Все на этой земле имеет цель; и водоросли, и навозные жуки, и паразиты исполняют свое предназначение без мук и вопросов. Мы — единственные твари, ослепленные желаниями, и потому, не ведая собственного предназначения, каждый по отдельности и все вместе, тратим жизнь на безумную гонку за пустотой. Готфрид Льювелин-Джонс, «Анатомия и эволюция всемирного безумия»
…но лучше всего снотворное и целлофановый мешок на голову… и сесть в ванну с водой. С виду просто, мирно так. Засыпаешь — и готов. Если только не затошнит, а то все чертовы таблетки полезут наружу… Хорошенькое дело: лежишь в ванне, весь в собственной блевотине, такой забалдевший, что не встать… Погоди-ка, почему весь в блевотине, раз на голове мешок? Боже, эдак я задохнусь от собственной рвоты, ну и гадость, а сил проделать в мешке дыру или его сорвать уже не будет, так что сиди себе, понимая, что происходит, и проваливаясь, проваливаясь… куда? Кто знает. Куда-то проваливаясь, в бездну, не иначе, все ниже и ниже, в ад или по крайней мере в чистилище, как католики говорят. У некоторых и чистилища нет, сразу ад. Какого черта…

А вдруг я передумаю и наберу номер Службы спасения? Что будет тоща? Будет психушка, где куча народу станет задавать мне вопросы, сводить с ума, выпытывая причины моего поступка, как будто жить в этом мире так чудесно, что желание его покинуть может появиться только у психа. Люди изводят себя, пытаясь прожить подольше, ну хотя бы еще годик… До 70 лет, до 80, до 90, черт знает как долго. Зачем? Кто они такие, чтобы записывать меня в психи только за то, что мне осточертел этот поганый мир? Черт с ними. Пусть достают своими вопросами: зачем ты сделал это? А то зачем? Почему тебе не нравится это, а то почему? Почему ты не делаешь зарядку, не запишешься в тренажерный зал? То-то и оно: следить за собой, пить минеральную водичку, учиться танцевать, посещать клубы, знакомиться с телками, ходить в церковь и там тоже знакомиться с телками, больше общаться, расширять круг знакомств, пропускать рюмочку, быть раскованнее, начать курить марихуану, торчать, знакомиться с телками

А вдруг эти лентяи не довезут меня до больницы? Просуетятся, не успеют вовремя прочистить желудок — и лежать мне, парализованному, на койке, таращиться в потолок, думать; только и осталось — знай себе ворочай мозгами, в полной зависимости от других, а они известно как работают: по нескольку дней не меняют пеленки, так что ты начинаешь испускать трупную вонь, донельзя униженный, спина в пролежнях, и даже слова произнести не можешь, ни стона, ни крика, а только думаешь и думаешь круглые сутки… Господи, тут до больницы пять минут, но эти засранцы и в полчаса не уложатся. Сколько раз я слышал, как это бывает! Взять хоть ту женщину в Джерси. С ней тоже слишком долго ковырялись. А какая молодая! Интересно, ей тоже жить надоело или просто передозировка? Не знаю. В общем, тут дело случая. Мало ли что произойдет, когда нажрешься таблеток! Зови — не зови… Нет, это опасно.

А как делали древние римляне — только грязь разводить. Действует небось без осечек, но… Сидеть в горячей ванне и полосовать себе запястья и лодыжки — не знаю… Во-первых, нужно суперострое лезвие или ножик под стать бритве. Как его удержишь после первого надреза? Весь в крови, скользкий. Упустишь ножик, а в воде кровища, и его уже не разглядишь, придется шарить вслепую, как пить дать поранишься и вырубишься, до того как сделаешь дело. Тебя обязательно найдут, отвезут в больницу, там зашьют и опять давай спрашивать, что тебе не так, я не успеешь оглянуться, как угодишь в психушку… Гадство! Она светит в любом случае Как ни крутись, выигрыша не видать. Даже если не выронишь нож, как умудриться, разрезав себе одну руку от кисти до локтя, кромсать этой рукой здоровую; Надо быть чертовски шустрым. И начать с лодыжек Ага вот что важно. Первым делом лодыжки. Боже, как это, наверное, больно! Однажды я зацепился за колючую проволоку и поранил ногу. Ну и боль! Да еще уколы от столбняка… А тут придется резать обе нога. Проклятие, я же не знаю, как резать: вдоль или поперек И обязательно буду жмуриться. Если все сделать как надо, то увидишь сквозь разрезанные мышцы и сухожилия собственную кость… ух, тошниловка! Непонятно, как это у них получалось? Или харакири. Это уже полное помешательство. Пырнуть самого себя со всего маху, потом резко вверх, дальше круговым движением… Невозможно. С этим надо родиться, это не для Запада. Одной культуры мало, это религиозное. Это свыше моих сил… Или, может, просто упасть на собственный меч… а что, неплохо. Но: сперва обзаведись гребаным мечом, а потом годы тренируйся, как правильно падать. Кто изобретает такие дурацкие способы? Рыцари в сияющих доспехах. Идиоты. Что ж, на свете полно идиотов Преимущество современной войны в том, что, если допустишь ошибку, не приходится падать на свой клинок. И вообще не надо таскать эту штуковину с собой… если ты не англичанин. У тех, наверное, и шпаги остались. У курсантов Вест-Пойнта, думаю, тоже… Может, все они носят шпаги, воображая себя силачами и смельчаками А что было бы, если бы и женщины разгуливали со шпагами? Возомнили бы себя мужественнее мужчин, вот что. Боже, что творится? Наверное, безумие этого мира отравило мой рассудок. Почему попросту не выпрыгнуть из окна??? Зачем такие сложности? Кому нужны все эти ритуалы? Надо выбрать что-нибудь попроще, вроде пули в голову. Быстро. Чисто. Прощайте. Был — и нету. «Скажи им, Негодник, ппппп…» Прощайте, братцы…

Верно, хорошая мысль. Револьвер. Терпеть их не могу. А все остальные то и дело друг в дружку палят, Тупицы, болваны. Только стемнеет, давай отстреливать собственных детей. Безумие больного американского мачо. Может, лучше было бы вернуться к шпагам. Это спасло бы много невинных жизней. Но даже револьверы иногда не срабатывают. Говорят, надо засунуть ствол себе в рот. Вкус наверняка мерзкий, зато верняк. Сколько народу напрасно дырявят себе черепушки, не задевая мозг, палят в грудь, не попадая в сердце. Так что дуло в рот — и чуть кверху, наверное. Длинное такое, тонкое дуло. Пистолет, что ли? Маленький не подойдет, только зубы себе выбьешь. Что-нибудь покрупнее. 38-й калибр? «Магнум»? Здоровенный, вот с таким стволом… кажется. Где взять? В оружейном магазине, конечно, но как купить-то? Эй, мистер, подберите мне пушку, чтобы ствол упирался в глотку, с мятным или коричным вкусом. Черт! Наверняка заставят заполнить дюжину бланков и ждать. Дней пять, должно быть. Вечно одно и то же; ничего нельзя сделать, чтобы тебе не заглядывали через плечо. Кому какое дело, как ты обойдешься с собственной жизнью? Вкалываешь до упаду, отдаешь им половину заработанного… Отдаешь? Да они сами отбирают, а если попытаешься этому помешать, то очутишься в каталажке. Как может быть противозаконным покончить со своей собственной жизнью? Вот дерьмо-то, чистой воды дерьмо! Уголовное преступление! Невероятно, преступление — убить себя, даже попытаться убить, но не суметь. Если не сумеешь, тебя все равно упекут. Можете вы в это поверить? Под замок! Интересно, как они поступают в случае успешного самоубийства? Отдают труп под суд прежде чем зарыть?

Правда ли, что вы убили себя насмерть?

***

Обвиняемый обязан отвечать на вопросы суда. В случае дальнейшего отказа от ответов вам будет предъявлено обвинение в неуважении к суду.

***

Отлично, вы останетесь в тюрьме округа, пока не уведомите суд о своей готовности ответить на вопросы.

Можете вы такое представить? Положить конец собственной жизни — уголовное преступление. Единственное подлинное твое достояние, а тебе диктуют, что с ним можно делать, а что нет. Нравится, не нравится — живи. Церковные тираны говорят, что у тебя нет права отнять у себя жизнь, потому что не ты сам себя сотворил, а дарованное Богом только он и может забрать. Самоубийство — непростительный грех. Мало им помыкать тобой при жизни, они не оставляют тебя в покое даже в могиле. Ну не гадство ли? Обхохочешься! Сами эти «святые отцы» губят во имя Бога миллионы людей, а ты не смей забрать свою собственную жалкую жизнь. Жизнь даровал мне Бог. Чушь! Может, дерево ему и удастся сотворить, но ко мне он не имеет никакого отношения. Когда же они перестанут возводить всю эту религиозную чепуху в закон? Хотя в этом есть смысл: правительство стремится иметь как можно больше потребителей. Понимаю, почему некоторые хотят взорвать правительство, всех этих мерзких слизняков. Боже, как они меня злят, сил моих нет. Перестрелять бы этих пиявок, а лучше передушить их всех, кровососов. Надо же такое придумать — обвинять мертвеца в уголовщине! Интересно, сколько стоит револьвер. Даже если захочешь открыть огонь по этим ублюдкам, сперва стань потребителем. Упыри откроют тебе кредит, а потом выковыряют у тебя изо рта золотые коронки, чтобы вернуть свои денежки. Интересно, сколько золота у меня во рту? Найти бы старого нациста. чтобы на глаз определил, сколько стоит мой рот. Вряд ли там много припрятано, так, одна мелочь. Зато паразиты процветают. Самая отвратительная свора бюрократов, какую только видел свет, а живут вечно, здоровехоньки и счастливы, деньжищ у них выше крыши. Как так получается, черт бы их побрал? Как им удается все это творить и спать сном младенца, не ощущая своей вины? Это же все равно что убивать негров на Юге или уничтожать гомосексуалистов и феминисток, как призывает банда телепроповедника Пэта Робертсона.

Боже, что за холокост настал бы, если бы эти «божьи люди» дорвались до власти! Инквизиция выглядела бы по сравнению с ними как детский пикник на лужайке. Сколько очков я бы заработал за всех, кого разоблачил в своем скаутском детстве? Я бы мог набить ими целый автобус. Это выглядело игрой, но мысль была недурна. Я с радостью удалился бы в вечную тьму, если бы сперва расправился с несколькими гнойниками на теле общества… Но что толку об этом мечтать, все равно это мне не под силу. Лучше пулю в лоб. Это единственное, в чем есть смысл. Иначе из этой мерзопакостной неразберихи не вырвешься. Меня накрыло черным саваном. У черноты клыки и когти, она непрерывно поедает меня живьем, выковыривает глаза из моих глазниц… Господи Иисусе, она грызет меня, грызет и грызет, но никак не прикончит. Это умирание без конца. В том и состоит пытка: сначала угроза смерти, потом обещание смерти, но только не благословенный, простейший дар — сама смерть. Что проку от всего этого безумия души и тела? Я неподвижен. Не могу выбраться из этой квартиры. Давно? Сколько дней, недель? Хотя нет, иногда я выхожу. Рано или поздно я встану, открою дверь, пойду и раздобуду себе пушку Рано или поздно демоны уснут, хота бы на мгновение, Так всегда бывает. А я буду наготове. Уж в этот раз я буду готов, полон решимости и сил. Я знаю, где магазин. Знаю, когда он открыт. Я туда зайду. Рано или поздно. Это неизбежно.

Здравствуйте, чем могу вам помочь?

Да я подумываю, не купить ли пушку.

Вот уж чего у нас полным-полно! Ха-ха-ха, чтоб оружейный магазин — и без оружия?! Что предпочитаете? АК-47, дробовик, для охоты на слонов, базука, духовое ружье…

Точно не знаю. То есть…

Ну, для каких целей: охотничье, личное оружие или…

Вот-вот, личное. Что-нибудь небольшое.

Тоща прошу сюда. У нас их тут сколько душе угодно: для прицельной стрельбы, полуавтоматические, револьверы, 22-е, 38-е, 357-е, 45-е.

Черт, как много!

Ага, для чего угодно. Как я понял, вы не готовитесь совершить убийство?

Что?..

Успокойтесь, я пошутил. Я хочу сказать, что в оружии вы небольно разбираетесь.

Это точно.

Все зависит от того, зачем оно вам понадобилось. Наверное, для самозащиты. Чтобы в доме было что-нибудь, на случай если в три часа ночи к вам ворвутся лихие ребята, да?

Ну, не знаю…

Непрошеные гости. Грабители. Форточники Воры

Это верно, без самозащиты не обойтись В наше время надо быть настороже.



А то! У меня, например, дома по экземпляру каждой модели.

Что?!

Юмор. Вас немного расшевелить. Я пошутил.

Понятно.

Что же вас больше устроит? Лично мне кажется, что вот этот, 357-й. Тяжелый, точный, кого угодно остановит. Куда ни попадете своему противнику, он больше шагу не сделает. Уж поверьте мне на слово. Вот, подержите.

Я как-то не…

Ничего, не заряжено. Держите, я ж себе не враг. Успокойтесь. Нравится? Что я говорил!

Какой тяжелый! Я и не знал, что револьверы такие тяжелые.

Это в кино кажется, что они как пушинки. Там носятся с ними и палят во все, что движется.

Ну да…

Вы привыкнете к его тяжести. Наверняка отправитесь в тир и потренируетесь в стрельбе.

А как же!

Кстати, вам обязательно понадобится набор для чистки. Оружие надо хранить вычищенным и смазанным. Не хотите же вы, чтобы оно выпалило вам в физиономию.

Боже, ни в коем случае! Что вы!

Не беспокойтесь, на весь наш товар имеется полная гарантия. Оружие, которое вы у меня купите, никогда не даст осечку из-за технического дефекта. Гарантированная безопасность. Можете сами проверить. Только представьте, что вам суют под нос такую штуковину. Понос обеспечен, а?

Чем больше на нее смотрю, тем живее представляю себе этот понос.

Вот и давайте, выставьте перед собой и понажимайте на курок.

Что-то у меня не нажимается.

Это у вас предохранитель не снят.

Предохранитель?

Он самый. Вот умора, вы и вправду новичок. Видите, вот это предохранитель, чтобы не произошло случайного выстрела. Его надо передвинуть, вот так.

Вижу. А инструкции к нему прилагаются? Чтобы знать, как и что.

Я дам вам схемы и брошюру с пояснениями. И набор для чистки. Только обязательно сходите в тир, очень советую.

Непременно схожу. Неприятности мне ни к чему.

Правильно. Как я понимаю, вам понадобится еще коробка патронов.

Наверное, раз вы так считаете.

Без патронов ваша покупка ни на что не годна, так ведь?

В общем-то да.

О’кей, теперь я заполню этот бланк, чтобы получить на вас разрешение. Введем данные в компьютер — и ответ придет раньше, чем я успею завернуть вашу пушку. Теперь у нас отличная система, без испытательного срока. Проверят вас в два счета. Если вы не сидели в тюрьме, не беглый убийца или еще кто-нибудь.

Нет, у меня нет никаких проблем с…

Черт, это еще что?

Что-то не так?

Система барахлит. Не может обработать запрос. Сейчас я им позвоню…

В чем дело? Что они сказали?

Программа у них глючит, вот что. Она совсем новая, по ней еще не прошлись утюжком, не разгладили все складки. Боюсь, вам придется подождать несколько дней, пока они устранят неполадки.

Несколько дней?

Я вам позвоню. По этому номеру, да?

Что??? Ну да, это мой телефон. А сам я ничего не могу предпринять? В полицию сходить или еще что-то…

Этим делу не поможешь. Система-то одна, а центральный компьютер завис.

0…

Все нормально, чего вы так огорчились? Как только на вас придет разрешение, я все приготовлю, вам останется только зайти и забрать покупку. Все в порядке, приятель, выше голову. У вас такой вид, словно вы только что потеряли лучшего друга или я не знаю что. Подумаешь, пара дней. Если вас ограбят до того, как придет разрешение, то я отдам вам револьвер бесплатно. Как вам такое условие?

Я просто подумал…



И вот теперь я сижу и жду. Поганая система не действует. Везде эта система. Никуда от нее не денешься. Вонючая, паршивая жизнь. Все меня терзают. Стоило найти в жизни цель, как мне стали совать палки в колеса. Покончить с собой и то не дают. Что за безумие? Выкручивают тебя, пока не выжмут всего, до последней капельки. Пыточный мир сжимается, пока ты не оказываешься замурован в тесном чулане. Фильм ужасов наяву. Заживо погребенный. Ты слышишь падение каждой крупицы земли на твой гроб: этот звук врывается в уши. пронзает голову, пронизывает все тело, добирается до пальцев ног и возвращается обратно, а ты стучишь по доскам, царапаешь древесину, пытаешься вырваться наружу. Боже правый, неужели они могут сделать с тобой такое? Представить только, какой будет звук, если ты в заколоченном гробу, придавленном тонной земли, царапаешься изнутри? Точно сосульки впиваются в уши и в глаза, длинные тонкие ледяные иглы… Боже, долго ли еще мне ждать разрешения этих поганцев, их прогнившей системы? Собственные ошибки их никогда не тревожат. Расплачиваться всегда приходится нам. Что бы они ни натворили, им удается выкрутиться, а мы собираем осколки и платим по их счетам. Делают нашу жизнь невыносимой, да еще так подстраивают свою систему; чтобы мы даже не могли наложить на себя руки. Инквизиция бессмертна. Наконец-то я добрался до точки, где у меня возникла цель, план: я знаю, что могу засунуть себе в рот револьверное дуло и нажать на курок, я уже иду за револьвером, а они валят на меня все это дерьмо. ПРОКЛЯТИЕ!!! Сначала делают невозможной жизнь, потом смерть. Жди. Ага, сиди и жди, сиди и впускай воздух себе в легкие. Вот бы просто взять и перестать дышать, но нет, это было бы слишком просто. Проклятые ублюдки! Это им незачем жить. Это по ним надо бы открыть стрельбу из револьвера, а может, даже из автомата, покосить их всех, как в кино. И никому в голову не придет заподозрить в убийстве меня. Я не знаю их, они не знают меня. Никакой связи. Ни записок, ни предупреждений, никаких писем в газеты. Без всякого провозглашения цели и намерения. Убийства, совершенные наугад. Хорошо понимаю почтовых служащих, которые звереют и начинают палить по сослуживцам. Только это глупость. Помутнение рассудка. Нет, нужно идти другим путем. Тихо, спокойно. Сперва отбираем ответственных за всю эту погань. Еще одна глупость: таких миллионы. До большинства из них тебе не добраться. Ты не можешь взобраться слишком высоко по лестнице, смирись с этим простым фактом. Но остается еще много таких, кто увековечивает угнетение, оставаясь при этом уязвимым. Таких тысячи. Только чтоб без закономерности, действовать надо вслепую. Разные учреждения, разные части страны. Один из колонки А. другой из колонки В. Придется пользоваться разным оружием. Хотя нескольких в одном районе, скажем, на побережье, можно убрать одинаково. Пусть разбираются здесь, пока я занимаюсь остальной страной, не пользуя различные методы уничтожения вредителей. Начать лучше всего с «Ви-Эй» и «Эйч-Эм-Оу»[1]. Замочить для затравки парочку гадов. Без особой выдумки, снести их прошившие головы, и дело с концом. Бах! Три-четыре башки. Ну может, с полдюжины. Будет понятно, что убийца один, но эту акцию не свяжут с президентом банка, президентом страны, деревенщиной-деревенщиной-полицейскимМожно использовать разные пушки. Ножи. Огонь. Гарроты. Взрывчатку. Говорят, по Интернету можно научиться делать бомбы. А еще яды. Биологическое оружие. Окунуть иглу в отраву и кольнуть кого-нибудь в толпе. Или что-то вроде духового ружья. Метание дротиков, как в старину. Сильная пружина в портсигаре. Гуляешь себе и колешь их в шею. Они чешут место укола, им кажется, что их комар укусил, и смахивают иголочку — единственную улику. Внезапное поражение смертельным вирусом, смерть по естественным причинам. Не слишком разнообразным, но ничего подозрительного. Кишечная бактерия, сальмонелла. Что-нибудь в этом духе, причем в разных местах. Один в Орегоне, другой во Флориде. Хотя Флорида — самое место для взрывов. Яхты то и дело загораются и взрываются. Причина несчастий — пьянство. Или кубинцы, сторонники и противники Кастро. А то еще колумбийцы. Проклятые наркоторговцы вечно мочат друг дружку. Убийству легко придать вид расправы на почве наркоторговли. Сколько нужно времени, чтобы научиться делать маленькие пластиковые взрывчатые устройства? Наверняка можно обойтись без тонн взрывчатки, в отличие от этих зверей в Оклахома-Сити. Или бомбы по почте. Поломаю голову и придумаю, как рассылать пластиковые бомбочки. Никакой вычурности, лучше деревяшка, в ней ничего не обнаружишь. И без спешки. Прибил одного, с другим можно подождать. Времени полно. Можно даже прикончить нескольких мафиози, чтобы это выглядело как мафиозная война. Развязать войну, и пусть эти остолопы друг в друга палят. Ничего сложного. Начать с «Ви-Эй». Там битком козлов, которых пора отстреливать. Хотя для некоторых из них простое убийство — излишнее милосердие. Их бы помучить, как они мучают миллионы беспомощных людей. Боже, что за сборище подлецов! Лучше заняться этим на побережье, а то охота начнется прямо здесь. И ублюдков из «Эйч-Эм-Оу» не щадить. Просто думать об этом и то приятно.

Наконец-то! Он сдержал слово: сказал, что пройдет два-три дня, и не обманул. Два-три дня… Удивительные, мистические дни. За это время произошло столько перемен! Невероятное, загадочное, изменение. Ведь я мог убить совсем не того, кого следует. Встать на одну доску с настоящими преступниками, покончив с собой и обвиняя «их», — это настоящее сумасшествие. Коли решил убивать, то убивать надо только тех, кто заслужил смерти. Самоубийство равноценно убийству… казни невиновного, в лучшем случае — случайному убийству ни в чем не повинного прохожего. Я вовсе не из тех, кого тянет убивать по той простой причине, что они не находят в своей жизни цели. Что за невероятная перемена за считанные дни! Удивительно. Вряд ли масштаб этой перемены понят мною полностью. Пройдет время, прежде чем я толком усвою, как далеко отошел от своего прежнего безнадежного состояния. Возможно, со временем все будет восприниматься так же просто, как сейчас: в моей жизни не было смысла. Как далеко могут завести деньги, машины, дома и прочие игрушки? В человеческой жизни должно быть что-то существенное, должна быть причина вставать, умываться, одеваться, есть, выглядывать в окно, выходить к людям, выполнять необходимые действия. Человек должен что-то приносить в мир, иначе его жизнь даже не бессмысленна, а хуже, она… наверное, всего лишь непристойная шутка. Только кто над этой шуткой смеется? Ну да, трудяга достоин своей получки и покоя, радость жизни — награда за труд, за достойно прожитые годы. Гм, ну да, нужен был случайный сбой в системе… Воистину жизнь полна загадок.

Например: как купить незаконный пистолет? Говорят, их на улицах тысячи, миллионы. Кто знает? Мне надо привыкнуть к этому, прежде чем думать о других. Когда он станет похож на продолжение моей руки, тогда я, возможно, осмелюсь сунуться и к нелегальным торговцам. Интуиция подскажет, где их искать, как распознать. Вот как обычно происходят такие вещи. Но сперва я должен сделать так, как учил продавец: пойти в тир и как следует овладеть своей первой пушкой. Научиться из нее стрелять, разбирать ее, чистить и все такое. В армии солдат учат разбирать и собирать оружие с завязанными глазами. Главное не торопиться. Время не ограничено. Его у меня столько, что я уже знаю, что с ним делать…

Да, неторопливость окупилась. Пушка оказалась что надо, в самый раз для моих целей. Я уже могу ее разобрать и снова собрать с закрытыми глазами. Тут главное — размеренность и спокойствие. Никакого возбуждения и злости. Собственно, я уже перестал злиться. И с собой кончать больше не хочу. Теперь я знаю, кого убивать, и эго не я. Так что размеренность, спокойствие, сосредоточенность. В этом весь секрет: сосредоточиться, не тратить энергию на злость. Я просто продолжаю скачивать нужные мне сведения — Боже, до чего же полезная штука этот Интернет! В нем есть все. Славно, надежно… и спокойно.

А еще славно было бы задушить того сукина сына Барнарда из «Ви-Эй»: подкараулить в темноте, заставить выехать из города и медленно душить… сама мысль о том, как смыкаются на его горле мои пальцы, невыносимо приятна. Нет-нет! Этого я себе позволить не могу. Незачем попусту тешить свое самолюбие. Сущий идиотизм — сесть в тюрьму, тем более погибнуть за казнь такого паразита, как Барнард. Я буду действовать спокойно, незаметно. Если он подохнет от пищевого отравления, разве смогут заподозрить меня? Никаких откровений в дневнике, ни планов, ни записей. Все это без промедления уничтожать. Обойдемся без манифестов. Только это уже полнейшее безумие. Можно подумать, убийство парочки людей непременно изменит основополагающую структуру, самый фундамент этого мира. Так что это не крестовый поход во имя совершенствования рода людского. Ах, усовершенствование человеков… Что за вздор, что за чепуха! Все до одного зверье. Просто одни крупнее, другие мельче. Каждый только и вынюхивает, как бы отпихнуть того, кто находится ниже в пищевой цепочке, над кем можно восторжествовать. Не получается на работе — бери свое дома. В этом вся прелесть семьи. Жена — для битья, дети — для наказаний, желательно плеткой. Кажется, единственный повод для вступления в брак — желание обзавестись человеком, над которым можно издеваться втихую, втайне от чужих глаз. Особенно хороши христиане. До чего же любят карать! Попробуйте лучше на собственной заднице! Оттянуться бы по полной программе. И не забыть пригласить на представление ребятишек.

…опять я за старое. Не могу я сделать этого. Да и не хочу наказывать самого себя. Не за что. Подсунули мне спокойный, простой, дающий удовлетворение способ расквитаться с этим миром за то, что он меня душит, давит, норовит истребить мой дух. Только у них не вышло и уже не выйдет. Чуть было не вышло. Они подошли к цели почти вплотную. Все было готово, мне оставалось только засунуть себе в рот револьвер и спустить курок. Но помешал компьютерный глюк. Самое что ни на есть чудо. Дурацкий глюк заставил меня ждать несколько дней, и я прозрел, увидел со всей ясностью, что собирался замочить совсем не того. Убить надо не меня, а их. Забавно, какие перемены возможны в мгновение ока.

…значит так, самое лучшее — E.coli. Другие пищевые отравления сложнее и специфичнее. Никому в голову не придет, что это нарочно, после стольких вспышек за последние годы. А просто как! Употребление в пищу мяса, особенно измельченной говядины, не прошедшего достаточной термической обработки, уничтожающей бактерии, может привести к заражению E.coli. Зараженное мясо имеет нормальный вид и запах. Неизвестно, какое количество бактерий требуется для возбуждения болезни: очевидно. совсем небольшое.

Совсем небольшое. Интересно, пользуется ли ЦРУ этой дрянью для… устранения? Попробовали бы, все лучше, чем сигары для Кастро. Тогда нам не приходилось бы жить в постоянном страхе коммунистического вторжения с расстояния всего девяносто миль… «Мы будем сражаться с ними на пляжах, на улицах, в книгохранилищах» — упс, там мы уже обделались. Ладно, пока они не добрались до Уолл-стрит, все в порядке. Ну и болваны… можно было бы вчинить производителям кубинских сигар миллиардные иски. Не удивлюсь, если какой-нибудь ушлый крючкотвор уже это сообразил и ждет, когда между нами установятся «нормальные отношения». Нормальные отношения? Наверное, это значит лицом к лицу. Гадость какая! Вся эта волосня и чесночный дух… Поневоле устроишь революцию. Все, довольно. Пора за работу.

Итак, E.coli — искомая бактерия, гнилая говядина — ее источник. Поход в «Макдоналдс» — партия в «русскую рулетку» с гамбургерами. Может, потому людей и тянет в подобные заведения, что там у них происходит выброс адреналина в кровь: любой кусок может оказаться смертельным. Ладно, спокойно. Пошарим еще в Сети, поглядим…

А вот это любопытно: «непастеризованный яблочный сок». Гм… что лучше? Который из двух способов? Какого черта, прибегнем к обоим. Поставить на солнышко яблочный сок с измельченной говядиной и поглядеть, что вырастет. Ага, проще некуда… А как узнать, что там завелись бактерии? Хороший вопрос. Хотя бы так: провести опыт на приблудной киске или бродячей собаке. Вообще на любом живом существе… Нет, я не могу отравить мышку или крысу. Может, поймать уличную крысу? Как, хотел бы я знать? И в зоомагазин я не пойду: очень надо тратить деньги на саму тварь, клетку и все такое. Господи, скармливать ей говядинку с яблочным соком и наблюдать за результатами! Нет, спасибо, я вам не вампир. Если бы я был на такое способен, то устроился бы в фармацевтическую фирму и мучил там кроликов, мышей, обезьян, бог знает каких еще тварей. Как у них рука поднимается? Наверное, перерезают животным голосовые связки, чтобы не слышать, как те надрываются от боли, и знай себе их мучают, а когда кончается рабочий день, возвращаются домой, едят, отдыхают, ночью спят, утром встают — и опять трудиться. И так день за днем. Наверное, они просто «делают свою работу». Может, надо немного поварить смесь, а потом проверить, сделает ли она свою работу? Не знаю, вряд ли это правильно. Сколько варить, до бесконечности? Должен существовать другой способ, чтобы не причинить вреда ни одной мелкой твари. Погоди-ка! Полно сообщений о заражении питьевой воды. Раз воду исследуют — значит, должны быть специальные наборы для анализа. Люди вечно что то на что-то проверяют. Вернемся в Сеть и проверим, что там есть… Так так, звучит неплохо… нет, не это, мне ни к чему отправлять на проверку образец, указывая свое имя и адрес. Мало ли какие есть законы. Обнаружат заражение и беги в комиссию но здравоохранению или еще куда… Да, без государственной опеки здесь никак не обойдешься. Отлично себе представляю, как люди в черном лиц не разглядеть за специальными масками и защитными очками — стучатся в дверь. Кто там? (Особый отряд по кишечным инфекциям. Милости прошу. Ничего себе способ сохранить анонимность. Нет, про фирмы надо забыть. Куда лучше «тестеры для анализа воды, гарантированное обнаружение загрязнений, включая болезнетворные бактерии…». Можно попробовать. Закажем и примемся за дело. Пока заказ доставят, можно сварить смесь из измельченной говядины и яблочного сока. А что, взять и продать идею «Макдоналдсу». Новинка: «Макбифэпл». Погоди, с них станется продавать эту дрянь в замороженном виде как «сандвич с запивкой». Эдак я подарю им продуют месяца, идею на миллион долларов. Бог знает до чего так можно докатиться… Хватит, хватит! Отложить легкомыслие на потом, сначала работа. Ее непочатый край. Вырастить культуру, переправить по назначению, вручить адресату — фигурально выражаясь. Найти безопасный способ доставить ее отсюда туда. Это не потребует много времени. Главное — эффективность. Средство должно получиться гораздо более сильнодействующим, чем гамбургер или стакан яблочного сока. И чтобы на вкус не определить. Раз мы остановились на пищевом отравлении, значит, думаем о пище: лучшая система доставки — в обеденный перерыв. Так, займемся самым главным. Убедиться, что он каждый день обедает в этом кафетерии. То, что я однажды видел ело там у салат-бара, еще не значит, что он завсегдатай. Проверить и убедиться. Чтобы подмешать кое-что к его пище, надо точно знать, где он ест. А пока составим проект плана, опирающийся на предположение, что он там обедает по крайней мере раз в неделю. Помнится, он торчал у салат-бара… хотя из этого мало что следует. На ум приходит большая прозрачная емкость, где плавают кубики льда… холодная как лед содовая… логично! Полное брюхо содовой с добавлением E.coli — и с его здоровьем начнут происходить чудеса. Он уже никуда не денется. Стоп, не отвлекаться, это потом! Сосредоточиться. «Культура» должна попасть отсюда — туда. Разобьем задачу на этапы. Если мне удастся вырастить в этом бульоне бактерии, это будет такая зараза, что… В общем, много ее не потребуется. Всего две-три унции — и дело в шляпе. Может, и того меньше. Плеснуть ему в содовую что одну унцию, что две, невелика разница. А если я сам забрызгаюсь??? Черт! Нельзя же натянуть хирургические перчатки я зеленый балахон. Эй, о чем это я? Даже если эта дрянь попадет мне на кожу, со мной ничего не будет. Ее надо употребить внутрь. Подойдет любой пузырек с плотной пробкой, главное — пузырек должен быть совсем маленький, чтобы можно было незаметно капнуть из него в стакан. Это очень важно. А может, и не важно. Даже если кто-то заметит, что у меня пузырек, кому придет в голову связать это с чьей-то смертью от E.coli? Узнают о случившемся — и то не свяжут. Это как с украденным письмом. Надо просто выглядеть и вести себя как обычный посетитель, и никто меня не запомнит. Еще полезно прибегнуть к обманному трюку. Скажем, тянешься одной рукой в противоположную сторону, а другой капаешь ему E.coli. Надо попрактиковаться. Научиться делать это с закрытыми глазами, как разбирать и собирать револьвер. Натренировать тело. Если разум онемеет от страха, тело само сумеет сделать необходимое. Предположим… Так о чем я? О пузырьке на две унции. О любом пузырьке. Незаметном таком, чтобы его можно было запросто спрятать в ладони и тайком откупорить. В общем, сгодится любой старый пузырек. Ничего не усложнять и не запутывать. До чего я добрался? До изготовления культуры. Пусть к моменту доставки набора для анализа она будет готова. Я уже знаю, куда он ходит, и буду начеку. Пока суд да дело, неплохо бы заняться какой-нибудь работой. Забавная вещь: столько лет зарабатываю на жизнь компьютерами, люблю их, но впервые получаю столько удовольствия. Это гораздо больше, чем просто зарабатывать. Того и гляди, в жизни появится смысл. Люблю, люблю тебя, мой милый! Вспоминается старая реклама телефонов: что-то вроде: «Протяни руку и прикоснись к кому-нибудь сегодня или скажи, что любишь»… Типа того, неважно. А мы протянем руку и кое-кого убьем. Вот так вот. Того, кто этого по-настоящему заслуживает, кого попросту надо убить. Если не его, то всех остальных. И довольно. Отдохни, поработай, а завтра настанет черед следующего шага в нашей маленькой затее.

…одно я знаю точно: машину на стоянке не оставлю. Одному Богу известно, сколько разных несчастий («не счесть частей»? нет, я не собираюсь рубить его на куски) может произойти. Возьмут и перекроют выезды, хотя причин для этого вроде бы не будет, не полезу же я туда с целым арсеналом. Это федеральное учреждение, а не средняя школа. Но хватит негатива. Речь всего лишь о разведывательной вылазке, о выяснении некоторых фактов. Вот здесь лучше всего припарковаться, но я, пожалуй, еще покатаюсь вокруг квартала, ознакомлюсь с местностью, чтобы ничего не оставлять на авось… Движение здесь небольшое, трудностей не ожидается. Да я и не обдумываю пути бегства после ограбления банка. Просто осваиваюсь с окружающей средой. Никаких фокусов в стиле Джеймса Бонда Театральщина мне ни к чему. Обойдемся без игры в полицейских и грабителей, в «шпионов, пришедших с холода». Не будет ни пальбы по копам, ни шума на весь мир…

О\'кей, лучшего местечка для парковки не найти. Легкий доступ к объекту. Вот и хорошо. Идем себе, просто прогуливаемся по безобразной федеральной собственности. Надо думать, все власти, на любых уровнях ставят своей целью напомнить, что ты находишься на принадлежащем им участке, и делают его особенно непривлекательным. Невероятно, но стоит покинуть район правительственных зданий — и на улицах возникает строй тенистых деревьев, звучит пение пташек, все выглядит, звучит, ощущается безмятежно, а потом ты делаешь шаг — и перед тобой снова адская бездна. Только плаката недостает: «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Нет-нет, сейчас мне такое настроение ни к чему. Просто прогуляюсь до кафетерия, осмотрюсь, запомню все, каждый поворот и уголок, все варианты отхода к машине. Который час? 12.10. Хорошее время. Может статься, он каждый день обедает в одно и то же время, вот и глянем, там ли он.

Ухты, какая тут прохлада! Наверное, в холоде посетители больше съедают. А его нет… Подожду несколько минут, вдруг он появится. А вот этого я не предусмотрел: что, если им дают на обед по полчаса? Хотя к нему это не относится, он же в этой поганой «Ви-Эй» за главного. Такой делает на службе, что захочет, недаром он так обращается с ветеранами — мол, пошли вы все на фиг. Такой небось выходит как можно позже, чтобы вторая часть дня пролетела побыстрее. Ему необходим отдых, он ведь целый день губит человеческие жизни. Но ты не зарывайся, быть паскудой не так легко, как кажется, ну и… Хватит. Сосредоточься. Если ты не способен на это сейчас, на что же надеяться в день «икс»? Гуляй себе, не торчи на месте как столб, чтобы не вызвать подозрений. Раз пришел, ознакомься как следует с местностью. Сюрпризы тебе ни к чему.

Ну и жарища! Все жмутся в узкой полоске тени от здания. Боятся солнечного света, как летучие мыши. Чуть высунутся — и сразу назад. Какого черта? Гуляй и наслаждайся. Есть ли толк от этой тени? Теперь к зданию не подъедешь на машине, но умельцы устроить бойню все равно нашлись бы. Хотя повторения Оклахома-Сити уже не будет. Вот уж там был псих так псих. Столько народу… дети… все они не имели никакого отношения к тому, из-за чего, не знаю уж, что это было, у него поехала крыша. Слепота, кровожадность, глупость. Полнейшая бессмыслица. Те, кто был хотя бы отдаленно виноват в его бедах, не получили ни царапины. Вот в чем беда слепой ненависти: она вредит самой себе. Столько смертей, сам он тоже мертв, и никакого толку. А все эмоции. Для киллера спокойствие, хладнокровие — вот главное. Полная анонимность. Забыть о самолюбии, на первом месте — достижение желаемого результата. Если подумать, сколько гуляет на свободе людей с огромными счетами в швейцарских или офшорных банках, похитивших миллионы и спрятавших концы в воду… Якобы ради потомков! Ха-ха-ха! Некоторые люди чувствуют себя до того незначительными, что готовы на все, лишь бы заручиться местом в истории. А надо всего лишь хорошо поработать, пусть это и станет наградой. Не позировать перед камерами, не сходить с ума, требуя справедливости или еще какой ерунды, о которой нынешние психи начинают голосить с пол-оборота. Пошли они все! Пусть получают, что заслужили.

Уф, как же приятно здесь, в холодке! Наверное, я немного перегрелся, шатаясь по солнцепеку. Поглядим… вот и он, старина Барнард. Салат, кола, пирог. Кола, как пить дать, диетическая. Миска кроличьей травы, диетическая бурда и здоровенный кусище яблочного пирога. Следит за собой, считает калории. Ну-ка, какого размера его бумажный стакан? Большого, какого же еще. Ладно, возьму попить, немного посижу и смотаюсь.

Ну вот, если бы я наградил его бурду своим «поцелуем смерти» — звучит недурно, — то отступал бы к машине этим путем. Прогулочным шагом, прихлебывая водичку, ничем не выделяясь, просто один из трудяг, что тащатся к своим тачкам… Вернуться завтра для повторной репетиции. Привыкнуть к маршруту. Пройти его с закрытыми глазами. И уехать, не размыкая век? Ладно, пошутить не вредно, но лучше не отвлекаться лишний раз на хохмы. Оставаться сосредоточенным.

Так, ключ — в замок зажигания, пристегнуться, хорош я буду, если полиция меня остановит за непристегнутый ремень безопасности, а я запаникую и выдам себя. Уверен, такое происходит сплошь и рядом. Очень важно, чтобы все было честь по чести, ничто не привлекало внимания. Включить поворотник, отъехать от бордюра, влиться в поток движения — машина среди других машин — и покатить домой.

Пока все просто. Повторить завтра. И потренироваться с заражением его питья. Значит, так. Стол примерно на той же высоте, что и подставка для подносов. Его стакан будет примерно здесь, вот так, я окажусь рядом, наклонюсь, чтобы не была видна рука с пузырьком, и быстро плесну. Проще некуда. Никто не увидит пузырька в моем кулаке. Гм, а вдруг он нальет стакан доверху, и не будет места? Это важно. Сдается мне, он всегда отпивает, как только наполнит стакан, но лучше завтра это уточнить. Не хватало, чтобы из-за такой мелочи все пошло насмарку? А пока я буду тренироваться с выливанием культуры ему в стакан. Все выглядит совсем просто. Ни одной пролитой капли. Пузырек никто не увидит… надо с ним походить и убедиться, что он не проливается… посмотрим в зеркало… ну-ка… Ничего, угол не мешает. Ничего. Вот отличная мысль: захватить завтра с собой пузырек с водой и посмотреть, как все пройдет.

Паркуемся. Такое впечатление, что здесь всегда есть свободные места: что вчера, что сегодня. Так, действуем по схеме.

…Я не ошибся, он и впрямь начинает сразу отпивать. Мои знания обширнее, чем я отдаю себе отчет. Пора сосредоточиться. Встаю за ним в очередь, осторожно двигаю поднос… так, теперь наклоняюсь в другую сторону, лью… двигаемся дальше, отношу поднос на место и медленно удаляюсь. Никакой спешки, я ведь возвращаюсь на работу а кому охота торопиться на работу, лениво выхожу за дверь. Та же походка, все по плану.

Боже, тренировка с холостыми, а как колотится сердце! Все прошло на «отлично». Ни одной зацепки, ни единой пролитой капельки. Детали, детали, все внимание к деталям. А ведь я не ошибся: план сработает. Я нюхом чую: сработает. Но не смей прекращать тренировки! Долой самодовольство. Когда созреет культура, я буду настроен, что твоя скрипка или гоночная машина. Внимание к деталям.

Тестер показывает, что бактерий в моей культуре хватит на полгорода. Не вижу причин, можно заняться Барнардом прямо завтра.

Чужая ошибка подарила мне время, чтобы увидеть свои собственные. Провидение?

Ну, начали. Я столько преследую этого хрена Барнарда, что его время вышло. Проверка готовности. Культура будь здоров, разве что не пенится. Пузырек наготове. Место для парковки разведано. Могу вылить пузырек ему в стакан с зажмуренными глазами. От кафетерия до машины тоже могу прошагать вслепую. Все проверено и перепроверено. Я готов. Лучше сделать все прямо сейчас, чтобы не перезреть и не утратить гибкости. Не перенапрягаться, сосредоточиться на происходящем. Восхитительно, ну просто восхитительно. Ощущение, что я способен в любое мгновение так сосредоточиться на происходящем, чтобы стать его составной частью, обратиться в эфир, слиться с каждым атомом, протоном, кварком, срезонировать со всей Вселенной, со всем, со всем… Кто знает, может, в один прекрасный день все так и произойдет. Что за возвышенная мысль: освободиться от тела, разума, плыть свободно, стать всего лишь волновым пульсом в пространстве… только это будет МОЙ пульс, МОЕ сознание, осознание свободы, неподвластности гадскому гнету, давившему меня всю жизнь, типам вроде Барнарда, вечно повергавших меня в уныние, мучивших меня, не пускавших дальше порога, захлопывавших дверь перед самым моим носом, заставлявших в борьбе доказывать, что я заслуживаю свой кусок хлеба, Боже, что за животные эти люди, хуже даже, чем проклятая мафия, те хоть не скрывают, что они воры и убийцы, а эти прикидываются друзьями, притворяются, что хотят нам помочь — помочь сойти с ума. Трудно им, что ли, дать мне эти пособия, но они отказывают и отказывают без всякой уважительной причины, принуждают снова и снова просить… а-а, черт с ним. Я устал от всего этого безумия. Завтра он попробует капельку моей стряпни, а послезавтра навсегда перестанет меня огорчать. Но я не утрачу бдительности. Теперь, обретя настоящую цель в жизни, я должен сосредоточиться на ней. Как все просто, даже слишком. Он знать меня не знает, даже фамилии моей не прочитал. Ему известно только, что он подписывает письмо за письмом с отказом в пособии. Может, натолкнуться на него и заулыбаться? Нет, обойдемся без показной храбрости и глупых игр. Не терять сосредоточенности, не вызывать подозрений, хранить максимальную безликость. Ничего не пускать на самотек. Как все произойдет? От одной этой мысли у меня все трепещет внутри. Никогда никого вот так не убивал, да это и не убийство, ведь это совсем как на войне, а не то, что вытворяют профессиональные убийцы. Я же не киллер. Вовсе нет. Я только представитель угнетенных, проводник для микроорганизма… ага, это самое, проводник, не более того, посол, можно сказать. Но смогу ли я это совершить? Боже, стоит только об этом подумать — и кишки скручиваются узлом. Все будет хорошо. Он или я. К этому все сводится: он или я, лучше он. Нет, мне наплевать, есть ли у него семья. Его дети заслужили эту участь. Они наверняка пошли в него или станут как он. Ему-то все равно, есть ли у нас семьи, ему нет дела, что наши дети страдают, потому что ему нравится нас терзать, отвечая на наши просьбы отказом. Величайшая радость его жизни — постараться, чтобы мы не получили того, за что горбатились и чего заслуживаем. Представляю, как он приходит вечером домой и рассказывает жене и детям, сколько обращений о предоставлении инвалидности он отклонил за день, и как они им гордятся. Так что я действительно жалею их ничуть не больше, чем они нас. В какой-то степени верно будет сказать, что я делаю всего лишь то же самое, что он сам делал столько лет: отказываю ему в его просьбе. Ха-ха, неплохо: в вашей просьбе отказано.

Хватит. Пора прекратить наконец весь этот бессвязный треп. Расслабиться и хорошо выспаться — вот что мне необходимо. Чтобы завтра никакой расхлябанности. Собраться с мыслями и с силами. А для этого — теплая ванна, стакан теплого молока, и спать.

Он лежит на боку, отвернувшись от окна, и свет еще не проник сквозь его сомкнутые веки, видно только ухо и часть щеки, и не понять по выражению на его лице, мирно ли он спит, видит ли сны; кажется, его не мучают кошмары, хотя решение, принятое им накануне, и события, ожидающие его сегодня, серьезны, если не сказать больше. Сколько раз задавал он себе вопрос: могу я убить? Способен ли он в безмятежном сне ответить: убиваю не я, а E.coli? Лица его по-прежнему не разглядеть, зато по телу пробегает едва заметная дрожь, доказывающая, что сон далеко немирный, что в его подсознании происходит работа, незнакомая другим. В комнате становится все светлее, свет преодолевает преграду век, скоро он проснется и, не думая о том, что происходило, пока он спал, сосредоточится на событиях наступающего дня, очень важного, на что бы он ни решил его потратить.

Наверное, приятный будет денек. Вон как светло. Я чувствую свет на веках. Он немного ярковат, пришлось зажмуриться, но все равно рано или поздно надо будет открыть глаза. Времени у меня хоть отбавляй, целое утро. Чувствуется какая-то усталость, вялость. Не беда, для этого существует душ. Так, продираем глаза и садимся.

Ну вот. Лучше сразу в душ.

До чего же здорово! Интересно, кто изобрел душ? Истинный гений. Благодаря ему все вокруг проясняется. После душа всегда лучше себя чувствуешь. Неважно, как худо тебе было при пробуждении. В общем, самочувствие неплохое. Новый день, только и всего. Удивительно, до чего я спокоен. Думал, что буду в напряжении, обеспокоен всем предстоящим. Наступил важный день. День большого поступка. А я этого почему-то не чувствую. Потому, наверное, что это не будет шаг под воздействием озарения. Столько подготовки, столько труда, тщательного планирования, что мое спокойствие не должно вас удивлять. Сяду и буду наслаждаться утренним солнцем, сберегая силы для второй половины дня. Можете не сомневаться, я прекрасно отдаю себе отчет в своих действиях…

А вообще мое спокойствие удивительно. Скоро я отправлюсь в «Ви-Эй» со славным подарочком, чтобы пожелать Барнарду приятного аппетита. У него хотя бы заболит живот? Хорошо бы. Немного высшей справедливости. Как же без этого! Раз нельзя его просто задушить… хотя и после этого я бы, скорее всего, сумел смыться. Ловят дураков и психов. Им не хватает сосредоточенности. Некоторые действуют даже без плана. Нравится им убивать, ну что с ними поделаешь. Они демонстрируют свою виновность, сорят уликами. Надо быть психопатом, чтобы позволить себя сцапать. Если им захочется нащупать связь, пусть поднимут дела: они найдут тысячи, сотни тысяч желающих расправиться с Барнардом. Но причина-то будет естественная: пищевое отравление. Кого ловить? Никакого преступления… Надо приехать туда пораньше. Оставить машину близко, но не очень. Беспечная прогулка до кафетерия. Но лучше не появляться раньше времени. Если слишком долго там околачиваться, у кого-нибудь может случиться приступ паранойи, и он вызовет полицию. Планирование всегда идет на пользу. Потому, наверное, я так спокоен. Никакого напряжения, обычная езда, нормальная ходьба. Велика важность! Новый день, только и всего.

Движение терпимое. Наверное, большинство психов сидят дома. Вести машину несложно. В этот час легче ехать на запад. Если ехать в другую сторону, то окажешься в автомобильной пробке, да еще солнце в глаза. Поразительная беззаботность. Пропало чувство, что надо опасаться всех машин до единой. Хватает легкой степени бдительности. Едешь себе в правом ряду и пропускаешь помехи справа. Не перестаю удивляться бесшабашности большинства водителей. Немного взаимной предупредительности — и аварийность упала бы на девяносто процентов. Пропусти того, кто справа, от тебя не убудет. Боже, можно подумать, что обогнать всех — вопрос жизни и смерти. Вон как вышивают по трассе, подрезают, не включают поворотник, никак не обозначают свои намерения, сукины дети, то туда, то сюда, через десять полос, вот и аварии, вот и убитые, а тебе-то что, вся эта долбаная улица — твоя собственность, так что вытворяй что тебе вздумается и ни в коем случае не изнуряй себя, не двигай, пожалуйста, рычаг вверх-вниз, я же знаю, какая это трата сил, езжай куда глаза глядят и не сигналь, чертов сукин сын, предупредительность в далеком прошлом, это же маньяки, хочется иногда въехать в такого козла и помчаться дальше, показав им всем средний палец, отправить связку козлов в пекло, черт, мне же надо перестроиться влево, что тебе стоит меня пропустить, козел вонючий, как же я их ненавижу, не замечают, что ли, моего маневра, не понимают, зачем я мигаю, все, никуда не перестраиваюсь, пока меня не пропустят, пусть обгудятся, плевать мне, сколько народу я запер, — вот спасибо; Боже, почему никто не догадался сделать это полчаса назад, мотал я их всех, но и они меня достали, голова кружится, и на этой чертовой улице негде припарковаться, вот дерьмо, а мне-то что, буду ездить взад-вперед, пока не найду место или не привлеку внимание копа; проклятие, на стоянку мне нельзя, слишком рискованно, я должен сесть и уехать, а не торчать посреди стоянки, потому что какой-нибудь засранец поедет не в ту сторону или… ну спасибо, ребятки, удружили, да еще в теньке, на кой мне раскаленная машина, особенно сегодня, а который час, у меня еще целых двадцать минут, вот дерьмо, я весь на нервах из-за этих гребаных водил, пузырек где, черт, он же был при мне, вот он, лучше минутку посидеть и поостыть, перед глазами туман, вот, так-то лучше — нельзя распускаться из-за каких-то козлов, я просто не могу себе этого позволить, акцию не отложить, иначе все коту под хвост, так что расслабься, легко сказать, когда кишки скрутило, где тут сортир, этого еще не хватало, я подохну, надо шевелиться, двигать ногами, нельзя больше тут высиживать, вперед, вот гадство, чуть было не распахнул дверцу, не заметив идущую сзади машину, как сердце-то колотится, прямо глотку затыкает, можно с катушек слететь, а ведь все шло как по маслу, пока те козлы не… ну-ка дыши, спокойно, вдох — выдох…

Так, теперь открываю дверцу, иду себе и никого не трогаю, черт, надо запереть машину. Хорош я буду, если вернусь. а машины след простыл — угнали. Торопиться все равно незачем. Славно так, не спеша. Моцион до кафетерия. Размеренное дыхание, медленная походочка. Будем настороже. Гуляем. Впереди встреча с приятелем, вместе заморить червячка. Велика важность. Тихонько. От пота щиплет глаза. Постоять минутку в тени. Взмок как мышь. Надо же умудриться. Дыши. Медленно… Медленно…

Он стоит в тени здания. Высокого здания, где работают тысячи людей. Оно отбрасывает длинную спасительную тень, дотягивающуюся до цветочных клумб. Человек вытирает платкам пот, но ему очень помог бы прохладный ветерок, без него пот фазу показывается опять. Но по крайней мере уже не катится градом, а всего лишь выступает из пор. Человек разглядывает себя в стекле витрины, чтобы понять, такой ли он мокрый, как ему кажется. Но ему не хочется обращать на себя внимание, так что толком разглядеть себя не удается. Кося глазами на витрину и делая при этом вид, что таращится в небо, он приходит к выводу, что более менее сух. Неужели это так важно? Видимо, да, для него. Он не хочет ничем выделяться и вызывать подозрение. Он по-прежнему контролирует свое дыхание: дышит медленно, изображает спокойствие. Убирает мокрый платок в задний карман и вытирает ладони о боковые карманы. Это крайне важно. Не хватало только, чтобы пузырек выскользнул из потной рут. Колоссальное фиаско! Уже почти пора входить в кафетерий. Несмотря на жару, человек похож на ледяную глыбу. Он заставляет себя повернуться всем телом, хотя бы чуть-чуть, потом поворачивает голову.

Боже, это Барнард. Входит в кафетерий.

Он каменеет. Становится до неузнаваемости неуклюж. Неподвижное изваяние. При этан сердце отчаянно колотится в груди, рвется из клетки на свободу. Мгновение превращается в вечность. Как странно, что люди продолжают ходить, птицы — порхать. Им неведомо, что замерло само время, а его сердце обратилось в лед.

Боже, того и гляди хлопнусь в обморок. Что за чертовщина, надо идти, но ноги такие слабые, что любой шаг грозит падением. Я не потяну. Мне это не под силу. Не ожидал. Дыхание перехватило, все вокруг крутится колесом. Ноги не слушаются, того и гляди вырвет, только бы в штаны не наложить. Непредвиденные осложнения. Мое дело маленькое: плеснуть дряни в его питье — и домой. Тоже мне подвиг. Может, из этого еще и не выйдет ничего. Может, его даже не пронесет. Не знаю, получилась ли у меня культура E.coli. Откуда я знаю, что тестер не врет? На двойную проверку еще можно было бы понадеяться. Дважды одни и те же цифры… более менее. В общем, будем считать, что ошибки нет и культура смертоносная. Все сделано по инструкции. Господи, поскорее внутрь, спрятаться от жары. Вот так, вдоль витрины, за угол, к двери. Сукин сын торчит у салат-бара и в ус не дует. Какие мы забывчивые. Ему плевать, скольким людям он напакостил. Он об этом не думает, хренов бюрократ. Ничего, паскуда, теперь ты немножко поворочаешь мозгами, это будет твоя последняя жратва, какое наслаждение эта прохлада. Холодок в лицо. Вот что мне мешало — жара. Теперь гораздо лучше. Постою немного, отдышусь, а потом к нему, подойду со спины… медленно так, спокойно, уверенно, Господи, неужели я сейчас это сделаю, ну вот, снова ноги и чертово брюхо, вот дерьмо, опять, не могу я этого допустить, не могу позволить этому гаду уйти, не могу, и все, неважно, что мутит, Боже, помоги мне вылить это ему в стакан, осталось всего несколько футов, пузырек наготове, а рука потная, надо было его обернуть, ух, такая дрожь, что ничего не видно, придется держать обеими руками, черт, не могу, не могу… полегче, расслабься, вдох — выдох, вдох — выдох, вот и хорошо, вот он, его стакан, места полно, стакан полупустой, осталось только потянуться и вылить… всего-то, раз — и готово, сделано, теперь бери поднос — и вперед, шевели ногами, шевели, резвее, не дрейфь, только не останавливайся, не оглядывайся, иди к двери, она все ближе, знай иди, нет, не озирайся, вперед, ну вот, теперь толкни — и наружу, в тепло, до чего же здорово, тепло и приятно, ну и дрожь, тебе нужно тепло и движение, только без паники, не бежать, спокойствие, помни, как шел до того, прогулочный шаг, руки в карманах, гуляем, нежимся на солнышке, ох как хорошо, греет до самых косточек, не оглядывайся, двигай башкой, будь естественным, не напрягайся, подставляй лицо солнцу, отлично, ничего не слышно, никакой суматохи, он ничего не заметил, знай накладывал в тарелку траву, а ты гуляй себе, роскошный день, Господи, ну и благодать, такое чувство, что сейчас лопнет грудь, словно меня огрели бейсбольной битой или мне врезал Али, нет, до машины не доползти, придется присесть, опять подкашиваются ноги, во рту пакостно, эй, я же прошел свою машину, ладно-ладно, без паники, развернемся — и назад, кстати взглянем, что там… нет, все путем, все как обычно, давай в машину, черт, не вставить проклятый ключ в замок, ну хорошо, только не торопиться, вот так, медленно открывай дверь, садись в машину и дыши… вдох — выдох, вдох — выдох, молодец, теперь успокойся, не бери в голову, пора ехать, засиживаться нельзя, а то будет подозрительно… боковыми улочками, медленно и осторожно; что такое, ключ не поворачивается только этого не хватало нет он входит ну входи же, поганец; Боже как хорошо уткнуться лбом в руль — может, посидеть так немного с закрытыми глазами и отдышаться, меня так трясет, что ничего не вижу — нет, надо выпрямиться, а то меня увидят скрюченным и решат, что у меня сердечный приступ; побыстрее отсюда смыться; вот дерьмо, ничего не вижу; все в тумане, что со мной ничего страшного не волноваться дышать вот так я вижу куда еду медленно-медленно люди бесятся из-за того что я так тащусь ну и хрен с ними… нет нельзя привлекать внимание сворачиваем на боковую улочку еще несколько кварталов и порядок пристегнуть ремень ну пристегивайся же только бы перед машиной не выскочил какой-нибудь сопляк спасу нет от этих психованных скейтбордистов или кошка иногда им попадает шлея под хвост и они кидаются прямо под колеса пожалуйста никаких детей и кошек никаких птиц господи ничего такого просто доехать до дому отлично в этом квартале много деревьев и мало движения гораздо проще когда солнце не отражается от стекла или металла следи только за стоп-сигналами остановился снова поехал неизменная вежливость всегда проявляй вежливость за рулем что за классная улица настоящее спасение «наверное, они правы, вот бы попробовать» сейчас не до рекламных плакатов только бы добраться живым домой и не отвлекаться на отражения сигналов от витрин.

Ни в коем случае не отвлекаться. Маю ли что может произойти за долю секунды, возможности неисчислимы. Пусть он уже проехал три четверти пути, осталось пересечь всего несколько улиц, не больше десяти, но возможностей для катастрофы по-прежнему миллион. И все же растет уверенность, что он доберется до дому без приключений. Вот он глушит двигатель, но не вылезает, а остается сидеть, глядя сквозь ветровое стекло. Наверное, не уверен, что ноги выдержат его вес, когда он встанет. Прежде чем открыть дверцу, он озирается, чтобы судьба не сыграла с ним напоследок шутку и не швырнула под колеса проезжающего мимо автомобиля, или… кто знает? Улица пуста, но ему приходится опереться о машину, чтобы не упасть, и дождаться, пока прояснится зрение и можно будет пойти, аккуратно переставляя ноги.

Господи! Дорожке нет конца. Почему так далеко до двери? Будто до другого континента. Как дойти до выхода, такого бесконечно далекого? Немыслимо. Но не оставаться же здесь навсегда — самый длинный путь начинается с первого шажка, пора убираться с улицы. Оторваться от машины — и вперед. Одна нога, потом другая, одна — другая, вот так, быстрее не получается, ноги трясутся, что-то не то с вестибулярным аппаратом, соседи решат, что я пьян, если я зашатаюсь, а что они подумают, если шлепнусь, решат небось, что у меня сердечный приступ, и вызовут Службу спасения, нет мне надо сохранять равновесие и идти к двери только не отчаяние на лице неизвестно кто за мной подсматривает надо выглядеть беззаботным как будто это прогулка вот так смотрим по сторонам любуемся деревьями и небом останавливаемся и умиляемся цветку как интересно а грудь так вздымается словно я пробежал пару миль посвистеть что ли или хотя бы надуть щеки будто я свищу пусть подсматривающие воображают что я гуляю и насвистываю наслаждаюсь птичками и цветочками господи иисусе только бы добраться до двери и попасть в дом теперь пот заливает глаза ничего не вижу даже не могу вынуть платок это слишком очевидно делаю вид что чешу голову и заодно вытираю кончиком пальца глаза вот и хорошо теперь я вижу на несколько футов вперед Боже милосердный я все-таки дойду славно-то как ключ в замочную скважину прислониться к двери вроде бы я всегда именно так ее открываю теперь за дверь и захлопнуть ее вот я и дома интересно который теперь час долго ли я отсутствовал не помню во сколько ушел из кафетерия быстрее сесть вот это блаженство сбросить пиджак и галстук нет никаких сил сперва сесть и передохнуть Боже я теряю сознание что это со мной???

Мне лучше, гораздо лучше. Нормально дышу. Ух, красота! Как я вообще дышал с застегнутым воротничком? Неудивительно, что я чуть не вырубился, так и задохнуться недолго. Расстегнул — и сразу стало в миллион раз лучше. Пиджак сниму через минуту или две. До чего приятно свободно дышать. Удивительно, как изменилось ощущение в груди. А ноги по-прежнему дрожат. Дьявол! Почему я не могу встать, черт возьми? Безумие какое-то, ладно, спокойно. Посиди еще минуту-другую. Куда спешить? Спокойно, неторопливо. Хренотень. Еще и трех нет. Кажется, прошли годы. А всего-то пара часов. Он обедает в час дня. Не припомню, как все было. Память отшибло. Как странно. Знаю в точности, что там произошло, но… По крайней мере думаю, что знаю. Может, ошибаюсь? Нет. Как я вышел из кафетерия? Не бегом же? Нет. Как добрался до машины? Не помню. Во всяком случае, приехал. Я дома. Господи, как же меня угораздило? Как я доехал? Не помню, хоть тресни. Хотя кое-что… Мне щипало глаза. Пот. Пять миль, не меньше. Неужели так ничего и не вспомню? Интересно, теперь я смогу встать? Кажется, я весь в поту. Нет, в душ рано. Слишком трясутся ноги. Боже, я дома. Я сделал это. Сделал? Знаю, что сделал, но не мешает проверить пузырек. Хотя бы так… Пусто. Я же знал, что вылил. Значит, дело сделано… и я здесь. Дома. Я приехал домой. Машину не повредил? Никуда не врезался? Ну, это бы запомнилось. Ура! Я дома. Все кончено. Гляди-ка, стою. Ноги в порядке. «Бери свой тюфяк и ступай, сынок». Наверное, завтра ко мне вернется память. Душ. Горячий. Холодный. Долой одежду. Вот это день! Лучший в моей жизни. Не швырять одежду на кровать, аккуратно повесить костюм в шкаф. Все в полном порядке.

И верно, в его полностью упорядоченной жизни все отлично… на данный момент. Наш герой напевает под душем, ноги окрепли, горячая вода снимает усталость, ванную заволакивает пар, зеркало запотевает. В свое время, возможно уже скоро, он постепенно прибавит холодной воды, потом, когда совсем выключит воду, почувствует прилив сил, разотрется полотенцем и выйдет новым человеком, хотя бы ненадолго.

Я не ведаю преград! Трудно поверить, что всего несколько минут назад у меня подкашивались ноги. Я могу вскарабкаться на гору. Нет, я бы запросто на нее взбежал. Как же я хочу есть! Неудивительно, ведь я не обедал. Немедленно утолить голод. Сандвич с ростбифом и пиво — то, что нужно. И огурчик. Язык проглотишь. За едой посмотреть фильм. Позднее можно пойти в ресторан и побаловать себя праздничным ужином. Подумать только, я так и не проверил свою машину. Знаю, она в порядке но лучше проверить — рисковать незачем. Не знаю, какой тут риск, но опасность кроется в мелочах. Нет, я не стану вызывать подозрений, не буду всю ее ощупывать, а просто медленно обойду: подойду к водительской дверце не спеша, наклонюсь и откр… — нет, лучше сяду и открою бардачок, пошарю немного, выйду и обойду машину с другой стороны… и никто ничего не заметит. Потом вернусь обратно, снова сяду в свое кресло и доем сандвич, подумаешь, и ноги в порядке, совсем не дрожат. Я полон сил. День все длится. Никак не привыкну к выкрутасам времени. День кажется бесконечным. Времени еще вагон. Не день, а чудо. А может, спрятать пузырек, мне не нужна цепь совпадений, вскрывающая происшедшее, хотя что тут вскроешь, а все равно нелишне подстраховаться — вдруг случится невозможное, пузырек обнаружится — вот и улика. Да выкинуть его, только и всего, выкинуть вместе с содержимым, а вдруг мне понадобится еще, ну и глупо — всегда можно приготовить свежую культуру. Что я скажу, если полицейские найдут емкость с отравой в шкафу? Нет, прекрати думать об этом, забудь, никто нигде ничего не станет искать, так что сиди отдыхай, внимай птичкам, «о поговори со мной», нет, спойте мне, зяблики и пересмешники, пойте мне свои звонкие песенки, милые птицы, до чего они прелестны, как чиста ваша колыбельная, под нее сам дьявол задремлет, а против микроба никто не попрет. Как волшебно и поэтично, что трель соловья может разрушить тиранию демонов чем-то невидимым невооруженному глазу. Да, мой взгляд проникает повсюду, я найду тебя везде, демон, мой гнев опустошителен, ты сам не будешь знать, что низвергнут в геенну огненную, тобой созданную, не будешь ведать о моем существовании. Тебе не знакомы мое имя и лицо, ты не знаешь даже девять цифр моего страхового свидетельства и не догадываешься, что некто, кого ты презрительно отверг, стал твоим палачом. О да, я буду торжествовать, а ты будешь грызть землю собственной могилы. Надеюсь, боль твоя будет ужасной: то будет отмщение за многие тысячи несчастных, которым ты причинял невыносимые страдания. Надеюсь, ты будешь молить о пощаде и эта сладкая музыка сольется с трелями моего соловья, прославляющего труд червей, поедающих твой смрадный труп.

Какой славный вечер! Или ночь? Нет, еще вечер, в это время года трудно отличить одно от другого. Который сейчас час? Неважно, на улице много народу, пора уже поесть, нет, лучше попозже, что-то мне не хочется, и будь я проклят, если помню, где побывал, то есть я знаю, где был, но подробностей не помню, хотя помню улицы… значит так: Лоренс, Хоббс, Селби, конечно, но на ней я живу, потому начал не с нее, значит, Селби, Бенкрофт, потом Лоренс, знаю, но еще кусочек улицы — просто «мостик» между Бенкрофт и Лоренс, не цепляйтесь, Соло-Корт, Лоренс, Хоббс, Темпо, Мейн, потом уже Вэлли-Серкл, я обхожу площадь, отлично соображаю, где нахожусь и где побывал, знаю, что вокруг люди, магазины, кафе, бистро, траттории, кафетерии, рестораны, все я знаю, скоро сверну на Гарден, посмотрим, куда я забреду, поесть можно потом, здесь меньше народу, похоже, я давно иду, но не чувствую усталости, здесь потише, меньше машин, суматоха где-то далеко, наверное, деревья поглощают шум, эту часть университетского городка я всегда любил, не скажешь, что крупный университет, больше похоже на пригородную зону, деревья да кустарник, даже тропинки, стоянку не видно, она за холмом, улицу тоже не видно, легкий склон — и уже ничего не видать, кроме деревьев и кустов, ненадолго присяду, вот наслаждение, будь благословен тот, кто решил поставить здесь скамейку, наверное, я быстро шел, похоже на то, и прошел немало, пару миль небось, а то и побольше, сидя чувствуешь усталость в ногах и спине… Дыхание тоже постепенно замедляется, запыхался, наверное… Ничего, немного аэробики полезно для здоровья. Симпатичное местечко. Даже ветерок — легкий, но чувствуется. Особенно на лице, наверное, бросило в пот. Такой упоительный воздух, без аромата цветов, просто чистый, это и называется запахом чистоты и свежести, так освежает, что здесь можно просидеть всю ночь. Кажется, уже поздно, но солнце еще не зашло, я вижу его отблески на верхушках деревьев. Красота! Искры. Нет, блестки. Великолепный закат. Что бы такое съесть? Вдруг засосало под ложечкой. Наверное, нагулял аппетит. Не чувствовал его, пока не присел в этом идиллическом уголке. Здесь можно вообразить, что остального мира не существует. Голод становится все более лютым. Чего мне хочется? Не знаю, все равно чего. Куда выйду, там и поем. Посмотрим. Приятно, прохладно. Бредешь себе и наслаждаешься видами. А Барнарду, наверное, худо. Не может есть. Жена спрашивает, в чем дело, он говорит: желудок, наверное, съел что-то не то. Скорее всего тухлого тунца. Звучит недурно, даже очень. Тухлый Тунец. Класс, повторяем за мной: Тухлый Тунец, Тух-нец. Очень хорошо. Еще раз: Тухлый Тунец. ТУХлый ТУНец. Чем нам грозит Тухлый Тунец? Все вместе: X В О Р Ь Ю. Ему самое место в сборнике невероятных рекордов Рипли: заказал салат и колу, а захворал от Тухлого Тунца…

Он энергично шагает между деревьями, по дорожкам и тропинкам; деревья и кусты, освещаемые вечерний солнцем, отбрасывают длинные тени. Походка его так весела и бодра, он так вдохновенно шествует по густой траве, часто останавливаясь полюбоваться цветами и втянуть чистейший воздух, что не замечает, когда трава сменяется бетоном. Он полностью погружен в свои мысли и в роскошные ощущения, рождаемые ими во всем теле, в легкость шага, в разворот плеч, он скользит сквозь удлиняющиеся тени, чувствует, как они гладят его по щекам, потом вдруг оказывается за столиком посреди тротуара и небрежным жестом заказывает фирменное блюдо, улыбка его широка и добродушна, он откидывается в кресле и потягивает аперитив, и тень его медленно вытягивается на мостовой.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем бактерии начинают действовать, то есть когда он что-то почувствует. Сведения на сей счет отсутствуют. Может, это будет только легкое недомогание. Тяжкий недуг совсем необязателен. Может, мы раз в месяц будем обедать вместе. Вот-вот, это даже лучше. Если его не так уж сильно скрутит, врач не догадается провести анализ на E.coli. Скорее всего выпишет ему маалокс или еще что-нибудь в этом роде. В конце концов спохватится, но сначала это будет просто «неопределенное хроническое состояние». Великолепно! Что это со мной, доктор, я больше не могу, это продолжается уже не один месяц. На работе не продохнуть, отстаю от графика, а через два месяца у меня проверка. Жена, понятно, жалуется. Я должен вовремя отсылать отчеты в Вашингтон, вы не представляете, что значит, когда за вас берутся эти бюрократы, им ничего не объяснишь. Даже если появится кто-то, кому можно попробовать что-то втолковать, это все равно что прибивать к стене студень, и я…

Спокойно, спокойно. Так вы только сделаете хуже. Пройдет какое-то время, и…

Про это я вам и толкую: нет у меня вре…

Прошу вас, мистер Барнард, возьмите себя в руки — легкий нажим на плечи, уверенная улыбка, — у вас сильный стресс, это значительно ухудшает ваше состояние.

Мистер Барнард со вздохом опирается о стол и кивает:

Наверное, вы правы. — Покачивая головой. он глядит в пол, потом поднимает глаза и смотрит на врача с такой грустью и мольбой, что врач невольно вспоминает, что у пациента медицинская страховка, не то возник бы соблазн выписать ему счет (хи-хи).

Вот фамилия врача, к которому я вас направляю. Это аллерголог.

Аллерголог? Ничего не понимаю. — Дрожание головы, перекошенная физиономия. — У меня не в порядке желудок, при чем тут…

Аллергия — хитрая бестия. Она может давать как раз такие симптомы, на которые вы жалуетесь, и я полагаю, что надо попробовать разобраться с этим, прежде чем начинать сложное и неприятное гастроскопическое обследование. И лечение несложное. — Самая обнадеживающая улыбка. — Если это аллергия, то вы просто попьете таблетки. — Ободряющее похлопывание по спине, целительная улыбка. — А пока успокойтесь, расслабьтесь. Позвоните доктору Янсену, как только вернетесь к себе в офис. Договорились? — И внушающий оптимизм удар по плечу.

Теперь даже внешность Барнарда говорит о том, что он подлец. Недуг поедает его, как проказа, забирается ему под кожу, буравит мышцы и сухожилия, ищет пути в самое его нутро, в кости, в костный мозг, в кровь и головной мозг; подобно раку, зарождающемуся в тайниках тела, вредоносные клетки проедают каналы в его скелете, мускулах, тканях, кусают, рвут, поглощают, но не разят насмерть, а пируют, наслаждаясь тем, что причиняют страдания и разрушения.

Барнардвилль в этот вечер будет безрадостным. Папаша, заранее ненавидя вечеринку, явится вместе со своей депрессией на порог, где его тихое приветствие будет поглощено ковром, дети не обратят на него внимания, жена встретит его ворчанием. Вот тебе и родной дом.

Десерт, сэр?

А??? Нет, спасибо. Только счет.



Его лицо озарено счастливой улыбкой. Любой, кто на него взглянет, возрадуется. Он испытывает заслуженное удовлетворение. Встав, он чуть потягивается, расправляет плечи и шествует по направлению к даму.



Пройдет, возможно, много месяцев, прежде чем он узнает, что с ним происходит. Это будет медленный, но неуклонный распад. А может, он постепенно придет в себя, и мы снова пообедаем вместе. Медленное угасание от хронической болезни. Что за красота!



Ты обещал, папа, обещал.

Прости, солнышко, я неважно себя чувствую. В эта выходные мне надо отдохнуть. Как-нибудь в другой раз.

Ты это говорил в прошлый уикенд.

Он умоляюще смотрит на жену, надеясь, что она за него вступится, но та отвечает ему взглядом, полным смятения и тревоги.

Что случилось, Гарри? Ты вдруг так от нас отдалился. Ты не хочешь с нами общаться. Ты…

Это не так, Белинда. Просто я болен вот и… Не знаю, Гарри, как-то мне странно, что ты вдруг заболел и не можешь заниматься семьей, ведь ты за всю жизнь не проболел ни дня. — На грани слез, с дрожью, обхватив плечи руками.

Но Белинда! — Он тянется к ней она отшатывается.

Нет, Гарри, пожалуйста, не трогай меня. Не знаю, чем ты занимаешься, что так «устаешь», но уж точно не нами.

Сколько раз можно повторять, я вынужден задерживаться на работе, потому что не успеваю, у меня нет выбора.

Твой выбор ясен — подальше от семьи, тра-та-та…

(Ну да, дети. Две девочки. Так-так, одной пять, другой шесть, такие миленькие, как две пуговки, или булавочки, или с чем там сравнивают маленьких девочек.)

Обе девочки отступают, головки поникли, глазки опущены, их девчоночьи миры постепенно рушатся: раз за разом вываливается по кирпичику, по штукатурке разбегаются трещины, сыплется пыль; из страдальческих глазок катятся безмолвные слезы, девочки заламывают руки и морщат щечки, они ищут друг у друга поддержки, ибо Небеса и Господь Всемогущий обязательно обрушат на них кару — это они так плохо себя ведут, что мама и папа ссорятся; они еще теснее жмутся друг к другу, отступают все дальше в надежде избежать гнева Господня, но где им помочь дорогим маме с папой, когда те сошлись не на жизнь, а на смерть, и неизвестно, когда этому наступит конец.



…только и всего, Белинда, никаких загадок. Я просто обессилел.

Что не мешает тебе все время «работать».

Сколько тебе повторять, все дело в том. что у меня уходит слишком много времени на самую простую работу, ты даже не представ…

Все понятно. Девочки, собирайтесь.

Хорошо, мамочка.



Чудесные крошки надевают рюкзачки и направляются к двери, старательно огибая своего любимого папочку. Любимый папочка ловит на себе последний отчаянный взгляд жены, везущей детей в Диснейленд.

Ты чувствуешь себя брошенным в ледяной пустыне, Барнард? Ты прощаешься с привилегиями? Тебя терзает та самая система, которую ты увековечиваешь? Из тебя высасывает последние соки то самое чудище, что опирается всеми четырьмя лапами на простое правило: если людей постоянно отпихивать, то у них иссякнут силы бороться за то, что принадлежит им по праву, провозглашенному конгрессом Соединенных Штатов и перечеркнутому раздолбаями вроде тебя. Надолго ли тебя еще хватит — приползать в кабинет, занимать свое место в кирпичном здании, построенном на горе таким, как я? Возможно, совсем скоро система тебя сожрет, потому что ты исчерпал свои силы. О, какая ирония, какая поэзия! Борись, Барнард. Борись, чтобы тебе удавалось вставать по утрам с постели, тащиться в душ, бриться, с грехом пополам напяливать одежку, борись за надежду успеть выпить кофе, приползти на службу, занять свое место в убийственной системе. Может быть, ты ухнешь в яму, которую вырыл для других Увидишь, как твоя ненаглядная жена и милые крошки уйдут из дому навсегда. Представь, как ты будешь названивать ее родителям в надежде услышать от нее хотя бы одно словечко. Соображай. Они едут в Диснейленд, их ждет целый день счастливого визга, а ты будешь через силу корпеть на службе, ты не успеваешь с работой, ее надо было закончить еще на прошлой неделе, а тебе даже приходится таскать бумаги домой… дома тебя ждет работа, Барнард. Поторопись, не упусти шанс отказать очередному ветерану в его законных правах.



Он так воодушевлен бедой мистера Барнарда что незаметно для самого себя возвращается дамой. Пиджак уже в шкафу, галстук снят, воротничок расстегнут, он развалился в кресле, вооруженный пультом. Телевизор включен? Неизвестно. И неважно: сейчас ничто не может его отвлечь. Пульт только удерживает его в равновесии, помогает сосредоточиться на своих мыслях, и пока он его сжимает, искать чего-либо за пределами себя самого у него нет нужды.



погоди… вдруг он и впрямь окочурится? Что тогда? Конец всем мукам. Нет! Он не может умереть. Он дол-жен, обязан остаться жить. Чтобы заплатить за всю боль, за все несчастья, которые причинил. Нельзя, чтобы он просто так вышел сухим из воды. Нет, пусть живет дальше. Этого требует справедливость. Должно же существовать хотя бы где-то в этом мире подобие справедливости. Нельзя, чтобы типы вроде Барнарда за здорово живешь срывались с крючка. Почему они вечно выкручиваются, а мы платим за их преступления собственной кровью? Платим, платим и всю жизнь маемся. «Ви-Эй» призвана нам помогать, но вместо помощи придумала систему втаптывания нас в грязь, чтобы мы махнули рукой на попытки добиться положенных нам пособий, а парни вроде Барнарда знай себе это выполняют, наверняка более солидные пособия они дают тем из нас, кого заставили не подавать больше заявлений, и так без конца. Боже, откуда такая жестокость, это похуже мафии или профсоюза водителей грузовиков; мне приходится больше платить за свой хлеб, потому что им в радость убивать людей; то-то и оно, если их не подмажешь, они тебя размажут, им это раз плюнуть, и ничего с ними не поделаешь. Против муниципалитета не попрешь. Но можно попытаться его спалить. Возможно, Барнард всего лишь начало, он будет гореть не сгорая. Боже, не дай ему умереть, пожалуйста, пусть живет долго, не дай ему легко сорваться с крючка… Хотя… ага, гак было бы даже лучше. Обеспечь его душе вечные муки. Вдруг адский огонь есть на самом деле, вдруг под самым носом там живительная влага, только до нее ни за что не дотянуться, и будет он страдать, как заставлял страдать тысячи бедняг. Его семья сначала попереживает, но потом успокоится, это как пить дать, жена через пару месяцев снова выскочит замуж и вместе с детьми забудет, что он вообще существовал; что за прелесть — полное крушение надежд, он даже не сможет ее донимать, из него не получится привидения, она и думать о нем забудет, а он не сумеет заделаться призраком, потому что его специальность — мотать нервы инвалидам, подталкивать нас к могиле: вот и прекрасно, что заслужил, то и получи, сколько бы дальше ни врал, вывернуться не выйдет, сколько бы ни пудрил мозги, все напрасно, лежать тебе с песком во рту и кормить червей. Идти ли мне на похороны — вот вопрос. Отдавать ли последний долг, слушать, как какой-нибудь кретин расписывает достоинства безвременно почившего? Нет уж, спасибо. Порок не будет погребен вместе с останками. Отличная мысль: раздобыть список всех инвалидов, над которыми он изгалялся, и разослать им сообщение о его смерти. Хотя это влетит мне в копеечку: тысячи экземпляров, конверты, марки… Глупость, больше ничего. Несерьезно. Хотя помечтать не вредно. Между прочим, сейчас как раз должны кончаться одиннадцатичасовые новости. Он уже, наверное, места себе не находит. Среди ночи побежит блевать. Начнет — не остановится. Доблюется до грыжи. Жена с ума сойдет от волнения, начнет вызывать «скорую», врача, Службу спасения, повезет его в больницу…



Телевизор уже выключен, он беззаботно бредет в спальню, раздевается, аккуратно складывает одежду, принимает горячий душ. Растянувшись в постели, он чувствует наконец, насколько устал, тело сворачивается улиткой, почти растворяется.



Может, позвонить и справиться о его здоровье — нет, это настоящий идиотизм…



Он поворачивается на бок и быстро засыпает. Спит мирно, без сновидений, как сама невинность. Утром он медленно, с наслаждением выплывает из сна и просто лежит на спине, слушая пересмешников и улыбаясь, а потом встает и идет в ванную. Рассудок и тело полны покоя. Самый воздух вокруг него легок и ласков, приветствует его и сулит новый день, новые свершения.



…а что, можно и позвонить, но это не к спеху. Какая разница, немедленно схватить трубку или подождать несколько минут? Ммм, что за дивное утро! Почему бы не прогуляться вокруг квартала?

До чего приятно! Птицы тоже наслаждаются. Вон сколько их на лужайке. Виданное ли дело! Дрозды — непревзойденные клоуны: прыгают себе, потом вдруг суют клюв в землю и достают червячка. Не пойму, как это у них выходит? Видят червяка сквозь землю, что ли? Раз — и готово. Другие птицы клюют что придется, им годятся и зернышки, и все такое прочее. Дрозды — единственные поедатели червей. Ранние пташки. Небось черви в дефиците, вот на них и мало охотников. Как расшумелись нынче утром птицы! Но пересмешники-то какие красавцы! Эй, белка, где твои глаза? Жить надоело? Водитель ее даже не заметил. Проскочила прямо под машиной. Лучше сиди на дереве, так безопаснее. Наверное, тебя спугнула сойка. Ты собиралась разорить ее гнездо? Держись подальше от соек, белочка! Они известные убийцы: заклюют тебя до смерти. Какая странная штука — природа. Роскошное утро, птичий щебет — и сплошное смертоубийство. Быть мелкой тварью опасно для жизни. Но кусты роз красивы, деревья тоже. Иногда она живут по нескольку сот лет. Но против топора она бессильны. Все рано или поздно погибнет. Даже я. Как это произойдет? Неужели совсем недавно а хотел сам уйти из жизни??? Как я мог настолько отчаяться из-за… из-за… в общем, из-за того, что меня достало. Из-за самой жизни. Никаких особенных причин, никаких сбивающих с ног ударов. Жизнь. и только. Бесцельная. Незачем вставать с постели и проживать новый день. Я чувствовал себя трупом. В такое утро это трудно, даже невозможно себе представить. Сейчас жизнь сладка, драгоценна, ее надо ценить, лелеять, проживать. Вот именно, проживать. Жизнь дается для жизни. Как много перемен! Воздух упоителен. Даже звук проезжающих машин не действует на нервы. Чудесный аромат свежескошенной тралы, капельки росы сверкают на солнце. Плывет туман, птицам есть откуда напиться. Прохлада, влага. Ах… Звонить прямо сейчас не надо, времени полно. И время проверять не надо. Когда захочу, тогда и позвоню. Все зависит от меня самого…



«Джек Кремень, захвати ремень». Столько лет работы с компьютерами и понятия не имел, что можно раскопать в Интернете. Слыхал, конечно, но… А оно все тут. Полная анонимность. И не надо менять имен, защищая невинных. Никаких голосовых отличий, остающихся в памяти. Ни тебе полицейских с грабителями, ни агента 007, ни Остина Пауэрса. Как же я тебя люблю, детка! Ты любовь всей моей жизни, мне с тобой так хорошо! Жаль, что тебя не было со мной сегодня утром, тебе бы понравилось. Красивое небо. Не раскаленное, а прохладное, как раз для тебя. Деревья и кустарник в цвету. Всюду цветы и птицы. Может быть, ты их слышала. Они щебетали без передышки. Какое богатство оттенков! А эта сумасшедшая белка! Взяла и проскочила между колесами едущей машины. Ты не поверишь. Ее преследовала сойка — ужас как разоралась, точно с ума сошла. Наверное, белка подобралась к самому ее гнезду. Бедняжка уже не знала, что для нее опаснее: машина или сойка. Погоди, вот закончу проект и побалую тебя. Поставлю компакт «Лувр» и побродим вместе по залам. Мне осталось совсем немного…



Как приятно потянуться! Утро не прошло даром. Который сейчас час? Нет, решил не смотреть на часы не буду. Эта игра не для меня. Когда захочу, тогда и позвоню. Чтобы узнать, что и как. Может быть. Может, он помер по пути на службу, и никто ничего не знает. Во всяком случае, у него на работе могут ничего не знать. Совсем как шайка психованных русских. «Нет» — вот и все, что удается вытянуть из этих уродов. Который час? — «Нет». Где тут сортир? — «Нет». Какой у вас модный галстук! — «Нет». Заладили: Нет! Нет! Нет! От Вашингтона до самого дальнего штата: нет, и все. Где сядешь, там и слезешь. Безумие. Хотя нет, безумие стихийно, а это сознательная, продуманная политика, ее цель — довести до отчаяния. Безумие тут ни при чем, безумные не отвечают за свои поступки. Они не создали чудовище, они сами и есть чудовище. Каждая секунда мучений, каждая разбитая мечта, каждая разрушенная жизнь — воплощение их планов. Они это делали и продолжают делать. Как они не приходят в ужас от самих себя? Как умудряются заводить семьи? Каких детей они плодят? Массовых убийц? Или детишек, отрывающих крылышки мухам? Не понимаю я этот мир. Сколько в нем испорченных, дурных людей, и сколько у них власти! Как так получается? Почему? Многие ли слыхали фамилию Барнард? Это вам не Эйхман. А в чем разница? Оба злодеи. Все прогнило до основания. Эта фамилия известна только таким, как я, одни мы его про-проклинаемЛюди, обманутые и затравленные этим подлым вредителем, которому нет прощения. Скольких он подтолкнул к самому краю своей жестокостью, сколько несчастных из-за него оказались в психушках и сидят там на скамеечках, ослабев рассудком и роняя слюни, обреченные вечно пребывать в ужасе, созданном Барнардом; их уязвимый рассудок вновь и вновь переживает ужасы войны, но не способен смириться с тем, что правительство, которое они защищали, не просто от них отворачивается, но и мучает их несбыточными надеждами. Все это — изощренная пыточная система, в которой охотно участвует Барнард; многие уже сдались, опустили руки и умерли, многие старались заработать на хлеб для себя и своих семей, надеясь, что в один прекрасный день им дадут то, что давно должны были дать, но и их в конце концов постиг печальный конец. Подлый сукин сын, как можно так поступать с людьми, они не сделали тебе ничего плохого, но ты с удовольствием над ними издеваешься, надеюсь, ад существует и тебя там зажарят, дерьмо, паршивый ублюдок, мне было так хорошо а он подсыпал своей отравы. Сейчас узнаем, как у него делишки.



Офис мистера Барнарда.

Ммм… Можно поговорить с мистером Барнардом?

Он обедает, что ему передать?

Нет-нет, ничего, я перезвоню.



Работает… Обедает… Наверное, ему не так уж плохо… Может, он вполне здоров… Удивительно.

А может, он не ест? Возможно. Сидит на солнышке, откинулся в кресле и не жрет. Или, скажем, засел в сортире. Очень даже может быть. Кто же скажет секретарше: «Я проведу часок на толчке». Я вчера уже говорил, что самое лучшее, если он еще жив. Недаром я за это молился. Да-да, я знаю, так оно и есть. Все получится, я это нутром чувствую. Да-да-да. Благодарю тебя, Господи. Все получится, уже получается, уже срастается. Прямо сейчас. Черт, как хочется есть! Пусть Барнард не жрет, а я могу и хочу. Ха-ха, вот бы сунуть ему под нос селедочку в пряном соусе! Или — вот умора! — устрицы. Серые, свежие, скользкие. Потрясти перед ним устрицами, погреметь. Убийственная идея: телячьи мозги с устрицами, — меня самого того и гляди вывернет. Не увлекаться, что-нибудь попроще: кольца жареных угрей на тарелке. Простенько и со вкусом. Иногда я страшен сам себе. Пломбир с сиропом, вот чего нам не хватает! Нет, сэр, вы слишком жестоки. Не исключено. Но аппетита это мне не испортит. Все время приходится принимать решения. Приготовить что-нибудь дома или куда-нибудь сходить? Все равно мне не сидится. Пройдусь до «Деликатесов». Заодно проветрюсь. Пока еще не жарко. Хорошая мысль, гениальная. Встань и иди.



И вот стряхнул он разочарование и уныние и снова узрел солнечный свет. Не торжество ли — удел такого человека? Разве не победа ждет все дела его?



Горячая пастрама или грудинка? Опять решения. К чему я сейчас больше склонен? Ко всему. Здесь все свежее. Но в наши дни нелишне подстраховаться. Вокруг так и кишит сальмонелла в компании с E.coli. Возьму-ка я сыр и авокадо. Звучит недурно. Потом чай со льдом — и я готов к любым испытаниям дня. Что у нас в программе? Силачей не надо, клоуны — пожалуй. Кажется, это самое то, как говорится, что доктор прописал. Что будет, то и будет, мы все примем благосклонно. Посмотрим. Там будет видно. Все зависит от настроения. От меня самого. Возможно, не полностью, не во всей этой сказке про белого бычка, но поступки — моя епархия. Результаты зависят от множества факторов: здоровья, иммунной системы, стресса — как же без нет? — но никак не от совести. У Барнарда ее нет, как и у всех этих… Не дождетесь. Не стану себя изводить. Буду наслаждаться обедом, погодой, птицами, пчелками и гак далее, а если к вечеру появится настроение позвонить, то преспокойно сниму трубку, наберу номер и справлюсь, как поживает наш друг. Все в моих руках. Сейчас они заняты сандвичем, который я намерен съесть, наблюдая за рыжей официанткой. Вот что гениально! Кто первый до этого додумался? Блестяще! Официантки в мини-юбках. Всякий раз, когда она наклоняется у столика… Причем видно немного, трусики и те толком не разглядишь. Но важен именно намек, предвкушение, что она наклонится сильнее. Наслаждение. Вот где истинное объедение! Сандвич, конечно, тоже. Но это поважнее еды. Самая сердцевина дела. Его душа. В конце концов, еда не самое главное. Не для голодающего, конечно. Но есть вещи, рождающие более сильный голод, чем мысли о еде. Когда наешься.



А сандвич хорош. Надо почаще сюда заглядывать. Мне же здесь так нравится, почему я об этом забываю? И чай со льдом здесь отменный, лучше, чем в других местах. Поужинать тоже можно на славу. Может, прийти сюда завтра? И не смотреть на часы! Лично я не раздуваю из этого проблему. Просто время не имеет значения. Звонить, не звонить — мое дело. Еще немного поработаю, дальше видно будет.

…не так-то это просто. Не думал, что возникнут сложности. Мелочь, конечно, но… А может, вот так?..



На сегодня достаточно. Неплохой денек. Сделано немало. Господи, до чего же сладко потянуться…



Будьте добры мистера Барнарда.

Извините, но сегодня ему пришлось уйти раньте времени.

Да? Он будет завтра утром?

Обещал. Но, честно говоря, вид у него был неважный, так что я не уверена.

Понимаю…

Ему что-нибудь передать?

Нет, ничего. Спасибо.



Спасибо, спасибо, миллион благодарностей. Это прозвучало как сладчайшая музыка. «Неважный вид»… Хотел бы я это видеть! Понос? Еще обделается по пути домой. «О да, да! Будем надеяться». И нечего перекладывать вину на бедную собаку. Разумеется, у него есть собака. Все они собачники. Барнард тоже. Здорово, песик, как дела, вот молодец, дай я почешу тебе брюшко… Лучше дай МНЕ почесать брюхо ТЕБЕ, брюхо зверя, сукин ты сын. Если бы кто-нибудь обошелся с твоей собакой так, как ты обходишься с нами, ты бы его прибил на месте. Все эти чудовища из одного теста: обожают своих собак и презирают людей. Лезут из кожи вон, чтобы нам нагадить, испортить нам жизнь, зато их собаки катаются как сыр в масле. Сколько людей мечтают, чтобы с ними так обращались? Миллионы! Миллионы только в одной этой стране, не говоря об остальном мире. Боже, можно сойти с ума, миллионы детей в этой стране ложатся спать на пустой желудок, иногда им даже некуда лечь, а он тратит на своего пса столько, что этих детей целый месяц можно было бы кормить. Черт, какой в этом смысл, брось, махни рукой. Вот бы спросить, что с ним, что за хворь? Хотя не спросишь ведь, не пронесло ли босса, не просидел ли он весь обеденный перерыв на толчке, даже если Барнард невозможная зануда.

Денек как будто снова выдался неплохой. Неужели тот же самый пересмешник? Чем они питаются? Сходить бы в зоомагазин… Зяблики тоже хороши. Если они едят одно и то же, то… Ну, встань и иди.

Горячий душ — чудодейственная штука. Тоже гениальное изобретение. Один из лучших даров цивилизации. Сначала горячий, потом холодный. Летом — всегда, иногда даже зимой. Сильно растереться — и готов. Летом хорошо высохнуть самому. Великолепно, в стиле Тарзана. Душ — водопад, ванна — озеро или река. Осторожно, не то цапнет крокогатор. Это опасно для твоей анатомии. Ха-ха, неплохо получилось: «опасно для анатомии». Да он разгрызет тебя на мелкие кусочки! А над водопадом вечно торчит шпион. Некоторые из «бвана» были не лучше Барнарда. Но туземцы знали, что с Тарзаном шутки плохи. Он никому не давал спуску, сколько львов и носорогов перещекотал своим ножом. Житель пентхауса с лифтом. В Бруклине ему живо дали бы по рукам: сцапали бы за непристойное поведение. Я — Тарзан, ты — судья. Совершенно верно, вы приговариваетесь к двухмесячному тюремному заключению. В следующий раз постарайтесь одеться, как Бо Бруммель. Следующий! Он был первым хиппи — Тарз, поборник мира и любви. Нет, не сейчас, позвоню позже. Времени полно. Вот именно, своя рука владыка. Когда захочу, тогда и наберу его номер: хоть сейчас, хоть позже. Пиратка Дженни… От пересмешников к душу, дальше Тарзан и Дженни. Та еще логика. А что, отличный денек, все логично. Ха-ха, даже бессмыслица. Хорошо, что меня никто не слышит. А я слушаю урчание своего желудка. Давненько я не завтракал в «Деликатесах». Посмотрим газетку. Спокойно. Мне даже можно смотреть на телефон. Но не стану же я весь день на него таращиться. Когда захочу, тогда и позвоню.

Что за воздух! И запах. Пахнет горелой банановой кожурой, как в джунглях у Тарзана. Недурно. Уж не питаются ли птицы банановыми шкурками? Им нравится воздух: вон как надрываются! Воздух разливается по телу, как целительный бальзам. При ходьбе вспоминаешь, что жив. Движения ног, шаги, вверх-вниз, раз-два, сердце бьется, в легкие поступает воздух, организм освобождается от копоти, смога и прочей дряни. Ходьба возвращает к жизни. Хотя организму необходим яд. Без яда хиреешь. Чистый воздух — убийца. Без выхлопных газов мы попадаем замертво. Что значит незагрязненный воздух, кристально чистая вода, абрикосовые косточки? Булочка с копченой лососиной и сливочным сыром? Это не жизнь. Пицца. Яичный рулет. Кофе с молоком. Я предпочитаю цивилизацию. Я цивилизованный человек. Ее продукт. Член. Сторонник. Защитник. Проповедник. Простые экстатические блага цивилизации. Скажем, так: я чувствую солнечное тепло и теплый воздух, чувствую, как ходьба горячит мою кровь, потом я распахиваю двери и радуюсь прохладе, запаху пищи, звону посуды и шуму голосов, внимаю суете и приветствую ее. Привет тебе, цивилизация.



Вы один?

Да, один.

Готовы заказать?

Да. Яичница из двух яиц, яблочный пудинг, булочка с кунжутом, кофе с молоком.

Как сделать яичницу?

Глазастую, с пышными хвостиками, и чтоб смотрела прямо на меня. У вас приятная улыбка.

Спасибо. Сок, фрукты?

Нет, спасибо.

Кофе сразу?

Да, спасибо.

Сейчас подам.



В заголовках ничего нового. А вот и хорошая новость: «Доджеры» снова продули. Три раза подряд, пять игр из семи. Так и знал, что сегодня надо купить газету. Отлично, у них было преимущество, но они его профукали. Чему удивляется ведущий? Это я удивляюсь. Казалось бы, сегодня утром я чувствовал себя так хорошо, как никогда прежде, а сейчас мне еще лучше. Неужели хорошему нет предела? Похоже на то. В определенных рамках. Чувствуешь себя лучше и лучше, потом взрыв? Не слыхал. Без палок в колесах не обойдешься. И пиши пропало. Нельзя сказать «стишком хорошо». Может, это и есть сдвиг по фазе? Уж так тебе хорошо, так хорошо, что едет крыша и ты бессилен это исправить. А вот чувствовать себя хуже и хуже — сколько угодно, здесь нет пределов. Уж так тебе паршиво, а скоро будет и того паршивее. Паршивое устройство. Но иногда удается себя отстоять. Да, и снова на взлет. Ты видишь проблему и знаешь, как за нее взяться. Выходит, жизнь поступает с тобой по-честному. Тебе хреново — и все идет прахом, пока ты совсем не съедешь с катушек. Тебе по кайфу — и все путем. Но смотри не теряй голову. Не позволяй жизни снова утащить тебя на дно. То-то. Люди барахтаются, пихаются, всплывают и опять тонут, то им хорошо, то плохо, потому что они не умеют выявлять в своей жизни проблемы, они — марионетки на веревочке у жизни, а не хозяева собственного существования. В этом их ошибка. Они позволяют жизни поднимать их все выше, и наступает момент, когда остается один путь — вниз. Добро пожаловать в бездну. Черная дыра Калькутты. Зловонная яма. Никакого равновесия. Избегать крайностей. Проблема в чрезмерности. Сбалансированные ответы. Только так. Делать все необходимое для устранения проблемы. Не важно ее происхождение: животное, растительное, минеральное. Жизнь слажена из бесчисленных организмов. Некоторые нарушают равновесие. Большинство из нас немного отклоняются то в одну, то в другую сторону, но это не страшно. А кое-кто пренебрегает всеми границами. В этом все дело. Вот именно. Это нужно исправлять. Кое-кому на роду написано восстанавливать всеобщее равновесие. Они — часть ответа, им положено устранять тех, кто слишком выбивается из рамок. Хирургическим путем. Если пораженная конечность угрожает жизни всего организма, то она подлежит ампутации. Никто не возражает. Любой ценой сохранить жизнь. И она всегда сама об этом позаботится. Никто не просит такой работы, жизнь сама расставляет всех по рабочим местам. Не все соглашаются. Кто знает, многие ли отказываются? Я согласился. Полностью. С головой. Я выполню свой долг перед жизнью.



Ему стало ясно, что он избран для особой миссии, и он начал с радостью исполнять ее. Внимание к этому обстоятельству. Взгляните на разворот его плеч, когда он шествует домой, похлопывая себя по бедру свернутой газетой. Бьющая через край энергия при полном отсутствии чванства. Сама его походка свидетельствует о величайшем смирении. Он входит в дом, бросает на диван газету, смотрит на телефон и качает головой.



Позже. Еще рано. На месте он или нет. ничего не доказывает. Все равно пришлось бы звонить еще раз, а это никуда не годится. Один и тот же голос. Звонящего запомнят. Не вызывать подозрений. Не переходить границу нормального. Оставаться настроенным на высший порядок, управляющий моими действиями. Запамятовал свои прежние мысли. Оправданно? Да, несомненно. Я знал, что это необходимо. Отчаянно необходимо. Как иначе восстановить равновесие, нарушенное одним человеком, причинившим зло стольким людям? Абсолютная оправданность! Насущная необходимость! Никаких угрызений совести. Никакой вины. Делай необходимое. А сейчас??? Не знаю. Что-то изменилось. Толком не знаю, что… как… Чувствую себя по-другому… что-то не так. Но все равно хорошо. И достаточно. Слишком рано выяснять, что происходит в действительности. Только что-то гложет. Как будто что-то готово сорваться с языка. Как будто что-то пытается меня образумить. Нечто мне сообщить. Я чувствую этот запах, этот вкус. Стало легче. С ума сойти! Не сказать, что я чего-то лишился. Наоборот, прибавил. О-о-о… Сумасшествие? Вовсе нет, нормальность. Как это возможно? Как я могу чувствовать себя нормальным? Никогда не было таких мыслей. Нормальный… Что это значит? Но ощущение… правильное. Я в своем уме. Все просто. Ничего выдающегося, ничего странного. В своем уме, и все дела. Страшновато. Не свихнулся ли ты, если чувствуешь себя нормальным? Нормальный. Никогда об этом не думал, а сейчас думаю и не вижу смысла. Почему ощущение собственной нормальности превращает тебя в психа? Ладно, хватит этой тупости. Если толь… «Вебстер», вот кто знает все ответы. Ну-ка, ну-ка, разберемся, «нора», «норка», «норный», скорее на поверхность, а то я сам не знаю, что это значит, «норма», «нормальный»: не больной, ЗДОРОВЫЙ, умственно полноценный, способный предвидеть и оценивать результаты своих действий. Ни слова о том, что чувствовать себя нормальным — значит быть психом. Не пойму, почему это взбрело мне в голову. Как будто что-то упущено. Что?! Посмотрим… конечно, «не истеричный». Вот оно: нормальный — значит не истерик. Я прекрасно предвижу и могу оценивать результаты своих действий. Это точно: еще как могу. На все сто. Без истерики. Ха-ха, животики надорвешь. Тупость какая! Столько времени ломать голову из-за собственной нормальности. Точно мозги набекрень. Но подсказка полезна: без истерики. Тихо. Полная анонимность. Правило номер один: забыть о тщеславии. Убийца. Рвется нечто доказать. Месть. Капкан. Пусть обо мне узнает мир. Истерика. Гибель. Глупость. Непролазный идиотизм. Самопожертвование ради мести. Кажется, начинает брезжить смысл. Ну-ка, ну-ка… вроде полегчало. Все равно мне это неподвластно. Хм… странно. Все странно. Но правильно. Вот и не трожь. Пусть все идет своим чередом. Спешка приводит к истерике. Все придет само. У меня сильное ощущение, что прозрение наступит в свой срок. Самое время засесть за работу. Любимая, пора тебя включить. Немножко потрудиться, потом маленький звоночек. Когда я буду к нему готов.



Боже, как долго я вкалывал, даже плечи и шея затекли. Не шелохнуться… так-так, уже полегчало. Как декомпрессия у подводников. Такое впечатление, что компьютер иногда засасывает меня в себя. Словно я накурился и поплыл… Небольшая потеря ориентировки. Настоящая декомпрессия. Не торопиться выныривать. Постепенно отпускает. Сладко потянуться. Можно подумать, что я спортсмен, а не компьютерщик. Шахматы? Некоторые коллеги предпочитают бег. А я склонен к ходьбе. Когда тороплюсь, сажусь за руль. Ого, сколько времени прошло! Заработался.



Мистера Барнарда, пожалуйста.

Мистера Барнарда нет.

Он скоро вернется?

Боюсь, что нет. Могу я вам чем-нибудь помочь?

Вряд ли. Мне нужен он сам. Когда вы его ждете?

Мы не знаем. Он в больнице.

В больнице? — Нет-нет, только не петь и не кричать «аллилуйя!» — Что с ним?

Точно неизвестно. Наверное, пищевое отравление.

Как жаль. — Господи, только не хихикать!

Я могу записать вашу просьбу. Вашим делом может заняться другой сотрудник.

Нет, благодарю.

Думаю, он вернется нескоро.

Мое дело может подождать.



Это точно, я могу ждать. Долго, даже бесконечно. Надо было еще спросить, где он отравился. Похоже, в этом пакостном кафетерии? Куда смотрит санитарная инспекция? Давно пора его закрыть. Он может подать на них в суд. Он или его наследники. Наследники и правопреемники. Какой день, какой день… «О, какое прелестное утро», утро, день — мне без разницы, «Доджеры» снова продули, Барнард в больнице. Вернулись счастливые деньки. Полегче, а то соседи всполошатся: что за шум? Для вечеринки рано, еще подумают, что меня убивают. Я сам себе убийца. Восхитительно, невероятно, я не верю собственным ушам. Я надеялся… старался не надеяться, но ничего не мог с собой поделать, думал-думал, но это превосходит все ожидания. Не помню, когда чувствовал себя таким счастливым, когда так ликовал, когда был так же возбужден. Небывалое сочетание воодушевления и умиротворения. Столько трудов, изысканий, подготовка, унизительный страх — но вышло! Все вышло. Ну и молодец же я! Мои старания оказались ненапрасными. Он еще жив, но я знаю, что делаю. Сработало! Бактериальная культура сработала. Я всегда могу это повторить. Возможно, он уже протянул ноги. Сейчас я пущусь в пляс, как грек Зорба, я кручусь, как Зорба. Молодчина! Я получил одобрение, даже утвержден. ДА, ДА, ДА, УТВЕРЖДЕН!!! Лучше присесть и немного передохнуть, от кружения по комнате все вертится в голове. Хватит Зорбы. Всего хватит. Я УТВЕРЖДЕН! Вот оно, именно это я и чувствую, это вертелось на языке, этот вкус я ощущал во рту. Лучше поостыть. Без истерики. Назад, к нормальности. Это благословение. Утвержден. Спокойствие: вдох — выход, вдох — выход. Полегче, п о л е г ч е… Хорошо. Газета. Никогда не читал комиксов. Вот и хорошо: вдох — выдох. Это стоит отпраздновать. Нет, приди в себя. Газета — хорошая помощница. Бессмысленный лепет. Страница за страницей. Какого черта. Ну и смехота! Я читаю некрологи. Вот не знал, что это так здорово. Сам я ничего подобного не сумел бы написать. Сплошная патока. Раньше не читал. Наверное, это первый признак старения. Наверное, им нравится мнить себя победителями. Так, почитаем еще некрологи… Нет, я весь в нетерпении. Надо бы позвонить в больницу. Позже. Если он умер, мне все равно не скажут. Представляю, чего о нем понапишут. Чем больше гнили, тем больше сиропу. В кокетливой черной рамочке. Может, даже в цвете. Красное поле, синий шрифт. Цветочки и бабочки по углам. Почему не слизняки с пиявками? Нет-нет, о мертвых не говорят плохо. А мы и не говорим, нам довольно его смерти. Холодный надгробный камень. Кто тут упокоился? Ни одного знакомого имени. Всех пережили «любящие» мужья, жены, дети, собачки, киски, кредиторы… Рехнуться можно, сколько людей друг друга любят, если судить по некрологам. А вот попроще. После умершего осталась собака. Кто заплатил за некролог? Американское общество противодействия жестокому обращению с животными. Любящий Фидо. Его собака будет по нему тосковать. А жена, то есть вдова, надо надеяться, радуется. Лучше бы без надгробия, сбросить в яму и забыть. Супруги всегда любят покойных мужей. Скажите пожалуйста! А при жизни? Представляю, как они стоят и смотрят на нет, лежащего в гробу, и твердят: я люблю тебя. «Как трепещет мое сердечко!» Ну а если глубокое, звучное «я люблю тебя» в манере Джеймса Ирла Джонса? Меня пробирает. Жертвенный кретинизм. Женщины, спрыгивающие в могилу. Верность до гробовой доски. Вот это традиция… смертный приговор. Твой муж умер, гори и ты, стерва. Мир сбрендил. Мужья следят за женами даже после смерти. Да, смерть делает бессмертным тиранство. Создает мучеников. Обеляет тиранов. Смерть не уравнивает, разве что приближает. Крупные вложения в смерть. Системы верований. Загробная жизнь. Фокус-покус. Восславим же достоинства этого замечательного человека, бескорыстно растратившего себя ради блага других. Кто-кто, где-где??? Интересно, что ты чувствуешь? Ничего хорошего, наверное. Жить лучше. Слышишь ли ты людской плач? А смех? А удары комьев земли по гробу? Привидения прочь! Умер — так умер. Ну, он, положим, еще нет… пока. Но уже скоро. Можно и не спешить. Больно ли лежать в коме? Кажется, нет. Любопытно. Нет, этого можно не желать. Акт возмездия свершен, и довольно. Жизнь продолжается. И может быть, станет справедливее. Может, ему найдут достойную замену. Ко мне это уже не имеет отношения. Я свободен от него и от мучений. Возможно, мне ничего не скажут. Позвонить нетрудно, но… Непонятно, что заставляет человека быть таким. Причинять другим столько бед. Наверное, ему попросту плевать. А теперь он знает? Узнает ли когда-нибудь? Поймет, когда умрет? Глупости. Если только реинкарнация существует. Как это будет, интересно? Вернется прокаженным? Отбросил копыта человеком, а вернется тележкой для мороженого? Дзинь-ля-ля. Мне — позволено. Что-то уже не сидится. Прогуляться по площади, поглазеть по сторонам, никого не трогая. Внезапная вялость. Сонливость. Откуда, черт возьми??? Задницу от дивана не оторвать. Надо поесть. Это помогает. Есть не хочется, а голоден. Непонятно. Даже думать не хочется о том, чтобы что-то себе приготовить или пойти в ресторан. Лучше околеть с голоду. Черт! Рехнуться. Тяжелые веки. С чего я так устал? Всего минуту назад был полон энергии. Да, неплохо бы… но даже для звонка я чересчур устал. Надо передохнуть. Наплевать. Без разницы. Тьфу, приподнятое настроение, но не подняться с дивана. Тянет вниз. Ноги весят тонну. Боже, прямо как тогда, когда я хотел застрелиться. Нет, совсем иначе. Но ощущение в теле почти такое же. Ни с того ни с сего. Как снег на голову. Но это не депрессия. Просто приступ вялости. Заказать пиццу. Почему бы нет? Через минутку. Это лучше, чем куда-то тащиться. Ага, сейчас позвоню… только не сразу. Дать ему еще часок. Ничего подобного, вовсе я не боюсь узнать, что в действительности происходит. Либо он жив, либо мертв, либо мне скажут, либо нет. Все просто. Не боюсь звонить. Бояться нечего. Господи, велика важность! Умора. Сижу и не могу решиться на дурацкий телефонный звонок. Ну вот, теперь я чувствую, что действительно проголодался.



Пицца «Марио».

Здравствуйте. Я хочу заказать среднюю пиццу плюс чеснок.

Плюс чеснок.

Ага.

Это все? Еще сыру не надо?

Нет, только чеснок.

Кола, пепси?

Нет, одна пицца.

Записано. Куда доставить?

626, Селби-авеню.

Через 20–25 минут.

Отлично.



Уже хорошо. Наверное, я голоднее, чем думал. Поглядываю на часы. Какого черта! Телефон еще в руке.

Больница администрации по делам ветеранов.

Я хочу узнать о состоянии пациента.

Фамилия?

Барнард. Мистер Барнард.

Минутку; пожалуйста… Вы его родственник, сэр?

Нет, просто знакомый.

Мистер Барнард находится в блоке интенсивной терапии.

А как его дела? Я хочу сказать, он…

Это все. что я знаю. сэр. Обратитесь к кому-нибудь из его родственников.

Понимаю. Хорошо. Спасибо.

Всего доброго, сэр.



Значит, реанимация. Недурно. Совсем недурно. Больше ничего не знает. Так даже лучше. Состояние не критическое, не тяжелое, не стабильное — никакое. Хороший признак. Неизвестно, протянет ли ночь. «Если немного повезет, если немного повезет…» И так далее. Позвоню завтра. Или раньше. Посмотрим. Беспокоиться не о чем. Схожу в кафетерий, послушаю разговоры. Там знают, что к чему: Кто-нибудь из его коллег обязательно в курсе дела. Там нет никаких секретов. Возможно, кафетерий закрыт: пищевое отравление. Надо взглянуть. Но лучше там не есть. Ведь он там отравился. Лучше подстраховаться… А вот и пицца.

Что ж, новый день — новый доллар, как гласит поговорка. Как поживает Мэн, так поживает и вся страна. Верно, возразить нечего. Только не сегодня. Ах, сегодня… Вот оно. Что теперь? Встать, пописать, принять душ, потом… там посмотрим. Надо же, они все еще здесь, все еще поют. Денек что надо. Вряд ли я спал. Но чувствую себя свежим. Отлично. Щебет зябликов, полет пересмешников. Мне нравится. «Слушайте пересмешника, слушайте пересмешника и…» Эй, котяра, я вижу, как ты пытаешься подстеречь пересмешника. Берегись, птичка! Я рад, что помог тебе спастись. Твой козырь бит, наглый хищник. До следующего раза. Ага, вот оно: бит — БИТ — блок интенсивной терапии. Вперед! Вперед! Ура «Б», ура «И», ура «Т». А дальше? Спартанцы? Троянцы? Гандоны? Неплохо. Дикие коты? Кошечки? Недостаточно мужественно. Не отступайте. Кошечки! Ну-ну… Или Бритвы? А Горбуны? Вот это мысль! Пеликаны? Не проскандируешь. Я Пеликан БИТ. Пицца мне в глотку! А Гусь? Господи, кому охота учиться в школе, чтобы называться Гусем? Спартанец, Троянец, даже Гандон — еще туда-сюда. Но Гусь?! Не дрейфьте, гусята, надавайте им, это ж калеки! Нашел слою: калеки! Ура, Калеки БИТ! Жаль, сколько я ни кричу, вы меня не видите. Меня никто не видит. Никто не видел, не видит и не увидит. Я кукушка, молчащая в тени ветвей, а не всадник в маске, скачущий в закат. Или в рассвет, зависит от ситуации. Если ночь напролет мочил плохих парней. А под седлом мустанг Тонто. Честный парень, но все равно пусть все будет шито-крыто. Шэдоу знает, а Марго Лейн??? Лучше не надо. Известно, что случилось с Джесси Джеймсом. С Джоном Диллинджером. С Бенни Одно Яйцо. Трагедия на трагедии. Нет, эта киска не уймется, пока не поймает мышку. Почему мне не пришло в голову вот это: Крыса БИТ. Равноправие для крыс! Какое достойное дело — защита прав собак, кошек, лошадей, слонов, орлов, косматых пожирателей орехов и так далее. У каждой твари есть защитник. Даже у человека. А у крысы? За крыс никто не переживает. Клуб «Крыса месяца». Не пойдет. Какая бойкая кошка! Каждый день мозолит глаза, все ищет пропитание, хотя истощением не страдает. И мне пора перекусить. «Прогулка ранним утром по росе…» Не таким уж ранним, но все же утром. Все по расписанию: я привык завтракать здесь. Букет роз постоянному посетителю! Глазастую яичницу с пышными хвостиками, пшеничный тост, кофе с молоком, газету. Да-да, конечно. Andiamo.

Приятный завтрак. Мило провожу время. Замечательный народ: дружные улыбки. Завтра сюда же. Приятный шум действует на меня умиротворяюще. Запахи тоже. И «Доджеры» снова продули! Ест я буду приходить сюда дважды в день, они будут дважды проигрывать? Надо проверить. Хотя и одной игры в день вполне хватит. Иначе они попадут в книгу Гиннеса, а мне этого не надо. Мне надо пройтись по кварталу. Молодцы, Калеки из БИТ. Калеки с боевой песней. Недруги, трепещите! Или Гандоны БИТ. Нет, Калеки лучше. И всем невдомек. Может, даже я ни ухом ни рылом. Вот она, безопасность: полное отсутствие опасности. Мало ли. сколько народу травится ежедневно! У санитарной инспекции опускаются руки. Правительственные комиссии, как всегда, неэффективны. Сколько смертей можно было бы предотвратить в течение года, если бы правительство перестало хлопать ушами? Астрономическое число. Позор! Заведения быстрого питания ломятся от ребятни. Никому и в голову не придет, что к двадцати-тридцати годам они наживут хронические болезни желудка. Нельзя же всю жизнь питаться отравой. Если бы они взялись за эти харчевни, то сэкономили бы миллиарды на медицинских счетах. Хороший доклад — и поехало. Но что толку? Шум, гам, а в конце концов все оказывается в руках у бюрократа вроде Барнарда. Ку-ку, Барни, как ты там, в своей реанимации? Я могу болтаться по городу целый день, но надо возвращаться. Пора за работу. Нагулялся. Хорошо. Работа манит. Домой, как на зов лучшего друга. Подруги. Нет ничего лучше звуков, когда загружается компьютер. Работать, пока можно. Будущее во мраке. Обстоятельства могут помешать работе. Не исключено. В общем, любишь — делай. Тоже недурно. Надо составить список собственных находок. Оформить авторские права, что ли. Но нельзя же из всего делать деньги. Хотя есть такие, кто умеет. Поразительно, как люди умеют зарабатывать. Интересно, это для них наслаждение? Их влечет риск. Наверное. Даже точно. Деньги без риска? Зачем шевелиться? Не любишь — не делай. Очевидная антитеза. Тоже отлично. Какая все-таки чудесная штука — жизнь! Боже, проснуться с песней. Под горячий душ. Прогуляться по прекрасной погоде. Красивая улица, гармония кошек и птиц. Ага. Главное, чтобы птицы не мешкали. Работа помогает забыться. Как можно отрицать существование Бога? Безумие. Божественный порядок — сама очевидность. Может быть. Возможно, он дан в ощущениях. Но он неизбежен и неумолим. А впрочем, все суета. Вперед, вперед! Ура «К», ура «А», ура «Л», ура «Е», ура «К», ура «И»!!! КА-ЛЕ-КИ! КА-ЛЕ-КИ! В БОЙ! В БОЙ! В БОЙ! Смерть или позор. Не уступать врагу. Мы — Калеки, мы — навсегда! Вперед и выше. Потрясающе!!!



Я заглядываю ему в глаза, прислушиваюсь к его сердцу и не нахожу за ним греха. Некоторые не согласятся со многими его речами, тем более делами, я же не вижу в нем ничего дурного. Я его не сужу. Он ходит, наслаждается свежестью утра, возвращается домой, садится работать за компьютер и скоро погружается в решение задач и в ответы на вопросы, которые ставит перед ним работа этим чудесным утром. Он будет работать, пока не надумает остановиться; он позвонит в больницу, когда сочтет, что пора. Все зависит от него самого.