Памела Трэверс

Мэри Поппинс в Вишневом переулке



Был канун дня Ивана Купалы. Приближалась самая волшебная ночь года — время, когда между закатом и рассветом может произойти много удивительного. Впрочем, до заката пока было далеко. Солнце, всё ещё яркое, медлило на западе, лениво щурилось, словно не желая уходить с неба.

Оно по праву гордилось своей работой — земля блестела и переливалась, как хорошо начищенный медный таз, такой блеск долго не потускнеет. Со всех надраенных поверхностей улыбалось Солнцу его собственное отражение: сверкали фонтаны, озёра, оконные стёкла и даже спелые бока вишен в Вишнёвом переулке. «Что может быть лучше солнечного света?» — самодовольно подумало Солнце, глядя, как играет луч на корабельных фонарях в воротах дома адмирала Бума, как блестит медный дверной молоточек мисс Ларк, как отбрасывает солнечный зайчик старая жестяная игрушка, забытая детьми в саду самого маленького домика в переулке. Этот домик был хорошо знаком Солнцу.

«Ни души», — подумало Солнце и кинуло длинный луч в сторону переулка, а после — на островок цветения и зелени, простиравшийся прямо напротив. Знакомое место. Оно стоило Солнцу немалых трудов, ибо откуда же взяться деревьям, цветам и траве без его ежедневного присмотра? Кто станет зеленить побеги, выманивать почку из ветки, согревать готовый раскрыться бутон?

Но вот посреди света и тени всё-таки показалась живая душа.

— Кто же это там, в парке? — подивилось Солнце, разглядывая нелепую фигуру, которая расхаживала по парку взад-вперёд, свистя в свисток и что-то выкрикивая.

Ну, разумеется, это был не кто иной, как парковый сторож. Ничего удивительного, однако, что Солнце не тотчас признало старого знакомого: несмотря на июньскую жару, сторож нахлобучил чёрную войлочную пиратскую шляпу с черепом и окрещёнными костями.

— Соблюдайте правила! Не ходите по газонам! Бросайте мусор в урны! — вопил он что было силы.

Но никто не обращал на него ни малейшего внимания. Люди прогуливались рука об руку, сорили где попало, фланировали по лужайкам с надписью «По газонам не ходить» и совершенно не соблюдали никаких правил.

Полисмен с важностью прохаживался туда-сюда, помахивая дубинкой, и вид у него был такой, словно он хозяин всей земли и земля должна быть этому рада.

Дети раскачивались на качелях, покрикивая, словно вечерние ласточки.

А ласточки распевали свои песни так громко, что совершенно заглушали свисток сторожа.

Адмирал и миссис Бум дышали свежим воздухом на главной аллее, угощаясь арахисом из одного пакета и отмечая свой путь скорлупками.



По морям, по волнам,
Нынче здесь, завтра там, —



пел адмирал, не обращая ни малейшего внимания на строгую табличку: «Уличным музыкантам вход воспрещён».

В розарии высокий человек в крикетной кепке, которая явно была ему маловата, макал носовой платок в фонтан и прикладывал его к обгоревшему лбу.

У озера пожилой джентльмен в треуголке из сложенной газеты вертел головой по сторонам, принюхиваясь, словно охотничья собака.

— Ау-у, Профессор! — окликнула его мисс Ларк. Она мчалась по газонам, волоча за собой двух упирающихся псов.

В честь Иванова дня мисс Ларк повязала своим питомцам по бантику: Варфоломею розовый, Эдуарду[1] — голубой, и собаки готовы были провалиться сквозь землю от стыда. «Что подумают люди?! — спрашивали они себя. — Нас примут за пуделей!»

— Профессор, я ждала вас. Вы, должно быть, сбились с пути.

— Все пути куда-нибудь приводят. Собьёшься с одного — прибьёшься к другому. И потом, ведь вы нашли меня, дорогая мисс Парк. Увы! — Тут Профессор энергично обмахнулся шляпой. — Пустыня Сахара в это время года э-э-э… жарковата…

— Вы не в Сахаре профессор, а в парке. А меня зовут мисс Люсинда Ларк. Разве вы не помните? Я пригласила вас на ужин.

— Ну разумеется! Клубничный проспект. Надеюсь, там прохладнее. Какие у вас милые… гм… пудели.

Эдуард и Варфоломей опустили головы. Сбылись их худшие опасения.

— Да нет же, профессор! Я живу в Вишнёвом переулке. Не будьте же таким рассеянным. Ах, вот и вы! — защебетала она, завидев вдалеке чету Бумов. — Прогуливаетесь? Не правда ли, прекрасный вечер?

— …С якоря снялся моряк молодой, — пропел адмирал. — Много ветров отшумит над волнами, прежде чем Джек возвратится домой. Верно, юнга?

— Да, милый, — отозвалась миссис Бум, — только, может быть, подождём до завтра? Биннакль сегодня готовит запеканку из мяса с картофелем. И яблочный пирог на десерт.

— Запеканку! Нет, это я пропустить не могу. Матрос, отдать якоря! Подождём утреннего прилива.

— Да, милый, — согласилась миссис Бум, хотя отлично знала, что никакого утреннего прилива не будет. И ещё она знала, что её супруг и повелитель не очень-то жаждет снова выйти в море: на корабле ужасно качает, а от качки адмирала тошнит.

— Соблюдайте правила! Не ходите по газонам!

Мимо пробежал сторож, свистя в свисток.

— Стоп, машина! Свистать всех наверх! — Адмирал поймал сторожа за рукав. — На тебе моя шляпа, шкипер. Я выиграл её в честном бою у берегов Мадагаскара. Помнишь, юнга? — обратился он к своей спутнице.

— Как скажешь, дорогой, — отозвалась миссис Бум, давно усвоившая, что соглашаться легче, чем спорить, хотя, разумеется, ей было известно, что пиратская шляпа принадлежит Биннаклю, отставному пирату, содержавшему дом-корабль адмирала Бума в корабельном порядке; кроме того, ни она, ни адмирал в глаза не видали Мадагаскара.

— А я-то думал, что потерял свой череп с костями! Где ты нашёл мою шляпу, акулий сын?

— Она некоторым образом упала с неба. — Сторож неловко переступил с ноги на ногу. — Я надел её, так сказать, по ошибке — у меня и в мыслях не было ничего дурного, сэр.

— Что за чушь! Не пудри мне мозги! Пиратские шляпы не падают с неба! Отдай её миссис Бум. Она всегда переносит тяжести, пока я высматриваю в подзорную трубу землю. — И адмирал поднёс к глазам свою подзорную трубу.

— Но чем же мне прикрыть голову? — спросил парковый сторож.

— Отправляйся в море, друг мой, и тебе выдадут фуражку. Белую, с золотыми буквами. Я не могу отдать тебе свою пиратскую шляпу — она мне самому нужна. Потому что мне плыть далеко — хей-хо — по широкой Миссури.

И адмирал, распевая во всё горло, удалился, прихватив с собой жену и пиратскую шляпу. Парковый сторож тревожно огляделся по сторонам. А вдруг сейчас из-за куста покажется сам Лорд-мэр, а он, Смит, стоит тут с непокрытой головой? Страшно подумать, что тогда будет! Хоть бы этот длинный день поскорей закончился, хоть бы все эти люди, которые прохаживаются тут рука об руку, ушли наконец домой ужинать! Тогда можно было бы Запереть ворота парка, раствориться в сумерках — и никто не заметил бы, что он без шляпы. Скорей бы солнце село.

Но солнце всё медлило. И никто не уходил домой. Наоборот, люди разворачивали свёртки, доставали из них бутерброды и пирожные, а бумагу бросали прямо на траву.

Ведут себя так, словно они здесь хозяева! — возмущённо сказал сторож, который считал, что хозяин здесь он.

Новые и новые пары входили в главные ворота, выбирали воздушные шарики, покупали у мороженщика мороженое. Они держались за руки и отбрасывали длинные тени на парковые дорожки.

И тут у входа в парк возникла тень, предваряющая появление целой процессии — коляски, набитой игрушками и детьми, по одну сторону от которой шла девочка с корзинкой, а по другую — мальчик в матросском костюмчике с авоськой.

И корзинка, и авоська были наполнены провиантом, словно дети собрались в долгую экспедицию. Сзади, толкая коляску, шествовала прямая фигура: румяные шоки, яркие синие глаза, вздёрнутый нос. Увы, всё это было хорошо знакомо сторожу.

— Только не это! — простонал он. — Только не сегодня! Зачем, скажите на милость, они идут в парк, когда им уже пора домой?

Он пересёк лужайку и приблизился к живописной группе.

— Поздненько сегодня, а? — спросил сторож, стараясь по возможности казаться дружелюбным.

Будь он собакой, непременно вильнул бы хвостом.

— Что именно? — спросила Мэри Поппинс, глядя сквозь сторожа, будто он стеклянный.

Тот заметно смешался.

— Ну, я хотел сказать, что всё у вас сегодня задом наперёд…

Синие глаза сделались стальными. Она явно была оскорблена.

— Вы обвиняете меня, воспитанную, респектабельную особу, в том, что я иду задом наперёд?!

— Нет, конечно, я не говорю, что вы идёте задом наперёд… Нет, пятиться как рак — это не про вас.

Парковый сторож так запутался, что теперь ему казалось, что он сам движете# задом наперёд.

— Но сейчас ведь уже поздно, вечер уже, вы в это время обычно домой идёте — чай там, всякое такое… А скоро и спать пора. И вдруг вы тут как тут, будто в путешествие собрались… — Сторож с подозрением рассматривал сетку и корзинку. — Во всеоружии, так сказать.

— Ну да, так и есть! Мы идём на вечерний пикник! — Джейн указала на корзинку. — Здесь уйма всякой всячины. Никогда не знаешь: вдруг будут гости! Так говорит Мэри Поппинс.

— И мы здесь останемся надолго-надолго, — подхватил Майкл, размахивая авоськой.

— Вечерний пикник! — ужаснулся сторож.

Он в жизни не слышал ничего подобного. «Может, это даже запрещено», — подумал он. Он мысленно перебрал весь список правил и не удержался, чтобы не сказать вслух:

— Соблюдайте правила! Мусор следует складывать в специально предназначенные для этого контейнеры. Нельзя оставлять яйца на траве….

— Мы что, кукушки, чтобы разбрасывать яйца по всему парку? — фыркнула Мэри Поппинс.

— Я имел в виду крутые яйца, — пояснил сторож. — Пикников без яиц не бывает. И куда вы направляетесь, интересно?

Он считал, что, если пикник устраивают в его парке, он имеет право знать, где именно.

— Мы идём… — начала Джейн.

— Довольно, Джейн, — сурово оборвала Мэри Поппинс. — Не стоит фамильярничать с незнакомцами.

— Это я-то незнакомец? — Парковый сторож уставился на них в возмущении. — Я здесь каждый день, и по воскресеньям тоже! Вы меня отлично знаете: я парковый сторож.

— Тогда почему вы не в фуражке? — спросила она, толкая коляску с такой яростью, что сторож едва успел отпрыгнуть, а не то ему бы переехало ногу.

— Посторонитесь, будьте любезны, — процедила Мэри Поппинс. И маленькая кавалькада решительно двинулась вперёд.

Парковый сторож глядел им вслед, пока подол нового цветастого платья не скрылся за рододендронами.

— Фамильярничать! — проворчал он. — Фу-ты ну-ты! Кем она себя возомнила?

Поблизости не было никого, кто мог бы ответить на этот вопрос, и сторож лишь махнул рукой. Воображала — вот кто она такая. И посмотреть-то не на что. Да пусть идёт куда хочет. По главной аллее можно было дойти до самых разных мест — до Зоопарка, до собора Святого Павла, даже до реки. Не может же он патрулировать весь Лондон! Его дело — следить за порядком в парке. Итак, готовый дать отпор любому нарушению, сторож воинственно огляделся.

— Эй, вы! — закричал он, обращаясь к высокому человеку, который только что ополоснул лицо в фонтане и теперь нюхал розу — и сорвал её! — В парке запрещено рвать цветы! Не забывайте правила!

— Едва ли я могу их забыть, — отозвался высокий человек. — Учитывая, что я сам их придумал.

— Ха-ха! Вы их придумали! Очень смешно! — Парковый сторож саркастически рассмеялся.

— Да, пожалуй, некоторые из них довольно смешные, — согласился незнакомец. — Я сам иногда не могу удержаться от смеха. Но разве вы забыли: завтра Иванов день! Никто в такой вечер не соблюдает правила. А мне их и вовсе соблюдать не обязательно.

— Вот как? И кем же вы себя вообразили?

— Я не воображаю, а знаю наверняка. Такие вещи, знаете ли, не забываются. Я Премьер-министр.

Парковый сторож от души расхохотался:

— В этой-то дурацкой шапочке? Премьер-министры носят чёрные цилиндры и брюки в полоску.

— Я играл в крикет. Я знаю, что кепка мне мала. Но нельзя же махать битой в цилиндре! И уж тем более подавать мячи.

— Ну да, ну да. А теперь, наигравшись в крикет, вы, конечно, отправитесь с визитом к королю? — съязвил сторож.

— Именно. Как раз когда я уходил из дома, пришло важное письмо из дворца. Куда я его подевал? Чёрт бы побрал эти куцые карманчики! Не тут. И не тут. Неужели потерял? A-а, вспомнил!

Он сорвал с головы злополучную кепку, извлёк из неё конверт с большой золотой печатью в виде короны.

— «Дорогой Премьер-министр, — прочёл он вслух. — Если вам больше нечего делать, приходите ко мне на обед. Омары, трюфели, сардины на тосте. Я собираюсь придумать несколько новых законов и хочу с вами поболтать». Вот! Я же вам говорил! Нет человеку покоя — и это в такой вечер! Я всегда готов поболтать, это моя работа, но я терпеть не могу омаров! У меня от них несварение желудка. Но придётся идти, ничего не попишешь! Правила, конечно, можно нарушать, но законы — совсем другое дело. И потом, — добавил он внезапно, — вам-то до этого какое дело? Какой-то проходимец читает нотации мне — мне! — что, видите ли, нельзя рвать розы! Это не касается никого, кроме паркового сторожа.

— Но я и есть парковый сторож! — сказал сторож, содрогаясь с ног до головы при виде августейшего письма.

Он совершил ужасную ошибку и трепетал при мысли о последствиях.

Премьер-министр поднял монокль, решительно вставил его в глаз и принялся рассматривать собеседника.

— Я потрясён, — сказал он наконец. — Я шокирован. Я скандализован. Государственный служащий в общественном месте одет не по форме! Я крайне вами недоволен. И что же, скажите на милость, вы сделали со своим головным убором?

— Я… я уронил его в урну.

— В урну! К апельсиновой кожуре! Совет графства назначил вас на эту должность — и вы пренебрегаете своей униформой настолько, что швыряете её в… Невероятно! Так дальше продолжаться не может. Страна на краю пропасти! Я лично поговорю с Лорд-мэром.

— О, прошу вас, ваша честь, это произошло случайно. Я… отвлёкся. Завтра я перерою весь мусор и отыщу её. Прошу вас, ваша милость, не нужно жаловаться Лорд-мэру! Подумайте о моей старушке-матери!

— Вы сами должны были о ней подумать. Парковым сторожам платят, чтобы они думали. И не отвлекались. И не допускали случайностей. Но сегодня, так и быть, я вас прощу. В конце концов, Иванов день только раз в году. При условии… — Премьер-министр взглянул на часы. — О боже мой, я опаздываю! Мне некогда придумывать условия. Придётся вам самому их придумать — я бегу домой переодеть брюки.

Он наклонился и поднял свою биту.

— Вы женаты? — спросил он вдруг, взглянув на сторожа.

— Нет, милорд. Ваше Премьер-министрство… нет.

— И я нет. И это очень жаль. Я, конечно, не о себе пекусь. Но ведь кто-то, наверное, мечтает обо мне — кладёт букетик под подушку: бодреник, лаванда, луговой чай… Надеется, бедняжка. И так и не находит меня… Увы, увы, какое разочарование! Сегодня особенная ночь, сами знаете.

И он удалился, помахивая битой и розой, в нелепых белых штанах, коротковатых, будто они сели от стирки.

Парковый сторож ничего не понимал. Кто бедняжка и почему? Что за ночь такая сегодня и что в ней особенного? И отчего все как с цепи сорвались — нарушают правила, ведут себя в парке так, словно это их собственный задний двор? И кто это там пятится, как рак, у главных ворот, спотыкаясь на каждом шагу?

Это была Элин из Дома Номер Семнадцать по Вишнёвому переулку — она, двигаясь, как сомнамбула, с закрытыми глазами, вытянув руки вперёд, задом наперёд шла прямо по свежеподстриженному газону — сторож сам косил его только сегодня утром.

Сторож приготовился к бою. Он не станет стоять в стороне и смотреть, как правила не просто нарушают, но, можно сказать, попирают ногами. В фуражке или без, но этого он не допустит. Взгляд его упал на предмет, лежащий на земле у фонтана. Крикетная кепка Премьер-министра, забытая, видимо, в спешке, ведь министру нужно было ещё переодеть брюки. Парковый сторож радостно схватил её — по крайней мере, никто не скажет, что он ходит с непокрытой головой.

— Эй, смотрите, куда идёте! Осторожней, мисс Элин! Обходите качели и карусели! Не натыкайтесь на скамейки, бордюры и урны!

Он двинулся к Элин, выкрикивая свои запреты.

Медленно, осторожно, то и дело чихая, Элин продвигалась в его сторону. Когда она была уже совсем рядом, полисмен внезапно заметил её и в мгновение ока оказался между ней и сторожем, так что Элин столкнулась с ним и остановилась, упёршись в начищенные пуговицы его тёмно-синего мундира.

— Ой! — воскликнула она радостно, повернувшись и открыв глаза. — Я так и надеялась, что это будете вы! А что, если б я ошиблась и натолкнулась на кого-то другого?

— И правда! — Полисмен сиял. — Но вы натолкнулись на меня. И я именно тот, кто вам нужен, — никакой ошибки!

— Большая ошибка вести себя так безрассудно! Вы могли сбить кого-нибудь с ног или сломать руку. И кто оказался бы виноват? Я! В парке нельзя ходить задом наперёд! — сурово заявил сторож.

— Но как же иначе? Ведь завтра Иванов день! А в ночь на Ивана Купалу непременно нужно пятиться. Конечно, после того, как положишь под подушку травы. Майоран, базилик — любые травы, и тогда, как пить дать, натолкнёшься на своего суженого. Ну, или на терновый куст, это уж как повезёт. Апчхи! И тогда придётся ждать до следующего года. Чтобы снова попробовать.

— Ну, я-то не терновый куст, верно? — ухмыльнулся полисмен и взял её за руку. — Так что ждать до следующего года не придётся.

— А если никогда ни на кого не натолкнёшься? Что, если каждый раз это будет терновый куст? — спросил парковый сторож.

Всё это, конечно, бабушкины сказки, но он знал, что от них не стоит отмахиваться: посмеёшься над такими россказнями, а они возьмут и сбудутся.

— Ну, рано или поздно на кого-нибудь да натолкнёшься! Апчхи!

Не так уж много у нас терновника. И потом, не стоит забывать про огурец. *

— Какой ещё огурец?

«Ещё какая-то глупость, — подумал сторож. — Или они издеваются?»

— Вы что, вчера родились? — вздохнула Элин. — Разве ваша бабушка вам ничего не рассказывала? Мне вот рассказала моя бабушка, а ей её бабушка, а той — её бабушка, и так далее, до самой Евы.

«Так и есть, — подумал сторож, — бабушкины сказки».

— Значит, так, — продолжала Элин. — Нужно натереть соком за ушами, закрыть глаза, вытянуть вперёд руки и пятиться. Это может продолжаться долго, но может, и нет. Апчхи! — Она высморкалась. — Но в конце концов, если повезёт, встретишь свою любовь.

Тут она зарделась и посмотрела на полисмена.

— Это, конечно, ворожба, — добавила Элин, — настоящее колдовство. Но оно того стоит!

— Главное, не забыть огурец! — ухмыльнулся полисмен. — Самый счастливый овощ! Ну, мы-то с вами, дорогая, встретили свою любовь. Теперь нужно назначить день. Следующий четверг, к примеру?

Он твёрдо взял Элин за руку и повёл прочь по траве, выбросив по дороге несколько конфетных фантиков.

Парковый сторож со вздохом подобрал мусор и посмотрел вслед влюблённым.

«А как же я?» — думал сторож. Мир проходил мимо него парами, держась за руки. Ждёт ли и его счастливый жребий? Положил ли кто-то под подушку букетик трав в надежде встретить Фредерика Смита, паркового сторожа? Кто она, эта Белоснежка или Золушка, которая прильнёт к его форменной тужурке?

Солнце медленно закатилось, оставив лишь синие сумерки: ни день и ни ночь, ни свет и ни тьма — час судьбы.

Премьер-министр, вероятно, сейчас вынимает из коробки цилиндр. Да и все остальные занимаются своими делами и ничуть не заботятся о том, как их дела отразятся на состоянии парка. Парковому сторожу казалось, что на него никто не смотрит.

А что, если… Конечно, всё это чепуха… Но что, если попробовать? Вреда ведь не будет. А вдруг… Он скрестил пальцы наудачу.

Сторож поправил голубую крикетную кепку, воровато оглянулся по сторонам и достал из кармана остатки ленча — раскрошившийся бутерброд с огурцом. Осторожно, не переставая оглядываться, он потёр куском огурца за ушами, чувствуя, как огуречный сок стекает за воротник. Собрав всю свою решимость, сторож сделал глубокий вдох и сказал самому себе: «Удачи, Фред?» Потом закрыл глаза, вытянул руки перед собой и принялся медленно пятиться назад. Так, осторожно. Шаг, ещё один. Фредерик Смит доверился сумеркам.

Казалось, он очутился в другом мире. Парк, который он знал как свои пять пальцев, растворился во мраке. До него донеслась далёкая музыка — какие-то люди хором пели старые песни, которые он знал когда-то в детстве, убаюкивающие, словно колыбельная. Где-то играла шарманка. Это, конечно, Берт, продавец спичек!

Ай-яй-яй! Уличным музыкантам вход в парк запрещён! Но правила могут и подождать. Сторож занят.



Слева (или справа?) доносится плеск воды. Ну почему люди так невнимательны? Ясно же сказано: плавать в озере запрещается. Но, может, это просто рыба плещется, как обычно по вечерам? И кто её осудит? Рыба ведь не умеет читать.

Дальше, дальше. Под ногами он чувствует траву, выступающие из земли корни деревьев. В ноздри ударил запах одуванчика. Где же он сейчас? В диком углу? Сторож не смел открыть глаза. Ведь так можно разрушить чары. Нет, нет. Назад, только назад. Его ведёт судьба.

Вокруг послышались шёпот, шорох, возня, приглушённый смех.

— Мальчики, побыстрее! — окликнул чей-то бас; кажется, он прозвучал откуда-то сверху. — У нас мало времени!

«Господи боже! — подумал сторож. — Неужели кто-то и впрямь забрался на дерево и теперь ломает там ветки и нарушает правила? Ну и пусть. Сейчас не до того».

— Мы идём! — раздались в ответ звонкие голоса где-то над плечом сторожа. — Это они отстают! Эй, Лисичка, Медведица! Что вы вечно плетётесь, как черепахи?

Лисы? Медведи? Парковый сторож содрогнулся. Неужели сторож Зоопарка так поддался безумию этого вечера, что оставил клетки открытыми? Может быть, ему, Фреду Смиту, угрожает смертельная опасность — какой-нибудь зверь в чаще, или тигр, светло горящий,[2] или ещё что-нибудь в этом роде?

— На помощь! — завопил сторож, почувствовав, как что-то пушистое коснулось его ноги.

«Не тигр, — подумал он. — Слишком маленький и мягкий. Скорее, кролик — одичавший кролик. Вход с кроликами воспрещён. Завтра же надо будет повесить табличку».

Теперь вокруг творилась суматоха, что-то просвистело в воздухе, послышалось хлопанье крыльев, кто-то пролетел мимо.

На кепку сторожу упало нечто вроде вишнёвой косточки и, отскочив, отлетело на землю. Должно быть, кто-то гораздо выше Смита принял его — паркового сторожа! — за урну. Этот кто-то напевал на ходу знакомую мелодию. Что это — «И мой сурок со мною»? Но тогда он ужасно фальшивит.

Звуки песни замерли вдали. Всё стихло. Мир вокруг казался абсолютно безмолвным, сторож слышал теперь лишь собственные шаги.

Фредерик Смит почувствовал себя ужасно одиноким и потерянным. Вытянутые руки болели, глаза устали от темноты.

Но он продолжал пятиться. Ведь всё на свете когда-нибудь кончается. И он не подведёт ту, что мечтает о нём в канун Иванова дня.

Спотыкаясь, он брёл всё назад и назад. И вот — как ему показалось, через несколько часов — позади послышались голоса, они звучали негромко, без восклицаний и взрывов хохота. Казалось, это друзья встретились, чтобы поболтать о том о сём.

Голоса становились громче, кто-то рассмеялся, беседа текла своим чередом. «Как приятно слушать людскую болтовню», — подумал сторож. Кто бы ни были эти люди, наверняка долгожданная Она сидит сейчас среди них. Наконец-то он встретит свою судьбу. Наконец-то он, Фред Смит, как все люди, пойдёт с кем-то парой, рука об руку.

Ближе и ближе голоса. Сколько ещё шагов ему осталось? Три, решил сторож. И он медленно шагает — раз, два, три.

И вдруг — бам! Наконец-то! Спиной он ощутил тёплое, упругое плечо, и сердце его радостно забилось. Теперь осталось только повернуться, и он её увидит. Сторож круто развернулся, но чья-то твёрдая рука отстранила его.

— Я буду вам весьма признательна, если вы перестанете вести себя как телега! Я вам не фонарный столб! — произнесла Мэри Поппинс.

Парковый сторож слишком хорошо знал этот голос и, всё ещё не открывая глаз, испустил протестующий вопль.

— Мне всегда не везло! — кричал он. — Я должен был знать с самого начала! Вместо суженой — терновый куст! И так всегда!

В ответ раздался звонкий смех.

— Терновый куст! — насмешливо повторил другой голос, которому Смит тоже не обрадовался.

Со стоном сторож открыл глаза и, как бы не желая верить тому, что видит, закрыл их снова.

Он находился в Аптекарском садике с мраморными скамейками и дорожкой, проложенной вокруг ромашковой клумбы. В этом, конечно, не было ничего нового. Он сам разбил здесь садик с разными полезными травами. Но теперь на траве, которую он собственноручно косил, среди остатков недавнего пикника — яичных скорлупок, колбасных шкурок, недоеденных пирожных — сидели Мэри Поппинс и дети Бэнксов, миссис Корри и две её дочери. И среди них его собственная матушка улыбалась ему доброй улыбкой.

Конечно, и в этом не было ничего нового. Но, кроме того, — сторож не верил собственным глазам! — на травке уютно устроилась медведица, пощипывая медуницу и медвежьи ушки; лисица стояла на задних лапах, собирая лисохвост и наперстянку, а заяц пасся на грядке с петрушкой!

И, словно всего этого было ещё недостаточно, Джейн и Майкл в зелёных венках с двумя неизвестными мальчиками, почти не одетыми, но тоже в венках, рвали охапками драгоценные травы! А какой-то гигант, облачённый в шкуры и вооружённый дубинкой, с блестящим поясом вокруг талии и львиной шкурой, перекинутой через плечо, навешивал на уши Мэри Поппинс серёжки из вишен! И — последняя капля — матушка украшала голову большой птицы, сидящей на кусте, веточкой фенхеля.

— Мама, как ты можешь? — вскричал парковый сторож. — В парке не разрешается рвать травы! Ты знаешь правила и нарушаешь их!

Она впервые подвела его, и Смит чувствовал, что никогда ей этого не простит.

— В виде исключения, милый. Он ведь спускается только раз в году.

— Исключения исключаются, мама! А птицы спускаются сюда всё время. Они же не могут вить гнёзда в небе. В конце концов, это вполне резонно…

— Сегодня нет ничего резонного, Фред.

И она перевела взгляд с птицы на зверей.

— По-моему очень резонно прийти и взять то, что тебе нужно, — уверенно заявил Майкл.

— Но как они попали сюда, чтобы взять то, что им нужно? Кто-то выпустил их из Зоопарка! Кто-то открыл клетки!

Парковый сторож был уверен, что именно так всё и было?

— Нет-нет. Они пришли с Кастором и Поллуксом. — Джейн указала на двух мальчиков, не переставая при этом рвать душистую купену и складывать её в подол.

— Кастор и Поллукс! Скажешь тоже! Это имена из какой-то легенды. Мальчики, которые стали звёздами. Они ещё, кажется, приручали лошадей. Я читал о них, когда был маленьким.

— И мы спустились вместе с Орионом, — сказали мальчики в унисон. — Мы пришли набрать свежей травы для своего коня, а он — набрать вишен в Вишнёвом переулке. Он всегда приходит за вишней перед Иваном Купалой.

— Ах, вот как? — саркастически улыбнулся сторож. — Спускается, значит, себе с неба, чтобы воровать муниципальную собственность! Что за первоапрельские шутки в июне! Орион на небе, там же, где всегда! — И он указал пальцем наверх.

— И где же он? — поинтересовался гигант. — Ну-ка, покажи!

Парковый сторож запрокинул голову, но не увидел ничего, кроме пустоты — огромного, загадочного, бесконечного ноба, синего, как спелая слива.

— Придётся подождать. Ещё не стемнело как следует. Но он окажется на месте, будьте уверены! Там, где полагается, на своём месте!

Миссис Корри надтреснуто рассмеялась.

— А кто сомневается? — взвизгнула она.

— Да, ты прав, — сказал гигант со вздохом, присаживаясь на мраморную скамейку и пристраивая рядом свою дубинку. — Орион будет на месте. Никуда не денется, бедняга. — Он сунул в рот вишню — у него их была полная пригоршня — и выплюнул косточку на землю. — Но ещё осталось немного времени.

— Ну, вам-то тоже пора на своё место — в цирк или где вы там работаете. В таком-то наряде! А вы, верно, канатоходцы какие, — обратился парковый сторож к мальчикам. — Как пить дать, канатоходцы, а не то быть мне голландцем.

— Значит, вы голландец! Мы — наездники! — Мальчики звонко рассмеялись.

— Невелика разница. Оставьте всю эту траву здесь — я её завтра сожгу. Мне здесь не нужны оборванцы.

— Они не оборванцы! Как вы не понимаете? — Джейн чуть не расплакалась.

— А как же Пегас? — вскричал Майкл и в гневе даже топнул ногой. — Они хотели накормить его конским щавелём. Я нарвал для него целую охапку и не дам её сжечь! — И он прижал к себе авоську, набитую травами, готовый бороться со всеми правилами на свете.

— Пегас! — насмешливо повторил сторож. — Опять ваши россказни. Помню, помню, учили в школе: астрономия для мальчиков и девочек. Созвездия, кометы и прочая ерунда. Но лошадей-то с крыльями не бывает. Это просто кучка звёзд, и всё. И Vulpecula, и Ursa Minor, и Lepus[3] — всё это просто звёзды.

— Как официально! — захихикали мальчишки. — Мы зовём их просто: Лисичка, Медведица, Заяц.

— Зовите их как хотите. Только убирайтесь отсюда поскорее. Все трое. И зверюшек своих прихватите с собой, а не то я сам отправлюсь в зоосад, найду тамошнего сторожа, и он живо запрёт их в клетки.

— Если терновому кусту позволено вставить словечко… — вмешалась Мэри Поппинс. — «Терновый куст» — вы ведь так изволили выразиться? — переспросила она с ледяной вежливостью.

Парковый сторож поёжился под её взглядом.

— Эт-то просто… такое выражение. Терновник — не ругательство, а вид колючего кустарника. И, по правде говоря… — продолжил парковый сторож, хоть и чувствовал, что правду говорить не стоит, — вы ведь не царица Савская.

Гигант вскочил с мраморной скамейки.

— Кто сказал, что она не царица Савская?! — сурово спросил он, и львиная шкура на его плечах ощетинилась и оскалила клыки.

Парковый сторож торопливо отступил назад.

— Но ведь это и вправду так, посмотрите сами: она курносая, и ступни вывернуты, и эта дуля на голове…

— И что вам в этом не нравится?

Гигант смотрел грозно, он нависал над парковым сторожем, а рука его уже тянулась к дубинке, и сторож отступил ещё на шаг.

Царственно, словно бело-розовая статуя, Мэри Поппинс встала между ними.

— Если вы ищете сторожа Зоопарка, то он в озере.

— В озере? — Паркового сторожа прошиб холодный пот. — Утонул? — прошептал он, бледнея. — Увы, увы, бедняга!

— Плещется. Вместе с Лорд-мэром и двумя Советниками. Ловят корюшку, чтобы посадить её в банку из-под варенья.

— Из-под варенья? Лорд-мэр?! О, господи, не может быть! Только не корюшку. Это против правил. Что, все с ума сошли? — воскликнул сторож в отчаянье.

Он чувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Где та законная власть, которой он всегда служил? К которой обращался в трудную минуту? Полисмен? Прогуливается с Элин. Лорд-мэр? О ужас! — в озере. Премьер-министр? Заперся с королём. Он, парковый сторож, тоже не последний человек — но нести эту тяжкую ношу в одиночку!

— Почему я один за всё в ответе?! — воскликнул он. — Да, я позволил себе отвлечься, но ведь я столько лет не брал отпуск! И надо же человеку, в конце концов, найти свою судьбу.

— Златовласку, надо полагать, или Спящую Красавицу? — хихикнула миссис Корри. — Боюсь, они уже сосватаны. Но у меня тут есть парочка девиц на выданье — выбирай: вот Анни, вот Фанни, а я добавлю фунт чая в довесок!

Парковый сторож не удостоил её ответом.

— Я хотел только найти свою суженую, — повторил ои, — и чтобы все бросали мусор в урны. И чтоб никто не воровал травы из парка и вишни с деревьев. И чтоб никто не притворялся кем-то другим, — он махнул рукой в сторону пришельцев. — И чтобы все соблюдали правила.

— Не слишком ли много ты хочешь? — строго заметил гигант. — Суженые не растут на деревьях.

— И на терновых кустах, — вставила Мэри Поппинс.

— И для чего вишни, если никто их не ест? Да и травы, если на то пошло. — Гигант сунул в рот ещё одну вишню и выплюнул ещё одну косточку.

— Но нельзя рвать вишни только потому, что вам так хочется! — вскричал парковый сторож. Он был шокирован.

— А зачем же ещё их срывать? — спокойно отозвался гигант. — Если б я не хотел вишни, я б её не трогал.

— Но надо ведь думать о других! — наставительно заметил сторож, который редко думал о других, но любил делать замечания. — Именно за этим и придуманы правила.

— Но мы и есть другие! И вы тоже, друг мой.

— Я! — с негодованием воскликнул сторож. — Я не другой, я — это я!

— Каждый приходится «другим» остальным людям — вы в том числе. И что вам сделали звери? Съесть раз в год пару зелёных побегов — разве это преступление? Да, они не соблюдают правил. У нас наверху их, слава богу, нет. — Гигант указал на небо.

— А что до тех, кто притворяется кем-то другим, — как насчёт вас? Поднимаете весь этот шум и суматоху, вмешиваетесь в то, что вас не касается. Что вы о себе возомнили? Ведёте себя, словно вы здесь хозяин. Почему бы вам не заняться собственными делами и не оставить заботу о парке парковому сторожу? Он дельный парень. Я часто наблюдаю за ним сверху: как он стрижёт газоны, убирает мусор в урны, честно делает своё дело.

Парковый сторож выпучил глаза.

— Но он делает моё дело! В смысле, я делаю его дело. Понимаете? Это я!

— Кто — я?

— Он — это я. То есть я — это он. Сторож.

— Чушь! Я видел его много раз. Приличный молодой человек, опрятный и старательный. Носит форменную фуражку с буквами ПС, а не дурацкую голубую кепку.

Парковый сторож судорожно обшарил голову. Так и есть, кепка Премьер-министра. Он совсем забыл о ней. Не нужно было её надевать.

— Послушайте, — сказал он с пугающим спокойствием человека, который вот-вот сойдёт с ума. — Я остаюсь самим собой, какую бы шляпу я ни надел, так ведь?

«Ведь это же очевидно, — думал сторож. — Неужели у этих циркачей совсем нет мозгов?»

— В самом деле? Это вам судить. Вопрос-то непростой. Интересно, — задумчиво проговорил гигант, — был бы я самим собой без своего пояса и львиной шкуры?

— И без дубинки. И без верного звёздного пса. Не забудь о Сириусе, Орион, — рассмеялись мальчишки.

— Мы не могли взять с собой Сириуса, — объяснили они Джейн и Майклу. — Он бы загнал на деревья всех здешних кошек.

— Не без этого, — согласился Орион. — А что до паркового сторожа, то я никогда не поверю, что этот исполнительный, преданный блюститель порядка стал бы разгуливать по парку задом наперёд, вытянув руки и закрыв глаза, да к тому же с хлебными крошками за ушами! И без всяких извинений врезаться в элегантную молодую леди, словно та фонарный столб!

Парковый сторож потрогал свои уши. Там действительно обнаружились остатки бутерброда.

— Ну я же не знал заранее, что врежусь в неё, — промямлил он.

А за ушами я натирался не хлебом, а огурцом.

— Настоящий парковый сторож вообще ни в кого не врезается. И он знает, чего хочет. Если нужен огурец, зачем брать хлеб? Будьте повнимательней.

— Я знаю, чего я хочу, — раздался голос со стороны живой изгороди. — Чего-нибудь сладенького!

— Возьми пальчик! — предложила миссис Корри, отламывая палец левой руки и протягивая его Медведице. — Не бойся, новый вырастет!

Маленькие глазки Медведицы расширились от изумления.

— Постный сахар! — воскликнула она, засовывая лакомство в рот.

— Услуга за услугу! — отозвалась миссис Корри. — Добавь-ка на счастье блеска моему платью!

Медведица дотронулась лапой до воротника миссис Корри.

— Дай срок — увидишь, как засияет! — сказала она.

— А мне нужен лисохвост! — заявила Лисичка. — Я иду сегодня на день рожденья, и мне необходим пышный шиньон.

Лисичка срывала побеги лисохвоста и тщательно прикрепляла их к своему хвосту.

— Петрушка! — мечтательно протянул Заяц с грядки, где росла петрушка.

— У него ревматизм, — пояснил Орион, — там, наверху, ужасные сквозняки. А петрушка здорово помогает от ревматизма.

— Кр-ру, кр-ру, — заверещала птица, жуя фенхель. —



Я люблю
Траву
И цветы —
А ты?



Глаза сторожа стали размером с суповые тарелки. Что он видит! Что он слышит! Палец оборачивается постным сахаром! Животные говорят человеческими голосами! Нет, этого не может быть! Нет, может! Он, верно, сошёл с ума?

— Это всё огурец! — дико завопил сторож. — Нельзя было им натираться! Особенно за ушами. Она же сказала, что это ворожба, и вот, пожалуйста. Не уверен, что оно того стоит. Может, я уже не парковый сторож. Может быть, я стал кем-то другим. Всё сегодня задом наперёд. Я больше ничего не знаю.

И, сорвав с головы крикетную кепку, он в отчаянье упал на траву и зарылся лицом в колени своей матушки.

Она пригладила его взъерошенные волосы:

— Не расстраивайся так, Фредди. Вот посмотришь, всё будет хорошо.

Гигант задумчиво разглядывал несчастного сторожа.

— Сон-трава или лимонный бальзам — вот что ему нужно. Иногда полезно отдохнуть от самого себя, кем бы ты ни был. Даже я иногда устаю быть Орионом. — Он вздохнул и покачал головой.

— А нам не нужно отдыхать от самих себя! — улыбнулись Кастор и Поллукс.

— Это потому, что вас двое. Там наверху бывает так одиноко!

— И я не устаю быть собой. Мне нравится быть Майклом Бэнксом, — сказал Майкл. — И Мэри Поппинс тоже. Я хочу сказать, ей нравится быть Мэри Поппинс, ведь правда?

— Что ты можешь предложить мне взамен? — фыркнула Мэри Поппинс и пронзила его одним из своих свирепых взглядов.

Сама идея стать кем-то другим возмутила её до глубины души.

— Ах, но ведь ты Великое Исключение. Мы не можем все быть такими, — сказал Орион и протянул ей ещё пару вишен. — Надень на второе ухо, дорогая.

— Я тоже не жалуюсь, — пробасила Медведица. — Мне нравится указывать путь морякам.

— Я собираюсь стать матросом, — сообщил Майкл. — Тётя Флосси прислала мне на день рожденья матросскую форму.

— Всегда смотри на звезду в моём хвосте, — посоветовала Медведица.

— И ещё у меня есть компас Мэри Поппинс! С ним можно отправляться хоть на край света. А она останется здесь и будет присматривать за моими детьми.

— Благодарю вас, Майкл Бэнкс. Если у меня не найдётся занятия получше, то меня можно будет только пожалеть, — снова фыркнула Мэри Поппинс.

— Ты можешь пойти со мной на праздник, — предложила Лисичка. — Там не соскучишься. Хочешь, я дам тебе лисохвоста?