– Дайте им почувствовать эту боль. – От страсти в его голосе у Клэр по рукам побежали мурашки. – Дайте нам эту боль. Дайте возможность вырасти как личностям. – Он шумно выдохнул. – Я могу поспорить, что и вы так поступаете, не правда ли? Стараетесь защитить тех, кого вы любите, от страданий? Я бы мог поспорить, что эта аудитория сейчас полна высококвалифицированными, опытными и чрезвычайно усердными сиделками. Иногда мы так хорошо заботимся друг о друге, что не замечаем, как наносим друг другу вред в процессе этого.

Он задел слушателей за живое – Клэр ясно видела это. Они загудели и закивали, и стали обращаться друг к другу. Прямо перед ней мужчина обнял женщину рядом с собой и ласково положил ее голову себе на плечо. Сурдопереводчик на мониторе, передающий речь знаками, приняла горько-слащавое выражение лица, когда опустила руки.

Джон сейчас подводил итог сказанному, но Клэр больше не слушала. Она почувствовала переполнявшее ее желание прикоснуться к нему, и уже подумала о том, чтобы выйти из зала вперед, когда он закончит, и поздравить его, положить руку ему на плечо. Возможно, она могла бы позвонить Рэнди и отменить свои планы встретиться с ним за обедом, а потом остаться тут и помочь в проведении симпозиума.

Но она не сделала ничего. Она смотрела на аплодирующую публику, которая ринулась к сцене. У нее больше не было прав на Джона. Кроме всего прочего, по-видимому, он больше не нуждался в ней. Это прекрасно, не так ли? Почему же ей так плохо?

Ей хотелось повернуть время вспять. Ей хотелось вернуться в ту снежную бурю в январе, остаться на ночь в отеле и не встречаться с Марго, не знакомиться с Рэнди. Она хотела освободиться от мучений своих воспоминаний, и она хотела остаться с этим умным, мягкосердечным мужчиной на сцене. Ей хотелось бы, чтобы он был тем, кто поможет ей пройти через эти последние два месяца.

Слезы наполнили ее глаза, когда она быстро выскользнула через толпу в направлении выхода. Она прошла несколько кварталов до машины под легким дождем, даже не потрудившись открыть зонт. Уже в машине она включила двигатель, дрожа, пока ждала, когда тепло заполнит салон.

Она высморкалась, коснулась тушью глаз, смотрясь в зеркало заднего вида. Она подумала, что ей нужно поехать в ресторан. Она проведет день с Рэнди, с человеком, который любит ее не настолько, чтобы оберегать ее от собственной боли.

43

Сиэтл



Старла Гарвей. Это было имя вашингтонского адвоката, который отбирал пострадавших для слушанья на Капитолийском холме по законопроекту помощи взрослым, пострадавшим от физического насилия в детском возрасте. Ее задачей было отобрать нескольких женщин и пару мужчин, чьи истории были убедительны, и подготовить их для дачи показаний перед комиссией сената, возглавляемой сенатором Зэдом Паттерсоном.

Старла. Имя не располагало к откровенностям, и Ванесса поборола чувство опасения, когда звонила этой женщине по телефону из своего кабинета. Ее соединили с адвокатом на удивленье легко, но на другом конце линии Старла Гарвей была в напряжении и явно торопилась. Ванесса быстро приступила к цели своего звонка: она хочет дать показания о том, как повлияло надругательство над ней в детстве на ее жизнь в подростковом возрасте. Она также может говорить с точки зрения профессионала, предложила она, предлагая эпизоды из историй болезней детей, с которыми она работала в программе помощи подросткам. Мисс Гарвей прервала ее.

– Слишком поздно, – сказала она с небольшим южным акцентом. – Я уже отобрала свидетелей.

– Но у вас только одна свидетельница, которая сфокусирует внимание окружающих на том, как ее травма повлияла на нее в подростковом возрасте.

– Правильно, но для комитета это – не главное.

– Но может стать главным, если в сенате услышат что-нибудь, что поразит их слух. Пожалуйста. Позвольте мне встретиться с вами.

На конце телефонной линии Старлы раздался вздох и шелест бумаг.

– Ничего не обещаю, – сказала она. – Я встречусь с вами, но вы должны быть готовы к тому, что в конце концов в вас не будет необходимости. Вы можете приехать в этот вторник в десять часов? Слушанье будет в среду, поэтому времени у нас не так уж много.

– Я буду там, – сказала Ванесса и повесила трубку, изумляясь тому, что она просила кого-то позволить ей сделать то, чего она меньше всего хотела бы делать.

Она встретилась с Брайаном в тот вечер за обедом в ресторане в нижней части города. Когда она приехала, он уже сидел за угловым столиком, перекладывая из руки в руку бокал. Он провел день, играя в теннис, и его волосы были мокрыми от душа, а щеки – раскрасневшиеся от игры.

Она рассказала о своем звонке Старле Гарвей, и он слушал очень внимательно.

– Господи, это так скоро, – сказал он, облекая в слова то, о чем она думала весь день.

– Я знаю. Ты можешь отпроситься?

– Более или менее. – Он улыбнулся и погладил ее колено под столом.

Она заказала лосося, но когда его подали, то не смогла есть. Каждый раз, когда она думала о том, как облечет в слова свою историю для ушей незнакомых людей, ее желудок сжимался. Более того. Она приходила – медленно – еще к одному решению. Она посмотрела через столик на своего мужа.

– Я не могу выступить против Зэда Паттерсона прямо, – сказала она, – но я могу бросить вызов своей сестре.

Глаза Брайана расширились, и он отложил свою вилку.

– Да, можешь, – сказал он, кивая головой. – Сделай это, Ванесса. Пожалуйста, сделай это. Она откинула волосы со щеки.

– Мне кажется, настало время, – сказала она. – Я думаю, мне нужно поговорить с ней, если я хочу оставить все это в прошлом. Или теперь, или никогда.

– Да. И мы ведь будем недалеко от того места, где она живет, правильно? Это ведь где-то за Вашингтоном. Я поеду с тобой, если ты…

– Нет. – Она быстро покачала головой. – Я вовсе не хочу видеть ее лицом к лицу. Я позвоню ей. Может быть, даже сегодня вечером. – Она взглянула на свои наручные часы. – Я ей выскажу все, потом скажу «до свидания», «скатертью дорога!» и все. – Она хлопнула рукой об руку жестом, подводящим конец всему. – Господи, Брайан, я не знаю, смогу ли. Не знаю, смогу ли сделать хоть что-нибудь.

– Подумай о детях, с которыми ты работаешь, – сказал он. Поборов свою изначальную панику относительно ее дачи показаний, Брайан был непоколебим в своей поддержке. – Думай о детях, которым нужна подростковая программа, а ее у них не будет. По крайней мере, ты будешь знать, что сделала все, что могла, чтобы им помочь.

Она кивнула, хотя понимала, что самого-то Брайана менее всего занимали дети. Он думал о ней, о них обоих. Он думает, что хотя она изо всех сил старалась изжить этот камень преткновения из своего прошлого, он всегда оставался там, на своем месте, мешая во всем, за что бы она ни принималась. Даже в часы прогулок и в часы отдыха. Она знала, что он не терял надежды, что следующие несколько недель смогут как-то стереть прошлое и одновременно прояснить ее будущее вместе с ним. Она и сама надеялась на это чудо.



Джон услышал телефонный звонок из гаража. Он только что приехал домой после того, как потрудился в спортивном зале, и его руки сводило от усталости – они болели, когда он катил коляску в дом. Он взял переносной телефон со стойки в кухне.

– Алло?

– Могу я поговорить с Клэр Харти-Матиас? – Голос был отрывистый и грубый, и он решил, что женщина, которой он принадлежит, агент по продаже.

– Мне жаль, но ее сейчас нет, – сказал он. – А кто звонит?

Последовало долгое молчание, на другом конце трубки как будто колебались, и Джон нахмурился. Это не был агент фирмы по распространению заказов. – Алло, – напомнил он о себе.

– Мое имя – Ванесса Грэй, – сказала женщина.

– Ванесса? – спросил Джон. – Сестра Клэр?

И снова молчание наполнило линию, как будто этот вопрос требовал некоторого обдумывания.

– Да, – наконец ответила она.

– Ну, здравствуй, Ванесса. Я – Джон Матиас, муж твоей сестры.

– Вы не могли бы сказать, когда Клэр будет дома?

Он был взят врасплох ее резкостью и раздумывал, что ответить.

– Мы расстались, – сказал он. – Последний раз, когда она писала вам, мы были еще вместе, но с тех пор произошли некоторые перемены. Не могу ли я взять у вас номер телефона и передать его ей, чтобы она вам позвонила?

– Нет, – она почти рявкнула свой ответ. Господи, как она резка. – Не могли бы вы дать номер ее телефона?

– У нее нет телефона там, где она остановилась. – Он мог бы дать ей телефон Рэнди, но ему пришлось бы его искать. Может, его даже и не было в списке абонентов. Он и в самом деле ни разу не пытался звонить ей туда. – Вы можете позвонить ей на следующей неделе в фонд. На работу. – Было несколько странно, что Клэр снова возвращается в свой кабинет. Он сказал ей, что он будет рад ее возвращению, но теперь у него было смешанное чувство относительно того, что она будет так близко к нему, а потом каждый вечер уходить к Рэнди. – Вам дать номер?

Снова колебания.

– Давайте.

Он дал ей номер рабочего телефона вместе с адресом маленькой квартирки, в которой жила Клэр в Честервуде.

– Спасибо, – сказала Ванесса. – До…

– Ванесса?

– Да?

– Клэр действительно нужно получить от вас весточку. Я хочу сказать, что больше, чем вы можете себе представить. Вы выбрали время как нельзя лучше.

44

Вена



Клэр опаздывала на свой первый рабочий день в фонде, первый рабочий день за целый месяц. Рэнди задержал ее в своем городском доме за вафлями и разговорами, он не был рад ее возвращению на работу. Она бросилась домой, чтобы переодеться в соответствующую одежду и одним глазом смотрела на часы, когда облачалась в серую юбку и красный кардиган.

Она волновалась перед встречей с коллегами, которые, наверное, были в курсе их с Джоном перемен. И еще она терялась перед встречей с Джоном – как они оба будут работать вместе, когда их высеченный из гранита союз так лихо развалился на куски.

Схватив со стола ключи, она выбежала через переднюю дверь и чуть не столкнулась с женщиной, которая попалась ей на дороге.

– О, – сказала Клэр, резко останавливаясь. – Чем могу быть вам полезна?

Прямые светлые волосы женщины были распущены по плечам и расчесаны на пробор над большими голубыми глазами. Сначала Клэр подумала, что ей около тридцати, но потом заметила маленькие морщинки у глаз и губ.

Женщина просто смотрела на нее, не отводя глаз, и Клэр похолодела, узнав ее.

– Ванесса?

– Верно.

Клэр улыбнулась.

– Ванесса! – Она шагнула вперед, чтобы обнять сестру, но Ванесса заметно отстранилась, и Клэр быстро ретировалась.

Она взглянула на часы. Джону и фонду придется подождать.

– Входи, – сказала она.

Ванесса пошла следом, поднявшись на три ступеньки перед дверью, и руки Клэр дрожали, когда она вставляла ключ в замок. Было очевидно, что ее сестра появилась здесь не для того, чтобы возобновить с ней отношения. Она шагнула через порог и жестом пригласила Ванессу войти внутрь.

– Не хочешь ли чаю? – предложила она. – Что-нибудь согревающего? Вишни уже отцвели, но, кажется, погода не догадывается, что уже весна.

Ванесса покачала головой.

– Все, чего я хочу, это несколько минут твоего времени.

Клэр бросило в дрожь от ледяного тона сестры.

– Хорошо, – сказала она. – Но я опаздываю на работу. Позволь мне заскочить к хозяйке по соседству и позвонить в офис, чтобы дать знать, что я опоздаю. У меня тут нет телефона. – Она открыла переднюю дверь, но Ванесса остановила ее.

– Не беспокойся, Клэр, – сказала она. – Я всего на минутку.

Клэр задумчиво захлопнула дверь снова, осознавая, что больше всего ей хотелось бы сбежать от этой незнакомки с ледяным голосом.

Она жестом указала на диван. Ванесса сняла сумочку с плеча и присела на краешек дивана со сложенными на коленях руками. На ней было надето льняное платье персикового цвета, прекрасно сидящее на ее стройной фигуре, и Клэр почувствовала прилив давно забытой зависти.

Вытащив один из железных стульев из-под стола, она уселась сама.

– Я очень рада видеть тебя, Ванесса, – сказала она. – Я едва тебя узнала. Твоих кудряшек уже нет. Однако твои волосы смотрятся хорошо. Я…

– Пожалуйста. – Ванесса подняла руку, чтобы положить конец этой бессвязной речи. – Мне не до речей. Я здесь только потому, что мне необходимо через это пройти. – Она взмахнула головой как скаковая лошадка. – Я здесь, чтобы очиститься, отделаться от всего хлама, который тащу на себе почти всю свою жизнь.

Клэр почувствовала неожиданный приступ страха, близкий к панике.

– Я не уверена, что понимаю, – сказала она.

– Тогда я приступлю прямо к сути. – Ванесса наклонилась вперед. – Я знаю, что ты сделала тогда, когда мы были детьми. Я знаю, что ты предала меня, самым бессовестным образом, как только сестра могла предать сестру.

Клэр покачала головой.

– Я не знаю, о чем ты говоришь. – Она ведь в самом деле не знала, не так ли? Тогда почему она чувствует непреодолимое желание вскочить и выбежать из комнаты? Под свитером у нее зачесалась кожа.

– Зэд Паттерсон, – сказала Ванесса. – Теперь припоминаешь?

Клэр нахмурилась.

– Зэд Паттерсон? Он же был шерифом в Джереми?

Ванесса склонила голову на бок и прищурила глаза.

– Ты что, правда не помнишь? – спросила она.

– Прости, но я не имею представления…

– Ну, я-то отлично все помню, потому что у меня до сих пор по ночам кошмары. У меня остались шрамы. Хочешь, чтобы я освежила тебе память?

Клэр увидела серебряную ложку, упавшую в банку с медом. Она даже могла почувствовать вкус меда у себя на языке, и воздух в квартире стал неожиданно душным и плотным. Ее начало трясти.

– Пожалуйста, Ванесса, остановись. Будь со мной терпелива. – Она плотнее запахнула свой кардиган на груди. – Ванесса, я не уверена…

– Это было в то последнее утро, когда мы жили вместе как сестры, помнишь? Мы жили в одной комнате на ферме, в той большой комнате на чердаке с желтыми обоями в цветочек. И очень рано в то утро я пришла в амбар. Ты нервничала. Мне было всего восемь лет, но я могу это сказать. Ты не могла смотреть мне прямо в глаза.

Воспоминания были слабые и смутные, но они были. Она вспомнила волнение – то же самое чувство потребности избежать чего-то, но она не могла вспомнить почему.

– Шериф сказал, что ему нужна твоя помощь, – сказала она неуверенно. Это прозвучало больше вопросом, чем утверждением. Была ли это истинная правда, или правда, которую она придумала?

– Нет, – сказала Ванесса. – Он сказал, что ему нужна твоя помощь. Я пошла туда, но он сказал: «Где твоя сестра? Мне больше нравятся темноволосые маленькие девочки. Я сказал Клэр, что мне нужна тут она, но, думаю, она перепугалась, трусишка. Посылает вместо себя свою маленькую сестренку. Догадайся, что я буду делать…»

Клэр схватилась за кованые подлокотники стула.

– Что ты говоришь? Ты говоришь… он приставал к тебе? Не может быть. Он был прекрасным человеком, из того, что я помню. Он…

– Не изображай из себя, что ты ничего не понимаешь! – Ванесса поднялась на ноги. – Да, он приставал ко мне. Он изнасиловал меня.

Клэр откинулась на стуле.

– Господи, Ванесса. – Она даже не могла представить. Это сумасшествие. – Может быть, ты ошибаешься в своих воспоминаниях. Это было так давно, и ты была еще ребенком. – Разве возможно это физически, чтобы взрослый мужчина изнасиловал маленького ребенка?

Ванесса пристально посмотрела на свою сестру.

– Я думаю, ты тоже прошла через это. Именно потому-то ты и не пошла туда сама.

– Нет. – Клэр покачала головой. – Со мной ничего подобного не было. Поэтому, если – когда – я сказала тебе, что ему нужна твоя помощь, я, возможно, не понимала, что он замышляет. – Она посмотрела вниз на свои руки, боясь продолжать. И все же ей нужно это сделать. Она в отчаянье старалась бросить сомнения на историю Ванессы. Когда она заговорила снова, ее голос был вкрадчивый. – В последнее время я открыла, что переиначила некоторые из своих воспоминаний из прошлого, – сказала она. – Возможно, с тобой происходит то же самое?

Ванесса зашагала по комнате.

– К сожалению, мои воспоминания об этом утре ясны до мельчайших подробностей. Это произошло на этой проклятой карусели. В экипаже.

– В экипаже? – спросила Клэр. Память Ванессы дала осечку. На карусели не было экипажей, только лошадки.

– Мне было восемь лет, – продолжала Ванесса. Она все еще ходила по комнате. – Ты знаешь, что это такое, какое это чувство? Ты знаешь, какие последствия подобный опыт оказывает на восьмилетнего ребенка?

Клэр не могла думать об этом. Она почувствовала прилив тошноты, глотая с усилием.

– Ванесса, – сказала она натянутым голосом. – Нам нужно сравнить наши воспоминания. Я думаю, твоя память тебя немножко подводит. На карусели не было экипажей, например. Может быть то, о чем ты думаешь, вовсе не происходило с тобой, а ведь ты злилась на меня за это все эти годы, и я…

– Господи, ты напомнила мне Мелли. – Ванесса сложила руки на груди и перестала мерять шагами комнату, чтобы встать перед ней близко. Ее улыбка была циничной. – Ты с ног до головы эта дрянная Мелли, правда ведь? Я уже совершенно забыла, какая она, пока ты не начала говорить.

– Я не похожа на Мелли. – Клэр почувствовала благородное возмущение. Внезапно она увидела лицо своей матери, так ясно, как никогда, улыбающееся через стол ей в кухне деревенского дома. Мелли подмигивала ей. И она могла видеть ложку, вытащенную из банки с медом, толстая лента янтаря стекала с серебра. К ней опять подступила тошнота, и она с трудом сглотнула.

– Это произошло, – сказала Ванесса. – Ты послала меня туда, и этот негодяй изнасиловал меня. – Она прислонилась к стене, все еще со сложенными руками. – Подростком я повсюду искала мужчину, который смог бы избавить меня от этой боли.

Через туман тошноты Клэр могла видеть слабое подергивание нижней губы сестры, едва заметно выдававшее уязвимость за сильной внешностью.

– Я больше не знаю, что правда, а что – вымысел, Ванесса, – сказала она. – Если это произошло с тобой в действительности, мне ужасно жаль. – Она потянулась, чтобы коснуться руки своей сестры, но та оттолкнула руку.

Ванесса глубоко вздохнула, ее губа снова подергивалась.

– Ты знаешь, как сильно я тебя любила, когда мы были маленькие? – спросила она. – Как сильно я любила тебя?

Клэр хотела броситься к ней опять, но остановилась.

– Я не помню многого из прошлого, – сказала она. – Мне хотелось бы, чтобы это было не так. – Она вспомнила, что ревновала к своей золотоволосой сестре. И все.

– Ну, я полагаю, тебе повезло. – Ванесса подняла сумочку с дивана и надела на плечо.

Клэр медленно поднялась со стула, боясь, что ее вырвет. Она стояла между своей сестрой и дверью.

– Я переживаю трудные времена, Ванесса. – Ее голос звучал тихо. – Причина моего разрыва с мужем в том, что я стараюсь выяснить…

– Ты писала в письме давно, что у тебя есть ребенок, – прервала ее Ванесса. – Дочь?

Колени Клэр подкосились. Она отошла от двери, чтобы присесть на подлокотник дивана.

– Сьюзен, да. Ей девятнадцать лет.

Ванесса смотрела на пол, застеленный тонким тускло-коричневым ковром.

– У меня тоже была дочь, – сказала она. – Анна. Только я полагаю, что теперь у нее другое имя. У меня ее отобрали, когда она родилась, потому что я была еще сама ребенком, и я пила, и глотала наркотики, и принимала большие дозы успокоительных таблеток, и делала все, что было в моих силах, чтобы покончить с моим существованием, или же сделать его несколько более сносным. – Она посмотрела в окно на новые почки на клене, и Клэр могла видеть блеск слез в ее глазах. – Я не говорю, что все это – твоя вина, – сказала она. – Я тебя обвиняю только в одном. В том, что ты предала меня.

– Нет, я не делала этого, – сказала Клэр, – но если и так, то это было ненаме…

– Ты ведь знаешь, что они были любовниками, правда? – спросила Ванесса.

– Кто?

– Мелли и Зэд. Именно поэтому отец ушел.

Клэр прижала кончики пальцев к вискам.

– Мелли и шериф? О, это какой-то бред. Ты, должно быть, ошибаешься.

– Я слышала об этом от отца. Шесть дней в машине с ним по дороге в Сиэтл. Я узнала гораздо больше того, что мне бы хотелось услышать.

– Он так и не дал нам знать, где ты была, Ванесса. Ты знаешь об этом? У нас не было возможности…

– Он до сих пор продолжает заниматься этим. – Ванесса защелкнула сумочку, висящую у нее на боку.

– Кто? Что?

– Зэд Паттерсон.

– Заниматься… чем?

– Ты знаешь, что он теперь сенатор от Пенсильвании?

Клэр беспомощно покачала головой.

– Под именем Уолтер Паттерсон.

Да, подумала Клэр. Она уже слышала это имя раньше.

– Девочка недавно обвинила его в сексуальном домогательстве, но он вышел сухим из воды, потому что никто не поверил ее рассказу. Мне бы нужно было выступить в поддержку ее обвинения, но я струсила.

Однако теперь, – она издала вздох, – я руковожу программой для подростков, которые подверглись насилию, когда были детьми, и теперь я собираюсь дать показания на Капитолийском холме, чтобы попытаться получить финансирование для этой программы. Я собираюсь предать все гласности, все то, что висело на мне столько лет.

– А что, если ты ошибаешься? – спросила встревоженная Клэр. – Или даже, если ты права и все это действительно произошло с тобой, неужели ты и в правду хочешь все это откопать? Возможно, тебе нужно все это забыть, оставить в прошлом.

Старая Клэр заговорила, подумала она. Как быстро может она опуститься до этого удобного положения полного отрицания.

Она не была удивлена, когда сестра покачала головой с презрением.

– Мне здесь больше делать нечего, – сказала Ванесса, направляясь к двери.

Клэр пошла следом за ней.

– Где ты остановилась? – спросила она. – Как я могу связаться с тобой?

– Я остановилась в «Омни». Но я не вижу смысла в дальнейших наших разговорах. Я сказала все, что хотела. Мне бы нужно было все это высказать давным-давно. – Она вышла, а затем повернулась к Клэр. – Знаешь, возможно, мне в конце концов повезло, – сказала она. – По крайней мере, я знаю, кто я и что я делала, а что – нет. По крайней мере, я знаю, что мне не в чем себя винить и нечего стыдиться.

Ванесса не дала ей шанса ответить. Клэр смотрела, как шла ее сестра по улице и села в поджидавшее такси, стоящее на обочине. Тогда она заперла свою квартиру и села в свою машину, выехав на дорогу. Соблазн уехать в ресторан «Дары моря» был силен, но она и так слишком намного опаздывала. Она позвонит Рэнди, как только приедет. Она попросит его встретиться с ней в обед в театре. И она не станет думать о приходе Ванессы, пока не будет в безопасности с ним.

Она неслась в фонд, как будто за ней гнались, как будто, если она будет ехать достаточно быстро, то сможет избавиться от воспоминаний. Но она не могла. Они были с ней, все продолжаясь. И когда она посмотрела в зеркало заднего вида, оно было наполнено зеленью.

* * *

Ну, Клэр не слишком хорошо начинает. Джон посмотрел на свои часы снова и крепко сжал губы. Забыла ли она совсем или просто ужасно запаздывает? И как долго он сможет все это выдерживать?

Дверь в кабинет неожиданно распахнулась, и Клэр предстала перед ним в своей серой юбке и красном жакете. Ее лицо было бледным, и она вся дрожала.

– Прости, я опоздала, – сказала она, – но мне нужно минуту на телефонный звонок.

Он отложил ручку.

– С тобой все в порядке?

– Да. Прекрасно. Я вернусь через секунду. – Она повернулась, чтобы уйти.

– Клэр, подожди. – Он выехал на коляске из-за стола. – Что случилось?

Она пробежалась дрожащей рукой по волосам, и он мог видеть, как она колебалась что выбрать – рассказать ли ему, или броситься к телефону. Он чувствовал, как будто они оба были на краю пропасти.

– В чем дело? – повторил он.

Она глубоко вздохнула.

– Просто я только что разговаривала с Ванессой – моей сестрой. Она появилась в моей квартире. – Она прижала руку ко рту, как будто ее слова шокировали ее, и Джон заметил, внутренне содрогнувшись, что она сняла обручальное кольцо.

Он двинулся к дивану.

– Сядь, – сказал он.

– Нет, мне нужно сделать…

– Телефон может подождать, – резко ответил он, подъезжая к дивану сам. – Иди сюда.

Она поколебалась мгновенье, прежде чем сесть.

– Ванесса звонила домой несколько дней назад, – сказал он. – Я дал ей твой адрес. Я думал, она напишет тебе или позвонит сюда, в офис. Я не знал, что она явится к тебе. Прости. Возможно, мне нужно было переговорить с тобой сначала, но…

– Нет, все прекрасно. – Она сложила руки на груди, дрожа, согнувшись, как будто у нее разболелся желудок. – О Господи, – сказала она. – Меня так тошнит.

Бентли Литтл

– Любимая. – Джон подъехал ближе, положил руку ей на колено, и, хотя ее тело оставалось сведенным и дрожащим, она не противилась его прикосновению. – Что такого она наговорила, от чего ты так расстроилась? – спросил он.

ГОСПОДСТВО

Она покачала головой, закрыв глаза.

– Клэр, – сказал он. – Расскажи мне.

ПРОЛОГ

– Я боюсь, – прошептала она.

Нью-Йорк, 1920

Джон закусил губу, думая, если бы Рэнди сидел так близко к ней, касаясь ее, она бы с большим желанием стала рассказывать. И если бы он был на месте Рэнди, он бы не боялся слушать ее рассказ.

Это были девочки!

– Расскажи мне, Клэр, – попытался он снова.

Они все были девочками. Все, черт возьми, до единой.

Все еще с закрытыми глазами, она начала повествование, торопясь, как будто ей необходимо было как можно быстрее закончить. Она рассказала ему об обвинениях Ванессы, о том, как она, якобы, послала ее в амбар, где ее изнасиловал Зэд Паттерсон. Джон не был уверен, слушает ли он воспоминания Ванессы или самой Клэр, но он слушал внимательно. Ему нужно было знать точно, до какого момента она добралась, вспоминая свое прошлое.

Он стоял наверху, в самом начале лестницы, и смотрел вниз, в тускло освещенный подвал. А там все кишело новорожденными. Жалобно пища, они шевелились в кровавой, грязной, протухшей воде. Прикованные к стене матери лежали, вяло свесив головы. Они были полумертвые, их голые тела были испачканы кровью и выделениями после родов, меж раскинутых ног все еще торчали тронутые гнилью пуповины.

– Она презирает меня, – сказала Клэр, когда закончила отчет о визите Ванессы. – Я могла видеть это по ее глазам. Она ненавидит меня с того дня.

Он перескакивал глазами с одного новорожденного на другого в надежде увидеть пенис, но не заметил ни одного, только маленькие безволосые расселинки.

– Тем не менее это – правда? – спросил он осторожно. – Ты думаешь, что то, о чем она рассказала, – действительно произошло? Ты думаешь, ты намеренно хотела ей навредить?

Мать была права. Он не мужчина.

Дрожь пробежала по ее телу, и она наклонилась ближе к нему, схватив его руку двумя своими. Этот жест почти что вызвал слезы у него на глазах.

Он заплакал. Он не мог справиться с этим. Горячие слезы стыда хлынули из глаз, устремились вниз по щекам, и он испытал еще большее унижение. Он громко всхлипнул, и одна из женщин изумленно вскинула глаза. Он разглядел ее сквозь пелену слез. Сознает ли она, что происходит? Впрочем, какая разница — сознает, не сознает. Это его вовсе не заботило.

– Я не знаю, – сказала она. – Я начала кое-что вспоминать в машине по дороге сюда, но у меня такое чувство, как будто я пытаюсь сложить отдельные обрывки сна. – Она посмотрела прямо на него. – В последнее время я вспоминаю все больше и больше, – сказала она. Это звучало как признание.

— Вы, вы во всем виноваты! — визгливо закричал он, обращаясь к ней и к остальным.

– Да, – кивнул он. – Это хорошо.

Одна из женщин застонала и несвязно что-то пробормотала.

Она зажала его руку между своими двумя и уставилась в пространство.

Все еще плача, он вернулся в кухню, открыл дверцу шкафа под раковиной и распутал шланг. Затем пустил воду на полную силу и потащил шланг по полу назад к двери подвала, где швырнул голову этой изрыгающей воду змеи вниз, на лестницу.

– Я знаю, что шериф – Зэд – помогал моему дедушке в то лето. Конечно, не с резьбой, а с механической частью. Дедушка был болен, я думаю, и Зэду приходилось много работать. О! – Она отпустила его руку, сжала свои руки в кулаки и прижала их по обеим сторонам головы. – Я сейчас изобразила Мелли, – сказала она. – Мелли обычно говорила, как много приходится Зэду работать, ведь правда, он был отличным работником, и так далее. Возможно, между ними действительно что-то было.

Он зальет подвал водой и утопит их всех.

Он снова поймал ее руки, опять кладя ей их на колени. Ее пальцы были слабыми под его пальцами. Он надеялся, что она станет продолжать рассказ и они смогут сидеть так всегда.

Вода била мощной струей, лилась по ступенькам, устремляясь к лужам грязи там, внизу. Услышав журчание воды, три женщины предприняли слабые попытки поднять свои безвольно болтающиеся головы, видимо, в ожидании ежедневной экзекуции, но поскольку за этим ничего не последовало, их головы снова поникли, а шейные и ручные кандалы издали слабый звон.

– Каким он был, этот парень, Зэд? – Он не был уверен, стоит ли ее торопить. Как далеко завел ее Рэнди? – Была ли какая-нибудь причина, по которой ты или кто-то другой мог подозревать, что он мог причинить кому-то вред?

Он смотрел, как медленно поднимается уровень воды в подвале, и слезы его тем временем как-то сами собой иссякли. Он вытер глаза. Два, а возможно, и три часа потребуется, чтобы вода в подвале поднялась выше их голов, и тогда они все захлебнутся. Он вернется потом, когда все будет кончено. Осушит подвал и уберет тела.

Он прошел на кухню, закрыл дверь, постоял в нерешительности некоторое время, прежде чем направиться дальше в темноту, в узкий коридор, в глубину дома. С улицы до него доносились шум проезжающих автомобилей и громкие крики играющих детей. Он задержался на несколько минут у окна, глядя на газон внизу, и только сейчас осознал, что стоит на том самом месте, где имела обыкновение стоять мать, когда подглядывала за соседями.

– О, ты ведь знаешь, кто он, Джон? – неожиданно спросила она. – Я не знала, но Ванесса сказала, что он Уолтер Паттерсон, сенатор от Пенсильвании.

Сзади на него давила темнота, он отступил от окна, сосредоточился, медленно сделал глубокий вдох, затем выдох и снова почувствовал себя нормально. Затем он посмотрел на свои руки. Мать всегда говорила, что у него слишком большие ладони, непропорционально большие по сравнению с телом, и он всегда старался прятать их в карманы или за спиной. Теперь же почему-то они уже не казались ему такими громадными, и он подумал, не уменьшились ли они. Ему захотелось, чтобы сейчас здесь, рядом с ним, оказалась мать и чтобы он мог показать ей свои руки и спросить об этом.

Джон не смог скрыть шока на своем лице.

– Парень, который оказывает помощь жертвам?

Он грустно двинулся по пустому дому, мимо гостиной, по коридору, вверх по лестнице и обнаружил, что, как всегда, направляется в спальню матери.

– Я не знаю о…

Спальня матери.

– Нет, знаешь. Вспомни, он был сильным спонсором, когда мы пытались развернуть всеамериканскую программу помощи инвалидам.

Он сел на красное шелковое покрывало и поднял кандалы, прикрепленные к высокой деревянной стойке в ногах кровати. После того как умерла мать, он ни разу не открывал окно, и в комнате до сих пор сохранился крепкий запах — смесь ароматов вина, парфюмерии и секса. Он глубоко вздохнул, вбирая в себя сладостное благоухание, одновременно приятное и отвратительное, резкое и мускусное, и осмотрелся. Восточный ковер еще хранил пятна крови, оставшиеся с последнего раза. Тогда темно-красные, теперь уже поблекшие и ставшие коричневыми от пыли, они смешались с цветным узором ковра, в результате чего на нем образовался новый рисунок в стиле рококо. На туалетном столике перед огромным зеркалом стояли сплюснутые по бокам пустые бутыли. Испачканное нижнее белье, принадлежащее различным леди и джентльменам, разбросанное по комнате, большей частью было порвано и превращено в тряпки еще тогда, когда его сдирали в пылу страсти с жертв, добровольно пришедших сюда.

– Да, Господи, я никогда не понимала… я не могу поверить… Я думала, он был хорошим человеком. Мои воспоминания неясны, но я припоминаю, что он делал мне подарки. Однажды – куклу – Барби – которая, оглядываясь назад, могла бы показаться несколько странным подарком от мужчины, но тогда я думала, что это было здорово. И он говорил мне, что я – хорошенькая, но… я думаю, я чувствовала себя неловко в его присутствии. Я не могу точно сказать, почему. Я не помню. Может быть, я догадывалась о том, что происходило между ним и Мелли. Но я действительно помню тот день, о котором говорила Ванесса. Я начала вспоминать о нем в машине, когда ехала сюда. – Она неожиданно замкнулась в себе. – Но я не хочу думать об этом. Я боюсь. – Она издала звук, тихий стон, как раненая зверушка. – О, Джон, – сказала она.

Он перевел взгляд на дверь рядом с чуланом, дверь, ведущую в комнату, куда бросали тех, кто не подчинялся.

– Что? Скажи мне.

Он встал, снял с крюка над кроватью длинный медный ключ и открыл дверь. В этой комнате она совершала свои таинства, отправляла свои ритуалы.

Она покачала головой.

Что это были за обряды, сказать точно он не мог, потому что не знал, а она всегда отказывалась открыть ему эту тайну. Он знал только, что они требовали жертвоприношений, больших жертвоприношений. Ему порой приходилось находить для нее по две, три, а иногда и четыре жертвы. Большей частью это были мужчины, но по необходимости и женщины тоже. И еще он помнил, что эти ритуалы сопровождались шумом. Он часто слышал крики, которые эхом отдавались по коридорам и холлам всего дома, слышал, как падали на пол тела, бились о стену. Они с матерью жили в большом городе. Это хорошо. Иначе о развлечениях матери могло стать известно посторонним. Ведь крики, как их скроешь? Они были бы слышны повсюду. А так жертвы исчезали незаметно, почти никто не обращал на это внимания (он всегда выбирал их правильно), а крики смешивались с шумом улицы.

– Я боюсь вспоминать, потому что я думаю, что я и в самом деле предала ее.

Мать тем не менее всегда говорила, что отправление ритуалов в этой комнате, а не в специальном месте искажало их цель и не приводило к желаемому результату, что и повлекло за собой его ошибочное рождение.

– Мне бы хотелось услышать об этом, – сказал он. – С твоей точки зрения, а не с точки зрения Ванессы.

Он стоял в дверном проеме и медленно обводил взглядом мертвую комнату. По всему полу в беспорядке валялись сломанные кости, когда-то их разбросали в неистовстве и безумии. Кости были чистые, без каких-либо остатков плоти. На расписанных маслом стенах были изображены лес, деревья с тщательно воспроизведенными деталями. Мать уплатила местному художнику внушительную сумму за эту работу, после чего он провел в ее спальне целых два дня.

– Я не могу.

Джон закрыл глаза, думая о телефонном звонке, который она так хотела сделать.

Наконец он вошел в комнату и глубоко вдохнул. Из-за того, что комната не имела окон, в ней сохранился более крепкий запах. Здесь больше пахло кровью, нежели извращенным сексом, не так приятно, как в спальне. Он прошел вперед, отшвырнув ногой чью-то челюсть. Это он приводил сюда жертвы, но ему ни разу не приходилось здесь убирать. После очередного действа, собственно, ничего не оставалось, кроме чистых костей и крови, впрочем, иногда случайно попадались завалявшиеся останки.

– Как ведет себя Рэнди, когда хочет облегчить тебе рассказ о подобных вещах? – спросил он. Слова жгли ему горло.

Он часто просил мать, чтобы она разрешила ему принять участие в ее ритуалах, но она всякий раз довольно грубо отказывала ему в этом. Только в последний год, после того как перечитала пророчества, мать решила, что он будет продолжать все это после ее смерти. Только тогда она полностью обрела свою веру. Только тогда она сказала ему, что он должен делать.

Клэр колебалась, прежде чем ответить.

И вот теперь он очень нуждался в ее совете.

– Я не знаю, – сказала она. – Внимательно слушает, я полагаю. Задает вопросы. – Она посмотрела на него с легким обвинением в глазах. – Он не пытается сменить тему.

Он вспомнил о новорожденных, там, в подвале. Надо дать им еще часок, а затем пойти и убедиться, что они все утонули.

– Я буду слушать очень внимательно, – сказал он. – Обещаю. – Он поднял руки, чтобы погладить ее по волосам и убрать прядь со щеки. – Давай. Что ты помнишь?

А потом попытаться снова.

Она посмотрела в окно, как будто могла увидеть, как ее рассказ облекается в форму в деревьях и пруду.

А что еще оставалось?

Он очень сожалел, что у него больше нет жертв. А как было хорошо, когда он привел их сюда, когда бил их и заставлял подчиняться своей воле, ощущая при этом, как поднимается горячая животная страсть. Он почувствовал себя настоящим сыном своей матери.

– Это было ночью, до того, как мой отец увез Ванессу, – сказала она. – Зэд сказал мне, что ему понадобится моя помощь в амбаре рано следующим утром. Я не помню, почему мне было не по себе от этого, но я знаю, что боялась идти туда. Возможно, до определенной степени я догадывалась, что ему было нужно на самом деле. Мне было всего десять лет. Я хочу сказать, откуда я могла знать? Но я знала. – Она неожиданно наморщила лоб. – О, Джон, может быть, я это все выдумываю! Возможно, Ванесса заронила семя, и теперь я…

Но он еще найдет их, так же как нашел этих, и возьмет их таким же самым способом и заставит произвести детей.

Он покачал головой.

И если они снова не принесут ему мальчика, он будет пытаться снова.

– Доверься себе, Клэр. Продолжай. Что произошло? Она издала дрожащий вздох, повернув свою руку так, чтобы ее пальцы сцепились с его в замок, и он провел своим большим пальцем по бледной полоске кожи там, где прежде было ее кольцо.

И снова.

– Я так боялась идти в амбар тем утром, что не могла заснуть той ночью, – сказала Клэр. – И в какой-то момент ночью мне, должно быть, пришла идея послать Ванессу. Утром, как она говорит, я разбудила ее и сказала, что Зэд просил ее выйти и помочь ему. – Она отклонилась, чтобы посмотреть на него. – Почему кому-то из нас обязательно нужно было идти? Почему я просто не повернулась на бок и не стала спать?

В подвал он возвратился час спустя. Женщины все захлебнулись — он смотрел на их волосы, плавающие на поверхности грязной кровавой воды, похожие на скрученные, изогнутые лилии, но… дети все еще были живы и весело плескались.

– Я не знаю.

Он остановился в шоке. Этого не может быть!

– Может быть, он сказал мне, что у меня будут неприятности, если я не помогу ему.

– Что произошло после того, как ты велела Ванессе идти?

В бешенстве он сбежал по лестнице и прыгнул в холодную, темную воду. Схватил голову ближайшего ребенка и опустил вниз. Внезапно острая боль обожгла указательный палец, он вскрикнул, отпрянул назад, позволяя ребенку всплыть. Это существо его укусило! Он помахал рукой, пытаясь унять боль, снова погрузил ребенка в воду и на сей раз с удовлетворением отметил, что на ее поверхности появились маленькие пузырьки.

– Она ушла, а я, припоминаю, пошла вниз и сидела за завтраком с Мелли и моими дедушкой и бабушкой, пока она была в амбаре. Мой дедушка ел яйца. Я вспоминаю это, потому что от их запаха меня тошнило. – Она посмотрела на него. – Я очень нервничала, Джон. Я помню, что очень нервничала.

И тут же почувствовал боль в ягодице. Повернув голову, он увидел, как один из новорожденных вцепился в него своей клешнеобразной ручкой. Другой ребенок отщипнул кусочек мяса от его руки, прокусив зубами плоть до кости.

Он кивнул.

Остальные дети, громко плескаясь, двигались к нему. Возбужденные, с маленькими оскаленными зубастыми ртами — но ведь у новорожденных не может быть зубов, — они все устремились к нему. Его охватил страх, но, ничего пока не понимая, он позволил первому приблизившемуся ребенку сильно укусить себя в живот Он вскрикнул от боли, а когда маленькие пальчики вцепились ему в промежность, подвал огласился громким воплем.

– Мой дедушка называл меня «солнышком», но я даже не улыбнулась ему. Потом Мелли или кто-то еще спросил, где Ванесса, и я сказала им, что она в амбаре, помогает шерифу Паттерсону. Я думаю, что Мелли сказала что-то вроде «какая хорошая она малышка, Ванесса», потому что я почувствовала к ней ревность. О! – Она неожиданно улыбнулась. – Мед!

Сколько их здесь, этих новорожденных? Он не мог припомнить. У одной из женщин, кажется, была двойня. Он споткнулся о ящик, находившийся под водой, и отпихнул его, пытаясь прорваться к лестнице. Прямо перед ним всплыла маленькая отвратительная головка младенца, и тонкие ручки вцепились ему в лицо. Он отшвырнул ее прочь — как и все остальные, это была девочка, — но она успела цапнуть его слишком большую ладонь.

– Мед?

— На помощь! — закричал он неожиданно высоким голосом. Это был женский голос.

– У меня было смутное воспоминание о банке с медом, и я думаю, это из того утра. Мы ели пончики, и я намазывала свой медом, давая ему литься с Ложки во все маленькие дырочки пончика, и моя бабушка велела мне не играть этим. И в этот момент в дверях появилась Ванесса.

Он не был мужчиной.

Джон был изумлен работой ее памяти. Если бы он не знал лучше, он бы подумал, что этот гобелен сцен был не чем иным, как созданием воспаленного воображения.

— На помощь!

– Мелли сказала: «Доброе утро, ангел» Ванессе и предложила ей пончик, – продолжала Клэр. Но Ванесса сказала, что она не голодна. Я не могла смотреть на нее, Джон. – Она отпустила его руку, чтобы прижать свой кулак ко рту. – Я просто уставилась на свой пончик, и все время свет в кухне отражался в маленьких лужицах меда.