Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

– Не обязательно, – отвечает Эмили. – Любой человек. Ну, кого выбираешь?

– Скорее всего, никого, – после недолгих размышлений говорит Энн.

– Ты врешь, да? – говорит Эмили. Энн снова задумывается.

– Пожалуй. Я ответила бы так раньше, пока не очутилась тут. Теперь... Я знаю, что такое жить на острове, и потому не захотела бы оставаться здесь одна. Если уж выбирать, то кого-то из вас – других друзей у меня нет. Наверное, Эмили, Пола или Джейми. Брин и Тия, без обид. Я вам не нравлюсь, потому и не навязываюсь.

– Мне нравишься, – возражает Брин. Тие неловко, но она молчит.

– У тебя нет друзей? – переспрашивает Джейми. – Кроме нас?

– Нет, – кивает Энн. – Я предпочитаю одиночество.

– Ну и ну, – говорит Джейми.

– Я сама так выбрала. Мне нравится.

– Что в нас такого особенного? – допытывается Джейми.

– Ничего. Просто все мы очутились на одном острове.

– Так ты выберешь кого-нибудь или нет? – напоминает Эмили.

– Я же сказала – тебя, Пола или Джейми.

– Надо одного, – возражает Эмили.

– Тогда тебя, – говорит Энн.

– Класс, – отвечает Эмили. – Спасибо.

Она сомневается, что Энн сказала правду, но обвинить ее во лжи не решается. Теперь очередь Энн.

– Я выбираю...

– Давай же, – торопит Эмили.

– Брина. Признавайся или отдувайся!

– Уж лучше отдуваться, – отвечает Брин.

– Уверен? – спрашивает Энн.

– Ага.

– Ладно. Итак...

– Не можешь придумать? – вмешивается Эмили.

– Не подгоняй, – отвечает Энн. – Придумала. Брин, спой какую-нибудь песню «Уэм!»[52] – на свой выбор, но в образе старухи на смертном одре.

– Чего? – Брин не понял. Остальные смеются.

– Клево! – оценивает Эмили.

– Может, я лучше признаюсь? – спрашивает Брин.

– Поздно. Теперь отдувайся, – требует Энн.

– Тебе придется встать, – подсказывает Эмили.

– Он же умирающая старуха, – напоминает Тия.

– А, точно, – Эмили встает. – Тогда ложись. Брин укладывается на диван.

– Абзац... – ворчит он. – Говоришь, любую песню «Уэм!»?

– Какую хочешь, – кивает Энн.

Брин ненадолго задумывается, смущается и начинает.

– Та-та-та... – Он шамкает и кряхтит. – Уо-уо-йе! Эмили узнает песню «Свобода» и хихикает. Энн тоже.

К началу припева все стонут от смеха.

– Ты там еще не умер? – сквозь хохот спрашивает Тия.

– «Детка, я хочу лишь одного...»

– Пусть он заткнется! – кричит Эмили, зажимая рот руками.

Энн бросает в Брина катышком с ковра.

– Ну что, хватит? – своим обычным голосом спрашивает Брин, подняв голову.

– Нет, я хочу дослушать, – заявляет Пол.

– Господи, да пусть замолчит! – стонет Эмили. – Не могу больше!

– Ладно, хватит, – решает Энн.

Брин садится, надсадно кашляет и закуривает. Эмили опять устраивается рядом с ним.

– Брин спрашивает, – напоминает Энн и идет к двери.

– Ты куда? – окликает Эмили.

– Никуда, – с вызовом отвечает Энн и выходит.

– Выбираю Пола, – говорит Брин.

– Признание, – решает Пол.

– Ладно, – кивает Брин. – Каким бы ты стал, если бы мог выбирать – глупым и счастливым или умным, но несчастным?

– Абсолютно отпадный вопрос! – восхищается Эмили.

– Да ладно, – ухмыляется Брин. – Я его по «ящику» слышал.

– Хм... – Пол размышляет. – Пожалуй, глупым и счастливым.

– И я! – подхватывает Эмили. – А остальные?

– Лучше быть глупой и счастливой, – говорит Тия.

– А я не знаю, – колеблется Джейми. – Но мы в жизни это ведь и выбираем, нет? – Он задумчив.

– Ну, строго говоря, не выбираем, но попадаем в ту или иную категорию.

– Ты хочешь сказать, если человек умен, он обязательно несчастлив? – спрашивает Тия.

– Да, – кивает Джейми. – Если вдуматься, так и есть.

– Пожалуй, чем больше знаешь, тем больше причин для страха, – говорит Тия.

– Точно, – соглашается Эмили. – Понимаешь, в каком паршивом мире мы живем.

Энн возвращается с большим стаканом клубничного коктейля.

– Но далеко не все глупцы счастливы, – замечает Тия.

– Само собой, – кивает Пол. – Герои шоу Джерри Спрингера, например.

– М-да... – тянет Эмили. – Зато осчастливить этих людей – проще простого.

– Верно, – соглашается Пол. – Раздать им наркоту – вот они и счастливы.

– И глупы, – добавляет Джейми.

– Наверное, ради этого люди и становятся наркоманами, – размышляет вслух Тия.

– Чтобы быть глупыми и счастливыми? – уточняет Эмили.

– Ну ясен перец! – заявляет Брин. – Уж я-то знаю.

Двое кивают. Логично.

– Так вы считаете, умного человека трудно осчастливить? – спрашивает Пол.

– Ага, – говорит Джейми.

– Именно, – поддерживает его Эмили. – Разве что он сидит на прозаке, но это, опять-таки, счастье и глупость от наркотика.

– Так вот почему все мы так несчастны! – шутит Энн.

– Скажи, а чем можно осчастливить тебя? – спрашивает Тия у Пола.

– Привезти сюда, – загадочно бормочет он.

– Твоя очередь, – напоминает Джейми, снова закуривая.

– А, забыл, – отзывается Пол. – Брин!

– Выбираю признание, – говорит Брин. – Один раз я уже лопухнулся.

– Назови лучший наркотик из всех, какие употреблял, – требует Пол.

– Крэк, – без колебаний отвечает Брин. – Вне конкуренции.

– Ты пробовал крэк? – спрашивает Эмили.

– Само собой, – кивает Брин. – Улетная отрава. Супер.

– К нему же вроде привыкают в два счета, – говорит Джейми.

– Точно, – соглашается Брин. – Мне еще подфартило – не успел втянуться.

– Почему? – спрашивает Тия.

– Ну и как? – перебивает Эмили.

– Потрясно. Лучше не бывает.

– Лучше оргазма? – уточняет Джейми.

– Еще бы!

– Лучше выигрыша в лотерею? – спрашивает Эмили.

– Наверное, – говорит Брин. – Но торчок, задвинутый на крэке, скопытится от радости, выиграв в лотерею – еще бы, столько бабла, и все можно посадить на дурь! – Он облизывается. – На словах не объяснишь. Мощный, мазовый приход, но не как от герыча. Скорее, как от кокаина – по сути дела, его и смолишь.

– Как это? – удивляется Джейми.

– Кокаин, который мы покупаем, на самом деле его гидрохлорид, – объясняет Брин, – в который мешает всякое дерьмо сначала один дилер, потом второй, все дела. При химической реакции с аммиаком или содой гидрохлорид отделяется и сгорает со всеми примесями. Остаются кристаллы чистого кокаина.

– Это и есть крэк? – спрашивает Джейми.

– Ага, – кивает Брин. – И приход от них почти одинаковый, только если куришь крэк, ждать не приходится – забалдеть можно сразу. Расслабляешься по полной, становишься счастливым и уверенным, как от кокаина, только без нервотрепки. Улыбаешься во весь рот. И так легко-легко, будто всласть чихнул, и главное – легкость сразу не кончается, как после чиха. И ощущения не исчезают, а плавно идут на спад – как будто кончил. В общем... вы вот когда-нибудь смеялись до упаду, так что боялись обмочиться? И после крэка так, только без смеха и рези в животе. Как будто долго маялся от жажды, а потом выпил большой стакан кока-колы, или целую вечность дожидался очереди в сортире, а потом отлил, или присел после целого дня на ногах... или сидишь у моря с пакетом чипсов, или после долгой диеты ешь торт с кремом. Удовольствие в чистом виде.

– Изумительно, – говорит Пол.

– Блеск, – присоединяется Эмили.

– Почему же у тебя не появилась зависимость? – спрашивает Джейми.

– Она и появилась, – кивает Брин. – Словили, что такое приход? После первой тяжки привыкаешь. Но у меня случилась пруха.

– Как это? – спрашивает Эмили.

– Я тогда корешился с двумя парнями из Уэст-клиффа. С братьями. Один, как и я, тащился от регги. Второй торговал коксом и крут был не по-нашему. У них было еще пятеро братьев, и все мотали срок. По сравнению с ними мой друган Уинстон ангелом был. И тут его брат освободился, крезанутый Стив. Я его никогда не видел, зато был наслышан. В общем, все мы подсели на кокаин – а чего, Стив же его толкал. По пятницам вечером мы торчали у Стива и заряжали одну дорожку за другой, а Стив принимал вечерних клиентов. Потом мы обычно катили в один клуб в Челмсфорде, где хозяином был кореш Стива. И у Стива в шкафу всегда флакон аммиака стоял, для «особых случаев», а я не понимал, зачем.

Ну так вот, мы всюду таскались за ним вместе с клиентами, у него еще была пара соседей по хате и дружки, которые вечно вместе с нами зависали. Славная была компания, все свои в доску. Шик, все по кайфу. Девчонки бывали симпатичные, но Стив никогда им кокс не продавал. Не знаю, почему, но с женщинами он дела не имел. Однажды он достал свой флакон аммиака и начал делать крэк. Я спросил, что это он делает, а он позвал меня наверх, покурить на пару. Потом и Уинстон подтянулся. Вот я крэк впервые и попробовал. Стив хотел, чтобы остальные не пронюхали, поэтому сначала мы курили только с ним.

– Ну и ну! – говорит Эмили. – А дальше? Брин ерзает на диване.

– За две недели я так втянулся, что жить не мог без крэка. Травой-то я всегда промышлял, но теперь подумывал снабжать народ коксом. Я решил, что дело пойдет – товар выгодный, и связи у меня были. То есть не напарники, а парни, которые меня не пристрелят, если я к их бизнесу пристроюсь. Дело, конечно, тонкое, требует ума, но я в нем рубил и думал, что кривая вывезет. Я заказал Стиву сразу пол-унции кокса, а это много, и стал ждать, когда Стив его получит. Но, когда он ехал на встречу к дилеру в Лондон, их с Уинстоном сцапали в Дагенхеме. При обыске в машине нашли дозу кокса, крэк, который Стив сбывал на сторону, да еще три пушки. Обоих упекли за решетку.

– А ты? – спросила Эмили.

– А что я? Все знали, что Стив и Уинстон – мои друганы. Вот мне и перестали даже траву продавать – думали, что легавые меня уже засекли и теперь только и ждут повода, чтобы сцапать. Полицейские, когда ловят таких, как я, всегда пытаются вычислить следующего в цепочке. Все ждали, что меня вот-вот загребут, и быть следующим никто не хотел. Несколько недель я был пуст. А местных торговцев коксом я не знал, столковаться с ними напрямую не мог. Вообще-то я понимал, что не стал бы продавать. Выпарил бы крэк и сам скурил. Так что меня остановила не совесть, не здравый смысл, а отсутствие кокса.

– Тебе здорово повезло, – говорит Тия. – Мог и не выкарабкаться.

– Знаю, – кивает Брин. – Сейчас меня бы в живых не было.

– Значит, раньше ты торговал наркотой? – спрашивает Джейми.

– Точно, приятель, – подтверждает Брин. – В Эссексе это обычное дело.

– Почему?

– Там куда ни плюнь – попадешь в дилера.

– Но ты же только травку продавал, – возражает Эмили.

– Ну да. К дорогой дури не прикасался.

– Почему? – удивляется Эмили.

– Я же балдел от регги, – отвечает Брин, словно этим все объясняется.

Эмили потягивается и наливает себе еще вина.

– Твоя очередь выбирать, – напоминает она Брину.

– Ага, – кивает он. – Эмили.

– Признание, – решает она.

– О чем ты больше всего жалеешь?

– Жалею? – на секунду она задумывается. – Да вроде ни о чем.

– Так все говорят, – вмешивается Пол. – Врут и не краснеют.

– Наверняка что-то было, – соглашается Джейми.

– Каждый о чем-нибудь да жалеет, – поддерживает его Тия.

– Я ни о чем жалею, – говорит Энн.

– И я, пожалуй, тоже, – кивает Эмили. – Кроме...

– Ну, ну? – не терпится Джейми.

– Это тяжело вспоминать, – признается Эмили.

Глава 18

Пол допивает третий бокал вина. Эмили рассказывает, как в шестнадцать лет на каникулах переспала с одним парнем, а потом долго тряслась – боялась, что подхватила СПИД. Рассказывать об этом ей совсем не хочется, она быстро закругляется.

– Теперь моя очередь, – говорит она. – И я выбираю Тию.

– Может, не надо? – просит Тия. – Что-то мне в лом...

– Поздно, дорогуша, – перебивает Эмили. – Признавайся или отдувайся.

– Я признаюсь, – неуверенно отвечает Тия.

– Кто твоя единственная любовь? – спрашивает Эмили.

– Единственная любовь?

– Да. Он – с большой буквы.

– Начиталась романов о девушках в большом городе? – интересуется Тия.

–Что?

– Ну, всю эту чепуху, где всегда есть какой-нибудь «единственный».

– Что за романы о большом городе? – спрашивает Джейми.

– Да ты знаешь, – говорит Энн. – Бриджит Джонс и так далее.

– Дерьмо! – кривится Пол. – Терпеть не могу эту фигню.

– Большинство людей находят свою единственную любовь между двадцатью и тридцатью годами, – сообщает Эмили. – Это не выдумки, а правда жизни.

– Да? – переспрашивает Джейми. – А я ни разу не влюблялся. Нет, один раз – в восемь лет.

– Это абсолютно не считается, – говорит Эмили.

– А я влюблялась, – сообщает Энн. – В героев игр.

– Тоже не считается.

Эмили смотрит на Брина. Тот пожимает плечами и качает головой.

Она переводит взгляд на Пола:

– А ты?

– Еще чего, – отвечает он. – Я даже не знаю, что такое любовь.

– Как можно знать, что не знаешь, что такое любовь? – удивляется Джейми.

– В этом меня все подруги обвиняли. Похоже, это мой самый серьезный недостаток.

– А кто твоя любовь всей жизни? – спрашивает Энн у Эмили.

– У меня ее нет, – говорит Эмили. – Но раньше я думала, что это я какая-то не такая.

– Вот видишь, – подхватывает Тия. – Все это чушь собачья.

– Так у тебя никогда не было серьезных романов? – спрашивает Эмили.

– Ни единого, – говорит Тия.

– Секретничаешь?

– Нет. Два-три парня ничего не значат. Я думала, что люблю одного, а он оказался скотиной. Вот так.

– Ну ты зануда, – говорит Пол. Но он улыбается, и Тия понимает, что он не всерьез.

– Моя очередь выбирать? – спрашивает Тия.

– Ага, – кивает Эмили.

– Джейми, признавайся или отдувайся!

– Признаюсь, – отвечает Джейми.

– Тебе здесь нравится? – продолжает Тия.

– Это вопрос?

– Да. Тебе здесь нравится?

– Да. Думаю, да, – отвечает он.

– Честно? – переспрашивает Тия.

– Ага. Здесь ничего. Я давно не бывал в компаниях.

– А ведь он прав, – замечает с улыбкой Эмили. – В такой банде и побыть приятно.

– Как в «Бухте Доусона», – хихикает Энн. – Только бухты не хватает.

Атмосфера в комнате меняется. В ней стало почти жарко, все слегка захмелели – кроме Энн, которая не выпила ни капли. Страхи улетучились, а если и остались, то притягательные, из детских страшилок. При мысли о призраке Мак-Страха с картошкой-фри Пола бьет дрожь предвкушения.

– Энн, – выбирает Джейми. – Признавайся или отдувайся.

– Признаюсь, – говорит она.

– Ты правда девственница?

– Конечно, – отвечает Энн.

– Правда? – не верит Тия.

– Да. Господи, неужели так трудно поверить?

– Энн, ты же цыпочка, – говорит Эмили.

– Она права, – соглашается Брин. Джейми кивает:

– Потому нам и не верится.

– Ну и зря, – Энн польщена. – Ладно, теперь моя очередь.

– Кого выбираешь? – спрашивает Джейми.

– Эмили, – отвечает Энн.

– Признание, – решает Эмили.

– Хорошо, – говорит Энн. – Ты мастурбируешь? Если да, то как часто?

Полу такие вопросы по душе. Ему снова интересно. «Признавайся или отдувайся» – не просто сеанс групповой терапии, еще и отличный способ подломить человека. До Пола вдруг доходит, что Эмили только этим и занимается, но тщательно скрывает.

– А ты? – отвечает Эмили вопросом на вопрос.

– Энн тебя спрашивает, – вмешивается Пол.

– Хм... – Эмили розовеет. – Да.

– Часто? – не отстает Энн. Эмили передергивается:

– Ну, когда у меня нет парня – примерно раз в неделю.

– А когда есть?

– Кто? Парень? Тогда это его обязанность.

– А разве это одно и то же? – спрашивает Энн. – Все-таки другой человек.

– Да, совсем не такие ощущения, – подтверждает Эмили. – Если парень хоть на что-то способен, это лучше, чем мастурбировать. А если он неумеха, это гораздо хуже, и в конце концов приходится самой браться за дело.

– А ты мастурбируешь? – спрашивает Джейми у Энн.

– Само собой, – кивает она. – Как все.

– Но ты же девственница, – напоминает он.

– Ну и что? Это еще не значит, что я не умею себя ласкать.

– А я не мастурбирую, – заявляет Тия.

– Да, как же! – хмыкает Эмили. – Так мы тебе и поверили!

– И я, – поддерживает Тию Брин.

– Быть того не может, – говорит Джейми. – Я думал, все... то есть все парни...

– Только не я, – перебивает Брин. – Для этого есть секс.

– Согласна, – говорит Тия.

– Ты хоть пробовала? – спрашивает ее Эмили.

– Нет. Я не знаю, как это.

– Могла бы и показать ей, – обращается Пол к Эмили. – Мы поможем.

Теперь уже все под хмельком. Джейми немного осмелел.

– Да, – ухмыляется он, – поможем.

– Не стоит, – Тия тоже посмеивается. – Но за предложение спасибо.

– Попробуй как-нибудь на досуге, – советует Энн. – Не пожалеешь.

– Моя очередь, – вмешивается Эмили. – Выбираю Тию.

– Признание, – не дожидаясь вопроса, говорит Тия.

– Ты точно не хочешь отдуваться? – игриво спрашивает Эмили.

– Ни за что! Знаю я, что вы задумали.

– Ну ладно. Сколько у тебя было партнеров?

– Людей?

– А также животных, овощей и минералов.

– Сразу и не скажешь, – отзывается Тия. – Давно уже не подсчитывала.

– Так много? – удивляется Джейми.

– Не то чтобы очень много... – Тия на минуту задумывается. – Около семидесяти. Или надо еще точнее?

– Семидесяти? – изумляется Эмили. – Твою мать!

– А что такого?

– А я-то считала шлюхой себя.

– Правильно считала, – заявляет Пол.

– Кончай! – Эмили бьет его по руке. – Не смешно.

– Со сколькими же ты спала? – интересуется Брин.

– Примерно с тридцатью, – говорит она. – И думала, что это целая толпа.

– Не надо, – просит Тия. – И без того тошно.

– Извини, я не хотела. Господи, как ты меня порадовала.

– Разве плохо иметь много партнеров? – спрашивает Джейми.

– Для девушки – конечно, – объясняет Эмили.

– Если верить «Космополитену», мы – уродцы, – заявляет Энн.

– Почему? – удивляется Джейми.

– Мы все не соответствуем норме. Я девственница – значит, фригидна. Тия и Эмили сменили десятки партнеров – значит, автоматически шлюхи. Что бы там ни говорили, отклонения от нормы непривлекательны. Мы уродцы. – Она притворно всхлипывает. – Нам никогда не выйти замуж.

– Это что, правда? – допытывается Джейми. – Вы все с отклонениями?

– Да. К нашему возрасту полагается поменять не более пяти партнеров, – разъясняет Эмили. – Слишком доступных девушек мужчины не уважают.

– Раньше пять – это была норма, – поддерживает Энн.

– Я переспал с пятью женщинами, – говорит Джейми. – Значит, я нормальный?

– Нет, – говорит Тия. – Ты же парень. Значит, гоже уродец.

– Вот именно, – кивает Эмили. – К двадцати пяти годам мужчине полагается переспать примерно с двадцатью женщинами.

– Неувязка получается. – В Джейми просыпается математик.

– Какая? – спрашивает Эмили.

– Смотри: если каждому мужчине к двадцати пяти годам полагается сменить двадцать партнерш, но каждой женщине – иметь не более пяти партнеров, значит, женщин на всех не хватит. А это, в свою очередь, означает, что большой процент женщин не попадает в категорию «нормальных». Из каждых четырех девушек только одна соответствует норме. На мой взгляд, это уже никакая не норма.

– Значит, мы не уродцы? – оживляется Эмили.

– Или же уродцы – большинство мужчин. Я вообще не понимаю, с кем вы спали.

– Оказывается, и математика бывает полезна, – замечает Эмили.

– Чья очередь? – вспоминает Джейми.

– Тии, – говорит Эмили. – Действуй, дорогуша.

– Ага... – она делает паузу. – Пол.

– Признание.

– Все вы зануды, – тянет Эмили. – Хоть бы кто-нибудь согласился отдуваться!

– Признание, – повторяет Пол.

– Какая твоя вещь тебе дороже всех? – спрашивает Тия.

– Дороже всех? – переспрашивает он.

– Да.

– Вещь?

– Нуда.

Пол задумывается. Что же? Компьютер? Пол мысленно входит к себе в квартиру и осматривается. Вон в углу гостиной стоит комп, новый третий пень. Автомат для пинбола, который Пол купил за пятьдесят фунтов и сам настроил; «Атари» – самая древняя и ценная консоль в его коллекции, с картриджами «Космических завоевателей» и «Понг»[53]. Все эти вещи дороги Полу, но без них он может обойтись. Он приближается к компьютеру. Пожалуй, модем важнее компа, но и его легко заменить. Ценен не сам предмет, а его возможности. На полке над компьютером – несколько книг, которые ему тоже дороги. У Пола есть первоиздание «Семи манифестов дадаизма» Тристана Тцары. И внезапно Пол понимает, какая вещь ему дороже всех. Она стоит на той же полке, рядом с книгами. Но стоит ли говорить об этом вслух?