман уже получил возможность приготовить свою версию случившегося. Будет лучше застать его врасплох, прежде чем он успеет заучить свой вариант, — добавил Борис.

— Хотелось бы надеяться, что там, взаперти, у него было достаточно времени испытать свою совесть на прочность.

Услышав эти слова лейтенанта, члены группы недоверчиво переглянулись.

— Хотите сказать, что его оставили одного? — спросил Горан.

Офицер растерялся:

— Мы поместили его в изолятор, согласно сложившейся практике. Дело в том, что…

Закончить фразу он не успел. Первым спохватился Борис и одним прыжком перемахнул через заграждение. За ним одновременно, нога в ногу, устремились Стерн и Роза Сара, на ходу стягивая с себя бахилы, чтобы не скользить при движении.

Мила, казалось, так же как и молодой лейтенант транспортной полиции, пребывала в полном недоумении. Горан поторопился вслед за остальными, заметив только:

— Это очень отчаянный субъект: нельзя было ни на секунду упускать его из виду!

Тогда и Мила, и лейтенант поняли, о чем говорил криминолог.

Вскоре вся группа оказалась перед дверью камеры, где находился задержанный. Охранник поспешил приоткрыть дверной глазок, как только Борис показал ему свое удостоверение личности. Но сквозь это узкое отверстие Александра Бермана видно не было.

«Он выбрал самый глухой угол камеры», — подумал Горан.

В то время как охранник открывал тяжелые замки, лейтенант пытался успокоить всех присутствующих, и в первую очередь себя самого, в очередной раз утверждая, что действовал в соответствии с установленным порядком. С Бермана сняли часы, ремень, галстук и даже шнурки с ботинок. На нем не осталось ничего, чем бы он мог себе навредить.

Но уверенность полицейского исчезла, едва распахнулась железная дверь.

Мужчина лежал в углу камеры, в темном углу, спиной прислонясь к стене, с руками на животе, с широко раскинутыми на полу ногами. Рот в крови. Вокруг тела — черная лужа.

Для самоубийства он воспользовался наименее традиционным способом.

Александр Берман умер от потери крови, зубами разодрав свою плоть на запястьях рук.

7

Ее непременно вернут родителям.

С этим не высказанным вслух обещанием тело девочки отправили на экспертизу.

Ее похоронят с должными почестями. После самоубийства Бермана было довольно сложно сдержать это обещание, но они попытаются.

Поэтому труп находился сейчас здесь, в Институте судебной медицины.

Доктор Чанг установил шток микрофона, свисавшего с потолка, таким образом, что тот располагался перпендикулярно стальному столу морга. Затем включил магнитофон.

Первым делом он вооружился скальпелем и стремительно провел им по пластиковому мешку, оставляя после себя очень ровный след. Отложив в сторону хирургический инструмент, он аккуратно ухватился пальцами за образовавшиеся кромки.

Единственным осветительным прибором в помещении была лампа над столом, которая распространяла ослепительный свет. А вокруг — темная бездна. И в противовес этой бездне в зале находились еще Горан и Мила.

Никто другой из оперативной группы не счел необходимым участвовать в этой церемонии.

На судмедэксперте и присутствующих были надеты стерильные рубашки, перчатки и маски во избежание контакта с обследуемым телом.

Воспользовавшись соляным раствором, Чанг стал медленно раздвигать края пакета, отделяя прилипший пластик от находившегося под ним тела. Понемногу, не торопясь.

И постепенно стало появляться тело. Мила вдруг увидела зеленую вельветовую юбку, белую рубашку и шерстяной жилет. Затем показался фланелевый блейзер.

По мере того как Чанг двигался дальше, возникали все новые детали. Вот он добрался до секции грудной клетки, где отсутствовала рука. Пиджак с этой стороны был абсолютно чист, без единой капли крови. Рукав просто был срезан на уровне левого предплечья, откуда и торчал обрубок.

— Во время убийства она была в другой одежде. Он переодел труп позже, — констатировал патологоанатом.

Это «позже» исчезло в отзвуках комнаты, поглощенное бездной окружавшего его мрака, словно камень, отскакивавший от стен бездонного колодца.

Чанг высвободил правую руку. На запястье висел браслет с подвеской в форме ключа.

Дойдя до уровня шеи, судмедэксперт ненадолго остановился, чтобы маленьким полотенцем стереть со лба пот. Только теперь Мила обратила внимание на то, что патологоанатом сильно вспотел. Он добрался наконец до самой нежной части тела. Риск заключался в том, что вместе с пластиком мог отделиться и верхний слой кожи лица.

Мила и раньше присутствовала при вскрытии трупов. Обычно патологоанатомы особенно не церемонились с исследуемыми телами. Разрезали и сшивали, не слишком заботясь об их внешнем виде. Но в этот момент девушка-полицейский поняла, что Чанг, напротив, хотел, чтобы родители, пришедшие в последний раз проститься с дочерью, увидели ее в максимально приемлемом состоянии. Отсюда такая его педантичность. Мила прониклась к этому человеку особым уважением.

По истечении нескольких бесконечно долгих минут врач смог полностью удалить черный пакет с лица девочки. Мила посмотрела и тут же вспомнила ее.

Дебби Гордон. Двенадцать лет. Первый пропавший ребенок.

Вытаращенные глаза. Разинутый рот. Словно в отчаянной попытке что-то произнести. На голове у девочки заколка с белой лилией. Он расчесал ей волосы.

«Какой абсурд», — неожиданно подумала Мила. Ему намного проще испытывать сочувствие к трупу, чем к еще живой девочке! Но затем она решила, что причина такого бережного отношения преступника к жертве крылась совсем в другом.

«Он сделал это для нас».

Это открытие взбесило Милу. Но она поняла, что в данный момент это были не ее эмоции. Они принадлежали другим людям. И вскоре ей предстоит пойти к ним, преодолеть эту непроглядную темень и сообщить родителям, и так уже совсем раздавленным, что их жизням на самом деле пришел конец.

Доктор Чанг взглянул на Горана. Пришло время установить, с каким типом преступления они имеют дело. Был ли общим в действиях преступника особый ужасный умысел. Другими словами, имел ли место акт насилия.

Все присутствующие в зале были, с одной стороны, раздираемы надеждой на то, что этого не произошло, а с другой стороны, желанием сохранить признаки этого энного по счету злодеяния, ибо в этом случае значительно возрастает вероятность того, что преступник оставил свои органические следы, позволяющие установить его личность.

Для подтверждения факта изнасилования существовала вполне определенная процедура. И Чанг, не имея оснований для отхода от существующей практики, начал с анамнеза. Он заключался в попытке установить обстоятельства и способы агрессии. Но так как возможность получить информацию от пострадавшей отсутствовала, восстановить хронологию событий было крайне трудно.

Следующий этап — предметный анализ. Оценка физического состояния в сопровождении документальной фотосъемки начиналась с описания общего вида и заканчивалась детальным анализом внешних повреждений, указывающих на то, что жертва сопротивлялась либо боролась.

Обычно прежде всего осматривали одежду. Затем следовал поиск возможных пятен, волокон, волос, обрывков ткани. Только после этого приступали к подногтевому выскабливанию, заключавшемуся в сборе из-под ногтей жертвы неким подобием зубочистки вероятных остатков кожи убийцы, а в случае, если речь шла о самообороне, — частичек почвы или волокон с целью определения места убийства.

Но и в этом случае результат оказался отрицательным. Внешнее состояние трупа, за исключением ампутированной руки, было превосходным, а одежда жертвы — абсолютно чистой.

Словно кто-то предусмотрительно выстирал ее, прежде чем поместить тело в пакет.

Третий этап заключался в более глубоком проникновении в ткани тела и предусматривал гинекологический осмотр.

Чанг вооружился кольпоскопом и принялся в первую очередь исследовать медиальную поверхность бедер в надежде обнаружить пятна крови, сперму или другие секреторные жидкости насильника. Затем он взял из металлического лотка приспособление для вагинального осмотра, один тампон для соскоба ткани, а другой для мазка. Отобранные образцы проб он поместил на два покровных стекла. В то время как стекло с пробой мазка осталось высыхать на воздухе, врач принялся рассматривать под микроскопом первое стекло с полоской соскоба. Миле было известно, что эта процедура была необходима для выявления вероятной генетической типизации убийцы.

Заключительный этап был самым неприятным. Доктор Чанг, сложив металлический стол, уложил ноги девочки на две опоры. Затем сел на табурет и, введя во влагалище увеличительную линзу, снабженную специальной ультрафиолетовой лампой, приступил к выявлению возможных внутренних повреждений.

Через несколько минут он поднял голову и холодным тоном вынес вердикт: