Дон Делилло

Бегун

The Runner by Don DeLillo



Бегун завернул медленно, глядя, как утки собираются у пешеходного моста, где девочка рассеивала хлеб. Тропа грубо следовала очертаниям пруда, извиваясь сквозь рощи. Бегун слушал свое ровное дыхание. Он был молод и знал, что может быстрей, но не хотел портить ощущение легкости на умирающем свете, все голоса и шум дня выходили с ровным потом.

Мимо скользил трафик. Девочка брала у отца хлеб по кусочкам и тянулась через перила, раскрывая ладонь, будто показывая пять. Бегун проскользнул по мосту. В тридцати метрах впереди были две женщины, шли по тропинке, что вела к улице. Голубь просеменил по траве, когда бегун приблизился, наклоняясь для поворота. Солнце висело в деревьях за парковой дорогой.

Он пробежал четверть тропинки у западного берега пруда, когда с дороги съехала машина, спрыгнув на лужайку на склоне. Всколыхнулся ветер и бегун поднял руки, чувствуя, как воздух скользнул в футболку. Из машины вышел мужчина, быстро. Бегун минул старую чету на скамье. Они складывали газету, готовясь уходить. У берега расцветал пурпурный вербейник. Бегун решил сделать еще четыре круга, до грани усталости. Сзади что-то происходило, за правым плечом, прыжок на другой уровень. Он оглянулся на бегу, увидел встающую со скамьи старую чету, ничего не заметившую, и потом машину на траве, не на своем месте, и стоящую на покрывале женщину, глядевшую на машину, руки подняты, обрамляя лицо. Он повернулся вперед и пробежал мимо знака, на котором было написано о закрытии парка на закате, хотя здесь не было ворот, никак не запретить людям приходить. Закрывалось все только в уме.

Машина была старая и побитая, правое крыло покрыто медью и нержавейкой, и он услышал стаккато хлопков из выхлопной трубы, когда она отъезжала.

Он обогнул южный конец, глядя на двух мальчиков на велосипедах, пытаясь понять по лицам, что происходит. Они проехали мимо него, по бокам, и из наушников одного просочилась музыка. Увидел девочку и отца в конце мостика. Линию мазков света на воде. Увидел женщину на склоне, которая уже смотрела в другую сторону, на парковую дорогу, и еще три или четыре человека смотрели туда же, другие с собаками так и гуляли. Увидел машины, что неслись по шоссе на север.

Женщина — короткий широкий силуэт, застывший на покрывале. Она повернулась к людям, что двигались к ней, и стала звать их, не понимая, что они уже знали про ее беду. Теперь они были вокруг покрывала, и бегун видел их успокаивающие жесты. Ее голос был хриплым и плотным, с испуганными запинками. Он не разбирал, что она говорит.

У подножия легкого подъема тропинка была мягкой и влажной. Отец оглянулся на склон, рука вытянута, ладонью вверх, и девочка выбирает крошки хлеба и оборачивается к перилам. Ее лицо непроницаемо от предвкушения. Бегун достиг моста. Один из людей у покрывала спустился к тропинке и потрусил к ступенькам, ведущим на улицу. Он держал руку в кармане, чтобы из него что-то не выпало. Девочка хотела, чтобы отец смотрел, как она бросает хлеб.

За десять шагов до моста бегун увидел, что к нему под углом идет женщина. Она наклонила голову в надежде на разговор, как турист, который хочет спросить направление. Он остановился, но не совсем, постепенно поворачивая, чтобы они были друг к другу лицом, медленно возвращаясь назад по тропинке, ноги еще двигались в беге.

Она любезно спросила:

— Вы видели, что случилось?

— Нет. Только машину вообще-то. Секунды две.

— Я видела мужчину.

— Что случилось?

— Я уходила с подругой, она живет отсюда через улицу. Мы услышали машину, когда та переехала через бордюр. Более-менее бум по траве. Отец выскочил и схватил малыша. Никто не успел отреагировать. Сели в машину и исчезли. Я только и сказала: «Эвелин». Она побежала к телефону.

Он теперь бежал на месте, и она подошла ближе, женщина средних лет с нечаянной улыбкой.

— Я узнала вас по лифту, — сказала она.

— Откуда знаете, что это отец?

— Так всегда бывает, нет? Рожают детей, а сами не готовы. Не знают, во что влезают. Проблема за проблемой. Потом разбегаются или у отца проблемы с полицией. Разве так не постоянно? Он без работы, он наркоман. Однажды решает, что должен видеть ребенка чаще. Хочет поделить опеку. Думает целыми днями. Потом приходит и они ссорятся и он ломает мебель. Мать требует судебный запрет. Ему нельзя подходить к ребенку.

Они взглянули на склон, где на покрывале жестикулировала женщина. Другая держала ее вещи, свитер, большую платяную сумку. Недалеко рядом с тропинкой за чайками кружила собака, а те взлетали и снова приземлялись поблизости.

— Смотрите, как ей тяжело. Так все чаще и чаще. Молодые девушки. Не понимают. Им это предназначено природой. Сколько вы уже в доме?

— Четыре месяца.

— Есть случаи, когда они приходят и начинают стрелять. Гражданские мужья. Нельзя развестись и думать, что все будет нормально. Ребенка сложно вырастить, даже если есть деньги.

— Но вы точно не знаете, да?

— Я видела их и видела ребенка.

— Она что-нибудь сказала?

— Не успела. Он схватил мальчика и заскочил в машину. По-моему, она была совсем парализована.

— В машине еще кто-то был?

— Нет. Он посадил мальчика на сиденье, и они уехали. Я все видела. Он хотел поделить опеку, а мать отказалась.

Она была настойчива, щурилась на свету, и бегун вспомнил, как видел ее раз в прачечной, складывающей одежду с таким же прищуренным взглядом.

— Ладно, мы видим пострадавшую женщину, — сказал он. — Но я не вижу гражданского мужа, не вижу развода и не вижу судебного запрета.

— Сколько вам? — сказала она.

— Двадцать три.

— Так откуда вам знать.

Его удивила резкость в ее голосе. Он бежал на месте, неготовый и в поту, чувствуя, как из груди поднимается жар. Полицейская машина подпрыгнула на бордюре и все у покрывала обернулись и посмотрели. Женщина едва не упала в обморок, когда из машины вышел полицейский. Легким деловым шагом двинулся к группе. Казалось, ей хотелось упасть, нырнуть в покрывало и исчезнуть. Из нее вышел звук, отчаяние, и все придвинулись ближе, протянув руки.

Бегун использовал момент, чтобы оборвать диалог. Вернулся к своим кругам, стараясь восстановить рифму шага и дыхания. За деревьями на другой стороне пруда прошла путевая машина, проревел гудок. Он широко повернул у южного конца, чувствуя беспокойство. Увидел, как маленькая девочка ведет отца по узкой тропинке, ведущей на выход. Увидел вторую полицейскую машину далеко слева. Группка разбивалась. Пересек мост, пытаясь засечь женщину, с которой говорил. Утки плыли вихляющими линиями к рассеянному хлебу.

Еще два круга и хватит.

Он побежал быстрее, еще работая над мерным шагом. Первая полицейская машина уехала с женщиной. Он увидел, что теперь дальний конец парка был пуст, соскальзывал в тень. Повернул, зная, что не стоило так круто обрывать беседу, даже если она заговорили резко. В просветах пунктиром мелькал дорожный конус. Бегун достиг моста.

Несколько шагов перед последним кругом он направил на склон, постепенно переходя на шаг. Полицейский оперся о дверь патрульной машины, беседуя с последним свидетелем, мужчиной, стоявшим спиной к бегуну. Мимо торопились автомобили, некоторые со светящимися фарами. Полицейский поднял глаза от блокнота, когда бегун приблизился.

— Простите, что вмешиваюсь, офицер. Просто интересно, что сказала одна женщина. Это был ее муж, кто-то, кого она знала, кто украл ребенка?

— Что вы видели?

— Только машину. Синюю с бесцветным крылом. Четыре двери. Не увидел номера или не обратил внимание. Едва заметил мужчину, двигался как бы пригнувшись.

Полицейский вернулся к записям.

— Какой-то незнакомец, — сказал он. — Только это она и смогла нам объяснить.

Другой, свидетель полуповернулся, и теперь трое стояли в свободном круге, неудобно, глаза не встречались. Бегун почувствовал, что вступил в соперничество в тонких материях. Кивнул в пустоту и вернулся на тропинку. Снова побежал, двигаясь как попало, локти били. Гроздь чаек села на воду и замерла.

Бегун достиг конца пробежки. Остановился и глубоко наклонился, руки на бедрах. Через миг двинулся по тропинке. Полицейская машина исчезла, и следы шин перерезали траву, три пары следов, оставившие валы жирной грязи. Он вышел на улицу и по переходу двинулся к ряду освещенных магазинов. Не надо было с ней спорить, неважно, какая у нее удобная и несгибаемая позиция. Она только хотела защитить их обоих. Во что скорее поверишь: в отца, который пришел за своим ребенком, или незнакомца, возникшего из ниоткуда, из страшных снов? Он поискал ее взглядом на скамейках у дома, где жильцы часто сидели теплыми вечерами. Она пыталась растянуть событие во времени, сделать его узнаваемым. Или лучше поверить в случайное нечто, человека за пределами воображения? Он увидел ее на скамейке под кизилом справа от входа.

— Я вас там искал, — сказал он.

— Не могу выкинуть это из головы.

— Я поговорил с полицейским.

— Потому что все видела, но не могла понять. Это было так далеко. Видеть ребенка в руках этого мужчины. По-моему, это страшней, чем пистолеты. Бедная женщина, все у нее на глазах. Как она могла ожидать? Я почувствовала себя так слабо и так странно. Увидела, как вы подбегаете, и сказала, что должна с кем-то поговорить. Знаю, я просто бредила.

— Вы были совершенно спокойны.

— Сидела здесь и думала, что с элементами-то все ясно. Машина, мужчина, мать, дитя. Это детали. Но как эти детали складываются в целое? Потому что теперь, когда было время подумать, я не ничего могу понять. В воздухе открылась дыра. В этом столько же смысла. Ни за что сегодня не усну. Это слишком ужасно, слишком огромно.

— Она узнала мужчину. Это точно был отец. Она сообщила полиции все приметы. Вы все угадали.

Она внимательно посмотрела на него. Он вдруг ощутил себя — вонючий и запыхавшийся, мультяшный в своих оранжевых шортах и полинялой футболке — и почувствовал себя вне этой сцены, как будто наблюдал из укрытия. У нее странная страдальческая улыбка. Он чуть подался назад, затем наклонился пожать ей руку. Так они попрощались.

Он вошел в белый вестибюль. В теле гудело эхо бега. Стоял в дымке усталости и жажды. Прибыл лифт и раздвинулись двери. Он поехал вверх один, сквозь сердце дома.