Конн Иггульден

«Волк равнин»

Эта книга никогда бы не была написана без народа Монголии. Без людей, позволивших мне жить среди них и рассказывавших о своей истории за чаем с солью и водкой, пока зима плавно перетекала в весну. Особая благодарность Мэри Клементс за советы о лошадях и Шейле Броутон, чьи великолепные научные работы позволили написать большую часть этого романа.
Моим братьям Джону, Дэвиду и Хэлу
Свора правителей зло, Царь один должен быть у народа. Гомер. Илиада
КАРТЫ



ПРОЛОГ

Бесновалась метель, залепляя колючим снегом глаза воинов. Монгольские лучники окружали татарский отряд. Их низкорослые лошади чутко повиновались легким движениям колен. Монголы, привстав на стременах, в полном молчании выпускали стрелу за стрелой и точно попадали в цель. Сквозь завывания ветра были слышны только вопли раненых и топот коней. Татарам не было спасения от смерти: она со свистом летела на темных крыльях битвы со всех сторон. Лошади с диким ржанием падали на колени, из ноздрей их текла яркая кровь.

Стоя на выступе желто-серой скалы, Есугэй следил за ходом боя, плотно укутавшись в меха. Стоголосым демоном выл над равниной ветер, обжигая его кожу там, где она не была смазана бараньим жиром. Есугэю все было нипочем. Он уже столько лет вел такую жизнь, что почти ничего не чувствовал. Суровая природа была частью его жизни, как и воины, которыми он повелевал, как и враги, которых он уничтожал.

Есугэй презирал татар, хотя и отдавал противникам должное: им было не занимать мужества. Он увидел, как они сплотились вокруг молодого воина. Услышал его голос, перекрывший даже вой ветра. Татарин был в кольчуге. Есугэй и сам страстно желал иметь такую кольчугу. Он завидовал врагу. А тот остановил своих всадников резкими окриками и не позволил им броситься врассыпную. И тогда Есугэй понял, что пора вступить в дело ему самому. Его арван — девять лучших воинов племени, кровных братьев и сородичей, — почувствовал это. Его товарищи, достойные носить дорогие доспехи из вареной кожи с вышитым на них скачущим волком.

— Вы готовы, братья мои? — спросил Есугэй, чувствуя на себе взгляды соратников.

Одна из кобыл взволнованно заржала, а его первый воин, Илак, усмехнулся.

— Ради тебя мы перебьем их, младший брат, — сказал он, почесывая лошадь меж ушами.

Есугэй ударил коня пятками, и они легкой рысью двинулись в сторону кипевшей битвы. С высоты они видели яростную круговерть пурги и ощущали злобную силу ветра и снега, что также участвовали в схватке. Есугэй, глядя на простертую над хрупкими фигурками воинов руку Отца-неба, из которой сыпался лед, в благоговейном ужасе зашептал молитву.

Воины перешли в галоп, не перестраиваясь и даже не задумываясь об этом, поскольку каждый с младенчества умел оценивать расстояние. Они думали только о том, как ловчее скинуть врага с седла и быстрее бросить его тело остывать на равнине.

Арван Есугэя врезался в самую гущу сражения, устремляясь к татарскому предводителю, который раскрыл себя лишь в последние мгновения. Если тот останется в живых, то, возможно, станет для своего племени факелом, за которым все и последуют. Конь Есугэя налетел на какого-то татарина, и монгол усмехнулся. Сегодня этот факел угаснет.

Страшный удар — и спина татарского воина переломилась как раз в тот миг, когда он повернулся лицом к новой опасности. Есугэй, держась за гриву коня, наносил удары мечом направо и налево, и враги падали мертвыми, словно осенние листья. Два раза он поберег отцовский клинок: одного противника затоптал конем, а другого — ударил рукоятью, как молотом. И тут Есугэй оказался в самой гуще сражающихся татар. Девять воинов Есугэя были по-прежнему с ним, оберегая жизнь своего хана согласно клятве, данной еще в детстве. Даже не оборачиваясь, он знал, что спина его прикрыта. Об этом говорил и мечущийся взгляд татарского предводителя. Тот видел свою смерть на их плоских ухмыляющихся лицах. А вокруг лежали мертвые, пронзенные стрелами тела его воинов. Татары были разбиты.

Есугэй обрадовался, заметив, что татарин поднялся в стременах и показал на него длинным окровавленным клинком. В глазах его не было страха — лишь гнев и досада, что этот день не принес ему удачи. Сегодняшний урок уже не пойдет на пользу холодеющим трупам, но Есугэй знал, что татарские племена скоро поймут значение этого разгрома. Когда наступит весна, они найдут почерневшие кости своих воинов и больше не осмелятся угонять его стада.

Есугэй и татарин смотрели в глаза друг другу. Есугэй ухмылялся, татарин хмурился. Нет, проигравшие ничему не научатся. Уж если татарину что-то взбрело в голову, то он лучше умрет, чем откажется от своей идеи. Назло. Проигравшие сегодня, они вернутся завтра, и Есугэй опять будет сражаться и проливать еще больше поганой крови. Впрочем, эта мысль была ему приятна.

Он разглядывал татарина, бросившего ему вызов. Совсем молодой. Есугэй вспомнил о своем ребенке, который сейчас, должно быть, появляется на свет там, за восточными холмами. Он размышлял о том, не суждено ли и его сыну когда-нибудь увидеть лицо седого закаленного воина на расстоянии клинка, грозящего смертью.

— Как твое имя? — прокричал Есугэй.

Сражение вокруг них уже стихло, монголы бродили среди трупов, снимая с них все ценное. Ветер завывал с прежней силой, но вопрос был услышан, и Есугэй отметил, что его юный противник на мгновение нахмурился.

— А твое, хрен ячий?

Есугэй хмыкнул. Он уже устал, кожу на лице начало саднить от ветра. Монголы шли по следу татар почти два дня, без сна и отдыха, питаясь только размоченным грутом.[1] Меч Есугэя был готов забрать еще одну жизнь, и монгол поднял клинок.

— А тебе что за дело, мальчишка? Иди ко мне.

Возможно, татарский воин увидел в глазах Есугэя что-то более страшное, чем стрела, от которой можно увернуться. После краткого размышления татарин кивнул:

— Мое имя Тэмучжин-Уге. За мою смерть отомстят. Я сын великого рода.

Он ударил коня пятками и устремился к Есугэю. Меч хана свистнул в воздухе один-единственный раз. Тело татарина упало к ногам Есугэя, а конь его понесся по полю.

— Ты пожива для стервятников, мальчишка, — произнес Есугэй. — И такая судьба уготована каждому, кто осмелится угонять мои стада.

Он обвел взглядом собравшихся воинов. Сорок семь человек покинуло свои юрты по зову Есугэя. Четырех бойцов они потеряли, зато ни один из двадцати татар домой уже не вернется. Цена набега, конечно, высока, но зима всегда доводит людей до крайностей.

— Обыщите трупы, да побыстрее, — приказал Есугэй. — Домой возвращаться поздно. Переночуем под скалами.

Металл и луки были весьма ценной добычей. Их можно продать или взять себе вместо сломанного оружия. Но, если не считать кольчуги, нынешняя добыча была скудной. Это еще раз подтверждало догадку Есугэя: татары, которых они разбили, были просто юными воинами, которые пошли в набег, чтобы снискать славу. Они не намеревались биться насмерть на этой твердой как камень земле. Он поймал брошенную ему окровавленную кольчугу и обернул вокруг передней луки седла. Кольчуга была превосходной и могла защитить от кинжала. Кем же был этот молодой воин, раз владел такой дорогой вещью? Есугэй непрерывно повторял про себя его имя. А потом пожал плечами и решил, что имя убитого уже не имеет значения. Он обменяет свою долю коней на крепкое питье и меха, когда племена сойдутся для торга. Если не считать пробирающего до костей холода, день выдался удачный.



Метель не утихла и на следующее утро. Есугэй и его люди возвращались в улус.[2] Только выделенные на случай нападения караульные ехали налегке, остальные были так нагружены мехами и добычей, что казались совершенно бесформенными и почти целиком покрылись слоем грязного льда и бараньего сала.

Племя выбрало хорошее место для улуса — у подножия каменистого холма, покрытого лишайником. Среди снегов юрты были почти незаметны. Совсем стемнело, лишь тусклый свет за спиной у воинов пробивался сквозь клубящиеся облака снежной пыли. Однако их возвращение заметили глазастые мальчишки, следившие, чтобы под покровом ночи никто не застал племя врасплох. Есугэй возрадовался, услышав звонкие голоса, возвещающие о прибытии воинов.

«Женщины и дети племени вряд ли успеют нас встретить», — подумал он.

Такими холодными ночами женщины просыпаются лишь для того, чтобы поддержать огонь в очагах. А время подниматься настанет часа через два, когда колючий снег выпустит из своих объятий большие сонные жилища из жердей и войлока.

Когда кони подошли ближе, Есугэй услышал крик, поднявшийся из юрты Оэлун подобно серому дыму, и от нетерпеливого ожидания его сердце часто-часто забилось. Смерть всегда ходит так близко к новорожденным! У него уже был сын, еще младенец, но хану надобно столько наследников, сколько сможет вместить его юрта. Есугэй зашептал молитву, прося еще об одном мальчике, о брате первому.

Хан услышал, как высоким резким голосом закричал в юрте ястреб, и спрыгнул с седла. Его кожаные доспехи поскрипывали при каждом шаге. Он едва заметил, как подхватил поводья закутанный в меха слуга, всегда стоящий наготове. Есугэй распахнул деревянную дверь и вошел в юрту. Снег на доспехах мгновенно растаял от жары и стек вниз, оставив на полу лужицы.

— Ха! Вон пошли! — смеясь, отогнал Есугэй двух своих псов, в безумной радости прыгавших вокруг и норовивших лизнуть его в лицо.

Ястреб закричал, приветствуя хозяина. Но тот, конечно, понимал, что птица не так уж привязана к нему, скорее ей хочется незамедлительно отправиться на охоту. Старший сын, Бектер, ползал в уголку голышом, играя твердыми катышками грута. Все это Есугэй заметил, не отрывая взгляда от женщины, лежавшей на мехах. Оэлун раскраснелась от жара очага, а глаза ее сияли в золотистом свете лампы. Красивое счастливое лицо блестело от пота. Она вытерла рукой лоб, оставив на нем пятнышко крови. Рядом возилась повитуха со свертком. По улыбке Оэлун Есугэй понял, что у него родился еще один наследник.

— Дай его мне, — потребовал Есугэй, шагнув вперед.

Повитуха попятилась, раздраженно поджав сморщенные губы.

— Ты раздавишь его своими лапищами. Пусть поест материнского молока. Потом, когда окрепнет, возьмешь на руки.

Однако Есугэй не мог удержаться. Вытянув шею, он смотрел на новорожденного. Навис над сыном, словно туча, в своих мехах. Повитуха положила ребенка и стала вытирать тряпками маленькие ручки и ножки. Младенец отчаянно завопил. А Есугэю показалось, что этим криком сын приветствует отца.

— Он узнал меня, — с гордостью произнес хан.

— Он еще слишком мал, — фыркнула повитуха.

Есугэй не ответил. Он с улыбкой глядел на краснолицего младенца, но вдруг его лицо перекосилось от злобы, и он грубо схватил старуху за плечо.

— Что у него в руке? — прошипел он.

Повитуха собиралась как раз вытирать маленькие пальчики. Под яростным взглядом Есугэя она осторожно разжала младенческий кулачок, открыв сгусток крови величиной с глаз. Черный комок вздрагивал от малейшего движения и маслянисто блестел. Оэлун приподнялась, чтобы увидеть, что так привлекло внимание Есугэя. Заметив черный сгусток, она застонала.

— У него в правой руке кровь, — прошептала она. — Всю жизнь он будет ходить со смертью рука об руку.

Резко втянув воздух, Есугэй пожалел, что жена не промолчала. Неосмотрительно привлекать внимание злой судьбы к только что родившемуся. Некоторое время он сидел молча, погруженный в размышления. Повитуха продолжала суетиться, вытирать и кутать младенца. Сгусток крови поблескивал на тряпках. Есугэй взял его, и комок задрожал на его ладони.

— Он родился со смертью в правой руке, Оэлун. Так и должно быть. Он сын хана, и смерть — его верный спутник. Он станет великим воином.

Младенца наконец отдали его измученной матери. И Есугэй наблюдал, как жадно малыш схватил сосок, лишь только его вложили ему в ротик. Оэлун, поморщившись, прикусила губу. А хан все никак не мог успокоиться.

— Брось кости, матушка, — обратился он к повитухе. — Посмотрим, добро или зло принесет Волкам этот сгусток крови.

Взгляд его был холоден, и не стоило никому объяснять, что от этого гадания зависит жизнь младенца. Есугэй был ханом и не мог проявлять слабость. Только силы, только холодного разума ожидало от него племя. Он и хотел бы надеяться, что его слова отвратили зависть Отца-неба, однако страшился, что пророчество Оэлун все же исполнится.

Повивальная бабка потупилась. Она понимала, что в таинство появления наследника на свет вторглось что-то чужое и страшное. Порылась в лежавшем у очага мешочке с бараньими бабками,[3] раскрашенными мальчиками племени в красный и зеленый цвета. Такие бабки раскидывают по любому поводу. И по тому, как они ложатся, дают имена коням, коровам, овцам или якам. Старики же знали, что если их бросить в нужное время и в нужном месте, то они откроют очень многое. Повитуха подняла было руку, чтобы кинуть их, но Есугэй внезапно удержал ее. Она даже поморщилась — с такой силой он схватил ее.

— Он моя кровь, мой маленький воин. Дай их мне, — велел он и забрал у старухи четыре кости.

Она не противилась, оцепеневшая от жуткого выражения на его лице. Даже псы и ястреб замерли. Есугэй бросил кости, и повитуха ахнула, увидев, что выпало.

— Аййй! Четыре коня! Большая удача! Он станет великим всадником. Он будет завоевывать мир, сидя в седле! — закивал с облегчением и гордостью Есугэй.

Он хотел немедленно показать новорожденного сына людям племени и сделал бы это, если бы вокруг юрты не бушевал буран, выискивающий малейшую лазейку, чтобы проникнуть в тепло. Холод был врагом людей, но он же делал их сильными и выносливыми. В такие лютые зимы старики мучаются недолго. Слабенькая детвора тоже быстро вымирает. А вот его сын будет не из таких.

Есугэй наблюдал за крохотным комочком, присосавшимся к материнской груди. У мальчика были золотистые, как и у него, глаза, на свету почти желтые, будто у волка. Оэлун посмотрела на отца ее малыша и кивнула ему. Гордость заглушила все тревоги. Она была уверена, что кровь — дурной знак, но кости немного успокоили ее.

— Как ты его назовешь? — спросила повитуха у Оэлун.

— Имя моего сына Тэмучжин, — не сомневаясь ни на мгновение, ответил Есугэй. — Он будет железным.

Снаружи по-прежнему неистовствовал буран и, похоже, надолго.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА 1

Одним прекрасным весенним днем двенадцатилетний Тэмучжин скакал по степи вместе со своими четырьмя братьями. Они неслись в тени горы Делиун-Болдах. Старший, Бектер, мчался на серой кобылице. Великолепный наездник, он целиком сосредоточился на скачке. Тэмучжин приноровился к ходу его коня и поджидал лишь той минуты, когда можно будет обогнать старшего брата. Вслед за ними скакал Хасар, бешено улюлюкая и нагоняя вырвавшихся вперед братьев. Десятилетний Хасар, любимец племени, был столь же весел, сколь мрачен и серьезен был Бектер. Чубарый жеребец фыркал и ржал вслед кобылке старшего брата, что страшно веселило Хасара. За ним галопом несся Хачиун. Этому восьмилетнему мальчику недоставало открытости, за которую все любили Хасара. Хачиун казался самым серьезным из братьев, даже скрытным. Он говорил редко и никогда не жаловался, как бы Бектер его ни доставал. В обращении с лошадьми Хачиуну не было равных. Он мог заставить скакуна мчаться с невероятной скоростью даже тогда, когда другие лошади уже выдыхались. Тэмучжин через плечо бросил взгляд на Хачиуна. Тот уверенно держался в седле. Казалось, мальчик просто лениво тащится в хвосте, но он и прежде удивлял всех мастерством и неожиданной скоростью, так что Тэмучжин держал ухо востро.

А где-то далеко-далеко позади жалобно кричал самый младший из братьев, умоляя подождать его. Тэмуге слишком любил сладости и безделье, что сказывалось на его ловкости. Тэмучжин усмехнулся при виде пухлого мальчишки, размахивавшего руками в надежде подстегнуть коня. Мать предупреждала, чтобы они не втягивали младшего в свои шальные приключения. Тэмуге едва вышел из того возраста, когда детей еще привязывают к седлу. И когда он отставал от братьев, то начинал реветь. Бектеру еще придется сказать Тэмуге ласковое словечко.

Мальчишеские голоса далеко разносились по весенней степи. Братья неслись во весь опор. Словно птицы, сидели они на спинах своих низкорослых лошадок. Есугэй гордился их мастерством и однажды назвал сыновей воробьями. Тэмучжин сказал Бектеру, что тот слишком жирный для воробья, а потом целую ночь прятался от рассерженного брата.

Но в этот день все племя было в прекрасном расположении духа. Пришли вешние дожди, реки снова наполнили берега и потекли, извиваясь, по равнинам, где еще вчера была только потрескавшаяся земля. Кобылицы приносили вдоволь теплого молока. Его пили, из него делали сыр и холодный кумыс. На холмах уже пробивалась первая зелень, а вместе с ней пришло предчувствие лета и теплых дней. Это был год курултая. Еще до начала зимы племена соберутся вместе для состязаний и торговли. Есугэй объявил о своем решении, что в этом году семьи Волков отправятся в длительную кочевку, на тысячу миль, чтобы пополнить стада. Мальчики предвкушали удовольствие, которое принесут им состязания борцов и лучников, и поэтому вели себя как можно лучше. Их воображение больше всего будоражили предстоящие скачки. О них-то они и мечтали, мчась по степи сломя голову. Все мальчики, кроме Бектера, тайком ходили к матери, Оэлун, и упрашивали ее замолвить словечко перед Есугэем. Все они хотели участвовать в скачках на длинные или короткие дистанции, чтобы заслужить себе имя и всеобщее уважение.

По неписаному закону мальчик, вернувшийся в родную юрту со званием «несравненный всадник» или «победитель коней», займет однажды место отца, когда тот уже не сможет присматривать за своими стадами. Поэтому все сыновья Есугэя, за исключением, конечно, толстяка Тэмуге, не могли думать ни о чем другом. Тэмучжина злило, что место отца должен занять Бектер, словно разница в пару лет так уж важна. Отношения между братьями стали натянутыми, когда старший вернулся, проведя год женихом вне племени — у невесты. Он каким-то непонятным образом вдруг повзрослел. Правда, самым высоким по-прежнему оставался Тэмучжин. И новый Бектер оказался не слишком-то веселым товарищем.

Сначала Тэмучжин думал, что это игра, что старший брат только делает вид, будто теперь он стал взрослым. Мрачный юноша уже не говорил первое, что придет в голову. Наоборот, он взвешивал каждое слово, прежде чем оно слетало с его уст. Тэмучжин насмехался над его невесть откуда взявшейся серьезностью, но вот прошла зима, а брат так и не изменился. Его напыщенный нрав порой казался Тэмучжину забавным, но в глубине души он с уважением относился к рассудительности Бектера. Хотя по-прежнему не признавал его права наследовать юрты и меч отца.

Тэмучжин следил за Бектером, чтобы не позволить старшему брату вырваться вперед. Слишком уж хороший день, чтобы задумываться о далеком будущем. Тэмучжин мечтал, как четверо братьев — а с Бектером пятеро — покажут свою силу и ловкость на собрании племен. Есугэй раздуется от гордости, а Оэлун обнимет всех по очереди и назовет своими маленькими воинами, любимыми наездниками. Даже Тэмуге в свои шесть лет может участвовать в скачках, хотя велика опасность, что он свалится с коня. Тэмучжин нахмурился, когда Бектер обернулся посмотреть, насколько он всех обгоняет. Несмотря на их тайные поползновения, Есугэй еще ни одному не дал разрешения участвовать в скачках.



Оэлун была снова брюхата и уже на сносях. На сей раз она переносила беременность очень тяжело, не так, как прежде. Каждый день ее рвало с утра и вечером, рвало так сильно, что на лице под кожей появлялись маленькие кровавые точки. Ее сыновья вели себя тише воды ниже травы, а Есугэй беспокойно расхаживал по юрте. Наконец хан устал от их опасливых взглядов и напряженного молчания и велел выгулять лошадей, застоявшихся в течение долгой зимы. Тэмучжину хотелось поболтать с отцом, но Есугэй подхватил его властной рукой и забросил на спину жеребца с белыми бабками. Мальчик кувыркнулся в воздухе, приземлился на спину коня и пустил его вскачь. Белоногий был злым, кусачим зверем, но отец знал, что именно он — любимец мальчика.

Есугэй смотрел, как сыновья садятся на коней, но на его широком мрачном лице не было видно и проблеска гордости. Как и его отец, он был не из тех, кто показывает свои чувства, особенно перед сыновьями. Нельзя, чтобы мальчишки размякли. Они должны бояться отца. Но порой ему так хотелось схватить мальчишек и подбросить их к небесам! Вот как сильно он радовался тому, что они у него есть. Он знал о сыновьях многое, потому что любил их. Знал, например, кто какую лошадь предпочитает. Однако об отцовских чувствах сыновья могли догадаться только по блеску в его глазах, как и сам Есугэй некогда лишь догадывался, что думает о нем и что чувствует к нему отец. Есугэй ценил воспоминания, потому что трогательные моменты были редкостью. Он помнил ту минуту, когда отец нежданно-негаданно проворчал нечто одобрительное, заметив, как искусно сын закрепил веревкой тяжелый груз на коне. Это была такая малость, но с тех пор Есугэй вспоминал старика каждый раз, когда затягивал узел, крепко упираясь коленом в тюк. Он смотрел, как мальчики уносятся навстречу яркому солнечному свету, и только тогда, когда они, обернувшись, уже не смогли бы его разглядеть, жесткие черты лица его смягчились. Отец научил Есугэя тому, что требуется от сурового мужчины в суровом краю. И тот знал, что его наследникам тоже придется сражаться с врагами, терпеть голод и жажду, если им вообще суждено достичь возраста мужчины. Только один из них сможет стать ханом племени. Остальные либо будут верно служить ему, либо оставят племя, забрав свою долю коз и овец. Есугэй тряхнул головой, глядя, как клубится пыль, потревоженная копытами пятерых коней. Словно само грядущее нависало над степью, а мальчишки видели перед собой только весну и зеленые холмы.



Солнце ярко сияло на лице несущегося на коне Тэмучжина. Он воспарил духом от быстрой скачки и бьющего в лицо ветра. Впереди кобылка Бектера споткнулась о камень, но быстро выправилась. Старший брат сердито ударил кобылу по голове, но расстояние между ним и Тэмучжином все равно уменьшилось, и тот заулюлюкал, словно собрался обогнать Бектера. Однако время еще не пришло. Он любил вырываться вперед, хотя ему нравилось и подгонять старшего, потому что получал удовольствие, видя, как злится брат.

Бектер здорово вырос, уже было ясно, каким мужчиной он будет — широкоплечим и чрезвычайно выносливым. Проведя у олхунутов год женихом, он теперь делал вид, что приобрел житейский опыт и знания, и не упускал случая их показать. Это раздражало Тэмучжина, словно заноза в пальце, особенно в те минуты, когда братья засыпали Бектера вопросами о племени, в котором родилась их мать, требовали рассказать об их обычаях. Тэмучжину тоже хотелось это знать, но он мрачно решил, что подождет, когда Есугэй отправит его в другое племя, и тогда сам во всем разберется.

Только вернувшись из племени своей жены, молодой воин считается настоящим мужчиной. Лишь когда у девушки появляется первая кровь, ее с почетом, достойным ее положения, сопровождают в племя мужа. Для нее уже будет готова юрта, и молодой муж будет ждать ее у дверей, чтобы ввести в свой дом.

В племени Волков юноши могли вызвать на борьбу взрослых воинов хана, не дожидаясь того времени, когда их станут считать полноправными мужчинами. И Бектеру тоже не терпелось сразиться. Тэмучжин хорошо помнил тот случай, когда старший брат подошел к костру у юрты Есугэя — там сидели несколько воинов. Спрятавшись в тени, мальчик взирал тогда на брата с благоговейным страхом. Бектер кивнул собравшимся, и трое мужчин встали, чтобы проверить, не размяк ли он, проведя год у олхунутов. Тэмучжин со стороны наблюдал за ними. К нему присоединились Хасар с Хачиуном и тоже замерли, притихли. Бектер боролся со всеми троими мужчинами по очереди, без жалоб и стонов переносил жестокие удары. Последним был Илак. Гора мышц с огромными руками. Он бросил Бектера оземь так сильно, что у того из уха потекла кровь, но после этого, к удивлению Тэмучжина, Илак помог юному борцу встать и протянул ему чашу горячего черного арака. Бектер чуть не захлебнулся жгучим питьем, смешавшимся с его собственной кровью, но воины, казалось, не обратили на это внимания.

Тэмучжин был доволен: на его глазах старшего брата отделали почти до бесчувствия. Но он не мог не отметить, что мужчины у ночного костра теперь без презрения смотрели на Бектера. Отважный юноша почувствовал уверенность в своих силах. Может быть, внешне это было не так заметно, но зато весьма важно для него самого. С тех пор старший брат стал досадной помехой, острым камнем на пути Тэмучжина.

Братья скакали по степи под вешним солнцем, вовсе не стремясь как можно скорее попасть в назначенное место, как это будет на состязаниях среди племен. Зима слишком уж недавно закончилась, чтобы торопиться и подгонять коней. Мальчики очень хорошо понимали, что нельзя изматывать животных, пока те еще не нагуляли жирок на доброй сочной траве. Это была скачка без криков и улюлюканий толпы. И не было чувства, что нужно непременно быть первым. От сегодняшних соревнований ничего не зависит, но, когда братья прискачут, они все равно будут спорить до хрипоты, кто где слукавил и кто победил.

Лошадь Бектера неслась на большой скорости, а сам он так прямо держался в седле, что казался почти неподвижным. Тэмучжин знал: это лишь видимость. Бектер еле заметно, но властно управлял серой кобылкой, все еще свежей и сильной. Ничего, сейчас он получит. Тэмучжин скакал, пригнувшись в седле, как Хасар: почти распластавшись на шее коня. Ветер усиливался, и братья знали, что лучше ехать именно так.

Почувствовав, как начал выдвигаться вперед Хасар, Тэмучжин взбодрил Белоногого. Конь фыркнул, будто обозлился. Мальчик краем глаза уже видел младшего брата и решил чуть отклониться, будто случайно, чтобы Хасар сбился с курса. Тот угадал его замысел и придержал лошадь. Тэмучжин усмехнулся.

«Мы слишком хорошо знаем друг друга, чтобы состязаться», — подумал он. Но тут оглянулся Бектер, и глаза братьев на мгновение встретились. Тэмучжин оскалил зубы.

— Я иду! — крикнул он. — Попробуй меня остановить!

Бектер отвернулся, ощутив вдруг неприязнь к брату. Старший не так уж часто скакал вместе с «малышней», но раз он сегодня здесь, подумал Тэмучжин, то сейчас наверняка покажет, как должен мчаться на коне настоящий воин. Он так легко не сдастся, поэтому Тэмучжин собрал все силы, чтобы одолеть соперника.

Хасар легко нагнал обоих и почти поравнялся со старшими — Тэмучжин не успел загородить ему путь. Мальчики переглянулись: на их лицах сияли улыбки, и это означало, что они в полной мере понимают друг друга — день такой славный, а скакать по весенней степи так здорово. Долгая темная зима позади, но очень скоро она вернется, так что нужно получать удовольствие от солнца и теплого ветра, пока еще можно. Разве где-то есть другая жизнь лучше этой? Сейчас у племени много жирной баранины, а стада скоро снова дадут приплод. Значит, будет чем кормиться и что продавать. Вечерами можно будет оперять стрелы и заплетать конские хвосты в косицы, петь песни, слушать сказки и легенды разных племен. Есугэй разгонит молодых татар, что осмеливаются угонять стада племени, и Волки будут вольно и спокойно кочевать по степи от реки к реке. Надо будет, конечно, много трудиться, но найдутся и свободные часы — ведь летом дни такие долгие. А вот зимой уж не погуляешь, где хочешь. Зачем уходить от родных юрт, если темной ночью тебя может укусить одичавшая собака? С Тэмучжином однажды такое случилось. Тогда он был чуть постарше Хачиуна, и с тех пор ему так и не удалось избавиться от страха перед собаками.

Хасар обернулся на Хачиуна посмотреть, не собирается ли тот сделать рывок к верхушке травянистого холма, и тут заметил Тэмуге, упавшего с лошади. Хасар всегда утверждал, что у него самый острый глаз во всем племени, и действительно первым разглядел неподвижное пятнышко. Он решил остановиться. Свистнул Бектеру и Тэмучжину и дал им знак, что выходит из скачки. Мальчики обернулись, увидели лежащего на земле Тэмуге. Несколько мгновений они размышляли, стоит ли останавливаться, так как не желали уступать друг другу. Затем Бектер пожал плечами, словно победа в скачке для него ничего не значила, и развернул лошадь в обратную сторону. Тэмучжин не отставал, и так они помчались следом за младшими братьями. Теперь они догоняли остальных. Впереди скакал Хачиун, хотя сейчас вряд ли он думал о том, чтобы оказаться первым. Восьмилетний Хачиун был Тэмуге ближе всех по возрасту и провел много долгих вечеров, обучая младшего говорить и запоминать названия вещей, проявляя при этом необыкновенное терпение и доброту. Возможно, именно поэтому Тэмуге говорил лучше своих сверстников, хотя безнадежно уступал Хачиуну в ловкости в завязывании узлов. Младший сын Есугэя был пухлым и неуклюжим, и если мальчикам сообщили бы, что кто-то упал с лошади, то они без малейшего сомнения сказали бы, что это Тэмуге.

Тэмучжин подъехал к остальным, спешился. Хачиун вместе с Хасаром уже поднимали и усаживали Тэмуге.

Мальчик был очень бледен. Хачиун легонько пошлепал его по щекам и поморщился: голова Тэмуге безвольно качнулась.

— Да очнись ты, маленький воин, — потребовал Хачиун.

Ответа не было. Тень Тэмучжина упала на них, и Хачиун посторонился, уступая место старшему брату.

— Я не видел, что он упал, — шепнул Хачиун, словно что-то изменилось бы, если б увидел.

Тэмучжин кивнул и стал умело ощупывать Тэмуге в поисках переломов или ран. На голове под темными волосами обнаружилась шишка. Он легонько потрогал ее.

— Ударился, но череп вроде цел. Дайте-ка воды.

Он протянул руку, и Хасар снял с седла кожаный бурдюк, вырвал зубами затычку, налил немного теплой воды в раскрытый рот Тэмуге.

— Смотри, чтоб не захлебнулся, — ввернул Бектер, напомнив остальным, что он-то еще сидит верхом, а значит, как бы присматривает за младшими.

Тэмучжин не удосужился ответить. Его раздирали страхи. Он думал, что сказать матери, если Тэмуге умрет. Вряд ли они осмелятся признаться, пока у нее в чреве очередной ребенок. Она еще слишком слаба после болезни, и Тэмучжин считал, что потрясение убьет ее, но как утаить несчастье? Оэлун очень любит Тэмуге, то и дело сует ему в рот сладкий грут. Вот почему младший такой пухлый.

Тэмуге вдруг закашлялся и выплюнул воду. Бектер фыркнул, словно все это глупые детские игры и он устал от этой малышни. Остальные радостно переглянулись.

— Мне привиделся орел, — вдруг сказал Тэмуге.

— Хорошее предзнаменование, — кивнул Тэмучжин, — но тебе надо научиться хорошо ездить верхом. Нашему отцу будет стыдно перед сородичами, если он узнает, что ты упал. — Тэмучжину пришла в голову другая мысль. — А если он узнает, то на курултае нам могут и не позволить участвовать в скачках!

Даже Хасар перестал улыбаться, а не на шутку встревоженный Хачиун поджал губы. Тэмуге открыл рот, и Тэмучжин дал ему еще воды.

— Если кто спросит про твою шишку, говори, что мы играли и случайно тебя ударили. Ты понял, Тэмуге? Это тайна! Сыновья Есугэя не выпадают из седла!

Тэмуге видел, что все смотрят на него в ожидании ответа. Даже Бектер, которого он так боялся. Он закивал и поморщился от боли.

— Я ударился головой, — словно во сне произнес он. — И увидел орла на красной скале.

— На красной скале нет орлов, — откликнулся Хасар. — Я там ловил сурков всего дней десять назад. Я бы заметил.

Тэмуге пожал плечами, что было на него совсем не похоже. Мальчик любил приврать и, когда его обвиняли во лжи, обыкновенно рыдал, словно ему поверят, увидя его слезы. Бектер начал было разворачивать кобылу, но вдруг задумчиво посмотрел на Тэмуге:

— Где ты видел орла?

— Он кружил над красной скалой, — сказал Тэмуге. — Вчера. Но в моем видении он был больше обычного орла. У него когти огромные, как…

— Ты видел настоящего орла? — перебил его Тэмучжин. Он взял брата за руку. — Настоящую птицу? Так рано? Одного орла видел?

Он хотел быть уверенным, что это не очередная дурацкая выдумка Тэмуге. Однажды ночью малыш вбежал к своим в юрту, крича, что за ним гонятся сурки, которые ходят на задних лапах и разговаривают.

По лицу Бектера было видно, что он тоже вспомнил этот случай.

— Он ударился и теперь не в себе, — проговорил Бектер.

Однако, как заметил Тэмучжин, Бектер вдруг крепче взялся за поводья. Медленно, словно подкрадываясь к дикому оленю, Тэмучжин поднялся и начал отходить в сторону своего коня, усердно щипавшего траву поблизости. Мальчик задумал кое-что. Ястреб Есугэя сдох, и отец все еще тосковал по своей преданной бесстрашной птице. Тэмучжин знал, что отец мечтает завести для охоты орла, но они встречались редко и гнездились на таких высоких и крутых скалах, куда и самые умелые скалолазы опасались забираться. А в гнезде можно найти птенца для Есугэя. Конечно, Бектер захочет забрать птицу себе. Но младшие братья точно знали, что отец будет очень доволен тем из них, кто принесет птичьего хана именно ему. Орлы правят небом, как племена — землей, и живут почти так же долго, как человек. И такой подарок будет означать, что в этом году все они наверняка смогут принять участие в скачках! Кроме того, орел, доставшийся отцу, будет доброй приметой и укрепит его положение среди прочих семей.

Тэмуге встал на ноги, пощупал голову и поморщился, увидев пятнышко крови на пальцах. Вид у него и правда был какой-то пришибленный, но братья поверили ему. Утренняя скачка была просто баловством. А вот теперь начнется настоящее состязание, где будут побежденные и всего один победитель.

Тэмучжин первым сорвался с места, словно пес, заметивший добычу. С криком «чу!» он вскочил на спину Белоногому и пустил вскачь своего любимца, который, по обыкновению, злился и фыркал. Хачиун взлетел на коня стремительно и ловко — он всегда хорошо управлял своим телом. Хасар отстал от него лишь на мгновение, громко смеясь от возбуждения.

Бектер уже мчался вперед. Он подгонял кобылицу, и копыта ее мелькали все быстрее. Мгновение — и Тэмуге остался на равнине в одиночестве, с удивлением глядя на облако пыли, поднявшееся после братьев. Помотав головой, чтобы прояснилось зрение, он наклонился и извергнул завтрак на землю. После этого ему стало полегче. Он взобрался в седло и заставил коня оторваться от сочной травы. Выдернув напоследок еще один зеленый пучок, конь фыркнул и пустился вскачь. Тэмуге, подпрыгивая и болтаясь в седле, пустился следом за братьями.

ГЛАВА 2

Солнце поднялось уже высоко, когда мальчики добрались до красной скалы. Сначала они скакали в бешеном темпе, потом перешли на быструю рысь: таким ходом их выносливые лошади могли двигаться в течение многих часов. Бектер и Тэмучжин ехали впереди, держась рядом и на время заключив перемирие. Хасар и Хачиун следовали за ними. Все уже утомились от такого долгого путешествия. Но вот показалась скала высотой в несколько сотен алдов,[4] которую племена называли красной. Она возвышалась среди десятка других скал, словно волчица с волчатами. Прошлым летом мальчики здесь бывали часто, облазили все утесы, так что хорошо знали это место.

Бектер и Тэмучжин постоянно обозревали горизонт, высматривая, не появятся ли чужие всадники. Эти места, такие далекие от родных юрт, Волки своей территорией не считали. Все блага, которые степь дарует человеку, — вода, молоко, меха, мясо, — все они достаются только сильному, и недостаточно однажды завоевать их, нужно суметь все это удержать. Хасар и Хачиун не думали ни о чем, кроме предстоящих им приключений и орлят, которых надо найти, но старшие братья были начеку, готовые в случае опасности защищаться или спасаться бегством. Оба были вооружены ножами, за спинами у них висели небольшие, гибкие, легко натягивающиеся луки.

«С мальчишками другого племени сыновья Есугэя справятся, — подумал Тэмучжин. — Но если они наткнутся на взрослых воинов, то их не спасет даже имя отца».

Тэмуге сильно отстал от братьев и казался лишь пятнышком на фоне степи. Он старался догнать старших, пытаясь не обращать внимания на укусы досаждавших ему оводов. Несчастному Тэмуге скачущие впереди братья казались совсем чужими. Они настоящие ястребы, а он, Тэмуге, — жаворонок, они волки, а он всего лишь щенок. Ему хотелось, чтобы братья любили его, но они были такие взрослые, сильные и далекие. По сравнению с ними Тэмуге казался даже более неуклюжим, чем был на самом деле. При них он робел и стеснялся сказать все то, чем так хотелось поделиться. Правда, редкими тихими вечерами ему удавалось порой поболтать с Хачиуном.

Тэмуге изо всех сил подгонял коня пятками, но тот давно понял, что слушаться такого седока вовсе не обязательно, и редко переходил на рысь, не говоря уже о галопе. Хачиун уверял Тэмуге, что тот слишком уж мягкосердечный. Неправда: когда братья не видят, он лупит своего маленького коня, но только этой ленивой твари все равно.

Если бы он не знал, куда направляются братья, то потерялся бы уже в первый час и отстал бы. Мать велела никогда не бросать младшего брата, но мальчики все равно оставляли его одного, и Тэмуге не раз убеждался на горьком опыте: пожалуется — получит затрещин. Вдалеке показалась красная скала, но мальчика это слабо утешило. Он сильно устал, и ему было себя очень жалко. Тэмуге было слышно, как переругиваются скачущие впереди всех Бектер и Тэмучжин. Тэмуге вздохнул, поерзал в седле, усаживаясь поудобнее, — зад уже начал ныть. Пошарил в карманах в поисках сладкого и нашел небольшой засохший кусочек грута. Быстренько сунул его за щеку, пока другие не увидели, и отвернулся, скрывая от внимательных взглядов братьев пухлое довольное лицо и жующий рот.

Братья успели спешиться и теперь ждали отставшего Тэмуге.

— Да я бы на себе его скорее дотащил! — буркнул Тэмучжин.

Вскоре бешеная скачка началась снова. К красной скале мальчики подлетели на полном скаку, поднимая тучи пыли. И только тут они сообразили, что всем вместе карабкаться по скалам не получится. Должен же кто-то остаться стеречь коней. Их, конечно, можно стреножить, но братья были далеко от родного племени, а кто знает, не налетят ли конокрады, не уведут ли коней? Бектер предложил, чтобы внизу остался Хачиун, но тот лазил по скалам лучше остальных и поэтому отказался. После нескольких минут спора, когда все указывали друг на друга, дело дошло до потасовки. Хасар повис на спине Хачиуна, а тот молча, но яростно отбивался. Бектер растащил драчунов, когда Хачиун уже побагровел, и надавал тумаков и тому и другому. Единственным выходом было дождаться Тэмуге.

Мальчики стояли, задумчиво рассматривая крутые склоны красной скалы. По правде говоря, все они сомневались, так ли уж стоило сюда гнаться. Но больше всего братьев беспокоило, что на скалах не было видно и следа орлов. Если бы они заметили помет или кружащих над гнездом птиц, то это было бы слишком хорошо. Но ничего подобного не было, и братья стали снова подумывать, не наврал ли Тэмуге в очередной раз.

У Тэмучжина засосало под ложечкой. Он не поел утром, а впереди еще трудный подъем. Рисковать жизнью из-за слабости от голода он не хотел. Пока остальные смотрели на приближающегося Тэмуге, Тэмучжин взял пригоршню красной пыли, капнул на нее воды из седельного бурдюка и сделал что-то вроде лепешки. Белоногий оскалился и заржал, но не стал упираться, когда Тэмучжин привязал его к кусту и достал нож.

Проколоть вену на плече жеребца — минутное дело. Кровь была густой и горячей, и Тэмучжин сразу ощутил, как уходит голод. Жидкость согревала желудок, словно черный арак. Он сделал шесть глотков, оторвался от ранки и зажал ее окровавленным пальцем. Лепешкой из грязи мальчик залепил ранку и остановил кровь. Он знал: когда они вернутся, на плече жеребца останется только маленькая царапина. Улыбнулся окровавленными губами, повернувшись к братьям, и вытер рот рукавом. Теперь, когда желудок был полон, к нему возвращались силы. Он проверил, остановилась ли кровь, и проследил взглядом, как тонкая струйка медленно стекает по ноге коня. Белоногий как ни в чем не бывало снова принялся щипать траву. Тэмучжин согнал муху с кровавого следа и потрепал любимца по шее.

Бектер тоже спешился. Увидев, что Тэмучжин подкрепился, он опустился на колени возле своей кобылы, направил себе в рот струю теплого молока и стал причмокивать от удовольствия. Тэмучжин притворился, что не заметил этого представления, но Хасар и Хачиун смотрели на старшего брата с надеждой. Они знали по опыту: если попросят — откажет, но если сделать вид, что молока совсем не хочется, то Бектер может и предложить по глотку.

— Хочешь пить, Хасар? — спросил Бектер, резко подняв голову.

Младшего не нужно было упрашивать. Он наклонился и вытянул шею, как жеребенок, лишь только Бектер уступил ему блестящий темный сосок. Хасар жадно тянул молоко, капли стекали по лицу и рукам. Он фыркал и захлебывался, а старший брат улыбался, глядя на мальчика, присосавшегося к брюху лошади. Потом Бектер подозвал Хачиуна.

Хачиун посмотрел на Тэмучжина и заметил, в каком тот напряжении, но старается не показывать виду. Поэтому младший хитро прищурился и отрицательно покачал головой. Бектер пожал плечами в ответ, метнув короткий взгляд в сторону Тэмучжина, а затем отвернулся и стал смотреть, как тащится младший брат на своем маленьком коне.

Тэмуге слезал с лошади с присущей ему осторожностью. Для шестилетнего мальчика до земли было достаточно высоко, хотя любой другой ребенок племени спрыгнул бы с седла с бесстрашием старших братьев. Тэмуге даже такой простой вещи не мог сделать. И все братья скривились, увидев, как неловко он ступил на землю и зашатался. Бектер хмыкнул, и Тэмуге побагровел под его взглядом.

— Это и есть то самое место? — спросил Тэмучжин.

— Я видел, как тут кружил орел. Гнездо где-то на вершине, — сказал он и, прищурившись, посмотрел наверх.

— Может быть, это был ястреб, — пробормотал Бектер, проследив за взглядом Тэмуге.

Малыш покраснел еще сильнее и упрямо повторил:

— Это был орел! Темно-бурый, побольше любого ястреба!

Бектер лишь пожал плечами в ответ на вспышку младшего брата и сплюнул на траву.

— Ну может быть. Найду гнездо — узнаю.

Тэмучжин, возможно, и возразил бы старшему брату, но Хачиун, уставший от вечных перебранок, просто пошел к скале, по дороге развязывая кушак. Сбросил халат и остался в рубахе без рукавов и узких полотняных штанах. Затем он схватился руками за скалу, чтобы начать подъем. Мягкая подошва сапог позволяла цепляться за камни не хуже, чем босыми ногами. Другие мальчики тоже разделись, поняв, что тяжелую одежду лучше оставить внизу.

Тэмучжин прошел шагов двадцать вдоль подножия скалы и нашел место, где удобно было начинать подъем. Поплевав на руки, он ухватился за камень. Хасар радостно и взволнованно улыбался. Он бросил Тэмуге повод, испугав малыша резким движением. Бектер тоже нашел себе место для подъема и, упираясь в трещины сильными руками и ногами, крякнул и начал карабкаться вверх.

Через несколько мгновений Тэмуге снова остался один и почувствовал себя очень несчастным. У него затекла шея от того, что он долго следил за поднимающимися вверх фигурками. Но вот они стали не больше пауков, и тут желудок напомнил о себе. Бросив последний взгляд на своих более подвижных братьев, Тэмуге неторопливо направился к кобыле Бектера попить молока. У последнего тоже есть свои преимущества. Вот какое открытие сделал Тэмуге сегодня.



Тэмучжин поднялся довольно высоко. И если сейчас он не удержится и упадет, то наверняка разобьется насмерть. Тяжело дыша, он прислушался — где братья. Но ничего не услышал. Ему даже показалось, что вроде следом за ним никто и не ползет. Он карабкался, цепляясь пальцами рук и ног, запрокинув голову, чтобы видеть, что ждет его впереди. Воздух здесь был холоднее, а небо — пронзительно-голубым, чистым, без единого облачка. Казалось, он взбирается к огромной голубой чаше. Из-под его пальцев прыскали ящерки, и один раз он чуть не потерял опору, случайно схватив одну. Когда сердце успокоилось, Тэмучжин сбросил раздавленное тельце со скалы, где ящерка грелась на солнце, и посмотрел, как она летит к земле, переворачиваясь в воздухе.

Тэмуге остался далеко внизу, но было видно, как он припал к соску кобылы Бектера. Тэмучжин понадеялся, что младшему брату хватит мозгов оставить хоть немного молока. Бектер отлупит его, если поймет, что Тэмуге выпил все до капли. Да, прожорливый мальчишка заслуживает хорошей трепки.

Солнце немилосердно пекло шею и затылок, жгучий пот тек в глаза. Тэмучжин помотал головой, вися только на руках, пока ноги шарили в поисках опоры. Байка Тэмуге про огромных орлов могла окончиться для них плохо, но сомневаться было уже поздно. Тэмучжин даже не был уверен, что сумеет спуститься по такому крутому склону. Наверху нужно будет найти место для отдыха, а не то он просто рухнет вниз.

Тэмучжин карабкался вверх. Желудок его иногда бурчал, напоминая о теплой крови, которой поделился с хозяином верный Белоногий. Тэмучжин срыгнул и, стиснув зубы, подтянулся. Он не испугается. Он сын Есугэя, сын Волка. Однажды он станет ханом. Он не будет бояться и не упадет. Тэмучжин нашептывал себе эти слова, продолжая карабкаться все выше и выше, прижимаясь к скале все плотнее. Ветер усиливался, и Тэмучжин представил себе, как разозлится Бектер, если не он, а его младший брат первым доберется до вершины.

Внезапный порыв ветра — и желудок свело от мысли, что сейчас его сорвет со скалы и швырнет вниз к ногам Тэмуге. Схватившись за подвернувшийся выступ, Тэмучжин заметил, что пальцы дрожат — первый признак того, что силы на исходе. Он разозлился и продолжил подъем.

Трудно было понять, как высоко он забрался, но сейчас Тэмуге и их лошади казались точками внизу. Руки и ноги ныли от нагрузки. Тэмучжин добрался до уступа, на котором можно было укрыться от ветра. Там он и дал себе передышку: стоял, глотая воздух. Отсюда не было видно, как взбираться дальше, и он вытянул шею, чтобы заглянуть за скальный выступ. Не станет же он торчать здесь, пока другие ищут, как подняться полегче и побыстрее? Но из всех братьев только Хачиун лазил по скалам лучше него. К тому же нельзя лезть дальше, пока не перестанут ныть мускулы. Поэтому Тэмучжин решил расслабиться. Он наслаждался открывшимся перед ним видом сверху на много полетов стрелы. Было так хорошо, словно он видел всю степь до родных юрт. Может быть, Оэлун уже родила, пока сыновья ее тут поднимаются, думал мальчик. Ведь прошло уже немало времени с тех пор, как они добрались до красной скалы.

— Ты там что, прилип? — послышался голос откуда-то сверху.

Тэмучжин выругался, увидев Хачиуна, выглядывающего через край выступа. Младший брат встретил взгляд старшего с улыбкой, спрятавшейся в уголках глаз. Тэмучжин начал потихоньку продвигаться по площадке, пока не нашел удобного места, чтобы ухватиться руками. Он надеялся, что наверху тоже найдется, за что уцепиться. Хачиун наблюдал за ним, поэтому Тэмучжин успокоил дыхание и изобразил на лице спокойствие, подобающее настоящему воину. Ему пришлось подпрыгнуть, чтобы ухватиться за следующий камень, и на какое-то мгновение им овладел страх. На земле, внизу, такой скачок был бы пустяком, но ведь там и падать недалеко. А когда лишь ветер завывает вокруг, Тэмучжин не смел даже думать о пустоте за спиной.

Он, не чувствуя ни рук, ни ног, рывками поднимался наверх одной лишь силой воли. Остановиться — значит упасть, и Тэмучжин со стонами наконец дополз до того места, откуда Хачиун наблюдал за его продвижением.

— Эй! Ханы гор к месту не прилипают, — торжествующе заявил Тэмучжин.

Брат молча размышлял над этими словами.

— Прямо над нами скала раздваивается, — заметил он. — Бектер полез к южной вершине.

Тэмучжин был потрясен спокойствием брата. Он смотрел, как тот хладнокровно идет к краю красной скалы, по которому он только что в такой панике карабкался. Хачиун встал над пропастью, и ветер трепал его косички.

— Бектер не знает, где орлы, если они вообще тут есть, — сказал Тэмучжин.

— Он пошел легким путем, — пожал плечами Хачиун. — Не думаю, что орлы станут гнездиться в том месте, где до них проще добраться.

— Значит, есть другая тропа? — спросил Тэмучжин.

Он поднялся по небольшому склону, чтобы получше рассмотреть вершину красной скалы. Пиков, как и сказал Хачиун, было два, и на том, что южнее, Тэмучжин увидел Бектера и Хасара. Даже с такого расстояния мальчики узнали мощную фигуру старшего брата, который медленно, но верно продвигался вперед. Северный пик, нависавший над Тэмучжином и Хачиуном, был еще круче. Он приводил их в уныние и страшил сильнее, чем тот отвесный подъем, который они уже преодолели.

Тэмучжин стиснул кулаки, чувствуя в руках и ногах тяжесть.

— Готов? — поинтересовался Хачиун, кивая в сторону северной вершины.

Тэмучжин обхватил своего серьезного младшего брата за шею. Он заметил, что Хачиун сорвал ноготь с пальца правой руки. Струйка запекшейся крови доходила до локтя, но мальчик не обращал на это внимания.

— Я готов, — сказал Тэмучжин. — Только ответь, почему ты ждал меня?

— Если ты свалишься, то ханом в один прекрасный день станет Бектер, — ухватившись за скалу, захихикал Хачиун.

— Из него получится хороший хан, — проворчал Тэмучжин.

Сам он не верил в это, но забыть, как Бектер дрался с бойцами Есугэя, не мог. Взрослые занимаются такими вещами, которых Тэмучжин до конца не понимал, но к Бектеру они относились как к равному.

— Он скачет на лошади, будто каменный, — фыркнул Хачиун. — Кто пойдет за человеком, который так плохо сидит в седле?

Тэмучжин улыбнулся, и они начали взбираться наверх. Вдвоем это оказалось немного легче. Тэмучжин не раз подпирал ногу брата, когда тот полз вверх по скале, как быстрый паук. Хачиун карабкался к вершине не хуже, чем сидел в седле, но его тело уже выказывало признаки усталости. Тэмучжин видел, что брат с каждой сотней локтей становится все бледнее. Мальчики дышали тяжело, руки и ноги отказывались им служить.

Солнце вышло из зенита и начало клониться к закату. Тэмучжин отмечал его положение каждый раз, когда выбирался на какую-нибудь площадку перевести дух. Им нельзя оставаться в темноте на открытом склоне: они могут заснуть и рухнуть вниз. Но еще сильнее мальчиков тревожила далекая гряда надвигающихся облаков. Летняя гроза может запросто смыть их со скалы. И братьев на другой вершине тоже. Хачиун вдруг оступился и чуть не сбил обоих вниз.

— Я держу тебя, — крикнул Тэмучжин. — Ищи опору.

Он дышал часто-часто и пытался вспомнить, уставал ли когда-нибудь в жизни так, как сейчас. А вершина была все еще далеко. Хачиун, найдя подходящую опору, сумел перенести вес с плеча Тэмучжина. На мгновение оглянувшись, он увидел кровоточащую ссадину, которую оставил его сапог на плече брата. А Тэмучжин смотрел вдаль, на облака. Хачиун, проследив за взглядом брата, тоже напрягся. Трудно было судить о направлении свистевшего в скалах ветра, но братьям казалось, что облака идут прямо на них.

— Давай лезем дальше. Если пойдет дождь, нам конец, — взревел Тэмучжин, подталкивая брата наверх.

Хачиун кивнул и на секунду закрыл глаза, словно у него закружилась голова. Порой легко было забыть, как он юн. Тэмучжин почувствовал горячую гордость за брата и дал себе слово, что не даст ему сорваться.

Они взбирались наверх. Южный пик постоянно был в поле их зрения, однако Бектера и Хасара мальчики не видели. Тэмучжин подумал, а вдруг они уже добрались до вершины и, более того, уже спускаются вниз с орленком за пазухой? Бектер станет недосягаемым, если принесет величавую птицу в юрту отца. От одной этой мысли в уставшем теле Тэмучжина прибавилось сил.

Поначалу братья никак не могли понять, что означают эти пронзительные звуки. Они никогда не слышали крика орлят, к тому же в скалах постоянно свистел ветер. Тэмучжин был озабочен поиском укрытия больше, чем какими-то странными звуками, — ведь тучи уже заволокли все небо. При мысли, что придется спускаться по скользким камням, сердце уходило в пятки. Даже Хачиуну это не под силу, думал Тэмучжин. Раньше или позже, кто-то из них обязательно сорвется.



Когда мальчики выбрались к расселине, где было полно перьев и веток, они моментально забыли про надвигающиеся грозовые тучи. Тэмучжин почуял запах гниющего мяса задолго до того, как они поднялись к гнезду. Теперь он понял, что незнакомые звуки — это писк двух голодных орлят, с хищным любопытством наблюдающих за их подъемом.

Взрослые птицы наверняка спарились рано: птенцы не были уже тощими и беспомощными. Обоих все еще покрывал нежный пушок, лишь кое-где виднелись золотисто-коричневые перья. Вскоре все их тело покроется такими перьями, и молодые орлы будут парить над горами в поисках добычи. Но пока крылышки были короткими и уродливыми, хотя мальчикам казалось, что они никогда в жизни не видели ничего прекраснее. Когти выглядели слишком уж большими для орлят. Желтоватые, они кончались более темными остриями, уже способными рвать живую плоть.

Хачиун, держась только на руках, застыл на краю расщелины, восхищаясь увиденным. Один птенец принял его за врага, бросившего ему вызов, и храбро зашипел на мальчика, раскинув крылья и раскрыв клюв. Хачиун улыбнулся от удовольствия.

— Маленькие ханы, — сказал он, сверкая глазами.

Не в силах говорить, Тэмучжин лишь кивнул. Он думал только о том, как бы забрать обоих птенцов и донести их живыми, да еще в грозу. Он окинул взглядом горизонт, внезапно забеспокоившись, что взрослые орлы могут добраться до них гораздо быстрее туч. На такой рискованной высоте подвергнуться нападению огромных птиц — это было бы слишком для двух мальчиков, решивших забрать птенцов из родительского гнезда.

Тэмучжин смотрел, как Хачиун, припав к скале, подбирается к самому краю гнезда: младший как будто позабыл, в каком опасном положении они находятся. Хачиун уже протянул руку, чтобы забрать птенцов, но Тэмучжин резко остановил его:

— Облака слишком близко, мы не сможем спускаться сейчас. Оставь их в гнезде, заберем утром.

Не успел он договорить, как послышались первые раскаты грома. Мальчики обернулись: сияло солнце, но вдалеке уже были различимы темные полосы дождя. Огромная тень неслась к красной скале.

Братья переглянулись, Хачиун кивнул и спустился на выступ ниже гнезда.

— Ночью захочется есть, — сказал он, сунув в рот кровоточащий палец и посасывая засохшую корку.

— Это лучше, чем сорваться вниз, — задумчиво кивнул Тэмучжин. — Дождь почти совсем рядом, нам надо найти место, где можно поспать и при этом не свалиться. Тяжелая будет ночь.

— Но не для меня, — тихо сказал Хачиун. — Я смотрел орлу в глаза.

Ласково шлепнув брата по затылку, Тэмучжин помог ему перебраться через выступ, подняться к расселине между двумя вершинами. Она казалась вполне подходящей для ночевки. Там можно было прижаться друг к другу и отдохнуть.

— Бектер будет в ярости, — позлорадствовал Хачиун.

Тэмучжин помог ему залезть в расщелину. Он наблюдал, как брат заползает вглубь, распугивая ящерок. Одна из них в панике подбежала к краю и спрыгнула вниз с растопыренными лапками. В расщелине едва хватало места для двоих, но здесь они, по крайней мере, могли укрыться от ветра. После наступления темноты тут станет страшно и неуютно. И хорошо будет, если они смогут заснуть.

— Бектер выбрал легкий путь к вершине, — подвел итоги Тэмучжин, взял Хачиуна за руку и устроился рядом с братом.

ГЛАВА 3

Буря свирепствовала всю ночь, утихомирившись только на рассвете. В чистом небе снова сияло яркое солнце. Сыновья Есугэя вылезли из своих укрытий, чтобы поскорее обсохнуть. Все четверо попали в грозу, когда поднялись уже слишком высоко. Мальчики провели ночь, дрожа от холода, вздрагивая, когда им снилось, что они падают вниз. Когда солнечные лучи озарили раздвоенную вершину красной скалы, братья выползли наружу, зевая и потягиваясь, с темными кругами под глазами.

Тэмучжину и Хачиуну пришлось не так худо, как другим: их воодушевляла находка. Как только рассвело, Тэмучжин начал спускаться из расселины за первым орленком. И чуть не свалился вниз, когда рядом мелькнула темная тень. Взрослый орел показался мальчику почти таким же большим, как и он сам.

Птица не сильно обрадовалась, увидев двоих чужаков рядом со своим гнездом. Тэмучжин знал, что самки крупнее самцов, и понял: вернулась мать орлят, и, судя по жутким крикам, которые она издает, птица в ярости. На этот раз птенцы остались некормлеными. Матери было не до них — она все время кружила над выступом, где спрятались мальчики. Это было так здорово и так страшно — на большой высоте смотреть в глаза орлице, парящей на раскинутых крыльях. Она сжимала и разжимала когти, словно уже терзала человеческую плоть. Хачиун вздрагивал в благоговейном ужасе, когда огромная птица в очередной раз устремлялась на них, желая вытащить мальчиков из их укрытия, как сурков из норы. У них не было ничего, кроме жалкого ножика за поясом у Тэмучжина, а их противник — могучий хищник, который одним ударом может сломать собаке спину.

Тэмучжин не отрывал глаз от орлицы. Ее золотистая голова поворачивалась туда-сюда, высматривая, как бы стащить врагов со скалы. Он понял, что птица способна целый день охранять птенцов, и ему вовсе не хотелось оказаться на открытом выступе у гнезда. Один удар когтя — и орлица вытащит его. Он пытался вспомнить все, что когда-то слышал о диких птицах. Может ли он криком отпугнуть ее? Хотелось попробовать, но совсем не нужно было раньше времени привлекать внимание Хасара и Бектера. Птенцы сначала должны оказаться у него за пазухой.

За плечом Тэмучжина цеплялся за скалу Хачиун. Старший брат заметил, что тот нашел камень и взвешивает его на ладони.

— Попадешь? — спросил Тэмучжин.

— Может быть, — пожал плечами Хачиун. — У меня только один камень. Если повезет, собью.

Орлица на мгновение исчезла из виду. Однако эти птицы — искусные охотники, и мальчик не поддался ее хитрости и не вылез из убежища. Раздосадованно выдохнул. Он был голоден, а впереди — трудный спуск. Они с Хачиуном заслуживают большего, чем возвращение с пустыми руками.

Он вспомнил, что Бектер оставил лук внизу, и выругал себя за то, что не догадался взять свой. Бектер не дал бы ему свое оружие. Насчет этого старший брат был весьма придирчив, так же как и во всем, что касалось воинских обычаев.

— Возьми камень, — предложил Хачиун. — Я спущусь в гнездо, а если она вернется, сбей ее.

Это было самое разумное решение. Тэмучжин — превосходный стрелок, а Хачиун лучше всех карабкается по скалам. Но Тэмучжин не мог смириться с тем, что орлят из гнезда заберет другой, пусть даже и любимый брат. Может быть, это не так уж важно, но он не мог допустить, чтобы кто-то добрался до них раньше его.

— Нет, ты возьмешь камень, а я достану птенцов, — ответил он.

Хачиун посмотрел своими темными глазами на старшего брата, словно читая его мысли:

— Ладно. У тебя есть во что их завернуть?

Тэмучжин отрезал ножом несколько полос от края рубахи. Одежде, конечно, конец, но птенцы — драгоценнейший трофей, который перевесит все потери. Обмотал ладони тканью, чтобы она была под рукой, затем высунулся из-под выступа, высматривая летящую тень или точку в вышине. Он был уверен, что птица по его глазам поняла, что он намерен делать. Он видел в ее глазах разум, как у собаки или ястреба.

Выбравшись на солнце, Тэмучжин почувствовал боль в натруженных мышцах. Снова услышал крик над головой — отчаянно верещали изголодавшиеся птенцы, проведшие ночь в одиночестве. Может, они страдали от того, что мать не прикрыла их теплым телом от бури. Тэмучжин испугался: ему показалось, что слышит писк только одного птенца. Вдруг второй погиб? Оглянулся, не летит ли орел с намерением сбросить врага со скалы. Но никого не было, и он подтянулся на высокий выступ, подобрал ноги и оказался на том же месте, где вчера сидел Хачиун, восхищаясь орлятами.

Гнездо было расположено глубоко в расщелине, широкой и уступчатой, так что непоседливые птенцы, еще не научившиеся летать, не могли выбраться наружу и свалиться. Орлята увидели мальчика и неуклюже попятились, взмахивая беспомощными голыми крыльями. Они пронзительно звали на помощь. Тэмучжин еще раз окинул взглядом небо и произнес короткую молитву Отцу-небу, чтобы оно не дало ему погибнуть. Он продвинулся вперед, опершись коленом на мокрую подстилку из старых перьев. Под его весом захрустели высохшие косточки, и мальчик ощутил тошнотворный запах от остатков орлиных пиршеств.

Одному птенцу удалось увернуться от Тэмучжина, другой — попытался его клюнуть и оцарапать. Тонкие коготки оставляли лишь легкие царапины на коже. Не обращая на них внимания, Тэмучжин поднес к лицу сопротивляющегося орленка.

— Мой отец будет двадцать лет охотиться с тобой, — шепнул он, размотал полоску ткани и начал пеленать орленку крылья и лапы. Тем временем второй птенец почти выбрался из гнезда, и Тэмучжин едва успел схватить его за желтый коготь. Орленок заверещал и стал отбиваться. Мальчик заметил, что его младенческие золотистые перышки имеют красноватый оттенок.

— Я назову тебя красной птицей, если достанешься мне, — сказал он орленку и сунул обоих птенцов за пазуху.

Прижавшись к груди мальчика, они немного успокоились, но царапать его коготками не перестали. Когда он вернется домой, думал Тэмучжин, его грудь будет выглядеть так, словно он упал на колючий куст.

И тут мальчик увидел орла в небесах: огромное черное пятно летело на него, целясь прямо в голову. Тэмучжин успел только встать и поднять руку, чтобы хоть как-то защититься. Но Хачиун с воплем метнул камень. И этот один-единствен-ный камень ударил птицу в бок и отразил атаку. Орлица яростно завопила. Тэмучжин никогда не слышал, чтобы так кричало животное, однако понимал, что перед ним не просто птица, а птица-охотник. Со смешанным чувством страха и восхищения он смотрел, как орел машет огромными крыльями, стараясь сохранить равновесие и снова подлететь к выступу. Все, что мог, Тэмучжин — это свернуться в комок, прикрыть лицо и руки от растопыренных когтей. Он слышал крики орла, чувствовал дуновение ветра от крыльев, огромных и страшных, но вдруг птица начала падать. Мальчики смотрели, как она уходит вниз — спиралью, и слушали, как она зовет, зовет гневно и с тоской. Одно крыло было расправлено, но другое странно изогнулось и хлопало на ветру. Тэмучжин выровнял дыхание и почувствовал, как успокаивается сердце. Он добыл орленка для отца, а может быть, и ему позволят растить птицу.

Бектер и Хасар уже вернулись к Тэмуге и своим коням, а Тэмучжин все еще медленно спускался вниз. Хачиун держался рядом с ним, помогая в тех случаях, когда старший брат не находил, за что ухватиться, или рисковал драгоценным грузом. Когда мальчики наконец достигли земли и посмотрели наверх, то просто не смогли поверить, что это они были на вершине, а не кто-то другой. Вершина казалась невообразимо далекой и неприступной.

— Нашли гнездо? — спросил Хасар, хотя все было понятно и так — по сияющему виду братьев.

— Ага, — кивнул Хачиун. — Два птенца. Мы отогнали самку и забрали обоих.

Тэмучжин предоставил младшему брату рассказывать, как все было, но сам-то знал, что другие все равно не поймут, каково это — сидеть, сжавшись в комок, когда у тебя под ногами весь мир, а над тобою бьет крылами смерть. Он считал, что ему самому не было страшно, испугались только тело да сердце. На вершине красной скалы он испытал невероятные ощущения, и это было слишком важно для него, чтобы сейчас об этом рассказывать. Может быть, когда-нибудь он поделится с Есугэем, когда хан будет в добром расположении духа.

Тэмуге тоже провел жуткую ночь, хотя и укрылся вместе с конями и время от времени прикладывался к кобылице — сделать добрый глоток молока. Старшим братьям даже в голову не пришло поблагодарить его за то, что малыш рассказал про орла. Ведь Тэмуге не взбирался с ними на скалу. Вместо этого Бектер, обнаружив, что за ночь мальчик досуха выдоил кобылицу, надрал ему уши. Когда братья отправились в путь, малыш ревел во весь голос, но старшие не стали жалеть его. Они обгорели и сильно проголодались. Даже Хасар, обычно веселый и доброжелательный, посмотрел на Тэмуге мрачно, словно укорял за жадность. Вскоре мальчики пошли рысью по зеленой степи, опять оставив Тэмуге далеко позади.



Отцовских воинов братья увидели задолго до того, как на горизонте появились юрты родного племени. Как только мальчики выехали из тени красной скалы, их почти сразу заметили.

Сыновья Есугэя не показывали своего беспокойства, хотя появление всадников могло означать только одно — их отсутствие обнаружили и волнуются. Сигнальные рога далеко над степью разнесли весть о том, что их нашли. Братья узнали мчащегося к ним воина. Это был Илак. И бессознательно стали держаться ближе друг к другу. На лице воина не было приветственной улыбки.

— Ваш отец велел разыскать вас, — обратился он к Бектеру.

— Мы и прежде по нескольку дней пропадали, — тут же ощетинился Тэмучжин.

Илак развернул коня, посмотрел на Тэмучжина маленькими черными глазками и провел рукой по щеке.

— Раньше вы никогда не уходили, не предупредив, и не попадали в грозу. Да еще тогда, когда ваша мать рожает, — резко ответил он, словно отчитал маленького сорванца.

Заметив, что Бектер побагровел от стыда, Тэмучжин не стал огрызаться.

— Что ж, ты нас нашел. Если отец в гневе, то это дело только его и наше.

Илак покачал головой, и Тэмучжин заметил, как в его глазах вспыхнула злоба. Мальчик никогда не любил этого воина, хотя не мог сказать почему. Когда Илак заговорил, злоба слышалась и в его голосе.

— Ваша мать чуть не потеряла ребенка — так за вас тревожилась, — рявкнул он.

Взгляд Илака требовал, чтобы Тэмучжин потупил голову, но мальчик вдруг ощутил, как в груди закипает гнев. Он знал, что отец простит им все, как только увидит орлят. Он поднял руку, чтобы братья остановились, и даже Бектер натянул поводья. Илак вынужден был развернуть коня.

— Ты не поедешь с нами, Илак. Возвращайся, — бросил Тэмучжин. Он заметил, что воин напрягся, хотя и покачал головой с показным спокойствием. — Сегодня сыновья Есугэя путешествуют только с орлами, — добавил Тэмучжин, ничем не выдавая внутреннего веселья.

Братья заухмылялись, довольные общей тайной и хмурым видом Илака. Воин бросил взгляд на Бектера, но тот смотрел куда-то за горизонт.

— Отец вобьет тебе подобающее смирение в задние ворота, — сказал Илак, скривившись от злости.

Тэмучжин спокойно смотрел на старшего воина отца. Даже конь мальчика стоял под ним совершенно неподвижно.

— Нет. Однажды один из нас станет ханом, Илак. Помни об этом. Возвращайся, кому я сказал. Мы поедем одни.

— Поезжай, — велел Бектер более глубоким, чем у братьев, голосом.

У Илака был такой вид, словно он получил оплеуху. Он опустил глаза и развернул коня. Не сказав больше ни слова и только кивнув, он уехал. Мальчики остались одни, дрожа от странного облегчения. Тэмучжин был уверен, что им ничто не грозит. Илак не настолько глуп, чтобы поднимать меч на сыновей Есугэя. В худшем случае он избил бы их и отправил домой пешком. Однако Тэмучжин чувствовал себя так, словно выиграл битву. Он всю дорогу до реки и улуса отцовского племени ощущал на затылке взгляд Бектера.



Родные юрты еще не были видны, но запах застарелой мочи в дыхании ветра сыновья Есугэя уже почувствовали. За зиму, проведенную племенем в тени Делиун-Болдаха, испражнения впитались глубоко в землю вокруг жилищ. В ночной темноте человек не осмеливается отойти далеко от юрты. Поэтому запах мочи стал запахом родного дома.

Илак спешился у юрты Есугэя. Он явно собирался насладиться приятным зрелищем. Ведь мальчишкам от отца наверняка здорово влетит. Но Тэмучжин лишь усмехался про себя и высоко держал голову. Следом за ним шли Хасар и Хачиун, а Тэмуге плелся сзади, влекомый запахом жареной баранины. Бектер, приблизившись к родительскому жилищу, погрузился в привычное надменное молчание.

Заслышав приветственное ржание коней, Есугэй вышел из юрты. На бедре его висел меч. Хан был в сине-золотом халате до колен, штаны и сапоги хорошо вычищены. Сегодня он казался выше обычного. На лице его не читалось гнева, но мальчики знали, что он умеет скрывать чувства и гордится этим умением. Такому должен обучиться каждый воин. Однако по внешнему виду сыновей Есугэй каждый раз без труда угадывал их настроение. Он заметил, что у Тэмучжина что-то за пазухой, наверняка хрупкое и ценное. Братья его тоже едва скрывают волнение. Даже Бектер в глубине души чем-то очень доволен. И Есугэю стало любопытно, что же такое они привезли.

А еще он заметил, что Илак держится поблизости, хотя и делает вид, что чистит коня. И это человек, кобыла которого всегда ходит с хвостом, полным грязи и колючек! Есугэй хорошо знал Илака и понимал, что его мрачное настроение связано, скорее всего, с мальчиками. Он пожал бы плечами, но давно привык ничему не удивляться. Как подобает истинному воину. Поэтому выбросил из головы мысли об Илаке.

Хасар и Хачиун спешились, на мгновение заслонив Тэмучжина. Есугэй присмотрелся к сыну внимательнее и увидел, что за пазухой у него что-то шевелится. От радостного предвкушения сердце отца забилось чаще. Однако он не собирался облегчать жизнь сыновьям.

— У вас родилась сестра. Роды проходили тяжело. Ваша мать чуть не истекла кровью. По вашей вине.

И тут мальчишки потупили взоры. Отец хмурился, едва сдерживаясь, чтобы не отлупить их всех. Думают только о себе.

— Мы были на красной скале, — пробормотал дрожащий Хачиун, чувствуя на себе испытующий отцовский взгляд. — Тэмуге видел там орла, и мы полезли искать гнездо.

Сердце Есугэя запело. Только одно могло шевелиться под рубахой Тэмучжина, но он едва смел на это надеяться. Никто в племени уже три поколения не заводил себе орла, с тех пор как Волки пришли с далекого заката. Эти птицы стоили больше, чем дюжина отличных скакунов, и не в последнюю очередь из-за дичи, которую могли добыть на охоте.

— Ты принес птицу? — спросил Есугэй, шагнув к Тэмучжину.

Мальчик больше не мог сдерживаться и расплылся в улыбке, горделиво выпрямившись под взглядом отца.

— Мы с Хачиуном нашли двоих, — сообщил он, шаря за пазухой.

Суровое лицо отца смягчилось, он улыбнулся, сверкнув белыми зубами на темном лице, жидкая бородка дрогнула.

Тэмучжин осторожно достал птенцов и положил их отцу на ладони. Увидев свет, орлята запищали. А мальчик вдруг почувствовал, как пусто и холодно стало за пазухой. Он смотрел на красного птенца глазами хозяина и друга, следил за каждым его движением.

От восторга Есугэй был не в силах вымолвить ни слова. Заметив, что Илак подошел поближе, чтобы посмотреть на птенцов, хан поднес их к лицу, с интересом разглядывая. Затем повернулся к сыновьям:

— Идите к матери. Все. Просите прощения за то, что ушли, и поклонитесь сестричке.

Тэмуге бросился в юрту, не дав отцу закончить фразу, и все услышали, как Оэлун закричала от радости, увидев младшего сына. Хачиун и Хасар последовали за ним, но Тэмучжин и Бектер остались стоять на месте.

— Один чуть поменьше, — сказал Тэмучжин, показывая на птенцов. Он так отчаянно хотел, чтобы отец не отсылал его от себя. — У него перья красноватые, и я назвал его красной птицей.

— Хорошее имя, — согласился Есугэй.

Внезапно заволновавшись, Тэмучжин закашлялся:

— Я думал оставить его себе, то есть красную птицу. Здесь же два орла.

Есугэй холодно посмотрел на сына.

— Протяни руку, — потребовал он.

Тэмучжин повиновался, не понимая, чего хочет отец. Есугэй оставил спеленатых птенцов на одной ладони, а другой надавил на руку Тэмучжина.