Шторм назревает

Глава 1.


Наши дни.



Сильвер-крик, Монтана.


Природное чутьё, отточенное годами тренировок, подсказывало: они приближаются. Их пока ещё не было слышно, но по телу уже пробежала легкая дрожь, заставив мускулы напрячься. Подобное, наверное, испытывают собаки, среди всеобщей безмятежности ощущающие скорый подземный толчок. В этот момент лишь они знают о грядущем бедствии. Они одни знают, что скоро всё изменится.

Секунды ушли на поиск путей к отступлению, но рассчитывать убежать здесь, среди сосен и зарослей можжевельника, мог только глупец. Как далеко он успеет уйти, прежде чем появятся гости? До берега реки? До границы леса, если повезёт? А потом что? До ближайшего городка — не меньше пятидесяти миль, а с собой только то, что сунул в рюкзак, отправляясь рыбачить.

Да и зачем бежать? Они его нашли, а раз так, значит, они уже знают.

Сколько у него времени? Минута. Может, две. Взгляд из-под поношенной армейской кепки устремился на бегущий с гор ручей. Там, у самой поверхности лениво перебирала плавниками радужная форель, нацеливаясь на яркую приманку в виде мухи. На то, чтобы выманить рыбу из тени, ушел битый час. Может, получится довести дело до конца? Всё-таки, нет ничего противнее незавершённых дел.

— Давай же, иди к папочке, — прошептали губы. Загипнотизированная танцем рукотворной мушки форель подплыла ближе.

Но едва рыба приготовилась схватить наживку, как под аккомпанемент апокалиптического рева вода в ручье закипела, подняв тучу брызг.

Поздно. Они уже здесь.

Высоко в небе гигантская винтокрылая машина заслонила солнце, пронеслась над лесом и зависла точнёхонько над головой рыбака.

Нет такого солдата, который, услышав раз шум вертолета Bell UH-1Y «Venom», смог бы его позабыть. Этот звук сопровождает вас на пути к полю боя. Этот же звук вы услышите после сражения. Если, конечно, останетесь живы.

Отыскав ровную площадку возле ручья, пилот посадил машину. Едва полозья коснулись земли, из вертолета выпрыгнул одетый в деловой костюм парень лет двадцати с небольшим.

— Деррик Сторм? — крикнул он. — Это вы?

Рыболов, бросив на парня презрительный взгляд, прорычал:

— Не слыхал про такого.

Растерявшись, молодой человек оглянулся на вертолет. Боковая дверь отъехала в сторону, выпустив мужчину постарше. Тот не спеша подошел к самому ручью, сложил ладони рупором, и прокричал:

— Меня прислал Джедидайя.

— И такого не знаю.

— Он предупредил, что вы так и ответите. Джедидайя просил напомнить о Танжере.

Танжер. Танжер — это значит беда. Прошло много лет, но стоило рыболову услышать о Танжере, как он снова почувствовал, как липнет к щеке холодный линолеум, мокрый от его собственной крови, увидел растерзанные тела, услышал отчаянные крики о помощи. Джедидайя знал, чем его пронять.

Пошатываясь, рыболов подошел к воде, не говоря ни слова, собрал свои пожитки и направился к вертолету.


Танжер. Напомнить о нем — всё равно, что сказать: «Ты — мой должник». Значит, пришло время платить по счетам. А ведь это было совсем не просто — исчезнуть. Залечь на дно. Умереть — по крайней мере, для всех знакомых из прежней жизни. Слишком многие пытались эту жизнь отобрать. В конце концов, других выходов просто не оставалось — только перестать существовать.



И вот теперь Джедидайя хочет вернуть его к тому, от чего он с таким трудом пытался уйти.


Заняв место в салоне, рыболов бросил прощальный взгляд на ручей, на луг, на безмятежное голубое небо, после чего сказал:

— Можем отправляться.

— Вы тот самый Деррик Сторм! — Юноша в костюме захлёбывался от восторга. — А все говорят, что вы погибли…

Его старший коллега подал пилоту знак, оттопырив большой палец. Вертолёт начал подниматься.

— Как оно на том свете, Сторм? — спросил старший. — Сколько лет тебя не было в живых?


Почти четыре года. Четыре года одиночества. Покоя. Погружения в себя. Переоценки накопленного опыта. Рефлексии.



Никто из ныне живущих не знал Сторма лучше, чем Джедидайя. У него на руках был единственный козырь, который мог бы заставить Сторма вернуться. И сейчас Джедидайя использовал этот козырь. Танжер.



Деррик Сторм всегда платит по счетам.



Даже с того света.






Глава 2.

Длиннющий чёрный лимузин встал, не глуша мотор, у лётного поля Объединённой базы морской авиации Эндрюс, штат Мэриленд[1], ожидая прибытия транспортника С-21А — армейской версии бизнес-джета Learjet 35 — с Дерриком Стормом на борту. Самолёт приземлился, и Сторм — гладко выбритый и с иголочки одетый — в костюме от Карачени, и туфлях от Тестони, сойдя с трапа, направился прямиком к лимузину. Дверцу пассажирского салона перед ним распахнул офицер внутренней полиции ЦРУ — Службы безопасности и охраны, или коротко — СБО.

Скользнув на обтянутое черной кожей заднее сиденье, Деррик оказался лицом к лицу с самим Джедидайей Джоунсом, главой Национальной секретной службы. Так официально именовался отдел ЦРУ, занимающийся вербовкой шпионов и делающий для страны всю самую грязную работу на территории других государств.

Водрузив очки на нос, который ломали так часто, что никакому пластическому хирургу было уже не по силам вернуть ему первоначальную форму, Джоунс оценивающе взглянул на Деррика. По возрасту директор НСС годился Сторму в отцы, но годы не мешали ему сохранять хорошую физическую форму. Сложён как питбуль, череп до блеска выбрит… Завершал образ скрипучий голос, звучавший грозно, даже если его обладатель делал комплимент. А такое случалось нечасто.

— Чёрт, выглядишь много лучше, чем в нашу последнюю встречу!

— Трудно выглядеть хуже, чем тогда, — ответил Сторм. Лимузин тронулся с места, и направился в Вашингтон. Деррик хорошо знал этот маршрут.

— Сучий Танжер, — буркнул Джоунс. — Всё пошло не так, как мы планировали. Вышла полная жопа. Но, как бы там ни было, рад, что ты возвращаешься.

— Я не возвращаюсь.

— Брось, Сторм. Таким, как ты, нужен постоянный прилив адреналина. Ты же зачахнешь без ощущения опасности. Тебе до чёртиков надоела твоя Монтана, и в глубине души ты знаешь это. И я знаю. Ты ждал сегодняшнего дня всё это время.

— Ошибаешься. Я остепенился.

— Чушь собачья. Ты пытаешься обмануть сам себя.

— Послушай, сейчас я здесь. Но когда сделаю то, о чём ты там собрался меня просить, я уйду. Рассчитаюсь с тобой — и всё. С меня хватит.

Джоунс достал из кармана пиджака сигару, нежно взглянул на неё, откусил кончик и закурил.

— Как насчёт Клары Страйк? — спросил он. — Она больше ничего для тебя не значит?


Сторм хорошо скрывал эмоции, без этого умения в его ремесле не преуспеть. Он не станет реагировать на этот выпад, не доставит старику такого удовольствия. Ни сейчас, ни когда-нибудь ещё. И всё же Джоунс сумел задеть его за живое. Сторм и Клара работали вместе. Она была идеальным партнёром — и на задании, и в постели. Она же стала одной из причин, по которым Деррик решил исчезнуть. Она оставалась одной из причин, по которым он предпочел бы остаться «призраком».



По иронии судьбы. Кларе тоже однажды пришлось умереть. Имелось даже выписанное в Ричмонде свидетельство, подтверждавшее её гибель. Сообщил о трагедии Джоунс, ему Сторм не мог не поверить. Известие буквально ошеломило и раздавило Деррика. Впервые на своей памяти он испытывал искреннюю скорбь. Смерть Клары стала для него катастрофической потерей.



А потом он узнал, что всё это было ложью. Постановкой, спланированной и срежиссированной Джоунсом. Так было нужно Конторе. Так было нужно стране. Но Сторм нуждался совсем в другом. Деррик никак не мог примириться с мыслью, что всё то время, пока он оплакивал гибель Клары, та продолжала дышать, есть, спать, может даже заниматься с кем-то любовью. Она и не пыталась дать знать о себе, позволив ему поверить, что мертва. Почему? Да, смерть — фальшивая или настоящая — это профессиональный риск, никто из тех, кто согласился работать на Джоунса, от неё не застрахован. Но эту смерть Сторм принял слишком близко к сердцу.



Интересно, Клара так же отреагировала на известие о его гибели?


— Не беспокойся, — продолжил Джоунс. — Её нет в стране.

— Сделай одолжение, не сообщай ей, что я жив. Это всё… усложнит.

Джоунс осклабился, показав идеально ровные зубы.


Интересно, Джоунс способен испытывать хоть какие-то чувства? Или это совершенный макиавеллиевский тип: расчётливый и хладнокровный, готовый жертвовать всем и всеми в интересах Конторы? Проработав с ним немало лет, Сторм так и не нашёл ответа.


— Как скажешь, Деррик, — ответил Джоунс, затянувшись.

— Я хочу попросить ещё кое о чём. Пообещай, что после того, как я выполню то, ради чего ты меня вытащил, ты снова дашь мне умереть. На этот раз — окончательно.

Джоунс подался вперёд, протянув правую ладонь.

— По рукам.

— Мы будем в расчёте?

— Абсолютно. Сделаешь дело — и свободен. В конце концов, ты становишься слишком стар для всего этого.

Сторм улыбнулся.

— Итак, что заставило тебя вспомнить Танжер?

— Похищение. Здесь, в Вашингтоне.

— Что? — не поверил Деррик. — Всё дело в каком-то похищении?

— Это не просто «какое-то похищение».


С Джоунсом всегда так. Пара слов — и мысль уже лихорадочно работает. Понятно, что Джоунс не стал бы прерывать устроенный им же самим бессрочный отпуск из-за похищения. Это не имело смысла. У ЦРУ нет прав проводить операции внутри США. Расследованием похищений занимается Федеральное бюро расследований. И хотя на публике ЦРУ и ФБР всегда выступают единым фронтом, на деле между ведомствами идёт жестокое соперничество. Это если говорить мягко. Джедидайя использовал любую возможность уязвить нынешнего директора Бюро Рузвельта Джексона.


— Кто похищен? — спросил Деррик.

— Пасынок сенатора Соединённых Штатов. Мэттью Дулл. Его отчим — сенатор Тёрстон Уиндслоу из Техаса.


Тёрстон Уиндслоу. На сцене появился первый персонаж пьесы театра кабуки. Уиндслоу являлся одним из самых могущественных обитателей Капитолийского холма. Он возглавлял комиссию сената по разведке — органа, контролирующего работу ЦРУ и непосредственно Джедидайи Джоунса. Это объясняло интерес Джоунса к делу. Но по его словам это больше, чем просто похищение. Возможно, дело в личности похитителей?


— И кто стоит за похищением?

Джоунс одним движением ладони с зажатой между пальцами сигарой и разогнал дым, и дал понять, что ответа на вопрос не будет.

— Мы направляемся в офис к Уиндслоу. Он и введет тебя в курс дела. Не хочу, чтобы ты приступал к расследованию, будучи предвзят.


Вот он — классический Джедидайя Джоунс. Сторму был знаком его подход. Джоунс предпочитал, чтобы подчиненные сами оценивали ситуацию и сами же делали выводы. Возможно, им удастся разглядеть то, на что он сам не обратил внимания. Отправляя своих людей на задания, Джоунс давал лишь скупые вводные, и подкидывал дополнительную информацию тогда и только тогда, когда в ней действительно возникала необходимость. Он никогда не раскрывал все карты, и даже выполнив работу, ты никогда не знал, как именно она связана с другими частями грандиозного плана. Полную картину видел только Джоунс. Он действовал в мире лжи и дымовых завес, где всё является не тем, чем кажется, и достаётся не той ценой, что пишут в прейскуранте. Даже ближайшее окружение никогда не знало, что он затевает.


— А что ФБР?

— А что с ними? — Джедидайя пожал плечами. — Они ведут дело. Расследование поручено агенту Эйприл Шауэрс.


Вот и ещё один персонаж пьесы.


— Эйприл Шауэрс? — переспросил Сторм. — Апрельский Ливень? Это её настоящее имя?

— Так и есть. Должно быть, её предки отличались оригинальным чувством юмора. А может, просто были хиппи. Как бы то ни было, она ждёт нас в офисе сенатора.

— А какая роль у меня?

— Ты — консультант по особым вопросам. Зовут тебя Стив Мэйсон — Деррик Сторм пусть остаётся в могиле.

— А если что-то пойдёт не так, окажется, что никакого Мэйсона никогда не существовало?

— Именно.

— Вытаскивать меня, придумывать фальшивую личность — как-то это всё чересчур сложно для расследования похищения.

Джоунс пустил серию безупречных дымных колец.

— Печально, — вздохнул он. — Я о дымных кольцах. В эпоху повсеместных запретов на курение это искусство умирает.



Глава 3.

Сквозь пуленепробиваемые стекла лимузина, двигавшегося на восток по Конститьюшн-авеню, Сторм глядел на возвышавшийся на фоне вечернего неба купол Капитолия, залитый светом прожекторов. Вид был впечатляющий.

Автомобиль миновал Сенатское здание имени Рассела, первое из трёх роскошных строений, используемых сотней народных избранников. Сторм всегда считал, что в городе, помешанном на аббревиатурах, сокращение SOB как нельзя лучше подходит для мест скопления сенаторов[2].

Следующим сенатским зданием на пути лимузина было открытое в 1958 году строение, поначалу называвшееся просто SOB № 2. В 1972 Конгресс присвоил ему имя сенатора от штата Иллинойс, республиканца Эверетта М. Дирксена, замечательного оратора, прославившегося тем, что пластинка с его речами получила премию Грэмми.

Сенаторы обожают, когда здания называют в их честь.

Лимузин подъехал к западному входу здания им. Дирксена, и офицер СБО, сидевший на переднем сиденье, выскочил из машины, чтобы предупредить дежурных из полиции Капитолия[3] о прибытии двух VIP-персон. Джоунсу и Сторму не пришлось тратить время на прохождение досмотра. Не было ни рамки металлодетектора, ни выворачивания карманов, ни предъявления содержимого кейсов. Вместо этого гостей быстро проводили в офис Уиндслоу, где секретарь немедленно пригласил их в рабочий кабинет сенатора.

Как почти всё на Капитолийском холме, здешние офисы распределялись по старшинству и степени значимости. Чем важнее птица, тем больше отведённая ей площадь. Уиндслоу получил самый огромный офис в здании. Потолки в его владении имели высоту пятнадцать футов, книжные полки вдоль стены украшала изысканная резьба, пол устилал ворсистый ковер. Роскошный диван, обитый натуральной кожей, мягкие кресла, рабочий стол красного дерева — всё это явно было доставлено сюда не со склада административно-хозяйственной службы. Фотографии в рамках на одной из стен, изображавшие сенатора, позирующего с главами иностранных государств и разными знаменитостями, свидетельствовали, что Уиндслоу не чужд тщеславия, и не считает зазорным кататься по экзотическим местам на деньги налогоплательщиков. Другую стену украшали Печать штата Техас и рога техасского длиннорогого быка.

Сенатор поднялся, но не сделал и попытки выйти из-за стола, чтобы поприветствовать гостей, вынудив их пересечь весь кабинет с протянутыми руками.

— Ну, наконец-то, Джедидайя, — проворчал Уиндслоу, пожимая ладонь асу шпионажа. — Мне пришлось ждать тебя лишних десять минут.

Сенатор посмотрел на Сторма. Они бросили друг на друга оценивающие взгляды, как школьники, готовящиеся устроить потасовку на перемене.

Сенатор разменял уже восьмой десяток. Сухой и долговязый, он обладал запоминающейся внешностью. Конечно, трудно не запомнить человека, чьё лицо не сходит с телеэкрана (Уиндслоу был регулярным гостем утренних ток-шоу по воскресньям, да и в новостях мелькал довольно часто). И всё же узнаваемым его делали удивительная причёска и характерная манера речи. Седые волосы сенатора были зачёсаны назад и тщательно уложены в старомодный помпадур[4], блестящий от обилия фиксирующего лака. Говорил Уиндслоу медленно, растягивая слова на южный манер, и не забывал при этом сдабривать речь простонародными выражениями, демонстрируя, что он плоть от плоти своих избирателей, упёртый «демократ жёлтого пса»[5]. В Техасе, представителем которого в Сенате Уиндслоу являлся уже более трёх десятилетий, соперничать с ним не мог никто.

— Так это и есть твой парень? — спросил хозяин кабинета.

— Сенатор, это Стив Мэйсон, — ответил Джоунс. — Он не мой сотрудник, но иногда делает для меня кое-какую работу. Он частный сыщик.

— Ты наладчик? — повернувшись к Сторму, без обиняков уточнил сенатор. — Человек, который улаживает разные проблемы, верно?

Деррику не нравилось, что при разговоре присутствуют ещё трое. Специального агента ФБР Эйприл Шауэрс он идентифицировал сразу, её выдало характерное вздутие под пиджаком. Супругу сенатора Сторм узнал, так как её лицо появлялось на страницах журналов и газет. Но что здесь делала девица двадцати с чем-то лет? Какова её роль?

— Я пришёл протянуть руку помощи, — Деррик ушёл от прямого ответа.

— Рук у нас предостаточно, — рявкнул Уиндслоу. — Всё ФБР мне ладошки тянет, а толку-то? Тут не ладошки нужны, а нормальный кулак!

В тишине, воцарившейся после слов сенатора, его супруга тихо произнесла:

— Мой муж, кажется, забыл о хороших манерах. Меня зовут Глория Уиндслоу, — она грациозно поднялась со своего места, показав высочайший класс умения контролировать эмоции, столь важного для жены политика. Даже глубочайший стресс не смог заставить её забыть о необходимости держать себя в руках.

Супруга сенатора была лет на тридцать моложе мужа. Она мягко пожала руку Сторма, продемонстрировав великолепный маникюр. Платье от дорогого нью-йоркского дизайнера подчеркивало достоинства её фигуры.

Сторм читал о ней. Закончив школу, Глория бросила свой городишко в техасском захолустье, и отправилась искать лучшей доли. Захватывающая дух внешность и непомерные амбиции привели её в группу поддержки «Далласких ковбоев». Там она забеременела, выскочила замуж за квотербека — звезду национальной лиги, с которым через два года развелась, обвинив в склонности к насилию. «People» и «Us» поместили её фото с ребенком на свои обложки. О ней писали, как о женщине, которая предпочла судьбу матери-одиночки унижениям со стороны знаменитого мужа. Знакомство с сенатором произошло два года спустя, в Далласе, на мероприятии по сбору средств для избирательной кампании. Минимальный взнос для участников равнялся трем тысячам долларов. Глория пришла на вечер с одним из самых завидных холостяков, известным адвокатом, а ушла — с Уиндслоу. Через месяц он пригласил её в Вашингтон в качестве персонального секретаря. Ещё через год развёлся с женой, с которой прожил в браке три десятка лет. Разница в возрасте с новой избранницей поначалу многих шокировала, но сенатор поручил спасение своей репутации семьянина и доброго христианина одному манхэттенскому пиар-агентству. Вскоре кудесники с Мэдисон-авеню превратили Глорию из разлучницы в близкого друга и советника собственного мужа, помощницу, уделяющую особое внимание проблемам женщин, образованию и доступности библиотек. На Рождество она приглашала детей с ограниченными возможностями в свой особняк, и устраивала для них праздник с катанием на пони.

На пятом десятке она всё ещё оставалась привлекательной женщиной, чему немало способствовали изнуряющие диеты, пластическая хирургия и регулярные инъекции ботокса.

Представившись, Глория подвела Сторма к двум другим женщинам в офисе.

— Это мисс Саманта Топперс, — указала она на ту, что помладше. — Невеста Мэттью, моего сына.

Поднявшаяся с дивана мисс Топперс являла собой своего рода архитектурную диковину. При весе не более ста фунтов и росте меньше пяти футов, девушка обладала таким бюстом, что Сторм засомневался, не упадёт ли она, потеряв равновесие, когда протянет руку для пожатия.

— Рада познакомиться, — произнесла она детским голоском.

Когда Деррик смог, наконец, поднять взгляд, он увидел, что глаза её опухли и покраснели от слёз.

— А это специальный агент Эйприл Шауэрс, — продолжала Глория.

В зелёных глазах агента Сторм заметил раздражение. Эйприл Шауэрс была абсолютной противоположностью мисс Топперс: около тридцати пяти лет, телосложение профессионального марафонца, что означало в среднем по два фунта на каждый дюйм шести футов роста, гладкая фарфоровая кожа и собранные в пучок рыжие волосы.

— Ну, вот, теперь все друг другу представлены, — подал голос сенатор Уиндслоу. — Теперь приступим к делу. Похищен мой пасынок, Мэттью Дулл. Он был с Самантой, когда его схватили. Они гуляли по университетскому кампусу в Джорджтауне.

— К счастью, — вставила Глория слово. — Саманту похитители не тронули. Они забрали только моего сына.

Впервые за то время, пока Сторм присутствовал в кабинете, маска, скрывавшая истинные чувства Глории Уиндслоу, дала трещину. На глаза её навернулись слёзы, но она справилась с ними, достав из сумочки платок.

— Похитители, — продолжил сенатор, — оставили мисс Топперс истерить на тротуаре.

Деррик взглянул на старика, надеясь увидеть на его лице хоть тень сочувствия, но тщетно. Он что, рассчитывал, что эта грудастая дамочка ринется защищать жениха от вооруженных бандитов?

Саманта, смутившись, опустила глаза.

— Думаю, будет лучше, если о деталях расскажет агент Шауэрс, — произнесла миссис Уиндслоу, едва удерживаясь от рыданий. — Нам с мужем трудно сдерживать эмоции, говоря о случившемся.

Агент Шауэрс повиновалась:

— Похищение произошло три дня назад около четырнадцати ноль ноль. Белый микроавтобус выехал на пешеходный переход, где, ожидая разрешающего сигнала светофора, стояли мистер Дулл и мисс Топперс. Из машины выскочили трое, все — в лыжных масках. Четвёртый оставался за рулём. Один из похитителей открыл огонь из автоматического оружия. Стрелял в воздух, распугивал прохожих. Двое других навалились на Мэттью и затолкали в салон.

Брошенный микроавтобус впоследствии был найден в шести кварталах от места происшествия.

— Полагаю, никаких отпечатков или других следов? — уточнил Сторм.

— Так точно. Всё чисто.

— А что насчёт гильз с места преступления?

— Всё есть в моём отчёте, — резко ответила Шауэрс.

— Который она с радостью передаст вам, когда мы закончим, — не терпящим возражений тоном заявил сенатор. — Я говорил утром с директором Бюро Джексоном, и он проинструктировал агента Шауэрс оказывать вам всемерное содействие. Не задавая лишних вопросов. Так ведь?

— Да, — согласилась Шауэрс. — Мне приказано помогать.

— Агент полагает, что подключать вас к расследованию — не лучшая идея, — вновь взяла слово Глория. — Мы с мужем считаем иначе.

— Потому что ФБР до сих пор топчется на месте, — добавил Уиндслоу.

Сторм заметил, как стиснула зубы Шауэрс. Очевидно, боясь, что с языка сорвется ответ. Сенатор продолжил:

— Я получил требование выкупа. На следующий после похищения день. Эти ублюдки потребовали миллион долларов, и я тут же согласился заплатить. — Он бросил на Шауэрс испепеляющий взгляд. — Агент уверила меня, что если я уступлю этим сукиным детям, ФБР сможет схватить их, когда они будут забирать деньги.

— Но этого не случилось, — подхватила Глория. С мужем они образовывали настоящую команду. Супруги упорно продолжали рассказывать о случившемся, хотя совсем недавно заявляли, что не желают этого делать.

— Бюро облажалось, — констатировал Уиндслоу.

— При всём уважении, сенатор, — отозвалась Шауэрс. — Мы следовали стандартной процедуре. Выкуп был оставлен в месте, указанном похитителями, территория вокруг — взята под наблюдение…

— Но деньги никто так и не тронул. Никто не явился за моим миллионом. Они знали о ловушке. Уверен, их кто-то предупредил.

— Мы не можем знать это наверняка, — возразила Шауэрс.

— Хорошо, юная леди, будем считать, их что-то спугнуло. Как оленя-чернохвоста, почуявшего запах охотника, — продолжил сенатор. — На следующий день я получил новое требование. В этот раз ублюдки решили действовать жёстче.

Глория тихонько всхлипнула. Саманта поднялась с дивана и встала на колени у кресла своей будущей свекрови. Уиндслоу вышел из-за стола, подошёл к супруге и положил руку ей на плечо.

— Глории не просто всё это переносить, — сказал он и погладил жену по голове. Затем продолжил:

— Ублюдки вырвали Мэттью четыре передних зуба, и прислали их вместе с запиской и фото. Тогда я и решил поговорить с Джедидайей. Я понял, что без вашей помощи тут не обойтись.

Сторм посмотрел на агента Шауэрс. Та сидела, скрестив руки на груди, положив ногу на ногу и плотно прижав их друг к другу. Даже абсолютно незнакомый с языком тела человек без труда понял бы, насколько она раздражена собственным бессильем.

— Могу я взглянуть на записки? — спросил Деррик.

— Агент Шауэрс передаст их вам, — пообещал сенатор. — А теперь дамы, я попрошу вас оставить кабинет. Мне нужно кое-что обсудить с Джедидайей и его парнем наедине.

— Пойдёмте, девочки, — Глория медленно поднялась с кресла. Топперс с готовностью последовала за ней, лишь Шауэрс не двинулась с места.

— Сенатор, — сказала она резко. — Мне поручено это расследование, и я настаиваю на участии во всех переговорах, касающихся похищения.

— Это личный разговор, — рявкнул Уиндслоу. — Директор Джексон заверил меня, что вы будете оказывать полное содействие. Мне попросить его отстранить вас?

— Для протокола, — ответила Шауэрс, — я считаю, что вы делаете ошибку, вовлекая в расследование посторонних.

— Для протокола, — передразнил сенатор, — я просил вас покинуть кабинет.

Шауэрс вышла. Когда она скрылась за дверью, Уиндслоу обратился к Сторму:

— Джедидайя говорит, ты из тех, кто знает, как находить людей, не желающих быть найденным, и, к тому же, умеешь выпутываться из самых непростых ситуаций.

— Это мой лучший специалист, — подтвердил Джоунс. — Если бы речь шла о моём пасынке, я бы выбрал его.

— Именно это я и хотел услышать, — произнёс сенатор. — Мне нужен тот, кто выследит этих ублюдков, и сделает всё, что необходимо, для спасения Мэттью. Понимаете мою мысль?

Сторм ответил:

— Вам нужен результат, и вас не волнует, каким образом он будет достигнут.

Уиндслоу улыбнулся:

— Наконец-то я получаю те ответы, на которые рассчитываю. Да, мистер Мэйсон, или как там тебя на самом деле зовут, это именно то, что мне нужно. Я просил Джедидайю прислать того, кого не заботит соблюдение процедур. Я просил прислать лучшего.

Сторм промолчал.

— Прежде всего мне нужно, чтобы ты нашёл этих ублюдков. После ты должен убить их всех. Я не хочу, чтобы их арестовывали, зачитывали права, предоставляли адвоката. Мне не нужен долгий судебный процесс. Я хочу их смерти. Я хочу, чтобы ты покончил с ними до того, как они начнут присылать Мэттью по частям.



Глава 4.

Была уже половина девятого вечера, когда Сторм и Джоунс, покинув Капитолийский холм, подъехали к отелю «Уиллард-Интерконтиненталь», что на Пенсильвания-авеню, менее, чем в одном квартале от Белого Дома. Прежде, чем оставить Сторма, Джоунс протянул ему бумажник, набитый стодолларовыми банкнотами, липовые водительские права штата Невада, удостоверение частного сыщика на имя Стива Мэйсона, мобильный телефон для связи с ЦРУ и ключи от взятой на прокат машины, припаркованной на гостиничной стоянке. Едва Деррик добрался до своих апартаментов на пятом этаже, как в номере начал трезвонить телефон. Звонила агент Шауэрс из фойе отеля. Она пришла изложить суть дела.

— Поднимайся в номер, — предложил Сторм

— Я подожду в ресторане.

Деррик спустился через пять минут и присоединился к сидящей за уединённым столиком Шауэрс.

— Никогда не останавливалась в этом отеле, — призналась она. — Но он знаменит. Марк Твен написал здесь две книги.

— Мы можем подняться ко мне, и я устрою экскурсию.

— Я просто пыталась быть вежливой и поддержать беседу. Твоя спальня меня не интересует.

— Жаль. Я рассчитывал добраться до самой сути.

Сторм оглядел практически пустой зал ресторана:

— Этот отель намного милей тех мест, куда меня обычно отправляет Джедидайя.

Подошёл официант. Шауэрс заказала чашку кофе, Сторм — гамбургер за шестнадцать долларов и бокал пива за восемь.

— И куда тебя обычно посылает Джедидайя?

— Если я расскажу, мне придётся тебя убить.

— Как оригинально!

— В моём случае — это истинная правда.

— Слушай, — сказала она резко. — Мне приказано ввести тебя в курс дела и помогать в расследовании. Думаю, я должна знать, кто ты такой.

Официант принёс напитки. Подождав, пока он уйдёт, Сторм ответил:

— Я частный сыщик, как и сказал Джедидайя. Я работал на него время от времени, когда служил в армии.

— Ах, так? — в голосе Шауэрс послышался сарказм. — Я кое-что проверила, узнав, что Джоунс везёт тебя в город. Он говорил, ты из Невады? Если это правда, то почему там нет никаких записей о том, что тебе выдавали лицензию частного детектива?

Деррик пожал плечами:

— Я так и не собрался её получить. Руки не дошли.

— Но права-то, выданные в Неваде, у тебя имеются, так?

Сторм промолчал. Агент здесь затем, чтобы ввести его в курс дела, а не допрашивать. Шауэрс, между тем, продолжила:

— Я просмотрела фотографии всех Стивов Мэйсонов, получавших водительские удостоверения в Неваде. Ни на одного из них ты не похож.


Деррик был разочарован. Обычно Джедидайя готовит легенду куда тщательнее.


— Просто причёску сменил.

— Я пробила твоё имя по базе ФБР, и не нашла ни одного упоминания о Стиве Мэйсоне, чьё описание совпадало бы с твоим. Кто же ты — на самом деле?

Сторм наклонился к собеседнице ближе и шепнул:

— Я тот, кого прислали разгребать за тобой дерьмо. Это всё, что тебе нужно знать.

Официант принёс гамбургер. Деррик и не подозревал, насколько голоден. Он тут же отхватил солидный кусок, и, проглотив, сделал большой глоток холодного пива.

Агент Шауэрс смиренно произнесла:

— Что конкретно ты хочешь узнать о похищении?

— Всё.

Не отрываясь от еды, Сторм стал задавать вопросы. Шауэрс более детально изложила то, что он уже слышал в кабинете Уиндслоу. Мэттью Дулл и Саманта Топперс, закончив занятия в Джорджтаунском университете, шли из кампуса, чтобы где-нибудь перекусить. Внезапно рядом с ними у самого края тротуара остановился белый микроавтобус, из него выскочили трое преступников. Один дал из автомата очередь в воздух, пугая прохожих, затем направил ствол на мисс Топперс. Двое других схватили Дулла и затолкали в микроавтобус. На всё про всё у похитителей ушло не больше минуты.

— Почему об этом не было слышно в новостях? — поинтересовался Сторм.

— Пришлось задействовать определённые рычаги. СМИ сообщили, что это был розыгрыш. Университетское начальство подтвердило, мол, студенческое братство заигралось, развлекаясь.

— Что за оружие использовали похитители?

Шауэрс открыла кожаный портфель, и извлекла из него пластиковый пакет с дюжиной латунных гильз внутри.

— Отпечатков на них нет, — сказала она, положив пакет на стол.

Сторм, разделавшись с бургером, не спешил открывать пакет. Он видел достаточно гильз калибра 7,62х39 мм, чтобы без труда узнать их.

— У нападавшего был АК-47, — констатировал он.

— Верно. К несчастью, в мире сейчас используются около семидесяти пяти миллионов «калашниковых». Советский Союз проделал адскую работу, вооружая террористов и революционеров всех мастей. Да и у нас в стране нашлось немало психов, желающих любым путём, законным или нет, заполучить в свои руки пушку, делающую шестьсот выстрелов в минуту.

— Хреново нынче оказаться в шкуре Бэмби, — Сторм улыбнулся. Шауэрс — нет.

— Похитители действовали быстро, жёстко, обдуманно, — заключил Деррик. — Они не оставили ничего, что позволило бы их идентифицировать. Это были профессионалы. Вероятно, бывшие военные. Теперь давай взглянем на требования выкупа.

Шауэрс достала из портфеля две записки. Обе защищал прозрачный пластик. Первая была написана печатными буквами, вроде тех, что используют для оформления чертежей:

«ЕСЛИ НЕ ЗАПЛАТИШЬ $1 000 000, МЫ УБЬЁМ ТВОЕГО ПАСЫНКА».

В записке требовали выплатить всю сумму стодолларовыми купюрами. Выкуп следовало поместить в «дипломат» и оставить в фуд-корте вокзала «Юнион-стэйшн» — центральной станции у Капитолийского холма, обслуживающей городскую подземку и поезда «Амтрак»[6]. Похитители даже нарисовали схему, на которой отметили точное место, где следовало оставить деньги — у столика в конце зала. Привезти выкуп должна была невеста Мэттью.

— Саманта пришла в ужас, — рассказала Шауэрс. — Я с трудом убедила её, что с ней всё будет в порядке. Вокзал был наводнён нашими людьми — почти сотня агентов сновала туда-сюда. Мы привлекли стажёров и отставников — так что похитители ни за что не определили бы, кто обычный пассажир, а кто нет.

— За кейсом так никто и не пришёл?

— Никто не проявил интереса даже после того, как Саманта покинула зал, оставив кейс под столом.

— Удивительно. Нет, не то, что похитители не пришли за миллионом. Но то, что бесхозному чемоданчику на вокзале никто не попытался приделать ноги — это чудо.

Шауэрс продолжила рассказ:

— На уголке первой записки мы нашли неполный отпечаток пальца. На второй записке, присланной на следующий день, отпечатков не было.

Вторая записка также была написана от руки, но уже прописью. Там не было упоминания о выкупе — только угроза:

«Твой сын умрёт, если ты продолжишь играть с нами».

Сторм заметил:

— Очевидно, вторую записку писал другой человек. Отличается не только почерк, но и бумага. На первой остался частичный отпечаток, вторая — чистая. К тому, же, во второй допущена ошибка: Мэттью Дулл назван сыном сенатора, а не пасынком. В первой же всё было верно.

— Да, отличия заметны невооружённым глазом, — ответила Шауэрс. — Но не забывай, в похищении участвуют как минимум четыре человека. Один из них мог написать первую записку, другой — вторую. Просто, чтобы нас запутать. Ошибка тоже могла быть допущена намеренно.

Сторма такое объяснение не устроило, но он решил пока не заострять на этом внимание.

— Расскажи мне про сенатора Уиндслоу. У него много врагов?

— Больше, чем можно себе представить. Вероятно, это чемпион по количеству ненавистников среди сенаторов. Он груб, он во власти так давно, что уже считает себя небожителем. Он жесток, и бывает страшно зол, если не получает желаемого. Но обычно он получает всё, чего хочет. Другие политики его боятся. Даже в Белом Доме. У него репутация безжалостного и мстительного человека.

— О каждом из тех политиков, что я знаю, можно сказать то же.

— Уиндслоу — особый случай. Понятно, что республиканцы ненавидят его за то, что он демократ. Но сенатора не выносит половина представителей его собственной партии — это что касается Капитолия. За пределами Конгресса наибольшую ненависть к нему испытывают, пожалуй, борцы за сохранение окружающей среды. За Уиндслоу стоят крупнейшие нефтяные компании Штатов. Он не верит в глобальное потепление, считает, нефтяникам надо разрешить бурить там, где они хотят, и однажды выступил против законопроекта, устанавливающего штрафы за свалку мусора в национальных парках.

— Я что-то с трудом представляю себе вооруженных защитников природы, похищающих сенаторского пасынка.

— Ты просил назвать врагов Уиндслоу. Я думала, тебе нужен полный список.

Сторм заказал себе ещё пива.

— О’кей, кто там следующий?

— Как председатель сенатского комитета по разведке, Уиндслоу имеет большое влияние. Он всегда поддерживал Израиль, из-за чего попал во враги к ближневосточным экстремистам.

— Речь о каких-то конкретных террористических организациях?

— Ни одна из них не испытывает к нему тёплых чувств. Сенатор также нажил себе врагов среди русских, немцев и греков. Он оголтелый антикоммунист, и не верит руководству новой России, считает всех немцев тайными нацистами и не любит социалистов.

— Как можно ненавидеть греков? — удивился Сторм. — Они только и делают, что бьют посуду на черепки, да тратят евро, которых у них нет.

Шауэрс снова не улыбнулась.

— Следующие в списке — ваши люди, из спецслужб. Это сегодня у сенатора в кабинете Джедидайя с Уиндслоу вели себя как старые приятели, но поговаривают, у них был конфликт по поводу какой-то тайной операции. И конфликт довольно бурный.

— Что за операция?

— Не знаю. Не мой уровень компетенции. Возможно, тебе удастся что-нибудь выяснить.

— Ты всерьёз полагаешь, что за похищением может стоять Джедидайя?

— Пока я не сбрасываю со счетов ни одну версию. Я думаю, вы там, в ЦРУ, способны на всё. Возможно, даже твоё появление здесь — всего лишь уловка.

Шауэрс допила свой кофе и аккуратно поставила чашку на блюдце. Хотя зачитанный ею список врагов был уже достаточно объёмен, Сторм подозревал, что о чём-то она умолчала. Большой опыт общения подсказывал, что самое важное люди обычно приберегают напоследок.

— Будь я на твоём месте, — сказал он примирительно. — Я бы ссал кипятком. Я бы думал: «С чего этот парень взял, что может вот так запросто влезать в моё расследование». Я бы не был так с собой любезен, как ты. Но совершено преступление, и есть вероятность, что Мэттью Дулл всё ещё жив. Ради его спасения нам обоим следует выложить все карты на стол, так что если есть ещё что-то, что ты можешь рассказать — что угодно — поделись со мной.


Он был убедителен. Он очень хорошо умел быть убедительным. Это ему всегда помогало — и в работе, и в постели.


— Около года назад, — сказала Шауэрс, помолчав, — в Бюро стала поступать информация, что Уиндслоу берёт. Взятки. Очень крупные. Первая жалоба пришла от одного техасца, участвовавшего в тендере на получение выгодного военного контракта. Человек из команды сенатора потребовал откат, техасец отказался — и контракт достался другой компании. Техасец пожаловался в Бюро, но всё, что у нас было — его показания, а на этом уголовное дело против сенатора Соединённых Штатов не построишь.

— И ты начала копать глубже.

Шауэрс кивнула.