Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Иван Охлобыстин

Подберёзовики

Весна, податливая как студентка МФТИ, принесла свои заботы, среди которых первое место занимало полное отсутствие витаминов в молодых, растущих организмах моих однополчан. Старослужащие по-своему боролись с проблемой и то и дело посылали нас за дополнительным провиантом в город. Однажды пришла очередь, идти Бомбе. Он взял деньги и ушел. Вернулся вечером с ведром сушеных грибов.

– Я, – говорит, – сэкономил – у бабки в переходе купил.

– А что это за сорт? – поинтересовался у него хлеборез, – странные грибки. Тощие, какие то!

– Не, не! – успокоил его солдат, – бабка гарантию давала. Это – молодые подберезовики. У нее студенты из Питера комнату снимали, так вот они за комнату ими и расплатились. Сами эти подберезовики каждый день ели.

– Ну, ели, так ели! – кивнул Фарух и понес грибы варить.



Вечером вся часть употребила грибки с гречневой кашкой. Грибки по вкусу всем понравились. Их даже майор Бурак похвалил. Но спустя час после ужина начались события, не укладывающиеся ни в какие рамки.



Первым это ощутил тот же майор Бурак. Он пошел в оружейную комнату проверять, как патруль смазывает автоматы и наткнулся там на пожилую негритянку.

– Чего это ты, товарищ негритянка, сюда забралась? – крикнул он и схватился за пистолет.

Негритянка повела себя более чем странно – она проревела, какой то воинственный африканский клич, забралась под лавку и пыталась проникнуть в вентиляционную систему, чего естественно майор, из соображений секретности, допустить не мог.

На стрельбу прибежал капитан Мерзоев и обнаружил майора Бурака застрявшим в воздуховоде, без всякой надежды на освобождение. Только благодаря усилиям солдат из хозяйственного взвода удалось извлечь командира из ржавой трубы.

Майор при этом скандировал клич футбольных болельщиков:

– Оле! Оле! Хрен тебе, Егорыч, а не закон о кооперации!



На другом конце воинского подразделения происходили события не менее поразительные – старший сержант Лавров пол ночи на плацу грузил совковой лопатой живых лягушек в штабной УАЗик. А остальную часть ночи он помогал своему куму ефрейтору Галагуре запускать воздушного змея сделанного из портянки того же ефрейтора. Только в четыре утра они устали метаться по части и вернулись в казарму. Выглядели при этом «дембеля» отдохнувшими и загорелыми, будто на юг съездили.



В штабе тоже было не все обычно – едва генерал майор употребил принесенную ему из столовой тарелку с грибами, он тут же принялся сочинять письмо ультиматум Джорджу Бушу.

Написал он буквально следующее:

Джордж дружище! Я тебя не понимаю! Чего за хрень там с Фолклендскими островами происходит? Где – спрашивается – конструктивная оценка ситуации? Если все это завтра к полудню не прекратиться я буду вынужден нанести ядерный удар по Бруклинскому мосту.

                                                                                                         Твой Степа.



За этим Талалаев скрепил письмо штабной печатью и отправил Пысу с ним на почту.

– И дождись ответа! –  приказал.



Пыса, по старой привычке, письмо перед почтой вскрыл и показал каптеру Либерману.

– Мы теряем старика! Надо бороться! – пространно заявил тот и написал за Буша следующий ответ: 

Дорогой Степашка! Прости, не углядел! Увольняю шифровальщика и отвожу войска в сторону. Кстати, а почему у тебя еще Либерман служит? Приказ ведь на увольнение уже подписан! Немедленно реши этот вопрос, или я пошлю «Тамагавки» на Минск.

                                                                                                          Твой Жора.



Каптер положил ответную весточку в конверт, вместе с фантиком от жевачки и приказал Пысе нести это в штаб.

Ответ генералу понравился и он приказал собирать военный совет.

Так и сказал:

– Ответ мне понравился. Надо обсудить с замполитом.



Скоро доставили из дома замполита – подполковника Ожогина.

Генерал майор взял его за руку, заглянул в глаза и проникновенным голосом сообщил:

– Пора, Толян, американцев за сиськи потискать. Как ты на это смотришь?

– Я давно говорил! – тут же затряс лысой башкой упитанный политработник.



Не секунды не медля, они отправились на пункт управления стратегическими ракетами. Но войти не смогли, потому что ключ от секретного объекта хранился у старшего прапорщика Козакова, а тот находился в увольнении, и нанести ядерный удар не представлялось возможным.

В разгоряченных чувствах старшие офицеры посовещались и решили воспользоваться старым, проверенным методом и пойти в штыковую.

– В штыковую пойдем! – так и крикнул Талалаев: – Русские не сдаются!

Для этого Пыса принес им два автомата Калашникова без патронов с пристегнутыми штыками.



Атаку назначили на рассвете и сели ждать за стол в ленинской комнате. А что бы не скучать, приказали Пысе читать им вслух переписку Владимира Ильича с Бухариным.

Особенно Талалаеву нравилось место, где Ленин корил товарища по партии за непоследовательность.

– ...как-то не по порядку получается, некий обскурантизм в действиях…– цитировал он великого революционера.



На девятом письме генерал майор пришел в себя и вызвал в штаб Бомбу.

– Ну! Докладывай, где ты это купил? – грозно спросил у сонного солдата, когда тот прибежал в штаб.

– Так у бабки взял, – начал оправдываться Бомба.

– У какой бабки? – включился в допрос замполит.

– У старенькой, в переходе за кинотеатром, – всхлипнул наш однополчанин.

– Держаться!!! – рыкнул на него Талалаев и приказал: – В ваших руках, солдат, боеспособность нашего рода войск. Приказываю – выйти в город, найти старушку и купить у нее весь имеющийся запас грибов, для нужд обороны! Понял?

– Так точно! – отсалютовал Бомба и помчался одеваться.



Однако его поход на этот раз не увенчался успехом. Хоть он бабушку и нашел, но грибов у той не оказалось. Все продала в прошлый раз.

– Проходимцы! – негодовал генерал майор: – Всем на плац и ходить до заката. Тренироваться к конкурсу строя и песни. Из лазарета все поносников выгнать – тоже маршировать. Пусть на ходу дрищут. Ни кому не давать послабления. А каптера Либермана подготовить к увольнению в запас и препроводить на гауптвахту до этого увольнения.

Так и сделали.

Помаршировали, попели, препроводили, а до «дембеля» было еще ой как далеко.