Скотт Линч

Год и день в Старом Терадане

1. Волшебная погода

Когда Амарель Парасис вышла на улицу сразу после заката, чтобы пойти напиться, шел дождь. В нем чувствовалось странное волшебство. Капли дождя были бледно-лиловыми, красными и медного оттенка. Плавные линии, будто струи жидких сумерек, превращающиеся в светящийся туман, когда они ударяли в теплую от дневного солнца мостовую. Ощущение от воздуха было такое, будто на коже лопались пузырьки шампанского. Над темными крышами вдали сверкали молнии, бело-голубые, следом за ними раздавались раскаты грома. Амарель готова была поклясться, что слышит сквозь гром крики.

Волшебники снова за свое взялись, будь они прокляты.

Что ж, ей хотелось выпить, у нее назначена встреча, а странный дождь – отнюдь не самое худшее, что падало на нее с небес в Терадане. Амарель шла по улице, и с нее падали капли – цветов, названий для которых не было в человеческом языке. Двигалась по призрачной дороге сквозь туман, струящийся, будто мрак в глубине оранжево-малинового моря. Как обычно, когда волшебники особенно разойдутся, приходится идти одной. На улице Бледных Саванов не было ни души. С авеню Семи Углов сквозь окна лавок с тоской поглядывали торговцы.

Такие вечера нравились ей больше всего, когда-то. Скверная погода, чтобы на улице было поменьше свидетелей. Гром, чтобы скрыть стук ног тех, кто крадется по крышам. А теперь такие вечера стали для нее вечерами одиночества, непредсказуемости и опасностей.

Показалась двойная дуга серебристых огней, мост через канал Связанных Крыльев. Последний перед тем местом, куда она шла. Огни горели в лампах, закрепленных на мокрых от дождя статуях, в капюшонах и кандалах. Амарель старательно смотрела под ноги, пока шла по мосту. На память помнила все таблички под статуями. Например, первые две, слева.

БОЛАР КАСС
ИЗМЕННИК
ТЕПЕРЬ Я БУДУ СЛУЖИТЬ ТЕРАДАНУ ВСЕГДА
КЕМИРА СОЛАР
УБИЙЦА
ТЕПЕРЬ Я БУДУ СЛУЖИТЬ ТЕРАДАНУ ВСЕГДА


Сами по себе статуи ее не беспокоили, как и лампы. Что такого, если город освещает некоторые свои улицы и мосты за счет нераскаявшихся душ приговоренных, навсегда заключенных в театрального вида статуях, под которыми прикреплены глупые таблички? Нет, проблема была в том, что неупокоенные души все время шептали, обращаясь к проходящим мимо.

Посмотри на меня, живое сердце, узри цену нарушенных клятв.

– Отвали, Болар, – пробормотала Амарель. – Я не собираюсь плести заговор, чтобы свергнуть Чрезвычайный Парламент.

Услышь предостережение, пока твоя кровь еще горяча, узри вечную расплату за мою жадность и жестокость!

– У меня нет семьи, Кемира, чтобы ее отравить.

Амарель, зашептала последняя в левом ряду статуя. Ведь это ты должна была быть здесь, предательская сука.

Амарель поглядела на табличку, хотя всякий раз обещала себе, что не будет этого делать.

СКАВИЙ С УЛИЦЫ ТЕНЕЙ
ВОР
ТЕПЕРЬ Я БУДУ СЛУЖИТЬ ТЕРАДАНУ ВСЕГДА


– Я тебя никогда не предавала, – прошептала Амарель. – Заплатила за убежище. Как все мы. Умоляли тебя выйти из игры, вместе с нами, но ты не послушал. И все сорвал.

Ты преклонила колени пред моими убийцами прежде, чем остыл мой труп.

– Мы все приобрели себе убежище в городе, Скав. Таков был план. А ты не захотел по-хорошему.

Когда-нибудь ты разделишь это бдение со мной.

– Я теперь со всем этим завязала. Освещай мост и оставь меня в покое.

Вряд ли разумно разговаривать с мертвецами. Амарель шла дальше. Она ходила этой дорогой лишь тогда, когда хотела выпить, а когда она проходила мост, то выпить ей обычно хотелось вдвое больше.

По ущельям улиц катились раскаты грома. Где-то на востоке загорелся дом, неестественно лиловым пламенем. Небо между крышей дома и низкими светящимися тучами заполнило множество тварей с крыльями, как у летучих мышей, пронзительно кричащих. Некоторые из них сцепились клубками и дрались, когтями, зазубренными рогами, перекидываясь глиняными кувшинами со взрывчатым туманом. Цель, которой добивались эти создания, была ведома лишь богам и волшебникам.

Будь прокляты волшебники и их глупая вражда. Как скверно, что они правят городом. Как скверно, что Амарель нуждается в их защите.

2. Нутро зверя, меблированное

«Знак Обрушившегося Огня» располагался на западной стороне улицы Скованных Крыльев. Вернее, где раньше была западная сторона улицы, вся целиком. Но пятнадцать столетий назад случилось так, что здесь не осталось ничего, кроме громады перекрученных костей, в те времена, когда дикие драконы еще имели смелость возмущаться растущим в размерах Тераданом и иногда посещали город. Этот в свой смертный час разместился столь живописно, что давно забытый предприниматель попросту снял с туши чешую и плоть, а затем накрыл крышей крепкие, как сталь, кости прямо там, где они оказались.

Амарель прошла сквозь пасть дракона, стряхивая желто-оранжевые капли дождя с волос и глядя, как светящиеся струйки пара поднимаются от ковра там, где капли на него упали. Вышибалы, которые стояли, опершись о зазубренные клыки высотой в два с половиной метра, кивнули ей в знак приветствия.

Таверна располагалась там, где у дракона раньше были гланды. Ее двери выглядели богато и открывались плавно.

В Шее ели, а в Хвосте играли. В Лапах были комнаты, в которых спали или не спали, по желанию постояльцев. Амарель шла по делу в Глотку, питейное заведение, укрывшееся под хребтом и ребрами мертвого зверя, где на полках и стеллажах позади стойки бара сверкали сто тысяч разных бутылок.

Граск Золотой Коготь, распорядитель таверны, был гоблином, покрытым матово-черной чешуей и щегольским костюмом, сотканным из находящихся в обращении купюр Банка Терадана. Костюмы он менял каждый вечер, и они состояли из купюр разного достоинства. Сегодня на нем был костюм из полтинников.

– Амарель Парасис, Незримая Графиня! – прокричал он. – Рад видеть, что у тебя почти все в порядке!

– Наверняка это ненадолго, Граск.

– Я всегда пересчитываю бокалы и столовое серебро после того, как ты уходишь.

– Я завязала, и меня это устраивает, – сказала Амарель. Она провернула три дела в «Знаке Обрушившегося Огня» в те времена, когда еще не бросила свое ремесло. И уж точно не со столовым серебром. – Софара нынче в баре?

– Конечно, – ответил Граск. – Сегодня же семнадцатое. То же самое число, что и в любом другом месяце, когда твоя небольшая команда собирается вместе и вы убеждаете друг друга, что все произошло случайно. Те из вас, кто теперь не занят уличным освещением.

Амарель гневно поглядела на гоблина, и тот спешно подбежал к ней, взял за левую руку и покаянно облизнул костяшки ее пальцев.

– Прости, – сказал он. – Не хотел вести себя, как задница. Знаю, ты выплатила пошлину, ты теперь праведная овечка, живущая под бомбежкой, как и все мы. Гляди, Софара машет. За мной стакан.

Софара Мирис имела странную внешность. Глаза разного цвета, кожа цвета красного дерева, волосы цвета морской волны и ловкие руки картежника из переулка. Выплатив пошлину Чрезвычайному Парламенту за предоставленное убежище, она осталась в розыске в восемнадцати городах за 312 подтвержденных случаев уголовных преступлений. И теперь стала старшим магом-миксологом в «Знаке Обрушившегося Огня». Сейчас она уже до половины приготовила напиток, предназначенный для Амарели.

– Привет, прохожая, – сказала Софара, накарябав на грифельной доске заказ и отдав его одному из либационаров, чьи энциклопедические знания по поводу содержимого и местонахождения всех бутылок бара только и обеспечивали его нормальную работу. – Помнишь времена, когда мы были людьми поинтереснее?

– Думаю, быть в живых и на свободе тоже весьма интересно, – сказала Амарель. – Твоя жена нынче не зайдет?

– Может в любую минуту прийти, – ответила Софара, перемешивая спиртное и иллюзии в многослойный коктейль. – Самосборный, зарезервировал нам кабинку. Я смешиваю тебе «Взлет и Падение Империй», но слышала, что Граск сказал. Хочешь два одинаковых? Или что-то еще?

– Не сделаешь мне «Опасность в Плавании»? – спросила Амарель.

– Тебе выбирать. Почему бы тебе не присесть? Я приду, когда коктейли сделаю.

В Глотке было с десяток дюжин кабинок и столиков на галерее, аккуратно размещенных и разгороженных занавесками, чтобы создать чувство интимности и уединения посреди шумного действа. Сквозь потолочные окна в крыше, уложенной на ребра, сверкали отблески молний, грохотал гром. Амарель пошла к зарезервированной кабинке. Ее друзья собрались, как обычно, в тот же самый день, как всегда, и во главе стола сидел Шраплин.

Шраплин Самосборный, тихо жужжащее собрание проводов и шестеренок, был одет в потрепанный пунцовый плащ, вышитый серебряными нитями. Его скульптурное бронзовое лицо с глазами из черных самоцветов навсегда застыло в легкой улыбке. Бывший рабочий-литейщик, он воспользовался одним из древних законов Терадана, согласно которому разумный автомат обладал правом собственности на свою голову и мысли в ней. И в течение пятнадцати лет постоянно воровал шестерни, винты, болты и провода, переделывая свое механическое тело, начиная с шеи. В конечном счете в нем не осталось ни крупинки от прежнего, и он оказался способен освободиться от вечного магического договора, с ним связанного. И вскоре уже встретился с родственными воровскими душами из банды Амарели Парасис.

– Выглядишь мокрой, босс, – сказал он. – Что там еще сверху льет?

– Дурацкая вода, – ответила Амарель, садясь рядом. – Совершенно чудная. И не называй меня боссом.

– Некоторые шаблоны намертво выгравированы на моих мыслительных дисках, босс, – ответил Шраплин, подливая капельку вязкой черной жидкости из стакана в заливную горловину на шее. – Парламент явно взялся за дело. Когда я сюда пришел, лиловый огонь обрушился на Верхние Пустоши.

– Единственное преимущество жизни в нашем процветающем царстве волшебников, – со вздохом сказала Амарель. – Каждый день что-нибудь интересное поблизости бабахает. Эй, а вот и наши девочки.

Софара Мирис держала в одной руке поднос с выпивкой, а другой обнимала за талию Брэндуин Мирис. Брэндуин, с кожей бледно-лилового цвета, не имеющего никакого отношения к магии, носила очки с толстыми янтарными линзами, под которыми скрывались золотистые глаза. Оружейница, махинатор и ремонтник разумных автоматов, Брэндуин имела в послужном списке смертный приговор в трех округах за поставки устройств, которые столь часто позволяли Незримой Графине избегать скучного пребывания в исправительных учреждениях. Единственное, что она лично украла за все время, проведенное в команде, – сердце их мага.

– Шраплин, игрушечка моя, – сказала Брэндуин. Коснулась автомата пальцами, прежде чем сесть. – Клапаны щелкают, трубы булькают?

– Борюсь за исправность и против ржавчины, – ответил Шраплин. – Как твой собственный метаболизм и потребности?

– За ними ухаживают, – с ухмылкой ответила Софара. – Итак, объявляем встречу Совместного Сострадания и Алкоголевыжирания Отставников открытой? Это для тебя, Шраплин, нечто флегматичное и сангвиничное, – добавила она, протягивая стопку с черной жижей.

Искусственный человек не нуждался в алкоголе, поэтому специально для него под стойкой бара хранились магически смешанные с гудроновой политурой эссенции человеческих темпераментов.

– «Черные Лампы Очей Ее» для меня, – сказала Софара. – «Слоновая Башня» для прекрасной искусницы. А для вас, ваша светлость, «Взлет и Падение Империй» и «Опасность в Плавании».

Амарель взяла бокал с первым коктейлем, толстого стекла, внутри которого были девять слоев ликеров розового оттенка, в каждом из которых виднелся движущийся пейзаж в миниатюре. От свежевспаханных полей и зеленых холмов в первом слое к величественным городам в середине и к покрытой руинами пустыне сверху, прикрытой облаками пены.

– Ничего от Нефры не слышно? – спросила она.

– Как всегда, – ответил Шраплин. – Передавала привет, просила не ждать.

– Передавала привет и просила не ждать, – тихо повторила Амарель. Глянула перед собой, в разноцветные глаза, подведенные глаза и холодные черные камни, выжидающе смотрящие на нее. Как всегда. Да будет так. Она подняла бокал, и остальные сделали то же самое.

– У меня тост, – продолжила она. – Мы это сделали и остались живы. Мы сами сели в тюрьму, чтобы избежать худшей тюрьмы. За друзей, которых с нами нет, ушедших туда, откуда их не вернут ни наши слова, ни наши сокровища. Мы это сделали и остались живы. За цепи, которые мы отринули, и те, которые сами надели на себя. Мы это сделали и остались живы.

Она залпом выпила коктейль, все слои залитой пеной истории, прямо в глотку. Обычно она так не поступала, не смягчив эффект предварительным ужином, но, черт, похоже, сегодня подходящий вечер для этого. Сквозь потолочные окна продолжали сверкать отблески молний.

– Ничего не подобрали по дороге сюда, босс? – спросил Шраплин.

– Графиня мертва, да здравствует Графиня, – ответила Амарель, твердо ставя бокал на стол. – Теперь мне начинать возню, вытаскивая карты и сдавая их, или вы просто сложите все деньги в кучу передо мной?

– Ой, милая, мы не собираемся пользоваться твоей колодой, – сказала Брэндуин. – Она фокусов знает побольше, чем цирковой пес.

– Я дам вам фору, – сказала Амарель. Подняла бокал с «Опасностью В Плавании», любуясь миниатюрными волнами с пенными гребнями из ванили, и в два глотка выпила коктейль, добавив огня в разгорающийся в желудке пожар. – Иногда я ценю магию. Итак, будем в карты играть или в гляделки? Следующая сдача за мой счет!

3. Руки мошенников

– Следующая сдача за мой счет, – снова сказала Амарель полтора часа спустя. На столе была мешанина из карт, купюр и пустых бокалов.

– Следующая сдача В Ваш Счет, босс, – сказал Шраплин. – Вы втрое нас всех опережаете.

– Справедливо, пожалуй. Какого черта мне было попросту не напиться?

– Вот кое-что, что я называю «Аморальный Инструмент», – сказала Софара. Ее глаза блестели. – Мне не дозволено делать его для клиентов. На самом деле, интересно, как он повлияет на тебя.

– Как с гуся вода, – сказала Амарель, но заметила, что углы зала уже немного расплываются в глазах, а карты уже не совсем ее слушались, покачиваясь в руке. – Это непорядок. Непорядок! Шраплин, ты, думаю, самый трезвый из нас. Сколько карт в стандартной колоде?

– Шестьдесят, босс.

– А сколько сейчас карт на руках и на столе, на первый взгляд?

– Семьдесят восемь.

– Как-то странно, – сказала Амарель. – Кто-то не мухлюет? Должно уже быть под девяносто. Кто не мухлюет?

– Совершенно честно заверяю, что не сыграла честно ни одного кона с того момента, как мы начали, – заявила Брэндуин.

– Волшебник, – сказала Софара, хлопнув картами себе по груди. – Этим все сказано.

– А у меня специальные руки прикручены, для мошенничества, – сказал Шраплин, пошевелив пальцами, которые слились в сплошные серебристые веера.

– Это печально, – сказала Амарель, сунув руку за ухо и достав семьдесят девятую карту из своих черных локонов. Добавила ее в расклад на столе. – Стареем и дряхлеем.

Небо разорвала молния, осветив зал сине-белым мерцанием. Почти тут же долбанул гром, стекла в потолочных окнах задребезжали. Вздрогнули, похоже, даже древние кости, составлявшие каркас здания. Пьющие встрепенулись и забормотали.

– Долбаные волшебники, – сказала Амарель. – Исключая присутствующих, конечно же.

– И почему бы нам исключать присутствующих? – сказала Брэндуин, запуская пальцы в волосы Софары и изящно скидывая восьмидесятую карту другой рукой.

– Всю неделю такое творится, – сказала Софара. – Думала, это Ивовандас, там, на Верхней Пустоши. Она и ее противник, которого я не смогла определить, плюются огнем и дождем, запускают летающих тварей в небо. Продавцы зонтиков уже сколотили состояния, делая новые модели кожаными и кольчужными.

– Надо, чтобы кто-то прогулялся к ним и вежливо попросил отдохнуть, – сказал Шраплин, медленно поворачивая блестящую голову и глядя на Амарель. – Может, кто-нибудь знаменитый. Заметный, уважаемый. С репутацией человека опасного.

– Лучше промолчать, и тебя за дурака сочтут, чем вмешаться в дела волшебников, устранив все сомнения. Кто-то еще хочет кон сыграть? Следующий все равно за мой счет. По-любому, я хотела выиграть все ваши деньги, тогда бы считала, что вечер удался.

4. Проблемы со стеклянными потолками

Громы и молнии продолжались еще час. Хлопающие крыльями и завывающие твари регулярно ударялись в крышу. Половина клиентов Глотки уже смылись, несмотря на призывы Граска Золотого Когтя.

– «Знак Обрушившегося Огня» стоит здесь уже пятнадцать столетий! – кричал он. – Это самое безопасное место во всем Терадане! Вы действительно хотите выходить на улицу в такую ночь? Не подумывали о наших чудесных комнатах в Лапах?

Раздался пронзительный звон бьющегося стекла. Нечто большое, мокрое и уже мертвое свалилось на пол у бара, а следом обрушился дождь осколков потолочного окна и обычный дождь, из воды. Граск визгливо крикнул штатному волшебнику, чтобы тот убрал мусор. Исход клиентов вспыхнул с новой силой.

– Ах, как хорошо, что у меня выходной, – сказала Софара, отпивая из бокала нечто синее и незамысловатое. В баре ей уже запретили делать заклинания на напитки.

– Ты знаешь, – медленно начала Амарель, – возможно, кому-то действительно надо пойти на Верхнюю Пустошь и сказать этой старой суке-ведьме, чтобы прибрала на поводок своих зверьков.

Зал все сильнее плыл у нее в глазах, шумный вечер приобрел откровенно импрессионистский оттенок. Граск Золотой Коготь превратился в яркое пятно, бегающее за другими яркими пятнами, и даже карты на столе плыли в глазах так, что она не могла разобрать их старшинство.

– Эй, Софара, ты у нас гражданин с положением в обществе, – сказала она. – Почему бы нам не выбрать тебя в Парламент, чтобы ты остановила этих идиотов?

– О, гениально! Ну, для начала мне надо украсть или изобрести хорошее средство поддержания молодости, что-нибудь получше моих нынешних «три за пять», чтобы совершенствоваться в магии еще столетие-другое, – сказала волшебница. – Боюсь, ты сочтешь такую отсрочку слишком длительной.

– А потом тебе потребуется внешний источник силы, чтобы себя поддерживать, – сказала Брэндуин.

– Да, – согласилась Софара, – и обуздать его так, чтобы остальные волшебники, представляющие реальную опасность, не заметили. О, а еще мне потребуется совершенно потерять мою и так продолбанную голову! Надо быть маньяком с мертвыми глазами и грязной душой, чтобы желать провести всю свою жизнь, продленную магией, в драках с другими маньяками. Как только овладеваешь такой силой, с карусели уже не слезть. Дерешься, как черт, просто ради того, чтобы тебя не прибили.

– Пришлепнули! – сказала Брэндуин.

– Я в такие игры не играю, – сказала Софара, опустошая стакан и со стуком ставя его на стол.

В этот момент раздался ужасающий грохот и треск. Крылатая черная тварь весом в полтонны, покрытая мокрой от дождя и омерзительно пахнущей шерстью, влетела в потолочное окно и рухнула прямо им на стол, разнеся его вдребезги. Что-то шумело и мелькало, и Амарель почему-то очутилась на полу. С ощущением тупой боли меж грудей.

Некая часть ее личности, упорная и обязательная, прорвалась сквозь алкогольный океан сознания, цепляясь за соломинку, и постепенно осознала последовательность событий. Конечно, Шраплин. Ловкий автомат оттолкнул ее в сторону, прежде чем нырнуть через стол, чтобы сбить в другую сторону Софару и Брэндуин.

– Эй, а ты совсем не пьян! – сказала Амарель, садясь.

– Это часть моего мухлежа, босс, – сказал автомат, вдруг оказавшийся рядом с ней. Совсем рядом. Софара и Брэндуин были вне опасности, а вот ему придавило ногу столом и упавшей тварью.

– Ты лучший из всех автоматов! Бедная твоя нога! – сказала Брэндуин, подползая и целуя его в бронзовую макушку.

– У меня дома три запасные, – ответил Шраплин.

– Все, хватит! – пробормотала Амарель, с трудом подымаясь на ноги и покачиваясь. – Никто не смеет ронять хренову горгулью на моих друзей!

– Мне кажется, это бьяхи, – сказала Брэндуин, тыкая пальцем в тварь. У мертвой твари были перепончатые крылья и зазубренное копье-рог, торчащее из того места, которое можно было бы назвать шеей. А пахла она, как перезрелый сыр, который прополоскали в гангренозном гное и кладбищенской росе.

– Думаю, любовь моя, это ворпилакс, – возразила Софара. Пьяная, с трудом помогла жене вытащить Шраплина из-под туши твари. – Учитывая двустороннюю симметрию.

– Плевать мне, что это за тварь, – сказала Амарель, с трудом влезая в длинный черный плащ. – Никто не смеет швырять таких тварей на стол, где я в карты играю, и на моих друзей. Я намерена найти эту Ивовандас и слегка вразумить ее.

– От спешки трупы бывают, босс, – сказал Шраплин, вытряхивая из своей испорченной ноги пружинки и другие детали. – Я совсем недавно с вами повеселился и видел результат.

– Чертовы тупые чародеи, все дело убивают! – выругался Граск Золотой Коготь, наконец добравшись до их кабинки. Следом бежали бармены и официанты. – Софара! Ты не ранена? Как остальные? Шраплин! Дорого это обойдется! И не говори, что дешево!

– Вскоре меня можно будет восстановить до полной функциональности, – ответил Шраплин. – Но я бы предложил, чтобы за такую чудесную ночь ты куда-нибудь выкинул наш счет.

– Я, это, хорошо, если только вам с того неприятностей не будет, – сказал гоблин, отправляя официантов со швабрами к растущей луже разноцветной дождевой воды и серой слизи, текущей из трупа твари.

– Если ты сделаешь это не по принуждению, то это не будет воровством или иным нарушением правил предоставления убежища, – сказала Софара. – И, Амарель, Шраплин прав. Ты не можешь просто пойти и обругать члена Чрезвычайного Парламента! Даже если сумеешь в целости пробраться через Верхнюю Пустошь в таком хаосе…

– Естественно, смогу, – ответила Амарель, стоя почти прямо, и с третьей попытки развернула плечи. – Я не какой-нибудь турист с киселем вместо мышц, я Незримая Графиня! Я могу украсть звук восхода солнца и акульи слезы. Я позаимствовала книгу из библиотеки Хазара и не вернула ее. Прошла Лабиринт Пауков Смерти в Мораске ДВАЖДЫ…

– Знаю, – перебила ее Софара. – Я там была.

– …а потом вернулась и украла всех Пауков Смерти!

– Это было десять лет назад и ранее огромного количества крепкой выпивки, – возразила Софара. – Ладно тебе, дорогая, я же большую их часть сама смешивала. Не надо нас так пугать, Амарель. Ты завязала, и ты пьяна. Иди домой.

– Эта вонючая тварь могла всех нас прибить, – сказала Амарель.

– Ну, немного удачи и много стараний Шраплина, и ей это не удалось. Ладно тебе, Амарель. Пообещай нам, что не будешь делать никаких глупостей сегодня. Ты обещаешь?

5. Все сомнения прочь

Верхняя Пустошь, к востоку от улицы Скованных Крыльев, была совершенно свободна от ее прежних обитателей и полна мерзких сюрпризов, сопутствующих разворачивающейся битве. Амарель обходила открытые места, переходя от арки к арке, от забора к забору и от одной темной подворотни к другой. Постоянно спотыкалась. Мир неожиданно стал текучим, плывя по краям и вращаясь под неожиданными углами. Она была не слишком пьяна, чтобы забыть, что надо идти с огромной осторожностью, но еще слишком пьяна, чтобы понять, что лучше бы ей немедленно сбежать туда, откуда она пришла.

Когда-то на Верхней Пустоши стояли особняки, окруженные фигурно подстриженными садами и общественными фонтанами, но после прибытия волшебницы Ивовандас все их обитатели быстро съехали. Следствием споров в Чрезвычайном Парламенте стали дыры в мостовой, разломанные и пересохшие фонтаны и особняки, разломанные, будто игрушечные домики, надоевшие непослушным детям. Лиловый огонь, вспыхнувший ранее, все еще горел над высокими остовами из кирпича и дерева. Амарель боком переступала через текущий по улице ручьями расплавленный свинец, когда-то бывший крышей зданий.

Найти особняк Ивовандас было несложно, это было единственное целое здание во всей округе, освещенное, ухоженное, окруженное гладкими стенами, на которых светились магические знаки, и живой изгородью красно-зеленого цвета, под ветвями которой валялись скелеты птиц и мелких животных. Извилистая тропа протяженностью метров сорок, вымощенная плитами алебастра, светящимися изнутри, вела к золотой входной двери.

Вполне уместно. Охранный лабиринт, это точно.

Вопли ужасных созданий, летающих в вышине, мешали сосредоточиться, но Амарель призвала на помощь три десятилетия опыта, и он не подвел ее. Четырех камней-ловушек она избежала благодаря интуиции, а двух – по пьяному везению. Трюк с нарушением гравитации также был ей знаком, и она неуклюже перекатилась колесом через опасный участок. Магия вернула ее на землю головой вверх, а не ногами к небу. Она даже не почувствовала ясный зов статуй гипнотических жаб, стоящих на газоне, поскольку была слишком пьяной, чтобы встретиться с ними взглядом.

Добравшись до двери, она увидела, как золотая поверхность заколыхалась, будто пруд расплавленного металла, и из нее появилось скульптурное изображение руки с кольцом. Достав из-под плаща складную дубинку, Амарель ткнула ею кольцо, встав в стороне. После небольшой паузы, когда дротики просвистели в воздухе, раздался грохочущий голос.

– КТО ЯВИЛСЯ НЕЗВАНЫМ ГОСТЕМ К ДВЕРИ ИВОВАНДАС, ВЕРХОВНОЙ ЗАКЛИНАТЕЛЬНИЦЫ ПОЧТЕННОГО ПАРЛАМЕНТА ТЕРАДАНА? ГОВОРИ, ЧЕРВЬ!

– Я не буду слушать от дверей всякую хрень, – ответила Амарель. – Я польстила твоей хозяйке, постучавшись. Скажи ей, что здесь гражданин Терадана, желающий прямо и без прикрас выразить мнение насчет ее потрясающей меткости.

– ТВОЕ ПОВЕДЕНИЕ ПОНЯТНО, НО, ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, ГЛУБОКО ОСКОРБИТЕЛЬНО. СЕЙЧАС НА ДОЛИ ТВОЕГО МОЗГА БУДУТ НАПРАВЛЕНЫ ДУГИ ЭЛЕКТРОДИНАМИЧЕСКОЙ СИЛЫ, ДО ТЕХ ПОР, ПОКА ОН НЕ ПРЕВРАТИТСЯ В КИПЯЩУЮ ЖИЖУ. ЧТОБЫ ПРИНЯТЬ ЭТОТ ПРИГОВОР В ВИДЕ УНИВЕРСАЛЬНОЙ ПИКТОГРАММЫ, КРИКНИ ОДИН РАЗ. ЧТОБЫ ИСПРОСИТЬ БОЛЕЕ БЫСТРЫЙ ПУТЬ В НЕБЫТИЕ, КРИКНИ ДВАЖДЫ И ЖДИ ТОГО, ЧТО ПРОИЗОЙДЕТ.

– Меня зовут Амарель Парасис, я также известна как Незримая Графиня. Глупые разборки твоей хозяйки превращают прекрасный древний город в дерьмовую нищую ферму и мешают мне играть в карты. Ты открывать собираешься, или мне окно найти?

– АМАРЕЛЬ ПАРАСИС, – сказала дверь. Повисла пауза. – ИЗВЕСТНОЕ ИМЯ. ТЫ ПРИОБРЕЛА У ПАРЛАМЕНТА ТЕРАДАНА ПРАВО НА УБЕЖИЩЕ ДВА ГОДА И ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА НАЗАД.

– Дверь-умница, – сказала Амарель.

– ГОСПОЖА ПРИМЕТ ТЕБЯ.

Скульптурное изображение руки с кольцом исчезло в жидкой поверхности двери. Вместо нее вылетела дюжина других рук, хватая Амарель за горло, руки, ноги и волосы. Подняв ее в воздух, руки протащили ее через колеблющуюся поверхность, которая в следующее мгновение затвердела безо всякого следа того, что кто-то прошел через нее.

6. Шкаф с Золотыми Руками

Амарель очнулась, чувствуя себя вполне нормально, но уже лишенная всего своего оружия и одетая в чужую шелковую ночнушку.

Она оказалась в зале без дверей, на пуховой перине, плавающей на поверхности жидкого золота, покрывающего весь пол. Или являющейся полом. Из закрытых резным стеклом потолочных окон падали столбы рубиново-красного света, а когда Амарель отбросила одеяло, оно растворилось облачком ароматного пара.

Под поверхностью золотого пруда что-то начало пузыриться и пениться. Затем появилась небольшая полусфера. Подымаясь выше, она превратилась в рослую худощавую человеческую фигуру. Жидкость плавно стекла с нее, обнажив сизо-серую женщину-альбиноса с безупречными золотыми глазами и волосами, состоящими из тысяч золотых бабочек, изящно трепещущих крыльями.

– Добрый день, Амарель, – сказала волшебница Ивовандас. Она пошла к кровати, но ее ноги не касались поверхности пруда. – Ты хорошо выспалась, я уверена. Вчера ночью ты была просто великолепна!

– Правда? Я не помню… ух, вот, кое-что вспоминаю… на мне твоя одежда?

– Да.

– А почему похмелья нет?

– Я его убрала, пока ты спала, – ответила Ивовандас. – У меня целая коллекция бутилированных болезней. Твое похмелье достойно упоминаний в легендах. Тут живут драконы! И, говоря «тут», я подразумеваю именно «тут», позади твоих глазных яблок, и они жили бы там до конца недели, не меньше. У меня найдется другая голова, куда это влить когда-нибудь. Или я верну его тебе, если ты меня подведешь.

– Подведу тебя? Что?!

Амарель вскочила, и ее ступни увязли в перине.

– Ты меня с кем-то путаешь, с тем, кто знает, что происходит. Начнем с того момента, когда я была великолепна.

– Меня еще никогда и никто так не оскорблял! В моей прихожей, еще до того, как мы успели пройти в студию. Ты дала потрясающе дикое толкование всем огрехам моего характера, по большей части воображаемым, а потом выдала самое точное из всех возможных указаний, куда я и мои товарищи должны впредь направляться выяснять свои дела во имя удобства твоего и твоих товарищей.

– Я, это, кажется, кое-что вспоминаю.

– Вот что мне интересно, гражданка Парасис. Когда ты приобрела убежище у Парламента Терадана, тебе разъяснили, что персональные угрозы членам Парламента могут быть основанием для полной отмены привилегий убежища, или нет?

– Я… припоминаю что-то в этом роде… в документах… может, на задней странице… может, на полях?

– Ты согласна с тем, что твои заявления, сделанные этой ночью, подпадают под определение персональных угроз?

– Мои заявления?

Улыбнувшись, Ивовандас достала жужащий голубой кристалл, и из него вырвался луч, создавая в воздухе над периной отчетливое изображение. Это была Амарель, в черном плаще, с которого стекал, струясь паром, магический дождь. Она размахивала сжатыми в кулаки руками и орала.

– И еще, ты, ядовитая бледная громошлюха! НИКОМУ не дозволено кидать дохлого ворпилакса на моих друзей, НИКОМУ! Что ты там кидаешь на других членов твоего братства острошляпых подонков, дело твое, но в следующий раз, когда ты станешь играться жизнями невинных граждан, закрой двери покрепче, надень стальной корсет потолще и найми пробующего еду, поняла, о чем я?

Изображение исчезло.

– Проклятье, – сказала Амарель. – Я всегда считала, что спьяну я добрая.

– Мне 310 лет, но этой ночью я узнала несколько новых слов! – ответила Ивовандас. – О, нам так весело было, пока я не решила, что угрожают мне лично.

– Да. Похоже, что так. И, как ты думаешь, как нам следует, это, уладить проблему?

– В обычной ситуации, – начала Ивовандас, – я бы магически перенаправила ток твоей нижней кишки тебе в легкие, в качестве моего личного способа объявить, что твои привилегии убежища прекращены. Но твои навыки, твоя репутация… у меня есть дело, как раз для такого подрядчика. Почему бы тебе не одеться и не побеседовать со мной в студии?

Мощная сила ударила Амарель в спину, и она упала с перины головой в золотой пруд. Она не плыла вниз, а, по ощущениям, скорее всплывала вверх и появилась в студии Ивовандас, пройдя сквозь пол. Это была большая комната, заполненная книжными шкафами, полками со свитками и лакированными панелями стен в виде шкуры василиска. Внезапно увидела, что на ней снова ее собственная одежда.

На стене висела написанная маслом картина с изображением спальни, в которой только что находилась Амарель, с мастерски выполненным изображением плывущей над золотым прудом Ивовандас. Амарель увидела, как фигура стала расти внутри рамки картины, а затем из картины выступили голова и руки. Ивовандас выпрыгнула из картины и поплыла над полом, на середину студии.

– А теперь объясню все, без прикрас, – сказала Ивовандас. – В Терадане есть некоторый объект, который ты должна обрести. Будут тебе в этом помогать твои друзья или нет – не мое дело. В качестве дополнительного стимула, если ты успешно и без лишнего шума доставишь мне этот объект, ты сможешь весьма серьезно ослабить, э-э, ставшие достоянием общественности разногласия между мной и одним моим товарищем по Парламенту.

– Но как же условия убежища! – спросила Амарель. – Ты получила часть моей пошлины! И ты же знаешь, как это действует. Я не могу воровать в пределах Терадана.

– Ну, и угрожать мне ты тоже не можешь, – сказала Ивовандас. – И это ключевой момент, поэтому что ты теряешь?

– Вечность, проведенную в качестве уличного фонаря.

– Похвальная предусмотрительность в долговременном плане, – согласилась Ивовандас. – Но я считаю, что если ты досконально оценишь ситуацию, то поймешь, что ты, фигурально выражаясь, очутилась в реке, и я единственная, кто согласен продать тебе весла.

Амарель принялась расхаживать, сунув сжатые в кулаки руки в карманы. Ей и ее команде необходимо безопасное убежище в Терадане, они стали слишком знамениты, слишком много раз прокололись, слишком много раз заимствовали всякие интересные штуки у богатых и влиятельных персон в самых разных местах. Система Терадана отличалась святой простотой. Платишь изрядную сумму Чрезвычайному Парламенту и остаешься в Терадане, перестав заниматься преступным бизнесом, который доставил тебе неприятности за пределами города. Навсегда.

– Посочувствуй и мне, Амарель. Не то чтобы уговорить гения преступного мира заново заняться своим делом в пределах города совершенно незаконно для меня, но я и представить не могу, чтобы мои товарищи оставили без внимания такой случай, если они когда-нибудь об этом узнают. Делай, как я сказала, и я с радостью разобью этот маленький голубой кристалл. Мы обе будем довольны, в гармонии и равновесии.

– И что ты хочешь, чтобы я для тебя достала?

Ивовандас открыла высокий шкаф у стены, по правую руку. Внутри был гладкий гобелен, окруженный золотыми руками, весьма похожими на те, что втащили Амарель через порог. Руки ожили, замелькав над гобеленом. В них вдруг появились золотые иголки и черные нитки. На поверхности появились линии, быстро превращаясь в карту районов Терадана с ориентирами: Верхняя Пустошь, «Знак Обрушившегося Огня», Низины Мертвого Света и сотни других стежок за стежком проявлялись на ткани.

Когда карта была завершена, одна из рук сделала последние стежки, огненно-алым, в северо-восточной части города.

– Улица Процветания, – сказала Ивовандас. – У Ворот Фортуны, рядом со Старым Парламентом.

– Я там была, – сказала Амарель. – И что ты хочешь?

– Улица Процветания. Ворота Фортуны. Рядом со Старым Парламентом.

– Я в первый раз расслышала, – сказала Амарель. – Но что ты… о нет. Ты не можешь. Ты даже намекать на это не можешь!

– Я хочу, чтобы ты украла улицу Процветания, – сказала Ивовандас. – Всю улицу. От начала и до конца. До последнего кирпича и камня. Она должна перестать существовать. Она должна исчезнуть из Терадана.

– Эта улица длиной метров триста, посреди столь важного и богатого района, что даже безумцы не развязывают там ваши войны, и там полно народу в любое время суток!

– Следовательно, это тебе на руку, чтобы убрать ее, не привлекая внимания, – сказала Ивовандас. – Но это уже твое дело, так или иначе, а я не собираюсь давать тебе советы в той области, где ты специалист.

– Это. Же. УЛИЦА.

– А ты – Амарель Парасис. Ты вчера вечером ничего не кричала насчет того, что можешь украсть звук восхода солнца?

– В определенный день года, на вершине определенной горы, и при помощи гномов и медной трубы, такой, что я не… проклятье, это очень сложно!

– Ты воруешь слезы акул.

– Если умеешь найти акулу, страдающую меланхолией, то ты уже на полпути к успеху.

– Кстати, а что ты сделала с Пауками Смерти из Мораски, когда их стащила?

– Я отправила их по почте в разные храмы поклонения паукам священникам, которые меня раздражали. Скажем так, в закрытом пространстве пауки проголодались и разозлились, и в этом культе теперь очень строгие правила относительно посылочных ящиков с отверстиями для вентиляции. Кстати, я отправила их доплатными посылками.

– Очаровательно! – воскликнула Ивовандас. – Что ж, мне кажется, ты та, кто вполне способен украсть улицу.

– Полагаю, единственной альтернативой будет пьедестал с табличкой «Теперь я буду всегда служить Терадану».

– Эта, или какое-нибудь более изысканное и персональное проклятие, – ответила Ивовандас. – Но, в целом, ты поняла главные черты предоставленных альтернатив.

– Зачем улицу? – спросила Амарель. – Прежде чем я приступлю, давай поговорим искренне, насколько это возможно. Зачем тебе надо убрать эту улицу и почему это настолько ослабит бои между тобой и твоим… о черт, это же источник, так?

– Да, – ответила Ивовандас, обнажив в хищной улыбке зубы, гравированные тончайшими и сложнейшими золотыми узорами. – Улица Процветания – внешний источник силы чародея Джарроу, самого нелюбимого мною коллеги. Именно благодаря ему он продолжает находить способы вести это утомительное состязание в вызове существ и воздействии на погоду. Без него я его прихлопну за полдня и вернусь домой ко времени чаепития.

– Прости, если это нескромный вопрос, но я думала, что местонахождение этих источников – самая охраняемая тайна из всех, которые есть у тебя и… твоих коллег.

– Джарроу поступил неосмотрительно, – ответила Ивовандас. – Но затем понял, что само по себе знание бесполезно, если его не претворить в действия. Улица – весьма серьезная штука, чтобы от нее избавиться, и вопрос того, как это сделать, держал меня в тупике, пока не пришла ты, дурная на голову и бешеная во хмелю. Итак, мы заключим договор?

Шкаф с золотыми руками распустил вышитую на гобелене карту и принялся вышивать новое изображение, договор из нескольких пунктов, аккуратным ровным почерком. Амарель внимательно глядела. Пункты договора оказались неожиданно прямолинейными. Обмен улицы (одна штука) на голубой кристалл (одна штука) с последующим его разрушением, но вот потом…

– Что это, черт побери? – спросила Амарель. – Крайний срок? Год и один день?

– Традиционный период времени для подобных договоров, – сказала Ивовандас. – Наверняка ты понимаешь, что в этом есть смысл. Я бы предпочла лишить Джарроу клыков достаточно быстро, не за пять и не за десять лет или другое их количество, постоянно меняющееся. Я требую, чтобы ты работала упорно и сосредоточенно. А тебе требуется стимул, более сложный, чем просто уничтожение в случае неудачи. Вот оно, все здесь.

– Год и день, – сказала Амарель. – Либо я доставляю улицу, либо лишаюсь гражданства и мирских богатств, поступая к тебе в вечное услужение.

– Это может оказаться интереснейшей и комфортабельной жизнью, – сказала Ивовандас. – Но ты можешь избежать этого, если ты настолько умна, как я предполагаю.

– А что, если я тайком доложу об этом договоре волшебнику Джарроу, в надежде, что он обойдется со мной получше?

– Разумное предположение о возможности предательского сговора, не хуже моего собственного! Отдаю должное силе твоего духа, но должна напомнить, что у Джарроу нет голубого кристалла, не говоря уже о том, что ни он, ни ты понятия не имеете, где находится мой внешний источник силы. Сама решай, кто из нас более легкая мишень. Если ты руководствуешься мудростью, то сунь руки в карманы.

Амарель сунула руки в карманы и достала перо и небольшую чернильницу, каким-то образом там очутившиеся.

– Одна улица. За один кристалл. Год и день, – сказала она.

– Вот оно все, черной нитью по белой ткани, – ответила Ивовандас. – Подписываешь?

Амарель поглядела на договор и скрипнула зубами. Мама всегда ей резко выговаривала за эту привычку. Наконец она открыла чернильницу и макнула в нее перо.

7. Неожиданная смена одежды

Обычные для волшебников суета и разногласия утихли. Даже Ивовандас и Джарроу, похоже, решили отдохнуть от забот, когда Амарель покинула Верхнюю Пустошь в персиковой дымке дневного света. Часы били три часа пополудни, по всему городу, перебивая друг друга, отдаваясь эхом. Перезвон продолжался где-то две с половиной минуты, поскольку все часы в Терадане преднамеренно устанавливали вразнобой, чтобы сбить с толку злых духов.

Мысли Амарель были странной смесью тревоги и расчетов. Махнув рукой механовипеду, вскоре она уже летела над крышами города в качающемся кресле, запряженном стаей механических воробьев. Обращаться за помощью можно было только в одно место. Придется свалиться на голову друзьям, как вынесенный морской волной на берег хлам.

Софара и Брэндуин жили в небольшом покосившемся домике на улице Шанквиль, который они купили по очень хорошей цене, учитывая, что в нем было пять этажей. Или шесть, время от времени. Куда иногда пропадал шестой, никто не знал, но, хотя он и вежливо отмалчивался в ответ на вопросы о своих делах, с другой стороны, он столь же вежливо не лез в дела людей. Амарель приказала механовипеду зависнуть у окна третьего этажа, специального входа для друзей по срочному делу.

Хозяйки дома были на месте, и, по удачному стечению обстоятельств, с ними был и Шраплин. Брэндуин возилась с поршнями его запасной левой ноги, а Софара лежала, растянувшись, в бархатном гамаке, с темными очками на глазах и в белоснежном берете, от которого исходил белый туман анальгетика, окутывая ее голову нимбом.

– И как это ты не залита рвотой и не молишь о смерти? – спросила Софара. – Как, учитывая, что ты выпила втрое больше допустимой для твоего веса дозы, а похмелье по полной программе – у меня?

– Мне неожиданно помогли, Соф. Можешь прикрыть комнату для конфиденциальной беседы?

– Весь дом достаточно безопасен в этом смысле, – простонала волшебница, скатываясь с гамака с минимумом изящества и достоинства. – Ну, если хочешь, чтобы я соткала тишину поглубже, дай минуту, чтобы я свои шарики-ролики в кучу собрала. Погоди-ка…

Сняв темные очки, она холодно поглядела на Амарель. Аккуратно обойдя кучу инструментов и деталей механизмов на ковре, она подошла к Амарель, принюхиваясь.

– Что-то не так, милейшая? – спросила Брэндуин.

– Тс-с-с, – сказала Софара. Протерла глаза, будто только что проснулась, протянула руку и отогнула левый лацкан плаща Амарель, и вытащила блестящую золотую нитку из черной шерстяной ткани.

– Ты была у другого волшебника, – сказала она, приподнимая брови цвета морской волны.

Софара хлопнула в ладоши, и комнату окутала зловещая тишина. Звуки города за окном исчезли, начисто.

– Ивовандас, – сказала Амарель. – Вчера я сбежала и натворила глупостей. В свое оправдание могу лишь сказать, что была очень зла, а коктейли ты мне смешивала.

– Ты непоколебимо неугомонная сука, – сказала Софара. – Ладно, эта маленькая ниточка позволит Ивовандас подслушивать, если только в каменных стенах этого дома не сработают мои контрзаклинания и определенные фундаментальные искажения. Тут есть какие-то махинации, позади всего этого что-то скрыто. Снимай остальную одежду.

– Что?

– Давай быстро, Амарель!

Софара принесла из дальнего угла комнаты ящик, украшенный серебром, открыла его и нетерпеливо махнула рукой. Амарель стряхнула с плеч плащ.

– Теперь понимаешь, какая она непосредственная? – сказала Брэндуин, орудуя крохотными мехами, чтобы надуть внутри ноги Шраплина трубку, заполненную светящимся зеленым маслом. – Мы бы никогда ничего не добились, если бы она все время ждала, пока я первая что-то сделаю.

– Следи за собственной работой, – сказала Софара. – Осмотрю все за двоих, а потом тебе все расскажу.

– Иногда мне кажется, что «друг» – просто слово для обозначения тех, кого я пока что не убила, – сказала Амарель, выпрыгивая из сапог, снимая леггинсы, пояса, жилет, блузку, скидывая острые предметы, мотки веревки, дымовые капсулы и нижнее белье.

Вытащив последний кусок нитки, Софара захлопнула ящик и прочла заклинания над замком.

Потом, немного подумав, улыбнулась и неторопливо подала Амарель одеяние из черного шелка, на котором синим и белым были вышиты карты звездного неба.

– Похоже, мне сегодня судьба в чужих шмотках ходить, – пробормотала Амарель.

– Прости, что забрала твои вещи, – сказала Софара. – Мне нужно проверить их на прочие фокусы, но Ивовандас настолько из другой весовой категории, что на это уйдет не один день.

– Никогда не позволяй волшебникам прикасаться к твоей одежде, – сказала Брэндуин. – По крайней мере, пока они не пообещают переехать жить к тебе. Теперь можно говорить без опаски.

– Даже и не знаю, как начать, – сказала Амарель. – Если сжато, то я временно вышла на службу.

Затем она рассказала все подробно, прерываясь лишь, чтобы ответить на нервные вопросы Софары по поводу систем защиты и отделки особняка Ивовандас.

– Чертовски сложно это, босс, – сказал Шраплин, когда Амарель закончила рассказ. Часы начали бить пять, но некоторое время не могли остановиться. Городских часов слышно не было из-за заклинания тишины, сотворенного Софарой. – Я так думал, когда на нас свалилась та работа с акульими слезами. Но улица!

– Интересно, как Джарроу узнал, что это источник силы, – сказала Софара, поправляя на голове обезболивающий берет. Он ей очень пригодился, пока она слушала рассказ Амарель. – Как ему удалось его обуздать так, чтобы никто не вмешался!

– Ближе к делу, мечтательница, – сказала Брэндуин, массируя жене ноги. – Текущий вопрос в том, как нам вообще это сделать?

– Я только за советом пришла, – поспешно сказала Амарель. – Тут лишь моя вина, и никто другой не обязан рисковать правом на убежище только потому, что я нажралась и нахамила волшебнице.

– Позвольте вас просветить, босс, – сказал Шраплин. – Если вы не хотите, чтобы я вам помогал, можете прямо сейчас обдумать, как мне голову разбить.

– Амарель, ты не можешь выкинуть нас на улицу теперь! Это же такая классная проделка! – сказала Софара. – Кроме того, было бы крайне неблагоразумно позволить тебе возиться с этим одной.

– Я благодарна, но считаю, что я отвечаю за вашу безопасность, – сказала Амарель.

– Чрезвычайный Парламент рушит свой собственный город наобум, босс, – сказал Шраплин, разводя руками. – Чего нам еще бояться? На мой взгляд, двух с половиной лет спокойной жизни было вполне достаточно.

– Точно, – сказала Софара. – Брось ты эти свои тонкости, Амарель, ты же знаешь, что мы не дадим тебе… ой, погоди. Ты слащавый мешок хитрости с сиськами! Ты к нам не за советом пришла! Сделала такое благородное лицо, что мы сами напросились, не получив удовольствия от зрелища того, как просила бы нас ты!

– А вы и попались, – с ухмылкой ответила Амарель. – Значит, договорились, выходим с пенсии и крадем улицу. Если у кого-то есть мнение, как, на хрен, мы это сделаем, почтовый ящик для предложений открыт.

8. Удар по больному

Первые два дня они провели, занимаясь разведкой и оценкой ситуации. Улица Процветания составляла в длину триста сорок метров, шла с севера на юг и имела среднюю ширину в девять метров. Ее пересекали девять авеню и пятнадцать переулков. На улице находились сто шесть домов, жилые и коммерческие, в их числе бар, в котором подавали напитки такого высокого качества, что третий день был потерян в похмелье и спорах.

Они продолжили дело вечером четвертого дня, когда от канализационных канав шел теплый пар, а уличные фонари светились будто жемчужины в складках серого тумана. Часы начали отбивать одиннадцать, и процесс длился столь долго, что осталось немного времени до двенадцати.

Женщина с лиловой кожей в комбинезоне муниципального работника хладнокровно возилась со знаком на столбе на пересечении улиц Процветания и Магдамар. Убрала деревянную дощечку с надписью «ул. Процветания» в мешок и коснулась пальцами шляпы, приветствуя любопытствующего пьяного гоблина. Брэндуин лишила знаков три перекрестка за то время, пока по всему городу били часы.

На перекрестке улиц Процветания и Девяти Пальцев вежливый работник с бронзовой головой закрашивал знаки «ул. Процветания» матовым черным лаком. Двумя кварталами севернее механовипед, летевший необычно низко, врезался в столб со знаком. В его кресле сидела темноволосая женщина. И так шесть раз. На прославившейся своей запутанностью развязке из семи дорог, где в улицу Процветания вливались несколько улиц Гоблинского Рынка, волшебница, прикинувшаяся кошачьей тенью, тихо бормотала заклинания разрушения букв, превращая ближайшие знаки в чистые доски.

Им было необходимо снять сорок шесть досок и знаков и очистить вывески шестнадцати заведений, имевших в названии упоминание об улице. А потом надо было вылить из оплетенной бутыли крепкий раствор купороса на памятный знак на мостовой, на котором железными буквами было выложено «УЛИЦА ПРОЦВЕТАНИЯ». Когда надпись превратилась в У. А П..Ц..Т..И… они плеснули на нее воды и бросились бежать, чтобы избавиться от комбинезонов, краски и краденой собственности города.

Когда на следующий день состоялся разговор с Ивовандас, та была менее чем впечатлена.

– Ничего не произошло, – сказала она, опасно поблескивая золотыми глазами. Бабочки на ее голове замерли. – Ни на триллионную часть не изменилась сила источника Джарроу. Хотя заблудившиеся туристы и путешественники уже есть. Ты должна украсть улицу, Амарель, а не попортить ее отделку.

– Я и не ожидала, что все будет просто, – ответила Амарель. – Просто подумала, что сначала надо попробовать простейший из способов. Никогда не кидай на стол Архиграфа, если можно обойтись двойкой.

– Карта не есть территория, – сказала Ивовандас, взмахивая рукой и отправляя Амарель на газон перед особняком. Гипнотические скульптуры жаб заставили ее потерять едва ли не больше времени, чем разговор.

9. Грубой силой

Следующая их попытка потребовала одиннадцати дней на планирование и подготовку, в том числе два дня, потерянные, когда битва между волшебниками из Парламента в западных районах города привела к обрушению Храма-Моста Бога Тайных Имен.

На пересечении улиц Процветания и Лангуинской, в южной оконечности улицы Процветания, восстановили уличные знаки. Небо вокруг города еще едва пошло ало-оранжевыми полосами, а часы то ли били, то ли не били семь. На Лангуинской остановился караван бронированных грузовых карет, в которые были запряжены лошади в доспехах. Караван должен был свернуть на север. На каретах висели таблички:

НУСБАРК ДЕСИСКО И СЫНОВЬЯПЕРЕВОЗКА ОПАСНЫХ ЖИВОТНЫХ

Караван влился в поток уличного движения, и тут женщина в огненно-красном платье, верхом на механическом кролике, грубо подрезала первую из карет, спровоцировав зрелищную цепную аварию. Экипажи опрокидывались один за другим, колеса одно за другим слетали с осей, упряжки лошадей с диким ржанием рвались вперед, врезаясь во всех подряд, поскольку порвалась страховочная упряжь. Борт одной из опрокинувшихся карет разлетелся в куски, и оттуда вырвался мохнатый рычащий зверь.

– БЕЖИМ! – крикнул кто-то. Оказалось, это была женщина в красном платье. – ЭТО ПРЫГУЧИЙ ОБОРОТЕНЬ-ШАКАЛ!

Спустя мгновение поврежденный механический кролик взорвался, ее обволокло паром и искрами. Красное платье было выворотным, и Амарель прекрасно умела выворачивать его одним движением. Спустя три секунды она выбежала из облака пара, одетая в черный плащ с капюшоном. Шраплин, вовсе не обескураженный наличием на себе сорока килограммов меха, шкуры и острых когтей из дерева, неторопливо включил усиленные пружины-амортизаторы в ногах, которые встроила ему Брэндуин. И прыжками поскакал по улице сквозь толпу, завывая. Люди ударились в панику и побежали в разные стороны.

В течение следующих тридцати секунд произошли двадцать два незапланированных столкновения экипажей и механовипедов, и движение встало на два квартала от первоначальной аварии. Амарели было некогда их считать, она спешно бежала на север следом за Шраплином.

Еще одна, по странному стечению обстоятельств, бракованная карета в караване Нусбарка Десиско треснула, и находящиеся внутри них ульи, огромные, в человеческий рост, оказались посреди уличного шума и на свету. Тысячи Полихроматических Пчел-Вонючек, переливаясь всеми цветами радуги и тревожась за судьбу своих маток, разлетелись вокруг, изрыгая оборонительный нектар с омерзительным запахом на все, до чего могли долететь. Слабый отголосок этой вони достиг Амарель, которая бежала в северном направлении, и она пожалела, что позавтракала. День еще толком не начался, а сотням людей придется сжечь свою одежду.

На всем протяжении улицы Процветания Софара заранее сотворила голосовые заклинания, и сейчас они начали действовать. Грубые голоса приказывали экипажам остановить движение, прохожим – бежать, магазинам – закрываться, гражданам – молиться об избавлении. Кричали про оборотней-шакалов, василисков, пчел-вонючек, ос-растлительниц, бешеных ворпилаксах и чуме. Приказывали констеблям и боеспособным гражданам баррикадировать улицу бочками и повозками на всех перекрестках. Некоторые так и сделали.

Амарель добежала до переулка, следующего за проездом Девяти Пальцев, и отыскала сверток, который оставила за гнилым ящиком этой ночью. И вскоре вышла на улицу в форме констебля полиции Терадана, со сверкающими капитанскими лычками на воротнике и стальной дубинкой в руке. Используя звучащие бессмысленные и противоречивые приказания, подогревая панику, она загнала торговцев в магазины и приказала закрыть двери покрепче. Встречая настоящих констеблей, она тыкала их иглой с наркотиком, замаскированной в торце дубинки. Тела лежащих без сознания констеблей, которых легко было принять за мертвых, добавили пикантный оттенок в общий беспорядок.

В северной оконечности улицы Процветания экипаж констеблей, специальный, для подавления беспорядков, которым правили две женщины в форме, попал в невероятную аварию, наехав на лоток уличного продавца фондю. Экипаж загорелся от открытого пламени, и сидевшие в нем Брэндуин и Софара бросили шлемы и с воплями побежали, заражая граждан бессмысленной паникой еще до того, как собранные внутри экипажа ракеты и канистры с топливом начали взрываться. В течение следующего получаса улицу Процветания осыпал розовато-белый чихательный порошок, обвевал усыпляющий дым, а в глаза оставшимся на улице лез едкий перечный порошок.

Вскоре двум волшебникам из Парламента пришлось с большой неохотой вмешаться, чтобы помочь полиции и уборщикам восстановить порядок. Офис компании Нусбарка Десиско и сыновей оказался пуст, там не было никаких бумаг. Вероятно, их унесли, когда бежали из города. Прыгучего оборотня-шакала так нигде и не нашли и пришли к выводу, что какой-нибудь волшебник взял его себе в качестве домашнего любимца.

– Что значит ничего не произошло? – спросила Амарель, в ярости меряя шагами студию Ивовандас на следующий день. Она изложила волшебнице ситуацию, но та слушала ее вполуха, штудируя старинную книгу заклинаний, которая временами сама по себе постанывала и смеялась. – Мы перекрыли движение по всей улице Процветания больше, чем на три часа! Украли улицу у всех, в общепринятом смысле этого слова! Движение встало, возвели баррикады, была парализована торговля…