Уоррен Роберт Пенн

Признание брата Граймза

РОБЕРТ ПЕНН УОРРЕН

Признание брата Граймза

Перевод Л. Мотылевой

Вопрос, что понимать под преступлением. Говорят, Господь по преступлению отмеривает наказание, но, возможно, Его понятие о преступлении отличается от моего. Совсем не хочу сказать, что отличие тут коренное. Но это, если уж на то пошло, только одна сторона дела. Другой вопрос - кто несет наказание и за чье преступление он его несет. В ночь, когда Арчи Манн, едучи на новехоньком \"форде\" по новому шоссе в сторону Моргансвилла, с тыла попытался прорваться сквозь стоящий на обочине грузовик с погашенными огнями, раздача наказания была свободной и щедрой.

Жена Арчи, вышедшая за него шесть месяцев назад, а до этого звавшаяся Сью Граймз, была особо отмечена при распределении наказания. Из кузова грузовика торчала жердь, и она проткнула \"форд\" насквозь, а заодно и Сью Граймз, как зубочистка протыкает тартинку. Но Сью приняла на себя не все наказание - там осталось и для других. Когда Арчи нашли в поле свернувшегося клубком и с торчащими во все стороны костями, он напоминал, по словам очевидцев, безумного дикобраза. Узнавшая обо всем миссис Граймз так и не смогла оправиться от потрясения и вскоре умерла: сердце у нее всегда пошаливало, да и всякие там печенки с селезенками давали о себе знать, судя по тому, сколько времени она проводила в постели, жалуясь на здоровье. Был еще отец Сью - брат Граймз, праведник каких поискать и к тому же священник, поседевший после всех этих событий и обреченный на одинокую старость. Наказание, как видите, затронуло многих, не говоря уже о негре, который вылетел из кузова на дорогу и по инерции изрядный путь проехал на том, что прежде, по утверждению некоторых, было его лицом. Если бы с негра, как с Наполеона, сняли посмертную маску, она смахивала бы на статую упавшей яичницы.

\"Неисповедимы пути Господни, - сказал брат Граймз в своей первой после автокатастрофы проповеди еще до того, как угасла его жена. - Но преисполнены высшей справедливости\". Народу в церкви набилось уйма: люди хотели знать, что он скажет, получив такой удар, и жалели его. Он прекрасно выглядел и на седьмом десятке: большой сильный старик с горящими глазами и длинной черной шевелюрой без единого седого волоса. Он обладал чудесным голосом. Говорят, у него был такой прекрасный голос, что можно было прослезиться, слушая, как он читает благодарственную молитву перед блюдом с тремя жареными цыплятами. Выступая с проповедью, он встряхивал своей черной прекрасной гривой, словно лев, голос его звучал зычно, а руки работали, как у плывущего брассом. Каждый воскресный день он становился похож на \"Великого обывателя\" Уильяма Дженнингса Брайана, готового разразиться своей знаменитой \"Речью о золотом кресте\" . \"Пути Господни преисполнены справедливости\", - сказал брат Граймз, это была одна из его излюбленных фраз, и если он повторил ее в то воскресенье, значит, действительно в это верил. Никто из его прихожан не мог сдержать слез.

Но тут возникает вопрос. Нет, я нисколько не сомневаюсь, что Арчи Манн получил поделом: он был горазд на любое бесчинство, кроме разве убийства и разбоя. Он был страшная пьянь, и ни одна женщина, которой ее доброе имя дороже, чем все сокровища мира, не стала бы иметь с ним дело, и никто, кроме желающих попасть на больничную койку, не согласился бы прокатиться с ним на машине - такой он был водитель. Когда в каком-нибудь из десяти округов открывали движение по новой дороге, Арчи ехал туда, чтобы устроить этой дороге, так сказать, крещение, как кораблю при спуске на воду. Он не разбивал о бетон бутылку шампанского - тратить спиртное впустую было не в его правилах. Вместо этого он разбивал машину и ломал чьи-нибудь кости - свои или чужие. Для торговцев спиртным, Генри Форда и медицины он был просто кладом. Правда, медицине везло с ним меньше, чем торговцам спиртным и Генри Форду: хоть сам Арчи и валялся подолгу в больницах, в живых, кроме него, обычно никого не оставалось. Отправив на тот свет Сью Граймз, он провалялся в больнице четыре месяца, но за лечение до сих пор не заплатил. Вот за какого человека вышла Сью Граймз. Наверно, в замужестве и заключалось ее преступление, если уж обязательно надо докапываться, где именно оно зарыто. Никаких других до сих пор раскопать не удалось: раньше ни у кого язык бы не повернулся отозваться о ней дурно. Незначительность преступления и молодость Сью наводят на мысль, что наказание было отмерено с большим запасом и свисало по краям. Наказание миссис Граймз тоже отмерялось не тютелька в тютельку и немного свисало по краям: все в один голос говорили, что она была хорошей женщиной, хоть и любила пожаловаться на свои болячки, - и наказание брату Граймзу было отмерено с походом, пусть даже он докопался, в чем его вина, и признал ее перед Богом и людьми. Кто знает, возможно, наказание за преступление негра тоже отмерялось не впритык: его частная жизнь - вещь совершенно никому не известная.

В конце концов брат Граймз сообразил, в чем же состоит его преступление. На этом он успокоился и заметил, что таким образом еще раз подтверждается правота его слов: \"Пути Господни преисполнены высшей справедливости, и наказание отмеривается по преступлению\". Но он никогда не пытался докопаться, в чем состояло преступление Сью. Проявив непоследовательность и назвав ее в проповеди своей безгрешной дочерью, он осекся и тут же добавил: \"Господи, прости нас, ибо все мы, чада Твои, грешны перед Тобой\". Все видели, как его ум спотыкается о ее безгрешность и как дает трещину его железная схема. Но он не стал углубляться в этот вопрос и заявил, что справедливый и милосердный Господь использовал ее смерть для того, чтобы чешуя отпала от наших глаз. Слова эти прозвучали довольно-таки внушительно, но до поры до времени непонятно было, какое это имеет отношение к делу.

Тем не менее он чуть не каждое воскресенье, кстати или некстати, продолжал повторять: \"Пути Господни преисполнены высшей справедливости\". Потом умерла миссис Граймз - впрочем, \"умерла\", возможно, слишком сильно сказано, поскольку она, считай, и не жила те десять лет, что прошли с их приезда в наши края. Брат Граймз сам произнес надгробное слово, хотя вид у него был такой, что возникали опасения, как бы он не рухнул у могилы. Стояли последние жаркие дни уходящего лета, притом засуха, и по лицу брата Граймза струился пот. Он был бледен как полотно, и его длинные черные волосы липли к потной голове. \"Господи, - сказал он, - мы верим в Твою справедливость\".

В тот полдень он возвращался домой с кладбища в полном одиночестве под палящим солнцем. Он закрылся у себя дома и не желал никого видеть. Он рассчитал кухарку. В первые день-два его пытались навестить несколько прихожанок, но он не впустил их, сказав, что будет бороться с ангелом один. Люди знали, что он не умер, потому что он регулярно звонил в магазин и просил доставить продукты к нему на заднюю веранду. Поговаривали, будто он свихнулся. Никто его в глаза не видел. И вот как-то в субботу он сообщил по телефону дьякону Бродбенту, что в воскресенье будет читать проповедь. Когда он вошел в церковь, его волосы были белы как снег.

Арчи Манн переехал жить к брату Граймзу. По вечерам они сидели на передней веранде - Арчи с костылем, без которого он все еще не мог обходиться, - и разговаривали. О чем, никому не известно, зато все узнали, что Арчи исправился, потому что он пообещал исправиться своей жене как раз перед тем, как угробил ее в \"форде\". Брат Граймз заявил, что все случившееся было необходимо для спасения души Арчи, для того чтобы он образумился, и что теперь он, брат Граймз, может положиться на Арчи, а Сью Граймз и миссис Граймз обрадовались бы, узнай они об этом. Про негра он то ли позабыл, то ли сомневался, что негр разделяет их чувства.

Что произойдет дальше, угадать было нетрудно. Арчи избавился от костыля, раздобыл бутылку виски и машину, сел за руль и при ясном свете дня лишил жизни двух белых мужчин и лошадь. Лошадь была впряжена в повозку, где сидели эти мужчины, - до того момента, разумеется, как в них врезался Арчи. Потом повозка, мужчины, лошадь - всё разлетелось в разные стороны. На этот раз Арчи повезло и он не получил ни одной царапины. Его, правда, посадили за решетку.

Видно было, что для брата Граймза это оказалось последней каплей, но после того как Арчи осудили, он до самого воскресенья хранил молчание. В воскресенье он сказал в своей проповеди, что наказание было отмерено по преступлению. \"Я не имею в виду, - продолжал он, - наказание несчастного заблудшего парня. Я говорю о своем наказании, потому что чувствую себя виноватым. Я жил во лжи, а Господь - источник великой справедливости. Когда умерла моя бедная жена, я перестал жить во лжи, но мне не хватало смелости встать и признаться во всем перед Богом и людьми. Моим преступлением была гордыня, гордыня и греховная суетность, а за гордыню ангелов изгнали из Рая. Но теперь я хочу признаться во всем перед Богом и людьми. Двадцать лет я чернил свои седые волосы\".