Андрей Звонков
Имперские амбиции
Запасной вариант
Рассказ. Фэнтези
(до 13 лет не рекомендуется)
Лияра соскользнула по шелковой простыне на пол. Я чуть-чуть приоткрыл веки. Наблюдал за ней, пусть думает, что я сплю. За окнами чуть розовело небо, и в комнате царил мягкий полумрак. Ночная любовь моя подошла к окну и сладко потянулась. Знает она, что я не сплю? Догадывается, чует? Вряд ли. Я старался не менять дыхания. Обнаженное тело ее мерцало в тающем лунном свете. Лияра снова поднялась на цыпочки, вытянув руки вверх, будто перед броском в воду, еще раз потянулась от пяточек до кончиков тонких длинных пальцев. Вьющиеся длинные черные волосы закрыли плечи и спину. Она смотрела на пробуждающийся город и тускнеющие звезды, и портовые огни. А может, она ни на что не смотрела и стояла перед окном с закрытыми глазами? О чем она думала? О нас? Обо мне? О проведенной ночи? Она, видимо увидала свое отражение в стекле, потому что машинально открыла баночку с губной помадой и кончиком пальца намазала губы. Женщина! Зачем ее и без того ярким губам — помада?
Высокая, гибкая, крупные миндалевидные глаза сиреневого цвета. Тут явно уж постарались маги — косметологи, брови — будто чуть приподнятые в удивлении, прямой от самых бровей без ложбинок или горбинок узкий нос, не слишком толстые губы, чуть припухшие, как у ребенка, сходящийся к узкому подбородку овал лица. Когда говорит, чуть вытягивает губы вперед, что придает ее и без того молодому личику выражение детскости. Ей где-то между двадцатью двумя и двадцатью пятью. Но опыт?! Хотя чему я удивляюсь — постельный опыт набирается легко. Шлюха? Неет… она не похожа на шлюху… Впрочем, вчера, когда я увидал ее в кабаке \"Шхера\" — об этом не думал.
Я невольно усмехнулся и Лияра, видимо, почуяла мое состояние, обернулась, нагибаясь через край кровати. Глаза ее жадно изучали мое лицо, руки упирались в постель, я зажмурился, вся она манящая, страстная… аромат духов, сохранившийся после бурной ночи, смешивался с тонким запахом ее тела, пробуждая воспоминания и возбуждая. Меня предал… я сам!
Красавица перевела взгляд на возросший посреди шелковой глади холм и рассмеялась.
— Ты не спишь! Притворяшка!
— С тобой поспишь… — хрипло проговорил я, ибо ни пересохший внезапно язык, ни губы толком не слушались, и каждый звук, проходя через горло, драл его словно щеткой. — Дай попить… что-то пересохло во рту.
Лияра подняла кувшин с остатками кислого сока ягод клю.
— Так отопьёшь или в бокал налить? — говорила она с еле заметным акцентом, характерным для северного Рипена.
— Так… мне только горло прополоскать, а впрочем — налей… — и она налила полбокала рубинового сока.
Я левой рукой принял сок, и пока пил, правой обнял обнаженную красавицу за талию и привлек к себе. Тело ее отозвалось дрожью под ладонью. Пустой бокал покатился по простыне, оставив еле заметную дорожку \"кровавых\" капель. Лияра дрыгнула ногами, легко и удивительно грациозно проскользнула обратно под шелк покрывала, усаживаясь сверху, при этом руки гладили ночную щетину на моих щеках, губы нежно прикасались к губам, бедра обнимали мои бока, а заветная, соблазнительная попка самостоятельно решала отношения со старым другом, то приподнимаясь, то двигаясь из стороны в сторону. Страсть ударила в голову, я ничего не соображал… да и как? Если вся кровь от головы утекла вниз, туда где вершилось важнейшее дело… и обескровленный мозг уже не был способен что-либо обдумывать, он наслаждался… в глубине сознание сидела мысль: как бы ее удержать? Встретиться сегодня вечером опять? Кто — она? И сам себе я наступал на горло: я ее больше никогда не увижу. Это наш первый и последний случай любви.
Я уже не помнил, как все тоже самое было несколько часов назад, но сейчас — бесподобно. Мои руки лихорадочно носились по ее коже, скользя, словно по шелку. Я не мог говорить, только рычал, и она рычала вместе со мной, и дикое пламя разгоралось, норовя спалить обоих, оно залило нас одновременно. Лияра оттолкнулась, от моих плеч кончиками пальцев, качнула бедрами, и бешеная сила рванулась наружу жидким огнем. Несколько мгновений распаленная красавица сидела, замерев, ощущая происшедшее… и в изнеможении легла мне на грудь, по-кошачьи свернув руки, под себя. Густые черные волосы накрыли мое лицо и защекотали кончик носа, я чихнул прямо в розовое ушко. Лияра скатилась на простыню, положила головку мне на плечо и, подобравшись губами к уху, прошептала:
— Ты бесподобный любовник, король, но ты уже мертвец. — Как удивительно, она сказала то слово, что родилось в моем одурманенном страстью мозгу — бесподобно.
Ее слова не сразу обожгли мозг, уничтожая блаженное чувство. Она — убийца?! Наемница… что она говорит? Видимо, по сбившемуся моему дыханию она подумала, что ей удалось напугать меня. Признаться — ей это удалось. Я не боюсь смерти, но что-то внутри меня ее боится, как и внутри каждого человека. Каким бы он ни был: обычным, фардвом, гендером или как я — эленсаром.(1)
— Умереть от любви — это ли не высшее наслаждение? — я постарался все свести к шутке. Солнце уже заливало комнату. Это не королевские покои. Я не настолько глуп, чтоб снимать шлюх и раскрывать себя.
— На моих губах — был яд, дорогой. — Сказала Лияра, слезая с кровати и собирая раскиданные по комнате детали туалета. — Я отравила тебя. Еще вчера, и сегодня… ты слизал с моих губ столько яда, что в другой ситуации хватило бы, чтобы убить весь этот город. — Она принялась одеваться, пока я тупо смотрел на нее. Я изучал ее лицо. Пытался заметить хоть чуточку фальши или притворства, или скверной актерской игры. Она была естественна, как и с той минуты, когда мы зашли в этот номер.
В чертах лица Лияры проступило отстраненное холодно формальное выражение. Будто галочку поставила в списке выполненных дел. Словно, она только что не стонала и не извивалась от страсти… а между нами уже вырастала невидимая стена. Она там, а я тут… это не было ненавистью, скорее безразличие.
— Глупость. — сказал я, — Во-первых, с чего ты взяла, что я — король? А во вторых — я ничего не чувствую… Ты лжешь! Зачем? А если нет — ведь ты умрешь тоже! Зачем? — повторил я, и удивленный ее спокойствием, тоже принялся одеваться. — мне также естественно как ей сыграть не удалось. Я врал. И опять что-то внутри меня подмешало страха и фальши в голос.
Лияра взяла с туалетного столика миниатюрную коробочку с губной помадой и кинула мне на постель. Как раз на пятно от сока образовавшего символ из трех палочек соединенных посередине четвертой — древний символ ритуального жертвоприношения. Я тупо смотрел на случайную картинку. \"В этом мире случайностей нет, и каждый шаг оставляет след…\" всплыли в памяти слова старинной песенки…
— Отдай своим алхимикам. Это — медленный яд. Специально для тебя. — Она одевалась, — Ты умрешь через сорок восемь часов. И я тоже умру, но немного раньше. Противоядия нет, любимый. — Она улыбнулась, но \"любимый\" прозвучало презрительно. — Я не должна была тебе этого говорить, но… — она затянула поясок на платье, уложила бюст, так, что б оставалась соблазнительная ложбинка, и сказала, — но ты был бесподобен… подарил мне такую ночь, что я решила по-своему расплатиться — дать тебе двое суток на подведение итогов. И, честно говоря, мне сейчас приятно видеть, как тебе страшно.
Она достала из сумочки еще одну коробочку, я молчал и смотрел только на ее губы и глаза. Она не лгала… и хотя, страх мне удалось загнать глубоко, но ее равнодушная ненависть после страстной ночи любви вызвала какую-то детскую обиду, что прихлынула к сердцу. За что? Как же можно так? Изнемогать от страсти, вожделения, возбуждения и любви, и знать при этом, что убиваешь. Что умрешь. Однако, я верил каждому ее слову. Просто меня всегда поражала способность некоторых людей или людей вообще — лицедействовать, совмещать в себе разные натуры. Я так не мог. Именно по этому всегда с опаской относился к закрытым людям — женщинам. Меня тянуло к ним всегда и отвращала способность говорить одно, думать другое, а делать — третье. Может быть потому что я — эленсар? Говорят, мы близки гендерам — а они вообще не способны лгать. Я внимательно смотрел на Лияру.
Она не просто наемница, тут что-то личное… Нет, не верю! Это не могло быть заказанным убийством. Зачем она сказала? Я не снимал с себя тяжести грехов, что совершил за бурную молодость и мое правление островной империей Эленсааров, но все-таки, что я лично ей сделал? Догадки не было. Я вдруг увидел, что эта молодая женщина готова умереть. Все ее действия, уборка — приготовления к смерти. Она боится и подавляет страх действиями. И я спросил:
— Кто тебя нанял?
— Никто, хотя, впрочем, пожалуй, нанял, но ты ее не знаешь, — ответила Лияра, она спокойно и методично двигалась по номеру, собирая вещи, как-то буднично, размеренно. Наконец, после недолгой паузы, за которую успела: сложить скомканное покрывало и аккуратно положить его на пуфик, также аккуратно сложить свой плащ, расставить грязную посуду с остатками ужина на столике у двери, она сказала: — точнее — не помнишь. Моя мать. — Она произнесла это с оттенком теплой формальности, как говорят о давно умершем родственнике. — Да упокоится с миром ее обиженная душа. Я выполнила ее завещание. — и радостно объявила: — Жертва Безутешной(2) принесена! — Произнеся заученную ритуальную фразу, Лияра улыбнулась, достала черный шарик из коробочки…
Я прыгнул к ней, стараясь выбить смерть из ее рук… но она оказалась проворнее, кинула в рот, надкусила, и, закатив глаза, медленно упала к моим ногам. Короткие конвульсии, последний выдох… и все. Я — голый стою и тупо смотрю на тело Лияры.
\"Знаю, но не помню\", Разум отказывался верить ее словам. Двое суток? Впрочем, всякое в мире бывает. И мне многое довелось пережить. Не всегда я был императором. Владетелем двух тысяч островов в Южном океане — хозяином морей.
Почти шестьдесят лет назад отец отправил меня учиться на материк, в лучшую военную академию Рамбата, тогда еще это была республика Рипен. Его отговаривали. Сыну императора учиться у республиканцев? Да он наберется там греховных учений о равноправии, может разрушить многовековую кастовую(3) систему империи…
Я подобрал с постели коробочку с помадой, содержащей якобы долгий яд, обул сапоги, поглядел на себя в зеркало: обычный офицер, морской. Даже на капитана не похож. Так, средний офицерский состав какого-нибудь рейдера. Загорелая рожа лица, правда не обветрена, как у настоящих моряков, зато шрамов имеет достаточно: один на левой щеке от уха до подбородка, второй на левой бровью к виску — от удара кинжала. А одежда? Дорогая, но не редкая. Коричневая кожа довольно отличной выделки, пошита на заказ, это видно, что не из портовой мастерской, где продается форма для моряков. Штаны, куртка, сапоги… под курткой обычная льняная рубаха, какую носят морские офицеры и шкипера торговых судов, на мне нет никаких знаков различия. Рост? Мало ли высоких мужчин? Символ власти — золотую цепь с гербом Империи я оставил во дворце, как и всегда, когда выхожу в город без охраны.
Как короля меня знают совсем другим. Всякий раз, для официальных церемоний перед выходом к народу маги ретушируют мое лицо, маскируя шрамы, добавляя благородства и выразительности.
Во дворце живет двойник, который периодически появляется на балконе и машет рукой подданным. Это его работа — быть мной, когда меня нет. Возможно ли узнать во мне короля? Как она вычислила, что я — король? А если точно это знала, то откуда ей было известно, где я сегодня буду?
Я поднял труп и перенес на кровать. Голова Лияры запрокинулась и с губ потекла розовая пена. Это удержало меня от прощального поцелуя. Я запер двери комнаты на ключ и отправился домой.
Охрана, ночевавшая в харчевне при отеле, заметила меня выходящим, не подавая виду, пристроилась в кильватер, пока я, вроде как озабоченный службой моряк, ранним утром иду по своим делам. В этой части город еще спит. Мы вышли из квартала, поднимаясь извилистыми улочками все выше и выше, добрались до стены замкового парка, и пока охрана прикрывала меня от любопытных глаз, я нажал тайный рычаг в каменной кладке, отодвинулась часть стены.
Я шагнул в прохладную сырость перехода. Охрана же осталась там, на улице. Теперь им возвращаться в замок обычным путем.
Чем дальше уходил я от отеля, тем призрачнее становились события ночи, но тем ярче последние минуты и мертвая Лияра, лежавшая на кровати… Я не верил ей. Не хотел верить. Да она отравилась… это аргумент. Зачем? Чтоб доказать мне истинность своих слов? Чтоб скрыть имя истинного заказчика? Значит, есть что-то, что она хотела сохранить в тайне. Что? Впрочем все это уже не важно. Она не должна была умереть… я не хотел этого. Не для допроса. Все мне было и без допроса ясно. Пусть не в деталях, детали я найду — для жизни. Я чувствовал какую-то неуловимую тонкую связь с этой женщиной. Не только постельную. Связь, истинную сущность которой я никак не мог определить.
В кромешной темноте, в тишине вязли шаги. Смерть красавицы потрясла меня. Все бессмысленно. Дико. На ней не было татуировок и знаков клана убийц. Значит — все-таки личная месть… она подтвердила это. Много желающих? Не сосчитать. Со свода капало, текло по лицу, но я не замечал. В мире тысячи, может быть сотни тысяч желают моей немедленной смерти. Меня боятся. И есть за что.
Я толкнулся руками в запертую дверь, нащупал рычажки, и она отворилась, пропуская в библиотеку замка. Задвинув стеллаж с книгами, я остановился и осмотрелся, приводя мысли в порядок.
У меня двое суток, из которых шесть часов я предавался любовным утехам. Сорок два часа. Лияра не лжет.
Что-то случилось со мной. Дыхание сбилось, в груди заломило, к горлу подкатил жгучий ком и, я опустился на колени, по лицу потекли слезы. Шок, в котором я пребывал с момента смерти девушки — нашел выход. Ну хорошо, она убила меня. Это должно было случиться, но зачем ей-то умирать? Глупо, обидно… какое-то дешевое позерство. Обида сменилась гневом, ей хотелось произвести впечатление? Это ей удалось. Гнев не остановил моих слез, но придал им жгучести.
Король плачет. О чем, о ком? Официально — она убийца. Нет! Назад дороги нет… Теперь только вперед и очень быстро…
Король не имеет права на слабость… он — власть, он — сила, он — символ государства.
Он связь между своим народом и Богами.
Но я — человек.
Да я — эленсар(4), но я еще живой человек. И ничто человеческое мне не чуждо. И каким бы холодным ни был мой разум — в сердце моем живут нормальные человеческие чувства. Я никогда не относил себя к поклонникам Безутешной Нэре, но меня всегда радовал Лит — золотое светило!
А смерть, она всегда смерть — страшная, гнусная, обидная. Она никогда не была и не будет красивой. Я — повидал смерть.
Я плачу второй раз в жизни, в моей взрослой жизни. Детские слезы не в счет. В тот раз я готов был убить себя, меня удержали… в этот раз меня убивают, а я плачу о смерти женщины, с которой провел ночь…
Я целовал ее незнакомую, обольстительную, распуская ремешки и шнурочки на платье, покрывал поцелуями каждый дюйм ее обнажающегося тела, мои руки горели… сердце рвалось из груди… она запрокидывала голову, откидывая волосы от шеи, позволяя целовать ее, и звонко смеялась. Я добрался до груди и обезумел… небесная красота, божественное тело… Как зовут тебя? — спросил я, когда мы устали и взяли небольшую передышку в первый раз. \"- Зачем тебе мое имя? Блуд не повод для знакомства, я же не спрашиваю твое… — ответила она, смеясь и сдувая прилипшие волосы со лба. — Разве тебе мало меня?\" — она права. \" — И все-таки, я хочу знать твое имя\" — настоял я. И она, притягивая меня к себе, прошептала — \"Лияра!\".
Глаза мои высохли. Я поднялся. Зачем я ходил в порт? Найти себе девку на ночь. Нашел. Лияру. Уже слышу голос Рэдрика:
— Не королевское это дело — по кабакам шлюх собирать!
Что я ему скажу, что я всем скажу? У меня сорок два, нет уже сорок часов… Я должен успеть.
Она действительно отравила меня. Не верить — бессмысленно. Главное, как она меня нашла? И еще важнее — кто ей помогал?
Настоящий враг где-то рядом. Хорошо — я обидел мать Лияры? Так смертельно обидел, что иного способа отомстить мне, кроме как завещать дочери убить меня — она не нашла? Вполне резонно. Более чем резонно. Но подобраться ко мне можно, только если знать меня очень хорошо. Знать мою натуру. А это уже не так просто. Или ее мать когда-то была со мной также близка, как Лияра, или она игрушка в чьих-то более опытных руках. Второе — вероятнее всего.
Я подошел к шнуру звонка, подергал. Мгновенно явился коридорный лакей.
— Слушаю, Ваше величество!
Я протянул ему коробочку с помадой.
— Отнеси это алхимикам. Пускай выяснят — что там еще? И передай Рэдрику, что я у себя. Он мне нужен срочно!
Лакей поклонился, забрал коробочку и исчез. Я осмотрел полки с книгами. Зачем? Действие скорее автоматическое, но сегодня я смотрел на старых друзей, которые никогда меня не предадут. Наверное, сегодня я их вижу последний раз. Семейная библиотека Эленсааров. Миллионы томов. Древнейшие книги. Кому теперь вся эта мудрость достанется? Я должен решить — кому. Впрочем, я уже решил. Еще двадцать лет назад.
Я дошел до своего кабинета, молча ответил на приветствие караула у покоев. Король отдал честь офицерам охраны. Что ж, я сам — офицер. Главнокомандующий моей армией. Я не смотрел на их лица. Последний парад? Рано еще открывать кингстоны. Рано.
На стене табло. Я давно велел моим магам его изготовить. И те постарались. Обратный календарь Хуора Эленсаара. На полированном камне светится число 45074 — дни. Сто двадцать три года, восемь месяцев и десять дней. Вот сколько мне еще жить. Таков наш удел. Жить двести лет и умирать молодыми, полностью истощив ресурсы организма.
Я еще не стар. Совсем не стар. Мне всего лишь семьдесят семь лет, а выгляжу я на тридцать. И до самой смерти мой организм замер на возрасте тридцать лет. Теперь моя жизнь укоротилась на сто двадцать три года, восемь месяцев и восемь дней. Смотрю на табло. Оно не знает. Мертвый, зачарованный на обратный отсчет камень… напоминание.
Я подошел к окну и раздвинул гардины. Солнце уже поднялось над морем. Шум прибоя не доносится до замка, а звуки города и порта остались по другую сторону. Ветер залетел в распахнутое окно и пошевелил волосы. Сквозняк. Я обернулся. В кабинет вошел Рэдрик. Мой старый добрый друг. Слово \"старый\" не годится для пятидесятилетнего мужчины. Он по-своему молод, но он не эленсар. Он не знает срока своей смерти.
Когда-то, тысячи лет назад наша семья пришла в этом на эти острова. Откуда? Предки стерли эти данные из архивов и накрепко запечатали за собой дверь(5)… Как потом выяснилось — не так уж крепко, если юная магичка, ученица, случайно сумела их распечатать. Дожил ли кто-нибудь до срока? Большинство. Болезни редки среди нас. Отец. Да. Отец умер, как и было рассчитано. В 200 летний день своего рождения. Час в час. Брат? Если бы не брат… не был бы я королем… во всяком случае, не сейчас. Брат был старше меня на восемьдесят пять лет. Первенец. Отец еще не был королем, когда он родился. И уже был — когда родился я. От его последней жены. Между мной и братом была и есть — наша сестра — любимая Анита-Амра. Где она? Отец ее выдал замуж за герцога Лиды. Но она — эленсарка, хотя и женщина. А они менее устойчивы к болезням и более эмоциональны. Они тоже не стареют, да ростом не обижены, а в остальном — обычная женщина, умнее остальных, конечно, но не умнее мужчин нашего рода.
По закону, я могу передать трон ее сыну — эленсару, а ее назначить регентшей, до его совершеннолетия. Правда, на это нужно согласие его отца — престарелого герцога.
А самое главное, мой преемник должен быть коронован еще до моей смерти. А вот это, при условии, что я действительно отравлен — нереально. Таков существующий расклад. Так думают во всем мире. И не знают о сюрпризе, что приготовлен мной.
Нужно обязательно послать официальное приглашение сестре, даже если оно запоздает.
Редрик кашлянул.
— Что с тобой, мой король? Ты на себя не похож.
Я вздрогнул. Задумчивость не к лицу императору-эленсару. Да, Анита — это хорошее решение, пусть в мире думают, что я паникую… Нужно немедленно отправить корабль. Корабль… это трое суток до Хабига — ближайшего порта Лиды, сутки, как минимум, ей понадобятся на сборы и еще двое суток — на обратный путь, итого, почти неделя… Я уже буду официально мертв и погребён. Она не успеет даже на церемонию похорон. Я повернулся к Рэдрику.
— Что? — осознание вопроса пришло чуть позже. — Да. Так. Задумался. — Не умею я и не хочу врать. А Рэдрик слишком хороший друг, чтобы его обманывать. — Вот что. — я положил на стол ключ из отеля. — Сделай так: в номере, что снял капитан Ленкорт, ты найдешь на постели труп девушки, нужно без лишнего шума и звона доставить его лекарям, так чтоб никто не видел — я хочу знать о ней все.
Рэдрик изменился в лице.
— Тебя пытались убить? — он мучительно скривился, — А я предупреждал тебя! Ну, почему ты никогда меня не слушаешь?
— Хватит скулить. Рэд. — я ненамеренно сказал это слишком жестко, — Сделай, как я сказал. Я должен до обеда знать о ней все. Кто она, откуда, как попала на остров, с кем встречалась? Ее имя. — я запнулся, — да, узнай ее полное имя. — раздражение, видимо, проскочило в моих словах. — Ты же знаешь, что я никогда не ошибаюсь… почти, никогда.
Рэдрик стал смирно.
— Что еще прикажете, Ваше величество? — Ну вот, обиделся.
— Ну, не надо, — Я обнял друга, — не надо. У меня сегодня трудный день. Она действительно хотела меня убить. Не она первая, не она последняя… Думаешь — Вольная наемница? Она не похожа на убийцу. Не профессионал.
— Может, мне объяснишь, что произошло? Ты ее убил?
Я покачал головой.
— Нет, она убила себя сама — отравилась.
— Нормальное дело, — кивнул Рэдрик, — обычная практика, чтоб не выдать заказчика.
— Она сказала, кто заказчик. — Произнес я тусклым голосом. — разговор о Лияре всколыхнул воспоминания ночи и ее смерть.
— Да ну? И кто же?
— Ее мать.
Рэдрик удивленно выкатил нижнюю губу, задрал брови до макушки.
— А кто ее мать?
Тут я развел руками.
— Ума не приложу, но меня она знает. Знала.
— Ладно, я пошел выполнять. За обедом обсудим, — сказал дружище Рэдрик, отходя к двери, — время есть. Тебе, наверное, стоит отдохнуть, поспи.
За ним закрылась дверь. А я усмехнулся. Поспи… поспишь тут.
Рэд вышел, а я, повинуясь порыву внезапно нахлынувшего бешенства, сорвал со стены камень с цифрами и запустил в открытое окно. Мне не стало легче. Нужно работать. Правда это или нет, теперь нужно работать как никогда! Так, будто все это правда.
* * *
Курьера с письмом Аните я отправил сразу, как только ушел Рэдрик. Я заканчивал составлять план реформ, когда вошел дежурный и доложил:
— К вам, магистр Фигула, Ваше величество. — Время: девять утра. Быстро он. Молодец.
— Пропусти!
Фигула Старгер — глава алхимиков Империи. Ровесник Рэдрика. Выбрит до блеска, или зельем каким мажет макушку, чтоб волосы выпадали и не росли. Фигула пришел в белом рабочем балахоне, в руках держит лист, на лице глубокая задумчивость. Я не вытерпел.
— Ну, говори! Что там?
Нет, он, все-таки, подошел к столу и протянул лист. Я пробежал глазами:
— Ореховое масло
— Пигмент улитки тыр-быр-фыр,
— Экстракт коры дерева хрен-поймешь,
— Вытяжка из корневища…
— Состав не содержит токсичных веществ.
Что это значит? Лияра все-таки лгала? Пугала меня? А чего хотела? Отравиться у меня на глазах? Нет, помада… ее убежденность. Тот, кто ее навел на меня и дал помаду, решил пошутить? Но есть признаки отравления, я чувствую. Я знаю. Но мне нужно официальное заключение об отравлении.
— Это что — шутка?
— Никак нет, Ваше величество, — это обычная губная помада. Довольно дорогая, судя по игридиентам. На рынке в порту такая коробочка стоит примерно одну золотую монету — Лит.
— Ого!
— А что вы ожидали в ней обнаружить?
— Мне сказали, что там медленный яд. — Белесые брови на лице алхимика полезли к затылку. Он пискнул, а я спросил: — Неужели ничего нет?
Фигула промокнул платком лысину.
— Ваше величество, мы ничего не нашли. А вы знаете, нет такого яда, чтоб его невозможно было обнаружить. Хоть следы, хоть что…
— Покажите баночку магам. — На лице алхимика промелькнула гримаска. — Не надо! Не надо гримасничать, Фигула! Мне ваши симпатии-антипатии по херу! — Я стукнул кулаком по столу. — Сейчас вам доставят труп девушки. Я хочу, чтоб вы с магами… — я повторил: — С магами!…ее исследовали досконально и доложили мне! Бросьте все силы на это дело. Даю час на выяснение!
Фигула с поклоном удалился. Снова вошел дежурный офицер.
— Ваше величество ждут в зале.
Ах… забыл! Тренировка, два часа. А зачем она мне теперь? Отменить? Нет. Никто ничего еще не должен знать. Нет бедствия страшнее, чем паника. Лияра действительно сделала мне королевский по щедрости подарок.
Тренировка закончилась через полчаса.
— Ваше величество сегодня вы бились хуже, чем вчера. — Тренер говорил, чуть опустив глаза, и вся фигура его выражала уважение. — Я слышал, вы провели бессонную ночь?
Вот трепачи! Все трепачи! Ну да… да… я… что я? Я ходил сегодня в порт, как и в другие дни. Сволочи, все сволочи и болтуны! — гнев нахлунул и так же быстро растворился. Что мне теперь? Эти люди — мне как родные. Они меня любят — я им верю.
— Раньше ты меня не упрекал за это. — Я судорожно ловил ниточку памяти, — Полковник Барреда.
— Раньше ваше Величество не показывали столь скверных результатов на тренировке. — Тренер меня огорчил, а я никак не мог восстановить дыхание.
— Совсем плохо?
Он поклонился.
— Раньше вы меня не подпускали так близко. Вы — устали?
— Да… что-то мне неважно, Барреда.
— Давайте, отложим до завтра?
— Пожалуй, так будет правильно.
Я отдал мечи подбежавшим ассистентам и на ватных ногах направился в бассейн.
Проходя мимо зеркала в раздевалке, увидал поседевшего мужчину… Рэдрика? нет, не его… там был я, только выглядел как Рэд… на все пятьдесят. Вот оно! Действие яда.
Я разделся и прыгнул в бассейн. Вода приняла меня, выбросила на поверхность. В несколько гребков я выплыл на середину и лег на воду, глядя на прозрачные квадраты купола и бирюзовое небо. Она не лгала. Отрава в помаде есть и работает. Что-то мне скажут маги и алхимики? Чтобы ни сказали — я уже все знаю.
В бассейне появился Рэдрик, присел на бортик.
— Король! — я не переворачиваясь, на спине поплыл к нему.
— Рассказывай.
— Девушка лежала, как ты и сказал. Мы упаковали ее в мешок для грязного белья и на тележке прачки вывезли из отеля, потом погрузили на повозку…
— Может быть, ты мне каждый камень на мостовой, попавший под ваши колеса, пересчитаешь? Короче! Кто она? — мне все тяжелее скрывать напряжение и раздражение.
Рэдрик замолчал, видимо перематывая в памяти приготовленное повествование до того момента, когда нужно было рассказывать о Лияре.
— Ее зовут, звали, Лиярвениза Аль Фахрадина… — он заглянул в карточку регистрации в порту, — Саланго, Ар Сияддин — это ученое звание.
— Она — агхазидка? — смутная догадка забрезжила на краешке сознания.
— По рождению да, асахи, асахайка. По вероисповеданию — нэреитка. А по гражданству, — он снова поглядел в карточку, — Республика Рамбат. Цель прибытия на Саармэ — наука.
Я перевернулся в воде и уцепился за край бассейна.
— Какая наука? Любви? Так она — профессор!
— Нет, мой король, она энтомолог — изучает бабочек, насекомых… Она действительно — профессор. Ты ведь бывал в Рамбате? Я слышал, ты учился в молодости там? Знаешь университет в Белизе?
— Да кто его не знает? Я ж жил там, когда Рамбат еще был Рипеном — Военная академия там же — в Белизе была. Потом ее перевели в Ивинсол близ Продубина, после моего выпуска.
— Верно… Вот она — профессор этого самого университета, — Рэдрик поглядел снова в карточку и запнулся… — Ты знаешь, сколько ей лет?
— Двадцать-двадцать пять… — выдал я свое предположение, уже зная его абсурдность.
— Сорок четыре. — Я погрузился с головой… вот-так да… я вынырнул.
— Сильна стала магия лекарей! Омолаживают — наверное, кровь чистят?
Рэдрик усмехнулся, ничего не сказал на мою шутку.
— Труп я передал Фигуле, они уже копаются в кишочках…
— Замолчи!
— Молчу.
Я задумался над сказанным. Вылез из воды, вытерся и принялся надевать приготовленную чистую одежду — льняную рубаху и штаны. Что мне сказать Рэдрику? Само собой, я должен ему рассказать об отравлении, но не сейчас. Он молча наблюдает за мной.
— Ты неважно выглядишь, Хуор, — сказал он. — Безумные ночи любви должны заряжать энергией и молодостью, а ты словно постарел. Я ж говорю — тебе нужно выспаться.
— На том свете высплюсь, — пошутил я, и, только произнеся фразу, ощутил, насколько истинен ее мрачный смысл.
Я поманил Рэда за собой и вернулся в кабинет, где уже не отсчитывались дни, оставшейся моей жизни. Мой друг, кажется, не заметил пропажи.
У дверей караульный офицер протянул мне пенал с письмом.
— Корреспонденция, Ваше величество.
Я взял письмо, осмотрел цилиндр, кроме надписи: Королю Хуору Эленсаару — лично. Ничего.
— Кто принес?
— Ваш секретарь!
— Позови!
С письмом в руках я прошел к себе. Рэдрик следовал за мной, заглядывая за плечо и изучая его издали.
Я не спешил раскрыть цилиндр, осмотрел его и обнаружил печать отеля. Значит, письмо пришло не почтой.
Вошел секретарь. Парень — лет двадцати. Выпускник Сааремского университета. Когда его направили ко мне, как мне доложили из ректората — парень сильно расстроился. Ничего. Мне лучше видно, что ему нужно. Гениев в экономике и так хватает. Этот нужен мне.
— Кто доставил письмо?
— Рассыльный гостиницы \"Фьорд\", Ваше величество. — секретарь побледнел. Он всегда бледнеет, когда я к нему обращаюсь, от этого огненная шевелюра его становится просто пламенеющей.
— Диппочту отправили? — спросил я, чтоб сменить тему. Мог бы и не спрашивать. Мое письмо Аните, напоминание, уже доставили. Регулярная армия герцогства должна сосредоточиться у границы Ханута — южной провинции Рамбата. А флот через сутки подойти к проливу Орнеды и перекрыть морской путь между Западным океаном и Восточным.
— Так точно! Переброска почты прошла успешно.
Спасибо покойному брату — Эрику.
Я взял лист из пачки на столе и написал распоряжение для Фогта Саббата — начальника тайной полиции. Сложив пополам, протянул секретарю.
— Передашь, кому указано, немедленно и лично. Можешь идти, я позову, когда будешь нужен. — Секретарь взял листок, поклонился и ушел.
Я уселся за стол у окна, так что бы свет шел слева, пригласил Рэдрика занять место напротив. Осторожно вскрыл цилиндр с письмом, вытряхнул скрученные листки, оболочку отдал Рэдрику — изучать, а листки расправил и придавил гранитным пресс-папье.
— Видимо, \"Фьорд\" это где она остановилась. — Рэд кивнул, — да, так указано в карточке порта.
— Когда она прибыла на остров?
— Вчера утром, на Лидийском транспорте \"Хариб\". Документы, видимо были в порядке, ее сразу пропустили в город.
Я не читая еще послания, внимательно поглядел на Редрика.
— Выходит, дамочка — лихая баба… была уверена, что именно вчера встретит меня?
— Не факт…
— Ты веришь, что наша встреча была случайной?
— Ни на минутку… очевидно, что все спланировано, только вот с отравлением у нее ничего не вышло, оттого она и покончила с собой. Я так думаю. — Я промолчал.
— Думаю, ее кто-то встречал. — Сказал я, — Фьорд и кабак Шхера — на разных концах острова.
— В смысле?
— В прямом. У нее есть информатор на острове. Тот, кто встретил ее, и тот, кто точно знал, что я вечером выйду в город. — Теперь Рэдрик уставился на меня.
— Хочешь сказать, что в замке есть предатель?
— Это очевидно. Как она смогла узнать меня? Откуда она вообще знала, что я пойду снимать проститутку именно в этот кабак? Поселилась то она на другом конце города и острова?
Рэдрик пожал плечами.
— Очень притянуто, действительно. Не нужно быть эленсаром, Хуор, чтобы понять это. Если предположить, что ее встречали, и встречающий знал, что ты пойдешь в город вечером, то почему ее не поселили именно там же?
— Значит, встречавший не знал, куда я пойду. С другой стороны, он так отводит от себя подозрения. Я на его месте, даже если б знал, не стал бы селить в \"Шхеру\", может поблизости… Вот что, Рэд, составь список всех, кто был в курсе моей вчерашней прогулки. — Я поглядел на часы. Десять утра. Еще четыре часа жизни улетело. Я поднял распрямившиеся листки.
\" Хуор! Если ты читаешь это письмо, значит, я уже мертва, а ты скоро умрешь следом за мной. План моей матери удался. Ты, конечно, забыл о ней. Зачем королю помнить о всяких \"букашках\"? О девках, которые нужны ему лишь для одного — постельной радости. Понятное дело, ты — эленсар, знающий срок своей смерти. Биологической смерти. Кто моя мать? Одна из 123 выживших в бойне, которую ты устроил пятьдесят пять лет назад во время Асахайской войны. Она поклялась отомстить тебе за все 12000 смертей, за кровь этих детей на твоих руках. Однажды она уже попыталась это сделать, но неудачно, оставив лишь шрам на твоём лбу. Она очень хорошо описала тебя — палач- Хуор. За полвека ты нисколько не изменился, и мне не составило труда опознать. Привычки твои тоже не изменились. Ты все также вечерами бродишь по кабакам в поисках развлечений. Найти майора Эленкорта, как тебя называли в Рипене, или инженера Елессаара, как тебя стали называть в Лиде, где ты строил плотину на Пронге… уж тем более императора Хуора первого Эленсаара — было нелегко. Но я нашла. Нашла и отомстила.
Ты, конечно уже отдал помаду для изучения алхимикам, и те лихорадочно ищут противоядие. Напрасный труд. Этот яд сделан специально для Эленсааров — для таких как ты. И теперь ты стареешь, только очень быстро… завтра к вечеру ты превратишься в трухлявый пень, в импотента, и сдохнешь. Твои лекари, вероятно, глумятся над моим трупом… мне все равно. Я уже с мамой в царстве Безутешной Нэре, и мы обе счастливы, что ты не доживешь до своего двухсотлетия, что ты не свершишь громадье своих планов и, главное — ты умрешь, не оставив наследника! Будь ты проклят! Мы отомстили!
Лиярвениза аль Фахрадина — дочь асахайского народа.
P.S. Да! Одну коробочку этой помады я от твоего имени отправила твоей сестре герцогине Лидийской — Аните-Амра. Путь тебя перед смертью обжигает мысль, что она тоже не доживет до своего двухсотлетия!\".
Я положил письмо на стол. Я все вспомнил. Рэдрик, увидав мое лицо, протянул руку за письмом.
— Можно?
— Читай. — Я отдал листки. Рэдрик принял письмо, читал несколько минут, а я уставился слепыми, от внезапно набежавших слез, глазами в окно… Память моя… идеальная память. Хотел бы забыть — да не забудется.
Пятьдесят пять лет… все было как вчера. 21 год мне, я выпускник Высшей военной школы в Белизе — третьем крупном городе Рипена — республики, в последствии объединившейся с другими в Рамбат. Курсант Эленкорт — отличник боевой подготовки. Отец велел мне сменить имя. Никто не знал, что я — младший сын имератора Эрика пятого. И вот я — артиллерист. Да, моя военная специальность — артиллерия. Баллисты и катапульты, паровые и пружинные. Ракеты на сжатом воздухе и перегретом паре — самых разных систем. У меня прекрасная память, я произвожу вычисления углов и баллистических траекторий за секунды в уме. Я держу в памяти все данные орудий. Асахайская война. Теория превентивного удара. Небольшой народ Асахи — асахайцы или асаги — в горах на северо-востоке Рипена. Независимый и гордый. Долгое время асахи считали себя независимым народом, хотя Рипен всегда полагал их своими жителями. Это недоразумение длилось веками, пока, после заключения договора о переделе мира — Асахай не отошел к Рипену. Они не пожелали покориться. Главным аргументом был религиозный конфликт: асахи — отказались от поклонения двум Богам — Литу и Нэре, объявив, что бог — один, невидим, неназываем и довольно ревнив. Что все, кто не признает этого — неверные и недостойны жить пред Богом и в свете Его любви.
Они объявили, что не станут платить податей неверным. Религиозные фанатики.
Они убивали сборщиков налогов, отрезали им головы и отправляли посылки в финансовое управление.
Они объявили войну республике Рипен и захватили пять приграничных городов, мечами принудив жителей принять новую веру. Это война мышей против кошек. Чего они добивались?
Армия Рипена вышла угомонить распоясавшихся религиозных безумцев.
Лейтенант Эленкорт принял батарею, и так хорошо воевал при осаде Фадра — небольшого городка в горах Дор, западном отроге Большого рипенского хребта, уходящем на запад до океана и фактически отгораживающем Рипен от проклятых земель Харанда. После разрушения города я был вызван в ставку Верховного главнокомандующего, награжден орденом \"Офицерской доблести третьей степени!\" произведен в звание майора и командира артдивизиона, а это 300 орудий и полторы тысячи единиц прислуги.
Я получил свою маленькую армию и предписание передислоцироваться в распоряжение командующего фронтом. Путь мой пролегал через Асахайский перевал. Можно было б пойти ущельем — это дольше, армия бы вытянулась на несколько километров вдоль реки Пры. Второй путь шел через перевал — верхом, там дорога была шире, и хотя нам пришлось бы тащить на высоту трех километров орудия и боеприпасы, я решил идти верхом. Так я считал — меньше риска попасть в засаду.
У меня был порученец из солдат. Смышленый малый шестнадцати лет. Как его звали? Серик… да Серик Оорт. Мы пошли через перевал, это позволяло сократить время на десять дней… Огибая кряж, мы вышли в небольшую долину — плоскогорье.
Передовой отряд заметил крепость в скалах. На карте моей ничего отмечено не было. Над центральной башней развивался черно-розовый флаг народа Асахи.
Боевая крепость!? Данных о ней не было никаких. Секретный объект противника? Я отправил разведку в поисках местных жителей: пастухов или охотников, и одновременно, парламентеров с предложением сдаться. К сожалению, местных жителей найти не удалось. Армия Рипена теснила противника в долине. За перевалом — Главная крепость Асахайцев — Крекс. А этот укрепленный пункт — никому не известен.
На что им надеяться в этом горном гнезде? Я и не подозревал тогда, что моя ассоциация в обозначении крепостицы точно соответствовала настоящему ее имени на языке Асахи — Гризмер. Я со своими математическими мозгами не мог допустить, то, что допускали предводители восставших — Ни один нормальный военачальник не пойдет верхней дорогой! Как и не могли они подумать, что у того безумца окажутся тяжелые дальнобойные орудия. Это — провидение. Нижний рукав — через ущелье хоть и длиннее и уже — но ровнее и не так крут. Армия растянется на несколько суток, но меньше устанет. Приказ командующего не оговаривал пути, но по времени, отпущенному на выполнение, соответствовал нижнему маршруту.
А я пошел! Для меня фактор времени в тактике — решающий, как фактор внезапности.
Парламентеры не вернулись. Из-за крепостной стены вылетел мешок с головами. Еще там был кусок козьей шкуры с безграмотной надписью печатными иероглифами, которую модно было понять так: \"Вы вси умрети нивернаи сабаки!\"
Я отдал приказ атаковать. Орудия расположились полукругом и тремя рядами. Я обстреливал эту крепость целый день — двенадцать часов, в надежде, что найдется хоть одна трезвая голова, которая спустит боевое знамя и поднимет сигнал о сдаче. Полдня они огрызались. Их каменные снаряды не долетали даже до первой линии моих батарей. От ударов дрожала земля.
К вечеру я дал команду прекратить. Серик возбужденно уговаривал отпустить его на переговоры. Меня мучили сомнения. Я собирался послать предложение о сдаче в том же мешке, в котором получил головы моих солдат, а Серик летел к воротам крепости на своей рыжей лошадке. Лошадка вернулась через час, волоча за собой его труп. С этого момента бомбардировка крепости не прекращалась трое суток. И уже когда от нее осталась лишь гора дробленого камня, командиры орудий и вся прислуга пошли на приступ.
Да, мне хотелось отомстить за Серика… Я не произносил ритуальных фраз. Я — воин, а не мститель. Кто убил мальчишку? Какая мне разница? Я ждал, что уцелевшие защитники крепости выйдут в рукопашную… я шел с мечами в руках, мечтая изрубить в капусту любого, кто попытается оказать сопротивление, но не вышел никто. Мы принялись разбирать завалы, складывая трупы перед крепостью на лугу. Из взрослых мы насчитали семьдесят четыре старика и пятьдесят пять старух, семьсот женских трупов, остальные были мальчишки и девчонки не старше тринадцати-четырнадцати лет. Все были мертвы, а кто ранен, те кончали с жизнью на наших глазах, вспарывая себе животы с фанатичным блеском в глазах. Потом я узнал, что все они напились настойки дерева Каза. Боль не тревожила их, и разум оставил…
Мы нашли уцелевших десятилетних девочек и мальчиков с малышами и младенцами в подвалах, куда добрались к исходу третьих суток после обстрела. Я этого не видел. Меня связали и положили в обозе, отобрав при этом мечи и ножи. В тот день я плакал первый раз в жизни. Я проклинал себя и войну и Асахайских фанатиков… Друзья-офицеры напоили меня вусмерть… трупы закопали, детей обозом отправили в комиссию по перемещенным лицам. Помню, отрезвев немного, я стоял, тупо глядя на повозки с детьми… одна девочка из старших подбежала ко мне, плюнула и что-то гневно кричала, проклиная.
Добравшись до расположения командующего, я подал отчет, следом рапорт об отставке. Меня рвало при одном воспоминании о пережитой бойне.
Предводители агхазидов Асахи, узнав о гибели \"горного гнезда\" покончили с собой — точно также, вспоров себе животы. Война закончилась. Представителям асахи запрещено селиться обособленно и создавать места компактного проживания. Им запрещено также отправлять религиозные культы и обряды, противоречащие законам республики.
Однако, желая, видимо, сгладить вину перед малым народом, меня судили. Как военного преступника. Приговор прозвучал странно: \"За невыполнение приказа, самовольное вступление в боевые действия без приказа руководства, использование имущества армии Рипена в личных целях: лишить бывшего майора Эленкорта званий и орденов, как опозорившего честь офицера и изгнать из страны\".
Странно, ведь я к тому моменту уже два года был в отставке, но находился под домашним арестом. Приговор принял с равнодушием. Политика — грязное дело. Не менее грязное, чем война.
Учитывая, что никаких репрессий и задержаний ко мне не применили, наоборот — остракизм, я уехал в Лиду, куда меня пригласила сестра, и там занимался строительством плотин на реках. Строительство и гидротехнические установки — моя гражданская специальность.
После работы я традиционно шел в корчму, там обязательно находилась смазливенькая девица не отягощенная моралью. Так прошло одиннадцать лет. Однажды, от сестры прибыл порученец и привез письмо, в котором сообщалось, что наш брат Эрик — тяжело болен, и мне надлежит немедленно выехать домой, на Саармэ. Эрик пятый Эленсаар — император-ученый. Он занимался… черт, я даже не могу толком понять, чем он занимался. Что-то связанное с высокими энергиями и пространством.
Я отправил необходимые письма руководству строительства, и в тот вечер в деревенской корчме встретил чернобровую горянку лет двадцати. Мы пили за мой отъезд. Она танцевала, аккомпанируя себе колокольчиками на ногах и руках, поддерживая ритм ударами в небольшой бубен… она танцевала для меня! Помнится, захмелев, я обнял ее за талию и спросил:
— А со мной станцуешь? Давай, кто кого!?
Она кивнула и потащила за собой в круг между столами. Посетители корчмы хлопали, а мы танцевали. Она крутилась вокруг меня. Это было соревнование, кто истощится скорее? Откуда ей было знать, что Эленсаары не устают. Мы двужильные, стожильные… и конечно, она повалилась мне на руки, а я, получив награду, понес ее к себе в комнату под одобрительный хохот и аплодисменты посетителей корчмы.
Она отдалась добровольно, я бы даже сказал — с удовольствием, и, лежа рядом со мной, она спросила на ломаном лидийском:
— Ты мой замуж?
Я отодвинулся и покачал головой.
— Нет… мне не нужна жена… — я ждал слез. Чего угодно. Но она вдруг взвилась, оседлала меня, и чудом я перехватил ее руку с кинжалом, уже рвущем кожу на лбу, я откинул ее. А она рычала и шипела:
— Ты умрешь, неверный! Убийца! Ты умрешь, будь ты пирокляты! — Я отобрал у нее кинжал, кое как перевязал голову, собрал вещи и ушел. Через сутки я уже был в порту, а через неделю прибыл на Саармэ.
На месте \"Горного гнезда\" теперь большая могила и развалины. А имя Хуор у народа асахи означает — дьявол. Как мне потом рассказали, у асахи ходит легенда, что демон смерти Шихра вселился в Хуора — меня. Бред. Сказки.
Значит танцовщица и агхаббитская девочка из крепости — это один человек — мать Лияры? И тут меня словно подбросило. Ну конечно — это она! Рэдрик, положивший письмо на стол, удивленно уставился на меня. Я ничего не успел сказать. Вошел дежурный. Внезапное озарение, я заставил себя закрыть рот.
— К вам магистр Фигула и Легир Арахенский, ваше величество!
Вовремя, ничего не скажешь.
— Пропусти! — Я скатал письмо и засунул обратно в пенал. Рэд прочел, о том, что я отравлен. По его поведению, было заметно, что он рвется что-то спросить, но я, глядя на входящих, только приложил палец к губам и качнул головой \"не надо\".
Магистр Фигула и глава магов Легир, вошли, я указал им на кресла у стола и осведомился:
— Ну, господа — специалисты, что вам удалось выяснить?
Фигула взял слово первым, видно, они так заранее уговорились.
— Когда вы, ваше величество, распорядились показать помаду магам, вы оказались как всегда — правы. — Ну конечно! Не смажешь — не вставишь! Хорошо, Фигула — прогиб засчитан. Я знаю, что я — гений! Я промолчал, — Помада действительно отравлена. О свойствах этого яда уважаемый Легир расскажет лучше меня. — Я перевел внимание на мага, но боковым зрением наблюдал за Рэдриком. Тот с момента прочтения письма сделался суетлив, и, пока маг не начал докладывать, быстро проговорил:
— Я вас покину ненадолго, ваше величество?
Я кивнул. — Рэд выскочил из кабинета.
Легир разложил перед собой листки.
— Ваше величество, в коробочке с помадой яда как такового — нет. Для простых людей она абсолютно безвредна. Ореховое масло, составляющее основу помады, зачаровано исключительно на кровь Эленсааров таким образом, что фактор, стабилизирующий процесс старения — разрушается, а само старение многократно ускоряется.
Фигула кивнул, он смотрел на меня поседевшего, и тут в его глазах загорелось понимание. Я жестом остановил его порыв.
Что ж вот все и подтвердилось. Легир замолчал, тоже глядя на меня. А Фигула, понявший, молчал, как я приказал.
— Да, уважаемые, меня отравили. — Я проговорил это спокойно и с некоторой усмешкой. Только давайте без ненужных эмоций… все слова приберегите для похорон. У меня не так много времени, чтоб тратить его на эмоции. Что вы можете доложить по девушке?
Фигула вышел из ступора и принялся сбивчиво рассказывать:
— Начну с того, что она — эленсар. Ее биологический возраст не добирает до физиологического. Состояние ее органов соответствует примерно двадцати пяти — тридцати годам. В крови ее еще сохранились остатки стабилизирующего фактора старения. Фактически она отравлена дважды: ядом из помады и быстрым ядом растительного происхождения — слевзики — растение широко распространенное на землях империи. Шарики с этим ядом можно купить на рынке в порту, моряки его используют для травли крыс в трюмах кораблей. — Я кивнул. А Фигула продолжал: — при вскрытии, однако обнаружилось, что девушка тяжело больна. — Я насторожился.
— Поподробнее!
— У нее в очень тяжелой форме развивался рак крови, ваше величество, если б она не отравилась, она умерла бы через пару месяцев. — Я понял. Понял очень многое. Лияра — кукла, марионетка… мой враг дергал ее за невидимые ниточки. Асахи и кровная месть — такой удобный инструмент.
Оба специалиста чуть не хором обратились:
— Ваше величество, позвольте нам попытаться спасти вас?!
Я усмехнулся.
— Валяйте. Что от меня нужно?
— Ваша кровь, — сказал Фигула, доставая из кармана балахона стеклянный цилиндр, в котором каталось несколько прозрачных капель.
Я засучил рукав, скрутив его жгутом, и несколько раз качнул кулаком, протянул алхимику. Он приложил цилиндр крышкой к руке, щелчок — в сосуд ударила тонкая багровая струя, рассыпавшаяся алым бисером по стенкам. Когда сосуд наполнился, еще раз щелкнуло, Фигула положил кровь на стол, осмотрел место инъекции. Там остался маленький кружок от присоски.
— Все нормально, — сказал я, опуская рукав. — Колдуйте.
Я позвонил в колокольчик. Вошел дежурный офицер.
— Секретаря, живо! И распорядитесь подготовить мою яхту. — Я поглядел на специалистов. — Магистры Фигула и Легир останутся в замке под домашним арестом. — Те аж подпрыгнули. — До особого распоряжения. — Я их успокоил, — не волнуйтесь, сутки — двое.
Офицер отдал честь и вышел.
— Значит так, господа специалисты, вы знаете больше, чем мне б хотелось. Но в том нет вашей вины. Сможете создать противоядие — честь вам и хвала. А не сможете… — я увидел, как они напряглись, — побудете в замке до моей смерти, я не хочу, чтоб эта информация растеклась по островам.
Маг и алхимик удалились. Вошел секретарь, с ним начальник тайной полиции. Секретарь доложил о нем, я взмахом руки остановил его.
— Сынок, сядь тут, — я указал на еще теплое от зада алхимика кресло. — Если ты думаешь, что у меня ранний склероз, и мне нужно напоминать в каком звании и как зовут начальника тайной стражи, то ты ошибся. — Парень опять побледнел. Я достал из стола бутылку Салийского два бокала и открывалку. — Займись-ка. — И, пока парень открывал и наливал, обратился к главному контрразведчику империи.
— Что вам удалось выяснить о ней?
Генерал Саббат, а по нему не скажешь, что он генерал — очень неприметная скромная личность, не садясь, принялся докладывать:
— Особа, связи и знакомства которой вы поручили нам установить, прибыла на Саармэ вчера в час по полудни, на лидийском транспортном судне \"Хариб\". Согласно ее документам, она — исследователь насекомых, сотрудник Вализского университета, откомандирована в Саармэ для отлова бабочек на островах Халанского архипелага.
— Посреди учебного года? — засомневался я.
— Я тоже удивился, но как мне объяснили наши специалисты, у этих тварей короткий период вегетации — размножения, они вылупятся из куколок через три дня, неделю будут спариваться, завалят яйцами все острова, после чего разом сдохнут. Трупы и яйца являются частью пищевой цепи, каких-то птиц и рыб… — я кивнул. Все логично. Ученая дамочка едет в мою империю — ловить редких бабочек, останавливается на сутки на моем острове, встречает меня, узнает, травит, травится сама, при этом, будучи смертельно больной, перед тем как встретить меня, пишет и оставляет письмо на мое имя, с точным указанием утром отправить его во дворец. Что-то во всей этой истории не укладывается. Хорошо, она живет — не тужит у себя в Рамбате, ее фанатичная мамаша накрутила ей мозги насчет кровной мести, но она не торопится ее исполнять, пока… пока не узнала, что сама смертельно больна? Или у нее не было яда? Или вообще что? А, может быть, у нее не было плана… У меня сложилось стойкое ощущение, что ее будто вели за руку. В таком случае — кто вел? Скорее всего, у нее не было яда. Для меня.