С этими словами билетер сурово посмотрел на нашего героя, заслонявшего кассу от нетерпеливой толпы, и велел ему проваливать.

Вот оно!

Лицо Армистона залилось краской. Он бросил взгляд на часы. Казалось, на этот раз ему все-таки предстояло испытать все ужасы опоздания. Впервые в жизни он лишится волшебной возможности загипнотизировать контролера взглядом и горделивым шагом прошествовать на платформу, которая протянулась далеко на север, чуть ли не на полпути к Йонкерсу. Двадцать секунд! Армистон развернулся на месте и со злостью посмотрел на мужчину, стоявшего за ним в очереди. Тот явно торопился. В руках у него была пачка купюр. На мгновение в Армистоне даже пробудился преступный инстинкт, который, так или иначе, присущ нам всем. Прямо у него перед носом были столь необходимые ему деньги – драгоценные доллары, презренные доллары, вставшие между ним и отправляющимся поездом. С ужасом Армистон осознал, что он – честный, уважаемый гражданин – чуть не схватил их, как последний воришка.

Я хорошо помнил, что телефон стоял на полке слева от бара! Точно! Значит, нужно ползти на звук!

Но тут случилась удивительная вещь. Незнакомец сам протянул ему деньги.

И я пополз.

– Я вижу, иначе как взяткой мне эту блокаду не прорвать, – заявил он, неприязненно глядя на Армистона. – Вот, держите, сколько хотите, и проваливайте наконец.

Пригнув голову, пролез под журнальным столиком. Отпихнул в сторону совсем некстати подвернувшийся под руку саквояж. Раздвинув зеленую поросль, нащупал рукой стену. Медленно поднялся на ноги.

С проворством уличного слепца, чудесным образом прозревшего при виде денег, Армистон схватил целую горсть, отсчитал стоимость билета и сунул сдачу в руки своего благодетеля. К воротам он успел в последнюю секунду, как и его новый друг. Вместе они прошествовали по платформе, причем каждый старался идти беспечнее и непринужденнее другого. Поезда они достигли с неторопливостью, достойной двух монархов. Армистону очень хотелось поблагодарить незнакомца, но тот принял такой неприступный вид, что было непонятно, как к нему подступиться. По привычке, забыв, что денег на кресло нет, Армистон прошествовал в салон[83]. Незнакомец последовал за ним и протянул проводнику купюру.

– Два кресла, пожалуйста, – заявил он. – Второе для этого джентльмена.

Телефон звонил совсем рядом.

Заняв свое кресло, Армистон снова попытался поблагодарить странного незнакомца. Но тот лишь протянул ему свою карточку.

Я запустил руку меж лиан, щелчком откинул покусившегося на мой палец исполинского богомола и на ощупь нашел телефонную трубку.

– Не воображайте, будто я оказал вам услугу по собственной воле, – цинично заявил он. – Если бы я не убрал вас с дороги деньгами, то опоздал бы на свой поезд. Ничего более, сэр. Можете выслать мне чек за этот пустяк, когда вам будет угодно.

— Слушаю…

“Какой удивительный человек!” – сказал себе Армистон.

– Позвольте, я дам вам свою карточку, – предложил он незнакомцу. – Что до оказанной мне услуги, вы вольны думать о ней, что вам угодно. Так или иначе, я вам премного благодарен.

— Здорово! — бодро рявкнул из трубки знакомый голос.

Взяв карточку, незнакомец не глядя сунул ее в карман жилетки, с недобрососедским видом развернулся к Армистону спиной и достал журнал. Армистона, привыкшего, что его карточка действует на всех как “Сезам, откройся!”, это немало покоробило.

— Привет, Владимир Леонидович, — с облегчением выдохнул я.

“Какое нахальство! – сказал он себе. – Принять меня за побирушку! Ничего, я о нем напишу!”

Надо сказать, для Армистона это был излюбленный способ сводить счеты с теми, кто оскорбил его нежную писательскую душу.

Майор Ворный — это человек. Человек с большой буквы! Тот самый Человек, который не даст мне сгинуть в заполонивших номер сюрреалистических джунглях.

Сейчас его интересовали только две вещи: во‑первых, ланч, а вернее, его отсутствие, а во‑вторых – сосед. Армистон наконец-то смог его разглядеть: тот оказался молодым человеком крепкого телосложения с красивым загорелым лицом, гораздо более приветливым, чем его манеры. Незнакомец настолько погрузился в чтение, что ничего не видел и не слышал, даже не заметил проводника, объявившего, что в вагоне-ресторане накрыли к ланчу.

— Как дела, Петр Леонидович? — бодро осведомился Ворный.

“Интересно, что он читает?” – подумал Армистон. Он заглянул своему нелюбезному благодетелю через плечо – и любопытство его распалилось до предела. Тот читал журнал, прозванный среди широкой публики “Гробом повапленным”[84]. Не родился еще человек, который мог бы читать его без толкового словаря, что было для журнала предметом особой гордости. Тем не менее незнакомец над ним совершенно забылся, и, что особенно радовало, забылся он над его, Армистона, творением. Это был один из тех детективных рассказов, что принесли ему всеобщее признание и баснословные деньги, – рассказ о несравненном Годале.

— Фигово, — честно признался я.

Годаль подходил к воровскому ремеслу с научной точки зрения. Замысел преступления всегда оказывался таким логичным, что выглядел продуктом не человеческого ума, а каких-то машинных вычислений. Разумеется, претворить в жизнь сюжеты Армистона было невозможно – для этого потребовался бы преступник столь же гениальный, как и его герой. Тем не менее чтение выходило крайне захватывающее.

— Что, здорово накатило? — участливо понизил голос Владимир Леонидович.

Однако этот малый прочитал рассказ и глазом не моргнув, будто это не требовало никаких мысленных усилий. Затем, к восторгу Армистона, открыл его сначала и прочитал снова. Именитый писатель выпятил грудь и поправил запонки. Ему нечасто доводилось наблюдать столь явное признание собственного таланта. Он вынул карточку своего незнакомого благодетеля. Карточка гласила: “Мистер Дж. Борден Бенсон. Тауэрс. Нью-Йорк”.

— Как никогда.

Писатель хмыкнул. “Аристократ, да еще и сноб в придачу!”

Аристократ тем временем развернулся в кресле и протянул журнал Армистону – его дурное расположение духа растаяло без следа.

— Да-а… Что-то быстро на этот раз.

– Читали когда-нибудь этого Армистона? – спросил он. – Он пишет о ловком воре, не гнущающемся наукой, и где только сейчас не издается.

— И не говори.

– Д… да. Да-да, – затараторил Армистон, торопливо пряча карточку. – Я… честно говоря, я балуюсь этим каждое утро перед завтраком.

— Так я зайти-то могу?

В каком-то смысле он даже не солгал, потому что имел обыкновение начинать день с работы.

На лице мистера Бенсона появилась удивительная улыбка, одновременно умудренная и мальчишеская.

— Обязан!

– Тяжеловатая пища для раннего утра, – сказал он. – Значит, и этот последний вы уже читали?

– Конечно, – с энтузиазмом ответил писатель.

— Понял! Что там у тебя на этот раз?

– И как он вам?

— Джунгли… Крапивный куст с манией величия… Да, еще телевизор взорвался.

Армистон поджал губы.

— Ох и ни фига себе! — присвистнул Ворный, вроде как с восхищением даже. — Ладно, я ща буду!

– Не хуже других, – ответил он.

В трубке короткие гудки отбоя.

– Да, – задумчиво согласился Бенсон. – Совершенно согласен. Ни прибавить, ни отнять. Эти рассказы поистине удивительны. Единственные в своем роде. Полагаю, – заключил он, нахмурившись, – этого Армистона можно по праву считать одним из самых опасных наших современников.

Все еще сжимая трубку в кулаке, я тяжело опустился на пол.

– Ну что вы… – начал Армистон, но, вовремя опомнившись, прикусил язык и рассмеялся. Теперь он был очень рад, что мистер Бенсон не посмотрел на его карточку.

– Я вовсе не шучу, – решительно заявил его собеседник. – И уверен, вы со мной согласны. С этим не станет спорить ни один мыслящий человек.

Сразу с трех сторон ко мне потянулись зеленые стебли лиан.

– В каком смысле? Должен признать, я всегда считал его рассказы чистейшей выдумкой.

— Не-а, — усмехнувшись, покачал головой я. — Ничего у вас на это раз не получится. Сейчас придет майор Ворный, и всем вам наступит кирдык!.. Что, не верите?..

Армистон от души наслаждался происходящим. Роль в одном из следующих рассказов Бенсону была обеспечена.

– Допустим, – продолжал тот, – еще не родился вор, достаточно искусный… достаточно умный, чтобы воспользоваться идеями, заложенными в этих рассказах. Но рано или поздно появится такой человек, который прочитает их как четкую, подробную инструкцию, как руководство к действию – и не преминет воспользоваться ими ради собственной выгоды. А журнал, печатая эти рассказы, снабжает вора инструментами. Хуже всего то…

* * *

– Минуточку, – перебил писатель. – Пусть когда-нибудь эти рассказы используют во зло, но как же пресса? На один рассказ Армистона печатают десяток историй из жизни.

— Давай, Петр Леонидович… Давай… В нос шибанул резкий водочный дух.

– Эх, друг мой, – вздохнул Бенсон, – вы забыли одну вещь: пресса имеет дело с обычной жизнью, с миром возможного и привычного. Она защищает публику от мошенников, раскрывая методы их работы. Что до Армистона – нет. Как бы ни любил я его интеллектуальные загадки, боюсь…

Тут Бенсон замолчал и лишь покачал головой, будто поражаясь дьявольской гениальности обсуждаемого автора.

Я не глядя протянул руку, схватил стакан и залпом выпил. До дна.

“Все-таки я страшно рад, – думал тем временем этот автор, – что мой неприветливый благодетель не потрудился взглянуть на мою карточку. Все это чрезвычайно интересно!” Вслух он рискнул произнести:

Сколько там было? Граммов сто? Сто пятьдесят?…

– Я с удовольствием расскажу о нашем разговоре Оливеру, посмотрим, что он сам на это скажет.

Рукавом вытер слезы.

Лицо его собеседника осветилось улыбкой.

– Вы с ним знакомы? Ну и ну, вот так удача! Расскажите, непременно расскажите.

Зрение прояснилось.

– Хотите, я вас представлю? Все-таки я вам обязан. Можем устроить небольшой ужин в узком кругу.

Отлично. Что тут у нас?

– Нет, – покачал головой Бенсон. – Лучше я останусь просто читателем. В жизни писатели вечно разочаровывают. Вдруг он окажется жалким анемичным коротышкой с грязью под ногтями и прочими атрибутами истинного гения? Впрочем, я ничуть не хочу его обидеть. Однако, боюсь, мы можем серьезно поругаться.

Прямо передо мной — круглая, румяная, улыбающаяся во все щеки физиономия майора Ворного. Сидит на корточках и пялится на мои страдания.

– Накрыто к ланчу в вагоне-рестора-ане, – пропел проводник.

— С приездом, Петр Леонидович!

Пока тот шел мимо, Армистон разглядывал свои ногти. Маникюр он делал каждый день.

– Идемте, я угощу вас ланчем, – сердечно предложил Бенсон. – Будете моим гостем. Простите уж, что у кассы я повел себя как грубиян, – очень не хотелось опоздать на поезд.

Я лишь рукой махнул. Поднялся на ноги, сделал два шага и упал в кресло.

Армистон рассмеялся:

Ворный подхватил с пола пустой стакан, поставил его на журнальный столик рядом с початой бутылкой, сел в другое кресло, с довольным видом сложил руки на животе и на меня уставился.

– Что ж, за мой проезд вы уже заплатили. Не буду отрицать, я так голоден, что даже рельсы вызывают у меня аппетит. Но я сегодня без гроша, так что и поесть за ваш счет не откажусь.

— Спасибо, Владимир Леонидович…

Бенсон поднялся и достал платок. С ним из кармана выпала карточка Армистона – прямо на колени владельцу. Армистон накрыл ее рукой и усмехнулся. Судьба подарила ему шанс оставаться инкогнито столько, сколько он пожелает. Послушать чужие разглагольствования о писателе Армистоне – когда еще выпадет такая удача!

Я взял открытую бутылку с чаем и стал пить прямо из горлышка.

Но больше в адрес любимого автора Бенсон не произнес ни одного обидного слова. Как выяснилось, аристократ так благоговел перед писательским гением, что те же качества, что, по его мнению, представляли опасность для общества, лишь добавляли работе Армистона блеску. Бенсон так и сыпал вопросами о характере своего кумира, и Армистон бесстыдно изобразил себя как поистине удивительную личность. Собеседник лишь слушал и дивился.

То ли я еще не до конца отошел от шарахнувшего по голове глюка, то ли гроза приближалась, но мне показалось, что из окна, промеж неплотно задернутых штор, в комнату лезет сероватый сумрак. И это было нехорошо. Очень нехорошо. Потому что сумрак мог в один миг обернуться чем угодно.

– Нет-нет, не хочу с ним знакомиться, – заключил он. – Во-первых, у меня нет времени, а во‑вторых, это непременно закончится скандалом. И вот еще что: если он действительно таков, как я понял с ваших слов, то не выносит, когда перед ним рассыпаются мелким бесом и объясняют, какой он гений. А я боюсь, что именно это и произойдет.

— Ну ладно! — майор Ворный решительно взялся за бутылку водки и одним движением свинтил с нее пробку. — Давай-ка и мы тогда накатим!

– Почему же, – возразил Армистон, – он не настолько строг. Он… вполне разумный малый с чистыми ногтями, волосы стрижет каждые три недели – такой же, как и все мы.

– Рад слышать, мистер… э-э… – Бенсон рассмеялся. – Ну и ну! Мы с вами беседуем вот уже больше часа, а я даже не взглянул на вашу карточку и не знаю, кто вы!

Владимир Леонидович поровну плеснул в два стакана, себе и мне. Взяв свой стакан, Ворный посмотрел на меня сквозь стекло.

Он порылся в кармане.

— Рад тебя видеть, Петр Леонидович, — сказал он с таким убийственно серьезным видом, что это могло и за издевку сойти.

– Зовите меня Браун, – блистательно вышел из положения Армистон с чувством нерушимой своей правоты. – Как сказала бы полиция: Мартин Браун, не женат, грамотен, белый, ботинки на шнуровке, котелок.

Но я знал, вернее, почти не сомневался в том, что Ворный говорит от чистого сердца.

– Ну что ж, мистер Браун, приятно познакомиться. Закурим по сигаре. Вы даже не представляете, как вы меня заинтересовали, мистер Браун. Сколько Армистон зарабатывает своими рассказами?

Мы чокнулись и разом опорожнили стаканы.

– Каждое слово приносит ему цену хорошей сигары. Полагаю, сорок тысяч в год набегает.

Кстати, то, что мы с майором Ворным оба Леонидовичи, ровным счетом ничего не значит. Ну, просто так случилось. В жизни и не такие совпадения бывают.

– Ха! Надо думать, даже Годалю, его главному творению, столько не награбить – я уж молчу о риске поймать пулю в таком предприятии.

Ворный взял бутылку чая и сделал глоток.

Писатель выпятил грудь и снова принял важную позу.

– Откуда он берет сюжеты?

— Ну как? — прищурившись, посмотрел он на меня.

Армистон задумчиво нахмурил брови.

— Нормально, — кивнул я. — Отпускает.

– Вот в чем загвоздка, – сказал он. – Разглагольствовать-то можно, пока не охрипнешь и не оглохнешь. Но главное для рассказа – не сколько в нем слов и не как они сплетены; главное все-таки идеи. А идеи на дороге не валяются.

— Ну и славно.

– Есть у меня одна идея, которую хотелось бы подарить Армистону, просто чтобы посмотреть, что он с ней сделает. Вы уж простите, но, на мой взгляд, важна не идея, а ее детальное воплощение.

На всякий случай Ворный снова наполнил стаканы. Но пить мы пока не стали.

– Какая идея? – поспешно спросил Армистон. Он не считал зазорным черпать вдохновение в реальной жизни, перекраивая ее на свой вкус. – Если хотите, я расскажу о ней Армистону.

В голове у меня все еще пели хрустальные колокольцы, однако звон их уходил все дальше и становился все тише. По телу разливалась приятная истома. Но спать не тянуло. Наоборот, хотелось заняться чем-то дельным.

– Правда? Отлично! Для начала… – Мистер Бенсон задумчиво покрутил бокал бренди в своих тонких, длинных, ловких пальцах – Армистону вдруг подумалось, что он не хотел бы вызвать гнев владельца этой руки. – Для начала этот вор, этот Годаль – не обычный преступник. Он аристократ. Наворовал, надо думать, уже немало. Сейчас он уже достаточно богат, да?.. Видите ли, для меня он вполне реальная личность. Полагаю, Годаль уже сколотил состояние и воровство ради денег его больше не интересует. Но что ему делать? Уйти на покой и жить на доход? Нет. Он эстет, у него утонченный вкус. Его интересуют объекты искусства, редкий фарфор, камни уникальной огранки или цвета в оправе от Бенвенуто Челлини, Леонардо да Винчи – кстати, не он ли украл Мону Лизу?[85] Никто другой мне и в голову не приходит… Или вот, скажем, Библия Гутенберга. Сокровища, эталоны красоты, которыми можно наслаждаться втайне от всех, никому не показывая. Вполне естественный путь для такого человека, как Годаль, не находите?

— Ну, что нового в едином информационном пространстве? — так, между прочим поинтересовался Ворный.

– Замечательно! – воскликнул Армистон, слегка забывшись в энтузиазме.

— Отдельные умельцы осваивают полет без крыльев, — ответил я.

– Слыхали ли вы о миссис Билли Уэнтуорт? – спросил Бенсон.

— Да ну? — искренне удивился Ворный. — Это как же?

– Да, мы неплохо знакомы, – простодушно признался Армистон.

– Тогда вы, наверное, видели ее белый рубин?

— Понятия не имею, — пожал я плечами. — Но как-то выходит.

– Белый рубин! И слыхом не слыхивал! Разве такие существуют?

— Вот-вот, — с укоризной кивнул Ворный. — Сами не ведаете, что творите.

– Вот именно. В этом-то все и дело. Я тоже не слышал. Но если бы Годаль пронюхал о белом рубине, то ему, несомненно, захотелось бы им завладеть – особенно если это уникальный камень, единственный в своем роде.

— Снова ты за свое, Владимир Леонидович, — я скривил губы в вымученной усмешке.

– Ну и ну! Полагаю, вы правы.

– Особенно если учесть все обстоятельства, – продолжал Бентон. – Как вы знаете, Уэнтуорты немало путешествовали. И не слишком церемонились, когда хотели что-нибудь заполучить. Итак, миссис Уэнтуорт… Но прежде чем я продолжу свой немыслимый рассказ, мне надо объясниться. Все это выдумка – идея для Армистона и его Годаля. Уэнтуорты в моей истории не имеют ничего общего с действительностью.

— А что, попробуй скажи, что я не прав! — тут же вскинул брови майор. — Вы же понятия не имеете, как работают эти ваши уины!

– Понимаю, – ответил Армистон.

— Общий принцип известен, — не очень охотно возразил я.

– Итак, белый рубин находится во владении миссис Уэнтуорт. Допустим, она воспользовалась официальным положением мужа и украла его у какого-нибудь царька в Британской Малайе. Обвинить в воровстве женщину ее положения нельзя. Единственный способ вернуть камень – снова его украсть. Это священный камень царской семьи – в литературе иначе и не бывает. И вот за миссис Уэнтуорт в Америку следует пестрое племя жонглеров, торговцев коврами и так далее – все это маскировка, разумеется. Они ждут своего шанса – но не чтобы покуситься на ее жизнь, насилия у них и в мыслях нет. Они хотят украсть камень.

— Общий принцип, — передразнил Ворный. — И что дальше?

– Носить его она не может, – продолжал Бенсон. – Остается прятать в надежном месте. Где надежнее всего? Не в банке. Годаль вскроет любой банковский сейф одним мизинцем. Вполне возможно, что и малайцы не так просты, все-таки их ведет религиозный порыв. Не в сейфе. Это было бы просто глупо.

Я поднял стакан и коснулся им края стакана майора.

– Где же тогда? – с нетерпением спросил Армистон.

— Ты, Владимир Леонидович, тоже не знаешь сути химического процесса расщепления алкоголя. Однако ж это не мешает тебе водочку употреблять.

– Вот именно: где? Это Годалю и предстоит выяснить. Допустим, он знает, что малайцы уже обшарили покои миссис Уэнтуорт и ничего не нашли. Он знает, что рубин хранится в доме. Но где? Спросите Годаля. Понимаете? Сталкивался ли Годаль ранее с таким крепким орешком? Нет. Для этого ему надо быть не только самым ловким вором на свете, но в то же время и самым хитрым сыщиком. Прежде чем взяться за дело, придется пойти на разведку. Вот какие мысли мне приходят в голову, когда я читаю Армистона, – продолжал Бенсон. – Я пытаюсь завязать такой узел, чтобы этому удивительному вору пришлось пустить на его распутывание все свои таланты. Придумываю загадки вроде этой. Иногда говорю себе: “Отлично! Я сам это напишу. Стану знаменитым, как Армистон. Создам нового Годаля”. Но, – тут он всплеснул руками, – что в итоге? Я завязываю узел, который сам не могу развязать. Беда в том, что я не Годаль. Но Армистон… Стоит открыть любой из его рассказов, и отпадают малейшие сомнения: он – Годаль. Иначе и быть не может. Иначе Годаль был бы не способен на все те удивительные фокусы, что он вытворяет. Но что это? Уже Нью-Хейвен? Очень жаль, что вам уже пора, старина. Страшно рад был познакомиться. Будете в наших краях – дайте знать. Может быть, я даже соглашусь познакомиться с Армистоном.

— Водочка, это совсем другой коленкор, — деловито улыбнулся Ворный.



Майор поднял свой стакан, и мы выпили.

Вернувшись в Нью-Йорк, Армистон первым делом вспомнил судьбоносную встречу, благодаря которой он в очередной раз так и не опоздал на поезд. Отсчитав купюры, он написал вежливую записку за подписью “Мартин Браун” и отправил посыльного в Тауэрс, к Дж. Бордену Бенсону. Тауэрс, указанный на карточке мистера Бенсона, был модным доходным домом в начале Пятой авеню. В нем царили шик и помпезность староанглийского герцогского замка. Однажды, довольно давно, Армистон ужинал там с другом, но от воспоминаний у него всегда пробегал холодок по коже. С ними будто обедали призраки былых королей, до того торжественная и похоронная там царила атмосфера.

В голове поплыл серебристый, мерцающий туман. Хороший знак — можно расслабиться, нового наката сегодня уже не будет.

Сдавшись на милость любопытства, Армистон поискал своего чудака-благодетеля в Синей книге[86] и в Клубном альманахе и выяснил, что Дж. Борден Бенсон – личность известная, удостоенная нескольких строк в обоих изданиях. Это было чрезвычайно приятно. Армистон никак не мог выкинуть из головы историю о белом рубине. Она импонировала ему как любителю интриг. Он закрутит сюжет в лучшем виде, а затем изрядно повеселится за счет Бенсона: пошлет ему журнал с автографом, тем самым давая понять, что случай свел его в поезде не с кем иным, как с самим великим Армистоном. “Какая отменная выйдет шутка!” – не без тщеславия думал писатель. Ведь даже гений его масштаба неравнодушен к лести, а Бенсон, сам того не зная, польстил Армистону чрезвычайно.

— Водочка, — продолжил свою мысль Ворный, — она ведь человечеству не одну сотню лет верно служит. Все, можно сказать, на опыте поколений проверено. Она, между прочим, и тебе если не жизнь, так разум спасает.

“И ей-богу, я сделаю Уэнтуортов главными героями, жертвами Годаля! Они идеальные персонажи для такого сюжета. Бенсон и понятия не имеет, что подарил мне выигрышный билет! Как хорошо, что он не знает, на что популярные авторы готовы ради подходящего сюжета!”

— Если бы Россия присоединилась к единому информационному пространству… — начал было я.

Сказано – сделано. Армистон с супругой приняли следующее же приглашение от Уэнтуортов.

— Если бы Россия присоединилась к вашему долбаному пространству, — перебил меня Ворный, — так не было бы уже России. А может быть, и вообще ничего не было. Стояли бы на голой матушке Земле только башни ваши информационные.

Тут надо иметь в виду, что миссис Уэнтуорт была охотницей до именитых гостей. Она вечно пыталась собрать за одним столом знаменитостей, к примеру, писателя Армистона, художника Брейкенса, путешественника Йоханссена и прочих, и прочих. До сих пор Армистону удавалось устоять перед ее уловками и не оказаться очередным трофеем за ее пышным столом, где она имела обыкновение демонстрировать свои победы самодовольным друзьям. У него всегда была в запасе отговорка.

Я откинулся на спинку стула, кулаком подпер щеку и насмешливо посмотрел на майора.

Тем вечером у стола собралось немало неприятных типажей: юных богатых бездельников, барышень с акульими повадками и прочих подобных индивидов; все они пожали великому писателю руку и сообщили, какая он удивительная личность. Миссис Уэнтуорт новая добыча привела в такой ажиотаж, что она лишилась способности произносить внятные речи и лишь порхала вокруг, словно восторженная подружка невесты. С облегчением Армистон узнал среди приглашенных одного из своих друзей – Йоханссена. За сигарами и коньяком ему наконец удалось остаться с путешественником наедине.

— Ты, Владимир Леонидович, когда последний раз за кордоном был?

– Йоханссен, – сказал он со значением, – где вы только не были.

— Не так давно! — с вызовом дернул подбородком Ворный. — С полгода назад. И не по служебной необходимости — детей в Диккенсленд возил. Старший в прошлом году Диккенса в школе проходил, ну вот я и решил…

– Как же, как же! – ответил тот. – Например, в Нью-Йорке севернее Пятой авеню – никогда там не был.

– Да, зато вы побывали на Яве, на Цейлоне и в колониях. А скажите, не слыхали ли вы о белом рубине?

* * *

Путешественник прищурился и посмотрел на Армистона странно.

– Как интересно, – ответил он вполголоса, – что вы задаете такой вопрос в этом доме.

Тут надо сказать, что майор Ворный не просто так себе майор, а майор Госбезопасности. И его прямая обязанность — за гостями присматривать. За мной в том числе.

У Армистона участился пульс.

Как получилось, что я со своим соглядатаем за одним столом сижу и водку пьянствую?

– А что такое? – с видом изумленной невинности поинтересовался он.

– Если вы не знаете, то не мне вас просвещать, – отрезал Йоханссен.

Во время второго моего визита в Москву меня скрутило по-настоящему. Не то что в первый раз. Я в это время находился в конференц-зале гостиницы «Депутатская», где проходила презентация нового проекта восстановления плодородных земель Краснодарского края. Почувствовав себя плохо, я еще успел выйти из зала и дойти до туалета. Там-то на меня и накатило. Сначала мне привиделось, что кафельные плитки облетают со стен, кружатся вокруг меня, будто бумажные голубки, и так и норовят клюнуть кто в лоб, кто в глаз. Отмахиваясь от плиток, я отступил к туалетной кабинке. Вынырнувшая из унитаза анаконда обвилась вокруг ног и повалила меня на пол. Я попытался встать, но руки по локоть провалились в странное месиво, напоминающее полузастывший алебастр.

– Что ж, как вам угодно. Но вы не ответили на мой вопрос. Слыхали ли вы о белом рубине?

– Что ж, не буду скрывать, я слышал, что некий белый рубин существует. На самом деле он не белый, а очень светлого сиреневого оттенка. Но старый язычник, которому он принадлежит по праву, предпочитает звать его белым, как он зовет белыми своих серых слонов.

Наверное, я закричал. Потому что маячивший у дверей майор Ворный вбежал в туалетную комнату. Увидев, как я корчусь на полу, он подхватил меня под руки, оттащил к умывальникам и усадил на мягкую скамеечку, под зеркала.

– Кто он? – спросил Армистон, из последних сил сохраняя видимое спокойствие. Его сверхтонкое чутье на интриги подсказывало, сколь заманчиво это внезапное сходство с загадочным белым рубином, который описал ему Бенсон. Он чувствовал себя гончей, напавшей на след.

— Эк на тебя накатило-то, — с сочувствием покачал головой Владимир Леонидович. — Ну-ка давай еще сверху накатим.

Йоханссен забарабанил пальцами по скатерти, ухмыльнулся себе под нос. Наконец, со странным блеском в глазах, он резко повернулся к Армистону.

Позже майор Ворный рассказал:

– Полагаю, вам все равно, откуда черпать вдохновение. Если вы хотите написать рассказ о белом рубине, я не знаю темы занимательнее. Но, Армистон, – он вдруг понизил голос почти до шепота, – если вы ищете тот самый белый рубин, советую поберечь свою шкуру и отозвать гончих псов, пока не поздно. Я считаю себя храбрецом. Когда я хожу на тигра, то стреляю с десяти шагов. Специально подпускаю зверя поближе, чтобы проверить, бережет ли меня судьба. На меня нападали обезумевшие носороги и раненые бегемоты. Бывало, вокруг летало столько пуль, что больше только дыр в москитной сетке. Но, – добавил он, опустив руку Армистону на плечо, – даже мне никогда не хватало духу замахнуться на белый рубин.

— Ну и дурной же ты был тогда, Петр Леонидович. Так сразу и не поймешь, не то чертей ловишь, не то католиков гоняешь. Ну, я решил, что это у тебя с бодуна отходняк такой тяжелый. У вас-то в закордонье сухой закон, поэтому многие как только к нам попадают, сразу квасить давай.

– Чудесно! – воскликнул писатель.

– Чудесно, да, для человека, который зарабатывает на хлеб, фантазируя над пишущей машинкой. Но поверьте, в реальности чудесного тут мало. Бросьте эту затею, друг мой!

Ну, а решив, что это мне с похмелья так плохо, сердобольный майор Ворный достал из потайного кармашка плоскую фляжку с президентским профилем на блестящем боку, отвернул крышечку и дал мне хлебнуть коньячку из своего энзэ.

– Значит, он и в самом деле существует?

Йоханссен поджал губы:

Пил я на автомате, не соображая, что делаю. После трех добрых глотков весьма неплохого коньяка мне, как ни странно, полегчало. Но для того, чтобы довести дело до конца, нужно было накатить как следует. И мы вместе с майором Ворным поехали в гостиницу, где я жил.

– Говорят, что да.

В тот вечер, открыв для себя целительную силу алкоголя, я основательно опустошил запасы бара в гостиничном номере. Владимир Леонидович от меня тоже не отставал. Впредь мы себе такого уже не позволяли. Но в тот вечер мы сначала перешли на «ты», хотя и продолжали называть друг друга по имени-отчеству, потом поговорили о футболе — Ворный эту игру любил, я же был к ней абсолютно равнодушен, — о женщинах, которых любим, о детях, которые были только у Ворного, о начальниках, которые мешают нам жить — ну, куда ж без них, — об информационных башнях, о странной, на мой взгляд, российской политике неприсоединения к единому информационному пространству… В общем, прошлись по всем приличествующим случаю темам. И под конец как-то очень легко и просто Владимир Леонидович признался, что служит в Госбезопасности, в отделе информационных диверсий, и к тому же вовсе не случайно оказался у дверей туалета.

– И сколько он стоит?

— Ты не думай, что это я по пьяни разоткровенничался, — повторил он раз семь. — Нас в гэбэ учат пить так, чтобы не пьянеть. Специальная наука есть, грапулогия называется, не слышал? Ну, вот знай теперь… Я и в первый твой приезд за тобой приглядывал… Ага, а что ж ты думал? Но ты же нормальный мужик, наш, русский!.. Ну и что, что живешь в этой заднице. Ну, в смысле, за кордоном… Какому коренному буржую водка в себя прийти поможет? А? Скажи мне?… Вот то-то и оно! Ты — наш! Поэтому я и решил: с тобой по-нормальному можно… Ну, в смысле просто поговорить, выпить…

– Стоит? Что значит “стоит”? В долларах и центах? Сколько вы дадите за своего ребенка? Миллион, миллиард – сколько? Можете сказать? Не можете. Вот именно столько этот белый камень и стоит для его законного хозяина. А теперь хватит болтать чепуху. Вон Билли Уэнтуорт сгоняет мужчин в гостиную. Полагаю, сегодня нас опять будут развлекать какие-нибудь певички за сто долларов в минуту. Удивительно, сколько денег уходит на вульгарную демонстрацию роскоши, когда в радиусе одной мили от этого самого места сотни семей умирают от голода!

Тем вечером пели две знаменитые певицы. Возможности как следует осмотреться Армистону так и не представилось. Впрочем, он утвердился в решении, что место действия рассказа будет в этом доме. Когда пришла пора прощаться, миссис Билли Уэнтуорт отвела Армистона в сторону и сказала сахарным голосом:

Не был майор Ворный похож на наивного мальчика и, надо полагать, не надеялся на то, что я поверю его объяснениям. Он четко отрабатывал обязательную программу. В конце концов, для того чтобы следить за мной, совсем не обязательно было посылать майора Госбезопасности. Майору требовался личный контакт. Что ж, меня это устраивало. Грехов за мной никаких не водилось, я выполнял свою работу в строгом соответствии с договоренностью между правительством России и МЭФом. Поэтому мне было куда как спокойнее общаться с майором Ворным, человеком образованным и в общении приятным, нежели ловить каждый косой взгляд и в каждом встречном подозревать агента. Если общение со мной может принести Владимиру Леонидовичу какую-то пользу, что ж, я не против.

– Вы уж простите, что вам пришлось провести целый вечер с этими людьми. Позвольте мне загладить свою вину – приходите к нам, когда мы одни. Любите ли вы редкие диковинки? Да-да, конечно, мы все их любим. У меня есть чудесные вещицы, я все их вам покажу. Приходите в следующий вторник, поужинаем в узком кругу, только мы с вами.

Армистон немедленно осчастливил светскую коллекционершу, приняв приглашение воссесть за ее столом не как трофей, а как друг семьи.

Чего я поначалу никак не мог взять в толк, так это какой интерес представляет моя скромная персона для российской Госбезопасности. В первые приезды я вообще только с лекциями выступал, о новых программах МЭФа рассказывал. Я так напрямую и спросил у Владимира Леонидовича: ну какой из меня шпион?

Усадив жену в автомобиль, он оглянулся и посмотрел на дом, расположенный напротив Центрального парка. Это была точная копия какого-то французского шато из серого песчаника, в комплекте с подъемным мостом и нависающими башенками. Узенькие бойницы, выходившие на улицу, были окованы чугунными решетками.

“Годалю тут нелегко пришлось бы”, – мысленно хмыкнул Армистон.

Ворный объяснил, что дело тут вовсе не в шпионаже: «Ты что, думаешь, я бы вот так водку пил со шпионом?» Госбезопасность наблюдает за всеми, кто прибывает в Россию из-за кордона. Даже за своими, кто туда по работе или отдыхать ездил. Все дело в том, что Россия, как известно, упорно не желает допускать на свою территорию информационные нанотехнологии, изменившие жизнь всего остального мира, в котором нет больше ни границ, ни закрытых территорий. А в последнее время, если верить майору Ворному, в России то здесь, то там, чаще всего в отдаленных, малообжитых районах, вроде как сами собой стали прорастать информационные башни.

Той ночью в постели жена спросила, почему он так ворочается.

– Белый рубин не дает мне покоя, – уклончиво ответил писатель.

Собственно, и у нас все так же начиналось: сначала — информационные башни, следом за ними — универсальные информационные носители, ну а уж потом — единое информационное пространство. Русские сразу же выставили санитарный кордон, распахали километровую полосу вдоль всей границы и, как только на ней информационная башня расти начинает, тут же ее выкорчевывают — заливают жидким азотом.

Решив, что ему снится сон, она успокоилась и погрузилась в дремоту.



— Мы знаем, как происходит естественное перемещение спор информационных башен, — говорил мне майор Ворный. — Если бы даже им каким-то чудом удалось проникнуть за наш санитарный кордон, то башни начали бы расти вдоль границ. Так нет же! — в сердцах хлопал ладонью по столу Владимир Леонидович так, что рюмашки подскакивали. — Ростки башен появляются в глубине нашей территории! Как правило, в местах с невысокой плотностью населения. Чтобы, выходит, не сразу их обнаружили. И что это значит?

Иногда великим авторам приходится проживать жизнь своих персонажей, так сказать, во плоти. Иначе эти персонажи не были бы такими достоверными. В образе вора Годаля Армистон создал поистине сверхчеловека. Вот уже десять лет он посвящал ему все свои рассказы. Годаль был для него как открытая книга: Армистон думал его мысли, видел его сны, решал его проблемы, ввязывался вместе с ним в немыслимые приключения. Годаль же, в свою очередь, платил ему сторицей. Благодаря этому великому мошеннику некогда бедствовавший начинающий писатель превратился в самого высокооплачиваемого автора в США. Годаль подарил Армистону достаток и роскошь. В деньгах Армистон давно уже не нуждался. Одни только журнальные издания приносили ему немалые суммы. Книги же окупались и того лучше, обеспечивая неизменный ежегодный доход, совсем как правительственные облигации, только с гораздо большим процентом. Хотя все свои невероятные преступления Годаль совершал на бумаге, для автора он был живым существом. Более того, он и был Армистоном, так же как Армистон был Годалем.

— Что это значит? — тупо повторял я вопрос майора.

Неудивительно, что следующего вторника Армистон дожидался с огромным волнением. Ведь благодаря простодушному рассказу его нового знакомца у великого Годаля появилась возможность превзойти самого себя и не только совершить очередную сенсационную кражу, но и заявить о себе как о величайшем в мире детективе.

Так что не Армистон, а Годаль открыл тем вечером жене дверь автомобиля и препроводил ее к роскошному крыльцу дома Уэнтуортов. Он поднял глаза и внимательно осмотрел фасад. “Нет, – сказал он себе, – с улицы внутрь не проникнуть. Надо будет осмотреть дом со всех сторон”. Его взгляд остановился на железных решетках, защищающих глубоко посаженные окна фасада. На поверку решетки оказались из закаленной стали, утопленной в армированный бетон. Все удаленные уголки дома были защищены так же надежно, как государственный монетный двор.

— А то и значит, что кто-то, вернее, сволочь какая-то, завозит споры контрабандой. И рассеивает их тут, у нас!

“Значит, ему должны открыть изнутри”, – отметил Армистон.

Бац!

Дворецкий оказался глух как пень, что было крайне странно. Зачем нанимать глухого для руководства всем штатом прислуги, особенно когда речь идет о семье со статусом Уэнтуортов? Армистон с любопытством оглядел дворецкого. Тот был еще не стар, так что о милости за выслугу лет не могло быть и речи. Нет, благотворительность тут ни при чем. Протянув дворецкому трость и шляпу, Армистон дважды попытался перекинуться с ним парой слов. В первый раз он стоял к нему спиной и ответа не получил. Тогда он повернулся к нему лицом и так же негромко повторил сказанное. В ярко освещенном зале были хорошо видны его губы.

“Ну и ну, он умеет читать по губам! – мысленно восхитился Армистон: дворецкий понял все, до единого слова. – Это факт номер два!” – отметил для себя создатель великого мошенника Годаля.

Кулак Владимира Леонидовича впечатывается в столешницу.

Знакомясь таким образом с самыми интимными деталями окружения Уэнтуортов, он не испытывал никаких угрызений совести. Случай подарил ему на редкость хороший сюжет, к тому же все это было понарошку. Более того, в рассказе он изменит детали так, что никто никогда и не догадается, что речь об Уэнтуортах. А если их жизнь устроена так, что сам бог велел сделать их жертвами вымышленного ограбления, то почему бы этим не воспользоваться?

Великий вор – Армистон отдавал себе отчет, что явился сюда, только чтобы помочь Годалю – выслушал любезные приветствия хозяйки, напустив на себя величественный вид, который так хорошо ему удавался. Армистон был высок и худ, с длинными тонкими пальцами; в его волнистых волосах, несмотря на сравнительно молодой возраст, проглядывала едва заметная седина; кроме того, он знал толк в хороших костюмах. Миссис Уэнтуорт гордилась бы таким пополнением своего круга гостей, даже если бы он не был знаменитым писателем. К тому же миссис Армистон происходила из хорошей семьи, так что в их визите к самой высокопоставленной светской семье города не было ничего удивительного.

— А при чем тут я?

Ужин выдался поистине замечательным. Армистон, кажется, начал догадываться, зачем нужен глухой дворецкий. Миссис Уэнтуорт так его вымуштровала, что могла в любой момент поймать его взгляд и отдать любое, самое незначительное распоряжение, едва шевельнув губами. В этих незаметных для гостей переговорах хозяйки с глухим слугой было что-то почти зловещее.

— При том, дружище, — Ворный наклонялся поближе и шептал в самое ухо. — Что обычные туристы в крупных городах толпятся. Москвы, Питера, Вологды и Новосибирска им более чем достаточно. В глухие углы лезут только любители экстрима и вы! — он больно тыкал меня пальцем в грудь. — Юные натуралисты. Вот и получается, что экстремалы и экологи — две основные группы риска. Поэтому мы и присматриваем за вами особо.

“Ну и ну, какая деталь! Годаль, дружище, запиши себе куда-нибудь о глухом дворецком и пару раз подчеркни. Такое забыть нельзя! Настоящий туз в рукаве!”

— Чушь! — возмущенно тряс головой я.

Убедившись, что Уэнтуорт увлекся беседой с миссис Армистон и что компания подобающим образом разделилась поровну, Армистон посвятил все свое внимание миссис Уэнтуорт. Направляя разговор искусными вопросами, большую часть времени он помалкивал и изучал свою собеседницу.

“Скоро-скоро, моя милая, мы украдем ваш драгоценный белый рубин, – посмеивался он про себя, – но пока мы строим планы, вы достойны единолично владеть нашим вниманием”.

Ворный таинственно улыбался и укоризненно грозил мне пальцем. После чего брал бутылку и наполнял рюмашки.

Неужели у нее и в самом деле был белый рубин? И Бенсон по какой-то причине о нем знал? И что означали странные речи Йоханссена? Хозяйка дома стала для Армистона объектом пристальнейшего интереса. Это прелестное создание легко представлялось ему одержимым страстью к редким драгоценностям, настолько, что вообразить себе, как она проникает в поместье какого-нибудь языческого малайского монарха с единственной целью – украсть драгоценную святыню, – не составляло никакого труда.

— Ну, давай накатим…

– А не доводилось ли вам бывать в Британской Малайе? – поинтересовался он безразличным тоном.

* * *

– Погодите! – рассмеялась миссис Уэнтуорт, легонько прикоснувшись к его руке. – У меня есть несколько малайских диковинок, каких, ручаюсь, вы никогда еще не видели!

— Вот видишь, — сказал я, продолжая начатый разговор. — А между тем Диккенсленд создан с помощью все тех же информационных нанотехнологий.

Полчаса спустя все собрались за кофе и сигаретами в отдельной гостиной миссис Уэнтуорт. Это была удивительная комната. Не было такого места на земле, откуда здесь не нашлось бы сувенира. Резьба по тику и слоновой кости; настенные панно из сладко пахнущих экзотических волокон; жадеитовые лампы; причудливые нефритовые и агатовые божки, все, как один, сидящие в позе Будды; шали, расшитые барочными жемчугами; индийская бирюза… Армистон никогда прежде не видел такого богатого собрания. У каждого экспоната была своя история. Теперь он смотрел на хозяйку дома новыми глазами. Ее путешествия, ее приключения, вся история ее жизни – жизни, которую она прожила в реальности, – затмевали даже судьбу блистательного проходимца Годаля… чей дух сейчас стоял рядом и задавал бессчетные наводящие вопросы.

— Ну и что? — безразлично дернул плечом Ворный. — У нас под Архангельском церковь стоит, без единого гвоздя построенная.

– А нет ли у вас в коллекции рубинов?

— А при чем тут это? — не понял я.

Миссис Уэнтуорт потянулась к сейфу в стене. Ее ловкие пальцы быстро прокрутили кодовый диск. Жадным взглядом, точно кот за клубком, Армистон следил за ее движениями.



— При том, что церковь одним топором срубить труднее, чем парк развлечений с помощью информационных башен склепать.

Точно кот за клубком, Армистон следил за ее движениями.

— По-твоему выходит, смысл жизни заключается в преодолении трудностей?



“Факт номер три! – отметил Годаль, пока Армистон старательно запоминал цифры. – Пять, восемь, семь, четыре, шесть. Мы знаем комбинацию”.

— Смысл жизни заключается в том, чтобы быть уверенным в себе и завтрашнем дне! — пафосно изрек Ворный.

Миссис Уэнтуорт достала шесть рубинов цвета голубиной крови.

– Этот, кажется, бледноват, – безразлично отметил Армистон, посмотрев один, особенно крупный, на свет. – А правда ли, что иногда рубины бывают белыми?

Не новость — это я от него уже слышал.

Прежде чем ответить, хозяйка бросила на него быстрый взгляд. Он стоял, задумчиво глядя на темно-красный камень у себя в ладони. Внутри, казалось, открывалась бездна в тысячу миль глубиной.

— Люди, живущие в едином информационном пространстве, имеют все необходимое…

– Что за невероятная идея! – сказала она и перевела взгляд на мужа.

— Не имеют, а получают, — уточнил Владимир Леонидович.

Уэнтуорт нежно взял ее за руку.

— Пусть так, — не стал спорить я. — Какая разница?

“Факт номер четыре!” – отметил про себя Армистон и добавил вслух:

– Как вы не боитесь воров, когда у вас в доме такие богатства?

— Вы разучились делать что-либо своими руками.

– Поэтому мы и живем в крепости! – легкомысленно рассмеялась миссис Уэнтуорт.

— Для того чтобы чем-то себя занять, не обязательно топором махать. Существуют наука, искусство, творчество… Тот же Диккенсленд создан с помощью информационных нанотехнологий, но придумали и спроектировали его люди.

– Неужели вас ни разу не пытались обокрасть? – рискнул Армистон.

– Ни разу!

— Ну-ну, — ехидно усмехнулся Ворный. — Ты лучше подумай о том, что, когда в один прекрасный день исчезнут информационные башни, вы останетесь с голыми задницами и без куска хлеба.

“Явная ложь, – подумал он. – Факт номер пять! Наше дело продвигается”.

— С чего вдруг информационные башни должны исчезнуть? — искренне удивился я.

– Сомневаюсь, что даже ваш несравненный Годаль смог бы сюда проникнуть, – заявила миссис Уэнтуорт. – В эту комнату и слугам-то не разрешено заходить. Дверь запирается – но не на ключ. Уборщица из меня никудышная, – лениво призналась она, – но здесь наводят порядок только мои бедные ручки.

— Ас чего вдруг они появились двадцать лет назад? — вопросом на вопрос ответил Ворный.

– Да что вы! Поразительно! А можно ли осмотреть дверь?

На сей счет существовала общепринятая теория, но мне не хотелось ее пересказывать. Тем более, что Ворный наверняка ее знал. И все-таки он ждал ответа. Поэтому я решил отделаться общими фразами.

– Конечно, мистер Годаль, – сказала женщина, прожившая больше жизней, чем сам Годаль.

— В какой-то момент в развитии новых направлений в науке и технике, главным образом, компьютерных, информационных и нанотехнологий, произошел качественный скачок, результатом которого стало появление первых информационных башен.

Армистон осмотрел дверь и хитроумное устройство, позволявшее ей запираться без ключа и, судя по всему, даже без замка, – и вернулся к хозяевам разочарованный.

– Ну что, мистер Годаль? – насмешливо поинтересовалась миссис Уэнтуорт.

— Ага, — Ворный многозначительно кивнул и расплескал водку по стаканам. — А кто конкретно их создал?

Он лишь озадаченно покачал головой.

Я взял свой стакан.