Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Иллар Ван Велес не учел только одного — с самого начала я рассчитывал на это, едва лишь увидел его немощную трясущуюся фигуру и железную клетку, в которой я оказался. Старик не может убить меня пущенной стрелой или брошенным дротиком — ведь ему надо сохранить меня в целости, дабы не утекала из моих ран энергия жизни, столь ему необходимая. Он постарается обездвижить меня иным образом. И едва я это понял, как мысль о сонном или дурманном зелье сама пришла мне в голову.

Я сделал большой глоток. Прикрыл веки и прислушался к ощущениям. Как же давно хотел я выпить вина… особенно в последние дни.

— Благодарю за гостеприимство, великий маг Иллар Ван Велес — церемонно склонил я голову перед хозяином башни.

— Это священный долг любого, барон Корис Ван Исер — склонил голову и седой старик.

Груды костей лежащих вдоль стен темницы мы оба благоразумно не замечали. Равно как и решеток.

— Что ж… понимаю, что время столь занятого мужа весьма ограничено — продолжил я и сделал еще один нарочито большой глоток — Так поведай же мне историю своего знакомства с Тарисом, о Иллар.

— Этот мальчишка! — губы старца сжались, его рука дернулась, едва не расплескав вина — Наглый юнец! Рожденный вторым неудачник! Вечный принц и никогда император! Как посмел он явиться сюда! Как посмел он покуситься!

— Наглец — поддакнул я, опускаясь на пол и скрещивая ноги. Теперь старик смотрел на меня сверху-вниз, и это добавило ему разговорчивости и спокойствия. Я приготовился слушать…

— В чем истинная сила, гость мой и пленник мой? — неожиданно вопросил старик.

Причем ответ на вопрос интересовал его так сильно, что он забылся и высунулся из-за куска зачарованного стекла, глядя на меня пристально как мышь на кусок сыра. Будь у меня желание, я бы мог попытаться метнуть в него нож. Но тогда начинающейся беседе придет конец. А я этого не желал и потому остался неподвижен и спокоен. Дернув щекой, я предположил:

— В знаниях?

— О-о-о-о… — сипящий пораженный выдох старца застал меня врасплох.

Я подумал, что его хватил удар и сейчас дедуля Иллар рухнет на каменный пол, дернется пару раз в корчах и затихнет навсегда. Но обошлось, старик выправился, продолжая, однако пораженно трясти головой. Во все стороны летели бисеринки пота с его щек и капли вина из старого кубка. Скверная смесь… кровь и вино — ладно, но вино в смеси со старческим потом… странные мысли посещают меня. Что же такого подмешал Иллар в мое вино? Я сделал еще один глоток. Совсем небольшой. Но сделал вид, что почти осушил кубок, к вящей радости Иллара. Ох и не умеешь же ты скрывать свои чувства, старик. Или же разучился.

— Воистину… ох воистину, никак не мог ожидать я столь удивительно точного ответа от столь молодого мужа… истинно так! Знания — вот великая сила, которую не превозмочь никому! — поднеся кубок ко рту, старец осушил его одним махом и тут же принялся наливаться новую порцию.

Воспользовавшись его невниманием, я наклонил свой кубок и вылил изрядное количество вина на пол, где оно прекрасно смешалось с растекающейся от моих сапог и одежды темной грязной лужей. Я не успел просушиться после купания в реке, торопясь, что есть сил к манящей меня башне. Сейчас это сыграло в мою пользу. Впрочем, не так уж и трудно обмануть престарелого дряхлого полубезумца…

В утверждении «знание — это истинная сила» я глубоко сомневался — точный удар хорошо наточенного топора по высоколобому челу мудреца вполне способен превозмочь силу его знаний. Силой является правильное сочетание многих умений и свойств, но не одна лишь только мудрость. Если ты знаешь как возвести каменную стену, то этого мало — еще понадобятся сильные умелые руки, дабы таскать тяжелые глыбы и размещать их в правильном положении.

Когда я сам говорил «знания», то старался угадать, исходя из того, что мне известно о собеседнике. Он древний маг, стало быть, должен презирать грубую сил мускулов. Он из дворянского знатного рода, он с магическим талантом — стало быть, он должен был получить превосходное разностороннее образование. Еще один довод в пользу знаний. А еще он выбрал для жизнь не комфортный богатый особняк в городской черте, наводненный челядью и любовницами, а старую высоченную башню стоящую на отшибе — и это так же говорит о многом. Все это и дало мне догадку, что к моему удивлению попала точно в цель.

— Если бы не стесненные мои обстоятельств, гость мой Корис, то я бы ни в коем случае не причинил вреда столь одаренному молодому человеку — сокрушенно поведал мне Иллар, чей пустой взор слепо скользил по грудам старых костей — Порой мы лишены выбора, порой приходится выбирать — жить или умереть. А у меня столько дел и хлопот, что умирать никак нельзя. Но в последние мгновения жизни можешь гордиться собой — ибо разум твой не замутнен и мыслит ясно! Интересно каков твой мозг на вкус… о этот дрожащий теплый мозг… кхм… кха-кха-кха…

— Будьте здоровы — улыбнулся я несколько смущенно кашлянувшему магу, уже предвкушающему вкус моих мозгов — Так что же Тарис?

— Тарис! Клятый-клятый Тарис, спесивый мальчишка с чрезмерной властью для столь наглого юнца… И этот страшный огонек тлевший в его подлых глазах… мне никогда не забыть того огонька и тех его шипящих слов сказанных полушепотом. Тарис… клятый Тарис…

Начало у дедушки-людоеда дворянских кровей не заладилось, он продирался через собственные воспоминания с огромным трудом, путался, оттого сердился и плевался слюной, брызгал вином, жадно чавкал почти беззубой челюстью, поглядывая на мое горло. Затем собирался с силами и продолжал. А потом дело наконец-то пошло, старик разговорился, разошелся, сдернул пыльный полог с давних воспоминаний, увлекся рассказом. И мне удалось услышать довольно-таки занимательную историю.

Род Велестов процветал в Западных Провинциях очень давно. И процветал не благодаря обширным родовым землям и налогам с личных деревень — коим однако имелись — а благодаря собственной деловой хватке, непоседливости и всесторонности. Это давало повод менее удачливым дворянам за спиной поливать Ван Велестов грязью, с презрением называя их торгашами и бродягами. В их словах не было ни слова лжи — Велесты на самом деле усердно торговали с кем угодно, некоторые представители рода из года в год колесили по дальним землям, привозя оттуда всяческие необычные товары и просто диковинки. Однако это не мешало гордому роду наказывать чересчур говорливые роды, затыкая им глотки ударом оружия — коим большинство из них владело весьма и весьма неплохо.

Одним словом — Ван Велесты были широко известны как люди широких взглядов, меценаты, ценители хороших вин, богатых вещей, дорогих украшений и любых книг. Картинные галереи и выставки скульптур, мебель из древесины деревьев растущих далеко на южных островах, где обитают смуглокожие племена ненавидящие чужаков. Одним словом — Ван Велесты были страстными собирателями любых диковинок, не жалея ради родового увлечения ни сил, ни денег.

Это же касалось и книг. Уж чего-чего, а книг было столько, что они не вмещались на сотни полок. И потому драгоценные фолианты стопками лежали на паркетном полу, громоздились на широких подоконниках, башнями вздымались до высоких потолков. Преобладали книги новейших времен — философские многотомные занудные сочинения, научные труды, травники, любовные истории, исторические хроники. Всего помногу. Начнешь читать в юном возрасте — не успеешь прочесть и половины книг до смерти от глубокой старости. Но деловитый род продолжал собирать и собирать, привозить и привозить новые тома в родовую библиотеку. Такой уж это был род — безудержных собирателей всего подряд.

Понятное дело, что книги бывают столь же разными как люди. Вот бездарная книжонка с громким названием, похожая на спесивого пустозвона. А вот изящная книжица — она скорее как томная красавица с темным прошлым. Этот же толстенный труд рождает в воображении престарелого мудреца с длинной бородой и странным взглядом… А вот хроника о доблестном воине — его и представляешь себе, читая книгу, рожаешь разумом образ закованного в металл бесстрашного сурового воителя.

Книги совсем как люди… И так же как они, некоторые сочинения несут свет и просвещение, другие зарождают в тебе зависть и жадность, третьи учат искусству, прочие помогают постичь ораторство… а некоторые содержат в себе смерть… особенно в том случае, если они касаются древнего как сам мир темного Искусства, описывающего простыми и понятными словами как к примеру взять юного мужа и при помощи нехитрых инструментов выкачать из его тела всю жизненную силу до последней капли, дабы забрать ее себе. От такого чтения мороз по коже пойдет… а уж если прознают священники, то от очищающего костра не спасут никакие заслуги перед Императором — вмиг нарекут еретиком и пособником Темного, да отправят в пламя живьем…

И потому т а к и е книги хранились не в родовом поместье, разумеется. К чему так рисковать, если можно спрятать столь дорогие и столь редкие фолианты где-нибудь еще? Например в старой родовой же башне стоящей особняком и уже третье поколение подряд дающей приют тем из рода Ван Велеста, кому посчастливилось родиться с магическим талантом того или иного рода. Сначала там обитал сам Рюрзер Ван Велест, ментальный маг великой силы. После его смерти в башне поселился Изгрельд Ван Велест, Исцеляющий, проживший очень долгую жизнь и умерший больше от скуки, чем старости. Третьим там поселился Иллар Ван Велест, имперский маг с талантом крепителя. И именно он принес родному роду куда больше пользы! — ведь найденные и приобретенные диковинки зачастую пребывали в ужасном состоянии, вот-вот готовы были рассыпаться от старости на куски.

Особенно ему удавалась работа с картинами — полотна покрытые искусными мазками масляной краски весьма долговечны, но даже им не избежать смерти. Да, смерти — ведь картины тоже живые и совсем как книги — так же сильно похожи на людей с их амбициями, слабостями и похотями. На картине видно все — от неуверенности или мастерства художника до скрытых чувств тех, кто ему позирует. Вот узник прикованный цепями к стене — в его взоре светится обреченность смешанная с ненавистью. А вот молодка перед свадьбой — и на ее лике горькая печаль, а не ликующая радость молодой невесты. Видать отдают замуж против воли и за нелюбимого. А тут художник пытался выразить восторг весеннего буйства природы, но потерпел полное поражение, и у него не хватило духа уничтожить неудачное полотно…

Тут Иллар прервался, снова откашлялся, утер слюнявый подбородок, пытливо взглянул на меня. Я ответил ему косой улыбкой опьяневшего человека, чрезмерно размашистым жестом попросил продолжить историю. Оценив взглядом количество оставшегося в моей бутылке вина, Иллар Затворник продолжил рассказ. Я же с раздражением подумал, что легендарный он или нет, но старик чересчур уж любит отходить от главной темы. По нему видно, что про картины Иллар может говорить часами. А может и созерцает он их так же — часы напролет. Ведь у него в запасе почти вечность. Торопиться некуда. Ходи себе по коридорам и комнатам, разглядывая пыльные полотна…

Одним словом Иллар Ван Велест родичами был весьма почитаем, без дела не сидел, из башни выбирался крайне редко, хотя о затворничестве в то время совсем не помышлял. Имелась у него девица хоть куда — для утех любовных. Были планы и на женитьбу — весьма запоздалую, однако нехватки в молодых отпрысках Велестов не было и никто Иллара не понуждал.

В свободное же от дел время Иллар читал. И если первое время исторические хроники и священные писания его даже увлекали, то вскоре совершенно наскучили и вызывали лишь сонливость. Вот тогда он, с великой робостью, дрожа, после третьей бутылки старого вина, осмелился расстегнуть потемневшие от времени бронзовые застежки на старой потрепанной книге без названия. Прочел несколько рукописных страниц и понял что пропал…

В книге говорилось о том, как жить вечно. О том как стать бессмертным! Не правда ли славное начало для книги?

И для этого не требовалось куда-то идти за сотни лиг, беседовать с мудрецами, искать загадочные травы и варить премерзкие отвары. Нет! Всего-то следовало взять в руки острый костяной нож и взрезать им кожу любого ненужного человека. Так и было написано — «ненужного человека». Иллар стал проводить за чтением скрываемых глубоко в подвале книг дни напролет — не забывая, однако про свои обязанности. Нет, он не стал некромантом, не осмелился пустить чью-то кровь. Он просто читал и читал. Впитывал в себя запретные знания безостановочно. Ночами ему снились кровавые кошмары, мысли о том, чтобы начать действовать приходили все чаще, но пока он держался.

А затем, в один прекрасный день к нему в гости явился черный гость — Тарис Ван Санти, младший брат правящего Императора, новый Наместник Западных Провинций. Иллар никогда не забудет тонко усмехающегося породистого лика Тариса, стоявшего в подножия башни, заложившего руки за спину и смотрящего на выглядывающего из окна хозяина снизу-вверх. Такого гостя нельзя не пустить. А затем…

С этого мига слаженность истории нарушилась. Иллар пустил обильную пену, с ненавистью захрипел, с трудом выдавил из передавленной спазмом ярости глотки слова: «Он забрал все! Все!».

Чуть позже, после нескольких глотков вина прямо из горлышка бутылки, старцу удалось справиться с бешенством двухвековой давности и продолжить.

Неведомо как, но Тарис уже з н а л! Он прекрасно знал о скрывающихся в башне запретных книгах и сюда он явился именно за ними. Просто и без обиняков он потребовал немедленно отдать ему каждую книгу и каждый листок, имеющий хоть какое-то отношение к древнему темному Искусству — пусть даже самое косвенное. Мальчишка был насмешлив, самоуверен и пугающе серьезен. Тарис отчетливо дал понять обливающемуся липким потом Иллару, что либо тот прямо сейчас отведет принца к тайнику, либо…

Продолжать не потребовалось. До смерти перепуганный, почти спятивший от ужаса Иллар, с трудом шагая на подгибающихся ногах, отвел принца по спиральной лестнице вниз, в глубокий каземат, где в искусно скрытом тайнике хранились запретные книги. Там было все. И Тарис забрал все. С нескрываемо радостным хмыканьем Тарис бережно вынимал стопки книг, отдавая их стоявшим за ним приближенным, выглядящими зело странно из-за жестоко шрамированных лиц, сверления взглядами и глухого молчания.

Затем Тарис ушел. Без угроз. Без вкрадчивых обещаний скорой смерти. Он убедился, что тайник пуст и просто ушел, унося с собой драгоценную добычу. А к вечеру в башню наведались весьма ловко управляющиеся с ножами личности, что оставили на теле мага свои метки, коему лишь чудом посчастливилось одного из них убить, а другого пленить и действуя по памяти, провести примитивный ритуал некромантии по перекачиванию силы жизни… Только поэтому Иллар не умер от страшных ран. И так он невольно стал некромантом.

С того памятного черного дня Иллар Ван Велест башни больше не покидал, добровольно став отшельником и затворником. Он ничего не утаил от родичей, рассказав им все до последнего слова. С их же помощью избежал еще несколько покушений. А затем атаки внезапно прекратились — будто Тарису наскучило и он перестал посылать новых убийц — а в том, что это был именно принц, у Иллара никогда не было и малейших сомнений.

Род Ван Велестов решил выждать. Обвинять особу императорских кровей крайне глупо. Опрометчиво и опасно. Надо осторожно выждать. Тут дело темное…

Пока род выжидал, обуреваемый страхами за собственную жизнь Иллар решил действовать — и начать он решил с укрепления всей башни. Сначала заявились рекомендованные каменщики, наглухо заложившие некоторые двери и окна. После них прибыли кузнецы, поставившие мощные железные ставни, двери и запоры везде, где только можно. А уж после к делу приступил сам Иллар, начав использовать свой талант магического укрепления — весьма и весьма неслабый надо сказать.

Он укреплял и укреплял, зачаровывал камень и железо. Вбивал и вбивал магию в стены своей обители. И добился того, что башня воистину стала несокрушимой. Он так увлекся, что не заметил, как пролетело несколько лет! Год шел за годом, позабывший об иной жизни Иллар упорно трудился ради своей безопасности, вызывая у родственников уже не уважение, а насмешки. Проще было выйти и погибнуть в бою! Но у мага было свое мнение на этот счет. Он хотел жить. Хотя бы лет сто. Или чуть больше. Ведь столько книг еще нужно прочесть… и дождаться мига, когда его заклятый враг Тарис умрет… — вот тогда он и выйдет из башни.

Но случилось нечто большее, чем смерть Наместника Западных Провинций — этот безумец Тарис поднял великий мятеж и начал самую настоящую войну! Местные земли затопило огнем и кровью. Люди и гномы гибли тысячами в ожесточенных схватках. Коротышки пытались остаться нейтральными, но когда вокруг полыхает зарево вселенского огня…

Род Ван Велестов выступил на стороне Императора — против мятежника Тариса. Еще бы — ведь Велестам очень неплохо жилось при императорской власти. К чему менять хорошее на неизвестное? В той бойне большая часть многочисленного дворянского рода Ван Велестов была уничтожена. Несколько последних, числом всего в семь человек, израненных и смертельно усталых, явились однажды к башне Иллара. И он впустил их.

Прервавшись, старец бросил небрежный взгляд на ближайшую груду костей, и я понял — его родичи башни сей больше не покинули никогда. Видать, они и стали его первыми жертвами, с них он сделал свой осознанный выбор. С них он начал свой путь некроманта. А может и людоеда — если с припасами к тому времени стало туго.

— Память — узловатым пальцем Иллар постучал себя горделиво по морщинистому высокому лбу — Память! Я многое запомнил из тех книг, что украл у меня Тарис! Этих знаний хватило для ритуалов. Благодаря знаниям — истинной силе! — я обрел желанное бессмертие. Я провожу дни в чтении, в созерцании, в размышлении. Я строю великие планы на будущее! Ведь я, возможно, последний из рода Ван Велестов — и мне предстоит возродить его! Скоро, очень скоро этот час наступит — день возрождения моего рода. Надо лишь правильно выбрать женщину — не каждая сгодится для столь важной роли…

Представив себе эту дряхлую тварь нависшую над какой-нибудь несчастной юной девушкой выбранной ему в жены ради «возрождения рода», я едва сдержался от гримасы отвращения.

Полубезумный дряхлый людоед с великими планами на будущее и похотливыми мыслишками. Вон как у него глазки подслеповатые заблестели… Создатель…

Скрывая лицо, я опустошил запрокинутый кубок и вылил в него остатки вина из бутылки. Заплетающимся языком поощрил Иллара к дальнейшему рассказу. Того не потребовалось уговаривать. И вновь зазвучало столь ненавистное ему имя Тариса Некроманта.

Тарис…

Тарис…

Тарис…

Этот проклятый Тарис…

Вести и слухи о его смерти могли бы соперничать по громкости и частоте только со слухами о его здравии.

Тарис Ван Санти пал в битве с имперскими магами, и пепел его развеян по воздуху.

Тарис Некромант уничтожен боевым отрядом священников.

Тарис трусливо бежал на корабле прочь, направляясь на юго-восток…

Восставший принц Тарис пал от удара кинжалом в грудь и заключен навеки в каменный саркофаг.

В эту новость Иллар Ван Велест поверил.

Ибо за три дня до сей вести над утопающими в огне войны Западными Провинциями пронесся ужасный катаклизм. Страшное землетрясение превратило город у башни в руины! Обрушивающийся вниз водопад на некоторое время полностью пресекся! Затем хлынул ледяной ливень шедший уже три дня и не думающий заканчиваться! А черные тучи настолько велики и плотны, что на земле воцарилась ночь. Ударили холода, порой с небес низвергался крупный град. Земля продолжала трястись словно в агонии, а далеко-далеко на севере все было застлано то ли черно-серым туманом, то ли дымом…

Весть о смерти Тариса и о саркофаге принесло исковерканное существо напоминающее пещерного гоблина. Его удалось приманить на гнилую человеческую ногу свисающую с подоконника и голодное существо не сумело устоять перед соблазном отведать такое лакомство.

К сожалению изуродованный от рождения гоблин был еще и сумасшедшим, несмотря на свои крайне юные годы — даже не гоблин, а гоблиненок по сути. Но уже зубастый и злобный. Сумасшествие же его проявлялось в том, что он считал принца Тариса самым настоящим богом! Да-да! Богом! — вот как он нарек Тариса Ван Санти. А еще Отцом, Великим Отцом, Великим Темным и прочими, прочими и прочими именами и титулами.

Это ли не кощунство, назвать мерзкую спесивую тварь богом? Тьфу! Пришлось гоблиненка пустить на похлебку — это был первый раз, когда он отведал наваристую похлебку из заживо сваренного разумного существа. Вкус неописуемый… его не передать словами, надо попробовать самому, чтобы понять и оценить. Имейся у него вдоволь живых верещащих припасов — уж он бы меня угостил на славу! Но времена нынче иные, голодные, тяжелые…

Перед смертью же, сидящий по горло в кипятке, выпучив побелевшие сварившиеся бельма, захлебываясь хрипящим криком, наглый гоблинский мальчишка добавил со злорадством несвойственным столь юному возрасту — Тарис не мертв! Бог Тарис лишь спит! Изволит почивать до поры до времени, но однажды он восстанет со своего сна и начнет наводить порядок в принадлежащих ему землях. Тарис не мертв! И скоро он придет! Грядет эра Тариса!

Ого! Эра Тариса! Вы только послушайте этот бред!

Сколь громкие слова! Они так взбесили Иллара, что, толком не дослушав, он упер половник в макушку не желающего умирать обеда и заставил ее погрузиться в бурлящий кипяток. Наглая живучая тварь! Но предсмертный слова уродливого создания еще долго звучали в ушах засидевшегося в башне мага.

Здраво все обдумав — при этих слова Иллара Затворника я незаметно усмехнулся — здраво все обдумав, маг решил еще немного обождать. Рано еще покидать родную башню. Рано…

Он стал свидетелем умирания жестоко пострадавшего от войны, голода и катаклизмов города. К башне стекались толпы людей молящих о помощи — ведь они видели в нем могучего волшебника, способного защитить от невзгод. Иллар не стал помогать презренным людишкам. Даже не показался им. Хотя с яростью смотрел, как некоторые смельчаки пытались сломать дверь, разбить камнями стекла. Парочка особо наглых ловкачей вздумала взобраться по стене — и они сильно удивились, обнаружив, что выбранное ими окно оказалось не запертым. Внутри их уже ждал теплый прием. Иллар сравнил их с голубями — ведь случается, что птички сами залетают на кухню и попадают в руки повара. Остается лишь свернуть им шеи, ощипать и потушить на медленном огне…

Но довольно смакования! Сглотнув тягучую слюну и прижимая ладонь к требовательно урчащему впалому животу, жалкое подобие человека продолжило, быстро подбираясь к концу своей истории…

Вскоре город обезлюдел. Затем истощились запасы продовольствия — всех его видов. Кладовые башни опустели. Небольшой огородик на вершине постройки не мог спасти от голода. Там росла лишь зелень и кое-какие лекарственные травы. С водой недостатка не случалось — в подвале глубокий колодец всегда полный студеной чистейшей водой.

Чтобы не умереть от голода Иллару пришлось стать самым настоящим охотником действующим из засады. Неразумное зверье он ловил клетками с приманкой — хорошо срабатывало в холодное время. Зверь заходил внутрь, дверца захлопывалась, клетка по веревке поднималась вверх, где с нетерпением поджидал старый маг.

Со зверьем разумным еще легче — они сами приходили к башне. И тогда Иллар приглашал их войти, обещая горячий обед и питье. Либо же он просто оставлял приоткрытым окно, со свисающей вниз веревочной лестницей. И о глупцы — они сами взбирались по лестнице и сами засовывали головы в ловушку!

Тактика с годами совершенствовалась, шлифовалась. Однажды ему удалось заманить в башню четырнадцать человек одного за другим! И он действовал так умело, что ни у кого из них и мысли не возникло о западне! Вот оно мастерство!

Однако в последние годы охота идет плохо. Едва-едва удается не умереть с голода.

Так что там за новости о мерзком Тарисе? М?

Я не ответил. Сидя на каменном полу, разбросав пьяно ноги, я накренился вперед, уперся неверными ладонями в бедра, уронил тяжелую голову на грудь. Покачиваясь, я что-то пробормотал, наклонился еще сильнее и ударился лицом о пол, застыв в этой нелепой позе.

Повисла глухая тишина. Молчание длилось так долго, что я с огромным трудом преодолел соблазн вывернуть голову и взглянуть на решетку — быть может старик просто ушел? Или умер от сердечного удара? Ведь ему столько годков…

Но я удержался и вскоре был вознагражден. И сам едва не помер от испуга — тяжелое дыхание внезапно донеслось не от решетки, а со стороны! — Иллар стоял всего в шаге от меня! Как ему удалось столь бесшумно отпереть решетку и прокрасться внутрь?

Испуг добавил мне прыти. Я поднялся на ноги за миг, за одно биение сердце, оказавшись лицом к лицу со старой развалиной незаслуженно названной легендой.

— Старый ты дурак — покачал я головой, глядя на перепуганное лицо Иллара, опешившего и ужаснувшегося до такой степени, что его чело буквально оплыло, а сам он впал в ступор — Ты просидел в башне больше двух веков! Ради чего?! Лучше бы ты на самом деле пал в бою! Лучше бы ты вышел из своей чертовой башни и дал бой проклятым некромантам, а не становился одним из них!

— Ха! — удар старик нанес быстрый и умелый. Лезвие длинного ножа вошло мне в грудь, проскользнув между ребер и вонзившись в сердце. Я пошатнулся, снова уронил голову на грудь.

— Д-да! — выдавил потрясенно Иллар — Д-да! Д-да…

— Нет — поднял я лицо и оттолкнул старика ударом ладони в грудь — Нет.

— О Создатель…

— Уж он точно не захочет услышать твой призыв — прорычал я, вырывая из своей груди нож — Так…

Повернувшись, я шагнул к решетке, тут же шагнул в сторону — на меня снова прыгнул Иллар Затворник, испускающий тонкий перепуганный визг. Пришлось нанести ему еще один удар, сбивая тщедушного, но удивительно сильного старика с ног. Лишь затем я вышел из ловушки и захлопнул за собой решетку. И взревел от дикой боли — ударившая в решетку бутылка разлетелась на множество осколков, что изрядно поранили мне лицо, а одна стеклянная заноза и вовсе засела в правом глазу. Почти наощупь закрыв замок, я отпрыгнул назад, избегая удара черными ногтями.

Не обращая внимания не беснующегося хозяина башни, занялся собой. Осторожно выбрав из ранок осколки стекла, я избавился от занозы в глазу, выждал, когда регенерация возьмет свое, утерся от крови. И взглянул в упор на стоящего за решеткой трясущегося мага.

— Ты старый глупец — повторил я, морщась и прижимая ладонь к бурчащему животу — видать в вино была подмешана совсем не обычная травка. Что-то сильное и отвратное.

— Что ты такое? Что ты такое? Приспешник Тариса?! Посланный им убийца?! Да! Да! Это так! Ты один из его подручных! Не ты ли стоял в тот день за его спиной и принимал стопки моих драгоценных книг?! — Иллар начал вопить с такой силой, что его крики оглушали и порождали эхо — И вот ты снова явился, дабы убить меня…

— Я не стану убивать тебя, кошмарный ты старик — вздохнул я — Но и выжить тебе вряд ли суждено. Я привел в твою крысиную нору беду — она неотступно следует за мной, дышит в затылок. Думаю, твои старые кости и дряблая плоть послужат кормом для нежити. Воистину это станет божественной справедливостью, не находишь?

— Выпусти меня! — дикий крик заполнил новым перепуганным эхом коридоры башни.

— Нет, не выпущу — ответил я — Эта дверь останется надежно заперта. Как и это окно. Прочие же двери и окна распахну я настежь. Ты так долго старался сюда никого не пускать, так долго башня служила приютом лишь для тебя одного… так помучайся же теперь, слыша, как открываются прежде всегда закрытые двери, а затем плачь от ужаса и трясись, едва заслышишь тяжелые шаги незваных гостей…

— Здесь я хозяин! Здесь я хозяин! — ненормального старика-людоеда затрясло, выгнуло от спазма ненависти, он захрипел и рухнул на пол, судорожно царапая грудь изломанными черными ногтями — Я-я-я-я!.. Я-я-я-я!..

Спустя миг случилось неожиданное — древнего мага настиг сердечный удар, отчего его трясущееся тело резко расслабилось и затихло на каменном полу. Это не было обманным ходом — ведь я наблюдал за происходящим используя сразу оба своих умения, отчетливо видя парочку пританцовывающих крохотных магических смерчиков и токи жизненной энергии по старческому телу распластанном на полу.

На моих глазах воспетый в легендах великий маг Иллар Ван Велест, он же Затворник, скончался лежа в грязи и выглядя хуже кладбищенского вонючего склирса. По морщинистой щеке сбежала розоватая струйка слюны — Иллар прикусил язык. Лицо медленно обмякало, разглаживалось, губы серели на глазах. Впервые на некогда породистом лике появилось спокойствие. Исчезла гротескная маска выражавшая столько всего одновременно — ненависть, страх, голод, отвращение к самому себе и остатки былой гордости, некогда насмешливо растоптанной мальчишкой принцем.

Я продолжал стоять за решеткой, бесстрастно глядя на труп, а точнее на оставшиеся в нем жидкие и редкие остатки жизненной силы, что стремительно бежали по конечностям к груди, туда, где покоилось за ребрами остановившееся сердце. Они словно мерзкие и одновременно прекрасные пчелы, беззвучно жужжащие и несущие капельки живительного меда… вот они добрались, слились воедино, внутри впалой груди мигнула тусклая вспышка света. Выгнувшийся труп захрипел и ожил… с чавканьем сомкнулись челюсти и тут же вновь окрылись, извергнув кровь и слюну, а так же стонущий надрывный кашель. Глаза бешено вращались, закатывались под лоб, вновь руки скребли и били в грудь… Проклятье — если это воскрешение, то оно весьма мерзко на вид…

— Я-я-я-я… — старец, не вставая, вновь закричал. Кажется, он даже не понял, что только что умер и вновь воскрес. Либо же это было привычным для него — умирать и воскресать. Хлябающее в груди сердце видать слабо, потрясения прошлого не прошли для него даром.

Удивительно другое — чужая жизненная сила запасенная внутри тела обычно содержится либо в сферах, откуда при помощи магических некромантских плетений передается в необходимые для подпитки места, либо же сила естественным образом разливается по телу носителя, сливаясь с его собственной — как у меня, к примеру. Иллар же походил на глиняный кувшин с глотком жидкого подкисшего молока на донышке. Едва появилась трещина, жизненная сила поспешила залатать дыру — починила сердце. Старик ожил. Но так быть не должно. Слишком плохо все это работает. Видать Иллар не слишком многое запомнил из прочитанных книг. И наделал кучу ошибок, пытаясь практиковать Искусство.

Развернувшись, я пошел прочь. За моей спиной набирал силу дикий вопль окончательно очнувшегося мага, вцепившегося костистыми пальцами в укрепленные магией прутья решетки. Сам себе ловушку смертельную соорудил. Не рой другому яму…

— Я отдам тебе многое-е-е-е! Злато! Рубины!

Я не ответил.

— Мы ведь дворяне! Высокое сословье! Не оставь меня так! Не оставь, барон Корис! Ведь мы равные!

— О нет — качнул я головой — Мы не равны. Ты мерзкий людоед алчущий лишь собственного бессмертия и безопасности. Клятый сыч сидящий в проклятой башне, и сумрачным взглядом выглядывающий врагов или же новую добычу. Не смей называть нас равными, старик! Хо… придумал…

Поменяв решение, я в несколько прыжков вернулся к решетке, отыскал взглядом нехитрую систему рычагов, цепей и блоков. Отыскав нужный, я дернул за рычаг и с тяжелым скрежетом ржавые, но почти несокрушимые железные ставни на окнах открылись, впустив внутрь яркий дневной свет. Старик испуганно застонал, прикрыл глаза рукой, съежился.

— Мы ведь дворяне — повторил я чужие слова — Вот тебе и выход из крысиной западни. Беги, старик, беги. Лети свободной пташкой на волю.

Смешно… окутанное дневным светом окно сияло, приковывало к себе внимание, однако Иллар пятился в ужасе до тех пор, пока не уперся спиной в решетку и не заскулил подобно несчастном щенку оставленному на улице под дождем. Его скулеж не вызвал во мне жалости. К тому мигу я был уже далеко, выбросил легенду пустышку из головы. Мне вслед что-то продолжал кричать безумный маг, но мне плевать, я занимался куда более любопытным делом — изучением не менее легендарной и по-настоящему красивой и мощной башни. Будь я имперским богатым волшебником от такой не отказался бы…

Довольно просторные коридоры казались бусинами жемчужного ожерелья, а восходящий по спирали коридор его нитью. Коридор связывал все воедино. Башню возводил настоящий мастер не стесненный в рабочих руках и средствах. Причем строил из самого лучшего материала. Постройка и без магического укрепления способна простоять века и века. Жаль, что сейчас здесь все в таком запустении.

Первым делом я наткнулся на грязное логово плененного мною хозяина башни. Оно представляло собой место под закрытым сейчас окном, откуда Иллар впервые заговорил со мной. Здесь имелось несколько засаленных вонючих одеял и подушек. Под десяток чашек и мисок с остатками пищи и питья. Куски сероватого подохшего мяса заставляли подозревать худшее. Но больше всего меня поразили зубы. Горка чертовых зубов и клыков! Они лежали на полу коридора, у самой стены напротив окна. Сотни зубов. Человеческие, звериные, шурдские, прочие… так и видится, как сумасшедший дедушка сидит на одеялах, глодает вырванную у кого-нибудь нижнюю челюсть, порой выплевывая на пол чей-то зуб… но это вряд ли — зубы и клыки прочно сидят в своих гнездах, вытащить их не так-то просто. Тут действовали клещами или молотком…

На этом же этаже, совсем рядом с жутким окном, находилась большая светлая комната с остатками весьма богатого убранство, с роскошным огромным ложем. Спальня хозяина. Да, она достойна принять высокомерного имперского мага. Но тут очень давно никто не почивал. Еще бы. Ведь хозяин превратился в вечно голодное чудовище залегшее под любимым окном и постоянно выглядывающее через щелку в ставнях наружу — вдруг да появится кто вкусный…

Я поднялся выше. И ахнул. Замер надолго в восхищенном ступоре. Библиотека. Тысячи книг. Они повсюду! Сколько же лет этим древним фолиантам… ни малейшего следа сырости в большом зале, нет и запаха тления и гниения. Бери любую книгу, опускайся вон на тот кажущийся целехоньким дубовый стул и начинай читать… Я с огромным сожалением закрыл двустворчатые двери окованные широкими полосами изукрашенной резьбой красной медью. Задвинул задвижку. Простому зверью сюда так просто не попасть, да и не исходит отсюда запах пищи.

Я медленно поднимался вверх, минуя этаж за этажом, заглядывая в каждую комнату. Еще спальни, столовая, удивительно опрятная мастерская с богатым набором инструментов для резьбы по дереву. Увлечение прежнего Иллара? Запросто. Он был совсем иным, высокодуховным человеком, любящим книги и красивые вещи.

Наконец я добрался до самого верха. И оказался на продуваемой всеми ветрами смотровой площадке башни. Изящные каменные перила не спасали от сильных порывов, но давали надежду, что удержат неосторожного наблюдателя, не дав ему улететь вниз. И здесь, рядом с дверью, нашлись грязные одеяла и прочие вонючие тряпки. Миски, мятые кубки, мелкие косточки, слабый запах гнили быстро сдуваемый ветром прочь.

И нечто стоящее у края площадки, бережно накрытое большим куском шкуры и перевязанное выцветшей тряпкой. Содрать шкуру труда не составило. И я бережно провел ладонью по золотисто поблескивающему металлу, полюбовался мерцающей выпуклой линзой. Задумываться о предназначении очень большого предмета не пришлось — оно служит для наблюдения. Эта штука называется подзорной трубой. И чаще всего служит для наблюдения за ночным небом, за звездами. Но сейчас линза была не поднята к небу, а опущена к земле. Что ж… нетрудно догадаться, что Иллар Затворник использовал ее для выглядывания бродящего вокруг ходячего мяса.

Быстро разобравшись с достаточно сложным устройством, я прильнул глазом к узкому концу трубы и поражено ахнул, увидев, как резко приблизился недавно пройденный мною гигантский водопад. Будто бы я снова стоял рядом с ним! Осторожно поведя трубой, я невольно поморщился — меня едва не замутило. Пришлось закрыть глаза и переждать. В следующий раз я действовал куда медленнее, внимательно разглядывая проползающие в линзе полосы растительности, заброшенную узкую дорогу, какие-то развалины. Потрясающая вещь…

Но восхищенные эпитеты живо вылетели у меня из головы, едва я увидел быстрые тени бегущие вдоль реки прямиком в мою сторону. Еще не умело ведя за ними линзой, я рассмотрел все в деталях, после чего заставил себя оторваться от созерцания кошмарных преследователей и начал осматривать остальную местность между водопадом и башней. Вскоре я увидел еще одного врага, а когда повел трубой далеко в сторону и выше, то заметил и верховой отряд следующий вдоль кромки обрыва. Они ищут спуск вниз… и я прекрасно узнал тех, кто возглавляет отряд. Истогвий собственной персоной… я ощутил невольный холодок в сердце. Это очень опасный враг. Сбылись почти что самые худшие опасения. А рядом с Истогвием покачивается в седле там самая юная и злобная особа так сильно похожая на «дядюшку» бровями и выражением глаз…

Снова накрыв подзорную трубу шкурой, я перевязал ее лентой и покрепче примотал к перилам. Чем Темный не шутит — вдруг да удастся вернуться когда-нибудь сюда. Надежды почти нет, но ее остатки все же тлеют в моей неугомонной душе бродяги.

Бегом спустившись на два этажа вниз, я с трудом вырвал заросший грязью и пылью засов из паза, ударом ноги заставил отвориться давным-давно запертые ставни выбранного окна, выглянул наружу, а затем сиганул вниз. Лететь пришлось не слишком долго. Но высота все же весьма и весьма, старому Иллару ни за что не забраться по отвесной стене на высоту девяти-десяти человеческих ростов. Я не дам ему вернуться в защищенную берлогу. Тяжело приземлившись, я побежал прочь, сначала хромая от пронзившей ноги боли, а затем уже куда ровнее. Вслед мне неслись дикие хриплые крики Иллара Затворника, что продолжал оставаться внутри темницы, не пожелав воспользоваться предоставленным выходом на волю. Старый маг слишком долго просидел внутри. Его ужас столь силен, что он предпочтет умереть от жажды. Или же у него еще парочку раз случится сердечный удар. Либо же сюда наведается Истогвий, что наверняка просто жаждет найти того, на ком можно выместить бешеную злобу. Нежити же, приди она сюда первой и возжелай «выпить» старца, достанется один-другой жалкий глоток жизненной силы. Видать давненько Иллар Затворник не питался от пуза…

Я бежал прямиком к заброшенному городу. К древним руинам. Мне не составит труда попасть внутрь. На этот раз меня гнала не жгучее любопытство, а желание выжить. Среди разрушенных и заброшенных домов куда легче скрыться от преследователей. Можно постараться запутать их. А может даже и зайти им за спины…

Окружающая город высокая крепостная стена с каждым моим шагом становилась ближе и выше. Впереди показались полускрытые буйной растительностью развалины неких домов или мастерских, теперь уж не разобраться с первого взгляда. Да и не смотрел я туда — мой взор был прикован к старому брошенному городу. Руины ждали меня…



Отступление первое.

Стоящая на возвышении неподалеку от заброшенного города башня выглядела покинутой, хотя сверкающие стекла окон и витражей, казалось бы, доказывали обратное. Из открытого окна расположенного не слишком высоко от земли, доносились сдавленные причитания, тоненькое рычание, кашлянье и хрипы.

Стоявший у подножья башни Истогвий заложил большие пальцы рук за кожаный ремень и, глядя вверх, задумчиво ожидал. Девушка рядом с ним так же сохраняла молчание. Про прочих их спутников и говорить нечего. Здесь был не весь ловчий отряд посланный по следу наглого вора — трое уже взяли еще теплый след и бежали по нему в сторону города. Глупый чужак все же решил спрятаться среди руин. А ведь его предупреждали — там живет смерть…

Девушка едва заметно повела плечом, будто бы готовясь к прицельному броску ножа. Над широким подоконником показалась неимоверно тощая костистая рука с вцепившимися в камень грязными пальцами. Черные ногти заскрипели, жалобное оханье и причитания стали громче. Следом показалась и морда некой мерзкой твари, сморщенная, искаженная, щерящаяся в злобном и одновременно испуганном оскале редких гнилых зубов и мертвенно бледных десен. Налитые кровью глаза пугали расширенностью плавающих зрачков, что с трудом сфокусировались на земле внизу и уткнулись на нежданных гостей спокойно стоящих и выжидающих. Раздалось обреченное всхлипывание, короткий сдавленный стон и неведомая тварь дернулась в судороге, ударилась лицом о камень подоконника и медленно сползла обратно внутрь башни.

Спустя малый отрезок времени Истогвий, в чьем голосе слышалось отчетливое удивление, произнес:

— Он умер… что-то лопнуло в его гнилой голове…

— Пустая трата жизненной силы — тихо фыркнула Истолла.

— О… ожил… — в голосе дядюшки Истогвия послышалось больше удивления — Скребется на полу… пытается встать… слышишь?

— Слышу — кивнула девушка, продолжая держать ладони на рукояти хорошо отточенного кинжала — Это не слова. Даже не бормотания. Бессмыслица исходит изо рта его…

— Мозговой удар. И восстановление столь грубое и неумелое… это не практикующий Искусство мудрец, а лишь жалкий недоучка нахватавшийся самых вершков.

— Добить его?

— К чему пачкать руки и одежду ради милосердия к подобному… существу… нет. Мы последуем за беглецом. А сюда вернемся после завершения задания. Проверим, жив ли никчемный старик и осмотрим башню. Если там есть хорошие вещи, то они не должны пропасть. За мной!

Взмахнув полой плаща, дядюшка Истогвий направился к стоящим неподалеку лошадям. Дочь верной тенью последовала за ним, шагая с бесшумной хищной грацией грозного зверя. Ее лицо было спокойно. Не выражало ровным счетом ничего кроме равнодушной уверенности. Но внутри ее полыхало жгучее пламя злости направленной на клятого чужака сумевшего опозорить ее перед отцом. Истоллу успокаивало одно — знание, что наглец причинивший им столько бед оказался настолько силен и живуч, что умудрился ускользнуть из рук и ее отца. Она мечтала лишь об одном — удачно вырваться вперед и быть первой кто вонзит отточенную холодную сталь в горло чужака. Затем она резко дернет лезвие меча в сторону, чуть наляжет на рукоять и перережет его хребет так, что отсеченная голова откинется и повиснет на тоненькой полоске кожи, бессмысленно хлопая закатывающимися глазами и едва-едва шевеля уже мертвыми губами…

Да… это и будет ее триумф.

Припавшая к земле уродливая нежить глубоко взрыла длинными когтями землю, приподняла сдвоенную голову, взглянула восьмью глазами на открытое окно башни, издав клекочущий крик голода. Но окрик Истогвия подействовал не хуже удара бича, и смирившаяся тварь помчалась к городу, оставив угасающую старческую жизнь нетронутой.

Лежащий на спине под окном Иллар Затворник уставился бессмысленным взглядом в потолок. Его губы кривила слюнявая кривая усмешка, пальцы вытянутых безжизненно рук трепетали как крылья умирающих птиц.



Отступление второе.

Истогвий задерживался… слишком, слишком долго его нет.

Перед отбытием в погоню за чужаком Истогвий принес Первому Раатхи вещи принадлежащие вору. Ниргальи доспехи и сумку содержащую немного провизии, дорожных вещей, а так же некую шкатулку и старую книгу. Последние два предмета были интересны больше всего. Вскоре ему отправляться к Тарису, пока же он просто скучал, ожидая вестей от Истогвия. Время почти настало… а он снова не готов. Было отчего отчаяться, но подобная слабость ему неведома. Он ждал много веков. Подождет и еще немного.

Первым делом Первожрец открыл шкатулку, вытряхнул ее содержимое на ладонь и удивленно усмехнулся. Сломанный костяной кинжал с лезвием необычной формы и драгоценным камнем тускло сверкающим в навершии рукояти. Кинжал тут же попытался впиться, вгрызться в мягкую ладонь, затем ударил волной энергии несущей в себе жесткий приказ. Первожрец улыбнулся шире, оскалив редкие и остро заточенные клыки. Форма его зубов, десен, самого рта и челюстных костей могли меняться по его воле, как и все остальное в теле. Что неудивительно — его познания в древнем Искусстве колоссальны.

Сломанный костяной кинжал понял ужасающую силу того, кто столь безбоязненно положил его к себе на ладонь. И разумная вещь затаилась, затихла, драгоценный камень потух…

Ему знакома эта достаточно умелая, но далеко не совершенная поделка. И он знал из чьих рук вышли сии рабочие инструменты. Глупый мальчишка Тарис мечтал стать не только Императором, но и Верховным Раатхи. Ему грезилось, как он стоит на вершине громадного зиккурата и точными движениями вспарывает животы вопящих от ужаса и боли жертв. Он мечтал славить самого Темного! Глупые мечты глупого юнца…

Вернув кинжал обратно в шкатулку и, не обратив внимания на его тихую и едва слышную мольбу, Раатхи взялся за книгу. Обложка удивительно прочна, хотя и несет на себе следы времени. Листы отмечены пятнами сажи, крови и воды, либо пота. Он хотел лишь взглянуть разок, прочесть пару строк, но чтение неожиданно захватило его и поглотило на несколько часов…

Длинные бледные пальцы с чрезмерно длинными ногтями осторожно подцепили страницу потрепанной книги и перевернули ее. Едва заметно светящиеся зеленоватым светом глаза уставились на текст написанный четким почерком. Послышалось задумчивое хмыканье, Первожрец внимательно читал, и с каждым мигом охватившее его беспокойство становилось сильнее.

Сии заметки были опасны. Весьма опасны. Весьма разносторонни.

Записи касались буквально всего. Написавший их думал над фортификацией поселений в Диких Землях, размышлял о новой и мрачной расе шурдов, описывал виды обитающей в Диких Землях нежити. Задумывался о способах накопить как можно больше провизии. Переживал за судьбы доверенных ему людей, пытался понять, как сплотить их еще сильнее, как вселить надежду в их сердца и дать им веру в светлое будущее. Он же обдумывал поступки старого и ныне уже почившего жалкого Императора, последнего из рода Ван Санти, отправлявшего людей сотнями за Пограничную Стену, где их ждала практически неминуемая смерть.

Были здесь сведения и о некоем поселении Ван Ферсис, основанном в сих гиблых местах по приказу лорда Ван Ферсис. Подробно описывались события предшествующие захвату и разорению того поселения, причем из текста становилось ясно, что писавший не был свидетелем атаки шурдов, однако он очень точно выстроил в словах всю их хитрую тактику, описал преимущества и недостатки сего способа.

Затем начинались события еще более захватывающие — в этой рукописной летописи содержались заметки о изнурительном походе далеко на север, к затопленному в водах Мертвого озера руинам Инкертиалла, столицы Западных Провинций. Встреча с киртрассами созданными самим Тарисом Некромантом — Первый Раатхи не удержался и пренебрежительно хмыкнул. Дешевая слава дешевого юнца с амбициями, нахватавшегося вершков в Темном Искусстве. Как написано! Самим Тарисом Некромантом! Звучит! Впрочем, нельзя недооценивать врага — Тарис достиг на удивление многого, а его жажда жизни и мести ярко пылает по сию пору, продержавшись больше двухсот лет.

В книге появилось упоминание о загадочных ледяных деревьях, жестоко атаковавших путников и нанесших им ужасные раны. Неизвестный летописец оказался сильно ранен, его тело начало замерзать, превращаться в ледяную глыбу. Читающий Раатхи тревожно нахмурился — подобные явления были хорошо ему знакомы, это не могло оказаться лишь совпадением.

Рукописная хроника вела дальше во времени вот оно Мертвое озеро. Жертвенный зиккурат. Гробница Тариса, чье тело было заключено в несокрушимый каменный саркофаг Ильсеру. Едва Раатхи дочитал страницу, послышался его злорадный смех, вызвавший дрожь и холодную испарину у стоящих далеко в стороне воинов Истогвия. Неизвестный чужак, умирающий от ран, не стал долго беседовать с принцем Тарисом Ван Санти и попросту сбросил его вместе с саркофагом в воду. Тарис с визгом канул на дно!

И это не конец истории, хотя чужак и оказался на дне озера вместе с саркофагом, запутавшись в цепях. Он был спасен бессловесным ниргалом — о них часто и много упоминалось на предыдущих страницах летописи. Почему воины тьмы служат чужаку? Был ответ и на этот вопрос — им был дан такой приказ, и они послушно исполнили его.

Спасенный чужак поднялся на промерзшие ноги мертвяка и уверенным шагом пошел обратно на восток, возвращаясь домой, по пути собирая отпущенных ранее спутников, находя новые тайны, загадки и необычные места. Добрались они и до места, где росли ужасные ледяные деревья…

Тут-то у древнего существа и перехватило дыхание — когда на страницах подробно были описаны ледяные кристаллы-семена, скрытые в земле под телом давным-давно умершего правителя острова Гангрис. Они нашли могилу Ван Лигаса! Оказалось, что этот маг-хитрец таки добился некоторых успехов… а ведь в свое время он списал его со счетов, слишком уж слаба была надежда на успех. Затем остров Гангрис стал очередной жертвой, сгорел дотла в горниле развязанной войны. Все население было безжалостно истреблено, обращено в нежить, пущено на корм тварям. Замок опустел, а чудом выживший в той бойне предводитель рода Лигасов отправился мстить Тарису. После покидания острова Гангрис его судьба неизвестна… — а оказалось, что он пал в некой жестокой битве, если верить выводам летописца-чужака. И был похоронен в безымянной неглубокой могиле… Жаль. Очень жаль. Из лорда мог получиться настоящий Раатхи — даже с замутненным отчаявшимся разумом он проявил себя как расчетливый, практичный человек обладающий незаурядным умом, пытливым характером и натурой не страшащейся хвастливых угроз Церкви.

Первожрец продолжал читать, продолжал перелистывать страницу за страницей, не пропуская ни единой строчки или слова. Тьма! Некоторые слова он много раз катал в памяти, смутно понимая их смысл! А за свою крайне долгую жизнь он прочел столько книг, свитков, каменных и глиняных табличек, что считал себя весьма образованным! Но он не понимал использованных чужаком слов! И с некоторой неохотой был вынужден признаться самому себе — чужак крайне умен! Его ум остер, не знает предубеждений, не связан догмами, не ограничен жестким воспитанием задающим рамки. Чужак зрит в корень, видит саму суть вставшей перед ним преграды и тут же начинает искать способы ее преодоления. Такими же дерзкими, умными и ничего не боящимися были самые первые Императоры, что построили подлинно мощную Империю, во времена истинного могущества которой он предпочитал сидеть тихо и не пытался начать Игру. В те времена он походил на крысу прячущуюся глубоко в темных и сырых катакомбах.

Эту книгу следует уничтожить. Сжечь. А чужака надо убить. Что ж… Истогвий выполнит приказ любой ценой. Хотелось бы побеседовать со столь необычным человеком, но лучше не рисковать и не давать ему шанс выскользнуть из пут и скрыться прочь. Подобные люди опасней бушующего пожара. Они страшнее могильной чумы. Их надо искоренять… выжигать их самих и их потомство, буде такое имеется.

Первожрец задумчиво прочел слово «Подкова» многажды отмеченное там и сям в тексте. Надо будет обязательно убедиться, что там не осталось ничего живого…

Глава вторая

Руины. Смерть снова правит бал

Разрушенный войной, огнем и временем город страшен на вид.

Это самый настоящий изувеченный скелет. Выбеленный дождями, снегами и ветрами костяк, в неестественной позе разлегшийся на лугах и холмах на многие лиги. Пролетят века и каменные «кости» будут окончательно поглощены равнодушной землей.

Но пока я мог вволю полюбоваться древними постройками принадлежащими школе некой очень спокойной и основательной архитектуры избегающей вызывающих деталей. Полустертая резьба на камне, фигурные колонны и полукруглые арки, статуи грациозных дев и мускулистых воителей — все это присутствовало, имелись и частые фонтаны ныне заполненные сухой пылью и палой листвой.

Наткнулся я на нечто особо величественное — стоящая на возвышении фигура выточенная из светлого камня сверху-вниз смотрящая на сгрудившихся у основания постамента воинов и священников, воздевших к небу оружие и посохи. Кто же этот «некто», скрывающий лицо под глубоким капюшоном просторного балахона? Что за памятное действо мировой истории отображено здесь? Мне сие неизвестно. А может неведомо уже никому из ныне живущих.

Пробегая улицу за улицей, стремясь к противоположной от водопада стороне города, я не замедлял шага, но это не мешало мне цепко осматриваться, впитывая в себя каждую ухваченную деталь. Я не только красотами любовался — я высматривал и опасность. В покинутых городах и деревнях часто селится опасное зверье. В Диких Землях здесь появятся твари пострашнее обычных голодных зверей. Нежить. Порожденные магией древние монстры, созданные два века назад, но все еще живущие и все еще убивающие. Чего стоила та земляная воронка обитавшая на холмистых пустошах вокруг Подковы, равнодушно перемалывавшая землю, камни, плоть и кости. Ужасный могильщик, что сначала превратит тебя в рваные куски мяса, а затем погребет на глубины многих локтей. Почему бы и здесь не оказаться подобной жути, что сейчас затаилась где-то в земле, в переулке, внутри полуразрушенного здания… Поэтому бдительности я не ослаблял, не забывая и о тех, кто идет за мной по пятам — посланных тварей во главе с самим дядюшкой Истогвием.

Замечал я многое и с каждым прошедшим мгновением начинал все сильнее понимать, что может быть мне не следовало заходить в развалины. Почему? Да потому, что я не видел вокруг ничего живого кроме растительности и насекомых. Пчелы, ранние бабочки, впрочем, еще заметил крохотных лазурных ящериц и пару светло-серых змей. Но где крысы или мыши? Я пытался увидеть пульсирующие искры чужой жизненной энергии, но не видел ничего за стенами домов и в ямах.

Город мертв. Люди убежали отсюда в ужасе, покинули эти земли, но никто почему-то не явился им на смену, не занял освободившееся место. Почему? Не знаю. Зато отчетливо различаю разлегшийся внутри полуразрушенной одноэтажной постройки скелет взрослого человека едва-едва прикрытый наметенной листвой и землей. Кости недавние, они здесь лет пять, может чуть больше, но никак не могут они лежать здесь два столетия — за столь долгий период времени их бы полностью скрыло землей. А вон в стороне, зажатый между колонной и каменной стеной сидит еще один весело скалящийся скелет. Клыки редкие и кривые, на черепе болтаются кусочки ставшей похожей на пергамент кожи иссушенной ветрами. Шурд. Колченогий невысокий уродец оказавшийся здесь примерно в то же время что и человеческие останки. Можно предположить, что один из них убегал, а другой догонял.

Но и преследователь, и беглец оказались мертвы.

Быть может тут куда больше свежих останков, как людских, так и шурдских. А может они просто забежали сюда в горячке погони, и здесь их настигло нечто столь быстрое, что никто не смог покинуть ловушку. Однако все кости, как мне кажется, на месте, на них нет следов клыков или оружия. А шурд, похоже, сам забрался в щель между колонной и стеной, пытаясь использовать ее как укрытие. Призадуматься над увиденным мне не дали. Сначала я ощутил укол острого беспокойства, а затем услышал странные отрывистые звуки, напоминающие скрежетание по камню. Шум исходил с уже пройденной мною части города и быстро приближался. Вот и погоня… что ж… этого я и ждал.

Снова перейдя на бег, я круто свернул и помчался к виднеющейся вдали массивнейшей постройке увенчанной куполом из белого камня. Здание находилось среди схожих с ним солидных строений возведенных из мощных каменных блоков. И потому время почти не оказало на строения своего разрушающего воздействия, лишь сумело укутать их растительным саваном.

Еще стоя там, на краю ревущей бездны, на вершине водопада, я сразу понял, что древние руины могут дать одинокому беглецу множество преимуществ. На открытой местности я куда более уязвим, там же, среди развалин, мне будет куда легче укрыться от вражеского взгляда, а если сильно повезет, то может и удастся пару раз огрызнуться. Так я размышлял изначально. Однако увиденные среди руин скелеты и отсутствие дикого зверья заставили меня усомниться в верности своего решения. Подобные ощущения появились у меня и во время авантюрной вылазки в старую заброшенную цитадель Твердыня, где был убит легендарный герой Листер Защитник сумевший в свое время пленить и заключить в саркофаг самого Тариса Некроманта. Там нам встретилось нечто мерзкое, однако вполне объяснимое и реальное, слепленное из…

Скрежещущий шум повторился, послышалось сдавленное рычание, кажущееся предсмертным хрипом неведомой твари. Выругавшись, я поправил висящий за плечами мешок и закутанный в тряпье хнычущий меч, пытающийся изобразить плач голодного младенца. Еды у меня почти не осталось, одежда частью цела, а частью потеряна за время сплава по реке. Там было за что зацепиться. Обувка пока держится, но она сильно пострадала от воды, разбухла, швы полопались. Если так пойдет и дальше, то скоро я помчусь вперед полуголым.

— Акх!.. Акх! Акх! — сдавленный вопль дробился и дрожал, но отчетливо выражал ликующую радость хищника почти догнавшего добычу. А еще подобный звук не мог исходить из глотки живого создания.

Повернув на бегу голову, довольно неестественно извернувшись, я взглянул назад и впервые разглядел одного из преследователей невооруженным взглядом. Это нечто ужасное и восхитительное одновременно. Оживший кошмар мясника-шурда, вот что надвигалось прямо на меня, скрежеща когтями и ревя десятком ртов.

Взять произвольное число людей, но не меньше десятка, добавить к ним пару лошадок. Все это крупно и небрежно нарубить, не отделяя при этом конечности от тел, но, не слишком заботясь о целостности или даже наличии большей части голов. Затем получившиеся куски хорошенько перемешать друг с дружкой, получившееся месиво отжать от лишней крови, сжать вместе и «оживить» вливанием жизненной силы, стараясь закачать ее как можно больше, так, чтобы почти переполнить уродливую тушу. И вот он ужасно-восхитительный итог, порождение гения некроманта — многорукое и многоногое чудовище.

Кентавр…

Вот что за слово пришло мне в голову. Однако мое воображение рисовало иную картину явно мифического создания — я видел получеловека-полуконя, где человеческое тело от пояса и ниже плавно и незаметно переходит в лошадиный торс. Там гордый гарцующий воин поражающий мускулами и хищной плавностью движений. Здесь же…

Человеческое тело «во главе» — в наличии. И даже с руками. От пупка людское тело «погружено» в мерзко дергающуюся и колышущуюся массу общей плоти, криво сидящая на шее голова двигается рывками, глазницы пусты, но светятся столь знакомым зеленым светом видимом даже при дневном свете. В животе торчит еще одна голова, вернее лишь лицо, беззвучно и безумно скалящее зубы и поводящее слепыми бельмами раздутых глаз. Ниже плоть превращено в подобие огромного коня бегущего на множестве лошадиных и людских ног. Жутко было видеть, как от камней поочередно отталкиваются лошадиные копыта и босые ступни с висящими лохмотьями уже гниющей плоти. Десятки рук торчали из разных мест туши, зачастую под невообразимым углом. Жадно сжимались и разжимались посиневшие пальцы, разевали рты прочие лица грибами выпирающие из раздутых боков и смотрящие на мир с мертвой ненавистью. Многие лица уцелели только частью, по ним явно прошелся топор мясника. Быстрота движений кошмарной твари ошеломляла. Она была быстра. Очень быстра!

Вихлястый дерганый бег множества конечностей бросал нежить из стороны в сторону, порой подбрасывал вверх, но при этом чудовище двигалось стремительно и целенаправленно. Я вовремя успел заметить резкий взмах одной из рук и дернулся в сторону. Мимо со свистом пронесся увесистый камень. Разочарованный вопль-всхлип дал понять, что нежить переживает свой промах. Метнувшая камень рука задергалась, забилась о тушу в ярости, в нее вцепились прочие конечности и через миг с хрустом и треском сломали ее сначала в локте, а затем и вовсе вырвали из общего тела прочь, и отбросили прочь измятым куском мяса… Изгнали нерадивого бойца? Откуда столь взбешенное негодование? Мороз по коже…

Понимая, что многоного «кентавра» мне не убежать, я нырнул в первый встретившийся переулок. Пробежал еще с тридцать шагов и буквально влип в глухую потрескавшуюся стену. Сзади послышалось радостное всхлипывание. Тупик!

— Акх! Акх!

Крутнувшись на месте, я не обнаружил ни единой двери или щели, куда можно протиснуться как тот шурд, что превратился в весело улыбающийся скелет. Я сам себя загнал в мышеловку, однако, с моими изрядно выходящими за рамки обычных способностями не каждый тупик являлся таковым. Подпрыгнув и уцепившись за край выходящей из стены балки, я подтянулся, уцепился за следующий выступ, помог себе ногами и очутился на частично разрушенной крыше. Прыжком преодолел пространство между стенами, пролетев над вставшим на дыбы чудовищем, жалобно и злобно заоравшим. Тварь не только орала — брошенный ржавый кинжал без рукояти вспорол мне левую руку выше локтя и улетел дальше в небо, еще один камень едва разминулся с моей челюстью. Вот и вырывай теперь себе руки, ублюдок! Рыча от боли и злобы, я подобно гному очутившемуся на горном склоне, мчался вперед, прыгая со стены на стену, осторожно пробегая по уцелевшей за прошедшие века черепице и смело проходя по каменным балкам. Всхлипывание нежити перешло в дрожащий рев разнесшийся далеко в сторону и оповестивший всех заинтересованных о ходе охоты. Глянув назад, я едва не остолбенел — кентавр выбрался на крыши домов! Я как раз застал миг, когда он при помощи рук и ноги, двигаясь подобно пауку в горлышке кувшина, упираясь разномастными конечностями в стены, поднялся до края и перевалился на крышу, не переставая орать во все горла!

Вскоре послышался и ответ из нескольких частей города. Преследователи услышали собрата и дали ему понять, что вот-вот подоспеют. Погоня грозила перейти в травлю, а затем в разрывание жертвы. Я кролик — они волки. Вот только я настолько страшный кролик, что не каждый волк посмеет со мной связаться…

Я боялся не тварей слепленных из останков несчастных людей и животных. Я боялся Истогвия и его бровастую дочь, отличающуюся той же пугающей угрюмостью, невозмутимостью и бесстрашностью. Я еще помнил с какой легкостью она пренебрегла собственной жизнью и как ворочала лезвие в моем животе, пытаясь рассечь как можно больше внутренних органов. Невозмутима и упорна. Вся в папу, судя по светившейся в его глазах отцовской гордости, тщательно скрываемой, но все проявившейся. И я запомнил эти огоньки отцовского счастья, эти искры довольства и гордости… И когда неожиданно увидел его дочь здесь, участвующую в погоне, то обрадовался и опечалился одновременно. Радость — возможный козырь у меня в рукаве, если снова удастся пленить девушку с глазами прирожденного убийцы. Печаль — однажды я унизил ее и теперь она из кожи вылезет, но постарается воздать мне сторицей.

Ревущий за спиной монстр начал швырять черепицей, наполнив воздух десятком смертоносных глиняных и каменных пластин. Затем добавились гудящие кирпичи, фырчащие камни, комки слипшегося мусора и пара давным-давно опустевших птичьих гнезд. Я предпочел покинуть ставшие опасными крыши, спрыгнув сначала на каменную стену, а затем на землю. Я увидел достаточно. Успел оценить быстроту и силу чудовища, его способности. И увиденное меня не порадовало. Нежить слишком быстра! Даже юркие костяные пауки не могли бы соперничать с этими тварями в скорости! А торчащие со всех сторон головы, лица и руки? С какой стороны не подступись — встретишь отпор. Оказавшись в тупике, зажатая стенами, нежить не растерялась и сумела подняться наверх так быстро, что я не успел уйти подальше. Дело плохо. Будь кентавр один — куда ни шло. Здесь же их несколько, не говоря уже о молчаливых ниргалах и самом Истогвии с его дочуркой…

Свернув еще несколько раз, пробежав парой безымянных улочек и пролетев через мертвые дворы, я сумел несколько оторваться от преследователя, хотя все еще слышал его вопли.

Здание с куполом встретило меня шелестом иссохших ветвей старого плюща покачивающегося скорбной шторой над дверным черным провалом ведущим в мертвое здание. У самых стен жухлая прошлогодняя трава, а дальше, за пределами тени отбрасываемой высокими стенами, видна уже изумрудная поросль молодых растений радостно приветствующих весну. Как я не спешил, но у меня хватило разума не бросаться внутрь и сначала осторожно заглянуть туда. После яркого солнечного дня глаза не хотели привыкать к тьме, и понадобилось некоторое время, чтобы я начал различать все то же пыльное запустение. Это не храм Создателя, как мне показалось издалека. Судя по частям сгнившей мебели — толстоногим столам с широкими столешницами и креслам с высокими спинками — здесь когда-то заседал кто-то важный числом в двенадцать персон. Городской совет? Здесь решались вопросы по нуждам процветающего города? Возможно здесь же вершился суд? Я живо представил себе важные лица мужей в богатых одеяниях чинно восседающих в креслах и приглушенно обсуждающих то или иное дело, спорящих, порой ругающихся, но затем все же приходящих к общему решению. Интересно, заседал ли городской совет после Катаклизма? Сомневаюсь. Думаю все эти важные чинуши бежали прочь самыми первыми, увозя с собой домочадцев, золото, каменья и дорогую утварь. И вряд ли они в тот черный день задумывались о погибающем городе и о его вопящих жителей. Впрочем я могу и ошибаться — даже буду рад ошибиться, если хоть кто-то из этих двенадцати мужей решил остаться и позаботиться о тех, кому требовалась помощь.

Я мягко шагнул внутрь, подгоняемый становящимся громче ревом нежити, что без ошибок шла по моему следу, превосходя лучших охотничьих собак. Хотя, среди дергающихся лиц и голов на туше кентавра, кажется, видел я и парочку собачьих или волчьих, щерящих злобно клыкастые пасти. Отдам должное — превосходного охотника пустили по моему следу. Могущего вынюхивать, выглядывать, выслеживать, преследовать галопом, взбираться по отвесным стенам, прицельно швырять кинжалы и камни и, как я чувствую, способного делать еще многое пока мне неизвестное. Что же за вещь покачивается у меня за спиной? Что такое я выкрал с вершины Горы, вырвав это из глотки человеческого стонущего обрубка, ужасных живых ножен?… Вряд ли преследователям движет одна лишь только жажда мести. У них сейчас хватает забот и бед — Тарис Некромант осадил Гору! Но они все же послали за мной столь умелых бойцов, потратив на их создание немало жизненной силы, лошадей и людей. Собак…

Звук… тонкий многоголосый писк режущий уши. Он донесся сверху, из-под купола. И лишь на долю мгновения писк опередил движение. Едва увидев нечто движущее ко мне сверху, похожее на края развевающегося в темноте серого плаща, я отпрыгнул спиной вперед, преодолев несколько шагов и ударившись о стену рядом с выходом. Вовремя… загадочная тень почти коснулась замусоренного каменного пола и вновь взмыла вверх, закружилась в мельтешащем танце, разделяясь на крохотные «лоскутки» и опять сливаясь воедино. Что это такое? Я замер в неподвижности, пытаясь разглядеть новую угрозу и не забывая о старой, что грозила вот-вот подоспеть.

Летучие мыши? Ночные пищащие летуны… нет, тут что-то иное, совсем иное. Я не вижу кожистых крыльев, не вижу ушей и глаз, равно как и когтистых лапок. Огляделся в поисках магии — не увидел ничего. Нет и смерчика магической энергии. Едва взглянул на кружащуюся в воздухе смерть в попытке разглядеть жизненную силу… и дико вскрикнул, зажмурился, закрыл ослепленные глаза ладонями, рванулся в сторону и буквально вывалился на солнечный свет. Упав ничком, подтянул ноги, отполз подальше, застыл на земле, по-прежнему закрывая лицо руками. Свет… яркий, невыносимо яркий свет ударил меня по глазам как два раскаленных добела кинжала по рукоять вбитые прямо мне в зрачки…

— Ох… — я ворочался на земле, не в силах унять дикую боль в глазах — Ох…

По щекам бежали обильные слезы, меня трясло как после ожога. Но ведь ничего такого не было! Откуда свет во тьме? Откуда такой страшный жар опаливший мне глаза?

Силой воли заставив себя убрать ладони от глаз, я приоткрыл веки… ничего не изменилось. Меня по-прежнему терзала сильная боль, все перед глазами дрожало, но я не ослеп, я видел, хотя и плохо. Неуклюже встав, поплелся поскорее прочь, двигаясь по памяти, ибо видел только перед собой на расстоянии пяти-шести локтей, не больше. На негодующий голодный писк неведомых существ нанесших мне загадочную рану я внимания не обращал. Понял уже, что не покинут они здание, не вылетят туда, где яркий солнечный свет — настоящий свет, а не тот, что видим лишь о с о б ы м взором. Но когда придет ночь… вот тогда, торжествующе вереща, на лунный свет вырвутся сотни клятых «лоскутков» похожих на закопченную обрывки ткани по отдельности и на колышущийся черный плащ, когда сливаются воедино.

Лишь бы проморгаться… лишь бы проморгаться… слепым я не стою ничего в бою против нескольких тварей вроде кентавра. И еще — я больше не видел жизненную силу. Вообще. После той ужасной слепящей вспышки мне осталось только подпорченное зрение обычного смертного, а так же способность видеть магическую энергию.

Проклятье…

Постанывая, пошатываясь и слепо шаря перед собой дрожащей рукой, я двигался вдоль стены, а за моей спиной визгливо хохотал каменный тесак, порой переходя на жалобный детский плач, затем изрыгая требование еды и снова начиная смеяться, наслаждаясь моими страданиями. Взбешенный донельзя, я прохрипел пару черных проклятий и обещаний разбить в пыль корявую штуковину, если она не заткнется. И к моему изумлению меч тотчас затих, проявив жажду жизни…

Припав на колено, я уперся руками в землю и, застыв в сей странной позе, начал выжидать — постепенно радужные круги перед глазами рассеивались, черные кляксы исчезали. К моему счастью зрение восстанавливалось. Но что за удар был по мне нанесен? Причем даже не удар — я словно бы взглянул на солнце или же сам себе ткнул пылающим факелом в лицо. И проделал это безрассудство самолично, никто меня не заставлял — ведь враг не мог угадать миг, когда я взгляну на мир в поисках жизненной силы разлитой в телах трепещущих в воздухе «лоскутков». Стало быть, невыносимо яркое слепящее «полыхание» невидимое обычному взору «горит» постоянно. И против кого же направлено такое оружие? Против некромантов практикующих темное искусство? Или же против священников обладающих тем же умением? Против всех сразу? А нежить?

Глухой всхлип заставил меня вжаться в стену. На землю тяжело упала исковерканная гора плоти и, резво шевеля разнородными конечностями, кентавр рванулся по моему следу, так спеша, что сначала и не заметил меня самого, находящегося всего в десятке шагов или чуть дальше. Парочка изуродованных гниением людских лиц-масок выдающихся из обращенного ко мне бока увидели меня, исказили рты, бешено заморгали, издали странное сипение, давая знак главному среди этого несчастного сонма слепленных тел. Вот он враг! Вот добыча! В другой стороне!

Кентавр внял предупреждению и попытался извернуться, сменить направление. Однако остановиться на месте не удалось, по инерции тварь протащилась еще немного, передней частью войдя в дверной проем и оказавшись под куполом страшного здания. И тут-то я невольно и остолбенел, напрочь позабыв о необходимости спасаться бегством — ибо зрелище не могло не приковать к себе внимания! Нежить затрясло, забило как в припадке, ноги и копыта ударяли по земле с немыслимой скоростью, раздающийся хруст костей и плоти заполнили воздух, а раздавшийся дикий рев нескольких глоток сразу оповестил о страшных мучениях претерпеваемых мерзким созданием. Еще пара мгновение и нежить рухнула оземь мертвой кучей мяса, наполовину перекрыв вход в строение. Рискнув проверить и взглянуть, я убедился, что в груде плоти нет ни единой искорки жизненной энергии. Выпито досуха! Сначала видать ослепили, а затем, когда массивное чудовище попыталось уйти, его накрыло смертельным лоскутным одеялом…

Смерть явившегося по мою душу чудища порадовала. Враг потерял одного из воинов. Так же я понял, что нет смысла пытаться скрыться от кентавров за стволом дерева или под грудой листьев — они видят пульсацию жизненной силы и легко обнаружат мое укрытие. Был повод и для легкого огорчения — дымные темные «лоскуты» неплохо пообедали прямо у меня на глазах, но мне с их пиршественного стола не досталось ни единой «полуобглоданной косточки». Не то чтобы я умирал с голоду, но за последние часы мне пришлось потратить немало сил, и я не отказался бы их немного пополнить.

Просить поделиться — глупо. Меня самого превратят в легкую закуску. Сейчас уже почти не осталось сомнения — все увиденные мною звериные, людские и прочие истлевшие останки в городских руинах принадлежат жертвам летающего ужаса, что не повреждают плоть, но «выпивают» из добычи всю жизненную силу. И от «лоскутов» не спрятаться за колоннами или внутри домов. Если доведется с ними встретиться в ночную пору — ты обречен, ты взглянул в лицо самой смерти.

Издалека донесся всхлипывающий крик, пронзительный и долгий. Крик нес в себе вопрос, требовал — отзовись! Я взглянул на вонючую груду недвижимого мяса и мрачно усмехнулся. Эта тварь уже не даст ответа, не всколыхнет воздух ответным воплем. Плоть уже начала расползаться, опадать, сдуваться. Связывающие куски мяса незримые узы исчезли, и сейчас многоногий монстр распадался на части, подставляя лучам солнца свою пузырящуюся разлагающуюся начинку. Вопрошающий вопль повторился, чуть в стороне послышался еще один. Они требовали ответа. Требовали дать направление. Ждать было нельзя. Развернувшись, я бросился прочь. И на этот раз я наоборот старался держаться подальше от относительно целых построек. Теперь я знал — во тьме скрывается прожорливый ужас. Поэтому мне надо все время быть на свету, купаться в солнечных лучах. А к приходу ночной темноты я должен оказаться как можно дальше от проклятых развалин.

Сейчас я испуган куда больше чем в тот миг, когда понял, что за мной идет сам дядюшка Истогвий.

Меня можно сравнить с бронированным жуком. Он силен и живуч. Но если жук угодит в муравейник — тут ему и конец. А я сейчас именно в муравейнике, где повсюду разбросаны останки предыдущих жертв.

Надо спешить…

Рыцарь спрыгнул беззвучно, не издал ни звука. Но с таким весом не упасть на землю тихо. Послышался глухой удар, скрип, свист лезвия рассекающего воздух. Я успел отбить вражеский меч и тут же отлетел в сторону, невольно застонав от резкой боли в правом боку и хватаясь за окончание глубоко засевшего арбалетного болта. Прямо в печень угодил…

Извернувшись, вырвал из живота болт, отбил еще один удар ниргала, сумел подняться на ноги и прыжком разорвать расстояние. Взглянул на противника и снова застонал. На этот раз от горя. Шрам… вот мы и встретились снова.

Напротив меня стоял боевой товарищ перешедший на сторону врага. «Мой» ниргал, молчаливый бесстрашный рыцарь, что не раз спасал мне жизнь, вытаскивал меня отовсюду, следовал за мной везде. Я никогда этого не говорил, но в душе давно считал Шрама самым настоящим другом. И вот он передо мной, молчаливая смерть закованная в доспехи. Я не видел закрытого знакомым шлемом лица, но не мог ошибиться — биение жизненной силы я давно уже различал столь же легко, как обычные люди различают лица. Это Шрам… это объясняет, почему меня так быстро сумел выследить и нагнать противник — ниргал хорошо знает меня и мой образ действий. Он в состоянии предугадать мой следующий шаг. Он предвидит мои действия, ибо в недавнем прошлом был моей постоянной и верной тенью, не отстающей ни на шаг.

— Шрам — вздохнул я, глядя, как воин перезаряжает арбалет — Помнишь меня?

Отрывистый щелчок, болт пробивает мне руку у локтя, обжигающая боль заставляет зарычать. Я почти успел увернуться. Почти…

— Шрам!

Вместо ответа воин прыгает вперед, выбрасывает руку с мечом, стремясь пронзить мне сердце. Что ж… проклятье, Истогвий, ты дал мне еще один повод подарить тебе страшные и долгие муки!

Мы столкнулись и меня тотчас сшибло с ног, ниргал упал сверху, мы закрутились в грязи как поссорившиеся мальчишки. Вот только мальчишки не бьются насмерть… Сжимая руки бывшего соратника, я все ждал, все надеялся, что за эти короткие мгновения я смогу докричаться до его разума — а я кричал, звал его по придуманному мною же имени. Но тщетно… Шрам был похож на… на ниргала, кем и являлся. И делал все, чтобы убить меня как можно быстрее. Было сложно сдерживать рывки его переполненного силой тела, удерживать запястья сжимающие меч и кинжал. Отброшенный арбалет лежал в пыли…

С силой встряхнув врага, я ударил его спиной о землю, беспощадно выкрутил руки, выбил лязгнувший о камень меч, вырвал кинжал… и резко вонзил лезвие прямо в щель под шлемом. Кинжал ударил о кольчугу и отскочил — ведь я сам укреплял ее при помощи магического дара. Так просто Шрама не взять. Проклятье… я надеялся на быстрый и легкий исход скверного поединка.

От удара кулаком мою голову отбросило назад, я ощутил вкус крови во рту. Следующий удар пришелся против сердца, ребра отдались резкой болью. Эти два удара очистили мою душу от последней тени сомнения. Мне не удастся возвратить старого былого Шрама. Со мной сражается обычный ниргал, бесстрастный и молчаливый, выполняющий приказ нового хозяина. И если я продолжу сомневаться — мне конец.

На моем горле сомкнулась беспощадная рука, шею сдавило, захрустели хрящи и кости, я больше не мог вдохнуть.

Проклятье…

Одним резким движением я сломал душащую меня руку в локте. Брызнула кровь из сочленений брони. Следующий удар лишил Шрама второй руки. А затем я поочередно взялся за его ноги. И под самый конец, когда бьющийся в пыли ниргала напоминал птицу с переломанными крыльями, я взялся за его шлем, не дожидаясь, когда подстегнутая магией регенерация залечит раны умелого воина.

Мне довелось последний раз взглянуть в изуродованное и еще живое лицо Шрама. В тот самый миг, когда я отсекал исполосованную давнишними рубцами и ожогами голову, я смотрел ему в глаза. И говорил прощальные слова, не обращая внимания на засевший у меня в животе острый каменный обломок, буквально вбитый туда умирающим ниргалом. Прости… прости меня, я не сумел спасти тебя…

Я не стал выпивать твою могучую жизненную силу, Шрам. По крайней мере, не сразу. Нет. Я отсек тебе голову, мой боевой друг. В знак уважения. А затем, когда тебя начало трясти и корежить, когда твое обезглавленное тело бешено забилось в пыли превратившейся в кровавую грязь… вот тогда я забрал остатки твоей жизненной силы. Для того чтобы ты упокоился быстрее. И чтобы часть твоей жизненной силы влившейся в мою кровь стала свидетелем скорой кончины клятого дядюшки Истогвия.

Поднявшись, я замер не в силах сделать и шага — ноги тряслись. Не от страха и не от пережитого. От бешенства. Яростного пылающего бешенства столь же опасного как готовящийся к пробуждению вулкан. Я снова чувствовал себя как в те темные времена, когда был промороженным насквозь мертвяком жаждущим лишь одного — убивать. На землю тяжело упал окровавленный каменный обломок. Снова течет моя кровь…

Истогвий… это ты зря…

Мы враги. Не спорю. Одному из нас суждено умереть при следующей встрече. Либо я, либо ты, дядюшка Истогвий. И у меня нет ни малейших возражений, нет никаких обид.

Однако…

Когда-то у меня была возможность оборвать жизнь твоей дочери. Я мог тогда сжать пальцы чуть крепче… но сдержался, не стал забирать жизнь юной девушки. И где же твоя ответная благодарность к заклятому врагу, Истогвий? Где ответная любезность? Ты забрал моего воина. Отлично. Отправь его в бой! — пусть падет в битве против других твоих врагов, например, в сражении с Тарисом. Это судьба ниргала — погибнуть в бою.

Но зачем же ты послал Шрама по мою душу? Хотел насладиться зрелищем как мы рвем друг другу глотки крутясь в пыли у твоих ног? Что ж… ладно… раз уж ты так сильно любишь душещипательные сцены — я устрою тебе незабываемое зрелище, Истогвий, жизнь положу, но заставлю тебя прослезиться…

Висящий за моей спиной каменный тесак визгливо захохотал, безошибочно уловив мои чувства и жадно впитав в себя витающие в воздухе крохи жизненной силы. Тесак дрожал, бился о мое напряженное плечо, едва ли не мурлыкал, что-то шептал мне на ухо, подбадривал и снова срывался на визгливый хохот. Впервые я не игнорировал — впервые я внимательно прислушивался, соглашаясь с каждым прошептанным словом и каждой нарисованной им картиной. Все верно… все именно так… меньшего Истогвий и не заслуживает… я должен вознаградить его с приличествующей щедростью. Очень скоро я уже знал, как именно поступлю. Сам ли я додумался? Или же мне подсказали? Не знаю. Но план мне нравился…

Подняв руку, я взялся ладонью за укутанную грубой материей рукоять, крепко сжал пальцы. Тесак буквально взвыл от радости и предвкушения. Хорошо… хорошо…

— Истогви-и-и-ий! — мой крик дрожащим эхом пронесся по улицам разрушенного и покинутого города — Я зде-е-есь!

Повторять крик не пришлось. Пусть мне ответил не голос Истогвия, но и мерзкий вопль очередного многоного кошмара меня устраивал. Бросив последний взгляд на тело Шрама, я побежал дальше, двигаясь на северо-восток, как и прежде, собираясь выбраться из проклятого города. Чутко прислушиваясь, вскоре я уловил встревоженное лошадиное ржание, обычные животные чувствовали обитающую в руинах древнюю смерть и желали убраться отсюда побыстрее. Их приходилось понукать, пришпоривать и охаживать плетью. Отсюда и громкое обиженное ржание звучащее в унисон с собачьим лаем и повизгиванием. Вот и голос охотничьих псов — настоящих собак, а не только лишь их отрубленные головы противоестественным способом вживленные в тело огромной нежити. Звуки доносились с улицы идущей ближе к сердцу города. Вскоре преследователи окажутся на месте моей недавней схватки. Там они ненадолго задержатся, осмотрятся. Но азарт погони заставит их двигаться дальше.

На бегу оторвав лоскут рубахи, я окунул палец в кровь и вывел на материи несколько слов. Приостановившись, рывком сбросил с невысокого постамента разбитые остатки некогда красивой статуи. Бережно опустил на освободившее место отрубленную голову Шрама, прижав обрубком шеи тряпичный лоскут. А затем побежал дальше, торопясь к небольшой угловатой постройке из темного камня с целой островерхой крышей. Окон крайне мало, они высокие и узкие, больше напоминают щели. А внутри — темнота. Я успел убедиться, что в темных уголках разрушенного города притаились жуткие создания. И в гости к ним не собирался. Меня интересовала крыша.

Взобраться по изъеденной временем стене труда не составило. Это вполне по силам и обычному человеку, а уж с моей-то силой и выносливостью и вовсе пустяк. Островерхая крыша в паре мест провалилась, в черное нутро здания падали столбы яркого солнечного света, лениво кружились в воздухе всколыхнутые мною пылинки и сухие листья, медленно оседая вниз. Зрелище завораживающее и жутковато беззвучное. Я бы полюбовался, но предпочел потратить отведенные мне мгновения на подготовку.

Нужное место нашлось быстро. На самом краю крыши обнаружилась внушительных размеров вмятина усыпанная каменными обломками. Похоже, в давние времена, островерхую крышу венчало некое увесистое украшение, что затем обрушилось на крышу, скатилось ниже и рухнуло на улицу. Тут я и залег, надежно защищенный от вражеских стрел. Укрыться от чужого пытливого взора я не надеялся — меня преследовала настоящая элита. Даже нежить обладала звериным нюхом и орлиной остротой зрения. И я не собирался подпускать противника слишком быстро. Я лишь хотел кое-что проверить, одновременно передавая послание, а затем вновь пущусь в бега, уходя прочь из давным-давно разрушенного города облюбованного неведомой жутью витающей в темноте.

Долго ждать не пришлось…

Сначала на улицу вымахнул уродливый кентавр, отличающийся от уже виденного мною тем, что не затыкался ни на миг — что-то разладилось в мерзкой туше слепленной из останков людей и зверей. Одна из собачьих голов надсадно лаяла, другая тоненько и жалобно выла, хрипло кричало человеческое лицо утопленное в груди лошадиного торса. Чудовище кричало в три голоса, видимо жалуясь на свою ужасную судьбу. Кентавра трясло, лошадиные копыта и человеческие ноги непрестанно били по земле.

Следом за нежитью вылетела та, кого я ждал — стройная женская фигурка прильнувшая к лошадиной шее. За девушкой скакал ниргал, затем показалось как обычно невозмутимое лицо дядюшки Истогвия, несколько отставшего. За Истогвием ехали еще ниргалы, но я уже перевел взгляд, дожидаясь, когда преследователи увидят оставленную мною отрубленную голову, водруженную на старый потрескавшийся постамент. Камень белый, покрытую еще не запекшейся ярко-красной кровью голову видно издалека.

Первым туда рванулся воющий и лающий кентавр, встал на дыбы, забил копытами в воздухе, пытаясь изобразить настоящую живую лошадь. Но уродливой нежити подобное не дано. Заслышав вой кентавра, зажатый в моей руке каменный древний тесак тихонько захихикал и что-то забормотал. Разжав ладонь, я выпустил одно оружие и тут же взялся за другое.

Небольшой, но очень мощный арбалет был направлен точно в цель — на грудь спешившейся девушки, шагнувшей к постаменту с головой. Она замерла на мгновение. Этого было достаточно — я спустил тетиву. С коротким свистом арбалетный болт разрезал воздух и… с безвредным звяканьем отлетел от груди ниргала загородившего собой девушку. Какой знакомый поступок — меня самого долгое время опекали сразу два ниргала, многократно спасавшие меня от различных смертей. Помимо ниргала в дело вступил и кентавр, ударом скрюченной руки оттолкнувший девушку прочь, от чего с яростным криком закувыркалась по земле.

Я увидел достаточно. Не дожидаясь, когда враги опомнятся и окружат здание, я кубарем скатился с крыши, уцепился за край стены, свесил ноги и спрыгнул. Мне бы коня… но пока придется полагаться на собственные ноги.

Устремившись прочь, я не оглядывался. Я бежал что есть сил, стремясь оторваться как можно дальше. Мой путь лежал к городской стене, за которой начиналась почти заросшая кустарником и деревьями долина изрезанная многочисленными ручьями. Потом шли густые и частые рощи, а еще дальше… этого я пока не знал, но выбора не было — заброшенный город не оправдал моих надежд. Да, мне удалось избавиться от двух преследователей, удалось лишить врага части сил, но оставаться в руинах смерти подобно — здесь обитает противник куда страшнее обычной нежити или даже самого Истогвия. Здесь обитает тот, кому я не могу противопоставить ничего.

На бегу я бросил последний взгляд в сторону — над крышами старых домов медленно плыла величественная башня мага Иллара Затворника. Башня уходила в сторону и отдалялась, думаю, мне больше не придется сюда вернуться, однако я никогда не забуду обитающего в укрепленных магией стенах безумного старика людоеда. Меня интересовало лишь одно — жив ли еще Иллар? И мыслит ли он еще? Или же он окончательно превратился в мертвеца, как и должно быть — ведь его душа умерла давным-давно, в тот день далекого прошлого, когда старого мага навестил наместник Тарис Ван Санти…

А еще мне очень интересно, получил ли Истогвий мое второе послание — самое важное. Я устал просто убегать. И я очень зол из-за того, что мне пришлось лишить жизни того, кто не раз спасал мою жизнь.

Берегись, Истогвий. Этой твоей злобной насмешки я не прощу.



Отступление третье.

— Что там?! — резко, слишком резко и слишком обеспокоенно крикнул Истогвий, спрыгивая с лошади.

— Он убил ниргала — отряхиваясь от пыли и зло косясь на огромную нежить, ответила Истолла — Ты приказал им защищать меня?!

— Приказал — отрывисто бросил Истогвий, и по его голосу дочь поняла, что сейчас не лучшее время для возражений и споров.

Остановившись у постамента, Истогвий опустил подошву сапога на каменное лицо поверженной статуи, запустил большие пальцы рук за ремень и задумчиво вгляделся в новое «украшение» монолитного светлого блока.

Отрубленная голова размещена обрубком вниз, на камне обильные потеки крови, они же пятнают давным-давно изуродованное лицо. Голову прикрывает лоскут ткани с несколькими старательно выведенными кровью словами. Это послание. Имен не указано, но Истогвий отлично понимал, что послание адресовано ему. Оно было коротким, простым для понимания, многообещающим и крайне злым.

«За это я лишу тебя всей твоей семьи!».

— Так кто же из нас зло? — задумчиво пробормотал дядюшка Истогвий, впервые за очень долгие годы испытывающий мучительное и столь странное для него сейчас чувство некой беспомощности и обреченности.

Раньше, два столетия назад, когда он был карликом и изгоем в родной деревне, он частенько испытывал это чувство, видя как более глупые, но высокие и стройные люди женятся на красавицах, получают хорошую работу, лихо танцуют на праздниках и первыми припадают к кружкам с пивом под одобрительными взорами стариков.

Но с тех пор как его тело разительно изменилось он никогда больше не чувствовал обреченности и беспомощности. Почему же он ощутил их сейчас? Это всего лишь корявые слова написанные на старой тряпке чужаком изнемогающим от злобы, что он не в силах утолить. Это лишь громкий, но неопасный рык мелкой хилой собачонки. Он справился с чужаком однажды, справится и сейчас.

Но тяжесть в душе не уходила. Истогвий перевел взгляд на дочь, что успела подойти ближе и сейчас читала послание.

— Пф! — с презрением дернула щекой Истолла, небрежным ударом меча сбивая отрубленную голову вниз, где на нее тут же накинулся кентавр, схватив и поднеся к одной из жадно разверстых собачьих пастей.

Захрустели кости, вниз полетели ошметки плоти, голова ниргала за считанные мгновение оголилась до черепа, мелькнули оскаленные зубы.

— Я отрублю ему голову — решила Истолла, повернувшись к замершему отцу, казалось забывшему про погоню — Отрублю, отвезу домой, потом брошу в муравейник. Когда на костях не останется плоти, поставлю его пустую голову на свою особую верхнюю полку в моих покоях. Череп чужака будет четвертым, кто удостоится такой чести.

— Первые двое просили твоей руки… — хмыкнул отец.

— Но при этом они были полными ничтожествами.

— Третий не просил твоей руки.

— Но при этом он был бы достойным выбором для меня. Однако предпочел другую… Я сама убью чужака, отец! Своими руками! Обещай, что дашь мне шанс сойтись с ним в бою.

— Нет! — дядюшка Истогвий ответил слишком поспешно и его голос прозвучал слишком резко. Его взгляд упал на лежащую в пыли окровавленную тряпку. Истолла поспешила наступить на тряпичный лоскут и втереть его в землю. Она требовательно смотрела на отца снизу-вверх, заглядывая ему в глаза.

— Ты заберешь себе его голову — пообещал Истогвий, наконец-то сумевший подыскать вескую причину для отказа в пустячной просьбе — Но он мой. Я сам убью его. Скормлю его заживо любой твари. Он посмел угрожать моей семье.

Истолла не поверила. Она была слишком умна, чтобы не увидеть истинной причины. Дядюшка Истогвий поверил угрозе чужака. Поверил безо всякой причины — чем мог угрожать единственный беглец, что уже какой день подряд бежит от них по Диким Землям? Но почему несколько слов так зацепили ее сильного и грозного отца не боящегося никого?

— Хорошо — произнесла она вслух. Но ее ладонь крепче сжала рукоять меча, что однажды уже попробовал на вкус кровь чужака — Хорошо.

И они оба понимали, что лгут друг другу.

— Пшли! — выкрикнул Истогвий, и сплоченный отряд вновь пришел в движение.

Они двигались следом за чужаком, так же как и он спеша покинуть разрушенный город, где притаилась тихая смерть. Они продолжали двигаться на север-восток. Если так пойдет и дальше, вскоре они окажутся рядом с огромным Мертвым Озером, если только чужак не свернет куда-то еще или же не будет схвачен ими раньше.

Может ли быть, что беглец двигается к затопленному в соленой воде озеру с некой целью? Жертвенный зиккурат Тариса опустел. Там нет более ничего интересного, да и сами шурды давно покинули те места, собранные воедино восставшим из мертвых некромантом и вставшие лагерем около Горы. Нет, у него нет особой цели. Он просто бежит куда глаза глядят. А раз так, то вскоре они обязательно его догонят и убьют…