– Еще бы, – ответил Сидоренко, разгоняя ладонью плотный дым сигары. – Сейчас про него только глухой не слышал. Поглядел утром на фотки в газете, что он с Колчак сделал – чуть самому плохо не стало.

– Ты дико нежный, – ухмыльнулся Бигганов и заломил назад шляпу. – В общем, этот парень всего за пару дней нанес нам такие убытки, какие мы не несли даже при отказах выдать выигрыш в казино, когда клиенты применяли гранатометы. Сегодня мы лишились полусотни тысяч, а завтра потеряем вдвое больше. После убийств Колчак и Виски и похищения Кшесинской у нас вал отказов – звезды перепуганы насмерть, никто не хочет работать в клубах и казино. Соответственно, придет меньше гостей, доход упадет, и наши отчисления за «крышу» похудеют, как фотомодель от анорексии. Смекаешь?

– Ага, – холодно сообразил Сидоренко.

– Сколько времени легавые будут искать этого урода, никто не знает, – прикусил сигару Бигганов. – Им-то куда торопиться? Нам же приходят кранты. Еще парочка распотрошенных звезд – и мы на помойке окажемся.

– И чего он Тимотэ не зарезал? – потер вспотевшую шею Сидоренко. – Тоже ведь какая-никакая, а все-таки звезда. Трудно ему, что ли? Сколько людей в ноги поклонится, спасибо скажет. Я бы, честное слово, даром его убил. Только правила не позволяют – работаю только за деньги, маме на смертном одре обещал. Хотя, конечно, если вы дадите хотя б одно евро, я попробую…

– У Тимотэ дядя – лицо, приближенное к императору, – хмуро сообщил Бигганов. – Этот певец – психоразрушающее оружие: он наверняка специально раскручен министерством двора, чтобы отвлечь молодежь от революционных идей. Я это давно подозреваю. Если честно, мне на него и десять центов жалко. А вот то, что казино осталось без попсы, серьезная проблема – туда ходит специфический народ, за шансоном или сиськами – они гангста-рэп не слушают. Ставлю вопрос ребром: нужно как можно быстрее выследить и убить Ксерокса. Каждый день простоя клубов и казино стоит нам бешеного бабла. Я не знаю, как ты это сделаешь. Просто сделай.

Киллер замер, что-то подсчитывая.

– Сто тысяч, – сказал он и облизнул губы.

– Семьдесят, – попытался торговаться Бигганов.

– Нет, – хладнокровно упорствовал киллер. – Я не могу вам уступить ни единого евро, дон. Это сложная работа – убить парня, который опасен сам по себе, да к тому же по его следу идет легион полиции с жандармами.

Однако Бигганов тоже был не лыком шит.

– Семьдесят, – тяжело повторил он. – И не центом больше. Но за те же деньги я включу в заказ Тимотэ. Мы даже можем отметить этот факт в контракте.

Сидоренко попытался бороться с собой, но у него ничего не вышло.

– О’кей, – сказал он голосом, в котором смешались сожаление и экстаз. – Будь по-вашему, дон. Я это сделаю.

…Дон Бигганов потушил сигару в услужливо подставленную ладонь охранника – тот даже не поморщился. Босс встал с кресла: телохранитель с автоматом обеими руками накинул на него плащ, держа материю за края.

– Мой адвокат все оформит, – бесстрастно произнес дон, глядя в прозрачные глаза Сидоренко. – Я надеюсь, ты деловой человек и понимаешь: если возьмешь аванс, а договор не будет выполнен… последуют санкции.

Киллер кивнул. Его лицо превратилось в застывшую маску.

– И учти – наказание окажется строгим, – продолжил Бигганов. – Например, я могу пересмотреть свое мнение по поводу заказа на Тимотэ…

– Не надо, – вздрогнул убийца. – Вы меня знаете, дон. И вас, и других я никогда не подводил. Я найду этого сукина сына. Обязательно найду.

Он склонился, целуя руку – на указательном пальце искрой полыхнул алмаз.

Глава пятнадцатая

Совпадение

(22 февраля, вторник, почти полночь)

Каледин пришел домой раньше своей бывшей жены – это удивило его, но не сказать, чтобы так уж очень. Звонить ей он, конечно, не стал – дабы не подавать виду, что беспокоится. Сняв верхнюю одежду и обувь, Федор перебрался на кухню, поближе к маленькому телевизору, достал из холодильника кильку в томате и открыл ее консервным ножом – на скатерть брызнул розовый соус. Есть кильку он не стал. Каледин был реалистом и соображал – при частом поедании содержимого таких вот банок его настигнет язва желудка. Зато когда придет Алиса, он примет вид истощенного существа и получит свою свиную отбивную. Так бывало всегда после развода – тем более что готовить Каледин хронически не умел. Из всех кулинарных изысков ему удавались только вареные сосиски, да и то не каждый раз. Пару килек, впрочем, для затравки он съел, чтобы экс-супруга увидела початую банку и поняла, как он страдает от голодных спазм.

…Алиса, однако, все никак не появлялась. Дабы немного отвлечься, Каледин включил телевизор – на Главном канале как раз шло ток-шоу Малахитова.

– Итак, сегодня гость нашей студии – автор романов ужасов Порфирий Профанов, – Малахитов орал так, что половину фраз не было слышно. – Этот господин высказал самую интересную версию, объясняющую серию мистических убийств в центре Москвы. Аплодируем нашему гостю!

Дождавшись, пока Профанов – грузный мужчина лет шестидесяти, с испитым желтым лицом, пройдет внутрь студии и сядет в белое кресло, ведущий хищно повернулся к нему, блеснув зубами и микрофоном.

– Порфирий Андреевич, повторите ваше сенсационное заявление.

– С удовольствием, – молвил Профанов, поудобнее устраиваясь в кресле. – Все эти смерти – жертвоприношения, организованные ЦРУ. Их главная цель – захватить наших пчел и медовые пасеки, а также сместить с трона святого помазанника, дарованного Господом – возлюбленного государя. После этого, как полагают враги империи, они смогут даром получать российский мед.

«Как забавно меняются люди, – слизнул с пальца соус Каледин. – Сначала-то Профанов этого самого „возлюбленного государя“ называл „тряпкой“, слыл ярым республиканцем, призывал к революции – а теперь за край горностаевой мантии считает за счастье подержаться. Интересно, это бабло так магически на людей действует, или у него правда сдвиг произошел?»

Корневой патриотизм в последние три года стал страшно модным в империи. Известные политики начали появляться в Госдуме одетые в вышитые посконные рубахи и тяжелые бобровые шапки, во время дискуссий потрясали посохами, в обиход вошли забытые выражения «гой еси», «житие мое» и «поелику» наравне с «зело». Новый государь показал крайнее упорство в православной вере, и купцы тут же побежали жертвовать деньги на храмы – в результате церквей стало столько, что их пришлось строить в метро (на земле места не осталось), и пассажиры ехали от станции к станции под колокольный перезвон. По примеру императора и великих князей, совершавших, согласно современному монархическому этикету, парадные выезды в золоченой карете с форейторами на запятках, в кареты пересели и министры – ежедневно на Шаляпинской авеню возникали пробки из экипажей. Горячие головы поговаривали – империи пора выйти из военного блока «Антанта», чтобы более не отождествлять себя с «богопротивным» Западом, но император считал иначе: ему нравилось посещать европейских монархов и кушать в их компании лобстеров. В популярных московских кафе к салату «Цезарь» подавали исключительно хохломские ложки, а суши предлагалось подхватывать мини-лаптем, раздвоенным на конце. Барышни рассекали по улицам с iPod на груди, одетые в мини-сарафаны от Bulgari; купцы, вспомнив моду предков, скупали хромовые сапоги и картузы – в американских закусочных, сразу уловивших новое поветрие, появился гамбургер «МакБоярин». Запад все это страшно напугало. В Европарламенте слышались громкие заявления: надо срочно искать других поставщиков недорогого меда, поскольку Россия становится опасной и непредсказуемой монархией. Мёд, однако, дешевле никто не продавал, а если и продавал, то это было полное говно. Поэтому Западу оставалось лишь надеяться на главного революционера – сбежавшего в Лондон купца первой гильдии Платона Ивушкина. Тот в частых интервью бил себя в грудь и обещал: как только он свергнет царя, мед будет раздаваться бесплатно всем желающим.

– Черное зло вырвалось на свободу, целуя нас взасос безгубым ртом, – загудел Профанов. – Его костлявые, кожистые крылья машут над страной, закрывая солнце, а из клыкастой пасти капает ядовитая слюна. Мертвецы встают из могил, снимая с рук облезшую кожу, как лайковые перчатки. Русалки, безумно хохоча, воют со дна темных озер… И только святые старцы в подземных скитах молятся за императора, за его невинную душу…

Сделав паузу, Профанов затянулся отлично свернутым косяком.

– Извините… что вы сказали? – выдавил из себя Малахитов.

Вместо ответа Профанов охотно протянул ему косяк. Малахитов сделал пару затяжек – и в глазах его появился тот же жизнерадостный блеск.

– Ууууу, блин, – сказал он, наблюдая за колечками дыма. – А я-то гляжу, и верно… кожистые крылья с русалками в скитах… хахахахахахааа…

«Вот ядреная трава, – завистливо подумал Каледин. – Знают же люди места! И где мне такую достать? Вечно в кафе барыги лажу бодяжат». Трава была официально разрешена новым императором, воодушевленным визитом в Амстердам, где местный король на приеме предложил ему раскумариться косячком. После «лигалайза»[19] в империи случился бум марихуаны – ее выращивали даже на балконах и в офисах вместо фикусов. Спохватившись, государь решил упорядочить употребление травки и понастроил кафе по принципу амстердамских – правда, народ к ним еще не привык. Творческие же люди по привычке употребляли косяки весьма активно, поэтому на телешоу «Секунда известности» в жюри вообще стоял дым коромыслом.

В замке повернулся ключ, и Каледин немедленно придвинул к себе баночку с кильками. Приняв выражение крайнего страдания, он нахмурил лоб и сосредоточенно уставился в телевизор. Алиса вихрем ворвалась на кухню в шубе и ботинках, оставивших на белом линолеуме грязные следы.

– Мне нужно срочно с тобой поговорить! – заявила она с порога.

Каледин, картинно державший на вилке рыбью тушку в томате, тонким звериным чутьем понял – никаких шницелей ему сегодня не обломится. Издав горловой звук, он отложил двузубую вилку в сторону.

– Садись, – кивнул он на табурет, сохраняя оттенок страдания в голосе. – У меня тоже есть новости. Что случилось? Ты обнаружила доказательства причастности британской королевы к смерти принцессы Дианы? Государь тебе княжеский титул пожалует – отношения с Британией у нас хреновые.

Калединский сарказм не остался без внимания.

– Дурак, – безапелляционно взвизгнула Алиса. – Вы там собираете свои идиотские совещания, толчете воду в ступе, опрашиваете свидетелей, приглашаете медэкспертов. А я в одиночку обнаружила такое, что поставит вашу контору на уши. И в тот момент, когда я прибегаю срочно посоветоваться: все, на что тебя хватает – это твои дебильные шуточки!

Каледин с сожалением посмотрел на кильку и временно посерьезнел. Алиса бесцельно перебирала пальцами пуговицы шубы, ужасно волнуясь.

– Я тебя слушаю, – произнес он, выключив сатанинскую улыбку.

Алиса положила перед ним два документа – один распечатанный на принтере, другой – полученный по факсу, оба на английском языке. Каледин склонился над листами – Алиса же наконец поняла, что ей жарко в шубе. Отнеся одежду в шкаф, она вернулась – стремясь унять дрожь в руках, открыла буфет, где стояла наполовину пустая бутылка шустовского коньяка. Налила себе рюмку и залпом выпила – не глядя закусила калединской килькой в томате, ухватив ее большим и указательным пальцами прямо из банки.

Каледин поднял глаза от бумаг – по размерам они вполне смогли бы заменить окуляры бинокля. Первую минуту он был не в силах произнести нужные слова – выплевывал их с трудом, как заезженная пластинка.

– Скажи… мне… честно…. как на духу… ты все ЭТО… подделала?

Алиса безвольно села рядом, налив себе еще одну рюмку – однако сломленный новостью Каледин показал недюжинную резвость: выхватив ее из-под носа у экс-жены, он молниеносно выплеснул коньяк в собственный рот.

– Нет, – сказала Алиса, переключившись на кильку. – В том-то и дело, что нет. Данные ДНК показались мне знакомыми. Когда я училась в Оксфорде, мы ездили на практику в Лондон и подробно изучали это досье в архиве – оно крепко запало мне в память. Все доказательства хранятся в Музее криминалистики при Скотланд-Ярде: последние исследования были проведены в 1994 году, ДНК прекрасно сохранилась. Это присланная в полицию почка проститутки со следами зубов и открытки, написанные кровью. Меня сразу начала терзать мысль о явных совпадениях. Поэтому вечером я послала факс с результатами теста ДНК нашего подражателя в архивный отдел Скотланд-Ярда, где работает мой бывший преподаватель…

Каледин в крайнем волнении поднялся с табуретки.

– Но ты понимаешь, что это вообще значит? – прохрипел он, тряся листками перед собой и слегка заикаясь. – В ответном факсе Скотланд-Ярда сказано: ДАННЫЕ ДНК ЭТИХ ДВУХ ЛЮДЕЙ СОВПАДАЮТ – ОДИН В ОДИН.

– Нет, – поправила его Алиса. – Совсем не так. Дело обстоит еще хуже.

Она повернулась, глядя прямо в расширенные зрачки Каледина.

– Судя по ДНК, убийца женщин в Лондоне 1888 года и в Москве 2008-го – один и тот же человек, – подвела черту Алиса. – Вот и вся разгадка.

Каледин побледнел так, что вполне гармонировал с кухонной плитой. Если бы ему на уши повесили немытые кастрюли, он слился бы с ней полностью.

– Сумасшествие…– еле слышно произнес он. – Ты расцениваешь это таким образом, как будто подражатель и в самом деле может быть…

– Это совсем не подражатель, – сказала Алиса. – Вся наша проблема в том, что нынешний московский убийца И ЕСТЬ ДЖЕК ПОТРОШИТЕЛЬ.

В чистом лунном свете за окном не было видно ни единой снежинки. Хлопнула раскрытая форточка – в комнату ворвался ледяной ветер…

Глава шестнадцатая

Комната страха

(23 февраля, среда, начало суток)

Девушка уже не плакала – привязанная за руки и за ноги к ржавой железной кровати, она безразлично наблюдала за неспешными приготовлениями убийцы. Очнувшись от паров хлороформа, брюнетка сразу поняла, в чьих руках находится, и самое главное – что с ней сделают. Стандартные мольбы о пощаде и обещания заплатить выкуп действия не возымели, да и не могли возыметь: этот человек совсем не заинтересован в деньгах. Черная маска на лице ее не обманула – она являлась данью театральному ритуалу, а вовсе не реальной необходимостью. Кшесинская знала, что умрет. Ее заботили лишь две вещи – чтобы это случилось быстро и главное – безболезненно. По крайней мере, он твердо обещал это ей в перерывах между криками о помощи. Пониженный до шепота голос – приятный и нежный, кажущийся удивительно знакомым… Девушка пытается, но не может вспомнить – кому же принадлежит этот мягкий, бархатистый тон. Похититель не заткнул ей рот, дав вдоволь наплакаться: глаза из-под маски светились тусклым блеском. Он удивительно спокоен. Наверное, так в деревнях мужики заходят в хлев, чтобы зарезать поросенка под Рождество. К чему волноваться? Проблемы ведь у поросенка – пусть он и волнуется.

Она буквально спинным мозгом ощутила, что момент пришел: одновременно с ее мыслью убийца поднялся с пола, положив голубой мелок на подоконник. Так вот почему именно тот поросенок, которого собрались резать, начинается метаться между собратьями, флегматично жующими отруби. Когда смерть приходит именно за тобой, ты всегда чувствуешь ее. Он стоял перед ней, держа в правой руке нож – лезвие из отличной стали, широкая выемка для кровостока. Прикусив губу и вздрагивая, Кшесинская обреченно закрыла глаза. Убийца ласково провел перчаткой по ее лицу от лба до подбородка – будто извиняясь. Затем положил нож на простыню – обе его руки легли на горло девушки, он крепко сжал шею, раздался хруст шейных позвонков. Сняв перчатки, он вышел на кухню, бросил их в раковину с грязной посудой и достал из кухонного шкафа полиэтиленовый мешок. Закрепив его под подбородком еще теплого тела, убийца зашел сзади: наклонив послушную голову влево, взял в ладонь рукоятку ножа – лезвие сверкнуло, проникая глубоко в плоть. Глядя, как дымящийся бальзам наполняет емкость, он терпеливо стоял – ожидая, пока упадет последняя капля. Взяв полный мешок с колышушейся на поверхности красной пеной, он отнес его к холодильнику, занимавшему половину кухонного пространства – в таких на бойнях держат свежее мясо. Для длительного хранения бальзама требуется определенная температура.

Он производил процедуру, как обычно, всего пятнадцать минут. Вскрыв ларец с помощью отточенного лезвия, достал из него сокровища и бережно разложил вокруг. А в самом конце, усердно потрудившись (с детства привык приберегать сладкое напоследок) и забрызгав руки по локоть бальзамом, убийца извлек артефакт – главный источник жизни на Земле. Стоя на коленях перед иссеченным ларцом, он поднял артефакт на окровавленных ладонях. Сохраняя почтение, благоговейно поцеловал, оставив на окровавленной поверхности четкий отпечаток губ. Наслаждаясь первозданной красотой артефакта, он долго не мог оторваться от захватывающего зрелища. Любуясь, убийца осторожно положил сочащуюся кровью массу в нужную выемку среди начерченных мелом голубых линий. К счастью, снаружи сегодня царствует Луна, жаждущая напитать божественный артефакт необходимой ему энергией. Теперь пора погрузиться в медитацию, а после выхода из нее – отвезти ларец с сокровищами в город, вернуться и лечь спать: ему рано вставать на работу. Его лицо отекло от бессонницы, но ничего не поделаешь – когда приходит период процедур, времени ни на что не остается. Отдохнет потом. На пляже.

На полу вспыхнули пять черных свечей. Он сел в позу для медитации и мгновенно, буквально за две минуты, вошел в транс. На этот раз он увидел себя в Лондоне – в одном из грязных, сырых переулков осеннего Ист-Энда. От него, крича, убегала женщина, а он гнался за ней, и крылатка на плечах величаво развевалась при мертвенно-бледном свете Луны. Без особых усилий он догнал ее, оглушил ударом, сомкнул руки на горле. Едва дождавшись, пока женщина утратит жизненные силы, он нетерпеливо вскрыл ее ларец. В центр головы ударили белые, отлично видимые лучи энергии, исходившие из ларца, сотрясая невиданными ощущениями, заставляя подавлять вопль удовольствия. Жилы наполнились бурлящим огнем, мозг опутали щупальца, запускавшие свои отростки во все главные центры наслаждения. Никто не знал, что дают ларцы. Это был его секрет.

Он увидел газеты, напечатанные на дешевой бумаге, с аршинными заголовками: «ДЖЕК ПОТРОШИТЕЛЬ НАНОСИТ УДАР СНОВА». Конечно, посылка в Скотланд-Ярд лишнего, ненужного ему артефакта, сопровождаемого письмом с кучей грамматических ошибок, была глупым хвастовством, излишком мальчишества – что не пристало такому умному и серьезному человеку, как он. Дескать, поймайте меня, если сможете, тупоголовые кретины. Впоследствии он устыдился – не следует так откровенно работать на жадную до сенсаций публику. Настоящий мастер никогда не покажет своего истинного лица. Но был и жирный плюс – письмо, отправленное в полицию, стало настоящей пиар-компанией, превратившей имя монстра Ист-Энда в торговый бренд. Если бы он мог его зарегистрировать, то давно бы стал богаче Билла Гейтса: один фильм «Из Ада» с Джонни Деппом дал бы ему пять лет отдыха на Мальдивах. Миллион исследователей, режиссеров, историков и профессоров разной степени учености в разное время пытались выяснить – кто же на самом деле таинственный Джек Потрошитель?

Однако никто из них не угадал.

Именно тогда он придумал, что должен выглядеть именно ТАК, и за прошедшие десятилетия его имидж укрепился, сделавшись каноническим, превратившись в незыблемую классику жанра. Можно сказать, он стал своим собственным стилистом, оттачивая до мелочей демонический образ. В этом мифическом антураже, весьма далеком от реального, он обязан был предстать перед жаждущей андреналина публикой – зловещая фигура в полумраке лондонских улиц с окровавленным ножом в руке. Надо признать – у него отлично получилось. Многие версии оскорбляли его артистическую натуру. Скандальные журналисты писали: он убивал проституток, потому что был психом, больным сифилисом. Какими низменными вещами люди порой пытаются объяснить вещи, неподвластные их разуму! В последующие годы у него появилось сто тысяч подражателей – разумеется, их всех поймали, этих никчемных любителей, убивавших бедных женщин ради своей низменной похоти. Их действия помогали ему, как сейчас: он всегда мог замаскироваться под кого-нибудь из целой армии низкопробных клонов. Нет, дорогие мои, он вскрывал те ларцы в Лондоне вовсе не из-за сифилиса.

Его настоящая цель была совершенно другой.

Пламя сомкнулось в мозгу новой ревущей волной, обдав жаром: непроизвольно вскрикнув, он открыл глаза. Посмотрел на часы – да, уже довольно поздно, улицы пустые, городовые мерзнут на перекрестках, не обращая внимания на машины. К тому же они ищут желтую тачку извозчика, а он ее уже перекрасил (табличка с шашечками покоится в багажнике). Полицейские толпами рыщут по глухим переулкам Москвы. Ждут, что он вытащит им под нос ларец и разложит вокруг него сокровища? Напрасно. Он же гений и любит рисковать. Сегодня он раскроет ларец в двух шагах от Кремля и может ставить на спор собственную голову: его никто не заметит. Он умеет сливаться с собственной тенью. Убийца вытер слюну, выступившую в уголке рта. Голова кружилась, покалывало в висках – ему еще вести машину – хорошо бы принять таблетку. Одевшись и отмыв в раковине перчатки, он бросил аспирин в стакан с водой, услышав шипение. Интересная вещь. В его времена не то что растворимых лекарств, и аспирина-то не было. Застегнувшись на все пуговицы (на улице свистел ветер), он подошел к распростертой на кровати девушке – темные пряди слипшихся от крови волос безжизненно свисали с подушки, глаза закрыты, побагровевший язык прикушен. На живот было лучше не глядеть.

Перебросив тело в мешке через плечо, он вышел на улицу, направляясь к гаражу. Интересно, увлекшись игрой в Потрошителя, полицейские не ведают о его другой, истинной ипостаси – она тоже иногда встречалась в фильмах ужасов, но значительно реже. И если лондонского маньяка узнавали все – от младенца до старика, то эта ипостась большинству была неизвестна. Хотя она значительно страшнее Потрошителя. Во много сотен раз страшнее.

Самое главное, что так и не удалось узнать лондонской полиции – те пять жертв в Ист-Энде были далеко не первыми. И звали его вовсе не Джек.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

«ПОЖИРАТЕЛИ ДУШ»

Добро пожаловать на смерть. Зло растет, сжигая плоть изнутри. Я уже не тот, что был прежде, – смогу ли я остановить этот страшный сон? Blind Guardian, Welcome to Dying
Глава семнадцатая

Жрецы Мельпомены

(23 февраля, среда, полдень)

Ипполит Мельхиоров дрожащей с похмелья рукой взял с фарфорового блюда вишенку, раскусив ее покрытыми налетом желтизны зубами. Вишенка, как и ожидалось, натужно лопнула, усладив язык запахом дешевого коньяка. Свежие вишни и клубнику в зимней Москве можно было купить только в бутике купца Елисеева, доставлявшего их авиалайнером из Парижа – стоимость ягод, как и собственно самолет, была реактивной. Устроители приема зажались, пожалев бабла на свежак, и ограничились консервированными фруктами в алкоголе. От коньячного вкуса Мельхиорова чуть не стошнило, хотя вторая вишня «пошла» лучше – режущая боль в голове начала уходить. Нет, хватит – больше на корпоративы в гусарский полк он ездить не будет. Всегда одно и то же – сначала спой им «Боже, царя храни», после цыганский хор, а в конце садятся в преферанс играть. А какой преферанс с пьяных глаз? Мало того, что весь гонорар просадил, так еще и голова болит так, что хоть снова езжай к гусарам: одолжить наган застрелиться. Голову с утра помыть не смог, теперь похож на пуделя, плавающего в оливковом масле – самому противно в зеркало смотреть.

Кто-то нежно погладил его по локтю. Морщась, Мельхиоров обернулся.

– Ипполит, ты слышал? – к нему робко жался перепуганный танцор Борис Авраамов, изящно держа в руке бокал пунцового бордо. – Третий труп сегодня нашли. Как ужасно, правда? Бедняжка Кшесинская… он ее ножом и так и эдак… я отказался от всех вечерних выступлений, даже с охраной… не хочу в темное время суток появляться на улице и в такси один не сажусь.

– А тебе-то чего бояться? – удивился Мельхиоров. – Он же девок убивает.

– Нуууууу…– многозначительно протянул Авраамов, кокетливо моргнув накрашенными ресницами и томно поправив золотую сережку в ухе.

– Ах да, – спохватился Мельхиоров, бросая в рот сразу две вишни. – Тогда вопросов нет – тебя он зарежет. Но если только вслепую. Ты на девку не похож: хотя следует отдать тебе должное – очень активно стараешься.

– Ты тоже, – огрызнулся Авраамов и ушел в сторону пирожных.

Мельхиоров пошарил по карманам – денег на аристократический опохмел не было, завалялась лишь мелкая монетка в пять алтын. С тех пор как он развелся с женой – 70-летней статс-дамой Стеллой Пугачевой (которая была старше Ипполита на полвека), его эстрадный бизнес стал хромать – спасали только гусарские корпоративы. Сейчас он приглядывал себе новую супругу – сербскую княгиню Людимиру Мурченко: ей было примерно под сто, но благодаря такому же количеству пластических операций она выглядела на двадцать лет моложе. Горестно решив, что на безрыбье и рак рыба, Мельхиоров нацедил себе дрянного, однако бесплатного шампанского.

Возле блюд со сластями стайкой собрался народ: жуя птифуры, звезды обсуждали выборы в Госдуму и партийные рекламные концерты, на устройстве которых можно срубить хорошей капусты – тема волновала всех. Первым этот метод опробовал шеф генеральской хунты Корнилов, когда пригласил рекламировать правительственную партию Вертинского и Веру Холодную, разъезжавших по империи под примитивным, но доходчивым лозунгом: «Царствуй над нами, царь православный». Однако сейчас среди большинства жующих преобладало уныние, ибо рейтинг правящей партии «Царь-батюшка» и без того был высок, что позволяло обходиться без услуг модных артистов. Последних это лишало приличных финансовых вливаний.

– Его величество уже давно гложет мысль, – с набитым ртом высказывал ценную мысль бард Андрей Старикевич. – Как бы создать в империи политическую систему по типу Северо-Американских Штатов – чтобы присутствовало две важных партии, а более никого. В связи с этим партию «Царь-батюшка» собираются разделить пополам: на «Царя» – для монархистов, и «Батюшку» – для православных. Список первой партии возглавит государь император, а второй – Иисус Христос; как подтвердил обер-прокурор Синода, согласие Спасителя уже получено. Хотел бы я знать, кто в нашей драгоценной империи не проголосует за такие кандидатуры?

– Это клево, – радостно поддержал его блондин из трио «Петрушки Лимитед». – Значит, можно обалденный гешефт срубить. Сначала едешь, рекламируешь с утра на концерте «Царя», а после обеда – уже «Батюшку». Скажем, исполняешь «Тучи», а потом кричишь со сцены: «Дорогой наш император – круче ты, чем терминатор!», тут же врубаешь «Пух», и снова: «Хочешь жить годов до ста? Голосуешь за Христа!» От обоих партий конвертики с гонораром собрал – и вечером айда в баньку с девочками.

Поникшие гости заметно оживились, предвкушая перспективу хорошего заработка. В глубине зала мигнула вспышка фотоаппарата-«мыльницы»: бульварные журналисты и тут находили свой хлеб. Обычно на закрытые тусовки не пускали владельцев оснащенных «дальнобойными» объективами камер, но редакции изощрялись – нанимали «бутербродных репортеров». До «смуты» (как официально именовалось в СМИ кратковременное свержение монархии в 1917 году) с мелкими акулами пера расплачивались за статью рюмкой водки и бутербродом. Сейчас традиции сохранялись, однако фото, снятое исподтишка мобильным телефоном (или камерой-«мыльницей») ввиду инфляции стоило дороже – бутылку среднего коньяка с нарезкой семги. Однако предосторожности были лишними: если кто-то и отворачивался от вспышки, то сугубо формально – гости сами лезли в кадр, показывая приколотый к лацкану пиджака золотой значок с профилем государя. Продемонстрировать лояльность трону было полезно – так считал даже экс-анархист Андрей Старикевич, которого еще 25 лет назад после концертов запихивали в «козла» и всю ночь допрашивали в жандармерии. Сейчас Старикевич объяснял в интервью: он всегда сердцем болел за государя императора, а критиковал лишь отдельных людей в министерстве двора.

Украдкой щелкнув Старикевича, засовывающего в волосатый рот тарталетку с красной икрой, редактор Юля спрятала «мыльницу» в сумочку, сработанную под крокодиловую кожу. Со Старикевичем было опасно связываться – он находился в числе тех, кто подписал челобитную к царю с просьбой оградить звезд от вмешательства бульварной прессы. Злые языки назвали подачу челобитной «продуманным пиаром»: группа певцов и актеров явилась к Кремлю босиком, одетая в посконные рубахи, и пала на колени, держа копии челобитной на обнаженных головах. Министру двора, графу Иннокентию Шкуро, пришлось выйти перед телекамерами и быстро собрать прошения, сохраняя улыбку на каменном лице. В челобитной цвет нации просил ввести против непослушных репортеров битье батогами, а в случае повторного проникновения в частную жизнь звезды – применить насильственное пострижение в монастырь. Через неделю обер-гофмейстер императора, князь Слоновский собрал всех звезд за чаепитием в Кремле и попенял им за показное шоу а-ля «бояр рюсс». Мол, возвращение к корням – оно замечательно, но надо ж Западу показывать, что у нас не Саудовская Аравия, а просвещенная европейская монархия – иначе государю станет совсем неудобно с другими королями за одним столом лобстеров кушать.

Между тем к беседе у исчезающих пирожных присоединилась певица Анна Рабинович, славившаяся на всю Белокаменную исключительным размером упругого бюста: к ее груди, как она клялась, не прикасался скальпелем ни один пластический хирург. Проглотив птифур, Аня потянулась за вторым – было видно, что девушка нервничает. Звезды почтительно расступились, глядя на зазывно вибрирующую в вырезе платья грудь Рабинович: розовые «мячи», казалось, жили отдельной жизнью.

– Что же нам делать, господа? – с французским прононсом плаксиво произнесла Аня, уронив щедрую слезинку на подсохший птифур. – Злобный маньяк на всех нас настоящую охоту объявил – хуже, чем папарацци. Машеньку Колчак словили на стоянке такси возде клуба, Виски позвонили на мобильник и пригласили на вечеринку с олигархами, а Кшесинскую похитили прямо из гримерки. Видели по ТВ, что это чудовище с ними сделало? Зарезало самым ужаснейшим образом, словно на скотобойне-с.

– И главное, не тех режут, – поддакнула девушка из популярного трио деревенских барышень «Завод». – Почему бы маньяку не нападать на кого-нибудь помощнее, а? На Валуева или Облучко, например.

– У вас, mademoiselle, мозги замерзли, – невежливо буркнул боксер Облучко, сокрушая квадратной челюстью сразу шесть птифуров. – Убивец копирует лондонского Джека Потрошителя, резавшего сугубо баб. Если бы Потрошитель позиционировал себя как серийный убийца боксеров, то я боюсь, у него начались бы существенные проблемы с самого начала.

– Да, но он резал проституток, – не унималась девушка с «Завода». – Женщин, которые спят с мужчинами за деньги. При чем здесь, собственно, мы?

Среди дам наступило гробовое молчание, прерываемое конфузливым покашливанием. Поняв, что сказала что-то не то, «заводчанка» покраснела как рак и передвинулась к пирамиде с шампанским. Паузу прервал выпуск новостей Главного канала, транслировшихся на экране под потолком.

– Сегодня его сентябрейшее императорское величество в сопровождении всемилостивейшей государыни императрицы и их высочеств цесаревен, – с подобающим уважением произносил диктор, – высочайше изволили изловить рыбку в подмосковном пруду государственной резиденции new-Царское Село. Его величество с благословения Господня поймал щуку весом на пять фунтов и два золотника, кроме того, леща на полтора фунта и плотвичек немерено. В ловле участвовал его высочество князь Монако Альберт Второй, прибывший консультировать имперское министерство налогов по поводу переноса игорных заведений в леса загородных деревень.

На экране появилось фото – голый по пояс император с накачанными бицепсами и удочкой-спиннингом в руках. По толпе покатились девичьи вздохи, одна из дам предоргазменно взвизгнула, закатив глаза. Монархист Леонтий Михайлов, по православному обычаю наливавший себе уже пятый бокал, выронил посуду из рук и грузно упал на колени, размашисто крестясь.

– Батюшка! – отчаянно взывал он, протягивая руки к экрану и вытирая паркет джинсами от Лагерфельда. – Не уходи, зайчик самодержавный – на кого бросаешь? Как я без тебя хлебушка-то откушу, пупсик мой коронованный?

Звезды с завистью оценили реакцию Михайлова – он обладал уникальной способностью первым падать ниц, причем обязательно при свидетелях. Через неделю государь должен был лично вручить ему золотой ключ камергера.

– Можно Тимотэ еще зарезать, – развила теорию Аня Рабинович. – По крайней мере, по нему никто плакать не будет. А потом митинги пойдут многотысячные, где все будут требовать от присяжных убийцу оправдать.

Аксинья, теребя на груди бэйджик Главного канала, молча наблюдала, как пробивная соперница скользила по залу, жужжа затвором «мыльницы». Она тоже захватила с собой фотокамеру, но, как назло, забыла вставить батарейки. Вот уж не повезло так не повезло. Может, зря она пошла работать на телевидение? Утонешь в интригах: если человека два дня нет в кадре, с ним перестают здороваться. Рейтинги падают – в прошлом году в фаворе был «Клуб веселых монархистов» (КВМ), а теперь всех зрителей перетащил Comedy Club. Ничего. Она через годик-другой в аспирантуру пойдет, а там, глядишь, и докторскую защитит: диплом гарантирует получение графского титула. Вот тогда и придет ее время – будет эта змея Юля приседать в ее присутствии в книксене и подобострастно щебетать: «Ваше сиятельство» – глядя, как сам барон фон Браун ей ручки целует.

Юля не видела Аксинью. Стоя в стороне, она сфотографировала лобызающего паркет Михайлова и взглянула на изящные часики: ей пора было двигать в Останкино – у фон Брауна начиналась послеобеденная «летучка». Впрочем, она предупредила, что опоздает: есть время заехать домой и отобрать фотографии на компе. Осмотревшись вокруг и не найдя больше ничего интересного для снимков, она направилась в гардероб, на ходу рассматривая плакат сериала «Шаляпинъ. Live». Юля прилично зарабатывала на ТВ, но подработкой в качестве «бутербродного репортера» не гнушалась, считая, что халявный коньяк и семга на дороге не валяются.

Существо, стоявшее в тени возле лестницы, повернуло голову, когда она проходила мимо. Осторожно поставив бокал на поднос скользящего по паркету официанта, оно, подождав пару секунд, последовало за ней…

Глава восемнадцатая

Третий труп

(22 февраля, среда, после полудня)

Тишина, повисшая в комнате для совещаний МВД, не предвещала ничего хорошего. Роскошный зал своей отделкой, сработанной волосатыми руками турецких гастарбайтеров, был похож на фойе пятизвездочного отеля – в углу установили даже обязательный фонтан с гипсовыми русалками. Но сотрудникам он сейчас больше всего напоминал бурные воды реки Нил, из которой, щелкая зубами, вот-вот обязаны были появиться крокодилы.

– …Что ни говори, а результат у нас нулевой… – шеф Отдельного жандармского корпуса Антипов отодвинул лежавшие перед ним отчеты. – Диму Иблана пришлось отпустить – идеальное алиби, бомж Муха тоже оказался ни при чем. С Сюзанной Виски вообще произошла какая-то мистика. В воскресенье ей позвонили на мобильный телефон и обещали 100 тысяч золотых, если она выступит на закрытой вечеринке коньячного магната Шустова – это слышали как минимум три свидетеля. Шустов оперативно прислал за ней такси, сев в которое, Сюзанна назад не вернулась. Согласно данным сотовой компании, звонок на телефон Виски был совершен с мобильника, похищенного из сумки французской туристки во время перекуса в «Макдоналдсе» – она хватилась его через 20 минут, но этого оказалось достаточно, чтобы позвонить. Естественно, вечеринки Шустов не проводил и такси за Виски не присылал, а номера машины никто не запомнил. Кшесинскую и вовсе похитили прямо в кабаре с лестницы черного хода, куда она, судя по найденному окурку папиросы с помадой, вышла перекурить. Сегодня в 7.24 утра изуродованный труп Кшесинской в привычной «сервировке» обнаружили возле памятника Пушкину: это уже беспримерная наглость. Там всегда полно людей, место ярко освещено фонарями, однако традиционно убийцу никто не заметил. И вы знаете, чего на этот раз не хватает в организме покойницы? Да простят меня дамы, это…

«Матка» – одними губами повторила вслед за шефом жандармов Алиса. Ее кожа обветрилась и покраснела от холода – собираясь в департамент полиции, она забыла наложить тональный крем. Каледин выглядел немногим лучше – глаза отливали красным, как у вампира, под нижними веками красовались сочные синяки. Всю ночь оба не спали, ожесточенно дискутируя о неожиданном открытии, сделанном Алисой (Каледин ласково назвал его «шизофреническим»), и по сто раз подробно изучая оба документа с данными ДНК. Без пятнадцати восемь Каледину позвонил директор департамента полиции Муравьев: они с Алисой выехали к памятнику Пушкину, увидев привычную с начала недели картину. Труп, толпа городовых, еще больше телерепортеров и подпоручик Саша Волин с надушенным платком у рта. Потусовавшись на месте очередного деяния убийцы, получив нужные снимки и задав дежурные вопросы, все поехали на Цветной бульвар. Еще в лимузине с Антиповым связался по сотовому граф Шкуро: глядя на гримасу жандарма, можно было догадаться, что общение не оказалось приятным. Среди столичных звезд началась настоящая паника – одни предпочли «на время» уехать из Москвы, другие осаждали элитные охранные агентства, третьи заперлись у себя на Трехрублевке, на виллах, оборудованных аппаратурой слежения по последнему слову техники. В половине клубов и казино отменили шоу: выступать отказывались даже извлеченные из нафталина певцы Кай Метов и Вадим Казаченко. Да что там эстрада – манекенщицы и те боялись выходить на подиум, требуя оборудовать за кулисами «гнездо» для снайперов жандармского спецназа. «Зажрались люди в XXI веке, изнежены донельзя, – задумалась Алиса. – Всего три жестоких убийства – и мегаполис парализовало от ужаса. А то, что с понедельника на машинах разбилось насмерть пятнадцать человек, никого не пугает – вот она, великая сила электронных mass media». В свое время император сделал ставку на свое раскручивание с помощью ТВ и не прогадал: таким бешеным рейтингом не обладал ни один из российских монархов. Старая поговорка «До Бога высоко, до царя далеко» рушится, если царь с ласковой улыбкой шагает в каждый дом с телеэкрана. Любые мелкие милости, кои он оказывает населению (дарит шубу со своего плеча, велит провести газ в деревню, привозит детям игрушки) – многократно тиражируются телевидением, создавая сахарный образ милостивого царя-батюшки, пекущегося о нуждах народа. Чутко реагируя на данные опросов, он вернул допетровскую традицию, согласно которой уволенных министров (как раньше опальных бояр) после отставки скидывают в грязь с кремлевского крыльца. Там их, разумеется, не ждут секиры стрельцов – отряхнулся да и пошел домой: но народу очень нравится смотреть на летящих вверх тормашками министров, рейтинг так и прет… Первоначально министры из либеральных дворян советовали государю быть еще проще: брать пример с голландского короля, лихо рассекающего по улицам на подержанном велике, а также британской королевы, ради заработка пускающей к себе во дворец тучи туристов. Но скоро социологические опросы выяснили: жителям империи не нравится монарх современного европейского стиля, напоминающий обкуренного хипаря в джинсах, которого полиция имеет право оштрафовать за неправильную парковку – как недавно короля Швеции. Люди предпочитали видеть нечто плавное и величавое, золоченого византийского стиля, выводимое благоговеющими боярами под белые ручки. Впрочем, модерновый образ государя императора в джинсе и с косячком за ухом, слушающего в стереонаушниках Coldplay, решили оставить для привлечения молодежи. Для основных же слоев населения работал прежний вариант: шапка Мономаха, выезды на белом коне, кидание червонцев в толпу, пиры с жареными лебедями, иногда горностаевая мантия. Один из внуков Николая Второго завистливо признался, что если б у дедушки был такой стильный и грамотный пиар, Ленин со своей революцией обломался бы в самом начале.

Запад со всего этого колбасило ужасно. Предыдущий царь твердо обещал ему, что Россия станет уютной монархией типа Дании, беспрекословно поставляя Европе мед и пчел в нужных количествах. Запад и сам не знал, чего хочет. Прежнюю империю он не очень любил: царство экономически слабое, неустойчивое, криминальное, с кесарем-алкоголиком. При смене императора выяснилось – империя с хорошей экономикой, стабильностью и пьющим пиво государем его тоже совершенно не устраивает. В общем-то, Запад был бы рад честно сказать, что Россия ему вот уже пятьсот лет как не нравится в любом виде, но по известным причинам сделать этого не мог. Ситуация с экономикой радовала только сценаристов Голливуда – там уже устали снимать блокбастеры об обедневшем эскадроне гусар, продающих арабам ядерную боеголовку.

– Алиса, проснись, дура немецкая, – ворвалось ей в ухо, и она дернула головой – и сама не заметила, как задремала. Рассерженный Каледин продолжал ее толкать, она вяло просыпалась: мозги будто залили клеем, в глазах все плыло и качалось, включая люстру венецианского стекла.

– …надеюсь, вам все понятно, господа? – заканчивал фразу Антипов. – Тогда никоим образом не смею вас задерживать. Кроме титулярного советника Каледина и баронессы Трахтенберг, все могут быть свободны.

Чиновники начали с грохотом отодвигать стулья, застегивая у горла пуговицы вицмундиров. Секретарша Муравьева Анфиса, однако, осталась сидеть на своем месте, не придав словам жандарма никакого значения.

– Барышня, – подарил ей усталую улыбку Антипов. – К сожалению, это касается и вас – у нас секретный разговор. Обождите в комнате для гостей.

Секретарша, обольстительно подмигнув Каледину (и не удостоив взглядом кипящую от гнева Алису), скользнула в дверь, на ходу поправляя короткую юбку дизайнерской фирмы «Мозжухинъ и сыновья». У фонтана остались только сам Антипов, директор департамента полиции Муравьев и откровенно зевающая Алиса на пару с зеленым от бессонницы Калединым. Поманив парочку пальцем, Антипов взял со стола два листка бумаги.

– Господин Каледин и вы, мадам, – жестко кивнул Антипов Алисе. – Я внимательно изучил то, что вы мне вручили утром у памятника Пушкину. Сразу отмечу – очень славно, что вашу версию вы подкрепили доказательствами, иначе бы я вызвал вам неотложку. Конечно, я с удовольствием поизображал бы тупое начальство, упорно не верящее очевидным выводам умных сыщиков – но на это не осталось времени.

Алиса с Калединым, пребывая в полусне, не возражали.

– Налицо сенсационный вывод – и его так или иначе требуется сохранять в тайне, – поддакнул Муравьев. – Иначе пресса поднимет такой хай, что государь нам завяжет бантом кишки не хуже этого живодера. Пока у нас в наличии прямой факт – ДНК серийного убийцы, орудовавшего в XIX веке, и маньяка нынешних дней полностью совпадают. Что это может означать? Я меньше всего предрасположен к мистике: мы живем в век смартфонов, wifi Интернета и ракет «Тополь-Czar». Первое, что пришло мне в голову – преступник специально вводит нас в заблуждение, дабы запутать нити расследования. Не исключено следующее – ему удалось похитить из музея Скотланд-Ярда образцы генетического материала, содержащего ДНК Джека Потрошителя. Ничего невозможного нет. Если люди умудряются красть в Эрмитаже экспонаты весом в полпуда, то отщипнуть крохотный кусочек от написанной кровью открытки не составит особого труда.

Муравьев внимательно посмотрел на Алису.

– Поэтому, мадам, мы хотели бы просить вас слетать в Лондон.

Порывшись во внутреннем кармане, он выложил на стол билет «Аэрофлота». У Алисы отвисла челюсть. Каледин безразлично отвернулся.

– Я уже звонил в Скотланд-Ярд и отправил туда письмо, – заметил Антипов, в то время как замолкший Муравьев наливал себе из графина воду. – Вас готовы принять и предоставить всю необходимую информацию. Завтра прилетите обратно. Князь Сеславинский просил довести до вашего сведения, что он в курсе. Разумеется, все расходы по вашему пребыванию в Лондоне мы берем на себя. Мой кучер отвезет вас в аэропорт сию же секунду.

Радость Алисы от превосходства над поблекшим Калединым омрачило сознание того, что она спросонья не захватила из дома косметичку, запасные колготки, пилочку для ногтей и кучу других необходимых предметов.

– Ээээээээ… ваше превосходительство… ээээ… – проблеяла Алиса, однако опытный Антипов предвосхитил ее насущную просьбу.

– Как я уже сказал, все расходы за наш счет, – сообщил он, вызвав в сердце Алисы непередаваемый взрыв эмоций. – Вам дадут специальную кредитку с безлимитной суммой, все необходимое купите в лондонских магазинах.

Алиса впервые в жизни пожалела, что Каледин не является женщиной и не может черной завистью позавидовать ей: каких же классных брендовых шмоток она накупит сегодня вечером! Все, о чем он мог думать – это то, что в полночь ему опять придется сидеть на кухне одному и есть осточертевшие кильки в томате руками прямо из банки. Мужчины – животные.

– Ну, не совсем одному, – прошептал ей в ухо Каледин, и Алиса поняла: данная мысль чересчур ясно отразилась в ее глазах. – Не забудь про соседку Нинку. Да и красавица Анфиса, небось, наверняка за дверью дожидается.

Алиса сразу ощутила потребность вернуться как можно скорее, а заодно и прикупить в Лондоне более крепкий зонтик – старый развалился от удара об калединскую голову во время одной из последних разборок. Продают в магазинах всякую китайскую рухлядь – толку от нее никакого.

– Сударыня, вам лететь прямо сейчас, – нетерпеливо заметил Муравьев. – Его превосходительство проводит вас к выходу. А вы, господин Каледин, пожалуйста, останьтесь. Нам надо обсудить дальнейший ход расследования.

За несколько секунд до того, как Антипов предупредительно распахнул перед Алисой дверь конференц-зала, от замочной скважины отпрянула согнутая фигура, метнувшись в «курилку» на лестницу. Дождавшись, когда пара уедет вниз на лифте, фигура вернулась обратно, мастерски приложив маленькое, покрытое нежным пушком ушко к отверстию для ключа.

«И зачем вообще нужны эти электронные глушилки для всех типов прослушивающих устройств, которыми забита контора? – презрительно подумала фигура. – На Святой Руси до всего своим умом додумываешься».

…Услышав что надо, фигура решила, что рисковать далее незачем. Она бегом спустилась по лестнице и вышла на улицу. Перейдя через дорогу, фигура подошла к телефону-автомату за углом: оглянувшись по сторонам, вставила в щель пластмассовую карточку и набрала знакомый номер.

– Алло, – ответил немного сумрачный дамский голос.

– Две тысячи, – сообщила фигура, после чего произнесла пару фраз.

– Это точно? – оживился голос.

– Точнее не бывает, – заверила фигура.

– О’кей, – сказал голос. – Вы нас раньше не подводили. Диктуйте номер счета.

– Пять… – сказала фигура, поправляя волосы. – Шесть один один два…

На четвертом этаже хлопнула дверь – от Муравьева вышел Каледин.

Глава девятнадцатая

Сенсация

(22 февраля, среда, время обеда)

Развалившись на золотом троне, государь читал письма верноподданных: согласно официальному протоколу на это им ежедневно выделялось 27 минут. Письма приходили мешками, но государь просматривал только те, которые граф Шкуро приносил в резной коралловой шкатулочке: викторианский стиль, скопированный у британской королевы. Послания были однотипны: в одних подданные желали ему здоровья и сообщали, как безумно любят царя-батюшку (их писали в основном женщины), в других присутствовали материальные просьбы – подарить машину, дать миллион золотых, предоставить отдельную квартиру, пожаловать личное дворянство. «Меркантильный народ, – раздражительно размышлял государь, глядя на очередные каракули с просьбой улучшить жилищные условия. – Чего ни делай – им, собакам, все мало. Сантехника у них сломалась – нет чтоб ключ разводной взять, сидят и пишут во всякие дворцовые инстанции. Наказал меня Бог народом. Сидел бы в Дрездене курфюрстом – небось и горя бы не знал. Немцы исполнительный народ. Скажешь пиво варить – так варят пиво».

Император наклонился и потер ногу – мускулы натужно болели, будто их растягивали с помощью инквизиторских клещей. Проклятая верховая езда. И какой идиот придумал, что монархи обязательно должны гарцевать на лошадях, в том числе и на военных парадах? Убил бы, ей-богу. На этой гребаной лошади десять минут проедешься – потом по инерции еще полчаса трясешься, на троне сидеть не можешь. А охота? На хрена она сдалась, эта охота? Сорок человек с сотней собак бегают за единственной лисицей или двумя рябчиками – и даже не думают, как глупо это выглядит со стороны. В общем-то, российские императоры всегда охотились на медведей, Сашенька Освободитель[20] на него и вовсе с одной рогатиной хаживал – но сейчас с медведями лучше не связываться. Эвон десять лет назад премьер-министр убил из ружья медведицу, так его потом «зеленые» чуть самого не пристрелили. Но попробуй только откажись от охоты – в Европе не так поймут. Раз царь, значит, по этикету должен охотиться. Положено, и все тут.

Лично ему по барабану, что Петроград, что Москва – милые сердцу старые улочки Дрездена лучше их всех, вместе взятых, но столицу в Дрездене никак не устроишь. К шестидесятым годам, к моменту первой волны медового бума, все слои населения перемешались, и иногда на званом балу встречались забавные экземпляры: папа сибирский крестьянин, а мама – саксонская курфюрстина. Правда, при малейшей оказии любой мастеровой норовил вылезти в дворяне. Россия такая страна – понты дороже денег. Иной купчишко вчера оптом семечки с Кубани в Москву возил, а сегодня – раз, и барон, герб на джип «Чероки» с огненными драконами налепит и катается, счастливый донельзя.

Дочитав последнее письмо (купеческая вдова из Екатеринодара предлагала к выборам напечатать плакаты, где императору пожимает руку Иисус Христос, одетый в бейсболку с эмблемой партии «Царь-батюшка»), государь отложил шкатулку и вернулся к мыслям – о стиле поведения в связи с серией громких убийств в Москве. Разумеется, можно выйти на протокольное интервью, и когда тебе зададут вопрос, что случилось с этими знаменитостями, ответить с нежной улыбкой: «Их зарезали». Но лучше такого не делать – в империи живет сложный народ, тонкий юмор не всегда понимает. Mein Gott, и что же это за маньяк такой неуловимый? Оставляет трупы в самых видных местах, а поймать его никак не получается – хотя расследованием заняты лучшие умы полиции и жандармов. Как аристократы, посадские, купцы и мастеровые должны относиться к власти, неспособной защитить их от неведомого ночного монстра? Брожение умов – опасная вещь. И как покинуть трон в столь критический момент? Самому страшно.

Император внезапно поймал себя на мысли, что уходить ему совсем не хочется. И на черта он вообще все это устроил? Скучно, что ли, стало от блеска тронного зала и раболепно согнутых спин придворных? Наваждение, не иначе. Какие куры, какая деревня… какие в жопу кролики? А если новому царю настолько понравится сидеть в Кремле – возьмет и не пустит его обратно… а то и вовсе заключит в Шлиссельбург, где в камере коротал свои дни несчастный кесарь Иоанн Антонович?[21] Ну, выйдет он после отречения из Кремля с чемоданом, а куда дальше идти? На автобусную остановку? За всю историю он будет вторым добровольно отрекшимся императором: у других на шее затягивался шарф (как у Павла Первого), или они получали вилку в мозг (как Петр Третий). Однозначно придется спать вполглаза: чтобы преемник, войдя во вкус, не пожелал оставить корону себе навсегда. Блин, даже думать противно. Надо включить Главный канал. Там скажут – кроме государя, все кругом говно, а это повышает настроение.

Царь щелкнул пультом и понял, сделал это очень кстати. Ведущий, вымученно улыбаясь в камеру, долго не мог совладать с бумагами. Наконец он выудил дрожащими пальцами листок из толстой пачки.

– Мы выходим в эфир с сенсационной новостью, – промямлил ведущий. – Всего полчаса назад от нашего анонимного, но надежного источника в департаменте полиции была получена шокирующая информация. Пожалуйста, уберите от экранов маленьких детей.

«Вот те на, – удивился император. – Неужели опять генпрокурора засняли в публичном доме? Господи, сколько ни назначай – всегда одно и то же. Последнего нашли в гостиничном люксе с транссексуалом из Таиланда, орангутангом и двумя сусликами. При этом мужик еще имел наглость заявить, что к извращениям его толкнула сложная работа. Его послушать – так я вообще должен круглосуточно из орангутангов не вылезать».

– Это кажется невероятным, – мычал ведущий, глядя в бумагу. – Но медицинские тесты подтвердили – ДНК серийного убийцы, который с понедельника терроризирует московские улицы, полностью совпадает с…

Брови государя поползли вверх. Не отрывая взгляда от экрана, он пошарил рукой по зеленому малахитовому столику, где стоял стилизованный под тридцатые годы белоснежный радиотелефон с чеканным двуглавым орлом. Вслепую нащупав изогнутую трубку с антенной, он снял ее с «гнезда».

– Да, ваше величество, – донесся до него почтительный тон телефонистки.

– Сегодня первое апреля? – слабым голосом спросил император.

– Нет, ваше величество, – спокойно ответила бывалая телефонистка.

– Прекрасно, – пришел в себя царь, и его тихий баритон обрел прежнюю твердость. – Соедините меня с шефом Отдельного корпуса жандармов.



Антипов не удивился трели правительственного телефона. Он пропустил последние новости, поэтому не догадывался о причине звонка. Однако в последнее время по этому номеру с хорошими новостями не звонили. Перекрестившись, он протянул руку к трубке, обреченно вздыхая.




Вспышка № 2: Штурм (29 августа, 467 лет назад).
У самого носа Матиуша, едва не задев багровую бугристую кожу, свистнула тонкая стрела – воткнувшись в деревянную ставню, она дрогнула, упруго качнув оперением из крыла неведомой басурманской птицы. Не успел он очухаться, как от наконечника стрелы, разливаясь мелкими ручейками, побежало пламя. Матиуш с запоздалым воем отшатнулся, хлопая ладонями по голове: его волосы вспыхнули словно сухая солома. Подбежавший Иштван, размахнувшись, хлопнул мешком – два раза по ставне и столько же раз по голове Матиуша, сбивая пламя.
– Мало тебе, дурак. Чего стоишь у окна и зеваешь? – выругался Иштван. – Ждешь, пока нехристи придут? Закрывай пасть, пора золото искать.
От ставни тянулись извилистые струйки дыма. Стряхнув пепел с обожженного лба, Матиуш беспрекословно подчинился приказу. Иштван лучше знает, спорить с ним – ни к чему. Всякий раз, когда ночью они влезали в дома купцов, рыночных менял, лекарей, чутье не обманывало опытного вора – он безошибочно знал, в каких закромах хозяева прячут деньги: ему ворожил сам черт. Они уходили с добычей, даже не потревожив чуткий сон хозяев – так продолжалось уже десять лет. Однако сейчас было не до богатого улова – взять бы хоть что-то, лишь бы не уйти с пустыми руками. Времени в обрез: сегодня проклятые нехристи, как и предупреждал сидящий на базарной площади слепой предсказатель старец Эмилиан, проломили-таки крепостную стену. Бои идут на главных улицах – наместник короля призвал всех жителей защищать родной город. Охрана покинула главные здания столицы, стремясь сдержать вражеский прорыв – ну а им с Иштваном только того и надо. С нехристями все одно не справишься. Видали они их войско со стен города ночью. Костров чертовы басурмане запалили столько – все до горизонта в звездочках огней, всюду ржание лошадей да крики страшных зверей – берблудов. Бежать пора, но как назло – в карманах мышь поселилась, да и та с голодухи сдохла.
К королевской казне они с Иштваном сразу не пошли. Туда сотни мародеров сбежались – поножовщина началась. Люди сказывали, целая толпа, человек двести, кованые двери ломает. Да и есть ли там пожива? Наместник тоже не дурак, золото и камушки с собой прихватил – наверняка остались одни объедки. Помыслил Иштван и решил двинуть с Матиушем в приземистое здание с просевшим от старости фундаментом, что неподалеку от дворца в переулочках затерялось. Сюда уж точно даже в горячке грабить никто не прибежит. Аристократы еще раньше свое имущество подчистую на тот берег вывезли, в домах – шаром покати. А вот королевский архив – другое дело. Денег там, может, и нет, но что-нибудь ценное наверняка найдется. Однако, похоже, на этот раз знаменитое чутье подвело Иштвана в самый неподходящий момент…
– Есть что? – с надеждой спросил Иштван, глядя, как Матиуш разбивает очередной ящик, откуда кучей сыплются свитки с красными печатями.
– Нет, – с отчаянной горестью прохрипел тот, разворачивая первый же свиток. – Тут какие-то налоги… это никому не продашь…
Мрачный как туча Иштван трясся в бессильной злобе – не находя слов для выражения своих чувств, он с размаха ударил кулаком по обгоревшей ставне. Матерь Божья, да лучше бы они влезли в первую попавшуюся конюшню и увели оттуда завалящего мерина: на нем хоть можно подальше ускакать. Теперь придется на своих двоих бежать до самой Вены, пока и туда не добрались озверевшие отряды нехристей. А в тряпице за пазухой – лишь два паршивых поддельных талера, которые на зуб распознает в любой корчме последний дурак трактирщик.
Басурманские огненные стрелы продолжали сыпаться на город нескончаемым дождем. Поднялось зарево от загоревшихся соломенных крыш, ржали лошади, запертые в пылающих конюшнях. Медлить было больше нельзя: Иштван принялся остервенело крушить все вокруг, переворачивая столы, каблуком безжалостно разбивая ящички и сундуки с изображением короны. Но все было напрасно, пока…
Очередной невзрачный сундучок разлетелся вдребезги – на пол бесформенной грудой вывалились плоские таблички из отполированного серого камня: на поверхности были выбиты странные закорючки с рисунками. Хищно схватив добычу в руки, Иштван поднес один из камней к глазам: его лицо осветилось довольной улыбкой.
– Что это такое? – без интереса спросил Матиуш, тяжело дыша – его ноги были уже по колено в бумажных свитках.
– Понятия не имею, – честно признался Иштван. – Но точно знаю двух перекупщиков, которые из рук рвут такие штуки – с разной чертовщиной на камне, как здесь. – Он ткнул пальцем в один из кусков. – Нас не то что озолотят, но дадут хорошую цену. Возможно, с помощью этого богатые господа на черной мессе вызывают дьявола, чтобы поцеловать его под хвостом… но нам-то какая разница? Если дадут еще тысячу талеров задатка, то я им и самого Сатану принесу на спине.
Матиуш не был суеверен, а потому помог Иштвану запихать дьявольские камни в прихваченный холщовый мешок. Приложив ко ртам тряпицы (их тоже предусмотрительно взял бывалый Иштван), они сбежали по лестнице – над крышей архива поднимался столб жирного черного дыма. Снаружи творился настоящий ад – со всех сторон слышался женский плач, вопли раненых, лязг сабель и ятаганов, затихающие крики «За короля!» и ревущие – «Аллаху акбар!» Площадь окутал кислый запах пороха, уши рвали треск аркебуз и грохот пушечных ядер. К счастью, нехристи еще не пробились к архиву – прижимая к груди заветный мешок, Матиаш бежал за петляющим по переулкам Иштваном – к пристани, где у них была привязана утлая лодочка. Приятели спустились вниз по мощеной улице, впереди виднелась колыхающаяся речная вода – вся в багровых отблесках от городских пожаров. Осталась всего лишь одна минута, и они…
Нехристь на дороге появился непонятно откуда, словно из воздуха. Значительно позднее, рассказывая об этом, Матиуш всерьез утверждал – басурманин вылез из трещины, разверзшейся перед ними, прямиком из самого ада. Нехристь и вправду выглядел настоящим порождением преисподней – сгорбленный, в рваных шальварах, грязной засаленной чалме, с черной бородой, одним глазом и раскрытым ртом, в глубине которого сиротливо гнездились два сгнивших желтых зуба.
– Ля иль Аллаху! – это было первое, что услышал потрясенный Матиуш. Вторым оказался звук отрубленной головы Иштвана, с хрустом ударившейся о грязные камни мостовой: словно кочан капусты, она покатилась к пристани, оставляя за собой невероятно яркий красный след. Ощерясь беззубым ртом, нехристь снова взмахнул окровавленным ятаганом – однако Матиуш с невероятной ловкостью выбросил обе руки вперед, ударив того тяжелым мешком прямо в лицо. Поскользнувшись, нехристь упал на спину, выронив ятаган, а Матиуш, вспомнив старый воровской прием, прыгнул ему двумя коленями на грудь, как молящийся монах. Слыша треск ребер, он занес над головой тяжелый мешок. Задыхаясь, вор бил недруга снова и снова, с каждым ударом выплескивая свой страх. Когда через полчаса Матиуш пришел в себя, то понял – нехристь давно замолк, а мешок с непонятными камнями промок от крови. Стараясь не смотреть на то, что осталось от лица нехристя, и на лежавшее рядом обезглавленное тело Иштвана, он бегом спустился вниз, к воде. Слава Иисусу, лодчонка была на месте.
Кинув внутрь мешок, Матиуш прыгнул в лодку сам, с трудом сохраняя равновесие. Он взялся за весла и оттолкнулся, глядя на крепостные стены – над разгромленным городом вставало зарево пожарища, облако дыма достигало слепящего солнца. Камни в мешке лежали тихо, хотя лодка качалась – даже когда сильная волна ударялась о борт, они не стукались друг о друга. Переведя дух, Матиуш задумался: что теперь делать, если Иштван мертв, а он и знать не знает имен далеких перекупщиков, интересующихся дьявольскими камнями с рисунками. Кому же он теперь продаст эту рухлядь?
Наверное, первому встречному, который захочет ее купить…


Глава двадцатая

Голова на полу

(22 февраля, среда, день)

Извечное спокойствие покинуло мою измученную душу – от холодного буддийского пофигизма и британской рассудительности, всегда гостивших в моей голове, не осталось ни следа. Я не стал давать волю чувствам в комнате – эмоции не должны вредить артефактам. Выбежав на кухню, я встал, опершись обеими руками о мойку с посудой – меня попросту трясло от слепого бешенства. Какого хрена? Как так могло случиться? Почему ЭТО произошло? Изрыгая отборные проклятия на родном языке, я перевернул пирамиду грязной посуды – послышался жалобный звон, заляпанные маслом осколки усеяли проржавевшее дно мойки. Я поднес к глазам дрожащие руки. Самообладание исчезло – уже не понимая смысла своих действий, я схватил со стойки нож с гравировкой и с дьявольской силой всадил его в стол – клинок задрожал, словно в испуге. Рывком выдернув лезвие, я ударил снова: нож вздымался и опускался десятки раз подряд – пока я бездумно колошматил по дереву, мои легкие издавали рев смертельно раненого тигра. Поверхность стола быстро превратилась в сплошное крошево из опилок, но я не останавливался до тех пор, пока мускулы не свело судорогой.

Застонав, я выпустил кинжал и поднес пальцы ко рту, высасывая вонзившиеся в плоть занозы. Тварь. Сука. Блядь.

Телевизор на кухне тоже был включен, и я мог видеть Ее лицо – нечеткую, расплывающуюся фотографию – видимо, из личного дела. Рыжие волосы, большие зеленые глаза, тонкие черты лица аристократки: судя по фамилии, немка. Сучье вымя. Никогда не любил их сволочную нацию, от нее постоянные проблемы. В Зальцбурге, когда до финала оставался один день, меня едва не поймали – ушел чудом. Дотошные, внимательные, исполнительные ублюдки. И как это Ей пришло в голову – сравнить мою ДНК с образцом, уже больше сотни лет сохнущим в архивах лондонского полицейского музея? Ну, и я, конечно, тоже хорош. Взял и прислал высоколобым придуркам в Скотланд-Ярд надкушенную почку с письмом, подписанным бальзамом… yours truly, Jack the Ripper[22]: хотелось наблюдать, как пресса взорвется адреналиновыми заголовками. Глупо? Согласен. Благодаря этому идиотскому жесту полицейские всего мира теперь имеют доступ к моей ДНК. Но как же можно предвидеть подобные вещи? Господи милостивый, да тогда я вообще не знал, что это такое – дезоксирибонуклеимновая кислота! Скажи мне любой джентльмен столь мудреное слово, я полез бы драться, посчитав это кровным оскорблением.

Обидно, просто чертовски обидно. Я не первый год вскрываю ларцы, поэтому предельно осторожен – перед процедурой я всегда облачаюсь в перчатки, надеваю непроницаемый дождевик, слежу, чтобы и волос не коснулся ларца. На чем я мог проколоться? Я сжал руками виски – столь сильно, что послышался хруст, а кровь зашумела в ушах. Так… кажется, еще до начала второй процедуры, не совсем отойдя от тяжелой медитации, я инстинктивно поцеловал поверхность ларца в гараже – не осознавая того, что я делаю. Подняв ладонь, я больно ударил себя по щеке – о, как же запоздало это справедливое наказание! Естественно, когда помраченное медитацией сознание полностью вернулось ко мне, я и думать забыл про свой поступок. Что я наделал? Из-за ерунды, бывает, срываются великие планы, рушатся империи, гибнут мировые гении. Как там сказано в старом детском стишке:



Не было гвоздя – подкова пропала,
Не было подковы – лошадь захромала,
Лошадь захромала – командир убит,
Конница разбита – армия бежит.
Враг вступает в город, пленных не щадя,
Оттого, что в кузнице не было гвоздя…



Ненависть вспыхнула с новой силой – я отшвырнул ногой валяющийся на полу австрийский кинжал, покрытый рыжей коркой. Нет уж, ничего подобного. В моей кузнице до черта гвоздей, и я не дам себя уничтожить лишь потому, что какая-то немецкая блядь поймала меня на случайном проколе. Я присел на табуретку, постепенно успокаиваясь – грудь ходила ходуном от хриплого дыхания. Ничего, у меня достаточно времени. Полиция не успеет выйти на мой след: им всегда можно подбросить фальшивую улику, и пока они будут разбираться… Но следующий финал не обещает стать легким… если полицейские второй раз вычислят мою ДНК на ларце, то окончательно поймут, в чем дело. И отследят всю цепочку. Проблема? Кто же спорит. Но время еще есть. Скарлетт О\'Хара замечательно сказала в «Унесенных ветром»: «Я подумаю об этом завтра».

Однако, невзирая на мою занятость, придется пожертвовать получасом времени – мне надо залезть в Интернет и выяснить, откуда взялась любопытная немецкая сучка. Вычислить ее домашний адрес и телефон. Решено – вот ее-то я и сделаю последней, остающейся живой до того момента, пока жилы с бальзамом не иссякнут. И уж я постараюсь, чтобы она видела своими глазами – как я элегантным взмахом взрезаю ларец, а жизнь по капле вытекает из ее тела. Сама напросилась. Нет, подумайте только, до чего дошло современное общество, переполненное ханжами! Оно может убить миллионы в мировых войнах, но стоит зарезать всего лишь трех женщин, это потрясает всех поголовно, а телевидение бьется в истерике.

Бережно подняв с пола нож, я прикоснулся ногтем к лезвию. Отточено превосходно: тогда мастера умели делать холодное оружие – упорнее, пожалуй, разве что дамасская сталь. Завершив финал, я не откажу себе в еще одном маленьком удовольствии – сниму с этой немки кожу и заберу с собой как сувенир: на память об одержанной победе. Прошлая кожа, принадлежавшая одной европейской докторше, уже сморщилась и стала похожа на мумию: недаром мадемуазель Колчак, увидев ее на полу под кроватью, орала благим матом. Негламурно, я согласен. Но специально еще раз подчеркну – я вовсе не садист и не палач, каким меня усиленно рисует голливудская культура. Однако элементарно не следует мешать мне в достижении цели, чего не поняла глупая докторша, нанявшая для моего устранения профессионального убийцу. У женщин вообще такая особенность – они постоянно лезут не в свое дело. Вот зачем этой немецкой стерве понадобилось сравнивать мою ДНК, скажите на милость? Ей что, без этого скучно жилось? Ведь если бы не ее «открытие», я бы бог весть сколько лет мог успешно совершать нужные процедуры, маскируясь под очередного подражателя самого себя. Теперь лавочка закрылась. А создать новый, потрясающий имидж серийного убийцы, у которого бы объявились поклонники по всему свету, будет, мягко говоря, нелегко.

Я вернулся в комнату, рассеянно подкидывая на ладони нож. Не по-зимнему яркое солнце падало на схему на паркетном полу, расчерченную голубым мелком. Сложная вещь. Что-то вроде многоярусной карусели, с изображениями древних иероглифов, рисунков рыб – и пять треугольников ближе к центру композиции: над ними перекрещивались лучи круглой Луны, закрывающей собой Солнце. Центр эмблемы венчала отлитая из закопченного металла голова существа с рогами, без глаз и ушей. Господина, с кем я встречаюсь в иных мирах. Создавалось устойчивое впечатление – чудище вытягивает морду сразу к обоим небесным светилам. На изогнутых рогах было наколото по артефакту, извлеченному из ларцов, третий артефакт располагался на «карусели» – прямо посередине Луны.

В открытой пасти существа покоился небольшой круглый предмет.

Это был череп с хорошо сохранившимися длинными светлыми волосами.




Из вечерней передачи радиостанции «Корона Плюсъ»:
«Приветствуем вас, уважаемые радиослушатели – в эфире краткий информационный выпуск. По сообщениям из Тифлиса, в независимом грузинском царстве происходят очередные волнения. Согласно старинным традициям, обусловленным плохой экономической ситуацией в стране, царем Грузии обычно становится любой человек, который имеет во владении немыслимое богатство – трех овец. Скандал разразился, когда местный купец первой гильдии приобрел для своей мини-фермы третью овцу. Царь Грузии уже объявил, что овца куплена на „грязные кремлевские деньги“, является паршивой и блохастой, и на этом основании можно считать, что, собственно, никакой овцы и нет. Купец (и одновременно новый кандидат на царскую корону) в интервью Главному каналу сообщил – к овце дважды подсылали наемных убийц. Из Грузии высланы три имперских дипломата, обвиненных в нелегальной перевозке овцы через границу. За последние две недели в Тифлисе сменилось восемь монархов – это гораздо меньше, чем раньше, поэтому позволим себе заключить: ситуация близка к стабильности.
Партия монархистов «Царь-батюшка» в условиях бешеного роста рейтинга пошла на неожиданный шаг, повергший в шок представителей оппозиции. Своим новым гимном она избрала песню из ранее запрещенного цензурой мультфильма «Бременские музыканты». На съезде партии в Суздале зал, торжественно встав, хором спел:


Весь мир у нас в руках, мы звезды континентов,
Разбили в пух и прах проклятых конкурентов!
Едва раскроем рот, как все от счастья плачут,
И знаем наперед – не может быть иначе!


Ну-ка, все вместе – уши развесьте!
Лучше по-хорошему, хлопайте в ладоши вы!


Однако уязвимость идеи оказалась в том, что она сразу была подхвачена «проклятыми конкурентами». Лидеры «Другой Империи» Гасанов и Цирусофф вознамерились спеть дуэтом «Нам дворцов заманчивые своды не заменят никогда свободы». Пресс-служба Кремля отреагировала мгновенно, записав музыкальный ремикс: «Состоянье у тебя истерическое – скушай, деточка, яйцо диетическое». Не остался в стороне и забытый политик Георгий Грушевский – на рекламном концерте своей партии «Груша» вместе с Калерией Староморской он споет медляк «Ночь пройдет, наступит утро ясное – знаю, счастье нас с тобой ждет». По слухам, ближе к вечеру из Лондона ожидается свежий сингл купца первой гильдии Платона Ивушкина, спетый в стиле «рэп»:


Бывал я в разных странах, и если захочу,
То рано или поздно я всех разоблачу.


Реакция государя императора на песенную лихорадку пока неизвестна. Согласно предположениям нашего источника в царском дворце, текст будущего царского хита в обработке группы «Раммштайн» пока согласовывается, но первоначальный вариант может выглядеть так:


Руки моей железной боятся, как огня,
И в общем – бесполезно скрываться от меня,
Как лев, сражаюсь в драке, плыву как камбала,
А нюх – как у собаки, а глаз – как у орла.


Ситуация в Государственной думе остается неизменной. Даровав государю единогласно титулы: «Великий», «Мудрый», «Отец Народа», «Спаситель Отечества», «Красавчик» (от кавказской фракции), «Благодетель», «Секс-Символ», и «Котик Пушистенький», депутаты осознали, что делать им, по сути, больше нечего. Споры, каким новым титулом следует облагодетельствовать его величество, переросли в драку – глава фракции «Либеральная Империя» полковник Кабановский облил экс-губернатора Бабцова квасом, заявив ему при всех: «Мерзавец ты, подонок и болван!» Служба снабжения Госдумы пожаловалась: в сражениях депутатов ежедневно разбиваются десятки казенных стульев, и обратилась в министерство двора с просьбой увеличить финансирование. Завтра в парламенте пройдет голосование по «цивильному листу» – зарплате императора, отдельной статьей там проходят расходы на пиво. За сокращение этих расходов выступает оппозиция, твердо настаивающая – царь должен работать бесплатно, сидеть на пластмассовом троне и носить бейсболку вместо короны.
По «Имперiя-ТВ» сегодня был показан уникальный репортаж – встреча с мифическим существом Ктулху, живущим на дне океана. В эксклюзивном интервью гигантский монстр – воплощение мирового зла, напоминающий осьминога-мутанта, торжественно пообещал съесть мозг избирателей, которые осмелятся не явиться на выборы. «Я сам приду к вам ночью, – заявил Ктулху. – Совсем офигели, что ли? У нас в океане все голосуют. Ваш голос нужен империи!»
Выпуск новостей завершен, дорогие слушатели. Оставайтесь с нами!


Глава двадцать первая

Восемь

(22 февраля, среда, вечер)

Щуря уставшие глаза, Каледин вплотную прильнул к ЖК-монитору – пощелкав по черной клавиатуре, он «вызвал к жизни» простенькую заставку поисковой Интернет-системы «Гугл». Федор только что вернулся из управления полиции и пребывал во взмыленном состоянии: после личных звонков государя Антипову и Муравьеву МВД превратилось в натуральный сумасшедший дом. Сотрудники носились по коридорам, роняя пачки бумаг, сталкивались друг с другом, матерились и звонили по всем имеющимся телефонам. На блиц-совещании постановили вызвать дополнительные подразделения городовых из провинции, в том числе и славящийся своей суровостью ОГОН – отряд гусар особого назначения. Даже декоративные конные кавалергарды в вычурных киверах и лосинах, обычно гарцевавшие по Красной площади, обреченно подставляя себя под фотоаппараты туристов, – и те по приказу рассыпались патрулировать центральные улочки. Повсюду у домов на Тверской, Мясницкой и Большой Дмитровке на лестницы карабкались персидские рабочие, устанавливая новейшие видеокамеры. Во время краткого, но весьма доходчивого разговора император дал понять: если новый (или старый, ему все равно) Джек Потрошитель не будет пойман до конца недели, то на Камчатку поедут не только Антипов с Муравьевым – туда в полном составе отправятся их личные помощники и адъютанты. Досталось даже министру внутренних дел князю Ильхаму Юсупову, правнуку того самого Юсупова, поклонника Оскара Уайльда, застрелившего Распутина в 1916 году. Царь, как с ним часто бывало в гневе, за словом в карман не лез. Он твердо пообещал Юсупову: в случае неудачи следующий подводный флаг империи на арктическом нефтяном шельфе будет устанавливать именно он. Юсупов попробовал свалить трудности на происки купца Ивушкина из Лондона, однако государь прервал его объяснения: сказав, что Ивушкин, конечно, Ивушкиным – но не следует приписывать ему все подряд, включая убийство Кеннеди. Этим император огорчил Юсупова еще больше: убедительное досье о причастности Ивушкина к смерти Кеннеди уже лежало в сейфе МВД. Вторым ударом для начальства стала утечка по поводу Алисы и ДНК Потрошителя, «слитая» на ТВ. Но кто из сотрудников это сделал – выяснить не удалось, ибо телевизионщики упорно клялись – звонок был анонимным.

Рядом с «Гуглом» на мониторе призывно мерцали рекламные баннеры: «Сенсация – реабилитированы участники восстания декабристов!» «Интимные фото – секреты императорских конюшен!» «Скандальное видео драки в Госдуме – „октябрист“ откусил ухо у „кадета“!». Проигнорировав завлекательную рекламу, Каледин набрал в строке поиска «Джек Потрошитель» и щелкнул клавишей Enter. Через секунду его вниманию открылась великая масса разнообразных сетевых ресурсов, посвященных самому знаменитому серийному убийце в истории человечества. Не колеблясь, Каледин направил курсор «мышки» на адрес сайта famousserialkillers.com, славившемуся подробной информацией о маньяках. Из динамиков рядом с монитором полились мрачные звуки средневековой органной мелодии: Каледин сумел опознать Баха. Заставка сайта была сделана под цвет «металлик», в мелких неровных точечках – как бы забрызганная кровью. В конце загрузки раздался пронзительный визг, послышался удар ножом, после чего все стихло. Пробежавшись взглядом по именам жертв Потрошителя, Каледин отправился в рубрику «Досье».

«С этого времени и пошел отсчет появления серийных убийц, жестокость которых много раз потрясала мир, – бросился в глаза красный текст на черной подложке. – Безусловно, серийные убийства женщин случались и ранее, но пик преступлений Потрошителя пришелся на расцвет бульварной прессы, чем и обусловлена его слава. Никто так и не знает, какую цель преследовал Джек и почему он неожиданно прекратил свои кровавые злодеяния. Этот человек создал „стиль“ серийного убийства: как у всякого антигероя, деяния которого тиражировали СМИ, у него появилось огромное количество подражателей». Далее шел детальный список убийств «а-ля Потрошитель», совершенных в разных уголках света вплоть до наших дней.

Каледин отхлебнул холодного чая – чашка стояла на столе с позавчерашнего дня. В обычных условиях он бы его выплюнул, но сейчас не чувствовал вкуса.

«1908 год. Киевские мещане взбудоражены ужасной гибелью шести женщин от руки неведомого убийцы – все нападения произошли за две недели декабря. Одна за другой лишались жизни горничные и служанки: самая старшая бальзаковского возраста, самая младшая – несовершеннолетняя гимназистка из бедной семьи, подрабатывавшая после учебы. Усатые приставы падали в обморок, прибыв на место преступления. Тела убитых были жестоко изуродованы, их внутренности выложены вокруг трупов страшным узором. Часть внутренних органов (почки или сердце) оказалась похищена злодеем. Вскоре полиция объявила об аресте студента-медика Якова Керлибанского: в его комнате при обыске была обнаружена надкушенная почка одной из убитых – девицы Анны Билетовой. На суде Керлибанский не признал своей вины, однако доказательства в виде почки оказались неоспоримы. Он получил 25 лет каторги и умер при пересылке».

Отдельными строчками шло несколько описаний убийств различными маньяками двух-трех женщин в США, Австралии и Канаде. Крутанув колесико «мышки», Каледин наткнулся на еще одну любопытную заметку:

«1928 год. За десять дней в Зальцбурге (Австрия) неизвестный зарезал шесть девушек в возрасте от двадцати до двадцати девяти лет. Трупы были выложены на главных улицах города и разделаны так, как опытный врач препарирует покойников в морге. По заключению медэкспертов, плоть разрезалась кинжалом, который в качестве парадного оружия носят участники формирований „гитлерюгенда“. Убитые принадлежали к нацистскому „Союзу австрийских девушек“. Криминальная полиция Зальцбурга арестовала трех подозреваемых, каковые были отправлены для „пристрастного“ следствия в концлагерь СС Маутхаузен. Там они полностью признались в организации преступной группы садомазохистов и в последующих убийствах с целью удовлетворения сексуальных инстинктов. По приговору суда все трое были казнены посредством гильотины».

Каледин нахмурился. Интересно получается… Джек Потрошитель объявился в Лондоне осенью 1888 года. Через двадцать лет кто-то аналогичным способом убивает в Киеве шесть женщин. При прошествии еще двадцати годков точно так же гибнут шестеро девиц в Зальцбурге. А сейчас что у нас на дворе? Да аккурат 2008 год, мама дорогая. Все случаи вылазок серийных убийц, копирующих Потрошителя, объединяет число ВОСЕМЬ. Придя к этому сногсшибательному выводу, Каледин поймал себя на мысли – ему страшно хочется курить. Сломав пару «табачных палочек», он выцарапал из картонной пачки «Дымовъ – Явскiй табакъ» сигарету и с наслаждением задымил – благо Алисы не было дома и орать на него было некому.

Выпустив из ноздрей облако дыма, Каледин бросился смотреть информационные данные по 1948, 1968 и 1988 году, дабы найти подтверждение своей версии. Он не разочаровался – все было то же самое. Загадочные подражатели Джека Потрошителя убивали от пяти до десяти женщин и оставляли трупы на улицах в натюрморте из внутренностей.

Один или два вырезанных из тела органа исчезали. Серии «злодейских нападений» произошли в Праге, Флоренции и Амстердаме. Кроме абсолютной схожести «почерка» всех уличных убийств их объединяла еще одна штука – против подозреваемых поначалу не было никаких улик. Но, как правило, главным доказательством становилось следующее: дома или на работе у преступников полиция при обыске находила окровавленный сувенир.

Раздавив окурок в пепельнице, Каледин вновь полыхнул зажигалкой в форме двуглавого орла – подарок начальства на юбилей департамента. Замычав, он уткнулся лбом в угол монитора, не выпуская изо рта намертво прикушенную сигарету. Нет, это натуральный бред, глюки, сумасшествие. Даже если допустить, что Потрошителю тогда было двадцать лет, то сейчас ему должно стукнуть как минимум сто сорок. Ага, хорош маньяк. Трясущийся полумертвый дедок в инвалидной коляске, опутанный медицинскими трубками с кислородом, таскается по улицам ночной Москвы и потрошит баб австрийским ножом? Сюжет из области дешевого романа ужасов – суровый трэш, покруче тарантиновского «Грайндхауса». Невероятно… Трудно согласиться со спорной логикой начальства: дескать, преступник неведомым образом похитил из Лондона часть ДНК Потрошителя, дабы подбросить его на труп жертвы и свести их с ума… Но как можно игнорировать инфу о том, что одинаковые убийства женщин из разных слоев общества происходят в городах Европы каждые двадцать лет, по одному и тому же сценарию, с зеркальными обстоятельствами? Самое первое убийство случилось 31 августа 1888 года в Лондоне…

Но что, если…

Лихорадочно дернув к себе клавиатуру, Каледин вбил в «Гугл» несколько слов и цифр. Перед ним в мерцании монитора выплывали новые и новые строчки текста – из давних архивных источников, в чем-то изрядно приукрашенные, а то и вовсе похожие на готическую сказку. Ведь тогда летописцы записывали слова не столько очевидцев, сколько отдаленных свидетелей событий. История доходила к ним через десятые руки, обрастая красочными подробностями, которые с течением времени щедро лепила людская молва. Но даже в таком виде информация по Потрошителю сходилась, пугая зловещей точностью. Обескровленные трупы женщин были рассыпаны на улицах всей Европы на протяжении четырех веков: каждые двадцать лет происходила новая серия жестоких убийств. Убийцы в большинстве случаев были пойманы, признали свою вину (под пытками либо добровольно) – и публично казнены. Но были ли они действительно виновны? Зайдя на англоязычную версию сайта венгерского архива, Федор, беззвучно шевеля губами, читал перевод записей турецкого летописца Абдул-Хамида Хаджи о событиях в Будапеште зимой 1608 года:


Во имя Аллаха, милостивого, милосердного! Не далее как двадцать дней назад в нашем славном городе, находящемся под покровительством святейшего Пророка и великого повелителя султана Ахмеда Первого (да благословит его имя сам всемогущий Аллах!), досточтимого халифа правоверных, произошли леденящие кровь события. Один из янычаров полка блистательного паши Сулеймана, выйдя по нужде на улицу в предрассветный час, обнаружил обнаженное тело женщины, лежащее прямо возле святых стен мечети. То, что увидел этот янычар, тысячу раз окунавший свой храбрый ятаган в нечестивую кровь неверных, заставило его в ужасе вознести молитву и воззвать к милости Аллаха. Хладный труп был освежеван, словно жертвенный баран, и печень была вставлена в руку красавицы, а правая почка и желудок лежали рядом с белоснежными боками ее – на лоб же был возложен кусочек сердца, сверкая замерзшей кровью, как утренняя звезда. И устрашился народ османский, и женщины испугались, и был великий стон и плач по всему городу. Прошла неделя – мертвых девушек находили каждое утро: злодей, залезая в окна гаремов богачей и чиновников, крал наложниц из спален и убивал их так, что сам шайтан из преисподней устрашился бы его бессмысленной жестокости. Дервиш Нураддин у главной мечети клялся Аллахом: ночью он видел черную собаку с углями вместо глаз, и был пес о трех головах – бежал он прямо по небу, неся в каждой пасти по девичьей руке. И собрались мусульмане в мечетях, а неверные в церквах, и вознесли одновременно молитвы Аллаху и пророку Исе, чтобы поразил он молнией адское чудовище и избавил людей от страданий. Той же ночью случилось чудо великое – исчез проклятый демон, словно по мановению перста Аллаха. И возник тогда великий спор между христианами, евреями и мусульманами, чьи молитвы больше помогли, ударил один купец другого купца, и началась резня кровавая – город горел три дня, а сотни трупов лежали на улицах.


«Какой банальный стандартизм, – подумал Каледин, закуривая четвертую по счету сигарету. – Прямо как на современных Интернет-форумах: любая вроде бы интеллигентная дискуссия заканчивается банальным матом и обещанием оторвать собеседнику голову. Даже скучно, ей-богу».

Дальнейшее штудирование интернетовских архивов ни к чему не привело – серийные убийства женщин в Средние века не являлись редкостью, но это было уже другое: изнасилования, душители, некрофилы. Стиль Потрошителя больше не встречался – возможно, он либо не был зафиксирован летописцами, либо документы погибли в огне сотрясавших Европу войн.

«Четыреста, – ломал голову Каледин. – Получается, он убивает как минимум четыреста лет. А почему вообще я так про него думаю – ОН? Почему не ОНИ? Это все Алиса со своими истерическими визгами – ах, какой кошмар, ах, лично сам Потрошитель, собственной персоной! Но кто же тогда это может быть? Средневековая секта, из поколения в поколение поклоняющаяся Сатане? Изысканный аристократический род сексуальных маньяков? Древнее объединение ритуальных убийц – вроде „ассассинов“ Святой Земли? Стоп… ритуальных. Так-так-так. А вот отчего никто не подумал, что Потрошитель мог исполнять своеобразный ритуал? Исследователи изначально предполагали: Джек мстил за то, что проститутка в Лондоне заразила его неизлечимым тогда сифилисом… но ведь наложницы из гаремов, горничные в Киеве, венские нацистки не были уличными шлюхами… тем не менее их убили абсолютно схожим методом… Печень в руке, кусочек сердца на лбу… правая почка… Что, если все-таки это был особый РИТУАЛ?»

На этот раз Каледин прилип к экрану надолго. Оторвался он от него лишь часа через полтора – покрасневший, с взлохмаченными волосами. Встряхнув пачку сигарет, Каледин понял: она полностью пуста, а в комнате повисла непроницаемая завеса табачного дыма. Федор рывком скомкал пачку в кулаке и указательными пальцами протер уставшие глаза.

– Господи…– сказал он, кашляя от дыма. – Господи…

Впервые за много лет Каледин поднял руку и перекрестился.

С экрана на него смотрело нечеткое изображение рогатого существа. Нежно, словно младенца, в вытянутых вперед мохнатых лапах оно держало отрубленную женскую голову с широко раскрытыми глазами…

Глава двадцать вторая

Сэр и миледи

(22 февраля, среда, Лондон)

Загрузив свое бренное тельце в самолет имперской авиакомпании «Аэрофлотъ», засыпающая на ходу Алиса с удовольствием откинулась на мягком сиденье бизнес-класса, размышляя, что в срочной командировке есть свои хорошие стороны. Хмурые, но предупредительные адъютанты Муравьева быстро довезли ее до аэропорта по платному скоростному шоссе «Суворовъ», провели через VIP-зал, вручили чемоданчик, содержавший кредитку, компьютер-«наладонник», фотоаппарат и диктофон. После взлета Алиса автоматически прожевала резинового аэрофлотовского рябчика и, подложив под голову надувную подушку, попыталась уснуть. Вопреки ожиданиям, сон к ней не шел – болела голова. Попросив у стюардессы стаканчик с минеральной водой, она растворила в нем таблетку аспирина и погрузилась в вялое чтение купленного на книжном лотке аэропорта «Кошкодава». Скоро буквы начали расплываться у нее в глазах. По сюжету Кошкодав (так прозвали главного героя, который в раннем детстве сел на тигра и раздавил его), держа меч-кладенец в мускулистых руках, шел через лес с кучей народа и влюбленной в него блондинистой княгиней, а ему противодействовали всякие уроды, каковых планомерно крошили в капусту.

«Блин, че за штука такая – славянское фэнтэзи? – утопала в мыслях Алиса, под мерное гудение двигателей уносясь в голубую даль. – Как заколебали уже все эти силы-силушки, лучины-лучинушки, булатные мечи-кладенцы и бородатые дородные молодцы. Откуда в романе летучая лисица, если она водится в Камбодже? Вякнешь что-то против, тебе сразу скажут: расслабься, это ж фэнтэзи, автор захочет, и слоны в березках забегают. Под словом „славянское“ все почему-то понимают одно – обязательно должны быть липовые лапти, ядреный квас и суровые богатыри, накачанные не хуже, чем в бодибилдинге, и профессионально владеющие кун-фу».

Книга выпала у нее из рук. Ей снились облепленные тухлой тиной кикиморы, лениво пьющие в болотах кока-колу, полуголые пьяные русалки, танцующие рэп, и Кошкодав, застигнутый в интересной ситуации с летучей лисицей. На этом пикантном моменте стюардесса осторожно тронула ее за плечо кончиками пальцев – Алиса проснулась, ощутив, как затекла шея.

– Пристегнитесь, пожалуйста. Мы снижаемся.

С усилием отклеив себя от спинки кресла, Алиса посмотрела в иллюминатор – сквозь серые облака виднелись поля с пожухшей травой, на земле – ни крупинки снега. Грустно моросил дождь. Лондон за время ее отсутствия ничуть не изменился. Круглый год одна и та же погода.

Средних лет пограничник в стеклянной будке с британским гербом, мельком глянув в паспорт, шлепнул туда печать – еще с начала XIX века никаких виз для посещения Европы гражданам Российской империи не требовалось, а после медового бума – тем более. Багаж у нее отсутствовал, и она впервые оценила этот момент: не надо пастись у «ленты», тревожно выглядывая свой чемодан, а потом пробиваться назад через толпу страждущих.

Едва Алиса вышла в зал прилета, все еще находясь в полудреме, как над ухом тихим, но в то же время отчетливым голосом раздалось:

– I beg your pardon… madam Trahtenberg, if I do not mistake?[23]

– Right, – на «автомате» ответила Алиса. – Are you from Scotland Yard, sir?[24]

Человек с рыжими, как и у нее, волосами (только коротко стриженными) вежливо приподнял над головой шляпу. Он был облачен в безукоризненный костюм от Burberry, на согнутой правой руке покоился аккуратно сложенный плащ, на локте левой висел зонтик с костяной ручкой. Типичный доктор Ватсон, хоть сейчас тащи в сериал с актером императорского театра Бейрутовым. Разве что уши длинноваты – видимо, специфика профессии.

– Yes, I am, – ответила копия Ватсона и церемонно поклонилась. – Pleasure to meet you, my dear lady – my name is Goodman, James Goodman. But kindly ask you to speak Russian with me, because I can speak your language fluently[25].

– Great! – возрадовалась Алиса и перешла на русский. – Мистер Гудмэн, у меня крайне мало времени. К сожалению, большинство модных магазинов в Лондоне уже закрыто, поэтому придется делать то, зачем я сюда приехала.

– Безусловно, миледи, – почти без акцента сказал Гудмэн и снова поклонился. – Попрошу вас следовать за мной. Машина на стоянке.

Гудмэн вел «Вольво» неторопливо и молча. Через десять минут Алиса устала наблюдать рекламу на экранчике ЖК-телевизора над сиденьем и почувствовала, хорошо бы попробовать, так сказать, «разбить лед».

– Где вы так хорошо научились говорить по-русски, сэр? – спросила она.

– О, я давно изучал ваш язык, – живо ответил Гудмэн, словно ждал вопроса. – Раньше я работал в посольстве ее величества в Москве, отвечал за охрану здания. Но недавно наши монархи поссорились из-за таинственного отравления в Лондоне сэра Эстоненко: бедняга трагически погиб, отведав плутония из тарелки с кисло-острым супом. Ее королевское величество посчитало четырех ваших дипломатов шпионами и выслала их, а ваш благородный император, как это водится в дипломатической практике, избавился от четырех наших джентльменов. Среди них, увы, был и я.

– Так вы работали шпионом? То бишь рыцарем плаща и кинжала? – удивилась Алиса, сразу найдя объяснения форме ушей собеседника.

– Все сотрудники посольств шпионы, миледи, – на веснушчатом лице Гудмэна не дрогнул ни один мускул. – Работа у людей такая, если каждого за это увольнять, в посольствах и дворников не останется. С вами же, как ни прискорбно мне это говорить, надо держать ухо востро. Что с бывшим жандармом Эстоненко произошло, а? Кушал себе человек вегетарианский супчик в китайском ресторане, а ему туда плутония насыпали. И кто это мог быть, кроме агентов Отдельного корпуса жандармов? Народ у нас так перепугался: в китайские рестораны больше не ходят, там полное запустение – на прошлой неделе в Чайнатауне сразу три ресторатора повесились.

Машина выскочила на шоссе, ведущее к центру города.

– У нас газеты пишут: это Ивушкин Эстоненко отравил, тот брал у него деньги на свержение императора, а сам зажигал в стриптиз-баре, – пожала плечами Алиса. – Купец решил его смерть свалить на государя, дабы показать мировой общественности, какая наша монархия злобная, а царь так и вовсе полная сволочь. Хотя прессе следует доверять осторожно: все журналисты его милостивого величества как огня боятся. Один телеканал давал репортажи всякие – и пятна от кетчупа у государя на горностаевой мантии не отстирываются, и корона у него из сусального золота (настоящее он себе в швейцарский банк положил), а Семеновский полк мумию Шаляпина из мавзолея собирался втихую сменять на ящик водки. Теперь этого канала уже нет: оказалось вдруг, что он всем вокруг деньги должен, взял и лопнул. Государь персонально по этому поводу очень сожалел: но никак, говорит, не могу вмешиваться в спор хозяйствующих субъектов.

В центре города движение «Вольво» замедлилось, ибо на дороге было достаточно и других машин. Все они не сигналили, а стояли молча – водители приподнимали котелки, здороваясь друг с другом. Алиса успела с завистью подумать о флегматичности и холодном спокойствии сынов Альбиона – она бы в этой пробке уже давно изматерилась в семь этажей.

– Само собой, – согласился Гудмэн. – А чего ж ему еще говорить? У нас, например, когда принцесса Диана погрузила половину своих любовников на двух-этажный прогулочный кораблик, а он возьми и затони от тяжести среди Темзы – в этом тоже королеву и спецслужбы обвиняли, МИ-6 замучили просто. Но королева сказала, что не вмешивается в плавание пароходов.

– У вас много наших купцов живет, – сменила тему Алиса, глядя на набережную Темзы. – Стало престижно в Лондоне дома покупать. Как ни откроешь «Московскiя Ведомости», так все страницы в объявлениях: «Куплю лондонский особняк, желательно у герцога, после покупки прежним хозяевам будет предоставлена раскладушка на угловой кухне».

– О да, миледи, мы маленькое, но очень гостеприимное королевство, – радостно откликнулся Гудмэн. – Но вы знаете, русские начинают нас понемногу раздражать. Они скупили все футбольные команды – и «Челси», и «Арсенал», и «Манчестер Юнайтед», и «Ливерпуль». Доходит уже до смешного – во дворе мальчишки собирают команду, так капитану на мобильный сразу звонит купец из Москвы и предлагает ее продать на корню. Я не говорю про то, что в Лондоне не осталось ни одного дома, не принадлежащего русским купцам: со свистом «улетают» даже собачьи будки и скворечники. Цены так выросли: сама королева не выдержала и изволила продать одному вашему медовому магнату половину своего дворца – уж очень хорошее было предложение. Теперь, конечно, ее величеству новый сосед чуточку мешает – он внутри здания переломал все перегородки, сделал евроремонт, построил часовенку с колоколом, хрустальный бассейн и устраивает там вечеринки с ээээ… голыми леди. Однако полученные средства вполне компенсируют ее величеству недовольство от шума и пьянок.

Примерно с полминуты Алиса не могла вымолвить ни слова.

– А как же принц Уэльский? – задала она глупый вопрос, в глубине души выругав себя за то, что пропускает отделы светской хроники в газетах.

– Он живет в гостинице, – неумолимо ответствовал Гудмэн. – Его дворец позавчера купил владелец мясокомбината в Клину. Но ничего, его высочество даже доволен. 100 миллионов фунтов на дороге не валяются.

Оба замолкли. Из динамика ЖК-телевизора донеслись звуки фанфар – начался вечерний выпуск BBC news. Одна новость сменяла другую – после рекламной заставки на экране появились трое мужчин с моноклями, одетых в отлично подогнанную эсэсовскую форму. Вскинув правые руки, они сели за столик с гнутыми ножками, оживленно переговариваясь. Со стены свисало красное полотнище с портретами: сначала угрюмый мужик в пилотке с кисточкой, затем – такой же мрачный тип с усиками, а потом – бровастая личность с ополоумевшим взглядом фанатика. Алиса узнала их сразу – это были Бенито Муссолини, Адольф Гитлер и его преемник на посту, супер-оберфюрер Рудольф Гесс. Конференция прерывалась криками «Зиг хайль!»

«Сегодня состоялась важная встреча фюреров трех государств Балтии, – бубнила дикторша. – Все они пришли к единому мнению: следует и дальше преодолевать оккупационное прошлое Российской империи. В ближайших планах – демонтаж памятников Суворову, а также запрещение белого, синего и красного цветов: за их ношение и производство могут приговорить к пожизненному заключению. Уже отмечены самоубийства невест, производителей красок и плантаторов помидоров. Больше всех пострадали клоуны».

– Прикольные люди, миледи, – заметил Гудмэн, перехватив взгляд Алисы. – Мне вот интересно, почему из всех режимов им понравился именно стиль власти фюрера? Самое забавное – их с этим даже приняли в Евросоюз.

– Ну, что поделаешь, – с хрустом в плечах потянулась Алиса. – Гитлер в принципе экстраординарный мужик. Захватил власть в Австрии, установил опереточную диктатуру с факельными шествиями и попугайскими мундирами. Затеял пятилетнюю театральную войну со Швейцарией, которую проиграл, во всем подражал Муссолини, каждый день ел спагетти. Прибалтам, наверное, он уже тогда очень нравился – форма СС больно красивая и сексуальная, ее модельер Хьюго Босс проектировал. Но что бы случилось, если б Гитлер избрался, скажем, фюрером Германии или Франции? Думаю, тогда не обошлось бы без большой крови. Ну а так он сделался диктатором маленькой страны, и его власть выглядит развлекательным аттракционом – обычный смешной буффонадный каудильо, каких полно в Латинской Америке. Бодливой корове Бог рог не дает.

– Я иногда думаю, – Гудмэн плавно повернул руль вправо. – А что бы случилось, если бы блистательный сэр Корнилов не перевешал коммунистов на фонарных столбах? Наверное, вы жили бы сейчас, как в Швейцарии?

– Чего ни случись – на все воля Божья, – зевнула Алиса. – Во всем этом есть определенная ирония судьбы. Ленин трагически поскользнулся, влезая на броневик на Финляндском вокзале, а отчаявшиеся российские ссыльные в Женеве подкупили мастеровых с пастухами, и те совершили в Швейцарии социалистическую революцию. Планы у революционеров были просто наполеоновские, но проклятая реальность все задавила. Уже через пять лет Швейцарская Советская Социалистическая Республика стала завозить из-за границы часы, сыр и шоколад. У банков пришлось забрать деньги, и они полопались. Франки перестали быть конвертируемыми, их нигде не брали – даже в качестве обычной макулатуры. А потом Швейцария с треском развалилась – отделились сначала итальянские кантоны, потом французские, а под конец – и немецкие. В общем, какая-то полная фигня в итоге вышла.