Лаура Липман

«Чарующий город»

1 обыкновенный человек + 1 ничем не примечательная жизнь = 0 1 обыкновенный человек + 1 необычное происшествие = новость 1 муж + 1 жена = 0 1 муж + 3 жены = новость 1 заурядный кассир в банке + 1 жена + 7 детей = 0 1 заурядный кассир в банке — 10 тысяч долларов = новость 1 юная хористка + 1 президент банка — 100 тысяч долларов = новость 1 мужчина + 1 автомобиль + 1 пистолет + 1 кварта пива = новость 1 заурядный человек + 1 обычная жизнь длиной 79 лет = 0 1 заурядный человек + 1 обычная жизнь длиной 100 лет = новость Джордж Бастиан «Как правильно выбрать новость дня», 1922
Решившись приобрести борзую, вы становитесь частью культуры, которая имеет не менее богатую историю, чем человеческая цивилизация. Собаки этой породы восседали у ног фараонов, участвовали в охотах знати в Средние века, на протяжении тысячелетий вдохновляли художников и поэтов на создание бессмертных произведений. Без сомнения, они достойны нас. Вопрос в том, достойны ли мы жить рядом с ними? Синтия Брэниган «Рекомендации и советы желающим приобрести борзую»
Глава 1

На этот раз небо радовало отсутствием осадков. Не было ни ставшего уже привычным снега, ни града, ни нудно моросящего дождя, то превращавшегося в дождь со снегом, то снова переходящего в дождь, и Тесс Монаган решила, что по такому случаю неплохо было бы устроить себе небольшой праздник. Вместо привычной поездки на автобусе после работы можно прогуляться пешком, а по дороге заодно зайти в ресторан к Берте, поглазеть на туристов, поглощающих мидии, или выпить чего-нибудь согревающего в баре у Хённигера. Конечно, март в Балтиморе — не самое лучшее время года, но жители города радовались и этим коротким передышкам между бесконечным дождем и снегом. Тесс тоже радовалась, но совсем по другой причине. Впервые за последние два года у нее наконец-то появилась постоянная работа и постоянный молодой человек.

Тесс не торопясь шла домой. Первые несколько кварталов были довольно безлюдны, и это ее не удивило: деловой центр города пустел рано. Но, пройдя еще немного и очутившись в районе гавани, Тесс неожиданно обнаружила, что находится в самом центре веселой и возбужденной толпы. «Что это там за прожектора?» Хотя она уже давно не работала репортером, старые привычки все еще давали о себе знать. Кроме того, Тесс уловила запахи попкорна, хот-догов, крекеров и чего-то сладкого. Она решила, что это, должно быть, сладкая вата, запах которой, по мнению Тесс, был гораздо приятнее, чем ее вкус.

— Берите, берите, это все бесплатно, — разносчик с лотком протягивал ей хот-дог, обильно политый горчицей и посыпанный специями. — Щедрые ребята, не правда ли?

Тесс понятия не имела, о чем он говорит, но хот-дог взяла.

«Что же могло привлечь стольких людей в район гавани в понедельник вечером? Обычно в это время на улицах уже не встретишь ни души», — размышляла Тесс, приканчивая булку с сосиской и разглядывая людей. Были тут деловые чиновники, закончившие работу и остановившиеся посмотреть, что происходит, и молодые парни в спортивной форме, и изысканные женщины в габардиновых плащах и в туфлях на высоких каблуках, надетых по случаю того, что асфальт был очищен от снега и дождя. Также Тесс заметила в толпе довольно много женщин, одетых менее элегантно, зато более практично — в теплые пушистые свитера. Они крепко держали за руку детей, которые, в свою очередь, еще более крепко сжимали маленькие сине-фиолетовые флажки.

Протискиваясь сквозь эту разношерстную и возбужденно галдящую толпу, Тесс вскоре оказалась перед небольшими, наскоро сколоченными деревянными подмостками, вокруг которых собралось уже несколько сотен человек. На этой импровизированной сцене стоял человек, постоянно выкрикивающий что-то в мегафон: Тесс узнала в нем ведущего одного из местных телеканалов.

Ей понадобилось некоторое время, чтобы разобрать искаженные и усиленные громкоговорителем слова:

— Покажите им! Еще один мяч в корзину! Так держать!

На возвышение поднялись еще несколько мужчин, одетых в баскетбольную форму черно-фиолетового цвета. Большинство из них были в майках и трусах, и даже с того места, где стояла Тесс, она видела, как им холодно. Пристально вглядываясь в лица людей на сцене, Тесс не переставала удивляться: что это за сумасшедшие, решившиеся в такую погоду выйти раздетыми? Она узнала среди них губернатора, мэра города, тележурналиста, двух сенаторов и нескольких игроков бывшей городской баскетбольной команды «Балтиморские пули», теперь выступавших за столичную команду «Вашингтонские волшебники».

— Еще один в корзину! Так держать! Покажем им всем!

Тесс посмотрела на кучу мусора под ногами. Некоторое время назад власти Балтимора решили провести акцию, призывавшую горожан бросать мусор в мусорные корзины. Все урны в городе были исписаны яркими надписями «Еще один в корзину!», но едва лишь кампания завершилась, многочисленные любители коллекционировать все, что относится к истории города, мгновенно растащили мусорные корзины, прежде чем их успели перекрасить в обычные цвета.

Тем временем к сцене, немного прихрамывая, подошел еще один человек. Трость, на которую он опирался, придавала ему несколько аристократический вид. Едва мужчина взобрался на помост, толпа взорвалась восторженными криками:

— Тууууууч! Туууууууууууч!!!

Он поднял руку в знак приветствия, и в толпе послышались восхищенные возгласы, явно принадлежавшие женщинам. Да, Пол Туччи сохранил подтянутую фигуру и мускулатуру первоклассного спортсмена, которым он и был до нашумевшей операции по имплантации мениска, проведенной прошлой зимой. Но Тесс подозревала, что женский восторг объясняется не столько физической формой Туччи, сколько его везением, не закончившимся после ухода из большого спорта. Он стал принимать настолько активное участие в жизни города, что теперь контролировал все происходящее в Балтиморе — от ввоза продуктов до переработки отходов.

Губернатор, неумело ведя мяч, попытался передать его мэру, но промахнулся. Тесс усмехнулась: они и в политике так и не смогли работать 6 как одна команда. Мэр поймал мяч в воздухе и точными движениями передал его одному из сенаторов. Толпа одобрительно загудела. «Интересно, чему они радуются? Хорошему броску или смеются над недотепой губернатором?» — подумала Тесс. Туччи перехватил мяч и принялся крутить его на конце своей трости, снова вызвав бурное восхищение женской половины толпы. И только после этого, дав политикам вдоволь покрасоваться, в игру вступили профессиональные баскетболисты, ведя мяч небрежными, но в то же время до совершенства отработанными движениями.

Несколько минут спустя телеведущий («Ну хоть этот не додумался явиться сюда в трусах», — отметила про себя Тесс) снова взялся за громкоговоритель.

— Привет, Балтимор! — Ответное приветствие эхом прокатилось по толпе. — Как все вы знаете, наш город лишен баскетбола с тысяча девятьсот семьдесят второго года, и только недавно у нас появилась футбольная команда, вопреки недовольству и даже открытому недоброжелательству со стороны Национальной футбольной лиги…

— Смерть продажным душонкам из футбольного комитета! — выкрикнул стоявший рядом с Тесс какой-то особенно неистовый фанат. — Смерть Тэглибу! Будь проклят Боб Ирсэй! Мы еще станцуем на могиле Боба Ирсэя!

Боб Ирсэй распустил балтиморскую футбольную команду зимой восемьдесят четвертого, и, хотя в городе снова появилась футбольная команда, а Ирсэй давно умер, его проклинали до сих пор, и имя его считалось одним из самых грязных ругательств. Балтимор иногда забывал обиды, но никогда их не прощал.

Телеведущий тем временем продолжал свою речь, не дожидаясь, пока рьяный поклонник футбола не выскажет все, что накипело у него на душе.

— Но есть человек, который никогда не отчаивался и считал, что на свете нет ничего невозможного. И сейчас этот человек собирается вернуть Балтимору баскетбол! Через несколько дней он подпишет соглашение с профессиональной баскетбольной командой, чтобы она тренировалась здесь и защищала честь нашего города. Для этого в Балтиморе будет построен новый спортивный комплекс со спортивными площадками и тренажерными залами. И мы собрались здесь, чтобы доказать НБА[1], что у нас может быть своя команда. Это действительно наше всеобщее дело, дело нашей гордости — вот почему нам нужна ваша поддержка!

«Ага, а еще ваши доллары, уважаемые налогоплательщики», — мрачно добавила про себя Тесс. То же самое было и с другими баскетбольными командами: «Иволгами» и «Воронами». «Прямо-таки напрашивается книга с названием: „Город, жители которого так любят спорт, и жадные владельцы команд, которые используют эту любовь для собственной наживы“».

— Итак, поприветствуем же капитана команды, человека, смеявшегося над теми, кто говорил ему, будто бы его затея обречена на провал, и все же добившегося своего! Встречайте Джеральда Винковски! Винк, на сцену!

Теперь все взгляды обратились на невысокого стройного человека, пробиравшегося сквозь толпу. Он легко вспрыгнул на подмостки. В отличие от столпившихся вокруг мужчин, он вместо тренировочного костюма был в черных джинсах и фиолетовой рубашке, поверх нее — жилет из черной кожи. На ногах у него красовались ковбойские ботинки с острыми мысами, толстая подошва и довольно высокий каблук делали Винковски выше на несколько сантиметров, и рядом с довольно тучными мэром и губернатором он казался высоким и худощавым. К профессиональным же спортсменам Винк благоразумно не приближался, понимая, что на их фоне он явно проиграет в росте.

— Ну как, вы готовы для настоящего баскетбола? — спросил он с чисто балтиморским акцентом, немного растягивая слова.

Тесс с интересом разглядывала Винковски: смуглая кожа, миловидные черты лица, вьющиеся каштановые волосы. Тесс вспомнила, что его лицо было использовано в качестве логотипа одной из созданных им компаний. Но только вот какой именно? За последние десять лет корпорация Винковски «Монтроз Энтерпрайз» создала несколько компаний, причем каждая следующая была еще более успешной и прибыльной, чем предыдущая.

— Винк! Винк! Винк! Винк! — толпа восторженно приветствовала Винковски как человека, вселившего в них надежду на то, что Балтимор обязательно вернет себе былую спортивную славу. Прозвище вроде бы было образовано от его фамилии[2], но ходили слухи, будто бы Джеральд Винковски получил его еще в школе — за привычку дурачить всех подряд — от одноклассников до учителей.

— Ребята, вы — лучшие! — обратился он к собравшимся на площади. — Вы пришли сюда в такую мерзкую погоду, даже еще не зная, с какой командой я веду переговоры. Представьте же теперь, сколько народу здесь будет через неделю! Да-да, ровно через неделю на этом самом месте я сделаю официальное заявление о создании нашей собственной команды «Балтиморские лидеры».

Толпа принялась скандировать с новой силой:

— Покажем им! Еще мячей! Так держать!

Тесс начала осторожно протискиваться сквозь неистовствующую толпу, желая получше разглядеть местного героя дня. История Винковски очень напоминала старые фильмы тридцатых годов: детство, проведенное без отца, юность в Монтроз — закрытом заведении для малолетних преступников, имевшем дурную славу. И полная реабилитация в глазах общества. Тесс знала, что Винковски богат, но не подозревала, что прибыли, приносимой ему сетью ресторанов и тренажерных залов, может хватить на приобретение целой спортивной команды.

Когда протолкнуться к подмосткам оказалось невозможным, Тесс стала лавировать в толпе и в итоге все же очутилась в первом ряду, но с самого краю. Теперь она могла внимательнее рассмотреть Винка: выражение его голубых глаз не соответствовало широкой открытой улыбке, игравшей на его лице. Большие и холодные, они внимательно и цепко оглядывали людей, словно впитывая в себя все увиденное и ничего не выпуская наружу.

Внезапно кто-то довольно грубо толкнул Тесс в спину. Обернувшись, она увидела телеоператора, делающего ей знаки отойти.

— Ты загораживаешь объектив.

— О, какая я же невнимательная! — усмехнулась Тесс, даже и не подумав двинуться с места.

Неподалеку двое журналистов, мужчина и женщина, стояли, держа наготове блокноты. Женщина что-то быстро записывала, уткнувшись в записную книжку, мужчина же просто стоял и смотрел на Винка, будто никак не мог окончательно поверить в то, что все, что он видит, происходит на самом деле. На какое-то мгновение Тесс показалось, что ее место — рядом с ними, что она тоже должна держать в руках блокнот и записывать то, что говорят со сцены. И тут же она узнала мужчину, хотя он стоял спиной к ней. Только один человек из знакомых ей всегда ходил в шортах или в обрезанных до колен джинсах. Даже в такую погоду.

— Фини! — окликнула она, человек обернулся, и тут же лицо его озарилось радостной улыбкой, узнав Тесс, протискивающуюся к нему.

— Тесс, дорогая! Рад тебя видеть! — Кевин Фини помахал ей рукой. — Присоединяйся, мы тут как раз изучаем обстановку.

Молодая женщина, стоявшая рядом с ним, бросила на Тесс уничтожающий взгляд. Тесс даже показалось, что она слышит, как девушка мысленно перебирает все достоинства и недостатки ее внешности. «Выше ростом — одно очко в ее пользу. Хиппи — одно очко против нее. Большая грудь, длинные волосы — еще два очка в ее пользу. Вместо стильной прически какая-то растрепанная коса — минус два очка. Старше меня — еще три очка, и явно не в ее пользу. Ну, лицо ладно. Одежда немодная, но одета вполне элегантно». Тесс не была уверена, сколько именно очков набрала в результате этой оценки, но явно немало, судя по той кислой улыбке, которую в качестве приветствия выдавила из себя девушка. Протянув руку, она представилась:

— Розита Руиз.

«Да, с такой дикцией ей работать только в газете; на радио или телевидение вход закрыт», — подумала Тесс, так сильно слова резали слух. Розита буквально схватила руку Тесс и сильно сдавила ее, но Тесс, постоянно разминавшая кисти рук, сжимая эспандер или теннисный мячик, даже не поморщилась, и в ответ пожала руку так, что на глазах девушки навернулись слезы.

Теперь Тесс, в свою очередь, уставилась на Розиту. Маленького роста, — хотя почти все женщины казались ей низкими, — телосложение, как у гимнастки: узкие плечи, тонкая талия и сильные ноги. С такой фигурой и густыми иссиня-черными волосами она могла быть даже красивой, но было в ее лице что-то неприятное, это портило общее впечатление.

— Тесс Монаган, — представилась она, отпуская руку Розиты, и вновь обернулась к Фини: — Не могу поверить, что ты здесь. Это ведь вроде не по твоей части. У них что, не хватает стажеров, которые должны писать о подобных пустяковых событиях? Ну, или на худой конец, спортивных обозревателей? Ты же всегда освещал громкие процессы в суде.

— Я разве не сказал тебе: мы тут для «цвета»? Какие-нибудь пикантные детали, интересные подробности…

— Для чего?

— Не скажу, дорогая, пока ничего не могу сказать…

— Когда Фини говорит «цвет», не надо понимать это буквально, — с жаром принялась объяснять Розита. — Вы понимаете, на нашем языке… ну, среди работников прессы, «цвет» означает…

— Тесс раньше была одной из нас, — прервал ее Фини. — Теперь она — частный детектив.

— В общем, да, хотя у меня пока еще нет лицензии. Но к представителям четвертой власти я больше не принадлежу. — Тесс прислушалась к себе: здорово, наконец-то это признание перестало причинять ей боль! «Стар» больше не существует, но с закрытием газеты жизнь не закончилась. В Балтиморе была только одна газета — «Бикон-Лайт», больше известная под названием «Блайт», как ее называли подписчики, весьма недовольные ее содержанием.[3]

— Ну что ж. Как только получишь лицензию, сразу дай нам знать. Может быть, Розита напишет о тебе статью, когда ты распутаешь какое-нибудь сложное дело. Я уже вижу заголовок: «Тесс Монаган — частный детектив, профессионально занимающийся греблей».

— Только не в это время года, — напомнила она. — Чтобы тренироваться сейчас — надо быть настоящим фанатом. Я же начну тренировки не раньше апреля.

Но Фини уже не слушал ее. Он был полностью погружен в мысли о написании новой истории, которой не захотел поделиться с Тесс. Наверное, это что-то связанное с политикой, решила она, судя по тем, кто стоит сейчас на этих жалких подмостках.

Возможно, это будет новый анекдот, высмеивающий баскетбольную форму губернатора и его способность делать из себя посмешище. Или это будет очерк о клане Туччи, использующем, как и все богатые семьи, любую возможность во всеуслышанье заявить о своей бедности, когда какие-либо законы штата или новые налоги хотя бы косвенно угрожают их благосостоянию.

Хотя, скорее всего, Фини готовит материал, касающийся главного события, — о Винковски и этой баскетбольной сделке. Но как это может быть связано с судебными делами — основной специализацией Фини? И зачем тогда ему в помощь дали репортера, пишущего об интимной жизни «звезд»?

— Слушай, давай как-нибудь на днях встретимся, выпьем чего-нибудь, — Тесс понизила голос, чтобы Розита поняла, что данное приглашение к ней не относится. — Когда мы с тобой в последний раз виделись?

Фини рассмеялся:

— Знаю я тебя! Ты просто хочешь вытянуть из меня информацию.

— Ты угадал, — она улыбнулась. — Но что, если я попытаюсь сделать это, влив в тебя некоторое количество довольно крепких напитков, скажем, в «Бронзовом слоне»? По-моему, ты останешься только в выигрыше, ведь тебе не придется платить, да к тому же ты еще, может быть, и не захочешь отвечать на мои вопросы. Выбор у тебя есть. Ну что, как насчет завтрашнего вечера? В половине восьмого?

— Давай лучше в восемь. Кто знает, может, в это время уже появится повод, чтобы праздновать.

— Отлично, тогда до завтра. — Она подала ему руку и повернулась к Розите: — Было очень приятно с вами познакомиться.

Девушка изобразила на лице подобие улыбки, больше похожей на гримасу. «Ну что ж, я тоже была не особенно приветлива, — подумала Тесс. — Но это, по крайней мере, было всего лишь ответом на высокомерие этой девицы. Амбиций ей явно не занимать».

Тесс взяла у лоточника еще один хот-дог и отправилась домой, решив еще заглянуть в книжный магазин, который принадлежал ее тете и находился на первом этаже того дома, где Тесс снимала квартиру. Она уже представляла, как расскажет и Китти о том, что видела на площади у гавани, и они вместе посмеются над неумелыми попытками губернатора играть в баскетбол и мэром, усиленно делающим вид, что ему совершенно не холодно… Она не успела все хорошенько обдумать: едва на двери магазина звякнул колокольчик, Китти сама бросилась к ней.

— Тессер, где ты была? Тебе без конца звонит Томми… Он звонил тебе в офис, но ты уже ушла, и теперь он названивает сюда каждые пять минут!

— Томми? Это тот истеричный официант, что работает в баре у дядюшки Спайка? Что у него стряслось на этот раз? Кто-нибудь украл у него ботинки? Или стащил крекеры из вазочки на барной стойке? Или не оплатил счет? Поверь мне, Китти, Томми любит подымать шум из-за всяких пустяков…

Голубые глаза Китти наполнились слезами.

— На этот раз все очень серьезно, Тесс. Твой дядя Спайк в госпитале Святой Агнессы. Кто-то пытался ограбить «Точку», а этот сумасшедший старый дурак попытался им помешать… И ему это почти удалось…

— Только почти?

— Да, только почти.

Глава 2

— Души… я видел души… — бормотал Спайк, беспокойно обводя глазами больничную палату, но взгляд его не мог сфокусироваться ни на одном предмете, — души…

— Я знаю, дядя Спайк, я знаю, — Тесс решила, что Спайк бредит, и успокаивающе погладила его по руке. — Все будет в порядке.

— Души…

Тесс внимательно поглядела на дядюшку. Лицо в синяках и кровоподтеках, и на фоне наливающихся бордовым цветом синяков его лысина, которой к пятидесяти пяти годам обзавелся Спайк, казалась неестественно белой и сияющей.

— Души… — продолжал шептать он, вглядываясь в пустоту.

— Я нашел его? — голос Томми вывел ее из состояния задумчивости. Томми, выполнявший в баре Спайка одновременно функции официанта и мойщика посуды, почти каждое предложение завершал вопросительной интонацией, и это, в совокупности с сильным балтиморским акцентом и «талантом» постоянно путать слова, приводило к тому, что понять его речь мог только Спайк. — Что-то около двух часов назад? Я пришел в бар, чтобы приготовиться к той толпе, которая пойдет с площади? Я собирался сделать себе яичницу, так как новый повар еще не пришел?

— Это ограбление? — Тесс не собиралась спрашивать, но вопросительные интонации Томми оказались весьма заразительны.

— Да, похоже, ограбление, но ведь сегодня понедельник, а по понедельникам у нас в кассе практически не бывает выручки? И зачем мы им понадобились? Они же сделали из него котлету?

Томми был не прав: в данную минуту Спайк больше всего напоминал не котлету, а подгнившую сливу или раздавленный помидор, с которого предварительно сняли кожицу. Кто мог так жестоко обойтись с пожилым мужчиной? Да кто угодно. Подростки или просто какие-то идиоты, решившие разнообразить свою скучную жизнь, добавив в нее адреналина. Или грабители-новички, не знакомые с неписаными правилами: нельзя бить хозяина того бара, который грабишь, и тем более убивать его. Опытные грабители вообще не трогают бары, ибо знают, что каждый владелец всегда хранит под барной стойкой ружье, особенно если он имеет дополнительный источник дохода «на стороне»: дядя Тесс был нелегальным букмекером и, естественно, держал в «Точке» оружие. Почему же он не смог им воспользоваться?

— Номера… — вдруг произнес Спайк, словно он в этот момент тоже вспомнил о пари, заключаемых им на скачках, — они в самом деле приносили ему гораздо большую прибыль, чем содержание бара. — Номера, — повторил он и обессиленно откинулся на подушку, закрыв глаза.

Долгое время они сидели неподвижно: Тесс продолжала держать Спайка за руку, Томми, перестав нервно мерить шагами палату, уселся по другую сторону кровати и обхватил голову руками. Наконец в палату вошел молодой врач и сказал, что время, отведенное на посещения, закончилось.

На улице вовсю бушевал град, и Томми чуть ли не силой усадил Тесс в свою машину. Март, с его дождями и пронизывающим холодным ветром, внезапно потерял для Тесс то очарование, которое она находила в нем еще несколько часов назад. Сейчас он казался ей почти враждебным.

— У него есть для тебя кое-что, — начал Томми осторожно в своей обычной вопросительной манере, — там, в баре? Перед тем как его забрала «скорая», он сказал, что должен быть уверен, что ты это получишь?

— Он ведь не ждет, что я встану за барную стойку в «Точке» вместо него, верно, Томми?

Томми сидел в машине, не трогаясь с места, и смеялся над тем, что Тесс вообще пришла в голову подобная мысль. Отсмеявшись, он даже нашел в себе силы произнести подряд несколько предложений в утвердительной форме.

— Нет, это не бар. Но оно находится в баре. Поехали, я передам это тебе, как просил Спайк.

Они выехали со стоянки больницы и поехали в «Точку». Томми выбрал более длинный путь, через юго-западный район города. Тесс знала, что городские магистрали, особенно в центре, — это не лучший способ быстро добраться из одного конца Балтимора в другой, но пути объезда, которые выбирал Томми, были уж слишком запутанными, и это ее насторожило.

Свет в окнах бара не горел, заведение было закрыто на ночь. «А возможно, и навсегда», — вдруг подумала Тесс, вспомнив Спайка, лежащего на больничной койке. Томми повел ее через черный ход. Когда они проходили через кухню, на Тесс нахлынули воспоминания детства: именно здесь, на этой кухне, она впервые попробовала картофель фри, спагетти и пиццу, справедливо считавшиеся фирменными блюдами заведения ее дяди.

Томми открыл своим ключом кладовую и замешкался на пороге, пристально вглядываясь в темноту.

— Вон там, — наконец произнес он, показывая пальцем на большую сумку черного цвета, стоявшую на полу.

— Что там? — спросила Тесс. Внезапно сумка зашевелилась и, подпрыгивая, начала двигаться в ее сторону. — Что за чертовщина?

В свете, падающем из открытой двери, ей удалось разглядеть непонятный предмет, и то, что она приняла за сумку, оказалось большой черной собакой с тусклой, свалявшейся шерстью, безумно худой и, на взгляд Тесс, страшно уродливой.

— Это борзая… Спайк привел ее сюда в эти выходные…

— Но почему она черная? — удивилась Тесс.

— Почему-то все считают, что шерсть этих собак должна быть белой, ну, в крайнем случае, серой, но на самом деле это далеко не так. — Томми рассуждал с видом профессионала. — Некоторые борзые действительно серые или бежевые, некоторые — пятнистые, но говорят, что на бегах лучше всего показывают себя именно борзые черношерстные. Хотя это, конечно, не доказано.

— Спайк приобрел эту собаку, чтобы она участвовала в бегах?

— Нет, она уже, можно сказать, «на пенсии». И Спайк ее не покупал. Он взял ее у одного парня…

— Какой еще парень?

— Парень, с которым он познакомился там, куда иногда ездит, — туманно ответил Томми.

Собака посмотрела на Тесс и завиляла обрубком хвоста. Тесс отвернулась. Она никогда не была любительницей животных. У нее никогда не было ни собак, ни кошек. Она даже рыбок у себя не держала. А когда у Тесс бывало совсем уж отвратительное настроение, даже общество людей было ей в тягость. Она никогда не проповедовала вегетарианство, с удовольствием ела мясо, носила кожаные куртки и довольно старую норковую шубу матери, которую та приобрела еще до начала массовых акций в защиту животных.

— Томми, а почему бы тебе не взять ее, а?

— Теперь, пока Спайка нет, мне придется постоянно быть в баре, и если какая-нибудь комиссия пронюхает, что я держу здесь собаку, нас тут же закроют… Да, совсем вылетело из головы, ее зовут S. K.

— Это инициалы? Что они означают?

— Да нет, все проще. S. K. — это Эскей…

— Так же, как называются такие маленькие копченые сосиски в упаковках?

— Ну да, это ее любимое лакомство. Правда, Спайк в основном кормил ее какими-то собачьими галетами. Можно звать ее просто Эски.

Пять минут спустя Тесс уже сидела в своей старенькой «Тойоте». Пакет с собачьим печеньем для Эски лежал у нее в сумке, а сама Эски сжалась на заднем сиденье, тихо поскуливая всякий раз, когда колесо машины попадало в очередную колдобину. А поскольку колдобины попадались чуть ли не через каждые пять метров, собака скулила не переставая. Дороги в городе, и так никогда не бывавшие достаточно хорошо отремонтированными, страдали от зимы не меньше, чем сами жители Балтимора. Однако отвратительное состояние дорог никак не помешало какой-то машине с зажженными фарами следовать за «Тойотой» почти до самого дома. У одного из светофоров Тесс демонстративно промчалась на красный свет, чтобы отвязаться от этого странного и назойливого преследования.

— Ну, сядь же! Сиди на месте! — Тесс пыталась успокоить собаку, но Эски постоянно ворочалась на скользком виниловом сиденье, при каждом повороте то ударяясь носом в боковое стекло, то вообще сползая на пол. Но Тесс обратила внимание, что борзая ни разу не залаяла, она вообще не издавала никаких резких звуков, кроме жалобного поскуливания, идущего откуда-то из глубины собачьей груди.



На следующее утро Тесс проснулась, едва рассвело, и, лежа в постели, наблюдала за восходом солнца. Вроде бы весна, но солнце все еще по-зимнему бледное, чахоточное и совершенно не греет. Тесс даже удивилась: зимой она никогда не поднималась так рано, ибо это было единственное время года, когда она могла позволить себе поспать подольше. Когда же наступали теплые дни, она начинала ходить на тренировки по гребле, для чего нужно было просыпаться с рассветом. «А теперь ты просыпаешься с Кроу», — часто подшучивала над ней ее подруга Уитни. Пожалуй, слишком часто за последние несколько месяцев. Тесс никак не могла понять, чем же вызвано такое ехидство подруги: то ли ее возмущало, что Тесс решилась на долгосрочные отношения с молодым человеком, то ли выбор Тесс казался подруге слишком уж неподходящим. «Наверно, и то и другое вместе», — к такому выводу пришла Тесс и перестала задумываться над этим.

Но, проснувшись сегодня утром и привычно перевернувшись на другой бок, чтобы поцеловать Кроу, Тесс увидела перед собой полные тоски темные глаза Эски. Похоже, собака забралась на постель, пока она спала. Эски тут же впилась когтями Тесс в руку, ее задние лапы подергивались, будто их сводило судорогой.

Тесс приподнялась на кровати, опершись на локоть, и пристально посмотрела в глаза Эски. Собака не выдержала и отвела взгляд.

— Знаешь что? Не принимай то, что я скажу, слишком близко к сердцу, но, по-моему, ты самая уродливая собака, которую я когда-либо видела.

Да, собака действительно производила удручающее впечатление. Вытянутая морда напоминала птеродактиля. Лапы были совсем худыми: кожа да кости. Глаза слезились, шерсть тусклая, свалявшаяся колтунами. На задней ляжке собаки Тесс увидела странную рану, напоминавшую ожог. Рана не была обработана и выглядела не лучшим образом.

Тесс нехотя вылезла из-под одеяла, натянула свитер, кроссовки и отправилась выгуливать Эски. При виде довольно толстой цепочки в руках Тесс (Спайк использовал ее как поводок) собака буквально слетела с кровати, всем видом показывая, что ей ужасно хочется на прогулку. Но, едва дойдя до лестницы, ведущей вниз, Эски остановилась, будто наткнулась на невидимую преграду. Прошлой ночью она точно так же отказалась подниматься по ступенькам вверх, и Тесс пришлось два лестничных пролета нести ее на руках до квартиры. Вчера она решила, что собака просто слишком слаба, чтобы самостоятельно взбираться по лестнице наверх. Но, похоже, борзая вообще не признавала лестниц.

— Ну, давай, ты, глупое создание! — Тесс с силой потянула Эски за поводок, но та даже не сдвинулась с места. Тогда она попробовала подтолкнуть ее сзади, но борзая стала упираться изо всех сил, и Тесс с удивлением поняла, что дохлые лапы Эски — это не только кожа и кости, но еще и стальные мышцы.

— Да сдвинешься ты, наконец, с места или нет? Я не собираюсь носить тебя вверх-вниз каждый день!

Горячий монолог Тесс не произвел на Эски никакого впечатления, зато из кухни выглянула ее тетя Китти, пожелавшая узнать, из-за чего на лестнице шум. Китти была хозяйкой, о которой можно только мечтать. Когда она сдавала квартиру в своем доме, то выставляла минимальное количество требований и терпимо относилась к шумным жильцам, даже разрешала приводить веселые компании. Она не могла смириться только с одним — неопрятным внешним видом. И у Тесс были все основания полагать, что Эски будет оказан не самый теплый прием.

— Как Спайк? — спросила Китти, плотнее запахивая халат на груди. На ее обычно бледном лице играл румянец, рыжие кудрявые волосы были взъерошены. — Вчера ночью, когда ты вернулась, меня не было дома, мне пришлось присутствовать на собрании частных предпринимателей. Мы протестуем против решения города расширить сеть огромных торговых центров… — Тут Китти увидела собаку и чуть не поперхнулась от возмущения: — А это что такое?! Самая гигантская в мире крыса?

— Нет, это моя гигантская головная боль, вот что это такое. Большое спасибо дяде Спайку…

Вслед за Китти из кухни вышел невысокий, крепко сложенный человек, одетый в клетчатый халат, который Тесс видела на многих мужчинах за те два года, что жила в квартире над магазином своей тети. Она знала этого человека только в лицо. Китти их не знакомила, но говорила, что он работает барменом как раз в одном из тех самых огромных торговых центров, против дальнейшего расширения которых протестует ассоциация частных предпринимателей. Но, по словам Китти, протестовать против расширения еще не значило не принимать у себя работников гипермаркетов.

— Это гончая борзая, — пояснил бармен крайне самодовольным тоном. — И как давно он у вас?

«Забавно, как многие мужчины проецируют свой пол на все, что их окружает, как будто все живые существа изначально должны быть мужского рода, покуда не доказано обратное», — подумала Тесс и ответила язвительно:

— Она у меня уже примерно двенадцать часов.

— В таком случае вас ожидают определенные проблемы. Бывшие гончие, как эта, никогда не видели лестниц, и поэтому их приходится специально учить. Шаг за шагом, ступенька за ступенькой. Мой кузен тоже взял борзую, которая больше не могла участвовать в бегах. Знаете, вам придется помогать ей подниматься и спускаться по лестнице до тех пор, пока она не научится делать это самостоятельно. К тому же она никогда не видела зеркал и не знает, что это такое… — продолжал поучать бармен.

— Если бы всем женщинам так же повезло, — притворно вздохнула Китти. — Без зеркал мы были бы гораздо счастливее. Да, вы, кажется, еще не знакомы. Это Стив. Познакомься, Стив, это Тесс, моя племянница.

— Племянница?!

Большинство женщин, оказавшись на месте Китти, сразу же кинулись бы объяснять, что отец Тесс был гораздо старше, что Китти была самой младшей из пятерых детей и всего лишь на пятнадцать лет старше своей двадцатидевятилетней племянницы. Но Китти никогда не стеснялась своего возраста и ограничилась тем, что улыбнулась Стиву, утвердительно кивнув.

Тесс присела на корточки перед собакой и поставила ее передние лапы на первую ступеньку. Эски вела себя на удивление покладисто, позволяя брать свои лапы и переставлять их со ступеньки на ступеньку. Но она по-прежнему не двигалась самостоятельно. Чтобы не раздражаться, Тесс начала мысленно считать про себя. Раз-два, передние лапы на ступеньку вниз. Три-четыре, задние лапы. Повторить. Таким образом, ей потребовалось несколько минут, чтобы спустить Эски на один пролет вниз. Она остановилась, чтобы отдышаться. Тесс находилась в отличной физической форме, но все ее тренировки явно не были рассчитаны на подобные нагрузки.

— Чего они еще не знают? — спросила она у бармена Стива, вместе с Эски преодолевая следующий пролет.

— Их воспитывают и тренируют на псарне, но они совершенно не приспособлены к жизни в домашних условиях. Если вы не хотите неприятностей, первое время их стоит держать в клетке. И ни в коем случае не кричите на нее, если она испугается или сделает что-то не так. Борзые — весьма чувствительные и нервные натуры.

— А разве это не относится ко всем нам?

К тому моменту, когда они добрались до первого этажа, Тесс чувствовала себя совершенно измотанной, Эски же, наоборот, пребывала в отличном настроении, с любопытством вертела головой во все стороны и чуть ли не срывалась с поводка. Тесс смутно припомнила, что в городе существует постановление, согласно которому владельцы собак обязаны убирать за своими питомцами, но, посмотрев вокруг, решила, что собачьи безобразия — это самое лучшее, что видела здешняя почва за последние пятьдесят лет, на протяжении которых ее поливали всякой химией.

Уже подходя к дому, она уловила восхитительные запахи, доносящиеся из кухни тетушки. Тесс вошла в холл, нарочито громко звеня цепью, пристегнутой к ошейнику Эски, в надежде, что ее пригласят войти, и не сразу придется повторять изнурительный путь наверх. Китти, как и все члены семьи Монаган, считала, что Спайк является родственником кого-то из Вайнштейнов — другой ветви семьи. Но хотя Спайк и не был ее близким родственником, Китти искренне беспокоилась за него и горела желанием выслушать подробный отчет о состоянии его здоровья. Естественно, она тут же распахнула дверь и пригласила Тесс позавтракать вместе с ними.

Кухня Китти выглядела несколько странной для женщины, которой требовалось надевать туфли на высоких каблуках, чтобы хоть немного увеличить свои сто пятьдесят сантиметров роста. Вся мебель и техника были чересчур громоздкими, и по сравнению с ними хозяйка казалась совсем миниатюрной. Но Тесс давно догадалась, что это вовсе не случайно, ибо готовить еду на такой кухне обязан был каждый новый кавалер Китти. Еще кавалер должен был быть как минимум лет на пятнадцать моложе сорокачетырехлетней Китти.

Сегодня, благодаря стараниям Стива, на завтрак были французские жареные гренки. Бармен почему-то держался довольно скованно и в то же время высокомерно, что крайне не понравилось Тесс. По ее мнению, невысокие мужчины, активно развивающие мускулатуру, практически всегда забывают о том, что развивать следует еще и душевные качества. К тому же она вообще не испытывала особой симпатии к приятелям Китти, с тех пор как Тадеус Фрейденберг уехал из Балтимора и поступил в академию ФБР в Квантико. Это произошло в январе, месяца два назад, если верить обычному календарю. И четыре приятеля назад — согласно календарю Китти.

— Томми сообщил что-нибудь новое по поводу той ночи? — поинтересовалась Китти, пока Тесс наливала себе кофе. — И как там Спайк?

— Не сказала бы, что очень хорошо. Он потерял сознание, когда мы были у него. Кто-то — я даже почти уверена, что их несколько, — основательно поработал над ним, но за свои усилия получил вряд ли больше тридцати долларов.

Стива совершенно не волновало то, что родственника Китти ограбили и при этом избили чуть ли не до смерти, и он перевел разговор на другую тему: на собачью, ибо тут он считал себя знатоком.

— Вы взяли эту собаку из специального питомника, куда отправляют гончих, больше неспособных выступать на бегах? — Стив предложил Тесс две жареные гренки, предварительно обильно посыпав их сахарной пудрой. Вообще-то она предпочла бы утром что-то менее сладкое: кашу или мюсли, — но капризничать не стала.

— Нет, я взяла ее у моего дяди, Спайка.

— Наверное, он сам только недавно приобрел ее, если она еще не знакома с лестницами? Видите ожоги у нее на бедре? Там должно было быть клеймо псарни.

Эски тихо заскулила, будто почуяв, что находится в центре всеобщего внимания. Китти отломила кусочек жареной гренки и протянула его собаке. Тот исчез в пасти Эски с поразительной быстротой, Китти едва успела отдернуть пальцы.

— Вам стоит позвонить в питомник, — продолжал Стив, — нужно знать массу всего…

— Чего, например? — довольно сухо спросила Китти.

«Этот вряд ли здесь долго продержится, — решила Тесс, — независимо от того, талантлив ли он на кухне и в постели. Она любит завтракать в тишине».

— Диета, специальные упражнения, — последнее слово он произнес не очень уверенно и неопределенно помахал вилкой, которую держал в руке. Что-то в этом жесте подсказало Тесс, что бармен уже исчерпал свой запас познаний о гончих борзых.

Когда вилка Стива, с насаженным на нее кусочком гренки, описывая дугу, на мгновение замерла в самой верхней точке, Эски, увидев намазанное вареньем лакомство, проворно подскочила к столу и схватила кусок прямо с вилки. Ее глаза ярко горели, и в них больше не было тоскливого выражения, словно говорившего: «Не обижайте меня, пожалуйста». Теперь она была готова драться не на жизнь, а на смерть за остатки еды, и Тесс подумала, что собака вполне может победить Стива. Эски была гораздо голоднее.

— У меня есть идея, — произнесла она, ломая свою гренку на кусочки. — Китти, пожалуйста, выйди на минуту в коридор.

Тесс протянула Китти тарелку с кусочками гренок и попросила ее подняться до середины лестничного пролета. Сама она встала позади Эски, крепко держа ее за задние лапы.

— Протяни ей один из кусочков, — скомандовала она тете.

Китти сжала маленький квадратик между большим и указательным пальцем, так чтобы собака могла его видеть, а Тесс принялась передвигать лапы Эски. Передняя лапа, передняя лапа, задняя лапа, снова задняя. Правая, левая, правая, левая. Она чувствовала, как сильно напряжена собака, видела, как та вытягивает шею, пытаясь дотянуться до угощения. Близко. Еще ближе.

— Поднимись еще на несколько ступенек. — Китти отошла подальше, и все началось заново. Передняя лапа, еще раз передняя лапа. Теперь задняя, снова задняя. Еще немного — и собака снова почти дотянулась до лакомства.

— Ну хорошо, дай ей этот кусочек, теперь можно, а потом нужно встать на лестничную площадку и показать ей один из крупных кусочков.

Увидев маленький кусочек хлеба, политый вареньем и посыпанный пудрой, собака словно обезумела. Поскуливая от голода и желания заполучить вожделенный кусочек, Эски всем телом тянулась к Китти. Тесс сидела на корточках позади борзой. Легкий толчок, и собака кинулась вперед, одним прыжком преодолев ступеньки, отделявшие ее от Китти. В качестве поощрения ей достался еще один кусочек гренки. Затем Китти поднялась еще на несколько ступенек, Эски пошла за ней сама, но Тесс для страховки не отходила от собаки. Спустя несколько секунд они уже были наверху, рядом с дверью в квартиру Тесс, и к этому моменту на тарелке не осталось даже крошек.

На Стива, наблюдавшего за происходящим снизу, этот импровизированный урок не произвел никакого впечатления.

— Все же вам надо обратиться за консультацией к специалистам, — громко крикнул он, чтобы быть уверенным, что его услышали наверху. — Я сильно сомневаюсь, что жареные гренки — подходящая еда для нее. Вам очень повезет, если это не вызовет у собаки расстройство желудка.

Китти наклонилась и почесала Эски за ухом. Собака взглянула на нее, морда животного излучала полное блаженство. И дело здесь было вовсе не в кусочках жареного хлеба. Однажды Кроу сказал Тесс, что в Китти влюбляются все, даже те, кто видел ее всего один раз. И Тесс была с ним полностью согласна, к тому же Кроу знал, о чем говорил: работая клерком в магазине Китти, он был страстно влюблен в свою начальницу, пока в один прекрасный день, пять месяцев назад, внезапно не перенес всю свою любовь, нежность и заботу на Тесс.

— Подумать только, от тебя без ума даже собаки, — искренне удивилась Тесс. — Интересно, есть ли хоть кто-то, кто способен устоять перед твоими чарами?

— Полным-полно. Просто я не трачу на них свое время и нервы, как почему-то предпочитают поступать большинство женщин. — Китти перегнулась через перила. — Стив, можешь помыть посуду, я собираюсь переодеться и быть готовой к открытию магазина.

Стив отправился на кухню, радостно насвистывая какой-то несложный мотив, будто мытье посуды было для него величайшим счастьем. Китти легко сбежала по лестнице и скрылась в спальне. Тесс пришлось крепко схватить Эски за ошейник, чтобы та не помчалась за своей «кормилицей».



Будучи не понаслышке знакома с тем, что нужно спортсменам вообще и бегунам в частности, Тесс наполнила для собаки большую миску воды и поставила в углу комнаты, предварительно подстелив под нее экземпляр «Бикон-Лайт», нашла старый плед и аккуратно положила его неподалеку от кровати. Эски долго стояла, задумчиво разглядывая кусок шерстяной ткани в голубую клетку, словно ожидая от него какого-нибудь подвоха. Когда Тесс вышла из ванной, собака все еще продолжала внимательно смотреть на плед, тихо рыча и стараясь не подходить к нему слишком близко.

Одевшись и уже стоя на пороге, Тесс обернулась и с беспокойством посмотрела на собаку. И что такого люди находят в общении с животными? Она никогда не понимала людей, нянчивших своих питомцев как маленьких детей, разговаривавших с ними как с людьми. Но, с другой стороны, как-то странно уходить из дома, не сказав ни слова живому существу, остающемуся в одиночестве в пустой квартире. К тому же эта собака что-то значила для Спайка, и хотя бы поэтому с ней надо хорошо обращаться. Хоть Эски и не Томми, — она же не человек, — но тоже часть жизни Спайка и заслуживает хорошего обращения.

— У меня сегодня назначена встреча, — наконец сказала Тесс, — поэтому домой я вернусь поздно, но я предупрежу Китти и попрошу ее присмотреть за тобой.

Эски на секунду подняла голову, но тут же вернулась к созерцанию пледа. «Великолепно, — подумала Тесс, — я уже начала разговаривать с собакой, а она даже не соизволила обратить на меня внимание». Она быстро сбежала вниз, понимая, что со всеми этими рассуждениями уже опаздывает на работу. Офис, где работала Тесс, находился в десяти минутах ходьбы от ее дома, и совершенно невозможно было списать опоздание на отсутствие нужного транспорта или пробки на дорогах.

Глава 3

Адвокатская контора Тайнера Грея находилась в здании, что располагалось на одной из площадей в историческом центре Балтимора. В центре площади был установлен небольшой памятник Джорджу Вашингтону, взиравшему на толпу спешащих на работу людей с высоты своего более чем скромного постамента. «Но зато он старше памятника Вашингтону в столице», — горожане гордились этим фактом и при случае старались упомянуть об этом. Тесс не особенно интересовал памятник и его история, но ей нравился небольшой сквер вокруг него, звуки классической музыки, доносившиеся из открытых окон городской консерватории, находившейся тут же, на площади, ресторанчики с отличной кухней, прятавшиеся в лабиринте узких улочек. Прошлой осенью судьба и сложившиеся обстоятельства привели Тесс в контору Тайнера Грея. Она предполагала, что эта работа будет временной, но в итоге осталась в агентстве у Тайнера, хотя в последнее время каждый день он начинал с разговора о том, что Тесс нужно получить лицензию частного детектива и открыть собственное агентство.

Войдя в холл здания в четверть десятого, она услышала скрежет старинного лифта, которым пользовался только Тайнер. Тесс бросилась бегом по широкой мраморной лестнице, ведущей на второй этаж, затем свернула на другую лестницу, гораздо более узкую и скромную, ведущую на третий этаж, где располагался офис Тайнера, будучи уверена, что обгонит скрипучий и дребезжащий лифт. Они однажды соревновались с Тайнером, засекая время по его секундомеру.

Лифту потребовалась ровно одна минута тридцать две секунды, чтобы подняться с первого этажа на третий, и когда Тайнер появился в приемной, Тесс уже сидела за своим рабочим столом в комнате, которую она делила, за неимением собственного кабинета, с секретаршей Грея — Элисон, и изучала запись разговора с клиенткой, затеявшей судебную тяжбу с мужем из-за раздела имущества, делая какие-то пометки на полях.

— Ты меня не проведешь, — сказал Тайнер, проезжая мимо нее в своем инвалидном кресле.

— Правда, мистер Грей, она все время была здесь, — вступилась Элисон.

— Я слышал, как ты бежала по лестнице, — он резко повернулся к Тесс. — У тебя очень тяжелые шаги.

Жестом он пригласил ее в свой кабинет: просторное, не загроможденное мебелью помещение, в котором царил идеальный порядок. Уже в течение сорока лет прикованный к инвалидному креслу, Тайнер, однако, не ощущал себя беспомощным инвалидом. Он никогда не ждал, что кто-то придет и будет его обслуживать, поэтому все предметы в кабинете лежали или были расставлены так, чтобы он мог без труда до них дотянуться. Хотя его офис находился в особняке девятнадцатого века, по заказу Тайнера во всех помещениях была установлена современная функциональная мебель, занимавшая минимум пространства. Стол в его кабинете был сделан по специальному заказу, чтобы можно было свободно работать за ним, сидя в инвалидной коляске. Стулья для посетителей, стоявшие вокруг стола, изящные образцы мастерства краснодеревщиков, были жесткими и крайне неудобными. К тому же и Тесс была уверена, что это не случайно: они напоминали скользящие сиденья в гоночной лодке — «восьмерке». Гребля была истинной страстью Тайнера, несмотря на то что его спортивная карьера осталась далеко позади.

— Этой ночью ограбили моего дядю, — сказала Тесс, устраиваясь на одном из стульев, — при этом его сильно избили.

— Господи Боже, какого? С какой стороны? — Да, эти вопросы неизбежно возникали каждый раз, когда Тесс в разговоре упоминала о каком-либо своем дяде. Ответ осложнялся тем, что у Тесс было четыре дяди со стороны матери (ее старшие братья) и пятеро со стороны отца, поэтому собеседникам порой было довольно трудно разобраться в ее обширных семейных связях. На самом же деле Спайк был двоюродным дядей, что еще больше запутывало ситуацию, и никто из членов семьи не соглашался признать, будто он принадлежит именно к их ветви. Его фамилия была Оррик, и мать Тесс утверждала, что это измененная форма ирландской фамилии О\'Рурк. «Нет-нет, это явно одна из тех еврейских фамилий, которые так распространены на юго-востоке, — всякий раз возражал ее отец, — они наверняка изменили звучание, чтобы обмануть иммиграционные власти».

— Владельца «Точки», бара на Франклин-роуд. Это было ограбление, и преступники, по-видимому, пришли в бешенство оттого, что им нечем было поживиться.

— В городе становится невозможно спокойно жить.

— Вы говорите так каждый день.

Тайнер грустно улыбнулся.

— Порядочному налогоплательщику с каждым днем становится все труднее и труднее в городе, Тесс. Вспомни эту зиму. За все эти месяцы я ни разу не видел возле своего дома ни одной снегоуборочной машины или хотя бы рабочих, посыпающих тротуары солью. Каждый раз после снегопада я оказывался буквально заперт в квартире.

— Это я знаю не хуже вас. Помните, как мне раз пять приходилось добираться до вашего дома на лыжах? И вы еще протестовали, когда я приносила еду.

— Я протестовал, потому что хотел виски. Не получится из тебя сенбернара, Тесс, — рассмеялся Тайнер.

Сенбернар. Мысли Тесс сразу же вернулись из воспоминаний в сегодняшний день. Собака. Она должна позвонить в питомник, о котором сегодня утром ей буквально все уши прожужжал бармен Стив.

Выйдя от шефа, все еще продолжавшего что-то тихо ворчать себе под нос, очевидно сетовавшего на погоду и бездействие городских властей, Тесс тут же углубилась в телефонный справочник.

— Питомник и реабилитационный центр для борзых, я вас слушаю. — Тесс никак не могла определить, кому принадлежит этот немного запыхавшийся голос. В трубке был слышен громкий собачий лай, мешавший говорить.

— Здравствуйте, мне от дяди досталась борзая, и я хотела бы узнать, что нужно для ее содержания. Как и чем кормить, упражнения, уход, может, что-то еще…

— Как давно у вашего дяди борзая? Он только недавно взял пса из питомника, или собака живет какое-то время уже у него дома? Как он себя чувствует?

Тесс на мгновение смутилась, думая, что голос на том конце трубки спрашивает о состоянии Спайка, но тут же поняла, что речь идет об Эски.

— Думаю, совсем недавно. Она не знает, как подниматься по лестнице.

— Он отсюда?

— Вы имеете в виду собаку? Я не знаю.

— Вы говорите, пса приобрел ваш дядя? Как его имя?

— Спайк Оррик.

— Это имя мне ни о чем не говорит, хотя если в Балтиморе появляются желающие взять борзую, то они чаще всего обращаются в наш питомник, ибо он единственный в штате, — голос в трубке внезапно стал сухим и официальным. — Вы точно уверены, что он приобрел собаку официальным путем? Это несложно проверить. Прежде чем вы возьмете собаку из питомника, она должна быть стерилизована, это обязательное условие. Собака сейчас рядом с вами? У нас есть специальная система идентификации, вам просто надо…

Тесс поспешно положила трубку. Кого она пытается обмануть? Спайк ничего и никогда не делал официальным путем. Если бы Эски умела говорить. Если бы Спайк мог говорить.

Но звонок в больницу уничтожил эту надежду: Спайк — в коме, прогнозы врачей крайне неопределенны.

«Что еще может так быстро заканчиваться, как весенний день? Только весенний день в Балтиморе, когда солнце действительно светит, а не прячется за тучами», — думала Тесс, заходя в бар со странным названием «Бронзовый слон». Ею владело смешанное чувство беспокойства и предвкушения. Она переживала за Спайка и в то же время радовалась представившейся возможности провести вечер в любимом баре.



Завсегдатаи «Бронзового слона» держали бар в строжайшем секрете. Заведение с довольно низкими ценами, располагавшееся над дорогим рестораном, было просто спасением для Тесс, когда она осталась без работы. «Бронзовый слон» был местом, где можно было не только вкусно и недорого поесть, но и выпить бокал вина в приятной атмосфере и не менее приятной компании. Верхний свет здесь всегда был погашен, зал освещался только небольшими торшерами и бра на стенах, создававшими мягкий полумрак Тихо играла приятная музыка: Чет Бэйкер и Джонни Хартман пели о любви. Несколько лет назад новый бармен попытался привить посетителям любовь к джазовой музыке, но эта затея не увенчалась успехом. «Бронзовый слон» знавал и плохие, и хорошие времена, и даже перенес все перипетии, связанные с крайне нестабильной городской экономикой.

Войдя в зал, Тесс заметила, что сегодня работает ее любимый бармен, отлично знавший ее вкусы. Она огляделась в поисках Фини и заметила его за столиком в самом дальнем углу. Журналист крепко сжимал в руке бокал мартини и внимательно рассматривал лежавшую перед ним на белоснежной скатерти довольно внушительную горку оливок, насаженных на зубочистки. Тесс повернулась к бармену и указала на бокал Фини: мол, она хочет заказать то же самое. Усевшись за столик напротив своего приятеля, она поздоровалась, но вместо ответа Фини продекламировал несколько строчек из Одена, бормоча их себе под нос:



Я сижу в дешевой забегаловке
На Пятьдесят второй улице,
Теряю уверенность в себе
И боюсь всего на свете,
Когда уходят все надежды,
Возложенные на это бесчестное десятилетие…



Тесс вздохнула. Похоже, дело плохо. Если Фини начинал цитировать Одена, это означало, что на душе у него хуже некуда.

— Ты сейчас сидишь в «Бронзовом слоне» на Чарльз-стрит, и уж его-то никак нельзя назвать забегаловкой, хотя по поводу достоинств этого десятилетия спорить совершенно не собираюсь…

Фини, не слушая, продолжал бубнить:



Все, что у меня есть, — это голос,
Чтобы разоблачить заблуждение,
Романтическое заблуждение,
Которое сам себе придумал
Слишком впечатлительный обыватель…



— Что ты имеешь в виду? — Тесс знала, что главное заблуждение в среде хроникеров — это непоколебимая вера в то, что обычные люди всегда находятся в курсе текущих событий, и если происходит что-то, стоящее освещения в прессе, редакторы сразу посылают репортеров на улицы, чтобы взять у людей интервью и составить так называемое «общественное мнение». Тесс решила: таким образом Фини жалуется на то, что сегодня его как раз заставили проводить один из таких опросов.

Бармен принес Тесс заказанный мартини. Она сделала небольшой глоток и почувствовала себя гораздо лучше, более сильной, более умной и готовой противостоять дурному настроению Фини.

— Итак, что у нас было сегодня на повестке дня? НАТО? Рядовые горожане всегда хорошо отзываются о НАТО. А помнишь ту историю, когда я еще работала в «Стар»? Кто-то во время подобного опроса сказал, что до этого момента был совершенно уверен, будто НАТО — это бассейн под открытым небом, который мэр города собирается построить в Паттерсон-парке?.. — Тесс рассмеялась.

— Тесс, ты меня разочаровываешь, — Фини неожиданно разозлился, выудил из горки оливок зубочистку и принялся грызть ее. — Ты мыслишь так же прямолинейно, как мои уважаемые редакторы, будь они неладны!

На сей раз Тесс потребовалось сделать гораздо больший глоток, чтобы восстановить уверенность в том, что она не поддастся хандре, охватившей приятеля, каковы бы ни были ее причины.

— Я тоже очень рада видеть тебя, Фини.

— Рада видеть меня? Да ты даже смотреть на меня не хочешь.

Тесс пришлось признать, что он прав. Она избегала смотреть ему в глаза. Фини вымученно улыбнулся. Тесс всегда считала его довольно серым: серые глаза, пепельного цвета волосы, бледная кожа, того же цвета, как те недожаренные хотдоги, которые она покупала у лоточников возле 34 здания суда, пытаясь перекусить в перерыве между заседаниями. Но сегодня он выглядел еще бледнее, чем обычно, будто ему не хватало воздуха. Сквозь бледную кожу на виске билась тонкая голубая жилка.

— Что случилось, Фини?

— Моя карьера кончена.

— Ты сообщаешь мне это раз в месяц.

— Ну да, только обычно это так, что-то вроде паранойи в легкой форме, все репортеры этим страдают. Но сегодня мне сообщили официально. Я больше не в команде. Не умею играть по правилам.

— Они не могли тебя уволить. — В «Бикон-Лайт» существовал профсоюз, благодаря которому процедура увольнения сотрудников крайне затруднялась, хотя, если редакторы были настроены решительно, с мнением профсоюза не особо считались. Но ведь Фини действительно хороший репортер, профессионал в своем деле. Даже если его и собирались уволить, надо было найти для этого серьезные основания, и одного дня на это вряд ли хватит. Если только он сам не дал им повода, нарушив указания редакционного совета. Согласно уставу газеты неподчинение руководству является достаточным основанием для увольнения, минуя профсоюз и бюрократические проволочки.

— Представь, что ты раздобыла историю, которой суждено стать сенсацией. — Фини наклонился к ней, и Тесс почувствовала смешанный запах джина и табака. «Странно, — подумала она, — ведь он бросил курить много лет назад. Неужели все действительно настолько серьезно?». — Такая история, о которой можно только мечтать! История, где полным-полно достоверных источников! А теперь представь, что эти трусливые придурки отказались ее опубликовать!

— Эта история как-то связана со вчерашним баскетбольным шоу, верно? Ты делал какие-то таинственные намеки, но тогда рассказывать не стал.

Не глядя на Тесс, Фини взял вилку и принялся возить по тарелке давно остывшие равиоли.

— Теперь уже я могу тебе все рассказать. Похоже, остался единственный способ донести до людей то, что я узнал, — рассказать им. Может, мне стоит встать на перекрестке и предлагать всем, заплатив один доллар, послушать мою сенсационную историю?

— Насколько интересно то, что ты «накопал»? И много ли у тебя материала?

Фини снова вернулся к поэтическому тону, словно продолжал читать стихи:

— Джеральд Винковски — средоточие всех надежд жителей Балтимора, обещающий вернуть в город баскетбольную команду. — И тут же снова сбился на деловой и ироничный тон: — Так вот, у нашего всеми уважаемого Винка есть несколько тайн, связанных с его прошлым, и он предпочел бы, что они не стали достоянием общественности, а в особенности НБА. Его компания — это карточный домик, того и гляди она развалится. Возможно, он уже на грани банкротства. Так что если у него и хватит средств на приобретение команды, то их точно не хватит, чтоб содержать ее.

— Но тогда зачем Винку покупать команду, если это, скорее всего, разорит его?

— Хороший вопрос. И на него есть два ответа. Первый: он дурак, каких поискать, — хотя это весьма сомнительно. Либо он планирует избавиться от команды, как только город построит новый спортивный комплекс. Ведь это повысит изначальную стоимость команды как минимум в два раза, и тогда ее можно будет очень выгодно продать.

— Звучит не очень-то правдоподобно.

— Помнишь Эла Якобса? В восьмидесятом он приобрел команду «Иволги» за семьдесят миллионов долларов, а когда разорился, то продал ребят уже за сто семьдесят миллионов. Стоимость же команды увеличилась благодаря стадиону, построенному для ее тренировок. В общем, если Винк еще пару лет продержится на плаву и успеет продать команду до того, как к нему придут кредиторы, то он явно не будет в проигрыше… — Фини помолчал и мрачно спросил: — Но, может быть, за всем этим кроется что-то еще?

— Да нет, похоже, что нет, — ответила Тесс. — Ты собрал вместе кусочки, и теперь я могу видеть всю картину.

— И тем не менее оно есть. И гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Мрачные тайны прошлого. Неудачный первый брак. Пагубные привычки, несовместимые с понятием «профессиональный спорт». Сколько бы ты заплатила за такую историю? Сорок долларов? Пятьдесят? Шестьдесят? А может, бросим монетку? Например, «решка», и забираешь всю информацию совершенно бесплатно? — Фини истерически засмеялся, но тут же оборвал себя: — Поверь мне, Тесс, это крепкая история, хотел бы я, чтоб мой дом стоял на таком же прочном фундаменте.

— Тогда почему же газета отказалась ее публиковать?

— О, они нашли массу причин! Сказали, что статья не вызовет того интереса, на который они рассчитывают, что это проявление расизма — с такой агрессией освещать это баскетбольное мероприятие, тогда как футболу оказывается всяческая поддержка, а ведь основные футбольные болельщики — белые. Они сказали, что в нашей истории слишком много неназванных источников информации, Тесс, и это, видите ли, вызывает сомнения в ее достоверности. Но некоторые из тех, кто делился со мной информацией, до сих пор работают в компании Винковски, и я просто не имею права называть их имена. У них есть очень веские причины оставаться в тени. Сегодня редакторы «Блайт» объявили нам, что если мы хотим, чтобы статья была напечатана, то должны указать имена всех наших осведомителей. Но они же знали, что я не смогу пойти на это. Ведь это журналистская этика, Тесс! А редакторы воспользовались этим, чтобы не публиковать историю, — ведь это все равно, что уничтожить ее, — потому что не доверяют нам.

— Нам?

— Мне и Рози. Ты видела ее вчера. Для новичка она работает очень даже неплохо. Ты бы видела, какой материал она накопала про первый брак Винка!

— Так, может быть, они не доверяют ей, потому что она новичок и еще очень молода?

Фини отрицательно покачал головой.

— «Новый и молодой» — это гораздо лучше, чем «старый и старый». По крайней мере, так сейчас считают в «Бикон-Лайт». Ей или мне. Нам обоим не доверяют. Я уже ничего не понимаю, и мне уже все равно. Я устал, Тесс. Я так устал, а это такая хорошая история, и все, чего я хочу, — это уснуть прямо здесь, за столом, а проснувшись, узнать, что они ее все-таки опубликовали.

— Фини, я уверена, что все будет в порядке. «Блайт» опубликует твою сенсационную статью, и ты получишь отличный гонорар, — Тесс пододвинула поближе к приятелю стакан с водой, надеясь этим отвлечь его. «Похоже, он начинает понемногу успокаиваться, — подумала она. — Может быть, вечер еще можно спасти».

Внезапно Фини вскочил на ноги, чуть не опрокинув стол. Бокал мартини он все так же крепко сжимал в руке.

— Ты не понимаешь! Дело не во мне! И тем более не в гонораре! — закричал он. Люди в зале стали удивленно оборачиваться в их сторону.

— Ну, хорошо, дело во мне, — он наклонился к Тесс, чтобы только она слышала его. Он был очень пьян и нетвердо держался на ногах, но речь его по-прежнему оставалась четкой и ясной. — На кон поставлена моя карьера или то, что от нее осталось. Но здесь еще играет роль политика газеты. Ну, ты понимаешь: все эти высокие слова о правде, справедливости. Ведь мы — четвертая власть!

— Фини, что ты хочешь, чтобы я предприняла в связи с этим? — Тесс была не лучшим слушателем, когда начинали рассуждать о высоких принципах журналистской работы.

— Ну, ты можешь выпить за конец моей карьеры! — захохотал он, поворачиваясь к залу и поднимая уже пустой бокал, словно предлагая тост. Посетители, в большинстве завсегдатаи, подняли бокалы в ответ. Они узнали Фини и решили, что тот разыгрывает очередной спектакль для публики.

— В чем причина такого счастья? — поинтересовался блондин, сидевший у барной стойки.

— Разве я счастлив? Разве я свободен? Нелепый вопрос! Но на сей раз я создал лучшую статью в своей жизни!

Фини схватил со стола бейсболку мышиного цвета и бегом направился к выходу, все еще сжимая в руке давно опустевший бокал для мартини. Кисти его клетчатого шарфа воинственно развевались. Тесс осталась в компании недопитого мартини и пачки сигарет, забытой Фини на столе. Слова приятеля: «Разве я счастлив? Разве я свободен?» — показались Тесс очень знакомыми, но у нее никак не получалось вспомнить, где она могла их слышать.

Она сидела в одиночестве в баре и только сейчас почувствовала, как сильно проголодалась. Но Тесс не любила обедать или ужинать в ресторане, если не было никого, кто мог бы составить ей компанию. Она допила мартини, оплатила внушительный счет Фини и вышла на улицу. Можно, конечно, зайти в магазин и купить замороженных продуктов, а заодно какой-нибудь глупый журнал, чтобы почитать в ванной. Черт бы побрал этого Фини! Благодаря ему отличный свободный вечер превратился в выпитый в одиночестве мартини и замороженную лазанью, которую придется есть дома.

Однако полчаса спустя, едва войдя в холл, она ощутила потрясающую смесь запахов, на этот раз доносившихся не из кухни Китти, а из ее собственной. Ее обостренное голодом обоняние различило запах жареного ягненка, горячего хлеба и печеных яблок. Она бегом поднялась по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. «Не хуже, чем Эски сегодня утром», — подумала она.

Кроу уже ждал ее, стоя у входной двери. Он крепко обнял Тесс, даже не дав ей возможности снять пальто и положить сумку с продуктами.

— Не ожидала тебя здесь увидеть, — пробормотала она, уткнувшись лицом в его колючий шерстяной свитер и надеясь, что он не заметит, как сильно она обрадовалась его внезапному визиту. — Я оставила тебе на автоответчике сообщение, что сегодня встречаюсь с Фини.

— Я сегодня освободился пораньше и подумал, что вполне могу зайти и приготовить тебе ужин. В крайнем случае, если бы ты заявилась со свидания посреди ночи, веселая и смеющаяся, я просто уложил бы тебя спать, а на следующее утро сам бы съел твой ужин, — улыбнулся он.

— Поверь мне, сегодня Фини было не до веселья, — но Кроу ее почти не слушал. Он целовал ее, ласково поглаживая по длинным волосам.

— У тебя лицо холодное, Тесс, — нежно произнес он, назвав ее детским прозвищем, которое она сама себе придумала, перемешав буквы своего полного имени — Тереза Эстер. Так ее называли только близкие члены семьи и старинные друзья. Кроу не был ни тем, ни другим. Ему было двадцать три года: возраст, когда еще нет никаких забот. «Он ведь младше меня на шесть лет», — Тесс постоянно помнила об этом. У него были длинные черные волосы, почти такие же длинные, как у Тесс. Ее всегда немного удивляло, что ей приходится поднимать голову, чтобы взглянуть ему в лицо, как будто разница в возрасте означала, что он должен быть и ниже ее ростом.

— Что ты думаешь о нашем новом жильце? — Тесс обернулась в сторону Эски, наблюдавшей за ними с таким видом, словно ей хотелось занять место Тесс в объятиях Кроу.

— По-моему, она просто замечательная. Мы с Китти уже выводили ее сегодня на прогулку, а потом я покормил ее вареным рисом с овощами. Она очень старая, эта наша новая собака.

Тесс нахмурилась. «Наше» было словом, которого следовало избегать всеми возможными способами. Условием их совместного проживания было то, что у них не должно быть общих вещей: никаких общих книг или музыкальных дисков, при походе в ресторан или кафе каждый платил за себя, и уж тем более не допускались совместные приобретения для дома.

Но озвучивать свои мысли она не стала.