И. С. Фесуненко

Пеле, Гарринча, футбол-2

ОТ АВТОРА

Эта книга была написана во второй половине 60-х годов, когда сборная Бразилии готовилась к чемпионату мира-1970. На том памятном турнире раскрылся во всем своем блеске гений Пеле. Весь мир был восхищен руководимой Загало и сразу ставшей легендарной командой с именем «BRASIL» на футболках.

Видимо, именно потому книжка «Пеле, Гарринча, футбол» довольно быстро исчезла с книжных прилавков. А сегодня, тридцать лет спустя, у меня возникло желание вновь окинуть взглядом те бурные футбольные годы. И проверить (вместе с читателями) прежние впечатления, мысли и оценки, основываясь на опыте последующих лет.

Ведь все тридцать лет, прошедших с тех пор, как была написана эта книга, я продолжал следить за всем, что происходило в бразильском футболе, за жизнью героев книги, за новыми поворотами их судеб, подчас радостными, иногда (как это стало с Гарринчей) трагическими. За эти три десятилетия я неоднократно встречался с Пеле, с Загало, с Салданьей, с Диди, со многими другими людьми, упомянутыми и не упомянутыми в книге. Этот поток новых впечатлений, документы, фотографии, звукозаписи постепенно откладывались в памяти, в душе и в сердце, накапливались в досье. И теперь я решил, вернувшись к старой рукописи, дополнить ее новой информацией, свежими данными и мыслями. Получилась фактически новая книжка. Но поскольку речь в ней идет о тех же самых героях, о том же — самом славном периоде истории бразильской сборной, когда она в третий раз завоевала звание чемпионов мира, я решил не менять название, а лишь слегка уточнить его. Поэтому на обложке появилось:


«ПЕЛЕ, ГАРРИНЧА, ФУТБОЛ-2».


Хотелось бы надеяться, что она встретит такой же добрый интерес и благожелательное отношение читателей, как это и первый вариант «Пеле, Гарринча, футбола».

А для начала хочется сразу же предварить несколькими поясняющими фразами предисловие к этой книжке, которое написал для меня Жоан Салданья — выдающийся журналист и великой души человек. (Замечу, что в Бразилии его популярность была просто невероятной при жизни и сохраняется такой спустя полтора десятка лет после смерти. Выражаясь сегодняшним языком, он единодушно считался самым «крутым» среди бразильских футбольных обозревателей 50–80-х годов.)

…«Организовать» предисловие специалиста или просто какого-нибудь знаменитого человека всегда является одной из первейших забот молодого автора готовящейся к печати первой книги. Нередко бывает и так, что текст для знаменитости пишут заранее, после чего она, знаменитость, небрежно пробежав глазами этот заготовленный текст и переставив местами два-три слова, снисходительно ставит свой автограф. Или просто дает «добро».

В данном случае (а «Пеле, Гарринча, футбол» была моей первой книгой, и меня вполне можно было считать «молодым» автором, хотя в те дни, когда начал работать над ней, мне уже стукнуло тридцать пять) все было совсем не так. К тому времени, когда у меня созрела идея написать эту книжку, мы были знакомы с Жоаном четыре года. И уже подружились. Причем не только на почве регулярных совместных сидений в ложе прессы «Мараканы».

Жоан Салданья (слева) и автор книги

Жоан очень симпатизировал нашей стране, и ему, как мне кажется, было приятно, что по крайней мере один из немногих русских, работавших в те времена в Бразилии, так часто появляется на футболе. Поэтому он с готовностью откликнулся на мою робкую просьбу: «Два-три абзаца для моей книжки, Жоан. Если можно, конечно…»

Буквально на следующий день он позвонил мне, предложил приехать к нему домой в квартал Ипанема и протянул две с половиной страницы убористого текста, натюканные им на машинке собственноручно, которые вы, уважаемый читатель, сейчас прочитаете. Он подписал не только последнюю страничку, но и заверил своей подписью начало и конец каждой страницы. Так, словно речь шла о юридическом документе. Последняя фраза этого предисловия: «Надеюсь, что она (то есть моя книга. — И.Ф.) будет пользоваться заслуженным успехом», — была им подписана от руки все теми же лиловыми чернилами, которыми рубриковался текст. А потом присовокупил и свою книжку со странным названием «Подполье бразильского футбола».

Жоан Салданья: «Надеюсь, что она (то есть моя книга — И.Ф.) будет пользоваться заслуженным успехом»

Впоследствии я понял, что он перефразировал название известного романа своего друга Жоржи Амаду «Подполье свободы», рассказывавший о борьбе бразильских коммунистов против диктаторского режима, воцарившегося в стране после переворота 1937 года.

(Жоан, как и Жоржи Амаду, как и Оскар Ниемейер, как и многие другие лучшие сыны бразильской нации первых послевоенных лет, тоже был коммунистом, из песни слова не выкинешь. В те годы в Бразилии быть коммунистом означало подвергать свою жизнь постоянной опасности. Это во-первых.

А во-вторых, это означало быть другом Советского Союза, «могильщика фашизма», чей престиж во всем мире в первые после окончания Второй мировой войны годы был необычайно высок.)

Я так подробно рассказываю об этом не только потому, что мне было очень приятно получить от Жоана такой щедрый подарок. Многолетняя дружба с ним не просто обогатила меня «фактурой», массой интереснейших сведений из истории бразильского футбола, которую Жоан знал до мельчайших деталей. Нет, дело не только в этом. Общение с ним стало большой радостью и жизненно важной частью моей профессиональной биографии. Оно одарило меня незабываемыми и неповторимыми эмоциями. Такое не найдешь в книгах, не позаимствуешь у коллег, не выучишь на университетских семинарах.

Жоан скончался в 1990 году в Риме во время чемпионата мира по футболу, куда он приехал уже тяжело и неизлечимо больным. Но его бесчисленные друзья в Бразилии и других странах продолжают помнить о нем и любить его. А я храню эти его две с половиной страницы как наиболее ценную профессиональную реликвию, как память об одном из самых дорогих мне людей.

ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ БРАЗИЛЬСКИЙ ФУТБОЛ ЛУЧШИМ В МИРЕ?

По правде сказать, мы, бразильцы, считаем, что это именно так и есть. Увы, проблема заключается в том, что англичане, итальянцы, венгры, аргентинцы и, возможно, советские болельщики точно так же оценивают футбол в своих странах. В этом противоречии нет ничего плохого. Благодаря такому образу мыслей все стремятся совершенствоваться, а это идет только на пользу футболу.

А является ли бразильский футбол своеобразным, отличающимся от футбола иных стран? Да. Безусловно. В принципе каждая страна имеет свой особый футбол, даже в том случае, когда она пользуется общепринятыми тактическими системами. Здесь происходит то же самое, что мы видим в музыке: ноты одинаковы, инструментовка оркестра тоже одинакова, но каждая страна имеет свою собственную национальную музыку. Футбол каждой страны также имеет свои национальные особенности.

Однако отличие бразильского футбола от футбола иных стран определяется не только этим важнейшим принципом, но также и тем, что мы располагаем рядом условий, которых нет в других странах. Каковы они?

Прежде всего футбол в Бразилии — это не просто разновидность народного искусства. Это нечто гораздо большее: народная страсть. В Англии, например, очень любят футбол. Но наряду с этим любят и регби, и крикет, и другие виды спорта. В Бразилии же хотя и практикуются иные, кроме футбола, виды спорта, но их уделом являются маленькие и пустые спортивные площадки.

Именно из-за этой страсти к футболу стадион «Маракана» строился в расчете на 200 тысяч зрителей. «Морумби» в Сан-Паулу, вступивший в строй в 1970 году, вмещает 180 тысяч болельщиков. В Порту-Алегри футбольный клуб этого штата «Интернационал» выстроил стадион на 110 тысяч зрителей, «Минейрао» в штате Минас-Жерайс вмещает 130 тысяч человек.

А в Аракажу — маленьком городке на северо-востоке страны с двухсоттысячным населением, городке, изолированном от других городов и населенных пунктов, — построили стадион на 50 тысяч болельщиков, и на празднике открытия громадное количество желающих не смогло попасть на трибуны.

Но, вероятно, самый любопытный курьез, который демонстрирует, до чего дошла в Бразилии страсть к футболу, имел место в моей провинции, в Рио-Гранде-ду-Сул, в городке Эрешим, который поставил «мировой рекорд». Дело было так. В соседнем городке Пассо Фундо осмелились расширить имевшийся там стадион. Почтенные граждане Эрешима почувствовали себя возмущенными, это был вызов, черт возьми! Собрались почтенные отцы города, болельщики, игроки и организовали кампанию по сбору средств на строительство самого крупного… на севере Рио-Гранде-ду-Сул стадиона! В ходе этой кампании была даже продана вставная челюсть какой-то бабушки. Но стадион был выстроен! 45 тысяч зрителей могут с его трибун любоваться любимым футболом! Нужно только учесть, что население городка Эрешим составляет где-то около 30 тысяч жителей. И что поблизости Эрешима нет иных населенных пунктов. Самый ближайший находится примерно в шести часах езды на достаточно быстром автомобиле… Честное слово, я не знаю другой страны, где бы люди так увлекались футболом! А ведь я побывал в 62 странах… На втором месте я поставил бы климатические и географические условия нашей страны, облегчающие занятие футболом. Мы можем играть в футбол круглый год. От января до декабря. Наши географические, климатические условия исключительно благоприятны для физического развития игроков. Их мускулы эластичны, а разогрев мышц происходит в нашем климате сам по себе…

В-третьих, я хотел бы отметить, что наши игроки начинают играть в футбол очень рано… Вообще бразильский ребенок по своему развитию, по условиям жизни взрослеет очень быстро. Наш мальчишка уже в пятнадцать лет сталкивается с заботами взрослых людей. А в Европе пятнадцатилетний мальчишка носит еще короткие штанишки и ходит в школу. Разумеется, это имеет и положительные, и отрицательные последствия.

Воспитание нашего игрока, его формирование рождает все мыслимые пороки и добродетели. Когда он приходит в клуб, часто бывает уже невозможно изменить его. Можно наверняка утверждать, что иногда наши лучшие «звезды» теряют гол потому, что предпочитают ему красивый игровой трюк. Не знаю, хорошо это или плохо, Гарринча был именно таким. Правильно ли было бы пытаться переделать его? Таков и Пеле. Он наслаждался возможностью сделать гол как можно более красивым, даже если из-за этого он иногда терял голевую ситуацию. А вот Тостао — этот уже иной. Он играет просто, обладает удивительным чувством коллективизма и тоже является выдающимся игроком. Я был тренером Гарринчи много лет в «Ботафого» и решил, что лучше всего — не пытаться перевоспитывать его. И я не раскаиваюсь в этом. Я пытался понять его, использовать его как партизана, помогающего регулярной, хорошо организованной воинской части, партизана, который действует путями и методами своими собственными, отличными от других, но тоже полезными и нужными.

Возможно, я недостаточно беспристрастен для того, чтобы объективно говорить о футболе, в который я влюблен беззаветно. Я могу совершить много ошибок в оценках. Отсюда — важность работы Игоря Фесуненко, который изучает наш футбол — наши ошибки и наши достижения — с большим интересом и увлечением. Фесуненко — наблюдатель более спокойный, чем мы, и поэтому он может нам весьма помочь своей работой. Надеюсь, что она будет пользоваться заслуженным успехом.

Жоан Салданья,

сентябрь 1969 года

ОДНА, НО ПЛАМЕННАЯ СТРАСТЬ (вместо введения)

О том, что такое бразильский футбол и какое место занимает он в жизни этой страны, хорошо сказала однажды бразильская «А Газета», прокомментировавшая выступление своих соотечественников на французском стадионе следующим образом: «Визит наших футбольных „звезд“ важен прежде всего потому, что благодаря им из 35 тысяч французов, присутствующих на матче, по крайней мере 30 тысяч узнали наконец, что где-то существует страна, называемая Бразилией. Что касается остальных пяти тысяч, то они смогли обнаружить, что набедренная повязка уже не является в Бразилии самым элегантным и модным нарядом…»

Действительно, многие знают сегодня Бразилию прежде всего как страну футбола, где царствует великий, легендарный «Король» Пеле. И следует признать, что эти представления не так уж далеки от действительности.

Вероятно, среди 90 миллионов бразильцев нет ни одного, который ни разу в жизни не ударил бы ногой по мячу. Любви, как известно, все возрасты покорны. Любви к футболу — тем более. В Порту-Алегри состоялся однажды уникальный матч ветеранов, самому младшему из которых было… 60 лет, а старшему 84! Старики вышли на поле не шутки шутить: они поработали на славу, сыграв со счетом 3:3. Согласитесь, что шесть голов не всегда увидишь и в матчах молодых мастеров! Впрочем, спортивные показатели резвых дедушек были перекрыты в другом, не менее необычном состязании, состоявшемся в том же 1969 году на противоположном конце Бразилии — в джунглях Амазонки. В поселке Сан-Маркос команда индейцев племени шавантес разгромила сборную столичных студентов, приехавших в этот район с научной экспедицией, со счетом 15:0. А незадолго до этого бравые шавантес повергли со счетом 4:1 команду своих духовных наставников: монахов из миссии салесианцев, обращающих индейцев в католическую веру и заодно шарящих по Амазонии в поисках нефти, руд и других полезных ископаемых. Когда в штате Рио-де-Жанейро пришла пора отметить годовщину новой конституции, главной церемонией праздничных торжеств явился футбольный матч между командами, в которых играли депутаты двух соперничающих парламентских фракций. Сообщившая об этом накануне газета «Корейо да манья» не без ехидства писала: «Больше всего удовольствия от матча получат зрители, которые придут на стадион только для того, чтобы выяснить: сумеют ли почтенные депутаты на футбольном поле проявить себя еще хуже, чем в политике…»

Есть в штате Гуанабара маленький поселок Курупаити, в котором сейчас насчитывается 911 жителей. В течение долгих лет (никто из жителей уже не помнит, когда родился этот обычай) каждое воскресенье почти все его население после утренней мессы отправляется на традиционный матч между двумя командами, носящими красивые имена: «Элита» и «Генриетта». С первой до последней минуты расставленные на улицах поселка громкоговорители обстоятельно сообщают обо всех перипетиях схватки. Это делается для того, чтобы за матчем могли следить те, кто не смог и никогда не сможет прийти на стадион. А таких в Курупаити немало. Потому что все обитатели этого городка — и префект, и чистильщик ботинок, и… футболисты — неизлечимо больны: Курупаити — колония прокаженных… Да, страсть бразильцев к футболу трудно даже сравнить с чем бы то ни было. Вероятно, только в Бразилии возможен такой случай, как тот, что произошел в провинциальном городке Итауна в штате Минас-Жерайс. Префект Итауны объявил посредине недели выходной день: закрылись конторы, лавки и колледжи, замерла жизнь, и все это — для того, чтобы население городка в полном составе смогло присутствовать на тренировке (а не на матче даже!) приехавшей из столицы штата команды «Атлетико».

Сердобольный начальник полиции Итауны предоставил по этому случаю краткосрочное увольнение всем заключенным городской тюрьмы, которые дружным строем отправились на стадион, а затем, преисполненные благодарности, возвратились в свои камеры.

Впрочем, посещение футбола арестантами явилось не только культмассовым мероприятием, но и в известной степени учебным семинаром по повышению квалификации: во многих бразильских тюрьмах существуют свои футбольные команды, участвующие в турнирах, проходящих столь же бурно, сколь и матчи на зеленых полях «Мараканы», «Пакаэмбу», «Минейрао» и других крупнейших бразильских стадионов. В крупнейшей латиноамериканской тюрьме «Карандиру» в Сан-Паулу разыгрывается даже свой собственный чемпионат между командами блоков и этажей. Говорят, что игровая дисциплина у фальшивомонетчиков и налетчиков гораздо выше, чем у профессионалов кожаного мяча. Это объясняется тем, что все игры в «Карандиру» судит убийца-рецидивист.

Его авторитет среди своих собратьев по заключению настолько высок, что ему никогда не приходилось во время судейства матчей прибегать к крайним мерам. К таким, например, какими воспользовался однажды один из арбитров, судивший матч в городке Корумба — на границе с Боливией. Когда игроки попытались оспорить пенальти, непреклонный судья выхватил пистолет и открыл беглый огонь по своим оппонентам, покушавшимся на его авторитет. Один нарушитель футбольной дисциплины мгновенно скончался, другой получил тяжелые ранения, а сам блюститель спортивной этики, воспользовавшись замешательством очевидцев, вскочил на верного скакуна и был таков… Его так и не разыскали впоследствии, потому что ни зрители, ни футболисты не знали, кто он такой. Дело в том, что назначенный на матч судья не явился, и судьба встречи была доверена первому желающему, подвернувшемуся в этот момент под руку.

Ведь в Бразилии нет человека, который не знал бы футбольных правил!..

Любой бразилец с гордостью перечислит вам все официальные и неофициальные футбольные рекорды, принадлежащие его стране. Самым знаменитым из них является, конечно, рекорд, установленный Пеле: в 1958 году он стал самым молодым чемпионом мира в истории розыгрышей Кубка Жюля Риме, четыре года спустя — самым молодым двукратным чемпионом мира, а в 1970 году стал единственным футболистом, удостоенным звания трехкратного чемпиона мира… Бразильцам принадлежит абсолютный снайперский рекорд футбола: по количеству голов, забитых одним игроком за всю свою жизнь. Таким чемпионом является легендарный Артур Фреденрайх, игравший в командах Рио-де-Жанейро и Сан-Паулу 26 лет (с 1909 по 1935 год) и забивший за это время 1329 голов! В 1969 году Бразилия завоевала еще один футбольный рекорд: вратарь команды «Крузейро» (г. Белу-Оризонти) Раул сумел провести без единого гола 1027 минут игры — почти дюжину матчей! — подряд. Его рекорд, впрочем, продержался всего лишь год; в 1970 году Жорже Рейс, вратарь команды «Рио-Бранко» из города Витория, сыграл 17 матчей без единого гола, доведя «сухой» рекорд вратарей до поистине фантастической величины — 1604 минуты.

Учитывая особую важность футбола как средства пропаганды Бразилии за рубежом, министр иностранных дел этой страны Магальяэс Пинто организовал в 1967 году грандиозный завтрак, на котором встретились сотрудники МИД и ведущие футболисты во главе с Пеле. На этом завтраке был намечен ряд мер по оказанию помощи бразильским командам, выезжающим за пределы страны. Посольства и консульства Бразилии получили специальную директиву с требованием оказывать футболистам всемерную помощь. Было решено также выдавать футболистам и тренерам во время их заграничных поездок голубые паспорта, предназначенные для лиц хотя и не обладающих статусом дипломата, но находящихся в официальной командировке. Впрочем, и до получения этих директив бразильские дипломаты весьма ревностно помогали своим футбольным собратьям в выполнении их славных, но не всегда легких миссий. Лет пятнадцать назад, например, бразильский консул в Барселоне в знак протеста против ареста игроков «Ботафого», схваченных испанской полицией после грандиозной драки во время матча с хозяевами поля, явился в тюрьму и объявил, что садится за решетку вместе с футболистами. Дипломат в тюрьме! Дело запахло нешуточным скандалом! Спустя несколько часов местные блюстители порядка вынуждены были пробить отбой и выпустить бразильских футболистов на свободу.

Но далеко не всегда футбол пользуется такой беспредельной поддержкой со стороны властей. В 1966 году, например, после поражения на чемпионате мира в Англии, расцененного в стране как национальная катастрофа, как несмываемый позор, как черное пятно на добром имени Бразилии, в парламенте обсуждалась резолюция, предложенная, как говорится, на полном серьезе одним из депутатов, который потребовал проведения против руководителей Национальной конфедерации спорта военно-полицейского расследования.

Все эти факты, кажущиеся нам смешными или трогательными, анекдотичными или трагикомическими, никого не удивляют в Бразилии.

Потому что футбол стал в этой стране всепожирающей страстью, религией, радостью и любовью.

Торседорес — это болельщики. Это десятки тысяч страдальцев, ерзающих на трибунах, и миллионы мучеников, прильнувших к радиоприемникам и транзисторам. У каждой команды имеется своя торсида. Поэтому на каждом матче их присутствует две. Обе торсиды являются на стадион с флагами, оркестрами, петардами, ракетами, трещотками и занимают противоположные трибуны. С первой до последней минуты матча на стадионе происходит ни с чем не сравнимое вулканическое извержение страстей с грохотом петард, ревом глоток, треском ракет, громом барабанов, с развевающимися флагами, летящими вверх воздушными шарами, бенгальскими огнями и листовками.

Впрочем, для того чтобы получить более или менее полное представление о торсиде, нужно побывать на «Маракане» в день большого матча. Именно это мы и сделаем с вами в первой главе нашей книги, которая называется…

ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМОЙ «ФЛА» — «ФЛУ»

Старожилы «Мараканы» утверждают, что этот матч был единственным в своем роде. Непревзойденным. Небывалым…

«Фла» — «Флу»! Матч «Фламенго» и «Флуминенсе» — извечных соперников, более полувека оспаривающих первенство Рио-де-Жанейро. Вечный спор, никогда никем не решенный…

15 июня 1969 года. Город просыпается и начинает готовиться к матчу. Издалека — из соседних городов и рабочих предместий Рио — выезжают автобусы и грузовики с болельщиками, торопящимися занять места на архибанкаде. Радиостанция «Глобо» через каждые десять-пятнадцать минут объявляет: «Через 9 часов 47 минут начнется „матч-классико“, который будет транслировать лучшая в мире бригада спортивных репортеров, возглавляемая лучшим „радиалистом“ Валдиром Амаралом. Вы получите такое же впечатление от нашего репортажа, как если бы вы находились у кромки футбольного поля! Смотрите „Фла“ — „Флу“, слушая радио „Глобо“!!»

В окнах домов, в автобусах, на тротуарах — всюду тысячи флагов: красно-черные знамена «Фламенго» и трехцветные — красно-зелено-белые — «Флуминенсе». С каждым часом, приближающим начало матча, движение в городе все больше и больше сосредоточивается в одном направлении — «Маракана». До матча еще два часа, но репортеры «Глобо», «Насиональ», «Континенталь» и других радиостанций, захлебываясь от восторга, сообщают радиослушателям о беспрецедентной пробке, медленно, но верно вспухающей на подступах к стадиону. Напоминают о печально знаменитых пробках во время великих матчей: 16 июля 1950 года — трагический финал первенства мира или матч «Фла» — «Флу» 1963 года, поставивший «рекорд публики»; 177 656 человек уплатили в тот день за билеты. И тысяч двадцать-тридцать прошли бесплатно… Или ноябрьский матч 1968 года, когда после трехлетнего перерыва на «Маракане» появился «воскресший» Гарринча…

Я еду на матч уже целый час, и с каждым метром машина движется все медленнее и медленнее. Сплошная многокилометровая лента автобусов, «фольксвагенов», «виллисов», мотороллеров растянулась от авениды Рио-Бранко до «Мараканы». Машины не едут и даже не ползут. Они стоят, изредка проталкиваясь на пять-семь метров вперед. Раздраженно гудят моторы, дым клубами подымается над площадью Бандейра, над которой с визгом пролетают электропоезда.

В одном из вагонов съежился на площадке Зе да Силва — каменщик из дальнего пригорода Кампо-Гранде. Он знает, что «Менго» победит, но тревога все же точит, словно червь, его сердце… Глухо стучит барабан в соседнем вагоне, переговариваются колеса. Зе едет смотреть свой «Менго», как любовно называют «Фламенго» болельщики.

Рядом с моим автомобилем целая колонна набитых до отказа «фольксвагенов» с развевающимися из окошек трехцветными стягами.

Это так называемый «Молодой Флу» — группа артистов, певцов, журналистов, поклоняющихся флагу «Флуминенсе». Они обгоняют плетущихся по тротуару мулатов со стягами «Фламенго» в руках. Раздается обоюдный свист и улюлюканье: разминка голосовых связок накануне главной, решающей битвы, которая развернется на трибуне. До ворот стадиона остается метров двести. Это значит около двадцати минут «езды». Невозмутимые контролеры тщательно проверяют документы и пропуска.

Матч начинается через час, а команды давно в раздевалках. Репортеры радиостанций взволнованно сообщают о том, что знаменитый идол торсиды «Фламенго» аргентинец Довал прошел врачебный осмотр и допущен к игре. «Глобо» объявляет, что группа торседорес «Менго» ведет переговоры с президентом стадиона (в Бразилии почти каждый начальник или шеф именуется президентом: так оно как-то посолиднее, не правда ли?) о том, чтобы был разрешен вынос на поле главного знамени «Фламенго». В судейской комнате знаменитый Армандо Маркес — бразильский арбитр № 1 — облачается в свою изящную форму из черного шелка. Около него в почтительно-выжидающей позе стоит массажист Зезиньо. «Фла» и «Флу» в своих раздевалках заканчивают облачаться в доспехи, а массажист «Флу» Сантана, присев на корточки у края футбольного поля, сосредоточенно творит обряд «макумбы»: черный Сантана взывает к духам своих африканских предков с просьбой прийти на помощь в этот трудный для любимого «Флу» час.

Моя машина наконец-то вползает на забитую до отказа стоянку для прессы, гостей и дипломатов. Холл первого этажа — прохладный и длинный — забит вьющимися клифтам очередями. Вертятся турникеты, контролеры отрывают талоны. Лифт бесшумно скользит вверх, раздвигается дверь, и в лицо ударяет волна грохота, света, красок: дверь лифта открывается прямо на самый верхний ярус «Мараканы», и весь стадион — у ваших ног. 200 тысяч людей, спрессованных, страдающих, ревущих, размахивающих флагами, скандирующих лозунги. Где-то слева, утопая в красно-черном океане флагов «Менго», сидит, кусая губы, Зе да Силва, готовя свою ракету, которую он запустит в тот момент, когда «Менго» будет выходить на поле из тоннеля (вторую ракету он запустит в тот момент, когда его «Менго» забьет гол, а на третью ракету — чтобы ознаменовать победный финал матча — у Зе не хватило денег). Где-то справа сидят ребята из «Молодого Флу». Обе торс иды расположились на противоположных сторонах архибанкады — гигантского кольца трибуны, опоясывающей футбольное поле: так легче избежать кровопролития в тот момент, когда страсти начнут накаляться…

Армандо Маркес закончил массаж и отходит в угол маленькой судейской комнаты. Он выполняет свой традиционный ритуал: зажигает две свечи и приступает к молитве, заткнув уши руками от нестерпимого рева торсиды. Армандо просит всевышнего помочь ему выполнить свой долг: отсудить благополучно этот матч, который будет ой каким нелегким! Всевышний, правда, далеко не всегда отвечает на эти призывы: однажды Армандо позволил себе удалить с поля Пеле. Это произошло в Сантосе, и бедному Армандо пришлось провести два часа в осажденной разъяренной торсидой раздевалке. Впрочем, не стоит сейчас вспоминать об этом! Тогда на стадионе присутствовало сколько? Тысяч двадцать зрителей? Двадцать пять от силы. А сейчас — двести…

«Маракана» ахает и разражается первой канонадой: на футбольном поле появляется знамя «Фламенго». Его несут около сорока человек, потому что площадь флага — 210, прописью: двести десять квадратных метров! Слева, там, где сидит торсида «Фламенго», взвиваются ракеты, а справа яростно скандируют: «Кло-у-на-да! Кло-у-на-да!» Это «Флу».

Нарастает нервный грохот «батарей» (так называются оркестры торсид). Если это можно назвать оркестром — скопище барабанов, тамбуринов, атабакес, сурдос и тарелок, которые издают грохот, разрывающий барабанные перепонки.

И вот наконец настал великий момент: из тоннеля показываются игроки «Фламенго»…

Нет никакой возможности описать вихрь безумия, шквал восторгов, грохот петард и барабанов, вспышки ракет, рев глоток, свирепствующий слева от трибуны прессы: там расположилась торсида «красно-черных». Где-то в этом вулкане взорвалась маленькая ракета Зе. Он чуть было не пустил сгоряча и другую, но вовремя сдержался: надо быть бережливым!

Затем выходит «Флуминенсе», и волна безумия перемещается на правую сторону архибанкады. Но «Флу» имеет свой собственный обычай, свою традицию: вместе с ракетами, листовками в воздух взлетают десятки тысяч мешочков с рисовой пудрой, которая повисает над торсидой сплошной пеленой тумана. «Пудра из риса! Пудра из риса!» — ликующе вопит торсида…

Густой туман пудры полностью окутывает всю правую половину архибанкады. А ведь полиция, пытаясь воспрепятствовать этому, отобрала у «трехцветных» семьсот килограммов пудры! (Впоследствии она была распределена между обитательницами женских тюрем города.)

Размеренный голос диктора читает составы команд, и после каждого имени — взрывы восторга. А на поле в это время происходит вавилонское столпотворение: вместе с двумя командами выбежали, во-первых, несколько детишек, одетых в форму клубов. Это нечто вроде живых амулетов, приносящих счастье, то есть победу. Во-вторых, несколько девиц, готовящихся оспаривать через две недели звание «мисс Рио-де-Жанейро». Они полагают, что фотография в газете рядом с каким-нибудь из кумиров торсиды повысит их шансы в конкурсе… В-третьих, на поле выползают фотографы, репортеры, а также десятки людей без определенных занятий, считающих себя вправе толкаться посредине футбольного поля, мешать судье проводить жеребьевку, игрокам — разминаться, фотографам — щелкать затворами камер, а кандидаткам в «мисс» — демонстрировать свои ослепительные прелести.

В десятый раз репортеры по радио повторяют составы команд, напоминают статистику побед и поражений каждого клуба. Над архибанкадой кружится маленький самолет, сыплющий листовки с рекламой каких-то телевизоров. За стабилизатором самолета болтается призыв страховать свою жизнь в агентстве «Нитерой», которое никогда не спорит, а платит за все, что бы с вами ни стряслось.

Занимают свои места шесть мальчишек, одетых в синие тренировочные костюмы: мальчишки будут подавать мячи и еще получат за это счастье (подумать только — видеть в двух-трех шагах от себя Флавио! Довала! Самароне!) по окончании матча по шесть крузейро. Команды располагаются друг против друга, игроки занимают позиции, судья смотрит на секундомер, двести тысяч душ сжимаются на мгновение в комочек, двести тысяч сердец замирают и… звучит свисток. Судейская сирена возвещает начало восемьдесят восьмого «Фла» — «Флу»!

Первые мгновения матча идут при несмолкающем реве трибун и грохоте петард, затем шум стихает, но скрытое напряжение и волнение торсид прорывается в острые моменты. Удар «трехцветного» Флавио по воротам «Фламенго»! Рев торсиды «Флу» и суровое молчание на противоположной стороне архибанкады. Вратарь «красно-черных» Домингес взвивается, берет мяч, но неожиданно роняет его, чудом не упуская в сетку… Оглушительный свист «трехцветных». Однако в следующую секунду безумствует уже торсида «Менго»: «красно-черный» аргентинец Довал проходит по правому краю, подает в центр, и Арилсон резко бьет в нижний угол ворот. Вратарь «Флу» и сборной страны Феликс отбивает мяч на угловой.

Постепенно выявляется преимущество «Флуминенсе». И на поле, и на трибунах. Ветеран Домингес, защищавший некогда ворота сборной Испании и мадридского «Реала», сегодня явно не в форме. Столько раз он выручал «Фламенго» в трудные минуты, вселяя своей уверенностью и хладнокровием спокойствие в сердца «красно-черных». Сейчас его не узнать: он дважды отбивает легкие мячи на ногу противников. Тяжелое молчание повисло над торсидой «Фламенго», предчувствующей недобрую развязку. А болельщики «Флу» безумствуют, скандируя нечто вроде: «Раз-два-три! Фламенгисты — слабаки!..»

На 11-й минуте матча сильно пробитый издали мяч летит прямо на Домингеса. Он наклоняется, чтобы надежно принять мяч на живот — «упаковать», как говорят бразильцы, но коварная «бола» отскакивает от его колена (или груди, отсюда, с трибуны, этого не заметишь) прямо на ногу нападающему «трехцветных» Лула. Он обводит Домингеса, делает прострел, и набежавший с правого фланга Уилтон посылает мяч в сетку ворот, умудрившись не промазать, несмотря на то что в момент удара он находился почти на лицевой линии. 1:0!

Говорят, что для того, чтобы понять душу бразильца, нужно увидеть его в момент, когда в сетку футбольных ворот влетает мяч. Правая сторона архибанкады взрывается смерчем восторга. Новые пакеты рисовой пудры взвиваются над торсидой, новые ракеты, новые петарды грохочут с такой интенсивностью, как будто их завозили на архибанкаду на многотонных грузовиках. А левая сторона стадиона безмолвствует, охваченная горем… На трибуне прессы «красно-черные» и «трехцветные» не разделены барьерами и полицейскими кордонами. Справа от меня сидит, закрыв лицо руками, корреспондент «Жорнал до Бразил» — болельщик «Фламенго», чуть выше страдает его товарищ по несчастью драматург Диас Гомес. Слева бушует группа «трехцветных»; они размахивают флажками и поют гимн «Флуминенсе». Среди них, недовольно озираясь, строчит что-то в блокнот спортивный редактор «Ултима ора» Жасинто де Тормес; еще вчера он в одной из своих «хроник» возмущался тем, что на трибуне прессы слишком много посторонних! Действительно, здесь можно увидеть кого угодно: отставных депутатов и артисток ночных кабаков, содержанок и генеральских сынков, жокеев с ипподрома и королей подпольной лотереи, чиновников губернаторской канцелярии и героев сентиментальных теленовелл…

А матч продолжается. И какой матч! «Фламенго» не возьмешь голыми руками! «Менго» не сдается без боя. «Красно-черные» идут в атаку, и левая сторона архибаикады оживает, заглушая дружным свистом скандируемый «трехцветными» призыв: «Еще гол! Еще гол!» Сжавшись в комок, сидит Зе да Силва. Он молится истерично и требовательно: «Господи! Сделай так, чтобы Домингес успокоился, а этот проклятый Лула сломал себе ногу!.. Господи! Пусть Гальярдо промахнется, а наш Дионизио выйдет один на один с вратарем. Я знаю, Дионизио забьет, только помоги ему, господи, освободи его от этого бандита, преступника Гальярдо! Сделай так, чтобы Гальярдо оступился. Господи, ты слышишь меня? Если ты сделаешь это, я поставлю большую свечу и буду ползти на коленях от ворот „Мараканы“ до платформы поезда!..»

А в эфире безумствуют репортеры. Большинство радиостанций Рио (а их в этом городе восемнадцать) транслирует матч. Каждая станция ведет репортаж целой бригадой: три человека работают в кабине — один ведет репортаж, второй комментирует время от времени ход игры, тактику команд, дает оценку игрокам, а третий анализирует и комментирует работу судьи и помощников. Помимо них, за воротами обеих команд имеется еще по одному репортеру, связанному прямым проводом со студией и комментирующему острые моменты у ворот. Вдоль лицевых линий расположились еще несколько «радиалистов», помогающих своим коллегам в кабине: если на поле возникнет драка, кто-то будет удален или заменен, они немедленно включаются в репортаж… Есть и специальные репортеры с портативными передатчиками, расположившиеся в иных стратегических точках стадиона: на трибунах, в подсобных помещениях, раздевалках. Поэтому в течение всего матча на радиослушателя обрушивается шквал информации не только футбольной, но и кулуарной: «В медицинский департамент только что доставлена женщина — торседора „Фламенго“ с острым приступом сердечной недостаточности…». «Финансовый департамент сообщает, что после проверки выручки, представленной десятью кассами, сумма сбора достигла шестисот тысяч крузейро. Окончательный результат будет сообщен через несколько минут — после подсчета выручки в двух остальных кассах…», «Ограждавший подступы к воротам отряд полиции вынужден был пустить в ход дубинки…», «Департамент транзита сообщает, что у автомашин, оставленных владельцами в неположенных местах, будут в качестве наказания спущены баллоны».

Такое неудержимое стремление «оживить» репортаж о матче как можно большим количеством всевозможных экзотических подробностей вызвано яростной борьбой за слушателя, которую ведут радиостанции между собой. Каждый репортер заинтересован в том, чтобы за ходом сегодняшнего матча слушатель следил именно по его репортажу. В обстановке этой конкуренции, когда для достижения цели все средства хороши, происходят иногда курьезы, достойные пера юмориста. Например, такой случай: 29 июня 1968 года, когда сборная Бразилии играла в Варшаве, все репортажи, ведущиеся одновременно несколькими бразильскими станциями, вдруг оборвались вследствие потери связи со столицей Польши. Эфир замолк, однако персонал радио Сан-Паулу не растерялся и… продолжал репортаж. Из студии, находящейся там же, в Сан-Паулу, какой-то бойкий комментатор, обладающий яркой фантазией, продолжал рассказывать о матче, как если бы он видел его своими глазами. Эта «радиолипа» продолжалась около трех минут. Взволнованные торседорес, затаив дыхание, слушали красочное описание рывков Жаирзиньо, финтов Тостао и головокружительных бросков вратаря Феликса. В ходе этого репортажа Ривелино чуть не забил гол, завершая стремительную комбинацию бразильцев… Три минуты спустя дефект был устранен и связь с Варшавой восстановлена. Репортер-«фантаст» в Сан-Паулу вздохнул с облегчением и вытер холодный пот со лба, узнав, что за эти минуты, пока он изобретал комбинации и распинался по поводу офсайдов и штрафных ударов, ни та, ни другая команда не забила голов.

Однако вернемся на «Маракану» и продолжим рассказ о восемьдесят восьмом «Фла» — «Флу»…

На 35-й минуте первого тайма все станции, ведущие репортаж, взрываются единым протяжным, трагическим (для одних) и ликующим (для других) воплем: «Го-о-о-о-ол!!! Го-ол „красно-черных“! Гол „Менго“! Ли-ми-нья! Футболка номер во-о-семь!» После этого комментаторы уступают эфир тем самым репортерам, что сидят за воротами «Флу», в непосредственной близости от безутешного Феликса. Они начинают лихорадочно сообщать в эфир подробности победной комбинации «Фламенго»: «Довал! Пройдя по правому краю! Неожиданно откинул мяч Дионизио! Тот выдал его Лиминье! И Лиминья! Развернувшись! Приняв мяч на грудь! Размахнувшись! Не давая мячу опуститься на землю! С правой ноги! Послал „сухим листом“! В левый от Феликса угол ворот!.. 1:1!!! Гол „Фламенго“!»

В этот момент Зе да Силва пускает свою вторую ракету. Ради этой минуты он живет долгую неделю. Ради этого мига трясется он каждое утро в электричке с кастрюлькой фасоли под мышкой, торопясь на работу. Ради этого мига счастья молча страдает Зе всю свою жизнь, слушая тяжелые вздохи вечно беременной Лурдес, терпя слезы дочери Риты, которой без пары туфель нет никакой возможности отыскать себе жениха… В этот момент Зе да Силва счастлив! Он гордится своим «Менго», он рыдает и поет вместе со ста пятьюдесятью тысячами «красно-черных» великий гимн клуба: «Один раз „Фламенго“ — на всю жизнь „Фламенго“! „Фламенго“ до самой смерти!»

Но игра еще далеко не окончена. «Флу» бросается в атаку. Герой «трехцветных» Флавио — первый бомбардир чемпионата — откидывает мяч головой набегающему Клаудио, который проскакивает мимо растерявшегося Домингеса и влетает вместе с мячом в сетку ворот. И тут происходит трагедия, повергающая «красно-черную» торсиду в состояние нервного шока: Домингес, окончательно потеряв голову, устремляется в центр поля за судьей и, угрожающе жестикулируя, кричит: «Офсайд! Вы не должны засчитывать этот гол! Вы подсуживаете „Флуминенсе“!» О, такое обвинение нельзя бросать в лицо Армандо Маркесу! Энергичным жестом правой руки он показывает Домингесу: «С поля!» Растерянные игроки «Фламенго» бросаются к судье: «За что? Почему? Он больше не будет!.. Нельзя выгонять с поля в таком матче!..» Трибуны неистовствуют, футбольное поле наводняют репортеры, фотографы, полиция, запасные игроки. Кажется, еще мгновение — и начнется грандиозная драка. Вроде той, что вспыхнула в апреле 1969 года в матче Перу — Бразилия, когда сорок пять минут потребовалось на наведение порядка и утихомиривание страстей. Нет, все кончается благополучно. Домингеса уводят, тренер «Фламенго» заменяет левого крайнего запасным вратарем Сиднеем, матч продолжается. 2:1 в пользу «Флу». И вскоре свисток Армандо возвещает об окончании первого тайма.

Флавио и Домингес

В перерыве торсида «Флу» продолжает ликовать, а слева воцаряется гробовое молчание: там страдают торседорес «Фламенго». Над архибанкадой «трехцветных» подымается громадный шар из легкой ткани, внутри которого установлена плошка с маслом. Плошка горит, теплый воздух наполняет баллон, который подымается в воздух и медленно летит над стадионом, сопровождаемый радостным ревом «трехцветных». Когда шар пролетает над трибуной «Фламенго», десятки ракет взвиваются, стремясь ударить, ужалить, пронзить его. Они взрываются рядом, но не поражают его. Шар подымается в небо, словно предвещая торжество «Флу». А в это время комментаторы анализируют по радио ход первого тайма и приходят к единодушному выводу, что судьба «Фламенго» решена и победа «трехцветных» должна выразиться в преимуществе примерно в два-три гола.

Начинается второй тайм. И происходит что-то невероятное: «Менго», бедное «Менго», играющее вдесятером, бросается в атаку! «Флу» прижато к воротам, мячи летят со всех сторон, Феликс демонстрирует такие чудеса, что сидящий на трибуне прессы тренер сборной Жоан Салданья обводит соседей гордым взглядом. Он оказался прав: последние два месяца почти все газеты кричали о том, что Феликс утратил форму и напрасно, мол, Салданья доверяет ему ворота сборной.

Кажется, что не «Фламенго», а «Флуминенсе» играет вдесятером. Ожившая торсида «красно-черных» скандирует: «Мен-го! Мен-го!», «трехцветные» подымают свист, гремят «батареи». «Менго» погибает, но не сдается! «Менго» идет в атаку! И кажется, всевышний внял мольбам Зе да Силвы и десятков тысяч других мулатов, негров, креолов… Кажется, что их страсть и надежда заражают футболистов. С отчаянием смертников, с безрассудной отвагой безумцев, которым нечего терять, Фио, Довал, Дионизио, Пауло, Энрике и их товарищи рвутся к воротам «Флу». «Боги футбола улыбались в этот вечер», — писал впоследствии лирик футбола Жасинто де Тормес. Боги улыбались героям: после высокой передачи Мурило, навесившего мяч с правого фланга, взлетел над штрафной «трехцветных» Дионизио и послал ударом головы пушечный, неберущийся мяч в верхний угол ворот Феликса…

И тут настал конец света! Не будем описывать безумие восторга, охватившее торсиду «Менго», слезы радости, каскад ракет и вулканический призыв: «Еще гол! Е-ще гол!»

И над улицами города взвились ракеты, а в окнах показались красно-черные знамена, радостно засигналили автомашины… «Плачу за всех»! — вскричал фальцетом беззубый Зе Карлос — хозяин маленького бара в фавеле «Мангейра». Заплакала от счастья мулатка Элза Соарес — блистательная «звезда» телевизионных шоу и карнавальных балов. И где-то на самой последней, самой высокой улочке в карабкающейся на гору фавеле «Святая вода» выскочил из бара «Пивная кружка» бандит, за которым три года безуспешно охотится полиция Рио, и открыл на радостях огонь из своих пистолетов…

Но всему бывает конец. «Флу» переломил игру. Их все-таки было одиннадцать против десяти! И у них был Теле — спокойный тренер, которому из тоннеля был виден не только энтузиазм «красно-черных», не только их самоубийственная отвага, но и дырки в их защите, устремившейся за победой, которая, казалось, близка… Теле выпустил на поле полузащитника Самароне — опытного парня, который умеет держать мяч и хорошо видит поле. И началась агония «красно-черных». Начался медленный, но неотвратимый штурм «Флу»… Штурм, завершившийся выстрелом Флавио, поразившим ворота молодого Сиднея в нижний угол. Это был «выстрел жалости», как сказал Жасинто де Тормес. Выстрел, который покончил с бессмысленными страданиями смертельно раненного «Менго»… И Зе да Силва понял, что не ползти ему сегодня на коленях от «Мараканы» до платформы электрички.

Оставалось еще одиннадцать минут игры. Одиннадцать минут, отделявших «Флуминенсе» от титула чемпиона. И за три минуты до конца матча, когда вечерние сумерки мягко опустились на серый бетон «Мараканы», замолкла «батарея» «Менго». Еще дрались Довал и Фио, еще рвался в атаку Родригес Нето, пытаясь застать врасплох вратаря «Флу» Феликса, еще подавались подряд два или три угловых у ворот «трехцветных», а на темной архибанкаде «Менго» вспыхнули костры. Это горели красно-черные флаги «Фла»… И искры взмывали вверх, к звездам. Искры несбывшихся надежд улетали в небо, где, как сказал Жасинто, боги футбола улыбались. Флаги горели не в знак протеста или осуждения, как это бывает иногда, — флаги горели в знак траура. И печали…



…Рассказ о восемьдесят восьмом «Фла» — «Флу», в котором, хочу подчеркнуть еще раз, нет никаких передержек и преувеличений в описаниях атмосферы и накала страстей, царящих на поле и на трибунах, хочется сейчас, в 2000 году, дополнить некоторыми размышлениями о последующей истории этих жарких дерби «Фла» — «Флу», ставших для бразильского футбола одной из самых волнующих и крепких традиций. Когда-нибудь в одной из следующих книжек я намереваюсь более подробно рассказать о вечно непримиримом противостоянии этих двух знаменитых бразильских клубов. Ну, а пока сделаю еще несколько дополнений к написанной и переиздаваемой главе.

К тому моменту, когда пишутся эти строки, сыграно уже 332 «Фла» — «Флу». Последний из них состоялся на «Маракане» 7 мая 2000 года. Со счетом 3:2 победил «Фла». Общий баланс поединков таков: «Фламенго» — 119 побед, «Флуминенсе» — 104, в 109 матчах зафиксирована ничья.

А последний «Фла» — «Флу», который мне довелось посмотреть, игрался 17 ноября 1996 года. Это был 318-й их поединок, он проходил в рамках национального чемпионата, и от него зависело очень многое в турнирной судьбе обеих команд.

Оба клуба выступали в том сезоне весьма неудачно. «Фла» осел в середине таблицы, а «Флу» отчаянно боролся за выживание в высшей лиге. И разочарованные торсиды наказали своих любимцев: на матч пришло всего семь с небольшим тысяч зрителей. Можете себе представить эту оскорбительно малую кучку на бескрайней архибанкаде «Мараканы»?

Поединок был жарким, преимущество «Фламенго» — бесспорным, победа (3:1) потешила самолюбие «красно-черных, но не помогла им выйти в финальную группу, где можно было бы бороться за первое место. А „Флу“ после этого провала окончательно пошел на дно и… вылетел из высшей лиги. Мало того: в следующем сезоне он проиграл и чемпионат второй лиги и спустился в третью! Лишь в 1999 году знаменитому клубу удалось вернуться во вторую лигу, а сейчас, когда пишутся эти строки, он борется за возвращение в элитарный высший дивизион.

Таким образом, тот ноябрьский матч 1996 года стал в какой-то мере не совсем типичным. Семь тысяч торседорес!.. Пожалуй, в истории „Фла“ — „Флу“ последних десятилетий такого не было никогда! Но вообще-то их схватки гораздо чаще проходят по сценарию „Восемьдесят восьмого „Фла“ — „Флу““.

* * *

Но не только „Маракана“ и не только „Фла“ — „Флу“ вызывают такие страсти. На всех основных стадионах Рио-де-Жанейро, Сан-Паулу, Белу-Оризонти, Рио-Гранде-ду-Сул и других городов страны во время матчей дежурят не только усиленные наряды полиции, но и машины „Скорой помощи“. И даже медики кардиологической службы. Впрочем, иногда и они бывают бессильны!

Вот что случилось, например, на стадионе „Пакаэмбу“ в Сан-Паулу 6 марта 1958 года. В этот день „Сантос“, выиграв первый тайм у „Палмейраса“ со счетом 5:2, умудрился в начале второго пропустить в свои ворота четыре гола подряд. Счет стал 6:5 в пользу „Палмейраса“. К этому времени от инфарктов скончались трое болельщиков: двое — на трибунах и третий — где-то в городском трамвае (он слушал репортаж по транзисторному приемнику).

Через две минуты „Сантос“ забивает шестой гол, сравнивая счет, и под крик репортера: „Го-о-о-ол!“ в городе Кампинасе умирает четвертый торседор, слушавший радиорепортаж. За три минуты до конца „Сантос“ забивает последний, седьмой гол, выигрывая тем самым матч, и… на бетонных трибунах „Пакаэмбу“ от нервного потрясения погибает пятый болельщик.

Итак, за один матч пять фатальных случаев! А сколько известно самоубийств, отравлений, перестрелок на базе футбольных разочарований!

Стоит ли после этого удивляться данным официальной статистики, утверждающей, что на следующий день после победы популярнейшего клуба Сан-Паулу „Коринтианса“ производительность труда на предприятиях города увеличивается на 12,3 %! А после поражений на 15,3 % возрастает количество аварий, несчастных случаев и производственных травм…

Но торсида — это не просто толпа болельщиков, ревущих, свистящих, страдающих и погибающих на трибунах под развевающимися стягами родного клуба. „Быть „коринтиано“, — говорят в Сан-Паулу, — это не просто болеть. Это значит обладать особым состоянием духа…“ А поклонники „Фламенго“ утверждают, что „футболка этой команды надевается не на тело, а на душу“. Издавна принадлежность к той или иной торсиде является в Бразилии определенной приметой, характеризующей в какой-то степени человека. Например, торсида „Флуминенсе“ — это мир артистов, богемы, творческой интеллигенции, чиновников. Основная масса торседорес клуба „Васко да Гама“ издавна складывалась в недрах португальской колонии Рио-де-Жанейро. Самый же популярный клуб страны — это „Фламенго“.

„Менго“, ты — самый великий!» — поется в гимне этого клуба.

«Торсида „Фламенго“ воплощает в себе лучшее качество нашего народа — умение любить», — писала газета «Ултима ора». «Болельщиком „Фламенго“ не становятся. Им — рождаются…» — так говорят о себе негры, мулаты и креолы, спускающиеся на матчи родного клуба из поселков бедняков — фавел, расположенных на горах Рио-де-Жанейро.

Для каждого из них игра «Менго» представляет собой нечто неизмеримо большее, чем представление в ночном клубе для банкира или театр для интеллигента. «Фламенго» не только позволяет какому-нибудь Зе Карлосу отвлечься на минуту от его мученического существования, окунуться с головой в мир острых эмоций — «Фламенго» дает возможность гордиться чем-то… Торжествовать победу, ощутить свою силу, «нашу» силу, силу «Фламенго», разделяя это пьянящее чувство величия и радости с тысячами таких же, как он.

А когда «Менго» проигрывает? В эти минуты горе каждого смешивается с горем торсиды, растворяется в нем. От этого становится немножко легче на сердце. От этого быстрее приходит надежда, что уже в следующий раз «Менго» победит!

Так рождается на трибунах это чувство плеча, единства, которое не покидает людей, когда они спускаются с верхнего яруса «Мараканы» на темные улицы Рио. Когда умер от тяжелой болезни двадцатипятилетний защитник «Васко да Гама» Жоржи Луис, торсида команды организовала по всему городу сбор средств на покупку дома для его старухи матери. Игроки отчисляли часть своих премий за победы, а торседорес несли, кто сколько сможет.

Среди миллионов бразильских болельщиков есть несколько великих, чьи имена занесены в летописи клубов вместе с именами выдающихся футболистов. Например, шеф торсиды «Ботафого» Тарзан, потрясающий матчи с участием своей команды сенсационными ракетно-петардными фейерверками (название «Ботафого» означает по-португальски нечто вроде «Подбрось огня!»). Или живой символ торсиды «Коринтианса» — самой популярной команды Сан-Паулу — тихая служанка Элиза Алвес до Насименто. Сейчас ей шестьдесят лет. Из них сорок она ходит на стадион, занимая одно и то же место, не пропустив ни одного матча своего клуба за всю его историю. Она не видела ни одного гола, забитого в ворота «Коринтианса», потому что в момент атаки противника всегда закрывала глаза. И лишь по реву трибун понимала, что — увы! — вновь случилось непоправимое: вратарь «Коринтианса» пропустил мяч в свои ворота. Ей много пришлось претерпеть за сорок лет своего героического паломничества вслед за «Коринтиансом». Однажды ее избили на трибунах болельщики другой команды. В другой раз ее хотели швырнуть в канал, и только появление случайно проезжавшего мимо президента «Коринтианса» спасло Элизу. Правда, разъяренные тем, что жертва ускользает, торседорес «Португеза сантиста» оторвали дверцу у президентской машины. Когда опасность миновала и машина мчалась по улицам Сан-Паулу, Элиза вздохнула и утешила президента. «Что поделаешь, сеньор, ради „Коринтианса“ можно и пострадать…»

Каждый «коринтиано» знает и другого знаменитого болельщика своего клуба — падре Аристидеса Пиментела, который служит мессы, прислушиваясь к футбольному репортажу.

Есть у этого клуба еще один болельщик. Его имя Бенедито Педрозодос Сантос, а для друзей — Диди. Так зовут его дома. А также в университете, где он учится на факультете журналистики. И в издательстве «Британская энциклопедия», где он работает. И в концертных залах, где он выступает с концертами: помимо всего прочего, Диди еще и пианист. Несмотря на такое обилие интересов, он не пропускает ни одного матча своего клуба. В темных очках, с крошечным транзисторным приемником в руках, сидит он среди торсиды «Коринтианса», ликуя и страдая вместе с ней, крича, смеясь и даже обсуждая с соседями по архибанкаде трудные игровые ситуации и спорные решения судей. Но почему «даже»? — спросите вы. Да потому, что Диди слеп от рождения. И, слушая транзистор, окунаясь в торжествующий или горький рев торсиды, Диди сам изобретает для себя картины этого радостного действа, именуемого футболом…

О футбол! Каждый раз в начале сезона в миллионах бразильских домов слышится такой монолог: «Сезон начинается, жена. Все! Отныне и до декабря не рассчитывай на мое участие в воскресных обедах со своей мамашей. Хочу есть раньше и что-нибудь легкое. Лишь бы обмануть желудок. Доктор говорит, что перед игрой нельзя слишком плотно обедать… Приходится слушаться доктора, жена. Война чемпионата слишком безжалостна: необходимо соблюдать режим. И не стоит говорить, что я смешон, что я преувеличиваю. Да, я не играю, не бегаю за мячом, но ты же знаешь: торседорес приходится труднее, чем игрокам. И торседорес умирают чаще, чем те, кто борется там, внизу… Да, жена, начинается священная война, и у меня впереди много забот. Я буду свистеть и буду освистан, я буду забивать голы и пропускать их, я буду плакать и смеяться… Поэтому, жена, смирись с моим отсутствием по воскресеньям. Прежде чем отправиться с сестрой или тещей в кино, не забудь поставить бутылку пива в холодильник, а таблетку „Мельорала“ от головной боли положить на тумбочку у кровати. Пиво — на случай победы, лекарство — от поражения… Но никому не говори про таблетку, потому что друзья будут смеяться. И потому что думать о проигрыше накануне матча — плохая примета…»

* * *

— Ну, а какая из этого следует мораль? — спросит дотошный читатель. — Хорошо все это или плохо?..

Ответить на этот вопрос не так-то просто. В общем-то, нет ничего предосудительного в том, что люди умеют так самозабвенно отдаваться любимой страсти, топя в океане футбольных переживаний невзгоды и горести своей жизни, столь бедной радостями.

Плохо то, что эта великая любовь, эта беззаветная преданность Его Величеству Футболу очень часто оказывается обманутой… Я говорю сейчас не о проигранных чемпионатах и потерянных Кубках Жюля Риме… А об интригах и махинациях, плетущихся за кулисами этого ослепительного спектакля.

Но об этом — в следующей главе.

ГРУСТНАЯ БУХГАЛТЕРИЯ ФУТБОЛА

Всю неделю по грошу собирает Зе да Силва пять крузейро, экономя на вонючих сигаретах, на лекарстве для одного из восьми своих детей, на фасоли, являющейся единственной пищей семьи, на туфлях для дочери, которая не может найти жениха. В воскресенье, сломив протест своей измученной нищетой «компанейры» Лурдес, Зе отправляется на «Маракану», где отдает свои пять крузейро за место на архибанкаде. Он платит эти деньги не просто ради того, чтобы посмотреть любимое «Менго»… Когда его смятые бумажки исчезают в окошечке кассы, он чувствует себя счастливым, потому что знает, что они пойдут в сейфы родного клуба, который доставляет ему столько радости и — бог его простит! — горя… Зе счастлив, помогая «Менго»… О том, что происходит с его деньгами после того, как кассир равнодушно кидает их в ящик, протягивая Зе билет, мулат не задумывается. Ему некогда думать об этом, потому что он торопится на свою архибанкаду, где уже грохочут тамбурины, вспыхивают ракеты и развеваются красно-черные флаги «Менго»…

Мы не пойдем с ним. Мы спустимся под трибуны.

«ЗВЕЗДЫ» В КРЕДИТ

На любом футбольном матче, проходящем на территории Бразилии, где-то в середине второго тайма громкоговоритель торжественно сообщает размеры сбора. Эти цифры затем повторяются всеми футбольными комментаторами и публикуются во всех отчетах о матче, поскольку важность, категория, класс футбольного состязания в Бразилии измеряются прежде всего не количеством забитых голов, а валовой выручкой кассы. В воскресенье вечером усталый комментатор, заканчивая по телевидению обзор очередного тура, глубокомысленно прогнозирует: «Минувшая неделя была очень слабой: она дала только 400 тысяч крузейро… Следующий тур может достичь полумиллиона».

В этом внимании к финансовым проблемам футбола нет ничего удивительного, если мы вспомним, что любой профессиональный футбольный клуб — это деловое предприятие, и главное назначение его — извлекать прибыли, которые являются, как и в любом другом капиталистическом предприятии, продуктом эксплуатации трудящихся, наемных служащих, в данном случае футболистов. И подобно тому, как рабочий бразильско-западногерманского автозавода «Фольксваген» может быть без объяснения причин вышвырнут за дверь или переведен на другую, менее оплачиваемую работу, футболист может быть выгнан из команды или посажен на скамейку запасных, что тоже приводит к ощутимому падению его заработка.

Впрочем, положение футболиста еще хуже, чем заводского рабочего или банковского служащего. Любой рабочий или служащий может потребовать, когда ему вздумается, расчет, а профессионал мяча лишен даже этой возможности: до окончания срока контракта он является собственностью клуба. Такою же, как стол в кабинете президента «Фламенго» или скрипящий арифмометр в бухгалтерии «Ботафого». Когда эксплуатируемый «Коринтиансом» Гарринча, легендарный «би-кампеон» (двукратный чемпион мира), попытался «хлопнуть дверью», возмущенный тем, что его заставляли выступать с травмой ноги да еще упрекали по этому поводу, «Трибунал спортивной юстиции» дисквалифицировал его на два года, запретив ему играть в течение этого срока в любых официальных матчах.

В то же время хозяева клуба (в Бразилии они называются «картолы») могут распоряжаться игроком по своему усмотрению: продавать, обменивать, сдавать в аренду или уступать взаймы, не опасаясь никаких конфликтов с профсоюзом. Потому что профсоюза у футболистов нет. В полном соответствии с законами вольного рынка, основанного на хитрых взаимоотношениях спроса и предложения, «звезда» может быть обменена на двух-трех менее знаменитых игроков. Если какой-нибудь кумир торсиды стоит слишком дорого, отчаиваться не следует: он может быть куплен в кредит. На тех же условиях, что и холодильник в баре президента или стиральная машина для приведения в порядок футболок и трусов. Круглый год бразильская пресса со смаком обсуждает всевозможные операции на никогда не успокаивающейся футбольной бирже.

Извещения о них публикуются в газетах под громадными «шапками» и имеют такой вид: «„Ботафого“ просит за вратаря Мангу 600 тысяч крузейро», «Правый край „Жувентуса“ Антониньо передан в аренду в „Васко да Гама“ до конца сезона за 10 тысяч крузейро в месяц», «Быстроногий Мурило получен „Фламенго“ у „Оларии“ в качестве придачи к купленному Нельсону», «„Фламенго“ ищет покупателя на Алмира. „Бонсуссесо“ соглашается купить его, но требует в придачу Жилбера, ссылаясь на то, что Алмир уже слишком стар».

Одним из самых страшных, на мой взгляд, зол этой чудовищной, никогда не останавливающейся ярмарки живого футбольного товара является освященное законом правило, по которому сам игрок после сделки получает единовременное вознаграждение в размере 15 % суммы, за которую он был куплен. Этот порядок, кажущийся на первый взгляд глубоко «прогрессивным», то бишь ограждающим интересы футболистов, приводит к тому, что игрок не только перестает ощущать какую-то унизительность подобной сделки, но, наоборот, стремится быть проданным как можно большее количество раз. Это убивает в футболисте такие «старомодные» мысли и чувства, как «традиции родного клуба», «честь футболки» и тому подобные «сентиментальные глупости».

Подобное случилось, например, с лучшим полузащитником Бразилии Жерсоном, который в сезоне 1969 года начал ожесточенную войну с директоратом своего клуба «Ботафого», стремясь во что бы то ни стало быть проданным в «Сан-Паулу». Дело дошло до того, что пресса стала обвинять Жерсона в недвусмысленном стремлении играть «вполноги». В конце концов Жерсон добился своего — 24 июня 1969 года он был продан директоратом «Ботафого» клубу «Сан-Паулу». Это была одна из самых дорогих коммерческих сделок в истории бразильского профессионального футбола. По ее условиям «Ботафого» получил 900 тысяч крузейро (около 225 тысяч долларов).

Когда же в дело включаются более богатые европейские (или американские) клубы, особенно активно начавшие скупать бразильских футболистов после победы на чемпионате мира в Швеции в 1958 году, ситуация еще более усложняется. Потому что сами бразильцы, даже, казалось бы, всемогущий «Сантос», не могут предложить своим игрокам таких сказочных заработков, коими их манят Италия, ФРГ или Испания.

Когда «Сантос» в 1969 году вернулся из Италии после матча с «Интернационале», кто-то из игроков привез с собой слух о том, что «Ювентус» предлагает Жаирзиньо, правому крайнему бразильской сборной и лучшему игроку «Ботафого», около 150 тысяч долларов единовременного пособия, не считая астрономической зарплаты, если он согласится перейти в этот клуб. Футболист, который в это время готовился к отборочным играм сборной страны за право выступать на мексиканском чемпионате мира, чуть не сошел с ума. «О боже, сделай так, чтобы это оказалось правдой, — прошептал он, потрясенный. — Если мне официально подтвердят это приглашение, я брошу все и убегу туда…»

Комментируя возникшую в связи с этим ситуацию, спортивный обозреватель «Жорнал до Бразил» Сержио Норонья писал: «В тот момент, когда наши парни больше всего нуждаются в спокойствии, вновь начинают прибывать волнующие предложения из-за океана… Честно говоря, если бы я получил одно из таких предложений, я перестал бы не только бегать, не только ходить по улице, но старался бы вообще не подыматься с постели, опасаясь подвернуть нечаянно ногу при обувании домашних шлепанцев и потерять, таким образом, эти фантастические деньги… Так представьте же себе этого бедного Жаирзиньо, профессионала, который, зная о своей славе, об этих предложениях, вынужден продолжать играть, встречая открытой грудью самые грубые приемы противника. Подобные посулы сыплются на Пеле, на Тостао, Эду и многих других игроков сборной. Я не представляю себе, как тренеры могут работать сейчас с этими игроками, чьи головы одурманены сногсшибательными суммами…» В общем, были бы у клуба деньги, а футболисты найдутся! Ну, а деньги берутся, так сказать, на трибунах. У сотен тысяч Жоанов и Зе. Поэтому доходы клуба зависят как от количества зрителей, так и от количества матчей, вследствие чего одна неделя без игр воспринимается футбольными бухгалтерами с беспокойством, две недели — с ужасом, три недели «простоя» являются ЧП, после которого президент клуба в течение трех месяцев будет твердить на каждом углу о невосполнимых потерях, о катастрофическом финансовом положении команды. И будет выжимать из футболистов все. До последней капли пота.

В среднем бразильская команда играет два раза в неделю. Если в режиме игр выдается, скажем, десятидневное окно, импресарио клуба организует полет куда-нибудь в провинцию на два-три товарищеских матча. Двухнедельный же перерыв немедленно используется для прогулки в Европу или в соседние страны.

Вследствие этого тренер лишен возможности вести плановую тренировочную работу, поиски каких-то тактических вариантов, наигрыш новых схем и линий… Главная забота тренера сводится обычно к установлению игрового задания на очередной матч и «затыканию дыр», вызванных постоянными, непрекращающимися травмами игроков…

И это не преувеличение! Подавляющее большинство тренеров, медиков и самих футболистов жалуются на изнуряющий ритм состязаний. По мнению Жоана Салданьи, известного футбольного специалиста, игроки ведущих клубов Бразилии являются жертвами потогонной системы, варварской организации турниров и «гастрольных» поездок. Жоан Салданья утверждает, что они не успевают восстанавливать свои силы между матчами, что приводит к нервному и физическому истощению футболиста.

Доктор Илтон Гослинг, работавший врачом сборной Бразилии на чемпионатах мира в Швеции, Чили и Англии (в последние годы он заведовал медицинским департаментом клуба «Васко да Гама»), заявил: «Бразильский профессионал — эта „машина, работающая на износ“, — находится в таком состоянии, что уже в середине сезона участие в матчах становится возможным только благодаря постоянному вливанию глюкозы…»

По словам Гослинга, являющегося, безусловно, выдающимся авторитетом спортивной медицины, в настоящее время в бразильских командах не ведется никакого сколько-нибудь серьезного контроля за физическим состоянием футболистов. Медики (которые, кстати сказать, имеются только в нескольких крупнейших клубах) считают своей главной задачей подготовку игрока к завтрашнему матчу. Что будет с ним через неделю, через год, через пять лет — никого это не интересует…

Как же вознаграждается этот изнурительный труд?

ТЕНЬ МАНЕКО,

ИЛИ НЕВИДИМЫЕ МИРУ СЛЕЗЫ…

Оклад футболиста-профессионала оговаривается в контракте и зависит от уровня его мастерства, степени популярности и, разумеется, в первую очередь от «доброй воли» хозяев клуба, которые, как любой торговец в любой сделке, стремятся заполучить искомый товар как можно дешевле. Помимо твердой ежемесячной зарплаты, футболисты за каждый выигранный матч получают специальное вознаграждение — «бишьо», размер которого зависит от важности данной победы, от класса поверженного соперника и опять-таки от настроения хозяев клуба. Иногда бишьо достигает впечатляющих размеров: каждый игрок «Ботафого» за победу в финальном матче 1968 года на кубок Рио-де-Жанейро получил по тысяче крузейро (около 270 долларов). Укажем для сравнения, что среднемесячная зарплата рабочего в Рио-де-Жанейро не превышала в то время 150 крузейро.

Правый крайний «Коринтианса» Пауло Боржес зарабатывает ежемесячно около 9 тысяч крузейро. Говорят, его оклад уступает только заработку Пеле, которому «Сантос» выплачивает 63 тысячи крузейро, не считая бишьо и других вознаграждений. Репортеры спортивной «светской хроники», пуская слюни умиления, сообщают с завистливым восторгом о заботах футбольных «миллионариос»: о том, как Пеле покупает акции, обзаводится фабрикой санитарно-технического оборудования (которая, кстати сказать, не только не принесла ему доходов, но и причинила громадные убытки) и как потом продает ее, вкладывая выручку в покупку земельных участков. О том, как Жаирзиньо копит деньги на покупку бензозаправочной колонки. Такой же, какой уже обладает Тостао. Впрочем, Тостао обзавелся, помимо бензоколонки, магазином спортивных товаров и поступил на экономический факультет университета. Бьянчини, некогда неприметный форвард скромного клуба «Бангу», сумел быть весьма удачно проданным сначала в «Ботафого», затем в «Васко да Гама», что позволило ему стать владельцем крупной пекарни и здания в три этажа, которое он сдает в аренду. Фонтана, купленный командой «Крузейро» у «Васко да Гама», обзавелся фазендой (поместьем) с солидным стадом крупного рогатого скота, которое, пока Фонтана играет, поручено заботам его брата. Впрочем, перечень имен этих счастливчиков краток, как список обладателей выигрышей рождественской лотереи. Футбольные «миллионеры» не составляют и десятой доли процента от всей многотысячной армии профессионалов бразильского футбола.

Рядовые этой армии, отбывающие свою нелегкую повинность в так называемых «малых» клубах столиц и в периферийных командах, влачат незавидное пролетарское существование: микроскопическая зарплата, крохотное бишьо, постоянный страх перед возможной травмой, которая приведет к простою, а затем к расторжению контракта.

Но даже если все идет хорошо, если тренеры довольны, если — слава богу! — удается играть без травм, если контракт обеспечивает щедрый заработок и президент клуба поощрительно похлопывает по плечу: «Молодец, парень!» — все равно футболист-профессионал не чувствует себя спокойным. С каждым годом его все больше и больше беспокоит проклятый вопрос: «Что будет потом?» Это зловещее «потом» с приближением рокового тридцати-тридцатипятилетнего рубежа беспокоит всех — мастеров «Фламенго» и скромных тружеников какого-нибудь «Атлетико» в Бауру. Потому что нет среди них такого, кто не знал бы о жалкой судьбе двукратного чемпиона мира Гарринчи, не помнил бы трагическую историю Манеко из рио-де-жанейрской «Америки» или Ипожукана из «Васко да Гама».

Манеко был волшебником мяча. До сих пор старые торседорес вспоминают «шоу», которое он устроил ошеломленным англичанам из «Арсенала», и его виртуозные проходы по краю в матчах со сборной Уругвая. Когда Манеко вынужден был по возрасту расстаться с мячом, начались тяжелые времена. Однажды он пришел к президенту клуба Жулите Коутиньо:

— Сеньор, займите мне деньги! Клянусь, возвращу через пару месяцев.

— Сейчас у меня нет, зайди через пару дней.

Манеко не мог ждать двух дней: когда он вернулся домой, дома у него уже не было. Нехитрый скарб валялся на тротуаре, полиция опечатывала скрипящую дверь. На узлах сидели старики — его отец и мать, которым он подарил этот дом, купив его в рассрочку. И этот подарок всю жизнь был его гордостью.

Парень жалко улыбнулся и сказал:

— Отец, я что-нибудь придумаю… — И ушел, стараясь не глядеть на слезы, текущие по морщинистой щеке старика.

Он ничего не сумел придумать, потому что бывший владелец дома отказался отсрочить очередной платеж. Закон есть закон! И парень отравился.

На следующее утро газеты, которые давно забыли о его существовании, хотя было время, когда фотографии Манеко украшали их первые полосы, напечатали записку, найденную в кармане Манеко: «Отец, прости. Я больше не могу этого вынести! Я страдаю от мысли, что мать и сестры будут тяжело переживать мою смерть, но другого выхода у меня нет. Поцелуйте племянников. Постарайтесь не падать духом. Прощайте, я очень сильно плачу над этим письмом. Ваш Манеко».

А Ипожукан, знаменитый форвард одного из богатейших футбольных клубов «Васко да Гама»? Говорят, что он сумел обогнать время: десять лет назад он играл так, как играют сейчас. И вот сегодня, когда форварды пользуются найденными им открытиями, сам Ипожукан лежит в своей крохотной комнатушке в убогом районе Сан-Паулу, умирая от острой формы сердечной недостаточности. Его мучает мысль о жене и детях, которые голодают вместе с ним. Голодают! В самом буквальном смысле этого слова. Ипожукан знает, что скоро умрет, потому что у него нет денег ни на врачей, ни на лекарства. Как-то раз Ипожукан сказал репортеру, заглянувшему узнать, не умер ли уже он: «У меня есть деньги, которых хватит на три дня. Что будет потом — не знаю…»

Под трибунами «Мараканазиньо», Дворца спорта на территории «Мараканы», в небольшой комнатке разместилась канцелярия скромного учреждения, зашифрованного таинственным названием ФУГАП. Эта аббревиатура в переводе на русский язык означает нечто вроде «Гарантийный фонд помощи профессиональным спортсменам». В его обязанности входит оказание содействия престарелым футболистам. Таким, как Ипожукан, Манеко и тысячи других. Маленькая группа самоотверженных Дон-Кихотов пытается что-то сделать. Кого-то устроить на работу, кому-то выдать небольшое единовременное пособие.

Что могут изменить, чем могут помочь эти жалкие крохи, эти микроскопические капли милосердия, падающие в иссушенную нуждой и горем почву? Вот что сказала об этом «Жорнал дос спорте», ведущая спортивная газета страны, устами одного из своих лучших репортеров Лусио Лакомба, пишущего о благородных, но бесплодных стараниях сотрудников ФУГАП: «Разве можно помочь всем, кто нуждается в помощи?.. Что делать с людьми, которые вчера познали богатство и славу, а сегодня не имеют профессии и возможности работать где бы то ни было? Что делать с этими людьми, униженными необходимостью протягивать руку после того, как им аплодировали миллионы?.. Нищета, нужда, болезни, вплоть до проказы, безысходное горе бесконечных просителей. Что делать с ними? Вот трагическая драма ФУГАП».

К сказанному остается только добавить сухую статистическую справку: если ранее эта организация получала в свое распоряжение десять процентов от кассовой выручки с футбольных матчей, то недавно эта квота ФУГАП была уменьшена до двух процентов. Сделано это было по настоянию все тех же картол — руководителей клубов, которые отнюдь не заинтересованы в том, чтобы содержать этих бывших знаменитостей и вчерашних чернорабочих футбола. Картолы лихорадочно ищут деньги для миллионных сделок по купле-продаже сегодняшних «звезд», которые пока что сверкают. А завтра пополнят печальные списки ФУГАП.



…Тридцать лет спустя если что и изменилось в «грустной бухгалтерии бразильского футбола», то только масштабы рассматриваемых проблем.

Во-первых, на несколько порядков возросли трансферные суммы, выплачиваемые клубами-продавцами и получаемые клубами-покупателями за приобретаемых игроков. По подсчетам бразильских специалистов, ни Пеле, ни Гарринче, ни каким-либо иным самым выдающимся звездам середины века не мог и присниться размах банковских операций, которые свершаются в связи с продажей, к примеру, Роналдиньо, Ривалдо или Денильсона в Испанию, Голландию или Италию.

Во-вторых, наряду с астрономическим ростом цен на международных футбольных рынках неизмеримо возросло за последние десятилетия количество игроков, ежегодно выбрасываемых на эти торжища. Футбол стал все больше и больше интернационализироваться. И к концу века число футболистов, экспортируемых Бразилией в другие страны, стало исчисляться сотнями за год! Даже в скромных по своим финансовым возможностям и непритязательным по международным футбольным рейтингам российских клубах начали появляться бразильские игроки, хотя и более скромные по сравнению с Роналдиньо, Ривалдо, Роберто Карлосом или Элбером, выступающими за европейские клубы. Торговля футболистами превратилась в один из самых прибыльных видов бизнеса и способствовала превращению крупнейших футбольных клубов в самые настоящие бизнес-центры.

При этом права футболистов зачастую не учитывались в должной мере, и потому сначала Зико, назначенный после ухода из футбола в 1990 году на пост государственного секретаря по делам спорта, а затем и Пеле, приглашенный во второй половине 90-х на пост министра по делам спорта, попытались упорядочить правила трансфера футболистов, имея в виду максимально защитить права игроков. Предполагалось сначала ослабить, а затем и вообще ликвидировать закрепощенность футбольных профессионалов за клубами, предоставив игрокам возможность участвовать в торгах и получать от этого более выгодный «навар». А после достижения определенного возраста обрести даже право на свободный переход в любые другие клубы. Впрочем, как говорит мудрая пословица, «гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить».

И потому процесс этот зашел в тупик. Сначала, правда, кое-какие подвижки были достигнуты, но после ухода Пеле с министерского поста в 1998 году под нервным и настойчивым воздействием картол, не желавших терять контроль над куплей-продажей игроков, бразильский конгресс начал бесконечное обсуждение и внесение поправок в «Закон Пеле». И раскрепощение бразильских профессионалов от диктата околофутбольных «бизнесменов» сильно затормозилось.

Таким образом, все то, что было сказано в предыдущей главе, не потеряло своего значения и сегодня, тридцать лет спустя.

ПРЕЗИДЕНТЫ НЕ ЛЮБЯТ НЕУДАЧНИКОВ

Будем справедливы! Не все «идолы», не все погасшие «звезды» бразильского футбола заканчивают свой путь меланхолическим актом регистрации своей фамилии в списках ФУГАП. Некоторые из них не прощаются с футболом, они пытаются законтрактоваться тренерами в какой-либо из двадцати трех тысяч футбольных клубов Бразилии. О них и пойдет речь в этой главе.

* * *

В конце сезона 1957 года накануне ответственного турне по странам Америки и Европы взбунтовался тренер «Ботафого» Жениньо. Подобные конфликты являются обычным делом, периодически вспыхивают они то в одном, то в другом клубе Бразилии. И в этом нет ничего удивительного, ибо в самой структуре руководства клубами заложено неразрешимое, неустранимое противоречие между тренером, являющимся наемным тружеником клуба, и его хозяевами — картолами: президентом, директором департамента футбола, членами президентского совета. История не сохранила причин спора Жениньо со своими хозяевами: то ли он добивался более выгодного контракта для себя лично, то ли протестовал против продажи каких-либо игроков «Ботафого»… Да это и неважно. Важно то, что после того, как разъяренный Жениньо хлопнул дверью кабинета своего хозяина, в «Ботафого» родился новый тренер. Возможно, самый выдающийся. И уж наверняка самый компетентный из бразильских тренеров. Речь идет о Жоане Салданье.

Разумеется, хозяева «Ботафого» при иных обстоятельствах никогда не позволили бы себе эту авантюру: пригласить скромного чиновника клуба, каковым был в то время Жоан, на весьма почетный и важный пост старшего тренера первой команды. Просто-напросто они оказались в безвыходном положении: «горела» очень выгодная «экскурсия», сулившая клубу прибыль, нужно было кого-то срочно посылать с командой. Первым, кто подвернулся под руку, оказался Салданья. Он не имел блистательного футбольного прошлого: играл в детстве на пляжах Копакабаны и Ипанемы, потом стал тренером одной из «диких» команд, потом пристал к «Ботафого», где играло много его земляков из штата Рио-Гранде-ду-Сул.

Тут, в «Ботафого», Жоан помогал тренерам, работал переводчиком при нескольких европейских тренерах, приглашенных в Бразилию, потом стал исполнять обязанности администратора команды.

Когда его «бросили» в турне вместе с клубом, Салданья не растерялся. Он хорошо знал игроков, отчетливо представлял себе, что может и чего не может каждый из них.

Он решил, что у него нет времени для изобретения каких-то гениальных тактических схем и внедрения хитроумных новаций.

Жоан собрал игроков и сказал им:

— Вы видите, парни, эту правую полосу поля — от нашей штрафной площадки до ворот противника? Сюда, на правый фланг, никому из вас я не разрешаю совать нос. Это — коридор Манэ Гарринчи. Все остальные должны играть в центре и слева. К Манэ и близко подходить не смейте. Пусть делает здесь что захочет, а ваше дело — ждать от него пас и бить по воротам…

Так после этой счастливой встречи дальновидного тренера и гениального футболиста начался сенсационный взлет знаменитого Гарринчи и не менее сенсационные победы «Ботафого» на чужих и своих полях. Жоан раскрепостил игроков, предложил каждому «играть свою игру». И даже если он давал какие-то строгие установки на тот или иной матч, он добавлял:

— Если вы в ходе матча почувствуете, что моя установка не дает результатов, меняйте игру, не оглядываясь на меня…

Это было неслыханно. Вероятно, никогда еще в истории бразильского футбола тренер не разговаривал с футболистами таким языком. И привыкшие к окрику, к железным оковам незыблемых тактических схем, малограмотные виртуозы мяча вдруг почувствовали веру в свои собственные силы. В свой, если хотите, футбольный интеллект. Мулаты, негры и белые, составляющие разноцветный «коктейль» «Ботафого», заиграли, как никогда не играли до этого. Зарубежное турне превратилось в победоносное шествие «Ботафого» по стадионам двух континентов. А вернувшись на родину, «Ботафого» в упорной борьбе с «Фламенго» впервые за много лет завоевал звание чемпиона.

А затем, спустя несколько месяцев, история повторилась: снова хлопнула громко дверь в кабинете президента клуба. На сей раз уходил сам Салданья, протестуя против продажи нескольких футболистов…

Так было, так есть и так будет до тех пор, пока сохраняется нынешняя организационная структура профессионального футбола, о которой сам Салданья блестяще писал в своей книге «Подземелья бразильского футбола»: «Бразильский футбол живет в атмосфере политиканства, куда более мелочного, чем распри политических партий… Архаичная, устаревшая организация мешает ему развиваться, футбол популярен, он приносит известность и славу клубным дельцам, дает им имя. И они яростно дерутся за место под солнцем. Когда один какой-нибудь футбольный босс только начинает постепенно понимать что-то в футболе, осваивает первые азы законов этого вида искусства, этого босса свергает какой-нибудь иной… Он ведет себя, словно является наследником Ротшильда. И все начинается сначала до тех пор, пока этот болтун начнет постепенно осваивать то, что другие уже давно освоили бы на его месте…»

В такой обстановке работают бразильские тренеры. Впрочем, слово «работают» является в данном случае литературным украшательством: тренеры в Бразилии не работают. Во всяком случае, они не имеют никаких возможностей для работы. Тот же Салданья пишет в упомянутой книге: «В Бразилии не существует тренировочной работы в футболе. Говоря так, мы имеем в виду не подготовку команды накануне какого-то конкретного матча, которая-то и является именно „подготовкой“, не более… Наши клубы только и делают, что ведут эту „подготовку“. Ведь мы не имеем футбольного сезона. В футбол играют у нас практически все время. Одна игра следует за другой, и то, что вообще-то называется тренировочной работой, в Бразилии сводится к торопливой подготовке к матчу, проводящейся в кратком, четырехдневном, интервале между двумя играми…»

Может быть, Салданья слегка сгустил краски: мне доводилось видеть серьезные, интенсивные занятия самого Салданьи с футболистами сборной страны, наблюдать вдумчивую работу Загало в «Ботафого», Дюка в «Бонсуссесо», Тима во «Фламенго». Но эти примеры — исключение. А в принципе Салданья все-таки прав. Бразильский тренер не имеет возможности работать с командой. У него на это нет времени, а у игроков нет сил. В лихорадке календарных и товарищеских матчей лишь кое-когда удается провести тренировочку или разминку. Тысячи проблем обрушиваются на тренера: воспаленные миндалины вратаря, которые являются очагом заражения, способным ухудшить любую травму, должны ожидать до января. Так же, как «верминоз» на почве истощения у другого игрока, недавно прибывшего с северо-востока и принесшего в своем организме все, что можно только себе представить: от аскарид до эскистосомоза. Их будут лечить слабительным. Для облегчения колик… Ну, а сифилис третьего — который не нуждается для подтверждения диагноза в анализе крови, достаточно только поглядеть на него — будет тоже лечиться мимоходом, по мере возможностей, столь ограниченных в этой суматохе. И когда кто-то пожалуется, что нуждается все-таки в небольшом перерыве, в отдыхе для лечения, существует одно легкое средство, дающее грандиозные результаты: «Послушай, бишьо против „Фламенго“ в воскресенье обещают в восемьдесят тысяч… Понял? Даже сенатор не зарабатывает столько за девяносто минут…»

Лекарство действует безотказно. Боль проходит, лечение может быть отложено. Позднее, разумеется, веревка лопнет. Но ведь это будет позднее!.. А пока будем решать наши сегодняшние проблемы!

Стоит ли обвинять во всем этом тренеров? Ведь над ними, словно дамоклов меч, висит день и ночь карающая рука картол: как только команда начинает проигрывать, и без того шаткое положение тренера становится катастрофическим. Контракт заключается на год. И по окончании контракта президент клуба даже и разговаривать не станет, даже руки не протянет тренеру, который, по мнению вельможи, считающего себя, разумеется, знатоком футбола, провел сезон не очень удачно…

И тренер вынужден отправляться по безбрежному футбольному морю Бразилии в поисках новой пристани… А море это действительно безбрежное: как было уже упомянуто, в Бразилии имеется свыше двадцати трех тысяч футбольных клубов. А дипломированных специалистов — тренеров со специальным образованием — приходится на них… 60, повторим для верности прописью: шестьдесят человек.

Правда, приступая к рассказу о тренерах, сразу же спотыкаюсь об один любопытный факт: тренеры, добившиеся в последние два-три года наиболее интересных результатов в ведущих бразильских клубах и сборной, не являются — как это ни парадоксально! — дипломированными специалистами. Нет диплома даже у Загало — тренера «Ботафого» и сборной страны, победившей на чемпионате мира в Мексике. Нет дипломов у Теле — тренера «Атлетико», команды, ставшей в 1971 году первой победительницей первого национального чемпионата, у Антониньо — тренера «Сантоса», команды, которая не нуждается в рекомендациях. Нет диплома и у самого Салданьи…

Но, я думаю, они не обидятся на автора книги, если он начнет рассказ о бразильских тренерах не с них, а с их дипломированного коллеги. С Висенте Феолы — тренера «золотой сборной», одержавшей блистательную сенсационную победу на чемпионате мира 1958 года в Швеции. Злые языки утверждают, правда, что Феола, несмотря на свой диплом Высшей школы физического воспитания, не был в общем-то идеальным тренером. Тем более тренером сборной. Во всяком случае, Феолу называют «раздатчиком футболок», не более того. Мне приходилось даже слышать утверждения, что-де великой сборной 1958 года вообще не нужен был тренер: Пеле! Вава! Диди!.. Они и сами выиграли бы Кубок Жюля Риме! Разумеется, это не так, однако не следует забывать, что Феола противился включению в команду Гарринчи, держал в запасе Нилтона Сантоса и Пеле. Этого ему до сих пор не забывает ни один из торседорес Бразилии. В то же время страна забыла, что, помимо победы на чемпионате мира 1958 года, сборная Бразилии под руководством Феолы одержала победы в шести крупных международных турнирах (в том числе в «Атлантическом кубке»), что из 96 игр, проведенных сборной Бразилии под руководством Феолы, было выиграно 66! Слишком хорошие результаты для скромного «раздатчика футболок»!

Конечно же, кроме расстановки игроков на поле, Феола умел вселить в них чувство уверенности в своих силах, чувство спокойствия. Умел настроить их на победу. Умел заставить их не бояться, а уважать противника. Не следует забывать и того, что в руках Феолы было в 1958 году грозное оружие, повергнувшее в панику тренеров и футбольных специалистов всего мира: знаменитая схема 4+2+4. О ней речь пойдет в соответствующей главе, а пока отметим лишь, что выиграла шведский чемпионат все же не эта схема, а двенадцать человек; одиннадцать на поле и один — Висенте Феола — за его пределами…

Преемником Феолы на посту тренера сборной страны стал накануне чемпионата мира 1962 года Айморе Морейра. Рассудочный, спокойный человек. Один из выдающихся знатоков и теоретиков футбола. Именно он привел сборную команду к победе на чилийском чемпионате мира 1962 года, и именно ему было вновь поручено руководство сборной после поражения Феолы в 1966 году в Англии. Айморе стал одним из первых глашатаев «универсализации» в бразильском футболе. Мне кажется, что его сдержанность, его осторожность и осмотрительность отразились и на манере игры возглавляемой им команды. Особенно это было заметно на сборной образца 1968 года. Эта команда имела в основном тех же игроков, что команда Салданьи, проведшая в блестящем атакующем стиле отборочные матчи первенства мира в 1969 году, однако у Айморе футболисты играли, я бы сказал, слишком спокойно, чрезмерно осмотрительно. Они атаковали, беспрестанно оглядываясь назад. Они не столько взламывали оборону противника, сколько трудились над созданием своих оборонительных рубежей.

Впрочем, главной бедой Айморе была его полная зависимость от «сильных мира сего». От футбольных чиновников и президентов клубов, диктовавших Айморе свои требования тоном, не терпящим возражений. Блистательной противоположностью ему стал новый тренер сборной — Салданья, сказавший в тот день, когда его пригласили на этот пост: «В Бразилии живет 90 миллионов человек, которые могут предложить мне 90 миллионов вариантов сборной команды… Но на поле выйдет моя команда. Та, которую я предложу». Об этой команде мы еще будем говорить, а сейчас хочется подчеркнуть, что подобное поведение тренера в Бразилии является, пожалуй, беспрецедентным фактом. И это понравилось бразильцам, утомленным бесчисленными вариациями, модификациями и новациями в составе сборной, практиковавшимися Айморе. Салданья пришел и сказал: «Наша бразильская сборная должна быть для нас как любимая самба: каждый бразилец должен знать припев…» И через две недели после прихода Салданьи каждый мальчишка этой страны назубок знал состав своей сборной.

Жоан Салданья

Не будем забегать вперед и говорить о творческих концепциях Салданьи, чему посвящена специальная глава книги. Отметим иное: принципы товарищеского отношения к игроку, уважения человеческого достоинства и права футболиста на творчество, продемонстрированные Жоаном в том памятном 1957 году, когда он пришел в «Ботафого», остались святыми для него и по сей день. А это не так уж часто встречается в профессиональном футболе! Жоан умеет уважать в футболисте человека. Возможно, его научил этому дикий случай, о котором он рассказал в своей книге:

«Случилось это в сорок шестом или сорок седьмом году. „Ботафого“ тогда находился на сборах накануне матчей в стареньком доме на окраине Рио в городском парке. „Концентрация“ (так они называют сбор. — Примечание мое. — И. Ф.) была, что называется, „из тех“ — на целую неделю. В тот раз дело было перед встречей с одним из „великих“ клубов.

Жена игрока Авилы лежала в больнице Святого Себастьяна с тяжелой хронической болезнью. Жизнь ее долгое время висела на ниточке.

Игра начиналась в субботу во второй половине дня, а где-то около одиннадцати утра на тренировочной базе зазвонил телефон. Игрокам было запрещено подходить к телефону. Тем более накануне матчей. А звонили из больницы, срочно вызывая Авилу. Тот, кто снял трубку — один из администраторов клуба, — ответил, что Авила не сможет сегодня поехать в больницу. Тогда к телефону подошла сама старшая медсестра — монашка, работавшая в госпитале, и стала настаивать, требуя, чтобы игрок срочно приехал. Администратор положил трубку и отправился к тренеру: „Монашка-сестра утверждает, что жене Авилы стало хуже и что она зовет его…“ Руководство команды обсудило ситуацию и решило, что накануне матча футболисту не стоит ехать в госпиталь Святого Себастьяна. Матч предстоит весьма важный… Администратор вернулся к телефону и сообщил сестре, что Авилу вызвать нельзя.

После матча Авиле сказали, что ему нужно съездить в госпиталь, потому что с ним хочет говорить жена. Он взял такси и отправился в „Святой Себастьян“. Когда Авила вошел, сестра бросилась к нему навстречу и крикнула:

— У сеньора нет сердца? Сеньору не жалко свою жену? Я звонила вам с утра, а вы только сейчас появились?!

Ничего не понимая, растерявшись от неожиданности, парень спросил:

— Но в чем, собственно говоря, дело? У меня был матч. И мне только сейчас сказали, что она меня зовет… Вот я и примчался. Я торопился, взял такси…

— Теперь уже поздно, — сказала сестра. — Ваша жена умерла в три часа дня. Вы можете увидеть ее тело в часовне. — И, зарыдав, монашка добавила: — Бедняжка все время звала вас, сеньор!..

Авила потерял сознание. Он пришел в себя только поздно вечером. Даже ночью… Он снова взял такси и отправился на „концентрацию“, где ожидал найти всех: и игроков, и картол. Но на базе никого уже не было. Только ночной сторож и его жена. Авила схватил железный лом и разбил все, что смог разбить. Не осталось ни одного окна, двери, ни одного предмета из меблировки, который бы он не разнес в щепки. Он разгромил даже кухню и уборную. А потом взял такси и отправился на поиски тех, чьи адреса были ему известны. Никого не нашел. Никого не было дома…

На следующий день были похороны. Авила, упав на гроб, рыдал, повторяя одно и то же:

— Мне не позволили поцеловать тебя в последний раз, но теперь ты отмщена. Те, кто это сделал, никогда больше не будут иметь спокойствия…»

Одним из самых молодых, но весьма авторитетным, несмотря на этот «недостаток», тренером является сменивший Салданью на посту тренера сборной Загало — левый крайний «золотой сборной» 1958–1962 годов. Он руководил своим собственным клубом «Ботафого», откуда в 1958 году пришел в сборную как игрок, а в 1969 году — как тренер. Загало старался прививать молодежи свои собственные навыки и приемы. Левый край «Ботафого» Пауло Сезар играл в той же манере и, пожалуй, не менее блистательно, чем некогда играл сам Загало. Молодой тренер многого добился. Под его руководством клуб завоевал несколько весьма почетных титулов и кубков. Однако Загало проявил некоторый консерватизм, пытаясь третий год подряд играть в одной и той же манере, которая в общем-то стала хорошо знакомой соперникам «Ботафого». Поэтому в 1969 и 1970 годах команда потерпела неудачи, слабо выступив и в первенстве, и в кубковых матчах штата Гуана-бара, то есть Рио-де-Жанейро. К тому же, как уже было упомянуто в предыдущей главе, картолы «Ботафого» продали Жерсона, являвшегося костяком, нервным центром, дирижером команды. Разумеется, как это всегда бывает, мнением тренера во время оформления этой сделки никто не поинтересовался.

Такая же участь постигла и тренера «Фламенго» Тима. Он пришел в команду в начале 1969 года, когда она переживала жестокий кризис, провалившись во всех ответственных турнирах 1968 года. Тим за два месяца сумел вдохнуть в своих парней веру в победу. Маневрируя на мерном столе своими знаменитыми пуговицами, заменявшими ему фигурки футболистов, он развивал свои концепции и идеи, основанные на максимальном использовании талантливого, техничного нападающего Луиса Карлоса. Когда подготовительная работа была закончена, когда нужно было начинать матчи чемпионата, Луис Карлос был продан в «Васко да Гама». Говорят, что сам Тим узнал об этом из газет…

Впрочем, Лиса, как зовут Тима в Бразилии, не сдался. Он отправился к президенту «Фламенго» и потребовал равноценной замены. Президент, разводя руками, объяснял, что Луис Карлос был продан для того, чтобы клуб смог выплатить хотя бы некоторые, самые неотложные из фантастических долгов, накопившихся у него. Дело кончилось тем, что на деньги, вырученные от продажи Луиса Карлоса, был куплен в Аргентине стремительный и техничный нападающий Довал. «О Бразил бразилейро!» — говорят в таких случаях, разводя руками, граждане этой страны: «О моя бразильская Бразилия!»

В противоположность Айморе и Загало Тим отрицает строгие тактические схемы и формулы. Он считает, что все эти 4+2+4, 4+3+3 сыграли свою положительную роль в нескончаемом футбольном спектакле, а теперь на смену им приходит новое… «Они связывают, эти схемы, тренера. Они мешают развертыванию свободной игры, в которой главная задача тренера и команды — удивить противника и при этом самому не оказаться удивленным, самому не дать захватить себя врасплох…»

Тим любит играть широко, стремительно захватывая пустоты, на половине поля противника, как это делают баскетболисты. Он требует от защитников овладения длинным пасом, адресованным выдвинутому вперед нападающему. Он считает, что лучше ошибиться в таком пасе, обостряющем игру, чем дать точный, но поперечный и мелкий пас на своей половине поля. Тим скептически отнесся к современной моде играть с «чистильщиком», полагая, что этот лишний защитник является не чем иным, как потерянным, утраченным для атаки игроком… И, кроме того, утверждает он, у любой команды всегда имеется верное средство против «чистильщиков» — атака через фланги.

Тим позволяет себе теоретизировать, свысока поглядывая на своих коллег, потому что его дела идут не так-то уж и плохо, «Фламенго» перебралось на второе место в турнирной таблице чемпионата Рио-де-Жанейро и уверенно выступает в розыгрыше «Серебряного кубка» Бразилии. А самое главное: до конца контракта у Тима есть еще довольно много времени. И любую неудачу пока что еще можно успеть исправить. А вот когда контракт будет подходить к концу, тут Лисе придется держать ухо востро. Тогда любая оплошность, любое поражение будет грозить крупными неприятностями. И может статься, что когда-нибудь, развернув утром газету, Тим узнает, что он уже не тренер «Фламенго». И что ему нужно подыскивать себе другой клуб. А это в условиях Бразилии является не такой-то уж простой задачей. Здесь двадцать три тысячи клубов, но их президенты очень не любят неудачников…

* * *

Нельзя не сказать о том, что, несмотря на все вышеперечисленные трудности, кое в чем бразильские тренеры имеют преимущества — и немалые — по сравнению со своими коллегами из иных стран. Они, в частности, располагают куда более богатым «материалом» для работы, чем, скажем, английские или французские тренеры: ведь Бразилия является подлинной сокровищницей футбольных талантов! А почему? Почему именно Бразилия, а не Англия — родина футбола? Почему не Уругвай или Аргентина, которые являются, конечно, ведущими «футбольными державами», но которым все-таки далеко до Бразилии по обилию «сверхзвезд» футбола?..

Попробуем в этом разобраться. Прежде всего следует учесть, что Бразилия обладает совокупностью ряда условий, способствовавших и продолжающих способствовать появлению футбольных талантов в больших количествах. Об этом пишет в предисловии к нашей книге Жоан Салданья. Позволю себе повторить его.

Во-первых, колоссальная популярность футбола, ставшего не просто любимым видом спорта, а главным развлечением, времяпрепровождением, единственной — не побоимся этого слова — страстью миллионов жителей этой страны. Во-вторых, благодаря благоприятным климатическим условиям футбол в Бразилии может практиковаться круглогодично. В-третьих, бразильские дети вследствие суровых условий жизни рано созревают, рано формируются духовно и физически, что является, в известной степени, их преимуществом по сравнению с детьми народов, проживающих о более развитых странах, где детвора не обязана, как это часто бывает в бразильской провинции, с 7–8 лет заботиться о заработке, пропитании и тому подобных «взрослых» вещах. И поскольку футбол — это спорт молодых, юный бразилец встречает его во всеоружии своего житейского опыта. А иногда он рассматривает футбол как единственно доступное средство выбиться в люди, как одно из немногих средств, обеспечивающих ему возможность прокормиться…

И все же главным из этих условий, на мой взгляд, является первое — широчайшее распространение футбола в народе. В футбол в Бразилии играют все, играют всюду, играют с того возраста, когда начинают ходить. Не могу в связи с этим отказать себе в удовольствии привести еще один отрывок из книжки Жоана Салданьи:

«Английский, итальянский или французский ребенок приходит в футбольный клуб и очень воспитанно обращается к тренеру: „Я хотел бы научиться играть в футбол“.

Тренер глядит на мальчишку, чтобы выяснить, не обладает ли он каким-либо физическим дефектом (Гарринча никогда не смог бы играть ни в одном из английских клубов), измеряет его вес, рост и намечает день и час первого урока. Этот урок начинается демонстрацией серии фотографий и схем, которые обучают, как надо бить по мячу: „схема № 1“ — удар внутренней стороной стопы (и на снимке игрок, считающийся одним из лучших, производит такой удар). Затем тренер показывает „схему № 2“, где демонстрируется другой элемент… Увы, вдруг в футболе появляется некий Диди, который посылает мяч по кривой, вратарь прыгает в один угол, мяч влетает в другой, и возникает вопрос: „Правильно или неправильно?“ Ведь в диаграммах и учебниках этого нет!..

А бразильский мальчишка является в клуб первой группы и уже умеет делать с мячом что угодно. То, что имеется и чего нет в английской книжке. Его первый контакт с тренером протекает иначе: „Кроме вратаря, могу играть на любом месте. В команде своей улицы предпочитаю играть полузащитником…“

Поэтому задача тренера в Бразилии — не обучать футболу, а подбирать игроков. Любой мальчишка, появляющийся в профессиональной команде, способен пробежать вокруг поля, ни разу не дав мячу упасть на землю… Но он не знает ни одного параграфа правил. Знает только одно: рукой разрешается играть лишь вратарю. Все остальное приходит по интуиции, благодаря природной сметке, опыту, полученному в суровой жизненной борьбе…

…Футбол — это искусство, а в искусстве прежде всего важен талант. Талант может быть развит тренером, но никогда не сможет родиться из чтения книжек. В книжке можно найти схематизированный опыт или теорию, нуждающуюся в развитии. Но только талант способен в искусстве к свершениям…»

«Футбол — это искусство, а в искусстве прежде всего важен талант», — поэтому очень трудно заставить бразильца совершенствовать какой-то технический прием, отрабатывать финт или шлифовать удар. Бразильский игрок полагается на свою интуицию, на свой действительно великолепный дар импровизации. (Хотя, конечно, бывают и исключения: некоторые тренеры, уже упомянутый Тим, например, терпеливо и настойчиво заставляют по многу раз повторять какую-то комбинацию, что рассматривается игроками как весьма неприятная обязанность… Они не любят зубрежку. Самый приятный элемент тренировки для них — это «дойс токес», игра, когда каждый из них имеет право только дважды коснуться мяча, обрабатывая его после получения паса от партнера. Два касания — и мяч должен быть передан другому игроку или пробит по воротам.)

«Футбол — это искусство». Правильно! Но тот же Пеле смог подняться до головокружительной высоты своего мастерства не только благодаря таланту, но и в такой же степени благодаря титаническому трудолюбию, удивительной способности по многу часов подряд работать с мячом. Вероятно, так работал со скрипкой Паганини. Вероятно, столько же времени посвящала своему станку Галина Уланова.

К сожалению, пример Пеле не заражает его соотечественников. Если бы они заставили себя работать с мячом столько времени, сколько обычно уделял ему Пеле, возможно, «королю» пришлось бы потесниться на своем троне, разделив его с двумя, тремя, десятью или десятками не менее одаренных, но, увы, куда менее трудолюбивых «волшебников мяча».



…А тут я вынужден слегка поправить смысл написанного тридцать лет назад. Во-первых, в последние десятилетия стала заметно стираться грань между «силовой» европейской и «артистической» южноамериканской футбольными школами. В итальянском, испанском и даже немецком футболе появились виртуозы, которые не уступают в мастерстве южноамериканским звездам. В то же время физическая подготовка, скорость бега, выносливость, к примеру, Роберто Карлоса или Ривалдо заставят позавидовать любую британскую или немецкую футбольную звезду. И во многом это объясняется возросшим уровнем тренерской работы. Сегодня бразильские тренеры в массе своей уже не полагаются только на природные данные пришедших к ним новичков, а стараются совершенствовать их. В ведущих клубах повсеместно появились тренеры по физической подготовке, педагоги, работающие с детьми и молодежью.

Но что совершенно не изменилось с тех пор, как была написана эта книга, так это — бесправие и беспомощность тренеров на фоне вечного и ничем не ограниченного всесилия картол. Тренерская чехарда — обычная картина в любом бразильском футбольном клубе, если он перестает завоевывать почетные титулы и начинает ползти вниз по турнирной таблице. Пожалуй, единственным примером профессионального долголетия на одном посту может служить судьба наставника «Сантоса» Луиса Алонсо (футбольное имя: «Лула»), который руководил этой командой пятнадцать самых славных в ее истории лет. С 1954-го по 1969-й. Сменил его Антониньо, о котором речь пойдет в главе «„Сантос“ — машина, работающая на износ».

В подавляющем же большинстве случаев в Бразилии, как, впрочем, и в других больших и малых футбольных державах, включая Россию, тренеры обычно не задерживаются на своем посту больше двух-трех лет.

Когда клуб начинает спотыкаться, сдавать позиции, картолы впадают в панику, начинается истерика, жертвой которой становятся, конечно же, тренеры. В юбилейном для «Фламенго» 1995 году (клуб отмечал тогда свое столетие) сменилось подряд четыре главных наставника. Известны случаи, когда тренеры удерживались лишь по две-три недели и после трех-четырех проигранных матчей безжалостно выкидывались клубными картолами на улицу.

Любопытный пример, рожденный атмосферой тренерской чехарды: в сезоне 1987 года в чемпионате штата Сан-Паулу тренер Силиньо умудрился за полгода поработать последовательно с двумя командами. Одна из них — «Сан-Паулу» стала чемпионом штата, другая — «Понте Прета» заняла последнее место и опустилась во вторую лигу.

А «рекорд быстротечности» был поставлен несчастливцем по имени Маран, которого где-то в шестидесятых, кажется, годах прямо посредине чемпионата пригласили руководить не слишком успешно выступавшей командой «Ботафого» из города Рибейран Прето.

Спешивший на матч своих новых подопечных Маран попал в грандиозную автомобильную пробку и прибыл на стадион, когда игра уже началась. Директор клуба попросил его обождать до перерыва. В перерыве прямо в раздевалке Маран был представлен футболистам и приступил к исполнению своих обязанностей, когда команды вышли на поле, чтобы начать второй тайм. Обуреваемый честолюбивыми планами, он уселся на скамейке запасных, чтобы руководить игрой «Ботафого». Увы, этот премьерный для него матч оказался несчастливым, и когда он закончился со счетом 1:5 в пользу соперников, Маран был отправлен в отставку. Таким образом, он пробыл тренером клуба ровно сорок пять минут. Хотите верьте, хотите нет…

Весьма красноречиво и точно о судьбе наставников бразильских команд сказал известный футбольный обозреватель Армандо Ногейра: «Тренер в Бразилии — это субъект, которого либо только что выгнали из очередного клуба, либо он будет изгнан через несколько дней».

Так было, так есть и так, видимо, будет всегда. В бразильском и не только бразильском футболе.

А СУДЬИ КТО?

В 1956 году «Сантос» встречался с командой города Таубате. В случае выигрыша он становился двукратным чемпионом штата Сан-Паулу. За несколько минут до начала матча руководители клуба получили сообщение, пришедшее «по агентурным каналам», о том, что судья взял от хозяев поля 100 тысяч «старых» крузейро в качестве «подмазки». Для «Сантоса» нет трудных ситуаций! В течение нескольких минут среди игроков и футбольного руководства был организован молниеносный сбор доброхотных даяний, и представитель команды ворвался в судейскую комнату уже в тот момент, когда арбитр взвешивал мячи.

— Вот 150 тысяч. Вместе с теми, что сеньор только что получил, это составляет 250, не так ли? Это достаточная сумма за то, что сеньор будет судить правильно!

Судья взял деньги, матч прошел нормально, «Сантос» выиграл со счетом 2:1.

Самое интересное в этой истории то, что ни судья, ни руководители «Сантоса» не возмущались, не кричали, не брызгали слюной, не тратили энергию на взаимные попреки и самоопровержения. Деловая встреча деловых людей — и только! Однако не всегда удается проделывать такие операции в абсолютной тишине. «Грязное белье футбола!», «Коррупция!», «Пора наконец судьбу матчей решать на футбольных полях, а не за кулисами!» — периодически такие заголовки появляются на страницах газет. Иногда, впрочем, обвинения бывают и посерьезней: по окончании чемпионата штата Гуанабара 1967 года газеты писали о подкупе Манга, вратаря чемпиона — команды «Ботафого». Выяснение отношений зашло так далеко, что один из обвинителей, Жоан Салданья, аргументировал свои доводы револьверным огнем, обратив несчастного Манга в бегство.

В следующем, 1968 году разгорелся грандиозный скандал в штате Сан-Паулу. В печать попали документы, свидетельские показания и интервью, обличающие в подкупе, в «организации» результатов матчей целую группу судей футбольной федерации штата. Судья Жозе Астолфи обвинил в покрывательстве этих преступников самого президента федерации Мендонса Фзлкао. Журнал «Крузейро» опубликовал рассказ бывшего президента провинциального клуба из городка Пирасикаба, подробно рассказавшего о грязных махинациях федерации и откровенном взяточничестве судей.

Результаты этой кампании оказались более чем скромными: были отстранены от судейства несколько арбитров с подозрительной репутацией, а заодно «выжиты» из штата Жозе Астолфи и еще несколько судей, посмевших «вынести сор из избы».

Журнал «Крузейро» заявил однажды, что в Бразилии есть только один судья — Армандо Маркес, которого, по единодушному мнению всех бразильцев, невозможно подкупить. Он так сильно дорожит своей репутацией, что в перерыве между первым и вторым таймом никогда не покидает футбольное поле. Пока команды отдыхают в раздевалках, Армандо одиноко маячит в центральном круге. И это затем, чтобы, как он сам сказал, стадион видел, что никто к нему не приближался для того, чтобы просить о чем-то или… предлагать что-либо. Армандо, повторяем, неподкупен.

А остальные? Остальные не пользуются доверием торсиды, игроков и тренеров.

Конечно, это не означает, что перед каждым матчем каждый судья получает деньги или чек бразильского национального банка за «организацию» результата встречи. Основная причина недоверия к судьям кроется в их беспомощном положении по отношению к владельцам клубов, хозяевам команд, которые при желании могут в два счета «закрыть» карьеру судьи.

Дело в том, что в Бразилии нет независимой коллегии судей или какого-то иного органа, защищающего их интересы, поэтому арбитры назначаются непосредственно футбольными федерациями, руководители которых всецело зависят от боссов «Фламенго», «Ботафого» и т. п. Поэтому были, например, изгнаны из рядов арбитров Клаудио Магальяэс, чем-то не угодивший президенту «Фламенго», и Карлос Флориано Видал, вызвавший гнев президента «Ботафого».

Однако, пожалуй, самый потрясающий пример самоуправства клубных дельцов и полнейшей беззащитности судей продемонстрировали картолы клуба «Васко да Гама». После того, как судья Марио Вианна удалил однажды в одном из матчей трех игроков команды, заправилы «Васко» обвинили арбитра в том, что он… психически ненормален! И не только обвинили, но и потребовали медицинскую экспертизу! В результате Марио Вианна три последующих матча провел под наблюдением специальной комиссии психиатров, назначенной для «обследования психических способностей» арбитра. Судья судил матч, а психиатры судили судью. Справедливость, правда, на сей раз восторжествовала, и ученые мужи вынуждены были признать Марио Вианну психически нормальным человеком.

Эти печальные факты учат арбитров проявлять осторожность при судействе матчей с участием «больших» клубов, а это приводит к тому, что, почувствовав нерешительность судьи, игроки начинают на поле откровенную войну. В последние годы бразильский футбол переживает настоящую «эскалацию насилия». Одна из встреч «Васко да Гама» и «Флуминенсе» превратилась в грандиозную драку, когда судья, укрывшись в раздевалке под охраной полиции, принял решение об удалении с поля всех игроков обеих команд. Всех, кто до этого не был унесен санитарами на носилках…

Финальный матч первенства Рио-де-Жанейро 1966 года вообще не был доигран из-за драки, вспыхнувшей за 20 минут до конца игры между всеми игроками «Фламенго» и «Бангу». В драке перевес был на стороне «Фламенго», однако первое место в чемпионате досталось «Бангу».

А в одном из провинциальных городков Сан-Паулу полиция не сумела спасти судью, который имел неосторожность не обратить внимания на предупреждение, сделанное ему накануне матча представителем «хозяев поля»: «Если мы не победим, сеньор не выберется живым из города…» Арбитр Карлос Афонсо Лопес в середине второго тайма был вынесен с поля и пришел в себя только в госпитале.

Это случилось, как было сказано, в маленьком провинциальном городке. Однако и в крупных «столицах» безопасность арбитра никогда не является гарантированной; когда судья Арналдо Сезар Коэльо на втором по величине в Бразилии стадионе «Минейрао» в Белу-Оризонти осмелился аннулировать забитый из офсайда гол команды «Палмейрас» (Сан-Паулу), взбешенные футболисты избили его. Адемир да Гийа ударил его ногой, Тупазиньо разорвал ему рубашку, остальные толкали судью в грудь и оскорбляли его самыми грязными словами.

Впоследствии все это было отражено в протоколе матча, составляющемся в трех экземплярах, один из которых остается у местной федерации футбола, а два направляются в Бразильскую конфедерацию спорта.

Я так подробно рассказываю о канцелярской стороне дела, чтобы читатели поняли более чем странный поворот событий, развернувшихся впоследствии. Все три экземпляра протокола матча, которые должны были служить основой для разбирательства и наказания виновных, исчезли! Началась долгая волокита, запросы, переписка.

В результате хулиганы, совершившие нападение на судью, отделались легким испугом и мизерным штрафом. И спортивный обозреватель журнала «Фатос и фотос» Ней Бьянчи философски поучал затем молодого арбитра: «Этот парень, которому всего лишь 26 лет, уже начинает понимать, что судья может рассчитывать только на самого себя. Никто не придет ему на помощь, никто не возьмет его под защиту. Особенно, если он вступает в конфликт с „большим“ клубом. Судья одинок, и он либо склоняется, позволяя „сеньорам“ футбола командовать собой, либо теряет работу. Таков бразильский футбол…» А журнал «Маншете», комментируя дисквалификацию одного из судей после грандиозной драки, вспыхнувшей на поле, писал: «Нет ничего проще, чем обвинить судью в инцидентах и драках. Но правда заключается в том, что этот человек в черном имеет в руках всего лишь свисток. А не пулемет…»

Конечно же, не все бразильские судьи покорно соглашаются с ролью ягнят, выпущенных в стадо волков. Некоторые из них демонстрируют в самых критических обстоятельствах весьма твердый нрав. Однажды в Белу-Оризонти судья Жоакин Гонсалес во время матча был настигнут выскочившим на поле разъяренным тренером одной из команд. Поскольку игроки не стали их разнимать, а полиция решила, что взаимоотношения судей и тренеров ее не касаются, судья вынужден был самостоятельно решать проблемы самозащиты без оружия. Он не только избил тренера, но и удалил его с поля, запретив ему присутствовать на матче на скамье с запасными игроками, а после этого как ни в чем не бывало продолжил встречу.

И все же вышеизложенный случай является, мягко выражаясь, нетипичным. Ибо давно уже канула в Лету эпоха, когда футбольные судьи в Бразилии рассматривались чуть ли не как наместники бога на земле. В те добрые времена мог произойти такой, например, случай: когда на решающем матче чемпионата Рио-де-Жанейро 1927 года возник старый, как мир, конфликт из-за назначенного арбитром пенальти и игра остановилась для выяснения отношений, присутствовавший на трибуне президент страны Вашингтон Луис, недовольный задержкой, направил на поле своего офицера для поручений. «Его Высокопревосходительство сеньор президент республики требует продолжить игру!» — скомандовал офицер судье. Тот обернулся, поглядел пренебрежительно в сторону трибуны почета и сказал сияющему аксельбантами и сознанием собственного величия порученцу: «Передайте сеньору президенту, что он командует там, за пределами поля. А здесь командую я…»

Сегодня, увы, бразильский судья не командует на поле. А что касается «за его пределами»… Об этом хорошо знает на собственном горьком опыте Армандо Маркес. Или, если уж быть точным, сеньор Армандо Нунес Роза да Кастанейра Маркес. В 1961 году он осмелился выгнать с поля Пеле. Великого Пеле! «Король» футбола был удален Армандо Маркесом на «Вила Бельмиро» — родном стадионе «Сантоса» — в присутствии двадцатитысячной торсиды. После матча, когда взбешенные поклонники «короля», жаждавшие крови Армандо, собрались у служебного выхода со стадиона, полиция придумала гениальный выход: сеньор Армандо Нунес Роза да Кастанейра Маркес был вывезен с «Вила Бельмиро» в полицейской машине, предназначенной для преступников и дебоширов. Чтобы обеспечить успех операции, чемоданчик и плащ арбитра были вручены одному из его друзей, который был принят болельщиками за Армандо и при выходе со стадиона получил несколько раз по затылку…

Впоследствии подобная операция по извлечению судей со стадионов неоднократно применялась полицией штата Сан-Паулу. Правда, со временем, когда она утратила прелесть новизны и торсида раскусила этот трюк, пришлось придумывать кое-какие усовершенствования. Например, пускать две машины. Первую, с небьющимися стеклами — для отвода глаз — пустую, а во второй уже ехал судья. Развитие творческой мысли привело к тому, что иногда несчастных арбитров стали бинтовать с головы до ног и вывозить в каретах «Скорой помощи» под видом больных. И не удивительно поэтому, что первый вопрос, с которым обратился к Армандо Маркесу интервьюировавший его репортер журнала «Крузейро», был сформулирован следующим образом: «В чем заключается удовольствие рисковать своей жизнью, судя футбольные матчи?» Армандо отвечал долго и обстоятельно, рассуждая о футболе как источнике радости и творческого вдохновения. Закончил же он ответ на этот вопрос следующим образом: «Каждый матч — это своеобразный вызов, это — перчатка в лицо… И каждая игра, из которой я выхожу живым, это — победа!»

Армандо — хороший судья. Кстати, он является единственным футбольным арбитром Бразилии, церемонно величающим каждого футболиста на «вы» с прибавкой обращения «сеньор». При этом Армандо называет игроков по имени, не пользуясь популярными кличками: Пеле, Диди, Гарринча… Пеле для него — это «сеньор Эдсон», Гарринча — «сеньор Маноэл».

Армандо Маркес

Раз уж речь зашла об Армандо Маркесе, стоит, вероятно, процитировать несколько его советов молодым судьям:


«Стремитесь „почувствовать“ и взять в свои руки матч в первые же пять минут. Если в эти пять минут вам не удастся овладеть инициативой, остальные 85 минут вы будете безуспешно дергать за вожжи. Мой знакомый жокей говаривал:
„Лошадь чувствует жокея по тому, как он берет повод“.
…Только в самых чрезвычайных случаях можно решиться на отмену принятого решения. А вообще-то нужно следовать правилу; дал свисток — отступать нельзя!
…Никогда нельзя колебаться в наказании замеченной ошибки или нарушения.
… Не пытайтесь перелагать ответственность за то или иное решение на своих помощников на линии. Не делите с ними авторитет арбитра.
… Будучи корректным с игроком, обращаясь к нему на „вы“ со словом „сеньор“, вы должны одновременно требовать от него вежливости не только по отношению к вам — судье, но и по отношению к противникам и товарищам по команде. Я не разрешаю оскорблять друг друга даже игрокам одной и той же команды. Когда я слышу „крутое“ словечко, я говорю футболистам: „Разве сеньоры не умеют уважать меня, торсиду, своих коллег? Разве футбольное поле не является продолжением вашего дома? И разве вы позволите себе бранное слово в своем доме?“
…Никогда не следует выслушивать оправдания игрока, совершившего проступок. И тем более нельзя позволить уговорить вас.
…Помните, что судья — хозяин на поле! Никогда не забывайте пользоваться всеми правами, предоставленными вам правилами футбола».


Этот маленький кодекс Армандо хорош для самого Армандо. А большинство бразильских судей предпочитают работать с оглядкой на трибуну почета, где сидят представители федерации, на поле, где бегают футболисты, на архибанкаду, где неистовствуют торседорес.

В этой жизни, полной опасностей и разочарований, кое-кто из судей демонстрирует незаурядные дипломатические способности. В самом прямом смысле этого слова. Как-то раз в присутствии огромной торсиды, расположившейся вдоль пляжа Копакабана, две любительские команды вели ожесточенную борьбу за звание чемпиона Рио-де-Жанейро по футболу на пляже (в Рио есть федерация «пляжного футбола», организующая первенство штата и турниры с участием команд из других городов страны). Счет был 0:0. Игра шла к концу, когда у ворот создалось острое положение: мяч летел в ворота, кто-то кого-то схватил за ноги, судья — некий Матаразо — свистнул, мяч влетел в сетку через секунду после свистка, никто ничего не понял. Игроки зашумели: «Гол?! Офсайд?! Засчитывать? Не засчитывать?!» Торсида бросилась на поле, сотни людей окружили судью.

Почувствовав, что дело пахнет нешуточной головомойкой, он, словно пилот вошедшего в штопор самолета, вдруг обрел ясность мысли и способность принимать решения в сотые доли секунды.

— Я объявлю результат только после того, как торсида очистит поле! — крикнул Матаразо. И с удовлетворением отметил, что толпа, скаля и показывая клыки, поползла к боковым линиям, словно голодные тигры, загоняемые дрессировщиком в клетку.

Второе решение судьи было столь же счастливым:

— Я буду разговаривать только с двумя капитанами…

Команда расступилась, и два капитана подошли к судье, набычившись, готовые к спору. Судья достал блокнотик, карандаш и строго произнес:

— Дайте мне номера ваших домашних телефонов!

Недоумевающие капитаны продиктовали номера телефонов. Бравый арбитр записал их, повернулся к капитанам и сказал: