Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Обезьяний дом

            В конце марта войска заполнили город, возвращая живых мертвецов в могилы. Они прибыли с тяжелыми пулеметами, снайперскими винтовками 50 калибра, огнеметами и установленными на бронетранспортерах скорострельными мини-пушками, толпами косящими нежить. Следом шли отряды зачистки, устраняя уцелевших особей и прочесывая дом за домом в поисках инфицированных вирусом \"Некроз-3\". Зараженные уничтожались. Незараженные получали иньекцию экспериментального противовирусного препарата \"Тетролизин-Б\", подавляющего репликацию вируса в организме носителя.

            За семь недель \"Некроз-3\" оправил на тот свет две трети населения планеты, и почти все мертвецы вернулись в поисках мяса для пропитания.

            \"Тетролизин-Б\", разработанный для борьбы с ВИЧ, оказался пресловутой \"волшебной пилюлей\". Чума была остановлена в самом начале, но к тому времени города превратились в кладбища.

*



            Эмма Гиллис была готова уйти.

            Она видела, как ее соседи заболевают, умирают, а потом возвращаются, чтобы кормиться. Эмма старалась не думать о том, скольких людей они убили. Гас укрепил дом, превратив его в бункер с бойницами, генератором, проволочным ограждением по тщательно заминированному периметру.

            Мертвецы никогда бы к ним не прорвались.

            Но война кончилась, и Эмма была сыта ею по горло. Последние три месяца она безвылазно проторчала в тесном бункере их аккуратного маленького домика, и была готова его покинуть.

            - Сейчас самое время, Гас, - сказала она мужу, жадно наблюдавшему сквозь бойницу за улицами на предмет вражеской активности.

            - Пора двигаться дальше.

            - Я никуда не поеду, - сказал он.

            Боже правый. Мысленно он по-прежнему служил в морской пехоте. Продолжал \"играть в солдатиков\". Но зомби побеждены. И больше нет причин жить в подполье.

            Потом пришли военные. Гас, конечно же, приказал им убираться, пока им не пришло в голову испытывать на доме противотанковые ружья.  Они сообщили, что в Форте Кендрикс сотни людей - мужчины, женщины и дети - заново обустраивают свою жизнь. Что там есть свежее мясо, свежие фрукты и овощи. Что вода там без металлического привкуса. И есть медицинская помощь. Настоящая медицинская помощь. Их главный, капитан Макфри - лихой красавец в черном спецназовсом берете и с тонкими, как у Эррола Флинна усиками - сказал, что еще там есть электричество и библиотека ДВД-дисков.

            - Гас, будь реалистом. Пора уходить.

            Тот оглянулся вокруг, бледный, обрюзгший и небритый, в заношенных, выцветших камуфляжных штанах.

            - Я не брошу все это. Не брошу мой дом.

            Эмма вздохнула.

            - Дом? Это не дом, Гас. Это казарма.

            Несколько коробок с сухпайком теснились с железными ящиками с боеприпасами, с бутылями с дистиллированной водой, с оружием и предметами для оказания первой медпомощи. Влажная мечта сервайвелиста, но только не дом. Стены завешаны картами, окна заколочены досками, стекла крест-накрест заклеены клейкой лентой. Латунная вешалка у порога обвешана противогазами, водонепроницаемыми плащами и тесьмяными ремнями.

            Разве это дом?

            Домашнее хозяйство глазами солдата удачи.

            Эмма не стала спорить. Она упаковала все, что смогла найти, в небольшой чемодан и нейлоновую сумку, и сложила их у входной двери.

            - Я ухожу, Гас. Война кончилась. Пора сложить оружие и браться за пилы и лопаты. Пора строить новую жизнь.

            - К черту, - отозвался Гас.

            Эмме стало грустно. У нее на глазах хороший человек деградировал, превратился в рохлю-параноика. А вместе с ним деградировали и ее любовь и уважение к нему.

Эмма отодвинула засовы и вышла на крыльцо. Гас сразу же захлопнул за ней дверь и загремел замками.

            - Ты еще вернешься, - сказал он.

            Нет, не вернусь.

            - Ты совершаешь большую ошибку, Эмма, - сказал он ей сквозь почтовую щель. Тем спокойным, не терпящим возражений голосом, с помощью которого в прошлом он с легкостью добывал деньги и забирался ей в трусики.

            - Ты не дойдешь. Погибнешь, даже не добравшись до армейской базы. Ты не способна выживать, и ты знаешь это.

            Она не стала спорить.

            - Сервайвелизм это твоя тема, Гас, а не моя.

            - У тебя просто нет для этого необходимых качеств, Эмма.

            - Ты прав, - сказала она, покидая бункер.

            Если выживать значит превратиться в крысу, боящуюся покинуть свою нору, то лучше я стану жертвой, Гас. И буду этому рада.

            Так здорово было снова оказаться снаружи.

            Команды зачистки убрали с улиц тела, и впервые за долгие недели и месяцы в воздухе не пахло моргом. С юга подул ветерок, и Эмма ощутила сладкий аромат весенней растительности, сирени и жимолости. Солнце грело ее бледное лицо, манило к себе.

            Она двинулась вдоль по аллее и остановилась под одним из больших дубов.

            Слава богу, слава богу, слава бо...

            Ветер сменил направление, и воздух сразу же испортился, наполнившись мерзким смрадом бактериального тлена и трупного газа. Запах был не застарелый, а довольно свежий. Влажный и органический, как от протухшего мяса, он ударил в лицо.

            Эмма замерла.

            Выронила сперва одну сумку, потом другую.

            Солнце было у нее за спиной.

            Ее тень, как и тень от дуба, падала на аллею. Среди извилистых, переплетающиеся ветвей она заметила... сгорбившиеся, похожие на горгулий, фигуры.

            Что-то ударило в затылок.

            Раздалось пронзительное чирикание.

            Она повернулась, и тут же что-то ударило ей в лицо.

            Что-то влажное, шевелящееся и зловонное.

            Она смахнула это с себя... окровавленное мясо, кишащее жирными белыми могильными червями. Давясь, отбросила его прочь. От ударившего в нос гнилостного смрада она упала на колени.

            Повернула к дереву вымазанное кровью лицо.

            Оттуда на нее таращилась ухмыляющаяся дьявольская морда. Тварь щелкнула зубами.

            Эмма закричала.

*



            Сквозь бойницу в стене гостиной Гас наблюдал, как его жена уходит прочь. Эмма совершала большую ошибку, и он злился, что она не понимает этого. Злился, что такая сообразительная женщина как она не осознает всей сложности положения.

            И это после всего, что он для нее сделал.

            Это предательство.

            Ему не нужна была армия.

            Не нужен был Форт Кендрикс.

            Все, что ему нужно, находилось здесь, в убежище, где он был сам себе хозяин.

            Гас закурил. Сигареты были лежалые, но он уже не обращал на это внимания. Выдохнув носом дым, почесал щетину на подбородке. На автомате пробежал руками по телу, сделав быструю инвентаризацию. \"Смит-Вессон\" 45-го калибра в кобуре - \"есть\". Боевой нож \"Кей-бар\" в ножнах - \"есть\". Запасной магазин для...

            Какого черта она делает?

            Эмма остановилась на аллее. Выронила сумки. Издала давящийся звук, вытаскивая из затылка что-то запутавшееся в волосах.

            Гас схватил снайперскую винтовку М-15 и бросился к двери.

            Отодвинул засовы и через несколько секунд оказался на улице.

            Эмма сидела на заднице, когда что-то спрыгнуло с дерева меньше чем в пяти футах от нее.

            Существо заметило Гаса, зашипело и бросилось в его сторону.

            Гас замер на месте, шокированный увиденным.

            Это был павиан.

            Настоящий, мать его, гребаный павиан! С крепким, плотно сбитым туловищем, покрытым косматым бурым мехом. Глаза блестели потускневшим серебром, словно грязные пятаки. Огромные челюсти широко разинуты, клыки обнажены. Он оставлял за собой слизистый след.

            Кожа была изъедена огромными язвами, сквозь которые проглядывали кости.

            Зомби.

            Когда он оказался в десяти футах, Гас автоматически сорвал с плеча М-14 и выстрелил, как его учили на Пэррис-Айленде много лет назад. Пуля 308-го калибра попала обезьяне в левую глазницу, череп разлетелся фонтаном серо-розовой слизи, и труп отлетел назад, кувыркаясь в траве. Из остатков головы, пузырясь, вытекло червивое желе.

            - ЭММА! - крикнул Гас. - ЭММА! БЕГИ!

            Еще два павиана спрыгнули с деревьев. Потом третий и четвертый. Наверное, еще с десяток сидело на ветвях. Они визжали и рычали, абсолютно разъяренные.

            Гас услышал какой-то царапающий, скребущий звук и обернулся. Еще двое тварей были на крыше. Спрыгнули с деревьев на дом.

            Гас уложил того, что был в пяти футах от него, развернулся и свалил с крыши другого, у которого была только одна рука.

            Он слышал, как кричит Эмма.

            Павианы надвигались со всех сторон.

            Похоже, это были останки подопытных животных. Вскрытые, рассеченные, очищенные от шкур и обескровленные. Трупные отходы. У одного не было ног, и он скакал на руках. У других, казалось, отсутствовали фрагменты плоти, будто их подвергли биопсии.

В телах были проедены оромные дыры, из червивых шкур торчали кости, вокруг облаками кружили мясные мухи. Кожа с павианих морд была содрана до розового мяса и серых мышц. Некоторые объедены до костей жуками-могильщиками.

            Гас уложил еще двоих, а потом у него не осталось места, чтобы вести огонь, и твари вцепились ему в ноги, царапаясь острыми костлявыми пальцами. Он размахивал своей винтовкой как дубиной, проламывая головы и превращая рычащие морды в кашу, пока весь не покрылся брызгами зловонной красно-бурой жидкости.

            Павианы окружили его, скаля зубы.

            Гас ждал. Его М-14 была вся заляпана кровью и мерзкой трупной слизью.

            Он знал, что Эмма где-то рядом, но не рискнул ее высматривать. Он даже не слышал ее из-за павианих воплей и визгов.

            Чьи-то когти рассекли ему колени, и он размозжил прикладом подернутую плесенью обезьянью морду.

            Потом один из павианов укусил его за лодыжку.

            Другой, прыгнув вперед, вцепился в левую руку.

            Гас с криком выронил винтовку и вытащил здоровой рукой \"Смит-Вессон\".

            Огромный павиан с красновато-коричневой шкурой и выделяющейся белой гривой бросился на него, разбросав в стороны сородичей. Глаз у него не было. Плоть на морде объедена до кости. В широко разинутой пасти поблескивали желтые клыки, длинные и острые. Такими можно было запросто распороть артерию.

            Но на что Гас особенно обратил внимание, так это на его живот и грудь. Они были начисто выбриты, и от промежности до плеч проходил разрез в форме буквы Y.

            Аутопсия. Этой твари проводили аутопсию.

            Истекая кровью, Гас встал к ней лицом к лицу. Остальные образовали вокруг них плотное кольцо.

            - ЭММА! - закричал Гас. - ЭММА, ЧЕРТ ВОЗЬМИ!

            Зверь продолжал скалить ему зубы, издавая пронзительные отрывистые вопли.

            Гас влепил в павиана три пули, но это только разозлило его.

            Он бросился на Гаса вместе с остальными. Павианы ударили со всех сторон, и Гас почувствовал, как тонет в море червивых шкур.

*



            Конечно, Эмма видела, как Гас выбежал из дома с винтовкой в руках. Слышала, как зовет ее, но была занята другим.

            Павинан, сидящий над ней на дереве, был явно удивлен встречей с ней.

            Он издавал странное пронзительное чириканье.

            Присмотревшись, Эмма инстинктивно поняла, что это самка, равно как и другие, сидящие на ветвях чуть выше. А еще она поняла, что все самцы ушли за Гасом.

            Вытирая грязь с лица, она боялась сдвинуться с места.

            Обезьяна смотрела на нее остекленевшими глазами, ухмыляясь зубастой \"клоунской\" улыбкой, делая ее похожей на какого-то умалишенного пигмея, ищущего, кого бы насадить на вертел. Почти всю левую половину морды заполнила какая-то жуткая растительность, похожая на могильный грибок. И уже перекинулась на правую. Казалось, она шевелилась.

            Эмма услышала крик Гаса.

            Его голос словно иглой пронзил ей сердце.

            Гас кричал во все горло.

            Обезьяна на дереве оскалила зубы и издала высокий раскатистый крик. Леденящий кровь, безумный, и очень похожий на дикий истеричный хохот.

            Она швырнула в Эмму чем-то. На аллею рядом с ней шлепнулся... кусок мяса. Зеленоватого мяса, кишащего трупными червями. Обезьяна снова издала тот хохочущий звук, заметив или почувствовав исходящее от Эммы отвращение. Потом запустила черные кожистые пальцы в зияющую обескровленную рану у себя в животе, вытащила новый кусок гнилой ткани и швырнула в Эмму.

            Она пригнулась.

            Обезьяна расхохоталась.

            С бешенно колотящимся сердцем Эмма уставилась на этот косматый, клыкастый кошмар. Ее страх явно доставил обезьяне удовольствие, и та показала ей свою улыбку во всем ее идиотском зверинном великолепии. Еще никогда Эмма не видела ничего столь отвратительного и оскорбительного.

            Эта ухмылка разозлила ее.

            Заставила подняться на ноги. Пробудила в ней древний инстинкт хищника высшего порядка.

            Обезьяна на дереве перестала хихикать. Она издала угрожающий лай, словно защищая территорию. Все остальные самки возбудились, как по команде. Заверещали, скаля клыки. Стали колотить себя по телу и царапать. Вырывать из себя клочья меха и мертвой ткани, и кидаться ими, как обезьяны кидаются дерьмом.

            Эмма тут же вся покрылась этой дрянью.

            Она слышала крики, звуки борьбы и постоянное верещание павианов.

            - ГАС!

            Пятясь от дерева, она сумела развернуться и направиться к Гасу. Но тут по воздуху пролетела обезьяна и сбила ее с ног, отправив кувыркаться по траве. Поднявшись снова на ноги, она поняла, что стоит меньше чем в десяти футах от проволочной ограды с заминированным периметром.

            Павиан, атаковавший ее, выскочил вперед на всех четырех.

            Морда представляла собой сплошное месиво из шрамов и швов, лопнувших от внутреннего давления и сочащихся бледно-серым гноем и розовым желе. Лоскут кожи вокруг рта был хирургическим способом удален, пятнистые десна и жуткие зубы обнажены.

            Эмма понимала, что физически слабее этого зверя, живой он был или мертвый.

            Ей оставалось только одно.

            Когда зверь с ревом прыгнул на нее, планируя вонзить клыки в горло, Эмма была к этому готова. Она выбросила вперед ногу и попала ему в грудь. Павиан, кувыркаясь, отлетел прочь. Шлепнувшись на задницу, подлетел вверх и приземлился в паре дюймов от колючей проволоки.

            Раздался гулкий взрыв сработавшей мины.

            Тварь разлетелась дождем крови и мяса.

            Клочки попали на Эмму, и она яросто принялась их стряхивать. Волокнистое розовое мясо застряло в волосах.

            Эмма закричала.

*



            Когда павианы ударили со всех сторон, Гас выронил \"Смит-Вессон\".

            Упал на землю, и они облепили его.

            Не успел он вытащить нож, как десятки зубов вцепились в него, отхватывая куски мяса, разрывая артерии и расщепляя кости.

            Он кричал.

            Отбивался.

            Но тщетно.

            Слишком много прожорливых тварей навалилось на него, слишком много ран было нанесено.

            Огромный самец потянулся к его мягкому белому горлу и вцепился в него, разрывая плоть. Грик Гаса сменился бульканьем, когда зубы твари пронзили шею.

            Павиан трес его за горло, как терьер крысу. Кровь брызгала во все стороны. Морда твари была заляпана ею до самых глаз.

            Звук ломающегося позвоночника был громким, как пистолетный выстрел. Но зверь не отпускал Гаса, обезумевший от крови и вкуса мяса. А может, и от чего-то еще.

            Наконец, он бросил тело. На месте горла у Гаса было кровавое месиво из рваных мышц и связок, сквозь которое проглядывали белые осколки позвоночника.

            Остальные павианы продолжали в него вгрызаться.

            Жевать.

            Отрывать лоскуты кожи, клочья мышц и сухожилий. Зубы одной твари измельчали его гениталии. Окровавленные челюсти двух других вытащили из него кишки и стали тянуть в разные стороны. Одни обезьяны дрались и толкались, другие отрывали куски органов и отпрыгивали в сторону с добычей в руках.

            Теряя сознание, Гас чувствовал, как его рвут на части и грызут его внутренности.

            Самец, вырвавший ему горло, погрузил свои длинные окровавленные клыки ему в череп, пронзив мозг.

            И продолжал давить, пока череп не треснул, и пасть зверя не наполнилась кровью.

*



            Эмма отползла прочь, продолжая стряхивать с себя куски тухлого павианьего мяса.

            Спотыкаясь, поднялась на ноги.

            Когда она отошла подальше от дерева, за ней, скача на всех четырех, бросился в погоню павиан-самец. У него была серебристо-серая грива и длинная борода, выпачканная засохшей кровью и свернувшимся костным мозгом.

            Самки завизжали от возбуждения.

            Эмма в ужасе уставилась на приближающуюся мертвую тварь.

            Шкура и плоть на спине, как и на морде, были содраны до розовых мышц. Вылезшие из орбит глаза походили на яйца, наполненные свежей кровью.

            Зверь зарычал на нее.

            Эмма напряглась.

            Павиан бросился в атаку.

            Она принялась наносить ему прицельные удары ногами, стараясь держать на расстояни, чтобы суметь хотя бы добраться до двери. Сперва ее защита работала - удары ее ботинок пришлись твари в челюсть и голову, отогнав ее назад. Павиан в ярости забегал кругами, рыча и лая. Из пасти, как рвота, лилась розовая пена.

            Эмма понимала, насколько сильным может быть этот зверь, воскресший он был или нет. Если павиан ее схватит, она уже не вырвется из его железной хватки и не спасется от этих блестящих клыков.

            Ей пришлось удерживать его на расстоянии, пятясь в сторону Гаса и входной двери.

            Несколько самок спрыгнули с дерева и визжали от восторга. Они легли на животы, подставив самцу свои безволосые, мозолистые, кишащие личинками задницы.

            Эмма продолжала отбиваться ногами от павиана.

            Но тот начал уже предугадывать ее движения. Пригнувшись от шквала ударов, прыгнул вперед, вцепился ей в правую голень своими окровавленными челюстями и потянул вниз.

            Эма кричала и отбивалась, лягаясь левой ногой. Боль накатывала жгучими волнами. Павиан не просто кусал ее... он жевал, рвал и метал. Штанина была изодрана в клочья, икроножная мышца пробита... а те зубы вонзались в нее все снова и снова.

            С криком и плачем Эмма приступила к последнему \"акту неповиновения\".

            Вместо того, чтобы продолжать лягаться, она подтянула ногу ближе к телу, подтащив вместе с ней вцепившегося зубами павиана. К тому моменту зверь вырвал у нее из голени огромный кусок мяса, и тот болтался из пасти, словно кровавая отбивная.

            Ее мозг кромсали раскаленные до бела лезвия боли. Эмма схватила зверя за уши и изо всех сил дернула вниз и в сторону. Когда она оторвала его зубы от ноги столь зверским образом, от боли в глазах заплясали черные точки. Но что-то в ней - какой-то первобытный, варварский инстинкт - продолжало бороться.

            Действуя инстинктивно, она ткнула большим пальцем твари в глаз.

            Погрузила его на всю длину, и глаз превратился в напоминающую гнилой виноград кашицу.

            Павиан обезумел.

            Он завыл, заскулил, стал биться и извиваться. Потом швырнул ее на спину и запрыгнул сверху, рыча и щелкая челюстями.

            Из раздавленного глаза сочилась чернильная жидкость, пахнущая гнилой рыбой.

Павиан прижал Эмму к земле, и она почувствовала, как ей в бедро уперся его короткий и толстый пенис.

            Лежа под нависшим над ней зверем, она смогла заглянуть под его мохнатую бороду. Шею опоясывала идеально симметричная выбритая полоса. Было видно серую, зашитую грубой нитью плоть... словно голову твари отделили, а потом пришили обратно.

            С криком она ухватилась за косматую голову, в основном, чтобы оттащить от себя эти зубы. Павиан был очень сильным, но она не отпускала его. Под грязным мехом плоть на черепе была пористой и мягкой. Эмма впилась пальцами, и они легко прошли сквозь мясо и ткань, размягшие от тлена.

            Павиан завопил.

            Забился в судорогах.

            Она погружала пальцы все глубже и глубже, по рукам лилась черная жидкость. Ее ногти царапали по внутрененей стороне его черепа. Она давила руками его серое вещество, вытягивала наружу комья мозга, вытекающего между пальцев, словно овсяная каша. Брызги черной крови падали ей на лицо.

            Павиан откатился прочь с воем и шипением. Верхняя часть его черепа превратилась в комковатое месиво. Он ползал кругами, оставляя за собой влажный, слизистый след. Тело бешенно извивалось, словно у него отказывали все невроциты.

            Эмма отползла прочь, мокрая и смердящая.

            Самки скакали, визжали, молотя по земле костяными кулаками. Одна была без глаз. На самом деле, ее глазницы были зашиты.

            Что, черт возьми, все это значит?

            Окровавленная, агонизирующая, изрыгающая желчь, Эмма подползла к двери. Кровь.        Сколько же везде крови. На траве. На бетоне. На сайдинге.

            Эмма поискала глазами Гаса.

            Но он исчез.

            Его растащили, по кусочку.

*



            Эмма вскарабкалась по лестнице на крыльцо и попыталась справиться с дверной ручкой скользкими от крови пальцами.

            Центр по исследованию приматов, вот что все это значило.

            Он находился недалеко от города. Активисты, выступающие за права животных, постоянно устраивали там протестные митинги. В хаосе \"Некроза-3\" о нем забыли. Но вирус, должно быть, переметнулся на особей и реанимировал этих... тварей.

            Она слышала визги и лай павианов.

            Они шли за ней.

            Пальцы продолжали соскальзывать с ручки. Эмма с трудом поднялась на колени, изувеченная голень посылала в грудь импульсы боли.

            Ей удалось открыть дверь.

            Она вползла в дом, оставляя за собой кровавый след, отмечающий ее передвижение от двора до крыльца.

            За спиной жадно верещали павианы.

            Оружие. Его было много, и ей нужно до него добраться.

            Она захлопнула за собой дверь, навалилась на нее всем весом, и в следующий момент павианы ударили с другой стороны, один за другим. Она вздрагивала при каждом ударе, уперевшись в дверь спиной и изо всех сил стараясь удержать ее. Одновременно ее дрожжащие пальцы тянулись к замку.

            Тут дверь распахнулась, и Эмма рухнула навзничь.

            Поползла по полу, едва не потеряв сознание от боли. Она почувствовала зеленую волну гнилостного смрада, которую гнали перед собой павианы-зомби. Влажного, крепкого и отталкивающего.

            Узловатые пальцы царапнули по лодыжке.

            Какофония визгов и криков эхом разнеслась по дому.

            Одна из тварей схватила ее за ногу, но Эмма сумела вырваться.

            Новые пальцы царапнули лодыжку.

            Она яросто рванула ружья из шкафа, и они повалились на нее, как домино. Помповое ружье 12-го калибра отскочило от головы, и она поймала его в тот момент, когда павианы схватили ее и потащили в свои прожорливые пасти.

            Она развернулась, сжимая дробовик в руках.

            Три павиана вцепились ей в ноги.

            У одного отсутствовала верхняя часть головы. Блестящий купол обнаженного черепа покрывали отверстия, как от примитивной трепанации. Другая морда была изрыта следами взятых проб и порезами.

            Они разинули пасти и с воем бросились в атаку. Эмма выстрелила, передернула затвор и снова выстрелила.

            Морды двух павианов разлетелись фонтаном брызг, третий, испещренный дымящимися дырами, заковылял прочь.

            Другого Эмма разрезала пополам, еще одному снесла голову.

            Разрезанный пополам не умер.

            Он пополз вперед, забыв про ноги и нижнюю часть туловища. Взади волочились лохмотья плоти. Он издавал горлом резкое шипение, глаза горели багровым огнем, пасть хищно разинута.

            - Давай, - выдохнула Эмма, обливаясь слезами. - ПОДХОДИ И ВОЗЬМИ! ДАВАЙ, УБЛЮДОК! ПОКАЖИ, НА ЧТО СПОСОБЕН!

            Павиан, естественно, не нуждался в уговорах.

            Он пополз вперед, и Эмма разнесла ему голову на мелкие кусочки. Это остановило остальных. Они потеряли к ней интерес, переключившись на разбросанное вокруг мясо. Набросились на останки сородичей. Принялись лакать кровь, поедать мозги и глодать кости.

            Они отвлеклись.

            Теперь самое время.

            Эмма посмотрела на свою разорванную голень, вокруг ноги натекла лужа крови. Господи, ей нужно что-то сделать, пока она не потеряла сознание от кровопотери.

            Павианы не обращали на нее внимания.

            Очень медленно она двинулась к аптечке рядом с оружейным стеллажом. Тихо взяла пластиковую коробку, открыла. Дрожащими пальцами забинтовала голень и заклеила пластырем.

            Время от времени павинаны поворачивали к ней свои окровавленные морды и рычали, но не более того.

            А теперь нужно убираться отсюда.

            А Гас? Господи, что с Гасом?

            Ей сейчас не до него. Она отогнала от себя эти мысли. Остыла. Подавила эмоции. Ей нужно выжить, бороться до последнего. Самый простой выход - через столовую на кухню. Если доберется до туда, то сможет выскользнуть через заднюю дверь и доковылять до гаража. Ключи от него и от \"Джипа\", стоящего нутри, у нее в кармане. А потом бросок до Форта Кендрикс.

            С трудом сглотнув, она двинулась к проходу, ведущему в столовую.

            Поползла, сидя на заднице.

            Павианы по-прежнему не обращали на нее внимания.

            Добравшись до прохода, последний раз задержала на них взгляд, убеждаясь, что им не до нее. Так оно и было. Еды хватало. Казалось, голод являлся их главной движущей силой.

            В столовой был коротковолновый радиоприемник.

            Но она побоялась посылать соообщение.

            Пришлось бы говорить во весь голос.

            Она втолкнула себя в кухню. Почти на месте, слава богу, почти на месте.

            Кухня.

            Сейчас она больше напоминала склад, заставленный ящиками с сухпайком, дистиллированной водой, сигнальными факелами, радиодеталями и...

            Эмма услышала торопливый топот.

            Хриплое дыхание.

            Развернулась на заднице и оказалась лицом к лицу с особенно крупной обезьяной, выпятившей грудь вперед.

            Это был мандрил.

            Крупный зверь, похожий на лохматого павиана, с желтовато-коричневой шкурой, красным блестящим носом, и ярко-голубыми полосками, веером расходящимися по щекам. Эмма вдруг поняла, что смотрит ему прямо в глаза. Они были холодными, водинистыми, алого цвета. Верхняя часть черепа удалена, мозг обнажен.

            Она не хотела думать, что делали с этим животным, как и не хотела думать, что оно может сделать с ней.

            Зверь вышел вперед на четырех лапах, с важным, высокомерным видом.

            Обнажил зубы, широко зевнул и издал пронзительный крик, на который тут же отозвалось с десяток других визжащих голосов.

            Эмма облизнула губы.

            В груди зверя зияла дыра, сквозь которую виднелись кости. Невероятно, но он еще был способен двигаться.

            Эмма вскинула дробовик.

            Мандрил бросился на нее.

            Она спустила курок.

            Ничего.

            Передернула затвор, снова спустила курок, и тут тоненький внутренний голосок напомнил, что она уже израсходовала пять патронов.

            Пять.

            Вот, что нужно знать про \"Моссберг 500\", - вспомнила она слова Гаса. У него пятизарядный магазин, так что если хочешь им пользоваться, носи \"запаску\". Это сокрушительное оружие, Эмма, но только пока в нем есть патроны.

            Черт.

            В отчаянии Эмма попыталась выстрелить снова.

            В следующее мгновение мандрил оказался над ней.

            Со страшной силой схватил ее и, ударив головой об пол, лишил способности к сопротивлению. Потом схватил за волосы и, размахивая, как куклой Барби, стал молотить об шкафы, об стол, об зеленый металлический ящик с патронами.

            К тому моменту Эмма почти лишилась сознания.

            Мандрил, казалось, был доволен.

            Живой он был или мертвый, ему нравилась женская покорность.

            Эмма подняла на него мутные глаза.

            И увидела, как ярко-красный пенис мандрила выпускает ей в лицо холодную струю мочи, помечая ее. Едкая жидкость хлынула ей на щеки, обожгла глаза, оставила на губах кислый, тошнотоворный привкус.

            Запах выбил из нее последние крохи сознания.

            Мандрил, радостно кряхтя, потащил ее из комнаты.

*