Мы вместе подходим к автомобилю. Коуди забирается на заднее сиденье, а я направляюсь к месту пассажира. Нажав на ручку двери, я проскальзываю внутрь, а потом захлопываю ее за собой.

Женщина жмет на педаль газа, не дав двери даже закрыться полностью. Машина так резко трогается, что меня отбрасывает на спинку кресла. Я оглядываюсь назад и вижу, как Коуди спешит пристегнуться ремнем безопасности. Подумав, я следую его примеру.

– Куда мы едем? – спрашиваю я у женщины, утверждающей, что она – Максер.

– Скорее всего туда, где убивают людей, – чуть слышно бормочет Коуди.

Доктор Максер с беспокойством бросает взгляд в зеркало заднего вида, но не отвечает на мой вопрос. Вместо этого она большим пальцем свободной руки указывает себе за спину и сама интересуется:

– Что это за капризный ребенок?

– Эй! – мгновенно взвивается Коуди. – Да будет вам известно, мне тринадцать лет. Я уже не ребенок.

– Хорошо, поставим вопрос иначе, – кивает Максер. – Кто этот несносный тринадцатилетний мальчишка?

– Он – мой сводный брат, – объясняю я.

– Вот как, – усмехается она, слегка притормаживая на желтый сигнал светофора и снова с тревогой всматриваясь в зеркала. – Но у нас, кажется, есть и хорошие новости. По-моему, нам никто не сел на хвост.

– Кого вы имеете в виду? – спрашиваю я.

– Людей из «Диотеха», – отвечает Максер, и мне мерещится, что ее голос слегка дрожит, когда она произносит это название.

Я качаю головой.

– Им это ни к чему. Они теперь ждут, чтобы я сама к ним пришла.

– Все равно. Осторожность еще никому не помешала, – замечает она с легкой улыбкой.

– Так вы скажете, куда нас везете? – задаю я вопрос снова.

Машина останавливается на перекрестке.

– Как я только что сказала, – начинает Максер, нашаривая рукой нечто лежащее в кармашке водительской двери, – меры предосторожности никогда не бывают излишними. Особенно в мире, где даже твои воспоминания подвергаются опасности.

– Не могли бы вы выражаться яснее? – прошу я, с подозрением стараясь рассмотреть предмет, который она теперь держит в руке.

– Я всего лишь имела в виду, что, если не хочешь быть пойманной, лучше не оставлять за собой никаких следов.

Максер двигается так стремительно, что у меня не остается времени, чтобы осознать происходящее. Повернувшись на своем сиденье, она склоняется к Коуди. Скрытый в руке предмет касается его виска.

Я с ужасом вижу, как тело Коуди обмякает. Ремень безопасности продолжает удерживать его в сидячем положении, но у него закрываются глаза, а голова бессильно падает на грудь. Впечатление такое, что он совершенно внезапно заснул.

Или его заставили заснуть.

Но к тому моменту, когда для меня наступает ясность, уже слишком поздно.

Доктор Максер уже направила модификатор на меня. И я остаюсь в сознании ровно настолько, чтобы успеть увидеть, как ее рука делает движение в сторону моего горла. Прибор вступает в контакт с кожей чуть ниже подбородка. Я слышу негромкое жужжание, но у меня не остается ни секунды даже на крик, когда все вокруг проваливается в черноту.

Глава 38

Зима

Воздух снаружи теплый и сухой. Солнце уже почти полностью скрыла стена. Я лежу на траве рядом со своим домом. Моя голова покоится на коленях у Дзена. Он играет моими волосами. Начиная от корней, мягко проводит пальцами к кончикам, а потом делает это снова и снова.

– Прочитай еще раз, – прошу я, когда он останавливается, чтобы заправить пряди мне за уши.

– Как, ты хочешь услышать стихи опять? – В его голосе слышится притворное возмущение. – Но ведь ты должна была уже запомнить их наизусть.

– Разумеется, я их запомнила, – говорю я. – Каждая строчка осталась в моей памяти, как только ты прочитал их впервые. Но они звучат намного лучше, когда их декламируешь ты.

Дзен смеется, убирая руку с моей головы. Потом поднимает лежащую рядом с ним на газоне потрепанную книжку в твердом переплете и открывает на помеченной закладкой странице.

Я тянусь и пальцем с нежностью провожу по корешку. Мне нравится прикасаться к этой старой мягкой ткани.

– Где ты раздобыл такое чудо? – спрашиваю я.

Дзен смотрит на меня сверху.

– В историческом архиве «Диотеха», – отвечает он. – Неужели ты впервые увидела настоящую книгу?

Я качаю головой.

– Нет. Рио их коллекционирует.

Я физически ощущаю, как внутри Дзена происходит некий энергетический сдвиг при упоминании этого имени. Улыбка слетает с губ, лицо становится жестким. И я спешу сменить тему, прежде чем это настроение в нем возобладает.

– Так ты будешь читать или нет? – поддразниваю его я. – У меня, как ты знаешь, не очень много времени.

Он усмехается, постукивает пальцем по кончику моего носа и снова переключает все внимание на книгу. Откашлявшись, начинает читать вслух с напыщенным до глупости английским прононсом.

– «Не допускаю я преград слиянью двух верных душ!..»

Мне приходится сразу схватить его за руку.

– Нет. Не так!

Дзен вновь улыбается, и наши взгляды встречаются на краткое, но исполненное глубокого значения мгновение.

Потом он вновь становится игривым и задорным, забавляясь актерством.

– Как? Тебе не по душе мое истинно британское произношение? Я всего лишь хотел погрузить тебя в подлинную атмосферу эпохи. Ведь Шекспир был британцем, и от этого факта никуда не денешься. А потому, по всей вероятности, именно так читал эти стихи он сам. Или так они звучали у него в голове, когда он их сочинял.

Я снова слегка бью его по руке, хотя не в силах сдержать смеха.

– Все равно, – настаиваю я. – Мне хочется услышать, как ты читаешь их своим голосом.

Его лицо принимает серьезное выражение, и он снова смотрит на страницу книги.

– Будь по-твоему, – соглашается Дзен.

Наступает небольшая пауза, и я с трудом выдерживаю ее, предвкушая звучание поэтических строк в его устах. Ожидание почти невыносимо. У меня мурашки бегут по телу. Сводит губы. Я почти не дышу.

И когда Дзен начинает декламировать, то голос его негромок, но в нем слышится мощь и нежность одновременно.

Мир вокруг меня моментально охватывает огонь. Пылает все. Ничто не спасет от этого жара. Я слушаю сонет от начала и до конца, искренне страшась, что в любую секунду тоже вспыхну как свечка.



Не допускаю я преград слиянью
Двух верных душ! Любовь не есть любовь,
Когда она при каждом колебанье
То исчезает, то приходит вновь.
О нет! Она незыблемый маяк,
Навстречу бурь глядящий горделиво,
Она звезда и моряку сквозь мрак
Блестит с высот, суля приют счастливый.


У времени нет власти над любовью;
Хотя оно мертвит красу лица,
Не в силах привести любовь к безмолвью:
Любви живой нет смертного конца…


А если есть, тогда я не поэт,
И в мире ни любви, ни счастья – нет![9]



Когда он подходит к завершающей части, я закрываю глаза, наслаждаясь теплом его голоса, лиризмом шекспировский строфы и желая, чтобы это чувство никогда не кончалось. Чтобы это тепло согревало меня всегда.

Но я знаю, что так не будет.

Потому что уже скоро ему уходить. Как ему приходится покидать меня каждый день. А мне снова станет холодно.

– В наше время Шекспир не смог бы написать ничего подобного, – решительно заявляю я, прерывая молчание.

Дзен кладет книжку в траву и снова начинает гладить мои волосы.

– Почему же?

– Потому что подобная любовь в наши дни невозможна. – Осознание этой скорбной реальности словно проникает мне в душу и опустошает ее.

– Это не так. – Дзен наклоняется и целует меня в лоб. – А как же мы? – шепчет он мне на ухо. – Ты – моя вечная путеводная звезда. Как в стихах.

Слезы наворачиваются мне на глаза, когда я подношу к лицу руку и кончиком пальца провожу по черной полосе.

– Нас всегда будут держать вдали друг от друга. Пока мы здесь, нам не быть вместе. Они этого не допустят.

Я всматриваюсь в глаза Дзена и вижу в них тень печали, подобную темному облаку. Он знает, что я права, пусть не хочет это признать.

Я встаю на колени лицом к нему.

– Шекспиру невероятно повезло, – продолжаю я. – Он родился в эпоху, когда было еще очень далеко до компьютеров, сканеров мозга и манипуляций с цепочками ДНК. У любви был шанс выжить, потому что не существовало технологий, способных погубить ее. Тогда наука была еще слишком слаба, чтобы разрушать судьбы людей.

Дзен не соглашается со мной, но и не пытается спорить. Он замолкает. Замыкается в себе. Размышляет. Его взгляд устремлен куда-то очень далеко.

– Есть только одно место, где мы сможем навсегда соединиться, – говорю я, протягиваю ладонь и глажу его по щеке.

Дзен вздрагивает, словно выведенный из гипнотического транса, а потом внимательно смотрит на меня.

– Где же это место?

Я улыбаюсь.

– В тысяча шестьсот девятом году.

И жду, что сейчас он меня высмеет. Я готова к этому. Потому что знаю, насколько нелепо звучит моя фантазия. Это приключение, которое возможно только в фильмах и книжках.

Но Дзен не смеется.

Его глаза снова устремлены в какую-то точку, расположенную бесконечно далеко отсюда.

– Дзен? – окликаю я его.

– Да? Что такое? – спрашивает он все еще рассеянно.

Я подаюсь вперед и прижимаюсь губами к его губам. Он отвечает на поцелуй, сначала обняв мое лицо ладонями, а потом притягивая все ближе к себе.

Его поцелуй доставляет мне наслаждение.

Как всегда.

Но на этот раз как-то иначе. Я чувствую это.

Мысли его не со мной. Они заняты чем-то другим. И я не пойму, отчего так происходит.

Поцеловав меня, Дзен поднимается и протягивает мне руку, чтобы помочь встать.

– В чем дело? – спрашиваю я.

– Я… Мне… То есть… – бормочет он что-то невнятное. – Словом, мне нужно идти.

– Но у нас еще есть время, – замечаю я. – До возвращения Рио по крайней мере тридцать минут.

Заметно, как Дзен колеблется.

– Знаю, – отвечает он. – Но есть кое-что, чем мне необходимо срочно заняться.

Я с досады закусываю губу, но лишь тихо говорю:

– Хорошо. Как пожелаешь.

Дзен всматривается в мое лицо и улыбается, обнимая меня и снова притягивая к себе.

– Не обижайся. Завтра я непременно вернусь. Закрой глаза, – шепчет он мне на ухо.

Я подчиняюсь, но с неохотой. Потому что знаю, что это значит. Он сейчас тихо уйдет, и скоро холод начнет пробирать меня до костей.

Но так даже лучше, чем наблюдать, как он уходит.

Дзен снова легко касается моих губ своими, а потом я слышу такой знакомый, вечно терзающий сердце звук его удаляющихся шагов, шуршание обуви по стене, когда он взбирается наверх, и мягкий стук приземления с другой стороны.

Я жду, уже слегка поеживаясь, и медленно считаю до пятидесяти, как поступаю всегда.

Ровно столько времени уходит на то, чтобы звук его шагов стих окончательно. Однажды мне пришлось сделать этот подсчет, и с тех пор он мне ненавистен.

48… 49… 50.

Когда я открываю глаза, моя «вечная путеводная звезда» уже пропала.

Глава 39

Временное пристанище

Я прихожу в себя, лежа на чем-то холодном и жестком.

Комната очень маленькая и темная. Не видно ни окна, ни двери. Тесное помещение освещено единственной тусклой лампой. Не сразу, но я понимаю, что нахожусь на обычном бетонном полу. Повернув голову левее, я вижу Коуди, который все еще без сознания лежит рядом.

Что случилось?

Я пытаюсь вспомнить, как мы попали сюда и что это за место.

Помню, мы сели в машину к женщине, которая представилась как доктор Максер. Она сказала, что, хотя за нами не следят, меры предосторожности никогда не бывают излишними. Мы остановились на красный сигнал светофора, и прежде чем я успела среагировать, она повернулась и деактивировала нас обоих.

А потом я оказалась…

Где же я оказалась?

Кажется, я была вместе с Дзеном. Точно. Мы снова очутились вдвоем на территории комплекса «Диотеха». И Дзен читал мне стихи на лужайке перед домом. Сонет номер 116, мой любимый. А потом повел себя очень странно и внезапно ушел.

Минуточку! Могло ли это происходить на самом деле?

Нет, никак не могло. Дзена схватили. Пленили на моих глазах.

Если только… Я еще раз обвожу комнату взглядом. Если только я снова не оказалась на территории, принадлежащей «Диотеху».

Но только что-то не совпадает. Зачем Максер понадобилось привозить нас сюда? В машине мне показалось, что она сама панически боится «Диотеха».

Пол чуть заметно подрагивает, и, подняв взгляд, я вижу приближающиеся ко мне ноги. Потом, глядя под этим необычным углом, я с трудом различаю черты лица и убеждаюсь, что это женщина из автомобиля.

– Ты проснулась, – говорит она.

Я приподнимаюсь и протираю глаза.

– Где мы? – спрашиваю я, все еще не до конца придя в себя.

– В моей складской ячейке[10].

Я осматриваю крохотную сырую комнатку. В ней нет ничего, кроме лампочки, матраса, который кажется надувным, исцарапанного металлического стола и стоящего рядом такого же кресла. Поверхность стола заполнена какими-то непонятными приспособлениями. Единственное, что я узнаю, – это ноутбук.

– Вы здесь живете?

– Да, временно, – отвечает Максер. – Но мне часто приходится перебираться с места на место. Складские ячейки подходят лучше всего. Оплата помесячная, и нет излишне любопытных соседей.

– Зачем вы деактивировали нас? – спрашиваю я.

– Мне была необходима гарантия, что вы не запомните, где расположено это помещение. Чтобы «Диотех» позже ничего не смог выкачать из вашей памяти. Так безопаснее.

– А когда очнется он? – киваю я в сторону Коуди.

– Через несколько минут, – сообщает доктор Максер. – Химический состав его мозга несколько отличается от твоего, а потому потребуется немного больше времени, чтобы эффект от воздействия модификатора улетучился.

Я потираю затылок, который слегка побаливает, – видимо, от долгого соприкосновения с холодным бетоном пола. И в этот момент пальцами ощущаю небольшой резиновый диск у себя на шее. Рука порывисто ощупывает кожу сначала над левым, затем над правым ухом. Когнитивные рецепторы. Я так их и не сняла.

– Что еще вы со мной сделали? – интересуюсь я раздраженно, вставая на ноги и все еще озираясь по сторонам.

– Ничего. Я всего лишь вернула то, что по праву принадлежит тебе. – С этими словами она сует руку в карман и достает крохотный серебристый кубик.

В нем я сразу же узнаю жесткий диск, на который Дзен записал украденные у меня воспоминания. Кубик снова излучает зеленое сияние.

Охваченная волнением, я делаю шаг в ее сторону.

– Откуда это у вас?

Максер смотрит на кубик, а потом снова на меня.

– Я нашла его, когда обыскивала тебя.

– Меня? – переспрашиваю я изумленно.

Она кивает.

– Да. Он лежал в одном из твоих карманов.

– Но это невозможно, – качаю я головой.

В последний раз я видела кубик, когда Дзен прятал его в свой карман. Как раз перед тем как я заснула. А потом появились те люди на автозаправочной станции, схватили Дзена, и он бесследно пропал.

Максер поднимает брови и с хитрецой глядит на меня.

– Быть может, тебе вновь стоит припомнить, что произошло на той бензоколонке?

Я поспешно прокручиваю всю сцену в памяти. Момент за моментом.

Дзен попросил меня оставаться в машине, пока он будет расплачиваться за горючее. Потом какая-то девица сфотографировала меня на мобильный телефон. Минутой позже появились те мужчины. Я бросилась к Дзену, но он оттолкнул меня. Положил руку на мое бедро и велел бежать как можно быстрее и дальше.

На мое бедро.

Я стараюсь вспомнить этот фрагмент как можно детальнее и только теперь понимаю, что Дзен что-то сунул мне в карман, прежде чем оттолкнуть. В тот момент я ничего не заметила, потому что думала совершенно о другом.

А вот Дзен сохранил достаточно хладнокровия, чтобы кубик оказался у меня, прежде чем я бросилась бежать.

Он хотел, чтобы у меня остался доступ и к другим моим воспоминаниям.

Ему было важно, чтобы я смогла восстановить всю картину полностью.

Но в первую очередь он стремился не допустить к моей памяти «Диотех».

– Вы! – восклицаю я, чувствуя внезапное озарение и глядя на Максер. – Это вы запустили во мне то воспоминание, верно? О стихах?

– Если уж начистоту, – отвечает она, – мне не пришлось ничего делать. Воспоминание запустила ты сама. Я всего лишь включила жесткий диск.

– Как же мне это удалось? – недоумеваю я.

Женщина лишь пожимает плечами.

– Вероятно, даже в бессознательном состоянии ты продолжала думать о Дзене. И этого оказалось достаточно.

Я невольно расплываюсь в улыбке.

– Все это хорошо, – говорит Максер, – потому что в значительной степени облегчит мне объяснения.

– Какие объяснения?

– Те, которых ты от меня сейчас потребуешь.

Я смотрю на нее широко открытыми от удивления глазами.

– Откуда же вам знать, о чем я собираюсь вас расспрашивать?

Максер улыбается, и в уголках ее красиво очерченных глаз лучиками собираются морщины.

– Я знаю гораздо больше о нашем предстоящем разговоре, чем ты можешь представить.

Однако наш диалог пока представляется мне совершенно абсурдным. У меня начинает болеть голова, и я плотно закрываю глаза.

– Следуй голосу инстинкта, – слышу я ее совет. – Задай мне первый же вопрос, который придет тебе на ум. Обещаю, ты попадешь в самую точку.

– Где находится «Диотех»? – спрашиваю я, не задумываясь.

– Вопрос не в том, где он находится, – поправляет Максер. – Здесь уместнее слово когда.

– Что?! – Я так растерялась, услышав ее ответ, что мне кажется, будто стены комнаты начинают сдвигаться.

– Спрашивай, спрашивай, – ободряет она. – Только так ты все поймешь.

Я глубоко вздыхаю и выдаю следующий вопрос, который приходит в голову:

– Почему вы знаете о «Диотехе» так много?

Максер усаживается в кресло и кладет ладони на колени.

– Потому что прежде я на них работала.

– Прежде?

– Да. Я была одним из их ведущих ученых-исследователей.

– Почему вы не хотели, чтобы я узнала, куда вы меня отвезете? Они охотятся и на вас?

Она энергично кивает, словно хочет показать, что я на верном пути.

– Да. Продолжай.

Игра, которую она затеяла, вызывает во мне раздражение и жгучее любопытство одновременно.

– Почему они сделали вас своей мишенью?

– Потому что, если ты работаешь на «Диотех» и особенно если ведешь крайне важные для них научные разработки, то не можешь просто взять и уйти. Они этого не позволят. – Максер склоняется ближе и смотрит мне прямо в глаза. – Понимаешь? Я ведь тоже сбежала от них.

Она тяжело вздыхает и складывает ладони вместе.

– Когда я начинала в «Диотехе», это была очень маленькая компания, но с новаторскими идеями. В ней собрались выдающиеся умы, стремившиеся вывести науку на новый, более высокий уровень и использовать ее достижения на благо всего человечества. Мне это пришлось по душе. Но потом все изменилось. Прежде всего у них появились другие мотивы. Я не могла смириться с тем направлением, в котором стала развиваться компания, и потому покинула ее.

– Почему на сайте в Интернете, – продолжаю я в задумчивости, – вы пишете о «Диотехе» так, словно компании еще не существует?

Максер кивает, всем видом показывая, что именно этого вопроса и ожидала следующим.

– Потому что ее нет.

Я лишь беспомощно хлопаю глазами, глядя на нее.

– Что вы сказали?

Она откидывается на спинку кресла и вздыхает:

– Компания «Диотех» будет создана только через сто лет.

У меня немеет тело. Руки теряют чувствительность первыми.

– Когда вы сказали, что тоже сбежали, – продолжаю я, аккуратно подбирая слова, – то имели в виду…

Но и голос мне отказывает. Я не в состоянии закончить фразу.

Ей моя растерянность кажется, вероятно, даже забавной, потому что она чуть заметно усмехается и говорит:

– Сейра, я попала сюда точно таким же путем, как и ты сама.

А я думаю о том воспоминании, которое только что посетило меня. Обо всем, что вспомнила, пока лежала на холодном полу. Я тогда сказала Дзену, что считаю Шекспира счастливчиком, потому что он жил в эпоху, когда еще не существовало современных технологий. Когда жизнь строилась на здоровых началах и была возможна вечная любовь. А еще я добавила, что только в то время мы действительно могли бы соединить наши судьбы навсегда.

Потом в моей памяти возникает разговор с Дзеном в машине, когда он пытался объяснить, как нам удалось совершить побег. И мне удается выделить несколько фраз, которые представляются теперь ключевыми. Фраз, начинающих слагаться сейчас в совершенно иную историю.

Вероятно, мне стоит начать с поэзии.

Сонет номер сто шестнадцать был твоим любимым.

Но потом он превратился в нечто большее. Именно он вдохновил нас на сознание дерзкого и очень сложного плана…

Когда мы с тобой попытались бежать, случилось нечто непредвиденное…

Непостижимым образом ты попала туда, а я… Я очутился в совершенно другом месте.

Теперь мне отказывают ноги. Мое тело начинает терять равновесие, и я падаю, падаю, падаю, пока снова не оказываюсь распластанной на холодном бетонном полу. Я отчаянно цепляюсь за висящий у меня на шее медальон и сжимаю его в кулаке, когда, подобно удару молнии, меня осеняет истина.

Это и в самом деле год.

Глава 40

перемещение

1609.

Число, которое навязчиво преследовало меня с самого начала.

Его же я назвала, когда меня вытащили из воды и спросили, какой теперь год.

И сейчас стало очевидно, что именно в том году я и предполагала оказаться.

В этом и заключался наш сложный план, о котором Дзен пытался рассказать мне в машине. До того как нас разлучили. Это был план побега… в 1609 год. В эпоху Возрождения и расцвета любовной лирики. В мир без технологий. Без «Диотеха».

Вот почему Дзен выгравировал этот год на моей подвеске. Прямо в моем сердце.

С + Д = 1609.

Сейрафина плюс Дзен… И дату, когда нам суждено было воссоединиться навсегда.

Мне отчаянно хочется не верить Максер, отмахнуться от всего, что она говорит, но я не могу. Насколько эмоционально оно пугает меня, настолько же, с точки зрения логики, мой мозг готов принять ее заявление, несмотря на всю его внешнюю нелепость. Потому что, по иронии судьбы, именно в этой нелепице и кроется рациональное зерно.

Самым невероятным образом в нем содержится объяснение всего того, на что я не могла получить ответы прежде.

Почему о «Диотехе» нет ни единого упоминания в Интернете.

Почему Коуди никогда не слышал о такой компании.

Почему все технологические приспособления, которыми они пользуются, кажутся чем-то футуристическим.

А значит, все те украденные воспоминания, все, что я сумела недавно мысленно увидеть: комплекс корпорации, мой дом, день первой встречи с Дзеном, – все это произошло не в прошлом. Я вспоминала… будущее.

Доктор Максер вскакивает с места и помогает мне подняться. Она усаживает меня в свое кресло, умоляет расслабиться и сделать несколько глубоких вдохов. Меня так переполняют эмоции, я настолько еще сбита с толку, что проходит некоторое время, прежде чем я обретаю способность задать, может, самый важный вопрос:

– Как это вообще возможно?

Максер опирается на край стола.

– Тебя интересует, как ты сумела совершить путешествие на сто лет назад?

– Да, – киваю я, по-прежнему пока не в силах преодолеть слабость.

– С научной точки зрения здесь все очень сложно. Но я постараюсь упростить объяснение. Видишь ли, моя специальность – квантовая физика, и я всегда была одной из лучших в своей области. По этой причине боссы «Диотеха» первоначально и предложили мне работу. А несколько лет спустя поручили возглавить совершенно необычное и абсолютно секретное исследование. Ему дали кодовое наименование проект «Белый цветок». Передо мной поставили заманчивую, хотя на первый взгляд совершенно невыполнимую задачу: определить, возможно ли в принципе, и если да, то каким образом, мгновенное перемещение человека во времени и в пространстве. Мы назвали это трансессией, а процесс – трансессированием. Это слово образовано от латинских корней trans – то есть «через» или «сквозь», и esse, что значит…

– «Быть», «существовать», – тихо заканчиваю за нее я.

Максер улыбается.

– Очень хорошо. Таким образом, буквально «трансессия» означает «перенос существования». Иначе говоря, внесение изменений, где и когда человек продолжит свое существование. Затем образовался более формальный и официозный термин: «хронопространственная трансессия» – перенос жизни через время и пространство.

Она глубоко вздыхает и выпрямляется во весь рост.

– Мы сразу же отказались от обычных путей, которые ученые пробовали на протяжении многих десятилетий: от гипотезы существования во Вселенной пространственно-временных туннелей, от достижения скорости, превышающей световую, и тому подобного. Мы подошли к проблеме с позиций генетики.

– Генетики? – повторяю я. – Вы подразумеваете, что существует ген, который позволяет переноситься в другое время?

– Трансессироваться, – поправляет Максер с почти игривой улыбкой. – Но ответ – да, ген трансессии действительно существует. И мы смогли выделить его всего за несколько быстротечных лет работы. Однако нам никак не удавалось успешно применить его на подопытных животных. Мы начали с того, что имплантировали ген мышам, пытаясь отправить их в будущее всего на несколько секунд или же просто мгновенно переместить в другой угол лаборатории. Но они оставались на прежнем месте. И все до одной через несколько недель умерли. Ген в буквальном смысле пожрал их организмы изнутри. – Короче, нам, скажем так, не удавалось добиться сколько-нибудь заметного прогресса, и руководство «Диотеха» уже готовилось прекратить финансирование проекта. Теперь я понимаю, что должна была просто согласиться с ними.

– Но не согласились, – замечаю я. – О чем свидетельствует тот факт, что мы обе сейчас находимся здесь.

Максер с мрачным видом кивает.

– Увы, но так и случилось. – Она складывает ладони перед собой и начинает расхаживать рядом со столом. – Однажды я осталась в лаборатории одна на всю ночь и совершила основополагающее открытие. Мне стало понятно, почему ген не срабатывал, в чем состояла наша ошибка. Причем уверенность в правильном решении проблемы оказалась во мне настолько сильна, что я сразу же ввела ген себе самой, не протестировав его больше ни на ком. И мне удалось отправить себя во времени на две минуты вперед.

– Трансессировать себя, – поправляю я с той же игривой улыбкой.

Она усмехается.

– Разумеется, вы правы. Вот только я уже тогда испытывала большие сомнения в подлинных целях, которые преследовала компания. И в людях, отвечавших за принятие всех важных решений.

– Людях? – эхом отзываюсь я. – Но я полагала, что Аликстер – президент корпорации.

– Так и есть, – подтверждает Максер. – Но только на бумаге. У меня же зародились подозрения, что все намного сложнее. На самом деле за ниточки дергали другие. Личности гораздо более могущественные и опасные, чем даже Аликстер.

– Что послужило основанием для подозрений? – спрашиваю я.

– «Диотех» начинала с малого. Компания из пяти сотрудников, работавшая в лаборатории, оборудованной в подвале дома доктора Рио. А потом вдруг началось массированное вложение капиталов. Причем Аликстер откровенно скрывал как источник происхождения денег, так и цели, на которые их выделяли. Но не успела я оглянуться, как нас уже перевели в огромный комплекс, построенный на краю света. На работу приняли сразу сотни ученых и огромное число вспомогательного персонала. Охрана и меры безопасности приобрели гротескные масштабы. Мы не могли никуда войти без того, чтобы наши отпечатки пальцев не подвергались предварительному сканированию. Нам не позволялось покидать территорию комплекса без особого разрешения или вступать в контакт с представителями внешнего мира, которые не были включены в специальный список посвященных. Даже все наши разговоры между собой записывались. Все это навевало… жутковатые мысли.

Взгляд Максер в задумчивости устремляется куда-то в потолок, но она стряхивает с себя оцепенение и продолжает:

– Только после передислокации на новое место были предприняты очень дорогие амбициозные (и стоит ли добавлять – совершенно секретные) исследования, подобные моему проекту «Белый цветок» и тому, в результате которого появилась ты. Я точно знала, что Аликстер никогда не смог бы самостоятельно финансировать подобные работы. А это означало, что некто – или скорее некая заинтересованная группа лиц – спонсировали нас.

– Вы что-нибудь знаете о проекте, в ходе которого была создана я? – вырывается у меня нетерпеливый вопрос. – Например, какие эксперименты они ставили на мне? Или хотя бы зачем?

Но Максер лишь качает головой.

– К сожалению, нет. Твой проект входил в число наиболее конфиденциальных. Только Рио и Аликстер имели к нему полный допуск. Больше никто на территории комплекса представления не имел, что рядом с нами живет первое человеческое существо, целиком созданное с помощью методов биологической инженерии. По правде сказать, я узнала о тебе относительно недавно. Но не скрою, перспективы не рисуются мне радужными. Аликстера интересует только одно: деньги. А тех, на кого он работает… Одному богу известно, что движет ими. Но по каким бы причинам они тебя ни создали, я уверена, цели они преследуют далекоидущие. Тобой дело не ограничится.

– Как вас понимать? – спрашиваю я едва слышно.

– Подумай сама. Зачем искусственно создавать совершенное во всем человеческое существо, если держать его затем целыми днями под замком? Ясно же, что они потратили триллионы долларов не только для того, чтобы любоваться безупречной красотой твоего лица. А если сейчас они готовы на все, лишь бы вернуть тебя, то, значит, связанный с тобой проект еще не завершен. У меня тревожное чувство, что ты – лишь малая часть гораздо более важного и обширного плана.

Я замечаю, как в моей груди возникает острая резь, переходящая в боль. Мне хочется бежать. Бежать далеко. Мой взгляд мечется по скудно освещенному помещению в поисках выхода, но единственная дверь, которую я вижу, заперта на крепкий стальной замок. Я усилием воли принуждаю себя оставаться на месте и глубоко дышать. Размеренное чередование вдохов и выдохов оказывает успокаивающее воздействие, но не может унять моего волнения полностью. Я лишь обретаю часть утраченного хладнокровия.

Максер продолжает мерить комнату шагами.

– Итак, как я уже сказала, к моменту, когда я самостоятельно встала на верный путь в своих исследованиях, у меня появились сомнения в том, что представляет собой обновленная корпорация «Диотех». И я всерьез задумалась о том, каким образом будут использованы результаты моей работы. А ведь я с самого начала работы над проектом «Белый цветок» постоянно размышляла, чего можно добиться, располагая такой технологией, как трансессия. Какие последствия будет иметь подобное открытие, особенно если попадет не в те руки? Видимо, в глубине души я никогда не верила, что сумею добиться успеха. И все же я его добилась. И с того самого момента на меня тяжким бременем легла мысль о том, что если я передам результаты своей работы Аликстеру, то никогда не узнаю, кто именно воспользуется плодами моего труда. И если случится нечто ужасное, ответственность падет на меня. Мне снились кошмарные сны. Я просыпалась среди ночи, когда мне грезилось, что Гитлер победил во Второй мировой войне или что на планете воцарилась «ядерная зима», потому что кто-то намеренно изменил естественный ход исторического развития. Этого я допустить не могла. И тогда я уничтожила все доказательства успеха своего эксперимента, написала завершающий отчет, в котором приводила данные прежнего, содержащего ошибку гена, заявляла, что трансессия в принципе невозможна, и рекомендовала свернуть все работы в этом направлении. А потом исчезла и с тех самых пор вынуждена скрываться.

– Но ведь совершенно очевидно, – замечаю я, – что кто-то другой нашел способ выделить ген надлежащим образом. Потому что я теперь здесь. А еще Дзен. И Рио.

– Верно, – соглашается она. – И этим список не ограничивается.

Я сразу понимаю, кого она имеет в виду.

Тех людей, что схватили Дзена.

При мысли о них у меня сжимаются кулаки. Я до скрежета стискиваю зубы.

Естественно, от Максер не укрывается моя реакция, и она понимающе кивает.

– Агенты службы безопасности «Диотеха». Не знающие милосердия бывшие военные, которых Аликстер охотно нанимает для охраны своих интересов. Это, вероятно, единственные люди во всем «Диотехе», которые вызывают еще больше ненависти и отвращения, чем он сам. И если они здесь, значит, в «Диотехе» подобрали верный код для гена трансессии.