Мейв Бинчи

Небесный лабиринт. Прощение

Глава одиннадцатая

Эдди и Аннабел Хоган удивленно подняли брови, увидев, что Патси, готовившая завтрак, гремит посудой и что-то бормочет себе под нос. Они понятия не имели, что происходит.

Часть услышанного им удалось расшифровать. За все годы, проведенные ею в этом доме, с ней никогда так не разговаривали. На нее кричали, оскорбляли и обзывали. Бах, бабах, бах.

— Наверное, поругалась с Мосси, — прошептала Аннабел, когда Патси пошла относить остатки еды четырем курам, сидевшим в проволочном вольере.

— Если так, она первая, кому это удалось. В жизни не видел более молчаливого человека, прошептал в ответ Эдди.

В конце концов из Патси удалось выудить, что, когда они ушли на прогулку, из Дублина звонила Бенни, собиравшаяся на бал.

Доктор Джонсон сказал, что Аннабел нуждается в физических упражнениях, а потому должна совершать регулярные прогулки. Вчера вечером Хоганы взяли Шепа и совершили долгое оздоровительное путешествие в полмили вдоль Дублинского шоссе. Именно поэтому они пропустили ее звонок.

— Неужели только для того, чтобы еще раз поблагодарить за платье? — переспросила Аннабел.

— Так она сказала, — мрачно ответила Патси.

Родители Бенни были сбиты с толку.

— Наверное, она переволновалась, — после долгого размышления сказал Эдди.

— Это уж точно, — подтвердила Патси.

* * *

Клодах Пайн сказала тетке, что во время ленча магазин должен оставаться открытым.

— Детка, если мы будем работать еще больше, то попадем в больницу.

Пегги уже не могла поверить, что когда-то она считала племянницу лентяйкой. Клодах заметно увеличила товарооборот и, несмотря на свою манеру одеваться, которую можно было назвать по меньшей мере эксцентричной, сумела не отпугнуть никого из постоянных покупателей.

— Тетя Пег, посуди сама. Когда еще к тебе может зайти Берди Мак, чтобы выбрать кардиган? Когда еще миссис Кеннеди может присмотреть себе новую блузку? Миссис Кэрролл закрывает на ленч свою бакалею. Вряд ли такой заморыш, как она, тратит на еду целый час. Скорее всего, в оставшееся время она зайдет к тебе и полюбуется на коллекцию юбок.

— Это может показаться нечестным. Нечестным по отношению к остальным. — Пегги сама понимала, что это звучит неубедительно.

— Тетя Пег, я исходила весь Нокглен вдоль и поперек. По-твоему, я что-то упустила? Я знаю наперечет все места, в которых торгуют женщины. Какое из них не закрывается на ленч? Кому мы перейдем дорогу, если будем торговать в час пик?

— Бесстыдница… — проворчала Пегги.

— Нет, я серьезно. Кто станет возражать?

— Они могут подумать, что мы хотим обогатиться, — начала оправдываться Пегги.

— Ага. Просто кошмар. Все эти годы ты работала бесплатно. И даже себе в убыток. А я, дура, этого не заметила. — Клодах состроила глупую физиономию.

— Мы собьемся с ног.

— Не собьемся, если наймем продавщицу.

— Тогда вся прибыль от магазина уйдет на ее жалованье.

— Давай вместе просмотрим гроссбухи, и ты все поймешь сама.

* * *

Миссис Кеннеди недовольно посмотрела на вошедшего в аптеку Фонси.

— Как идет торговля лекарствами, миссис Кей? — спросил молодой человек и, как всегда, слегка подмигнул ей, словно намекая на то, что здесь занимаются какими-то темными делишками.

— Чем могу служить? — чопорно спросила она.

— Мне нужна коробка хорошего мыла.

— Да… понятно, — выигрывая время, пробормотала миссис Кеннеди.

— Для девушек, — добавил Фонси.

— В подарок? — удивилась аптекарша.

— Нет, для нового дамского туалета, — гордо ответил Фонси.

Он потратил кучу времени на то, чтобы убедить Марио в необходимости создания в кафе двух туалетов. У них имелись две вполне подходящие для этого пристройки. Но дамский туалет должен был выглядеть привлекательно. Девушкам нужно было где-то краситься и приводить в порядок прически. Фонси съездил на аукцион и купил огромное зеркало. Под ним установили полку. Теперь дело было за малым: парой рулонов хороших бумажных полотенец и куском душистого мыла.

— «Яблоневый цвет» подойдет для вашей цели? — Миссис Кеннеди достала то, что называлось подарочным набором.

Не забыть сказать Клодах, чтобы она создала запас мыла и пудры. И спрятала его подальше от глаз Пегги, которая наверняка скажет, что они отбивают хлеб у аптекарши. Миссис Кеннеди была не просто старой каргой, но вредной старой каргой. Она не заслуживала монополии на торговлю мылом в Нокглене.

Все, хватит.

Но пока…

— «Яблоневый цвет» — именно то, что нам нужно, миссис Кеннеди. Большое спасибо, — с широкой улыбкой ответил Фонси и не моргнув глазом выложил на прилавок изрядную сумму.

* * *

Шон Уолш увидел сквозь витрину магазина, что миссис Хили из гостиницы напротив драит медную табличку, критически смотрит на свою работу и сильно хмурится. Неужели табличка пришла в негодность? Воспользовавшись отсутствием покупателей, он перешел дорогу; нужно было выяснить, что происходит.

— Трудно опускать и вытаскивать письма, — пробормотала миссис Хили. — Конверты рвутся.

— Миссис Хили, вы не должны заниматься этим, — сказал Шон. — Драить медь должен кто-то из ваших служащих.

— Вы тоже делаете это сами. Я видела, — возразила она.

— Я — дело другое. Магазин мне не принадлежит.

— Пока, — с нажимом сказала миссис Хили.

Шон пропустил эту реплику мимо ушей.

— Миссис Хили, вам следовало поручить это кому-нибудь из горничных.

— На них нельзя положиться. Только и знают, что болтать с людьми вместо того, чтобы делать дело. — Казалось, миссис Хили не сознавала, что сама именно этим и занимается.

— Когда я буду чистить нашу табличку, то заодно могу почистить и вашу, — предложил Шон. — Только рано утром, когда никто не видит.

— Чрезвычайно любезно с вашей стороны. — Миссис Хили посмотрела на Шона с удивлением. Зачем это ему? Она гордилась своим знанием человеческой натуры. Хозяйке гостиницы приходится сталкиваться с кем угодно, поэтому она обязана разбираться в людях. Но Шона Уолша было трудно отнести к какой-либо категории. Конечно, он имел виды на дочку хозяина. Высокую, крепко сбитую девицу, которая слишком много о себе понимала. Миссис Хили думала, что Шону Уолшу следовало бы иметь про запас другой план. Конечно, на эту дылду Бенни Хоган мало кто польстится, но когда она получит диплом в Дублине, то может задрать хвост, переехать в другое место и оставить Шона Уолша с носом.



Мать Фрэнсис радовалась хорошей погоде. Субботнее утро выдалось солнечным, хотя всю предыдущую неделю шел дождь.

Когда занятия в школе закончатся, она сходит в коттедж и посмотрит, что еще там нужно сделать. Иногда она ощущала себя девочкой, играющей с кукольным домиком. Возможно, так проявлялся инстинкт, заложенный даже в тех женщинах, которые отказались от мира. Мать Фрэнсис надеялась, что этот инстинкт не станет угрозой для выбранного ею образа жизни. Монахиня должна думать о своем призвании, а не о доме и семье. Но никакой устав не запрещал помогать строить дом для сиротки, которая благодаря Божьему вмешательству оказалась на твоем попечении.

Мать Фрэнсис размышляла о том, как ее сиротка смотрелась на вчерашнем балу. Кит Хегарти позвонила и сказала, что Ева выглядела замечательно. «Жаль только, что элегантную ярко-красную юбку девочке пришлось занять у подруги», — подумала монахиня.

Ей хотелось, чтобы урок поскорее закончился и можно было отпустить девочек, которым не терпелось сбежать, пойти в кафе Марио и полюбоваться сказочно изменившейся витриной магазина Пегги. Ах, если бы можно было позвонить в колокольчик сейчас, в половине двенадцатого, и крикнуть: «Вы свободны!»

Дети запомнили бы это на всю жизнь. И мать Клер тоже. При мысли о своей сестре во Христе у матери Фрэнсис привычно заныло сердце. Если бы не приезд матери Клер, они могли бы пригласить на Рождество Кит Хегарти. Но теперь это было невозможно. Мать Клер наверняка скажет, что они превращают Божью обитель в подобие пансиона.

Через два с половиной часа она достанет ключ из тайника в каменном заборе, войдет в коттедж, сотрет пыль с пианино и прикроет влажное пятно на стене красивой золотистой драпировкой.

Эту драпировку привезла из Африки одна сестра-миссионерша. Все восхищались тканью, но в монастыре ей было не место. Мать Фрэнсис тщательно хранила эту вещь, заранее зная, где она может пригодиться. Если повезет, сестра Имельда выкроит из нее еще и пару наволочек.



Услышав о приглашении на ленч, Ева чуть не запрыгала на кровати.

— Я же говорила, я же говорила! — твердила она.

— Ничего ты не говорила. Ты сказала, что со стороны казалось, будто ему нравится танцевать со мной. Вот и все.

— А ты сказала, что он при этом мучился как в аду, смотрел через твое плечо и взглядом умолял, чтобы кто-нибудь его выручил.

— Я этого вовсе не думала, — покривив душой, возразила Бенни.

Она снова и снова вспоминала эти шесть танцев, но не могла понять, что произошло на самом деле. То ли Джеку было хорошо с ней так же, как ей с ним, то ли он просто выполнял свой долг. Сейчас казалось, что она действительно ему нравилась. Проблема была в одном: в чем пойти на ленч.

Оставались только вчерашние обноски. Нельзя же было надеть в ноябрьскую субботу бальный наряд с низким декольте. А жаль!

— У меня есть семнадцать фунтов. Если хочешь что-нибудь купить, могу дать взаймы, — предложила Ева.

Но это было бесполезно. Магазины не торговали одеждой нужного Бенни размера.

Если бы речь шла о Еве, они могли бы подняться по Марин-роуд, зайти к Ли или Маккаллоху и за две минуты найти что-нибудь подходящее. Если бы речь шла о Нэн, она открыла бы шкаф и выбрала что-нибудь. Но весь небогатый гардероб Бенни находился за пятьдесят миль[1] отсюда, в Нокглене.

В Нокглене!

Нужно позвонить родителям, выяснить, где они были, сообщить, что она приедет вечерним автобусом, и что-то сказать Патси.

Бенни собрала мелочь и побежала вниз, к телефону.

Родители обрадовались звонку. Они были довольны, что бал прошел успешно, и интересовались, чем их кормили. Новость о разрешении архиепископа есть мясо в пятницу их напугала. Когда Бенни звонила вчера вечером, они гуляли. Это было очень мило с ее стороны. А как прошла вечеринка в доме Фоли? Она передала хозяевам благодарность за приглашение?

На глаза Бенни навернулись слезы.

— Передайте Патси, что я купила ей в подарок пару чулок, — неожиданно для себя самой сказала она.

— Ты не могла выбрать для этого лучшее время, — вполголоса сказала мать Бенни. — Она бросается на людей весь день. Как бешеная.

Ева сказала, что Кит по плечу любая проблема. У Кит всегда что-то имеется про запас.

— Кроме одежды большого размера, — мрачно ответила Бенни.

Но она ошиблась. Кит сказала, что у одного из ее жильцов есть замечательный свитер изумрудного цвета. Она его возьмет. Скажет, что там нужно заштопать дырочку или что-нибудь в этом роде. Мальчики никогда не обращают внимания на такие вещи. Если хозяин захочет надеть его сегодня, то будет вынужден потерпеть. Вот и все. Тем временем Кит пришьет к свитеру свой красивый кружевной воротничок и даст Бенни взаймы зеленую сумочку. Она будет разодета в пух и прах.



Фонси хотел, чтобы Клодах первой увидела новую дамскую комнату.

— О боже, как тут красиво! — восхитилась она. — Розовые полотенца, розовое мыло и красные шторы. Просто великолепно.

Его тревожило освещение. Не слишком ли ярко?

Клодах считала, что нет. Если бы они имели дело со старухами, не желающими видеть свои морщины, тогда следовало бы сделать освещение более тусклым. Но в кафе будут приходить молодые. Пусть видят собственные изъяны.

Клодах жалела, что не смогла убедить тетку сделать то же самое. Пегги ответила, что в таком маленьком городке, как Нокглен, туалеты не нужны. Здесь люди могут брать вещь домой, чтобы как следует подумать. Если вещь не нравится, они приносят ее обратно. Во-первых, это будет непрактично; во-вторых, понадобится слишком много труда.

А жаль. Клодах уже присмотрела вполне годившееся для этого складское помещение. Для переоборудования требовались только лампочки, ковер и яркие шторы. При мысли о новых битвах с родственниками Клодах и Фонси дружно вздохнули.

— Может, сходим к Хили и обмоем это дело? — неожиданно предложил Фонси.

— Не знаю. Я сказала Пегги, что буду распаковывать товары, пришедшие утром.

— Должны же мы выпить за открытие новых туалетов и за осуществление твоих планов! — взмолился он.

Они шли по улице, держась за руки. На Клодах было короткое белое шерстяное платье, надетое поверх мешковатых малиновых брюк и малинового джемпера с воротником поло. Огромные пластмассовые серьги в виде колец болтались под мужской твидовой шляпой с малиново-белой лентой.

Туфли «на манке», которые надел Фонси, бесшумно опускались на тротуар. Его красный бархатный пиджак был обшит по краям желтой тесьмой, из-под распахнутого воротника рубашки торчали концы красной ленты, заменявшей галстук. Темно-красные брюки были такими узкими, что каждый шаг давался ему с трудом.

Во время субботнего ленча бар гостиницы Хили превращался в маленький клуб. Эдди Хоган забегал сюда, чтобы выпить стаканчик и встретиться с доктором Джонсоном, возвращавшимся после обхода больных. Иногда появлялся отец Росс, а если Десси Бернс не был в запое, то шумно пил апельсиновый сок, зная, что встретит здесь теплый прием.

В последнее время мистер Флуд редко приходил в бар. Его одолевали видения. Он часто стоял на крыльце своей лавки и задумчиво вглядывался в крону дерева. Когда мистер Кеннеди был жив, он был здешним завсегдатаем. Жене и в голову не приходило являться в его убежище. Время от времени заходила Пегги, чтобы выпить с Берди Мак порцию джина с вермутом.

Клодах и Фонси немного помедлили у входа; они не хотели присоединяться к старикам, но не обращать на них внимания тоже было нельзя.

Но принимать решение пришлось не им.

Внезапно на пороге появилась затянутая в корсет миссис Хили.

— Чем могу служить? — Она смотрела на молодых людей, не скрывая неприязни.

— В данный момент мы ограничимся выпивкой. Остальное как-нибудь в другой раз, — со смехом ответил Фонси и провел рукой по жирным темным волосам.

Клодах хихикнула и опустила глаза.

— Выпить можно у Ши или в каком-нибудь другом месте, — сказала миссис Хили.

Молодые люди не поверили своим ушам. Неужели хозяйка гостиницы не хочет их пускать?

Молчание огорчило ее. Миссис Хили ждала шумного протеста.

— Здесь будут вам рады, если вы… э-э… оденетесь поприличнее. — Губы хозяйки гостиницы растянулись, но в глазах не было и намека на улыбку.

— Миссис Хили, вы действительно отказываетесь продать нам выпивку? — возопил Фонси, пытаясь привлечь внимание всех присутствовавших в зале.

— Я хочу, чтобы вы приходили сюда в одежде, более соответствующей правилам этого города и требованиям отеля нашего разряда, — ответила она.

— Иными словами, вы считаете нас недостойными пить в вашем заведении? — спросила Клодах и красноречиво посмотрела в угол, где сидели два плохо одетых фермера, обмывавших куплю и продажу клочка земли.

— Вы могли бы придержать язык хотя бы из уважения к вашей тете, которая является одним из наших постоянных посетителей, — сказала миссис Хили.

— Клодах, она шутит. Не обращай внимания, — буркнул Фонси и попытался протиснуться мимо хозяйки.

Два красных пятна, проступивших на щеках миссис Хили, говорили о том, что хозяйке не до шуток.

Тогда Фонси заявил, что в баре сидят четверо мужчин без галстуков и что он тоже охотно снимет галстук, если за это ему продадут полпинты «Гиннесса».

Клодах сказала, что, если какой-то из ее нарядов оскорбляет вкус миссис Хили, она будет счастлива снять эти наряды один за другим, пока не останется в чем-то более приличном — вроде лифчика и трусиков.

В конце концов эта игра им надоела. Молодые люди сокрушенно пожали плечами, развели руками, состроили постные физиономии изобличенных преступников, повернулись и пошли к двери. Но потом расхохотались так, что их было слышно даже на улице.

Фермеры, сидевшие в углу, тревожно переглянулись. Главной проблемой была Пегги, одна из наиболее уважаемых граждан города. Как она отнесется к тому, что ее племянницу не пустили в гостиницу?

Люди, которых миссис Хили привечала в своем баре, застыдились.

Но миссис Хили и глазом не моргнула.

— Кто-то должен был призвать их к порядку, — сказала она.

Лилли Фоли сказала, что ужасные родители Эйдана Линча никогда не умели себя вести.

Джек спросил, почему не перестали подавать напитки; возможно, тогда Линчи уехали бы домой. Оказалось, что так и было сделано. Бутылки у Ангуса забрали, но родители Эйдана никуда не торопились и продолжали орать.

— Это раздражало твоего отца, — сказала Лилли Джеку.

— Тогда почему он ничего не сделал? Ему нужно было посмотреть на часы и сказать: «О боже, неужели уже так поздно?» — Сам Джек справился бы с проблемой Линчей в два счета.

— Такими вещами должна заниматься женщина. Вы свалили это на меня. Как и все остальное, — обиженно ответила Лилли Фоли.

— Но если не считать этого, вечеринка прошла чудесно. Большое спасибо, — улыбнулся ей Джек.

Мать слегка смягчилась. Она заметила, что сын уже звонил по телефону и пригласил на ленч какую-то девушку. Какую именно, она не поняла, но думала, что это роскошная Розмари, которая хвасталась ей своими родственниками-юристами, или очень красивая Нэн в платье, расшитом жемчугом. Девушка, которая почти ничего не говорила, но умудрялась быть в центре внимания.

Лилли с любовью смотрела на своего старшего сына. Его волосы были взлохмачены, от него пахло мылом «Рыцарь Кастилии», он съел обильный завтрак, прочитал спортивные страницы двух газет и дал Ангусу полкроны за помощь во время вечеринки. Лилли Фоли знала, что Джек такой же сердцеед, как и его отец, и останется им до самой смерти.



Джек произнес название ресторана так, словно его должны были знать все. «Карло». Бенни слышала о нем. Он был расположен на Набережной, по которой взад и вперед ездил нокгленский автобус. Это был маленький итальянский ресторанчик. Однажды Бенни слышала, как Нэн рассказывала, что была в нем накануне вечером и что там свечи вставляют в винные бутылки, как показывают в кино.

Было еще рано, поэтому она зашла в большой магазин и начала изучать косметику. Обнаружив зеленые тени для век, она подняла крышку и понюхала их.

Цвета тени были точно того же, что и взятый взаймы огромный свитер студента-ветеринара. Продавщица попыталась уговорить Бенни купить их, заявив, что очень трудно найти оттенок, который ты ищешь, а потому нужно пользоваться моментом.

Бенни объяснила, что это не ее свитер; она одолжила его у одного парня. А потом удивилась, что рассказала это совершенно незнакомому человеку.

— Может быть, он одолжит вам его еще раз, — сказала девушка в коротком розовом нейлоновом халатике.

— Сомневаюсь. Я с ним даже не знакома. Свитер дала мне его квартирная хозяйка.

Бенни понимала, что ведет себя очень странно, но любой разговор действовал на нее успокаивающе. Она сильно волновалась из-за предстоявшего ленча.

Легко чувствовать себя непринужденно, когда от тебя пахнет духами «Джой» и когда ты танцуешь в его объятиях. Но сейчас, когда она будет сидеть напротив Джека в дурацком зеленом свитере, все будет по-другому. Чем она станет удерживать его внимание? Наверное, что-то привлекло его к ней вчера вечером. Неужели ее обнаженная грудь?

— Как вы думаете, я могу побрызгать себя духами «Джой», но не покупать их? — спросила она продавщицу.

— Нам этого не разрешают.

— Пожалуйста.

Девушка сжалилась и сбрызнула ее. Совсем чуть-чуть, но этого будет достаточно, чтобы напомнить Джеку о вчерашнем вечере.

Дверь в ресторане Карло была крошечная. Неудачное начало. Бенни надеялась, что там не будет этих ужасных сидений типа церковных, очень популярных в последнее время. В них было ужасно трудно влезть. Хотя погода стояла солнечная, ветреная и морозная, но в помещении было тепло и темно.

Бенни отдала официанту пальто и сказала:

— Я должна кое с кем встретиться.

— Он уже здесь.

«Значит, тут Джека хорошо знают, — с разочарованием подумала она. — Может быть, он приходит сюда каждую субботу с другой девушкой».

— Откуда вы знаете, что этот тот самый человек? — тревожно спросила она официанта. Было бы очень унизительно, если бы ее подвели не к тому столику, а Джеку потом пришлось бы приходить к ней на выручку.

— Потому что никого другого в зале нет.

Джек встретил ее стоя.

— Замечательно выглядишь. Неужели успела отдохнуть после вчерашнего? — сказал он.

— Во всем виноват бодрящий дунлаогхейрский воздух.

Зачем она сказала это? Таких слов, как «бодрящий», следовало избегать. Они напоминали людям о крупных веселых девушках, путешествующих автостопом.

Но это не вызвало у Джека никаких нежелательных ассоциаций. Он продолжал восхищаться ею.

— Вполне возможно. А вот у нас все еще дым коромыслом. На кухне до сих пор стоят немытые бокалы и невытряхнутые пепельницы.

— Большое спасибо, вечеринка была чудесная.

— Да, неплохая. Ангус просил передать тебе привет. Ты ему очень понравилась.

— Наверное, он подумал, что я чокнутая.

— Нет. С какой стати?

Говорить так не следовало. Кто дернул ее за язык? Достаточно было спросить, почему Ангус ее запомнил.

К ним подошел официант. Этот симпатичный мужчина чем-то напоминал Марио, но был более стройным. Может быть, они родственники? Вряд ли в Ирландии так уж много итальянцев.

Бенни решила задать ему вопрос:

— У вас нет родственников в Нокглене?

Официант произносил название ее родного города снова и снова, крутил его и так и сяк, но его глаза оставались подозрительно прищуренными.

— Почему вы думаете, что у меня есть родственники в Нока Гленна?

— Там есть один итальянец по имени Марио.

Бенни захотелось, чтобы фиолетово-красный ковер поднялся, завернул ее в себя и сам завязался над ее головой.

Джек снова выручил ее.

— Когда я разговариваю с американцами, то тоже всегда спрашиваю: «Вы не знаете моего дядю Mo в Чикаго?»

Но Бенни ему не поверила. Не делал он ничего подобного… Господи, неужели нет способа вернуть хотя бы небольшую часть очарования вчерашнего вечера?

Ленч еще не начался, а Джек уже наверняка пожалел, что пригласил ее. Она заговорила о бодрящем воздухе Дунлаогхейра, напомнив ему о толстых дамах, которых изображают на почтовых открытках. Вовлекла официанта в бесконечный глупый диалог о том, знает ли он итальянца, живущего за тридевять земель от Дублина. Ну что она за человек? В ресторане не было никого, кто мог бы отвлечь Джека, заставить его почувствовать удовольствие от ленча. Бенни мечтала снова оказаться в «Дельфине» вместе с половиной Дублина, со всеми этими Розмари, Шейлами и даже с Кармел и Шоном, пробовавшими булочки друг друга.

Все было бы лучше, чем это безнадежно провалившееся свидание.

— Правда, здорово, что мы здесь одни? — словно подслушав ее мысли, весело сказал Джек. — Я чувствую себя султаном или миллионером. Знаешь, они звонят в рестораны и заказывают все столики сразу, чтобы им не мешали.

— Серьезно? — с жаром спросила Бенни.

Что ж, по крайней мере, они начали беседовать. Кажется, он искренне радовался тому, что в ресторане пусто.

— Конечно, сегодня я именно так и поступил! «Карло, мы больше никого не хотим видеть… кроме пианиста. Что, пианиста нет? Ладно, тогда пусть к столику позже подойдут несколько скрипачей. Но никаких «хои поллои», этих отвратительных дублинцев, чавкающих за едой и напивающихся как свиньи!»

Они засмеялись, и этот смех очень напомнил вчерашний.

— А что ответил Карло?

— Он сказал: «Для вас, миистер Фоли, я готов на что угодно, но только если синьориина будет красиивая».

Его слова ранили. Бенни хотела сказать: «Ну, тут мы с тобой просчитались, не так ли?»

Она была готова посмеяться над собой, потому что не верила в собственную привлекательность. Но внутренний голос вовремя подсказал Бенни, что говорить этого не следует. Она склонила голову набок и улыбнулась ему.

— Тут пришла ты, он увидел, что ты прекрасна, и пошел вешать на дверь табличку «Свободных мест нет».

— Как ты думаешь, нас обслуживает сам Карло?

— Понятия не имею, — сказал Джек. — Этот официант больше похож на человека, у которого есть тайный кузен в Нокглене, но он не хочет, чтобы об этом кто-то знал.

— Я должна запомнить этот ресторан во всех подробностях, чтобы рассказать о нем Марио. — Счастливая Бенни оглянулась по сторонам.

— Бенни, ты действительно очень красивая, — сказал Джек и положил ладонь на ее руку.

* * *

Клодах пожаловалась тетке, что ее не пустили в бар гостиницы Хили. Это не имеет значения, потому что она все равно не собирается туда ходить, но она решила, что Пегги должна узнать об этом от нее самой, а не от кого-то другого.

— Интересно, что такого вы натворили? — спросила Пегги.

— Сама знаешь, если бы мы что-то натворили, я бы поставила тебя в известность. Но мы просто вошли. А она решила, что ей не нравится наш внешний вид.

— Она не имеет права так поступать. Это запрещено Законом о гостиницах.

— Думаю, имеет. Управляющим даны большие права. Мы подумали, что вам с Марио следует это знать. А нам с Фонси все равно. Правда, правда.

Однако настоящая правда заключалась в том, что Пегги и Марио было не все равно. Очень даже не все равно. Никому из них не нравилось, как одеваются молодые люди; они вечно ворчали по этому поводу. Но отказ обслужить Фонси и Клодах в единственной городской гостинице был совсем другим делом. Это означало войну.



Вскоре город разделился на два лагеря. Мистер Флуд, в данный момент находившийся в здравом уме и не упоминавший о монахине на дереве, которая передавала ему сообщения, сказал, что кто-то должен был проявить инициативу. Эти двое вели себя отвратительно. Он читал в газетах, что существует международное движение, решившее получить власть над цивилизованным миром, и что его члены узнают друг друга по крикливым нарядам. Фонси и Клодах не случайно тянет друг к другу, сказал он, мудро кивая головой. Миссис Кэрролл тоже встала на сторону миссис Хили. Чем скорее будет положен конец их развращающему влиянию на город, тем лучше. Ни у кого из этих молодых людей нет родителей, которые могли бы с ними справиться; остается рассчитывать только на незамужнюю тетю и холостого дядю. Ничего удивительного, что они пустились во все тяжкие. Ее собственную дочь Майру, которая работает в магазине и ведет бухгалтерию, тоже манят огни кафе и крикливые наряды, выставленные в витрине некогда приличного магазина. Так что миссис Хили совершенно права.

Миссис Кеннеди придерживалась противоположного мнения. Кое-кто слышал, как она называла миссис Хили нахалкой. Эта женщина приехала в Нокглен бог знает откуда. Да кто она такая? Что она себе позволяет? Как она смеет вводить в городе свои правила? Миссис Кеннеди говорила, что во время ярмарки в баре Хили собираются всякие темные личности, а в гостинице останавливаются коммивояжеры, которые до потери сознания пьют и в баре, и в номерах, куда им всегда принесут бутылку. Миссис Кеннеди, которая всегда терпеть не могла молодую вдову и считала, что мистер Кеннеди проводил у нее слишком много вечеров, была возмущена отказом обслужить племянницу Пегги Пайн; какая разница, как одевается бедная девочка?

Берди Мак колебалась. Эта робкая женщина всю жизнь ухаживала за старой матерью. Она сама не знала, хочет этого или не хочет. Просто бедняжка была не способна принять какое-нибудь решение. У нее не имелось собственных суждений. Она дружила с Пегги, но прислушивалась к словам миссис Кэрролл. Хотя Марио был ее постоянным клиентом и каждый день покупал бисквиты для своего кафе, она соглашалась с бедным мистером Флудом, что племянник Марио слишком много себе позволяет и что его пора остановить.

Сама миссис Хили ей не нравилась, но Берди восхищалась ее смелостью. Та занималась настоящим мужским бизнесом, а не стояла за прилавком маленькой кондитерской, как делала сама Берди, чтобы заработать себе на жизнь.

Доктор Джонсон говорил, что миссис Хили имеет право обслуживать или не обслуживать кого угодно. Отец Росс в это дело не вмешивался. Пакси Мур сказал своему двоюродному брату Декко, что у миссис Хили на каждой ноге шишка, а потом умолк. Это было воспринято как поддержка Клодах и Фонси.

Эдди и Аннабел Хоган долго обсуждали случившееся во время субботнего ленча. Конечно, можно было сказать, что Клодах и Фонси не понимают нокгленских обычаев и перегибают палку. Оба выглядят так, словно щеголяли в модной одежде всю свою жизнь. Но нельзя отрицать, что они умеют работать, и это их большое достоинство. Если бы они только стояли на углу и курили, никто бы им не сочувствовал.

Да уж, обвинить их в тунеядстве было нельзя. За это в Нокглене могли простить людям куда более серьезные грехи, чем вызывающую манеру одеваться.

— Если бы кто-то пришел к тебе в магазин, ты обслужил бы его, не обращая внимания на то, как он одет. Правда, Эдди?

— Да. Но если бы сапоги этого человека были испачканы в навозе, я попросил бы его не входить, — ответил он.

— Они никуда и не входили, — проворчала Аннабел. Она всегда считала, что миссис Хили улыбается только мужчинам, но не их женам. Кроме того, Клодах сшила Бенни такое красивое платье, что Аннабел была всецело на ее стороне. Парча выглядела чудесно; в ней попадались кусочки того же каштанового цвета, что и волосы Бенни, а ее белые полоски гармонировали с манишкой, прикрывавшей грудь. Наряд был солидный и одновременно элегантный. Кто бы мог подумать, что на такое способна Клодах, предпочитавшая совсем другой стиль?

Мать Фрэнсис тоже слышала о сцене, разыгравшейся в гостинице. Пегги в тот же день пришла в монастырь за чашкой чая и советом.

— Будь выше этого, Пегги. Будь выше.

— Банти, человеку, который живет в миру, это нелегко.

— Человеку, который живет в монастыре, это не легче. К Рождеству мне на голову свалится мать Клер. Представь себе, каково быть выше этого.

— Ноги моей больше не будет в этом баре.

— Пегги, подумай как следует. Если тебе захочется выпить, куда ты пойдешь? В заплеванную пивную Ши? Или в другие места, которые еще хуже? Не делай ничего сгоряча.

— О боже, Банти, для монахини ты слишком хорошо знаешь злачные места города, — с изумлением сказала Пегги Пайн.



Они вспоминали бал и то, как на нем блистал Эйдан. Ни один стол не выиграл столько призов. Джек рассказал ей о случае, происшедшем за соседним столом. Какой-то девушке стало плохо. Когда бедняжке расстегнули воротник, из ее лифчика выпали две булочки. Джек только добродушно посмеивался, а Бенни думала о том, как эта девушка чувствует себя сегодня. Теперь при одном упоминании о бале она будет ощущать жгучий стыд.

— Брось, это действительно смешно, — сказал Джек, и Бенни поняла, что должна видеть во всем только забавную сторону.

— Да, и в этом лифчике было полно крошек. Думаю, она упала в обморок от щекотки. — Бенни чувствовала себя предательницей по отношению к несчастной незнакомой девушке, но была вознаграждена улыбкой.

— Конечно, тебе, Бенни, этот способ никогда не понадобится, — сказал Джек, улыбаясь ей через стол.

— У каждого свои недостатки. — Смущенная Бенни уставилась в пол.

— А у тебя их нет.

Какое счастье, что свитер студента-ветеринара оказался широким и свободным! Во всяком случае, грудь он не обтягивал. Бенни посмотрела на свой бюст и облегченно вздохнула. Но тему нужно было срочно сменить.

Дверь открылась, и в ресторан вошла пара. Джек пожал плечами.

— Я сказал, чтобы в ресторан пускали только неаполитанцев. С условием, что они будут вести себя тихо. — Он бросил на вошедших грозный взгляд.

Это были дублинцы средних лет. Замерзшие и дрожавшие.

— Наверное, они социальные работники, у которых роман, — прошептала Бенни.

— Нет, это два школьных инспектора, собирающиеся кого-то провалить на следующих выпускных экзаменах, — возразил Джек.

С ним было удивительно легко разговаривать. Джек был спокойный, нормальный, и его манера держаться не вызывала у Бенни тревоги. Тревожилась она сама. Бенни поняла, что она долгие годы играла роль шута. А когда пришло время ставить романтическую пьесу, оказалась к этому не готовой. Хуже того, она не была уверена, что в этой пьесе ей вообще отвели какую-то роль. Нужно было читать сигналы партнера и понимать их.

Если бы она их понимала, то могла бы ответить.

Им предложили мороженое. Это «кассата», объяснил официант. Прекрасное неаполитанское мороженое с кусочками фруктов, дроблеными орехами, цукатами и макаронами. Belissima[2].

Внутренний голос снова подсказал Бенни, что мороженое нужно съесть, а не говорить о диете, калориях и талии.

Лицо Джека засияло. Он тоже попробует.

Официант заметил, что они улыбаются друг другу, и сказал:

— Сегодня очень темный день. Я зажгу несколько свеч, чтоб вы могли лучше видеть друг друга.

Под темно-синим свитером Джека была светло-розовая рубашка с распахнутым воротником. При свечах это смотрелось чудесно. Бенни снова ощутила желание погладить его. Не поцеловать в губы, не прижаться к нему, а просто протянуть руку и нежно провести ладонью по щеке до самого подбородка.

Она выпила всего один бокал вина. Это желание не было вызвано опьянением. Когда Бенни наклонилась и трижды бережно погладила его щеку, ей показалось, что это произошло с кем-то другим.

После третьего раза Джек взял ее руку и поднес ее к губам.

Он наклонил голову, поэтому Бенни не видела его глаз.

А потом отпустил.

Нет, это не было шуткой или глупым экстравагантным жестом в стиле Эйдана.

Никто не стал бы так долго держать твою руку и так долго ее целовать, если бы не хотел этого.

Или стал бы? Стал бы?



Десси Бернс сказал, что миссис Хили бывает чересчур высокомерной; временами она разговаривала с ним более резко, чем требовалось. Правда, тогда он слегка перебирал; кое-кто мог бы сказать, что эта женщина была права. Но когда Десси Бернс трезв, на свете нет более честного и справедливого человека.

Если называть вещи своими именами, то Фонси сказали, что он не может разгуливать по Нокглену с таким видом, будто этот город принадлежит ему. Кто он такой? Племянник макаронника; кто видел его мать-макаронницу и отца-дублинца после того, как они привезли сюда этого мальчишку? Парень без роду-племени, не знающий Нокглена. Так что пусть не ерепенится. А что касается племянницы Пегги, то ее манера одеваться вводит людей в искушение. Может быть, выговор, полученный от миссис Хили, заставит ее образумиться.

Марио сказал, что придет, встанет на ступеньках гостиницы Хили и плюнет в ее дверь, потом плюнет на дверь, а потом пойдет домой и плюнет в Фонси.

Фонси сказал, что лично его это нисколько не волнует. Он собирается в Ливерпуль за прекрасным подержанным музыкальным автоматом фирмы «Вюрлицер», объявление о продаже которого видел в газете.

Неожиданно Марио продемонстрировал свою преданность племяннику. Раньше он жаловался на парня всем подряд, но теперь говорил, что сын его сестры — это соль земли, опора его старости и хрустальная надежда всего Нокглена.

Кроме того, Марио утверждал, стуча кулаком по всему подряд, что он больше ни глотка не выпьет в баре Хили. Но поскольку он никогда там и не пил, говорилось это только для красного словца.



Во второй половине дня в гостиницу Хили пришел Саймон Уэстуорд и осведомился, готовят ли у них обеды.

— Ежедневно, мистер Уэстуорд. — Миссис Хили была рада видеть его у себя. — Могу я угостить вас чем-нибудь за счет заведения, чтобы отпраздновать ваш первый визит к нам?

— Вы очень добры… миссис… э-э…

— Хили. — Она красноречиво посмотрела на вывеску гостиницы.

— Ах, да, прошу прощения за глупость. Нет, не сейчас. Значит, обеды у вас готовят. Отлично. Я не был в этом уверен.

— Каждый день с двенадцати до четырнадцати тридцати.

— Ох…

— Это время вас не устраивает?

— Почему? Очень хорошее время. Но я думал о вечернем обеде.

Миссис Хили всегда гордилась своим умением пользоваться любой возможностью.

— Мистер Уэстуорд, до последнего времени по вечерам у нас устраивали только чайный стол, но, когда настанут рождественские каникулы, мы начнем готовить вечерние обеды. И сохраним этот обычай после каникул.

— Начнете?

— Со следующего уик-энда, мистер Уэстуорд, — сказала она, глядя Саймону прямо в глаза.

* * *

Официант считал, что им следует попробовать «самбуку». Это такой итальянский ликер. За счет заведения. Он может положить туда кофейные зерна, чтобы немного осветлить. Это чудесный напиток, которым следует завершать ленч зимой.

Он сидели и гадали, угостят ли ликером хмурую пару или его принято подавать только тем, кто счастлив.

— Мы увидим вас в следующий уик-энд? — жадно спросил официант. Бенни захотелось его убить. Она так хорошо держалась. Зачем ему понадобилось говорить о новом свидании?

— Надеюсь, мы здесь не в последний раз, — ответил Джек.

Они шли по Набережной, которая часто казалась Бенни сырой и холодной, но сегодня днем была залита солнцем и тонула в розовом свете.

У деревянных столов с подержанными книгами стояли букинисты.

— Как в Париже, — весело сказала Бенни.

— Ты была там?