Анна Князва
Треугольник страсти
Самому становилось смешно — до чего он разволновался! Конечно, он не бывал в Петербурге лет десять, а то и больше, но что могло измениться в столичной жизни? Все те же лица, может, чуть постаревшие и подурневшие, те же пустые разговоры, те же роскошные балы, которые Михаил Антонович Орлов недолюбливал и в молодые годы. А уж теперь, когда ему давно минуло сорок, не к лицу было помышлять о подобных развлечениях. Тем более Михаил Антонович овдовел только две недели назад, и его сердце пока не вернуло ему способности радоваться.
— Господин Орлов, вы подадите мне мою сумочку?
Сухонькая графиня Полянская, с которой он делил купе, откровенно кокетничала с ним. Всем своим поведением она давала понять, что теперь Орлов снова вступил в ряды потенциальных женихов. Михаилу Антоновичу было дико даже думать об этом, но приходилось мириться с мыслью, что в глазах представителей высшего света он теперь человек свободный и еще достаточно молодой. И состояние его достойно уважения.
«Чтоб тебя!» — вздохнул он про себя, но все же поднялся.
Подав графине ее сумочку, Михаил Антонович одарил даму вежливой улыбкой и снова забился в свой угол. Прикрыв глаза, Орлов попытался забыться под монотонный стук колес. Вчера утром поезд увез его из Ниццы, где они с женой безвыездно прожили последние годы. Надежды на выздоровление Елены не было, и к концу жизни она стала легкой, почти бестелесной, как восковая кукла. Однако чудный климат южного побережья облегчал страдания жены.
«Милая моя, — подумал он с болью. — Несчастная моя… За что тебе выпали такие муки, такие испытания? Ведь ты всегда была доброй и приветливой. Ни зависть, ни злоба не коснулись твоей души. Ты была щедра в любви, достаточно умна, чтобы составить счастье мужчины, и светла, как солнечный луч. Отчего же ты погасла так рано? Почему оставила меня в кромешной тьме?»
Он слегка лукавил: тьма уже понемногу рассеивалась. Первая боль утраты действительно была острой, пронзительной. Но месяц спустя Орлов уже мог думать о своей утрате без того, чтобы скрипеть зубами и стискивать кулаки. Временами ему даже казалось, что жизнь еще не кончена.
Михаил пытался вспомнить, какой же она была, когда они впервые встретились, и не мог. Конечно, Елена выглядела тогда юной, цветущей девушкой, в которую он влюбился с первого взгляда… Но сейчас ему представлялась лишь сухая желтизна ее истончившегося лица, и безвольные руки, похожие на истаявшие свечки. В последние дни ей даже не удавалось его обнять…
Невольно мотнув головой, Орлов отогнал тяжелые воспоминания. Не думать об этом, не думать! Он ведь не умер вместе с женой, его жизнь продолжается, и — кто знает! — может, прошла лишь половина отпущенного ему срока. К тому же… как ни стыдно признаться себе… уже несколько лет он испытывал к тяжелобольной жене одно лишь сострадание, а любви давно уже не было. Той человеческой любви, которая включает и физическое влечение, и нежность. Орлов ухаживал за Еленой так, как ухаживал бы за матерью или за сестрой. А мужчина в нем оставался одинок.
Поэтому во время его скорбного путешествия в Петербург, где Орловых, конечно, все давно забыли, Михаила Антоновича то и дело настигали постыдные, как ему казалось, мечты о том, что, возможно… почему бы и нет?.. ему встретится в столице какая-нибудь еще не старая вдовушка… пусть даже и с детьми — так оно и лучше, своих-то у него нет, да уже, пожалуй, никогда и не будет.
Его друг детства, Сергей Васильевич Микульчин, визит к которому первым значился в списке Орлова, наверняка знает весь свет Петербурга. Он может представить его какой-нибудь порядочной женщине…
«Как низко! — Михаил едва не содрогнулся всем телом. — Сорока дней еще не минуло со дня похорон жены, а я уже помышляю о плотских утехах! Как же все-таки мерзок человек…»
С лучшим другом Сережей Микульчиным они проводили в детстве все летние месяцы вместе. Усадьбы их родителей были расположены по соседству, и, когда семьи приезжали туда на лето, мальчики встречались, как братья. Зимой их редко возили друг к другу в гости, и дети скучали на расстоянии, но каникулы принадлежали только им. Миша Орлов тогда был застенчивым, этаким «книжным» мальчиком, и Сережа верховодил им без труда. Тем более он был тремя годами старше, а в детстве эта разница казалась весьма значительной. К тому же Сергей всегда был большим фантазером, и Миша каждый раз с восторгом выслушивал новые выдумки своего друга.
— Сегодня мы будем запускать змея! Сережа влетал к товарищу с кипой каких-то картонок, которые, по его замыслу, должны были превратиться в воздушного змея. Щеки у мальчишки пылали от возбуждения, глаза сияли так, будто он уже видел, как их творение устремляется к облакам. И ведь, как ни странно, у него действительно получалось и змея соорудить, и плот построить…
А позднее и жениться на первой красавице Петербурга, на которую Михаил даже не смел поднять глаз.
А ведь Орлов считался тогда более выгодным женихом: отец — крупный заводчик, матушка — владелица нескольких имений, доставшихся ей по наследству. А семья Микульчиных была не из самых состоятельных или именитых… Однако молодой Сергей Микульчин был так хорош собой, что Анна Виленская влюбилась в него без памяти. А поскольку, кроме красоты и состояния, девушка обладала еще и весьма решительным характером, то она заявила родителям, что и слышать ничего не желает о других женихах. И тем не оставалось ничего другого, как смириться с капризом дочери, который, однако же, оказался вовсе не пустым. Насколько знал Михаил Антонович, его друг до сих пор жил с женой в любви и согласии. Их дочь Сашеньку Орлов видел в последний раз, когда та едва научилась ходить и лепетала что-то невразумительное. Сколько лет прошло с тех пор? Она, должно быть, уже стала невестой… Теперь Анне Владимировне самой предстояло пройти испытание взрослой дочерью.
«Постарели оба, наверное», — подумал Михаил Антонович и попытался представить, насколько могло измениться лицо друга за эти годы, но ему виделись все те же пылающие щеки, горящие глаза.
Орлов опасался, что время окажется более безжалостным к классической красоте Анны, которой он так никогда и не признался в том, что она снилась ему каждую ночь. Ему казалось, что даже такое признание уже будет предательством по отношению к лучшему другу. И Михаил заставил себя отступить в тень, перестрадать молча, а вскоре — наградой за благородство — была подарена ему встреча с его Еленой, которая, может, и не была так ослепительно хороша, как Виленская, зато полюбила его всем сердцем. Ах, если бы не эта ужасная болезнь…
Поезд мчал его все дальше от могилы жены, от того лучистого берега, где на его долю выпало столько страданий, что само солнце подернулось трауром. И Михаил Антонович молча молился, чтобы в сумрачном Петербурге ему хоть слегка улыбнулось счастье.
* * *
Скомканные листы один за другим летели в камин — Сашенька Микульчина яростно рвала свой личный дневник. Теперь ей было невмоготу даже перечитывать, как еще неделю назад она восторженно расписывала на его страницах взаимность чувств с Дмитрием Олениным.
«Мой ненаглядный! Не больше часа прошло с той минуты, как мы расстались, а мне кажется, что я вечность провела в разлуке с тобой. Как я тоскую по тебе! Этого не передать никакими словами… Мысленно снова и снова рисую твое удивительное лицо, перебираю все сказанные тобой слова, и каждое, ко мне обращенное, нанизываю на нить памяти. Сердце мое изнывает по тебе. Теперь я понимаю, откуда взялся образ сердца, пронзенного стрелой! Боль невыносимая… И кажется, что оно действительно кровоточит…»
Саша смяла и эту страницу. Как же была она слепа в тот вечер, когда писала это! Боже мой, какими правдивыми ей казались тогда его большие серые глаза, каким умоляющим и влюбленным был его взгляд! Как он упорно добивался того памятного свидания в саду у графа Большакова, дававшего первый в сезоне бал! В тот вечер Сашенька ускользнула от бдительного взора матери и выскочила в сад. Как же страстно Дмитрий сжал ее тогда в своих объятиях! У Саши даже перехватило дух. Она никак не ожидала такой стремительности с его стороны, хотя втайне и мечтала об этом. Его теплые губы уже поймали ее ускользающие губки, и она от этого прикосновения едва не лишилась чувств. В голове у Сашеньки помутилось, а сердце, пронзенное сладкой болью, замерло, и ей на миг показалось, что оно больше никогда уже не будет биться. Девушка едва стояла на ослабевших ногах, и если бы Дмитрий не держал ее в объятиях, то она просто рухнула бы на траву.
Как долго они целовались в чужом саду, она до сих пор не знает. Может, пять минут, а может, целый час. Саша была готова отказаться от пищи и сна, лишь бы это удовольствие никогда не кончалось. Ее пальцы ворошили его светлые волосы, скользили по горячим щекам, но его руки действовали куда смелее…
Даже сейчас, вспоминая об этом с гневом, Саша не могла справиться с сумасшедшим волнением, которые вызывали мысли о том вечере. Лицо ее пылало, а сердце болезненно замирало, когда в теле оживали пережитые ощущения. До того дня Сашенька Микульчина даже не подозревала, что прикосновения мужчины могут доставлять такое потрясающее удовольствие. Но каждого ли мужчины? Может, это лишь Дмитрий Оленин наделен такой магической властью над женскими телами?
Саша гневно швырнула в огонь остаток дневника. Последняя запись была не докончена. В ней шла речь о том злополучном званом ужине у крестной Сашеньки, княгини Ольги Павловны Дмитриевой. Это было не далее как вчера. Саша вошла в зал и тут же увидела, как Дмитрий Оленин, низко наклонившись к Вареньке Лосевой, восседавшей в кресле, что-то нашептывал ей на ухо. Его губы, прикосновения которых Сашенька до сих пор ощущала на своем лице, теперь касались маленькой Вариной мочки.
Замерев на пороге комнаты, Саша вскоре нашла в себе силы пройти и поздороваться с Ольгой Павловной, да и то лишь благодаря тому, что мать подтолкнула ее сзади в поясницу и прошептала раздраженно: «Да что с тобой, душа моя?!»
Почти не видя и не слыша того, что происходит вокруг, Сашенька ткнулась в щеку крестной.
— Садись рядышком, крестница. — Старая княгиня потянула ее за руку. — Хорошеешь день ото дня! Такой красавице в Петербурге и жениха не сыскать.
Будто услышав эти слова, Оленин обернулся и побледнел, увидев Сашу. Первая мысль, что пришла ему на ум, — отбежать подальше от кресла Вареньки Лосевой. Но это было бы тотчас замечено всеми, и Дмитрий остался на месте, только чуть отстранился от собеседницы.
Но Сашенька этого уже не видела, она больше не смотрела в его сторону.
«Боже мой, какая же я дура! — едва не воскликнула она во весь голос. — А я-то ждала, что он со дня на день приедет делать мне предложение! Да он презирает меня! Конечно же, презирает… как… как падшую женщину… А как еще можно относиться ко мне после того, что было между нами?»
Сознание ужаса своего положения и испепелявший душу стыд привели Сашу в такое состояние, что она едва слышала, о чем спрашивала ее Ольга Павловна. Девушка отвечала невпопад, чем весьма удивила княгиню, привыкшую видеть свою крестную дочь веселой и живой.
— Да ты не больна ли, девочка моя? — встревожилась она не на шутку. — Анна Владимировна, что такое с нашей Сашенькой?
Испугавшись, что Оленин услышит эти слова и легко догадается о причине ее «недуга», девушка нервно встрепенулась.
— Помилуйте, княгиня Ольга Павловна! — сказала Сашенька. — Со мной все хорошо. Голова только болит с утра…
«Только бы он не подумал, что я расстроилась из-за него! — молила она про себя. — Надо показать ему, как он мне безразличен. Совершенно безразличен!»
Однако ей было очень сложно заставить себя не обращать взора в ту сторону, где стоял высокий, стройный Оленин и, не отрывая взгляда, смотрел на нее одну. Сашенька чувствовала его взгляд, но теперь отказывалась поверить в искренность сквозившей в нем мольбы.
Она твердила себе: «Он притворяется! Я же видела, как он едва не целовал эту дуру Вареньку на глазах у всех! Она вечно ржет, как лошадь, а сама и двух слов связать не может. Зато у нее талия тоньше моей. И грудь больше. И шея длиннее… Боже, какая же я уродина!»
Ее охватило такое отчаяние, что захотелось немедленно выскочить из светлого зала, где ее мнимая некрасивость была выставлена на всеобщее обозрение, забиться в самый темный угол и провести там остаток жизни…
На самом деле Сашенька Микульчина была так же хороша, как и ее мать в молодости, Но живая и горячая натура девушки делала ее красоту еще ярче. В детстве Сашенька, как и отец ее, Сергей Васильевич, росла выдумщицей и егозой. Ни одна нянька не могла удержать ее на месте. Только интересная книга или новые ноты могли пригвоздить ее к стулу. Литературу и музыку Сашенька любила страстно. Ей даже казалось, что она по-настоящему живет лишь в те минуты, когда читает роман или играет на рояле.
В другое время она вполне заменяла Сергею Васильевичу столь желанного им сына: без устали могла скакать рядом с отцом на лошади, сидя по-мужски, ходить с ним на охоту, играть в лапту. Ему не раз казалось, что он сам определил характер дочери, дав ей при рождении мужское имя.
Отец в Сашеньке души не чаял. Ему нравилось в ней все: быстрые, лукавые черные глаза, здоровый цвет лица, ладная и крепкая фигурка. К тому же отцу было всегда интересно беседовать с Сашей обо всем на свете — у нее по любому поводу имелось свое суждение. Подчас ее мысли казались наивными и незрелыми, но отец вспоминал, что она еще слишком юна, и проявлял снисходительность. Ему казалось, что и Саша больше предпочитает общаться с ним, а не с матерью, голова которой была занята только светскими сплетнями.
Неудавшимся Микульчин свой брак не считал, но с годами жена все меньше напоминала тот идеал женщины, который когда-то воплощала собой Анечка Виленская. И дело вовсе не в возрасте. К сорока годам жена его все еще блистала своей дивной красотой…
* * *
Сжигая свой опостылевший дневник, свои трогательные исповеди, Сашенька, как и в доме княгини Дмитриевой, виделась себе отвратительным уродом. Любви она не достойна, это ясно. Видимо, у Дмитрия случилось помутнение рассудка, если он на какой-то миг воспылал к ней страстью. Или просто с кем-то перепутал в темном саду?
Жар прихлынул к щекам с новой силой. Может, Оленин и не понял, кого ласкал в той липовой аллее? Ждал другую… ту же Вареньку Лосеву? А когда разобрался, было уже поздно отступать…
— Как стыдно, как же стыдно! — простонала Саша, уткнувшись лицом в ладони.
Ей и в страшном сне не могло привидеться, что она может угодить в такое нелепое положение. В отличие от своих немногочисленных подружек Сашенька Микульчина никогда не бредила ни любовными романами, ни принцами на белых конях. Девушка, конечно, понимала, что со временем ей придется выйти замуж, но думала об этом, скорее, как о горькой неизбежности. Она только надеялась, что муж ей попадется не слишком занудный и старый. Если б он хоть отчасти был похож на ее отца, Сергея Васильевича, девушка была бы счастлива. С таким мужем ей не пришлось бы скучать! Однако среди мужчин их круга, даже молодых, Сашеньке до сих пор не встречались такие же веселые и жизнерадостные люди, как ее отец.
Самым поразительным было то, что Дмитрий Оленин совершенно не походил на Микульчина. Потому Саша и оказалась застигнутой врасплох собственными чувствами, когда при одном взгляде на светловолосого, сероглазого юношу у нее замирало сердце.
Впервые они встретились еще прошлой зимой на балу в доме графини Хвостовой, с которой Сашина мать с юности была в большой дружбе. И потому графиня Зинаида Александровна привечала у себя девушку с особой ласкою и исподволь следила, чтобы та постоянно находилась в центре внимания. Впрочем, у яркой веселой Сашеньки и так не было отбоя от кавалеров, желавших потанцевать с ней.
Казалось бы, в таком вихре сменяющих друг друга лиц трудно было заметить того, кто стоял поодаль, ни с кем не танцевал, и вообще держался особняком. Тем не менее Сашин взгляд остановился заинтересованно на одинокой, стройной фигуре у окна.
— Кто это, Зинаида Александровна? — улучив момент, спросила девушка у хозяйки дома, которая, конечно же, знала каждого приглашенного.
— Тебя интересует тот сероглазый красавец? — ласково усмехнувшись, уточнила графиня. — Это молодой Оленин. Дмитрий Владимирович. Необыкновенно хорош! Он долго жил в Париже, и в нашем обществе чувствует себя пока еще неловко. Надо бы его расшевелить!
Графиня выразительно посмотрела на Сашеньку. Смутившись, девушка пробормотала, что это не по ее части.
— Да ведь я не соблазнить его предлагаю! — притворно возмутилась Зинаида Александровна. — Всего лишь занять его разговором, ввести в круг сверстников… Да погоди же, Сашенька, я вас друг другу представлю.
И графиня неторопливо двинулась к Оленину. Оставшись в одиночестве, девушка разволновалась не на шутку. О чем ей говорить с этим незнакомым человеком? Будет ли она ему интересна? Может быть, этот Оленин окажется заносчивым юнцом, ведь он так хорош собой…
Но когда Зинаида Александровна подвела его к Сашеньке, взяв под локоть, Дмитрий улыбнулся так застенчиво, что девушке сразу стало легче.
«Хороший! — обрадовалась она. — Очень милый!»
От смущения Сашенька заговорила небрежным, «светским» тоном:
— Говорят, вы недавно из Парижа?
— Похоже, я пробыл там слишком долго. Я едва не упустил расцвета самого прекрасного, что за это время выросло в Петербурге, — любезно отозвался Дмитрий.
Графиня Хвостова усмехнулась.
— Ну, поболтайте, дети мои! К сожалению, обязанности хозяйки требуют моего присутствия везде и всюду одновременно.
Оставшись наедине, они сначала оба растерялись, но Сашенька нашлась первой.
— Я еще не бывала в Париже. Так ли там чудесно, как рассказывают?
— Даже лучше! — отозвался Оленин с жаром. — Когда вы увидите Париж собственными глазами, вы полюбите его на всю жизнь. Хотя Петербург тоже потрясающе хорош, — добавил он.
Саша прищурилась:
— Это вы всего лишь из любезности так говорите?
— Что вы, я не склонен к притворству.
— Неужели?
Ей было приятно это слышать, ведь Сашенька всегда любила в людях откровенность. Она вообще не выносила все неестественное, искусственное, подражательное. Например, театр. Другое дело — музыка! Там все было неподдельно, искренне. Правда, опера тоже казалась Сашеньке сплошным ломаньем и кривляньем. Но этим убеждением она не делилась ни с кем, дабы не прослыть невеждой.
Дмитрий чуть склонил к ней голову и понизил голос, который зазвучал еще более волнующе.
— У вас есть основания мне не верить?
Почувствовав, как заливается жаром щека, обдаваемая его дыханием, Сашенька торопливо ответила:
— Нет, никаких!
— Или, может, слухи прибежали впереди поезда? Верно, вам успели наговорить обо мне что-то дурное?
В тот момент у нее впервые закрались сомнения: «Надо же, он опасается слухов! Что такого ужасного я могла бы узнать о нем от других людей?»
Постаравшись выдержать пристальный взгляд Оленина, она медленно процедила:
— Я ничего компрометирующего о вас не слышала.
— Отлично! — Дмитрий выпрямился и улыбнулся. — Не подумайте, ради Бога, что я скрываю какие-то ужасные тайны, но вы же знаете этих светских сплетников!
Он сделал «страшные» глаза, и Сашенька весело рассмеялась.
— Не волнуйтесь так по поводу сплетников. Умные люди их даже и не слушают. Стоит ли обращать внимание на лживых и завистливых болтунов?
— Как вы рассудительны, — произнес Оленин с ласковой насмешкой. — Вы всегда такая?
Сашенька почувствовала, как лицо у нее снова вспыхнуло.
— Что вы имеете в виду?
Он сделал широкий жест рукой.
— Вообще всё! Мне хочется узнать о вас побольше!
— В самом деле? — пробормотала она смущенно. — Зачем это вам?
Его взгляд неожиданно стал серьезным.
— Затем, что я очень надеюсь подружиться с вами. Мне кажется, вы — чудесный человек. И очень красивая девушка…
— О, я далеко не самая красивая на этом балу! — откликнулась Сашенька вполне искренно.
Но Дмитрий с улыбкой покачал головой.
— Вы заблуждаетесь…
Окончательно смутившись, она рассерженно воскликнула:
— О чем мы говорим, право! Смешно слушать! И, по-моему… на нас все смотрят…
Опять склонившись к ней, Оленин шепнул:
— Потому что мы — самая красивая пара в этом зале.
— Пара?! — изумилась Саша.
— И все ждут, когда мы наконец станем танцевать.
— А мы…
— Будем, — уверенно отозвался Дмитрий. — Если вы только удостоите меня чести… Счастлив предложить вам тур вальса!
Он сделал положенный поклон, и Сашенька, замирая от робости, ей самой непонятной, подала ему руку. Оркестр уже играл красивый вальс, хорошо ей знакомый, но сейчас она была не в состоянии вспомнить даже имя автора.
«Да что же это? — Саша чувствовала, что едва не теряет сознание в объятиях этого красивого юноши. — Разве со мной такое может случиться?»
До сего дня ее безумно смешили чувствительные девицы, падающие в обморок по поводу и без. Сашенька Микульчина была уверена, что она не относится к числу этих тщедушных созданий, у которых непонятно в чем душа держится. Она всегда отличалась завидным здоровьем и была девушкой сильной, энергичной и жизнерадостной.
И ей нравилось быть такой! То, что происходило сейчас, пугало Сашеньку. Она сама себя не узнавала и была уверена, что, ведя себя подобным образом, не может понравиться ни одному человеку. Тем более такому, как Оленин…
Они кружились по светлому залу, и знакомые лица сливались, превращаясь в какой-то неразличимый мазок кисти шутника, не желающего замечать деталей. Горячие пальцы Дмитрия стискивали Сашину руку, и от них словно невидимые нити тянулись к ее сердцу, заставляя его сладко замирать при каждом их движении. Сашеньке казалось, что еще чуть-чуть и сердечко ее просто не выдержит этой непривычной пронзительной муки. В глазах у нее мутилось, и какое-то незнакомое волнение нарастало в животе, в самой его сердцевине.
«Что он делает со мной? Как это назвать? Боже, как…» — мысли испуганно обрывались в ее голове.
Приблизив лицо, Оленин прошептал, касаясь губами мочки ее уха:
— Как же вы хороши, Сашенька! Я и не надеялся найти здесь такое восхитительное создание, как вы!
Она хотела сказать, чтоб он не смел говорить ей подобных непристойностей. Но все ее существо просило продолжения, и Дмитрий угадал ее желание.
— Я так мечтал найти в Петербурге ту единственную, которая поразила бы мое воображение с первого взгляда. И я нашел ее… В Париже мне не встречались такие девушки… Вы такая естественная, такая искренняя! В вас столько жизни! Я чувствую, какой огонь таится в вашей душе…
Последние слова заставили Сашеньку очнуться. О чем это, интересно, он говорит? За кого ее принимает? Упершись кулачком Дмитрию в грудь, она вынудила его отстраниться и выдержала на себе удивленный взгляд.
— Я чем-то оскорбил ваши чувства?
— Нет, — неуверенно отозвалась Саша. — Но мне… я не понимаю, о каком огне вы говорите.
Оленин смотрел ей прямо в глаза.
— О том, который непременно соединит нас с вами, — убежденно проговорил он. — Хотите вы того или нет.
* * *
Когда с личным дневником было покончено, Сашенька замерла в оцепенении. Все было ложью… И его слова о том, что она — единственная, что отличается ото всех, кого он встречал… И его взгляды… И поцелуи…
Застонав от стыда, Саша скрючилась возле камина. Как Дмитрий, должно быть, потешался над ней! Тот огонь, который он подозревал в ее душе, наверное, называется просто распущенностью. В ней, оказывается, живут задатки падшей женщины. Стыд какой! Ведь если бы тогда в саду Оленин захотел большего, она не смогла бы ему отказать…
Саша подняла голову. Неужто не хотел? Или он просто справился со своим желанием, подавил его, сжалившись над ней? Понял, что может легко получить все, чего хочет, но не стал губить ее жизнь? Разве это не благородство с его стороны? В чем же тогда винить его? Не воспользовался ее слабостью, хотя мог… И никто не помешал бы им…
Какая-то тайная, темная часть ее души простонала: «Ах, почему он не сделал этого?!» Но Сашенька с ужасом отогнала эти помыслы. Что сталось бы с нею, если б она лишилась чести в тот вечер? Подружки нашептывали, что многие светские дамы выходили замуж далеко не невинными. Но Саше не очень-то в это верилось. Как можно предположить такое о тех почтенных матерях семейства, которых она знала с младенчества?
Ей твердили, что многие из этих матрон и сейчас имеют любовников, а их мужья закрывают на это глаза, потому что сами имеют женщин на стороне, а то и вторые семьи. Сашенька не могла смириться с таким положением вещей. Ведь это значило бы допустить, что и ее родители вели подобный образ жизни. А об этом девушке не хотелось даже думать.
Заслышав торопливые шаги матери, которая была так же стройна и легка, как и в девичестве, Сашенька быстро поднялась с пола и вытерла ладонями лицо.
Анна Владимировна до сих пор считала, что дочь ее — совершенное дитя, и никакие влюбленности ей пока не грозят. Способна ли эта девочка помышлять о чем-либо, кроме охотничьих забав с отцом, чтения последних романов господина Тургенева или изучения новых нот, доставленных из-за границы. Даже к нарядам девушка была равнодушна, и матери самой каждый раз приходилось выбирать ей платье и покупать шляпки. До мальчиков ли ей!
Сашеньке не так давно исполнилось восемнадцать, и это уже начинало волновать Анну Владимировну. Ей совсем не хотелось, чтобы дочь, обладавшая яркой и несколько диковатой красотой, засиделась в девках. Пару раз она уже пыталась поговорить на эту тему с мужем, но Сергей Васильевич не желал ничего слышать. Мысль о том, чтобы отдать свою любимицу в чужой дом к чужим людям, приводила его в ужас. И все женихи, на которых намекала Анна Владимировна, казались Микульчину образцами глупости и пошлости. Один носил отвратительные тонкие усики… Другой и двух слов не мог связать в беседе… Третий сидел на лошади, как куль с мукой… Разве может ли кто-то из них стать достойной партией для его дочери?
Сейчас Анна Владимировна показалась Сашеньке взволнованной более обычного.
«Неужели еще один жених?!» — затосковала девушка еще до того, как мать успела сказать:
— Сашенька, пойдем скорее! Я должна тебя познакомить со старым приятелем твоего отца. Наверняка ты слышала о друге его детства Михаиле Антоновиче Орлове.
— Мишка Орлов? — вырвалось у Сашеньки. Ой, то есть… Ну, это папа его всегда так называет.
Анна Владимировна улыбнулась.
— Конечно. Только ты уж, пожалуйста, не зови его так.
— Да нет, маман, что вы!
— Я уверена, что ты можешь вести себя как благовоспитанная девушка, — добавила мать строго.
Саша тотчас сделала вывод, что маман вовсе не уверена в этом. И дала себе слово не подвести родителей. Конечно, она не позволит себе в присутствии Орлова ничего лишнего!
— Дай-ка я поправлю тебе прическу… Ты что, головой полы подметала, душа моя? — ворчливо заметила Анна Владимировна и попыталась привести в порядок растрепанные волосы дочери. — Какие они у тебя густые, право! И вьются так красиво…
Поцеловав Сашеньку в лоб, она подбадривающе ей улыбнулась.
— Ну, не тушуйся, душа моя. Михаил Антонович чудесный человек! Только сейчас он немного печален, поскольку недавно овдовел, так что…
Сашеньку охватила тревога. Как общаться с человеком, который только что похоронил жену? Девушка задала матери этот вопрос, но Анна Владимировна только отмахнулась.
— Оставь ты эти глупости! Его жена болела много лет, так что горе не свалилось на него внезапно, можешь мне поверить. Мы ведь постоянно переписывались с Орловыми. Михаил Антонович всегда интересовался событиями нашей жизни. Он и про тебя много знает, — добавила она.
Саша смутилась. Что же такое порассказали о ней родители? Шалостей и проказ в ее жизни было много. Как-то она в отместку за то, что никто не хочет играть с ней, вымазала медом старый венский стул, на котором часами дремала ее нянька, и заявила, что та прилипла к своему сиденью. Конечно, это было лет десять назад, но маман до сих пор частенько припоминала ей этот эпизод.
В другой раз Саша подменила касторкой содержимое бутылочки, к которой тайком прикладывался дворецкий Савелий, скрываясь в полутемной кладовой, и давилась от смеха, слушая, как старик чертыхается и отплевывается в темноте. Это случилось не так давно, и наверняка родители не преминули рассказать Орлову такой забавный анекдот.
Перебирая в голове свои многочисленные шалости, Сашенька не заметила, как вошла вместе с маменькой в гостиную, где отец и друг его Орлов, перебивая друг друга, наслаждались собственными воспоминаниями. Несколько секунд оставаясь незамеченной, девушка успела разглядеть приятеля своего батюшки. Михаил Антонович показался ей совсем не старым человеком. Впрочем, и отца своего Сашенька считала вполне еще молодым мужчиной.
Орлов же выглядел, да и являлся на самом деле, моложе Микульчина. Он был высок ростом и крепок, спину держал ровно, будто на его плечи и не давили обрушившиеся несчастья. Его густые темно-русые волосы были убраны назад, голубые глаза смотрели приветливо и даже весело, на губах играла улыбка. Трудно было поверить, что этот человек скорбит о смерти жены.
«Она умерла, а он хохочет как ни в чем не бывало!» — подумала Сашенька неодобрительно.
Анна Владимировна, конечно, объяснила ей, что супруга Михаила Антоновича давно болела, и он успел свыкнуться с мыслью, что ему придется остаться одному. Но Саше было неприятно думать, что и ее отец мог бы так же веселиться, едва похоронив жену. Девушка с суеверным страхом взглянула на сияющее лицо матери и отогнала эти ужасные мысли.
— А вот и моя красавица! — заметив наконец дочь, воскликнул Сергей Васильевич и поманил Сашу. — Иди сюда, проказница! Сейчас я представлю тебя своему другу.
Во взгляде Михаила Антоновича светилось искреннее любование. Но оно не заставляло Сашу ощущать неловкость, как было с Дмитрием Олениным. Сейчас девушка была уверена, что в мыслях этого человека нет ничего дурного. И восхищение его полно чистоты, ведь Орлов наверняка смотрит на нее, как на дочь, которой у него никогда не было.
— И впрямь красавица, — согласился он и приложился к Сашенькиной руке. — Взяла все самое превосходное от матери и отца. Признаться, я думал, что Александра Сергеевна несколько моложе…
«Кто?» — едва не вырвалось у Саши. Ей было внове, чтобы ее величали по имени-отчеству.
«А почему Оленин сразу стал называть меня Сашей? — запоздало удивилась девушка. — Я ведь ему не позволяла… Он был так уверен, что я не буду против такой интимности? О Боже! Неужели он с первого взгляда рассмотрел во мне падшую женщину?!»
Мать ласково погладила ее по голове.
— Мишель, она еще сущий ребенок! Не смущай ее.
— И в мыслях не было, — серьезно заверил Орлов. — Я, видимо, просто слегка отвык от общения с молодыми девушками… Вы уж, Сашенька, не обессудьте: порой буду промашки допускать.
— Да что вы, Михаил Антонович! — воскликнула девушка. — Разве я могу вас упрекать? Вы ведь…
Она осеклась, но Орлов сам со смехом продолжил:
— Уже старик!
Девушка смутилась. А Сергей Васильевич расхохотался и хлопнул друга по плечу.
— Мы тут с тобой свои детские шалости вспоминаем, а молодежь нас уже в старики записала! Вот так-то, брат. Жизнь, считай, и прошла…
— Да что ты, папа! Я вовсе не это хотела сказать, — принялась оправдываться Сашенька. — Михаил Антонович опередил меня. А я всего лишь хотела сказать, что с уважением отношусь к друзьям моего отца. И ни в чем не смею их упрекать.
Подмигнув Орлову, отец потрепал ее по щеке.
— Хитра у меня дочь! Выкрутилась…
— Ты таким же был в отрочестве, — улыбнулся Михаил Антонович. — Находчивым.
— Я уже вышла из отроческого возраста! — не выдержала Сашенька.
— Да я заметил. — В голосе Орлова послышалась непонятная для нее грусть.
Вопросительно взглянув на отца: «Это разве плохо?» — Сашенька проговорила:
— Значит, вы недавно вернулись из-за границы?
— Да, Саша, я только что приехал из Ниццы. Чудесное место, должен сказать. Особенно если живешь там в свое удовольствие, а не потому, что здоровье вынуждает.
И он принялся рассказывать о курорте, вплетая в повествование анекдотические истории, то ли происходившие на самом деле, то ли придуманные Орловым на ходу. То и дело в разговоре звучали фамилии общих знакомых, и Микульчины с жаром принимались выяснять подробности встреч.
Сашенька слушала рассказы Орлова и думала: «Хороший человек, сразу видно! Да мой папа и не стал бы с плохим знаться».
И чем больше она слушала Орлова и наблюдала за ним, тем большая симпатия к нему разрасталась в ее душе. Они уже перешли за стол, и Анна Владимировна принялась настойчиво потчевать старого знакомого. Девушка вдруг с удивлением заметила, что мать выглядит как-то необычайно оживленно, даже раскраснелась от волнения.
Саша пыталась понять: «Что это с ней? Принимать гостей для нее не в новинку. Или… Неужели Орлов что-то значил для нее в прошлом? Не может быть… Нет, не хочется так думать!»
Украдкой поглядывая то на гостя, то на отца и мать, Сашенька старалась распознать, не притворяется ли кто из них, что рад встрече. Может, в душе отца разрастается ревность? Или Орлов слегка завидует счастью своих старых друзей? Нет, ничего похожего ей не удалось заметить на лицах тех, кто окружал ее.
— А что, Сашка, — вдруг обратился к дочери Сергей Васильевич, — не махнуть ли нам следующим летом в Ниццу?
— Правда?! — восхитилась девушка и от восторга захлопала в ладоши. Потом спохватилась, что ведет себя как маленькая и степенно заметила: — Это было бы чудесно.
Мужчины переглянулись и в голос расхохотались. Вспыхнув, девушка вскочила.
— Ну, что ты, папа! Какой ты, право…
— Сядь, Сашенька, — недовольным тоном приказала Анна Владимировна. — Что ты ведешь себя как девчонка? Просто неловко перед Михаилом Антоновичем.
— Да что вы, Анна Владимировна! Я наслаждаюсь обществом вашей дочери. Она такая прелесть! И так похожа на своих родителей, — галантно возразил гость.
Микульчин вздохнул.
— Нет, Мишка. Таких красавиц, какой была моя Аннушка, нынче днем с огнем не сыскать.
— Да уж, твоя Анна Владимировна и сейчас затмит собой весь свет, — любезно подтвердил Орлов.
Недовольное выражение сошло с лица Анны Владимировны. Нежно улыбнувшись обоим мужчинам, она напевно произнесла:
— Теперь вы обязаны чаще бывать у нас, Мишенька. За годы вашего отсутствия муж не делал мне таких комплиментов. Это долго, не правда ли?
* * *
Выполняя поручение родителей, Сашенька Микульчина взяла на себя приятный труд вывозить Орлова в свет. Сергей Васильевич и сам был бы рад представить старого друга петербургскому обществу, но у него, как на грех, разыгрался ревматизм. А болея, он, как всякий мужчина, становился беспомощен настолько, что не соглашался отпустить жену от себя ни на минуту. Какие уж тут визиты!
— Да я и не стремлюсь, право, по гостям ездить, — оправдывался Михаил Антонович. — Я вас повидать хотел, вот и счастлив. Сашеньку вашу увидел. А остальные меня нисколько не интересуют.
— Нет-нет! — возражала Анна Владимировна. — Как можно? Я уж всему Петербургу записочки разослала, все наши приятели жаждут с вами познакомиться.
Михаил Антонович проворчал:
— Да уж получил целую стопу приглашений! Все вашими заботами… Хотелось по городу прогуляться, воздухом родным подышать…
— А мы и подышим, — бодро заверяла его Сашенька. — Мы там полчасика, там четверть часа, а потом — гулять отправимся.
— Не застудитесь только! — простонал с дивана Сергей Васильевич. — Хватит и одного умирающего на семью.
Подбежав к отцу, Сашенька звонко чмокнула его в щеку.
— Да ладно вам, папенька, вы еще поживете. Вам еще внуков нянчить, сами говорили.
— Дождешься от тебя внуков! Нынешние девицы замуж не торопятся. Слышишь, Михаил? Ты если будешь приглядывать кого для себя, так лучше вдовушек выбирай, они уже вкусили сладости. А эта зелень неспелая…
— Папа! — укоризненно вскрикнула Саша. — Я терпеть не могу, когда вы говорите обо мне, как о ребенке! Смотрите, начну в отместку звать вас старичком.
— С нее станется. — Микульчин вздохнул. — Ну, ступайте уже, дети мои! Дайте мне спокойно помереть.
— Ну если вы настаиваете, глубокоуважаемый папенька, — хмыкнула Сашенька и увернулась от брошенной в нее отцом диванной думки.
— У-у, гадючка моя, — протянул Сергей Васильевич с нежностью.
Михаил Антонович расхохотался.
— Ну и любезности у вас!
— Да, у нас так. Сами породили, а теперь обзываются, — притворно пожаловалась Сашенька.
— Избаловали мы свое дитя, Михаил Антонович, — вздохнула Анна Владимировна. — Только и видимости, что послушна, а на деле — веревки из нас вьет.
— Так хорошая веревка всегда пригодиться может, — немедленно откликнулась дочь и выскочила из комнаты.
— Волосы причеши! — крикнула ей вслед мать. — Вы уж следите за ней, Мишель. И спуску не давайте, если будет неуважительно себя вести.
Михаил Антонович с улыбкой расшаркался.
— Как прикажете, Анна Владимировна!
— А после возвращайтесь к нам ужинать. Непременно! Я ждать буду.
— Мы, — поправил ее муж. — Что это ты за себя только приглашаешь? Это мой любимый друг!
Она рассмеялась:
— Мы вас, Мишель, как игрушку делим. Вот уедете сейчас, уже скучать начнем.
— Ты там по городу-то долго не броди, ничего там нового нет. Как при Петре построили, так и осталось.
— Ну уж, не греши, — оборвала мужа Анна Владимировна. — Очень изменился Петербург, похорошел. Вы еще и заблудитесь, чего доброго.
— А Сашку ему на что даем? Мы ведь с ней весь город исходили.
Михаил Антонович задумчиво поглядывал на слегка устремленный вверх профиль девушки. Что-то было в Сашеньке настоящее и цельное, чего Орлов не мог определить словами, но угадывал сердцем. В Елене это было, потому и женился на ней не раздумывая. И ни разу не пожалел, несмотря на ее физическую слабость и затяжную болезнь.
А Сашенька радовала еще и тем, что энергия так и бурлила в ней. Даже в гостях она с трудом могла усидеть на месте и все время вскакивала: то в окно зачем-нибудь выглянуть, то свою крестную обнять. Княгиня Ольга Павловна не могла глаз от нее отвести.
— Какова моя крестница-то! — улыбалась она. — Таких девиц нынче уж не сыщешь. Все какая-то бледная немочь кругом…
Михаил Антонович соглашался с ней и любовался Сашенькой не меньше. А девушка уже убежала на кухню, чтобы попросить обожавшую ее кухарку угостить Орлова вкуснейшим абрикосовым вареньем, которым славился дом Дмитриевых. Сашенька сама взялась донести вазочку, но, войдя в комнату, она заметила, как по хрустальным граням стекает янтарная капля, и, подхватив ее, сунула палец в рот. Тут девушка увидела, что Михаил Антонович с улыбкой наблюдает за ней.
Смутившись, Сашенька быстро вытащила изо рта палец и незаметно (или ей только так показалось?) вытерла его о платье. Она увидела, как Орлов отвел глаза, чтобы не смущать ее еще больше. Ресницы у него застенчиво дрожали.
«Какой он милый, тактичный, — подумала она с теплотой. — И симпатичный, как… как плюшевый медвежонок! Жаль, что он не мой друг, а папин. Дорого бы я дала, чтобы иметь такого друга!»
Присев к чайному столику, Саша надолго задумалась. Она пыталась понять, может ли разница в возрасте помешать дружбе двух людей. А если им интересно вместе и весело? И потом Михаил Антонович так много рассказывает ей о Франции и других странах, забавляя ее при этом и веселыми историями.
По дороге из одного дома в другой они уже успели выяснить, что оба любят романы Толстого и музыку Бетховена. Саша пообещала сыграть Михаилу Антоновичу на рояле свои любимые произведения, а потом разволновалась и добавила:
— Да у меня пальцы онемеют, пожалуй! Вы ведь и в лучшем исполнении эти вещи слышали.
— Неважно, — серьезно заметил он. — Я ведь не собираюсь судить вашу технику. Я хочу вашу душу узнать. А в чем душа лучше раскрывается, как не в музыке?
Сашенька счастливо улыбнулась.
— Вы и в самом деле хотите мою душу узнать? Да разве я могу быть интересна такому человеку, как вы?
— Вы мне уже безумно интересны! — заверил Орлов. — Ваши любопытные рассуждения выдают в вас самостоятельный и развитой ум. А вы ведь еще так молоды, Саша. Знаете, порой я сочувствую вам…
— Почему? — удивилась она.
Михаил Антонович замахал руками.
— Нет-нет, только не подумайте плохого! Просто женщине так трудно в нашем мире проявить себя, ей доступна лишь роль жены и матери.
— Не самые худшие роли, — рассудительно заверила Саша. — Правда, я и о той, и о другой пока думаю с ужасом. Бр-р-р! Трудно представить, что внутри меня вдруг начнет что-то расти? Как это носить? Да и потом, сам муж… А смогу ли я всегда видеть в нем того милого человека, каким он был до свадьбы? А если он мне разонравится? Что тогда делать? Кончать с собой, как Анна Каренина?
Не восприняв это всерьез, Орлов улыбнулся.
— Каренина покончила с собой не из-за мужа.
— Конечно, нет. Но ведь это он вынудил ее влюбиться в молодого мужчину.
— Вынудил? Каким же образом?
— Да своей занудностью. И потом, он же был стариком. Чего он хотел, взяв в жены молоденькую девушку? Он должен был предусмотреть печальный исход такого поступка.
— Ох, Сашенька, — вздохнул Орлов. — Если бы мы могли предусмотреть все, что случается с нами в жизни.
«Интересно, женился бы он на своей Елене, если б заранее знал, что она будет долго болеть и умрет? — подумала Саша. — Если бы я могла спросить об этом… скорее всего, желая проявить благородство, он ответил бы, что выберет ту же судьбу».
— Если б я мог предвидеть, что моя жена будет так тяжело больна, что у нас не будет детей, что мне придется провести долгие годы вдали от родины, а потом похоронить любимую женщину, то я, наверное, не сделал бы ей предложения, — неожиданно признался Орлов, поразив Сашеньку до глубины души этой откровенностью.
Они шли по гранитной набережной Васильевского острова, и Саша невольно остановилась, услышав признание своего спутника. Прохладный вечерний ветерок подхватил ее вьющиеся волосы, выбившиеся из прически, и полоснул ими по лицу Михаила Антоновича. Девушка тотчас пригладила непослушные пряди, но Орлов засмеялся.
— Вот так, получил за откровенность.
— Нет-нет! Спасибо вам за то, что вы так искренни со мной, — торопливо произнесла Сашенька. — Я и не надеялась услышать от вас правду.
— То есть противоположный ответ вы сочли бы неискренним? Вы полагаете, что я не могу быть благородным человеком?
— Вовсе нет, — серьезно произнесла она. — Дело в том… что лично я именно так бы и воспринимала всю эту ситуацию на вашем месте. Но вы сделали для вашей бедной жены все, что мог сделать порядочный человек. Вы отдали ей половину своей жизни!
Орлов посмотрел на нее задумчиво.
— Вы так считаете? Получается, у меня в запасе есть еще одна половина…
Немного помолчав, он спросил:
— Сашенька, а могу ли я рассчитывать на ответную откровенность?
Девушка ощутила, как к ее лицу прихлынула кровь.
— Что вы хотите знать, Михаил Антонович?
— Чем живет ваша душа? Что занимает ваши мысли? Или кто?
— Зачем вам это знать? — Его серьезность слегка пугала ее.
— Наверное, потому, что я тревожусь за вас. Вы такой хороший человечек, Сашенька, и я боюсь, что вы отдадите свое сердце пустому, никчемному субъекту.
Опустив голову, девушка пролепетала:
— Вы имеете в виду Дмитрия Оленина?
— Значит, я не ошибся. И те слухи, что дошли до меня, правдивы.
— А о нас ходят слухи? — ужаснулась девушка.
— Ох, Сашенька, — печально откликнулся Михаил Антонович, — вы же понимаете, обществу достаточно полунамека, одного неясного штриха, чтобы дорисовать картину во всех красках. А господин Оленин, видимо, не особенно скрывал плоды своей победы.
— Не может быть! Неужели он посмел рассказать о том…