Петар поднялся. Руки его были пусты. Ему нужен был «зиг-зауэр». Никки слышала, как пистолет ударился о землю, но тоже не видела его в темноте.

Петар попытался залезть на платформу, чтобы достать фонарик, но та была слишком высокой. Он прыгнул к металлической лестнице, однако успел забраться только на вторую перекладину — Никки снова схватила его и стащила вниз. Он не сопротивлялся — наоборот, выпустил лестницу и всей тяжестью рухнул на Хит.

Когда они оказались на шпалах, Петар не стал ползти к лестнице, а попытался сбежать в сторону станции «96-я улица».

Однако в тоннеле было совершенно темно, и он, не рассчитав высоту шпал, споткнулся и вновь полетел на землю. А когда поднялся на ноги, было поздно — Никки прыгнула на него. Падая, Петар развернулся, и Хит с силой ударилась о землю. У нее перехватило дыхание, и она хватала ртом воздух, готовясь встать и броситься следом за противником. Но он не собирался бежать; схватив Никки за лацканы пальто, он потянул ее. Когда Хит, повернув голову, увидела, куда именно он ее тащит, до контактного рельса оставалось несколько сантиметров.

Еще секунда — и Никки ударило бы током с напряжением в шестьсот пятьдесят вольт.

Хит поддала Петару коленом в пах. Они находились слишком близко друг к другу, чтобы она смогла причинить ему сильную боль, однако он застонал и ослабил хватку. Она ударилась затылком о землю в паре сантиметров от смертоносного рельса.

Петар, пошатываясь, побрел прочь.

По центральному пути приближался поезд. Петар побежал через тоннель, намереваясь добраться до противоположной стенки, чтобы проходящий поезд оказался между ними; тогда у него появился бы шанс сбежать. Но Никки остановила его.

Она ударила противника кулаком по затылку, и у того подкосились ноги. Он уцепился за какую-то металлическую балку, пытаясь устоять, и хотел было развернуться, чтобы сделать ответный выпад, но угодил под следующий удар — кулаком в висок. Петар захлопал глазами и стал медленно оседать.

Поезд стремительно приближался. Хит рывком подняла противника и швырнула его на рельсы. Петар попытался схватить ее за горло, но она, наклонив голову, увернулась и ударила его кулаком в нос. Затем еще раз. Кровь хлынула у него из ноздрей, смешиваясь с синей краской.

Из тоннеля подул зловещий горячий ветер, и Петар, обернувшись, остекленевшими глазами уставился на приближавшийся прожектор, затем снова посмотрел на Хит, и она поняла, что он сдается. Это был взгляд человека, готового к смерти. Оба знали, что она могла сделать с ним что угодно; свидетелей не было.

Превосходный момент для мести за мать. Никки мечтала об этом долгие годы; эта минута снилась ей в кошмарах.

Но она схватила убийцу под руки, рванула на себя и поставила на ноги в тот момент, когда первый вагон поезда показался в начале платформы.

Петар закрыл глаза, приготовившись к смерти.

Но Никки отшвырнула его в сторону от проходившего поезда, и Петар угодил лицом в грязную лужу. Никки надела на него наручники и крикнула:

— Петар Матич! — а затем детектив Хит, помолчав мгновение, произнесла слова, которые преследовали ее десять лет: — Вы арестованы за убийство Синтии Хит. — Она сглотнула ком в горле и продолжила: — И за убийство Николь Бернарден.

После того как щелкнули наручники и Хит зачитала арестованному его права, она подняла голову. К горлу подступали слезы. Рук все никак не мог срезать болт. Она стояла так несколько мгновений, вытирая глаза и глядя на сыпавшиеся с потолка искры.



Несмотря на поздний час, Хит, зайдя в комнату наблюдения по пути в помещение для допросов, обнаружила там, кроме Рука, небольшую группу детективов: Тараканов, Раймера и Феллера. Малькольм и Рейнольдс не смогли приехать — они еще были на Стейтен-Айленде, вместе с криминалистами трудились над фургоном Картера Деймона. Никки почувствовала, что все смотрят на нее. Детективы понимали, что означал для нее этот арест. Знали и о том, что ей пришлось пережить этой ночью, видели, что она практически обессилена. Но они были копами, и само их появление в участке служило знаком поддержки. Они не собирались открыто выражать свои чувства.

И, чтобы дать это понять, Каньеро воскликнул:

— Как это мило с вашей стороны, детектив, нарядиться и накраситься ради нас! Вас редко встретишь при полном параде.

Хит выглядела как героиня с обложки компьютерной игры про коммандос. Она не успела переодеться, лицо и руки были покрыты царапинами и грязью. В коридоре, по дороге из отдела убийств, она выдрала из волос комок жевательной резинки.

— Я была немного занята.

Никки подошла к стеклу, чтобы посмотреть на Петара Матича. Он сидел у стола один, в наручниках.

— Меня удивляет то, что ты не прикончила эту сволочь, пока была возможность, — заговорил детектив Феллер. — Только ты и он. Никто никогда ничего не узнал бы.

— Я бы знала. И, кроме того, живым он принесет больше пользы. Я хочу знать все с самого начала. Все, что он сделал. Всех, на кого он работал. Кого еще он убил.

— И где сейчас Тайлер Уинн, — добавил Рук.

— Особенно это.



Когда Хит вошла в комнату и села напротив Петара, она тоже увидела на нем следы борьбы. Единственное отличие состояло в том, что его переодели в тюремную одежду. Но у него было больше ссадин, синяков, грязи и пятен запекшейся крови. На лице даже осталась синяя краска, которой Никки его обрызгала. В оранжевом комбинезоне он походил на игрока «Флорида Гейторс»,^[147]пришедшего прямо с поля.

Они смотрели друг на друга в ледяном молчании. Хит не понравилось то, что она увидела. Не только то, что это был человек, зарезавший ее мать и по крайней мере еще одну женщину. Не только то, что перед ней сидел ее бывший бойфренд, назвавший их отношения «работой», средством достижения цели. Никки не понравились его глаза. Покорное выражение смирения, признание поражения, которое она видела в метро, исчезло. Петар Матич всегда просчитывал свои действия на несколько ходов вперед, и его взгляд сказал ей, что после тоннеля он уже успел как следует обдумать ситуацию.

— Надо было тебе убить меня, когда была возможность, — начал он.

— Многие здесь считают так же.

— Почему ты этого не сделала?

— Я не судья. Я просто полицейский. Когда-нибудь мне придется ответить за свои поступки. И тебе тоже. Мы оба знаем за что.

— Никки Хит, которая всегда права. Святая и борец за справедливость. — Он наклонился к ней через стол. — Как жаль, что я не могу добавить к этому списку «идеальная в постели».

Никки почувствовала, что краснеет, и напомнила себе, что нельзя поддаваться эмоциям. Петар намеревался использовать все возможности, в том числе напоминания об их связи, чтобы получить над ней преимущество. Хит постаралась не обращать внимания на удар — и на то, что Рук стоял по ту сторону зеркала, хотя остальные детективы разошлись выполнять ее задания. Она сделала глубокий вдох, чтобы сосредоточиться.

— Расскажи мне, когда именно ты получил задание убить Синтию Хит.

— Отлично. Как профессионально с твоей стороны — забыть о чувствах.

— Кто предложил тебе это?

— Вот видишь? Ты сосредоточена на работе, как всегда.

— Я хочу получить ответы.

— А я хочу заключить сделку, — ухмыльнулся он.

— Тебе нечего предложить мне. Я уже знаю, что ты убил мою мать и Николь Бернарден.

— И кто это сказал?

— Ты.

— Когда?

— Сегодня в метро.

— Докажи это.

Петар снова ухмыльнулся, только на этот раз ухмылка была шире и уверенней. Такое лицо она видела у него в тот момент, когда он отнял у нее пистолет на станции. Презрительное выражение, при виде которого ей захотелось его убить. На миг Никки пожалела о том, что не сделала этого, — и знала, что всю оставшуюся жизнь такая мысль будет время от времени приходить ей в голову.

Оба понимали, что этот допрос — не простая формальность. Будучи сотрудником отдела убийств, Хит прекрасно знала, что любое обвинение следует подкреплять надежными доказательствами — для окружного прокурора. Именно по этой причине она отправила своих детективов обыскивать квартиру Петара и офис на телестудии, где он снимал шоу. Далее им предстояло рассмотреть всю его жизнь под микроскопом. И это было только начало.

Но Петар пытался посеять в ней сомнения. Никто, кроме Никки, не слышал, как он признался в убийствах, — точно так же никто не узнал бы, если бы она толкнула его под тот поезд. Если она не сумеет найти убедительных доказательств, которые могут быть представлены в суде, Петара Матича освободят. Он отлично понимал это и воспользовался своим козырем.

— Ты знаешь, что у меня есть то, что тебе нужно.

Хит понимала: если она хотя бы моргнет и как-то проявит интерес, она утратит преимущество, и это станет началом конца. Поэтому она сдержалась и продолжала сидеть молча, с каменным лицом.

— Возможно даже, это не просто информация об убийстве твоей матери. И другой женщины. — Он говорил так, словно убийства людей были ничего не значащими фактами, едва достойными упоминания. — Скоро произойдет некое событие. Крупное событие и очень неприятное. Оно готовилось десять лет — если этот отрезок времени тебе о чем-то говорит.

Намекая на годы, разделявшие два убийства, Петар стремился вызвать в Хит интерес, в то же время не признавая вину. Противник был умен. Никки должна была быть умнее.

Она не клюнула на предложение о переговорах и сказала:

— Если тебе известно что-либо о готовящемся преступлении, твой долг — сообщить об этом в полицию.

— Разумный совет, детектив. Возможно, я последую ему. — Он снова улыбнулся той надменной улыбкой. — Однако у меня есть кое-какие условия.



Выйдя из помещения для допросов, Никки обнаружила в комнате наблюдения Айронса. Капитан бросился к Никки.

— Вы что, серьезно собрались заключать сделку с этим отморозком?

Хит взглянула на настенные часы.

— Что вы здесь делаете так поздно, капитан? Уже первый час ночи.

— Я услышал, что вы поймали преступника, и решил, что мне следует приехать в участок. — Она заметила, что он недавно побрился и облачился в новенькую форму; белая рубашка была накрахмалена до хруста. Уолли успел подготовиться к появлению перед телекамерами. — Вы застукали его с поличным, так?

— Все несколько сложнее. Он сказал мне, что убил обеих женщин, но, кроме моего свидетельства, у нас ничего нет. Предстоит добыть улики. К тому же, нам нужно узнать еще кое-что, и мне необходимо его сотрудничество.

Айронс презрительно фыркнул:

— Конечно. Вы уже позволяете ему диктовать условия? Почему бы сразу его не выпустить? — Затем он вспомнил, что они в комнате не одни, и обратился к Руку: — Это не надо печатать.

— Я ничего не слышал, капитан.

— Никто не собирается выпускать Петара, сэр. Просто я считаю, что сейчас лучше всего будет сделать паузу, не спешить и завтра с утра посоветоваться с окружным прокурором.

Айронс возразил:

— Вы хотите затянуть это дело только для того, чтобы удовлетворить личное любопытство насчет пустяковых подробностей убийства вашей матери.

Хит ответила:

— Послушайте меня, капитан: я больше всех хочу, чтобы этот человек навсегда отправился за решетку. Но это значит, что нельзя совершать ошибок; если кто-то из нас поторопится или допустит небрежность, преступник уйдет. Он в наших руках. Сейчас наша задача — сделать так, чтобы он никуда не делся. — Айронс хотел было перебить ее, но Хит ему не позволила. — А что, если он не лжет? Что, если у него действительно есть информация, которая позволит нам арестовать заговорщиков и предотвратить террористический акт? Вы это называете пустяковыми подробностями?

Не дожидаясь разрешения Айронса, она открыла дверь в коридор, где дежурили два офицера.

— Отведите задержанного обратно в камеру.



Со стороны казалось, что в отделе убийств начался обычный рабочий день, но на самом деле было почти два часа ночи — самой важной ночи за всю полицейскую карьеру Хит. Никки велела Каньеро сесть на телефон, сообщить о «воскрешении» Тайлера Уинна в ЦРУ, Департамент внутренней безопасности и Интерпол, а также проверить, не появлялся ли человек с таким именем и внешностью в аэропортах, на железнодорожных вокзалах и в порту. Феллера и Раймера она отправила в квартиру Петара с особыми инструкциями: тщательно охранять все документы, чеки, фотографии и данные с компьютера. Детектив Гинсбург снова исчезла, поэтому Хит дала задание Тарреллу просмотреть полученные недавно видеозаписи из гаража офиса судмедэкспертизы в поисках лица водителя, доставившего баллоны с негодными газами. Теперь все детали дела были для Никки одинаково важны. Любая из них могла в конце концов привести к Петару и помочь засадить его за решетку.

Рук подошел к столу Хит, когда та повесила трубку.

— Малькольм и Рейнольдс звонили, пока ты разговаривала, и я взялся передать сообщение. Посмотрим, вроде бы я все записал. Они рады, что ты осталась в живых… По крайней мере, я так понял. — Он пожал плечами. — Ну ладно, неважно. И еще есть новости от криминалистов, работающих на складе, арендованном Картером Деймоном. Ну как, я правильно все говорю?

— С такой задницей, как у тебя, я в любую минуту готова взять тебя в секретари. Что там с фургоном?

— Они нашли в нем пару рабочих ботинок. Одиннадцатого размера, такого же, как следы в доме Николь. В лаборатории исследуют подошвы на наличие ворса от ковра.

Никки подошла к Доскам Убийств и сделала отметку насчет ботинок рядом с остальными данными о квартире Бернарден.

— Что еще?

— Следы крови в грузовом отделении фургона. Малькольм сказал: он знал, что ты будешь над этим трястись, и уверяет, что де Хесус занимается ими лично. — Он подождал, пока Никки записала на доске: «Кровь/ДНК», затем продолжил: — И наконец, много хороших отпечатков на всех поверхностях и дверных ручках. Сейчас криминалисты работают над их идентификацией.

Когда Никки закрыла маркер, он спросил:

— Так с кем ты так долго разговаривала?

— С полицейской префектурой Парижа.

— Ты ведь знаешь, что за звонок придется платить тебе?

— Каждый цент окупится. — Рук последовал за ней к ее письменному столу, и она взяла свои заметки. — Только послушай. Никаких сведений о нападении на Тайлера Уинна. Никаких сведений о его смерти. Никаких записей о его пребывании в больнице Канар. Никакой информации на таможне о том, что он покинул страну.

— А мы с тобой там были? — спросил Рук, поглаживая подбородок.

— Нет, если верить персоналу больницы и детективам Булонь-Бийанкура. Они с нами никогда не разговаривали. Ничего этого не было. — Она швырнула бумаги на стол.

— Как ты себя чувствуешь?

— Как в мультике про Дорожного бегуна.^[148]Нормально, пока я не остановлюсь и не посмотрю себе под ноги. — Хит прикоснулась к его руке. — А ты как? Как твое бедное запястье поживает после того, как ты полночи пилил этот болт?

— Послушай, еще пять минут — и я бы вскрыл решетку. Ну как это у них так здорово все получается в «Войне на складе»?

— Реальная жизнь сильно отличается от телешоу, — заметила она.

— Особенно от реалити-шоу.

Зазвонил телефон Никки, и она взяла трубку.

— Отдел убийств, детектив Хит.

Выслушав собеседника, она побледнела, бросила трубку на стол и устремилась к двери.

— Что-то не так? — крикнул Рук, догоняя ее.

— Все не так.

Хит не стала задерживаться и прятать оружие в сейф. Она просто сунула его охраннику, а сама побежала дальше, к камерам. Миновав помещения, где держали пьяных, воришек и людей, мочившихся в общественных местах, она добралась до конца коридора; дверь изолятора была распахнута, три офицера в голубых перчатках склонились над телом Петара.

Он свалился со своей койки и лежал на спине, раскинув руки; на лбу у него зияла свежая алая ссадина — ударился лбом о бетонный пол. Глаза вылезли из орбит, посиневшее лицо избороздила багровая сетка капилляров. Язык был темно-синим, даже черным; он вывалился изо рта, перепачканного пеной и ядовитой кровавой рвотой; струйка желчи, стекавшая по шее, собралась в лужицу на полу. Штанины оранжевого комбинезона были влажными от мочи; в камере стоял отвратительный запах кала.

Офицеры поднялись на ноги. Один выбежал, прижимая руку ко рту. Никки невольно отступила назад и наткнулась на Рука. Один из копов сказал:

— Мы хотели сделать ему искусственное дыхание, но он умер еще до того, как мы открыли камеру.

— Кто-нибудь видел, что произошло? — спросила Хит.

Ей ответил один из заключенных:

— Он начал есть свой обед, и его сразу же стало сильно рвать, жуть.

Арестованный наглядно продемонстрировал, как именно, но Никки отвернулась, чтобы осмотреть камеру.

На полу стоял поднос; на нем лежала пустая пластиковая бутылка из-под сока. Остальная еда была нетронута.

— Никому не трогать его, пока не приедет судмедэксперт, — приказала Хит. — Никому ничего не есть и не пить, пока мы не узнаем, от какого яда он умер.

— И кто подсыпал ему этот яд, — добавил Рук.



ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ









Никки еще раз умылась холодной водой и, подняв голову, взглянула на себя в зеркало над раковиной в женском туалете. Уголки рта опустились, губы начали дрожать; она быстро отвела взгляд, но затем сделала над собой усилие и попыталась придать лицу бесстрастное выражение. Однако губы задрожали еще сильнее, а глаза наполнились слезами. Прежде чем слезы покатились по щекам, Никки вновь склонилась над раковиной и плеснула в лицо водой.

В отличие от истории с инсценировкой смерти Тайлера Уинна, на этот раз у детектива Хит были и возможности, и причины проверить, действительно ли убийца покинул этот мир. Лорен Пэрри, судмедэксперт, появилась в камере меньше чем через сорок пять минут после разбудившего ее звонка подруги. Предварительное заключение совпало с догадками полицейских. Яд подсунули убитому в невинной двухсотмиллилитровой бутылке с яблочным соком. Отрава оказалась очень сильной. За все годы работы Лорен никогда не случалось видеть столь разрушительного воздействия токсинов.

— Доза, которую он принял, — не знаю, что это было, но скоро выясним, — должна была убить его как можно быстрее. Все внутренние органы отказали практически мгновенно, никаких шансов на реанимацию. Стоит лишний раз проверить костюм на герметичность, когда буду проводить вскрытие.

Вскрытие Петара.

Хит вытерла лицо бумажным полотенцем и, закрыв глаза, прижала к ним комок бумаги. Ей снова было тринадцать лет; вместе с классом она отправилась в лыжный поход в Вермонт, заблудилась и случайно выехала на крутой склон, покрытый льдом. При падении она потеряла перчатки и лыжу, которая скользнула в сторону по льду, сорвалась с обрыва и исчезла в какой-то невидимой щели. Перчатки лежали в нескольких метрах от Никки, но достать их было невозможно — она рисковала последовать за лыжей в пропасть.

Оказавшись на предательском склоне в полном одиночестве, Никки вцепилась ногтями в лед и попыталась выбраться. Нужно было лишь проползти десять метров вверх по склону и ухватиться за камень. На полпути пальцы ее соскользнули, и она съехала обратно. Рыдая, преодолевая боль в ободранных, отмороженных пальцах, она нашла в себе силы снова заползти вверх по склону. И, протянув руку к камню, до которого оставалось всего несколько сантиметров, опять съехала вниз. На этот раз она соскользнула дальше, до того места, где лежали перчатки, и, когда задела их, они полетели с обрыва.

Хит открыла глаза. Она находилась в туалете полицейского участка. И одновременно на том ледяном склоне.



— У меня для тебя кое-какая информация об отравленной еде, — начал детектив Феллер, когда она вернулась на рабочее место. — К мальчишке-курьеру, который доставляет еду из кафе — там охранники заказывают обеды заключенным, — около стойки для велосипедов подошел человек, сунул ему двадцатку и сказал, что отвезет этот заказ.

— Великолепно. Курьер дал какое-то описание? — спросила Никки.

— Да, и когда я его услышал, показал ему вот это фото, — Феллер продемонстрировал портрет Салины Кэй на своем мобильном. — Это была она.

— А у меня есть кое-что покруче, — объявил Таррелл, появляясь в дверях с распечаткой в руке. — Это кадр с видеозаписи, сделанной одной из камер в офисе судмедэкспертизы. Только посмотрите, кто выгружает баллоны с негодным газом. — Он поднял фото, чтобы все смогли рассмотреть Салину Кэй в форме водителя и бейсболке.

Рук поднялся из-за своего стола, подошел к ним и воскликнул:

— Ничего себе игривая медсестра!

— Ага, — усмехнулся Таррелл. — Очень жаль, что диск с этой записью провалялся у них без дела несколько дней. Если бы только мы увидели это позавчера, то успели бы добраться до нее прежде, чем она смылась.

— И она не отравила бы Петара, — добавил Феллер.

— Напомните мне одну вещь, — заговорил Рук. — Кто же это сказал, что лично займется газовыми баллонами? А потом поручил это дело своим «скрытым ресурсам»?

Никки выхватила у Таррелла фото, направилась к офису Айронса и, войдя, закрыла за собой дверь. Прошло меньше трех минут, и капитан, должно быть, все-таки передумал приглашать прессу. Он схватил свое пальто и поспешно покинул участок.

Хит была обессилена, но не хотела возвращаться домой, когда события начали разворачиваться так стремительно. Она решила провести ночь в участке. На рассвете пришел Рук и принес ей латте и смену одежды.

— Поспать удалось? — спросил он.

— Нет, — ответила она. — Пыталась вздремнуть в комнате для допросов, но ты же понимаешь. — Она отпила кофе. — Папа рано встает, и я недавно позвонила ему, сообщила новости, чтобы он услышал их от меня, а не по телевизору.

— И как он это воспринял?

— Как обычно, молчал. Но, по крайней мере, взял трубку, хотя и знал, что звоню я, а это уже кое-что.

Рук вспомнил неприятное расставание с ее отцом после того, как она попросила у него банковские документы.

— Либо ты сильнее, чем я представлял, либо ты любительница самобичевания.

— Знаешь, что получится, если отбросить всякую дрянь — личные переживания и тому подобное? Я действительно решила, что раскрыла это дело. — Она повела его к Доскам Убийств. На обеих не осталось свободного места, они были испещрены последними заметками, сделанными Никки перед рассветом. — Думала, что, когда найду убийцу, дело будет закончено. Но Петар оказался… в общем, оказался всего лишь утешительным призом.

— Знаешь, Никки, в этом-то и состоит вся трагедия. Я чувствовал, что между мной и твоим бывшим бойфрендом уже начинает формироваться некая связь. — Он с невинным видом посмотрел на нее. — Что, я поторопился?

— Немного, — ответила Хит, но улыбнулась, оценив его попытку развеселить ее, несмотря ни на что. — Пока это больная мозоль, но ты не сдавайся, хорошо?

— Договорились.

Она взглянула на одну из досок и уныло вздохнула.

— Этот человек… — Никки постучала по имени Тайлера Уинна, написанному крупными буквами. — Он отдавал приказы. Он настоящий убийца моей матери, Николь и Дона.

— А также Картера Деймона.

— Точно. Но зачем? — Она покачала головой. — Черт, а я действительно думала, что разгадка рядом.



Большинство сотрудников появились в участке ни свет ни заря. Очевидно, сейчас им было не до сна. Тараканы приехали позже остальных, но лишь потому, что по дороге заглянули в штаб-квартиру МТА и попросили разрешения просмотреть видео с камер, установленных на станции «96-я улица».

— Сейчас они делают для нас копии, — сообщил детектив Таррелл. — Однако мы уже успели увидеть Николь Бернарден: она спрыгнула с платформы и направилась в сторону Призрачной станции с кожаным мешком, затем вернулась без него — в ту ночь, когда ее убили.

— Есть идеи насчет того, что было в этом мешке? — спросил Раймер.

— Понятия не имею. Я даже не притрагивалась к нему.

К ним присоединился детектив Феллер.

— А кому Николь могла бы оставить его?

Хит покачала головой.

— Мы можем только гадать.

Но на самом деле у нее возникла одна мысль, которую она предпочла держать при себе.

Детективы Малькольм и Рейнольдс появились в отделе со свежими новостями от криминалистов. Кровь в фургоне Картера Деймона принадлежала к той же группе, что и кровь Николь Бернарден.

— Эксперты сейчас проверяют ДНК на соответствие, — сказал Рейнольдс. — Но я уверен, что там лежал ее труп.

Малькольм добавил:

— На рабочих ботинках Деймона найден ворс с ее ковра. И еще, несмотря на то что в этом фургоне больше отпечатков, чем на ляжках стриптизерши в баре у аэропорта, им удалось выделить три набора: Деймон, Салина и Петар.

Позади них раздались громкие голоса, хлопнула дверь. Обернувшись, они увидели в стеклянном кабинете капитана Айронса, который беззвучно орал на детектива Гинсбург; по щекам женщины текла тушь.

— Ссора в диораме, — прокомментировал Феллер.

— А что, ребята, вы не видели утренний выпуск «Ledger»? — спросил Рейнольдс. — На странице городских новостей много шума из-за того, что заключенный скончался в камере.

— Да об этом трубят во всех газетах, — сказал Каньеро.

— Ага, но источник Там Швайда утверждает, что один из детективов безответственно отнесся к записям с видеокамер, из-за чего не удалось вовремя идентифицировать Салину Кэй.

— И мы все знаем, кто этот безответственный коп, — хмыкнул Феллер.

Каньеро согласился:

— Если Уолли готов наступить на ребенка, чтобы успеть попасть в объектив, он вполне способен прикрыть свою задницу, столкнув Шерон Гинсбург под автобус.

— Или, в нашем случае, под грузовик с баллонами, — добавил Рук.

Хит откашлялась.

— Вы все знаете, что я просто обожаю сплетни, но, может быть, не будем отвлекаться и вернемся к работе?

Но, когда все разошлись по местам, Никки невольно взглянула в сторону кабинета капитана с тайной надеждой на то, что если Гинсбург не переведут в другой отдел, то хотя бы отправят в хороший длительный отпуск.

Рук пошел за ней.

— Сейчас мне нужно уйти. Есть кое-какие дела. Ничего особенного, тебя это не касается.

— Врешь. Ты собрался писать новую статью, да?

— Ну хорошо, — признался он. — Раз уж ты вынуждаешь меня все рассказать, я получил письмо от редактора «First Press». Он пишет, что они собираются запускать онлайн-версию журнала, и он считает, что эксклюзивный материал об этом деле прекрасно подойдет для первого выпуска.

— И тебе известно, как мне понравилась твоя последняя статья о работе полиции.

— Обещаю, ничего не буду писать о твоих сексуальных подвигах, только факты.

— Врешь, как обычно.

— Хорошо, давай по-другому, — усмехнулся он. — Ты хочешь, чтобы статью об этом деле написал я или Там Швайда?

Она не колебалась.

— Иди работай, мистер Журналист.

— Ты не пожалеешь.

— Я уже жалею.

— Могу я пригласить тебя на ланч?

Никки отвела взгляд.

— Придется тебе перекусить без меня. У меня как раз во время ланча есть одно дело, — и пока он пристально рассматривал ее, раздумывая, стоит ли расспрашивать, она сказала: — Иди. Увидимся после работы у меня дома.



Подойдя к двери, она приложила ухо к замочной скважине, но ничего не услышала. Никки слегка постучала, чтобы убедиться в том, что внутри никого нет, и, не получив ответа, быстро скользнула в комнату и заперла за собой дверь.

Стараясь не трогать заметки детектива Таррелла, разложенные аккуратными стопками на столе перед монитором, она села в кресло в каморку, превращенную во владения Короля видеонаблюдения. Хит улыбнулась, заметив картонную корону из ресторана «Бургер Кинг», которой наградила его на собрании отдела прошлой весной. Он нашел сделанную уличной камерой видеозапись похищения жиголо. Затем она вытащила из кармана флэшку, вставила ее в разъем и надела наушники.

Никки уже не помнила, сколько раз за десять лет она слушала запись, сделанную во время убийства ее матери. Может быть, двадцать? Сначала она сделала грубую копию, держа диктофон перед автоответчиком. Потом детектив Деймон забрал кассету. Качество записи было очень плохим, и через несколько лет, получив звание детектива, Хит выписала себе пропуск в отдел хранения вещественных доказательств, забрала кассету и сделала новую копию в виде цифрового файла. Звук был намного четче, но все равно, сколько бы она ни слушала запись, пытаясь разобрать приглушенный голос убийцы, она так и не смогла распознать, кто это был.

Никки всегда делала это втайне, зная, что другим это могло показаться извращением; однако она всего лишь искала улики, искала ключ к разгадке. Это вовсе не было манией, стремлением снова пережить ту ночь. Во всяком случае, так она говорила себе, и ей самой казалось, что это правда. Она прислушивалась к шуму на заднем плане. Особенно отвратителен был ей звук собственного голоса, и каждый раз она останавливала запись в тот момент, когда открывала дверь квартиры и начинала кричать.

Это было невыносимо.

Однако сейчас впервые она слушала запись, зная, что приглушенный мужской голос принадлежал Петару.

Преднамеренное убийство. Практически в каждом случае убийцу нужно искать где-то рядом. Проверяются мужья, жены, бывшие возлюбленные, сожители, дети, братья и сестры и прочие родственники. А уж потом переходят к другим подозреваемым. В случае ее матери полиция выясняла алиби отца, искала мужчин в жизни матери, но не в жизни Никки. С другой стороны, дело вел Картер Деймон, сообщник Петара, наемник, задачей которого было завести расследование в тупик.

Никки прослушала запись еще раз и еще. Она слышала знакомый разговор с матерью о специях, хлопанье дверцы холодильника, ее крики, стук упавшей телефонной трубки. Приглушенный мужской голос. Она остановила запись, прослушала снова. Снова и снова именно этот фрагмент.



В полдень Хит сидела на двенадцатом этаже здания на Йорк-авеню, в тишине кабинета психоаналитика, на приеме у доктора Лона Кинга. Никки рассказала доктору о своей записи и о том, что сегодня впервые за десять лет слушала ее, зная, что незнакомый голос принадлежит Петару.

— А почему вы придаете такое большое значение этой записи?

— У меня есть одна мысль… Может быть, я пытаюсь отрицать случившееся?

— Такая вероятность всегда существует, однако мне интересно, не простирается ли ваше любопытство дальше.

— Понимаете, именно это и вызывает у меня такое отвращение.

Он улыбнулся.

— Вначале так бывает со всеми. Какой бы устойчивой ни была ваша психика под давлением обстоятельств, Никки, с этим вам самой не справиться.

— Поэтому я позвонила вам.

— Я уверен в том, что вы не только заново переживаете душевную травму и чувство потери, вы также испытываете сильный гнев и ужас оттого, что вас предали. Не говоря уже о том, что вы в растерянности от сделанного в свое время выбора. Вы сами не знаете, правильно ли поступали, когда слушали внутренний голос. Как детектив — насчет расследования. Как женщина — насчет мужчин.

Никки откинулась на спинку кресла. Глядя на безупречный белый потолок, она попыталась прогнать растерянность и недоумение, вернуть в свой мир порядок, который царил там еще вчера.

— Я чувствую себя так, словно земля внезапно ушла из-под ног. Это касается не только расследования, но и всей моей жизни. Того, что я считала любовью. Я теперь не знаю, кому можно верить, а кому — нет.

— Я знаю, что для вас доверие — самое главное. Недоверие создает ощущение… хаоса.

— Да, — едва слышно отозвалась Никки. — Именно это я сейчас и чувствую. Я всегда представляла себе завершение дела моей матери иначе: безупречное, уверенное. А сейчас я как будто… — и она изобразила пальцем циклон.

— Охотно верю. Особенно после того, что вы узнали о бывшем бойфренде. Но, может быть, это чувство вызвано иной причиной. Может быть, вы настолько подчинили свою жизнь этому расследованию, что не знаете, как и зачем жить дальше после его завершения?

Никки села прямо и взглянула ему в лицо.

— Нет, я расстроена потому, что дело до сих пор не раскрыто, а я не хочу подводить мать.

— Вы не можете ее подвести. Ее больше нет.

— А человек, который приказал ее убить, до сих пор на свободе.

— Тогда вы будете и дальше делать то, что должны делать. Я знаю это потому, что у вас собственный взгляд на отпуск.

Она кивнула, но не улыбнулась.

— Я хочу попросить вас сохранять хладнокровие, как бы тяжело это ни было. Недоверие порождает недоверие. Оно подобно вирусу. Вы не сможете выполнять свою работу — и жить тоже не сможете, — пока сомневаетесь в собственных решениях. Вы станете подобны выбежавшему на дорогу оленю, который превращается в ледяную статую в свете фар и стоит до тех пор, пока его не собьет машина. Кому вы доверяете больше всех, Никки?

— Руку.

— Вы можете обсудить с ним свое состояние?

— Конечно, — пожала плечами Никки.

— Откровенно? — Ее молчание послужило ему ответом. — По своему опыту общения с полицейскими в этой комнате я могу сказать, что выдержка и самообладание хороши не всегда. Они не могут стать стилем жизни, это медленно убивает. Не нужно быть стоиком. Не нужно страдать в одиночестве.

— Нет, сейчас я не одинока. У меня есть Рук.

— И вы ему полностью доверяете?

Он не требовал ответа, однако, прежде чем продолжить, подождал несколько секунд, и тишину нарушало только негромкое тиканье часов.

— В тот или иной момент жизни человеку приходится решать, чем из сокровенного поделиться с другими людьми. С коллегами по работе. С друзьями. С возлюбленными. У вас с Доном были чисто физические взаимоотношения, вы не вели разговоров о личном. Это работало потому, что ваши цели были одинаковы. Ни вас, ни его не интересовали чувства партнера. Но это единичный случай. Возможно, вы захотите открыться другому человеку до конца, однако, судя по нашим беседам, это маловероятно. Поэтому в перспективе может случиться так, что Рук захочет заглянуть к вам в душу глубже, чем вы ему позволяете. И отказ может обидеть его. Не сейчас, но однажды вам придется встать перед выбором, и тогда вы или впустите его, или нет. В первом случае ваш панцирь может дать трещину, и вам придется иметь дело с последствиями. Я надеюсь, что вы примете решение, о котором вам не придется жалеть.



Когда Никки вышла на улицу, в голове ее теснилось еще больше вопросов, чем перед визитом в кабинет врача, но одна позитивная вещь все-таки появилась. В этот день желтый фургон с бельгийскими вафлями остановился на время ланча совсем неподалеку, на Йорк-авеню. Стоя в очереди, Хит колебалась между сладкой и острой начинкой и в конце концов решила выбрать смешанный вариант — вафли с беконом и сиропом. Она съела их, расположившись на скамейке под канатной дорогой, идущей на остров Рузвельта. Покончив с едой, Никки еще какое-то время сидела, глядя на красные кабинки с пассажирами, проплывавшие над ней в сторону Ист-Ривер. Ей так хотелось, чтобы все ее тревоги и заботы можно было засунуть в такую кабинку и отправить куда-нибудь далеко по стальным канатам. Но это была только мечта. Это стало ясно, когда рядом с ней уселся агент Барт Каллан из Департамента внутренней безопасности.

— Вам нужно попробовать «Throwdown», — начал он. — Это даже лучше вафель Бобби Флэя.^[149]

— Неужели у вас, ребята, нет электронной почты? Может, вместо того чтобы подстерегать на улицах, вы в следующий раз вежливо пригласите меня побеседовать за столиком в ресторане?

— И вы, разумеется, придете, да?

— Попробуйте, агент Каллан. В прошлый раз я уже говорила: если ко мне обращаются по официальным каналам, я всегда готова к сотрудничеству.

— Но если вас загнать в угол, вы молчите.

— А разве другие люди ведут себя иначе?

— Мне нужно знать все, что вам рассказали Тайлер Уинн и Петар Матич. Если вы сможете сообщить, что лежало в тайнике, это нам тоже очень пригодится.

Хит оторвала взгляд от баржи, проходившей вверх по реке под мостом Куинсборо, и посмотрела на агента. Если отбросить повелительный тон и неприятную привычку появляться в самый неожиданный момент, он казался нормальным парнем. Но затем она вспомнила, как сильно ей случалось ошибаться в людях, и сказала:

— Номер штаб-квартиры должен быть у вас на кнопке быстрого набора. Звоните.

Он покачал головой.

— Исключено. Это слишком деликатный и серьезный вопрос. Если начнутся бюрократические проволочки, им не будет конца.

— Тогда я не имею к этому никакого отношения.

— Имеете, и еще какое. И вы не любите болтать. — Он ухмыльнулся. — Я понял это недавно на складе.

Она улыбнулась в ответ, и Каллан протянул руку. Сначала Никки решила, что он хочет обменяться рукопожатием, но он взял ее одноразовую посуду и обертку, и она покраснела от смущения. Он бросил тарелку и вилку в урну и снова повернулся к ней лицом.

— Детектив Хит, я могу заверить вас в одном. Дело, над которым мы работаем, является приоритетным с точки зрения национальной безопасности. Может быть, если я расскажу вам кое-что, это побудит вас, в свою очередь, поделиться информацией со мной.

— Я вас слушаю.

— Это короткая история. Николь Бернарден, бывший агент ЦРУ, примерно полтора месяца назад связалась с нами и заявила, что обнаружила некие очень важные документы. И что ей нужно срочно передать эти документы нам. Мы тщательно проверили ее через ЦРУ, проверили историю ее недавнего сотрудничества с Тайлером Уинном в его, скажем так, независимой ипостаси. Договорились о передаче документов, но прежде, чем она успела сообщить нам, где их искать, ее убили.

Хит сказала:

— Если вы хотите узнать насчет тайника, я его нашла, но не видела, что именно там находится.

— Как выглядел этот предмет?

— Коричневый кожаный мешок, застегивающийся на молнию. В таких торговцы раньше отвозили наличные в банк.

Каллан прищурился, представив себе этот мешок, и сказал:

— Спасибо и на этом.

— Можете вместо благодарности ответить мне на такой вопрос. Если вам было известно, что Тайлер Уинн перешел на сторону врага, почему вы его не арестовали? Тем более если его деятельность поставила под угрозу национальную безопасность?

— Именно по этой самой причине. Бросьте, Хит, вы же знаете, что такое держать подозреваемого под колпаком. Мы не брали Уинна потому, что сначала он должен был привести нас к заказчикам.

— И сколько людей погибло, пока вы держали его под колпаком, агент Каллан?

Догадавшись, к чему она клонит, он сказал:

— Для справки: к моменту смерти вашей матери в Управлении еще не знали о том, что Тайлер Уинн начал зарабатывать на стороне. На самом деле расследование началось после ее убийства. Тогда я работал в ФБР, и именно я общался с вашей матерью.

Никки подняла голову.

— Все верно, я был с ней знаком, — подтвердил он. — Все произошло почти так же, как в случае Николь Бернарден: ваша мать обратилась к нам, сообщила о подозрениях насчет угрозы безопасности страны. Мы передали ей двести тысяч, чтобы она подкупила информатора и добыла доказательства, но ее убили в ту самую ночь, когда она получила деньги.

Осмысливая эту новость, Никки смотрела вверх, на вагон канатной дороги. Если Каллан говорил правду, значит, эти деньги не были платой за предательство. Она взглянула ему в глаза, и он закончил:

— Теперь вы знаете. Это все.

— Кроме того, что это за угроза, о которой вам известно уже десять лет.

— Это секретная информация.

— Как удобно. А тем временем Тайлер Уинн вытворял что хотел. То есть, простите меня, был у вас под колпаком.

Агент Каллан проигнорировал колкость. Его, как настоящего военного, ничто не могло отвлечь от цели.