Kara no Kyoukai: Paradox Paradigm
Kara no Kyoukai: Спираль парадокса
Перевод: chernob
Корректура: Rosetau
Когда я был ребенком, то все время держал в руках этот маленький кусочек. Это была маленькая уродливая вещица с тупыми неровными зубцами, которые вгрызались в кожу, когда ты ее сильно сжимал. Мне часто казалось, что я держу в ладони все одиночество холодного декабрьского дня. И все же я любил этот маленький металлический кусочек.
И когда я вращал его, мне нравилось слушать, как он издает щелчки – несколько раз в начале дня, несколько раз в конце. Этот звук придавал мне сил, но одновременно в нем звучали какие-то странные меланхоличные нотки.
Со временем я обнаружил, что эти спирали дней подходят к концу. Единственное, что осталось – это серебряный блеск металла и прохлада его поверхности. Я уже не чувствовал радости от того, что он лежал в руке, лишь кровь иногда сочилась, когда я сжимал его слишком сильно. Мне не было грустно. Может, я никогда и не чувствовал печали. Это просто обычный кусок металла, ничего более. И когда я стал старше, даже его блеск - который когда-то казался таким волшебным – куда-то исчез.
И тогда меня осенило: вырасти – значит выбросить свои фантазии ради умения выживать. Я сам дошел до этой мысли и был очень горд.
Пролог
В этом году осень прошла так же быстро, как и наступила.
Едва наступили последние дни ноября, в которых уже вовсю хозяйничала зима, Токийское Отделение Полиции столкнулось с еще одной странной историей, которая прибилась к их берегам. Признаться, Отдел Расследования Преступлений довольно часто сталкивался с историями о привидениях, и этим он был похож на городские больницы. Словно вокруг круглогодичного костра, который развели в темном углу, собрались люди и начали делиться новыми историями, которые город решил произвести на мельнице убийств.
Видимо, поэтому, когда детектив Акими интересовался каким-то делом, оно заслуживало внимания. Акими построил свою карьеру на камнях детективных романов, он был человеком, который любил тайну. К тому же, если он услышит слух об очень необычном отчете - не пройдет и минуты, как он уже будет висеть на телефоне и звонить насчет этого отчета.
Пока, однако, чтение написанного отчета мало что ему говорило. В нем рассказывалось о странно провалившейся краже, случившейся в жилой высотке неподалеку от центра города в начале октября. Преступник уже имел приводы, обычное воровство: грабил дома тех, кто просто оставлял их незапертыми. Просто, старо, но все еще эффективно. В тот день, он забрался как раз в такой дом, понаблюдав за этим местом и дождавшись, когда кто-то уйдет - на что он, видимо, и рассчитывал.
Дальше начиналось самое интересное. Судя по всему, тот же человек прибежал в ближайшее отделение полиции с криками о помощи. Находящиеся на посту офицеры с трудом смогли понять, что он видел трупы людей, живших в квартире, куда он вломился. Офицер немедленно проводил его до квартиры, где обнаружил, что семья, о которой он говорил, и правда была там. Но все ее члены были живы. Они пребывали в добром здравии и наслаждались семейным ужином. Вор не поверил своим глазам, но офицера интересовало только то, что этот человек признался в краже, и потому задержал его.
Откинувшись назад на скрипучем стуле, детектив Акими выдохнул «что за хрень». Подозреваемого проверяли - тесты на алкоголь и наркотики были отрицательными, он не страдал от каких-то проблем с психическим здоровьем. Действительно, странный и интересный отчет, но в остальном здесь не было состава преступления, если это вообще можно было назвать таковым. Едва ли это дело было похоже на то, из-за которого половина отдела стояла на ушах: четверо пропавших один за другим, ни единой зацепки, да еще четыре семьи, которые нужно было заставить как-то замолчать. Как и во время серийных убийств три года назад, это обернулось множеством бессонных ночей, и ему точно не нужно было еще одно дело.
И все же, когда он читал этот отчет, волосы на голове вставали дыбом. Этому чувству он научился доверять как инстинкту – там было что-то, оно ждало, когда к нему придут; быть может, даже сам отчет мог стать отдельным делом.
- Надо бы позвонить.
Акими поднял трубку своего телефона и прижал ее к уху. Он набрал номер станции, с которой пришел отчет. Подошедшего к телефону офицера Акими расспросил о деталях отчета. Проверяли ли они других жильцов? Нашли ли какие-то несовпадения между описанием трупов и семьей в квартире? Но все ответы совпали с тем, что он ожидал услышать - они действительно опросили соседей, которые ничего не заметили, и описание семьи было идеально точным за исключением их состояния. Кратко поблагодарив, Акими положил трубку.
В тот же миг его позвали.
- Кому ты звонишь, Дайске? Тебе нужно выезжать. Только что нашли тело второго, ты ведь главный по этому делу.
- Черт возьми, еще один? Не говори мне, что это еще одно полусъеденное тело.
Друг Акими ответил лишь кратким кивком, а это значит, что надо отбросить свое любопытство и выезжать. Этот отчет никого не интересовал, да и выглядело это как очередной глухарь. Нет ничего приоритетнее нового дела о серийных убийствах. Таким образом, отчет отправился назад в файл в шкафу, куда-то, где он будет забыт даже детективом Акими, любителем тайн Отдела Расследования Преступлений.
Спираль Парадокса - 1
В первые дни октября по улицам уже гулял холодный ветер.
Ветра ледяными пальцами дарили нежные ласки фонарным столбам и мусорным бакам. Обычно в 10 вечера город выглядел живым, но эта ночь была другой. Этой ночью разбросанные лужи света на улицах, от витрин магазинов до уличных фонарей, лишь подчеркивали маленькие тени и силуэты, играющие среди них. В этом году зима наступала рано, и, учитывая температуру, снегопад никого не удивит. Силуэты людей в куртках, покидающих железнодорожные станции, выглядели абсолютно безжизненными. Подобно роботам, они быстро шли к своим домам, и не останавливались, чтобы посмотреть на витрину или пропустить теплую чашку кофе. Они торопились, потому что все, чего они хотели, это поскорее оказаться дома, в теплоте и уюте.
От волны людей до исчезнувшего тепла, и даже магазинов, чьи огни кажутся чуть тусклее - мальчик видит все это. Он сидит рядом с торговым автоматом, расположенным в закоулке одной из улиц, и неподвижно наблюдает за людьми, выходящими со станции. Словно прячась, он сидит, прижав ноги к груди, с жалобно тонкой фигурой, по которой сложно определить его пол. Его волосы, выглядящие как неопрятный пучок соломы, окрашены в рыжий цвет. На вид ему шестнадцать или семнадцать лет. Взгляд слегка прищурен, но едва ли парня что-то заинтересовало. Он странно одет: грязные джинсы, синяя куртка, которая на размер или два больше, чем нужно, и на этом все. Неудивительно, что у него стучат зубы.
Он долго сидит там, и лишь когда толпа людей, покидающих станцию, начинает уменьшаться, его окружает группа молодых парней.
- Здорово, Томое, - говорит один из них, даже не пытаясь скрыть насмешку в голосе.
Рыжий мальчик не отвечает.
- Ой, ладно тебе, Эндзе, не будь таким засранцем и не игнорируй нас, - настаивает он.
Поднимая парня за его куртку, он заставляет его встать с земли. Теперь он видел всех их, пять человек, окружающих его, почти такого же роста, как и он – все они были примерно одного возраста.
- Что, ты перестал ходить в школу, и мы теперь незнакомы? - продолжает тот же человек.
- О, я понял. Наш маленький Томое теперь гребаный взрослый, так что он не разговаривает с детишками вроде нас, да?
Его товарищи хихикают в ответ. Но когда все стихает, Томое продолжает игнорировать их. Раздраженный парень, держащий Томое, ворча отпускает его, только чтобы сжать руку и ударить того в лицо. Томое падает на землю и слышит отчетливый звенящий звук чего-то металлического, выпавшего из кармана.
- Эй, друг, даже не думай засыпать.
Опять смех. Звенящий звук, кажется, пробуждает Томое Эндзе из того состояния шока, в котором он пребывал до этого момента. Он шепчет свое собственное имя, словно это какой-то ритуал реанимации, вспоминая, кто он такой и почему он был здесь. Придя в себя, он смотрит на окруживших его парней, признает в них своих одноклассников, бывших «друзей». Обычные ученики, играющие во взрослых.
«Охотятся на слабых людей вроде меня», - думает Томое.
- Айкава? - спрашивает Томое. - Какого черта ты тут забыл в такое время?
- Хотел узнать то же самое. Мы все волновались, что ты будешь отсасывать тут за ресторанами, просто чтобы выжить. Прям как вшивая девчонка. Неужели так и есть?
Он смотрит через плечо на своих соратников.
Из-за чрезмерно худого телосложения Томое все время называли девчонкой. Он никогда не обращал на это внимания, и сейчас сделал то же самое. Но все же подобрал пустую алюминиевую банку, из которой пил несколько минут назад.
- Эй, Айкава, - говорит Томое. Айкава снова оборачивается к нему.
- Чт…
Как только Томое видит, что прыщавое лицо повернулось к нему с полуоткрытым ртом, он запихивает в него банку, вворачивая ее настолько глубоко, насколько хватает сил. Сразу после этого парень изо всех сил бьет по банке. Теперь падает Айкава. Удар Томое частично разломал банку, заставляя ее ощетиниться острыми краями, и когда Айкава откашливается на земле, из банки и изо рта капает кровь.
Спутники Айкавы в оцепенении. Они думали, что просто позадирают бывшего одноклассника, может, даже заберут немного денег. Но им никогда не приходило в голову, что все это может закончится дракой.
- Все еще дерьмо вместо мозгов, - сухо комментирует Томое.
После этого он несколько раз пинает Айкаву в голову, как будто он хочет убить его – полная противоположность его флегматичному поведению минуту назад. Айкава больше не двигается, и Томое не знает, оттого это, что он без сознания, или оттого, что у него сломана шея. После нескольких быстрых ударов, Томое убегает, пока Айкава и его дружки не пришли в себя. Думая, что толпа только замедлит его, Томое сворачивает к одной из боковых улиц, где он может скрыться в острых, запутывающих поворотах. Спустя несколько секунд после того, как он начинает бежать, парни, которых он оставил позади, бросаются погоню. Он слышит их злобные крики за спиной.
- Засранец, думаешь, после такого мы тебя отпустим? Убьем мразь! - кричит голос, отдающийся эхом в аллее, приводя всех в ярость. Через капилляры города, они преследуют Томое, как в живой игре, они жаждут крови.
- Убьем мразь!
Я позволяю этим словам позвучать у меня в голове и от души смеюсь про себя. Я слышал ярость в их голосе, слышал, насколько они серьезны, они, наверное, исполнят это, когда догонят меня. Но они ничего не понимают, как это не понимает любой, кто говорит про убийство в шутку. Они не знают, что с тобой происходит после того, как делаешь это первый раз. Они не знают, что делает убийство с человеком. Но я знаю.
Я убил кое-кого прямо перед тем, как пойти на станцию. Я помню, как сжимал нож, и чувствовал нежность каждый раз, всаживал его в тело. Только воспоминания об этом заставляют меня дрожать, и меня начинает тошнить. Зубы снова стучат, и мой разум отталкивается от воспоминаний с силой урагана. Эти парни не понимают, как далеко это может тебя унести, поэтому они могут говорить про «убийство» так, как будто просто идут на прогулку.
Думаю, мне придется их проучить. Я концентрируюсь на мыслях и позволяю моему внутреннему смеху превратиться в маленькую улыбку. Я не считаю себя очень жестоким. Я верю в принцип «глаз за глаз», но сегодня ночью был первый раз, когда я ответил на удар. Я вернул больше, чем надо - не похоже на меня, но я сделал это. Может, поэтому мне на самом деле понравилось ощущение того, что я не сдерживаюсь.
Я забегаю в узкую аллею, зажатую между двумя зданиями, подальше от главной дороги и всех любопытных глаз и ушей. Я останавливаюсь там, прямо на углу, думаю, что это лучшая точка для представления. Немногим позже они догоняют меня, и все происходит мгновенно. Один из них, самый первый, забегает за угол аллеи, и мне требуется лишь доля секунды на то, чтобы узнать обидчика, прежде чем броситься на него. Ладонь левой руки летит прямо в его челюсть. Я очень быстро размышляю. В драке любителей все решается тем, кто дольше выстоит в обмене ударами. Я знаю, что у меня нет ни малейшего шанса победить таким образом, особенно когда меня превосходят числом, так что мне придется убить их одного за другим, прежде чем меня возьмут в кольцо.
Парень, которого я только что ударил, пытается вернуть должок, но я втыкаю палец в его левый глаз. По ощущениям напоминает немного жесткое желе, я проворачиваю палец.
От его крика любой бы покрылся холодным потом. Прежде чем он придет в себя, я хватаю его и убиваю, кинув головой в стену. Когда голова ударяется о бетон, раздается глухой стук, и когда я отпускаю его, тело соскальзывает по стене на землю, затылок его головы оставляет ленивый кровавый след на стене, а его левый глаз - стекающее кровавое месиво. Но, скорее всего, после такого он не умер. Я отворачиваюсь от него, чтобы встретить остальных четырех, и если мне повезло, они будут самую малость шокированы криком их товарища. После того, как они сворачивают за угол, они тут же замирают от вида своего друга. Как я и думал, эти парни не готовы. Они, наверное, видели свою долю случайно пролитой крови в уличных драках, но никогда не встречали тела, из которого на асфальт вытекает жизнь. Не тратя времени, я атакую ближайшего, ударяя его и потом хватая за волосы. Я быстро опускаю его голову, затем подкидываю колено к услужливо дождавшемуся лицу. Низкий хрустящий звук говорит мне, что я сломал ему нос. Я наношу еще три удара коленом для верности, после чего бросаю локоть на его затылок. Этот удар отдается в моей руке болезненным ощущением.
Двое готовы. Мое колено темно-красное, покрытое кровью второго.
- Эндзе, ты ублюдок!
Последние наконец приходят в себя. Лишившись рассудка и здравого смысла, они все кидаются в драку одновременно. Тогда я осознаю, что со мной покончено. Я не могу драться с тремя одновременно, и они лишь подтверждают это.
Они бьют и пинают меня, толкая на стену, о которую я только что ударил их друга, до тех пор, пока я не падаю на землю. Я чувствую, как костяшки врезаются в мои щеки, и я вздрагиваю от каждого удара, попадающего в живот. И все же они дерутся не так, как дрался я. Нет свирепости. Они не убьют меня. Не хотят. Но если они продолжат, я определенно умру. Они не знают, что ломают мне кости, вызывают внутреннее кровотечение и перебивают дыхание. И мне очень больно от того, что моя смерть будет медленным и болезненным спуском в ничто.
Видите? Даже если никто не хочет этого, люди убивают других людей.
Удары продолжают сыпаться на меня, а я думаю: кому в конце придется тяжелее - таким как я, которые и правда хотят убить, или таким как они, которые совершают непреднамеренное убийство?
Мое тело все в синяках, но боль становится привычной, почти приятной. Я уверен, они тоже постепенно втягиваются в процесс. Немного времени – и им это начнет нравиться, они не смогут остановиться.
- Ну, разве не мило мы выглядим с таким личиком, Эндзе? - говорит один из них.
Он резко бьет ногой в грудь, и мой кашель оставляет во рту привкус крови. Я в нокауте и понимаю, что, может быть, у меня осталось лишь несколько драгоценных секунд, прежде чем они окончательно выбьют из меня жизнь, ту самую жизнь, которую я никогда не ценил по достоинству. Кулак бьет меня в глаз, и половина внешней картины улицы чернеет. В этот момент я слышу слабый звук. Снова удар тишины. Еще удар. Кажется, они не двигаются.
Заплывшим глазом я вижу троих парней, обернувшихся ко входу в аллею. Я смотрю в том же направлении, стараясь не обращать внимания на нарастающую боль в глазах.
Мой разум застывает.
На фоне входа в аллею виден силуэт человека, который явно не принадлежит этому месту. Стучащий звук, который мы все слышали, исходит от деревянной обуви гета. Красная полоска и овальная форма видны даже с этого расстояния. Женская гета. И одежда на ней очень необычная: красная кожаная куртка поверх простого оранжевого кимоно.
Тень двигалась, каждый шаг звучал как деревянный колокольчик. Движение женщины - гипнотическое колебание одежды и небрежно обрезанные угольно-черные волосы, которые заставляли тебя замереть, и я почти забыл себя. Призрачная белая кожа и глаза чистой пустоты. Такое не каждый день увидишь, а особенно не встретить такую в переулке, полном рассыпанных осколков от бутылок и выброшенных шприцов.
Женщина… девушка. Я не могу различить ее пол, но почему-то я знаю, что это девушка.
- Эй, - говорит она и подходит все ближе.
Троица, окружавшая меня, теперь идет ей навстречу. Я прекрасно знаю, что они собираются с ней сделать.
- Нечего вам тут делать, леди.
Трио разминает пальцы перед новым раундом насилия, они едва сдерживают возбуждение в своей походке. Они идут, чтобы окружить одинокую девушку. Неспособный двинуться, со словами в виде тяжелого дыхания, я ничего не могу сделать, кроме как проклинать их про себя. Я пришел сюда, чтобы избежать невинных жертв, и тем не менее она тут. И лишь потому, что она выбрала неправильную аллею, чтобы срезать путь домой, она станет их жертвой.
- Девка, я же не шучу! - кричит один из тройки. - Не слышишь, что тебе говорят?
Девушка снова молчит, но в мгновение ока она протягивает руку и хватает за руку одного из парней. Тянет. Ее поза слегка меняется, она вкладывает весь вес в движение и бросает парня на землю одним резким толчком. Мне казалось, все это шло словно кадр за кадром, как будто я поворачивал рукоятку на старом проекторе.
Оставшиеся двое пытаются броситься на девушку, и она резко бьет ближайшего в грудь ладонью, заставляя его без сознания свалиться на землю, словно куклу. Она разобралась с ними за пять секунд, когда я потратил так много усилий, чтобы справиться с ними один на один. Последний, должно быть, тоже все понял, и как только второй упал, он развернулся и попробовал дать деру. Она остановила его быстрым ударом в голову, с едва слышным шорохом одежды. Как и первые двое, он был без сознания.
- Ай. В буквальном смысле дубоголовый попался, - ворчит она, поправляя складки на кимоно.
Я слежу за ней, интересуясь, собирается ли она вообще говорить со мной. Странно, но в целом мне нравится, что я все еще могу различить ее силуэт в таком изолированном месте, где почти нет света.
- Эй, мистер боксерская груша, - зовет она, оборачиваясь ко мне.
Я пытаюсь ответить, но получается только кашель. Она лезет в карман кожаной куртки и вытаскивает маленький предмет и бросает его мне.
- Выронил на улице. Это же твое?
Я скашиваю глаза, чтобы посмотреть на него, и вижу маленький, блестящий ключ. Он, должно быть, выпал из кармана, когда парни обрабатывали меня. Мой ключ от дома, о котором я не хотел думать. Она пришла сюда только чтобы отдать его мне.
Она поворачивается спиной и молча уходит из аллеи со всей воздушностью своего появления, расслабленной походкой, словно на обычной ночной прогулке, оставляя меня лежать на земле и самому решать, что делать дальше.
- Подо… - слово рождается полуготовым, и я тяну к ней руку.
Хоть я и не был уверен, что мне стоит привлекать внимание девушки, которая расправилась с тремя парнями за то же время, за которое я расправился с одним, я не мог вынести того, что она просто бросит меня здесь, словно поддельную игрушку, потерянную среди отбросов города.
- Подожди.
Слово все-таки рождается, хотя и слабым дыханием. Я пытаюсь удвоить силу в голосе и кричу:
- Да подожди же ты!
Я пытаюсь встать, и каждая кость в моем теле отзывается болью. Мне приходится поддерживать свое полустоячее положение рукой, облокотившись на стену. Рука сама болит от такого давления. Но я смог остановить девушку, которая теперь холодно смотрела на меня.
- Что еще? - спрашивает она, ее голос все также спокоен. - Слушай, если ты еще что-то выронил, найдешь сам.
- Ты вот так просто собираешься их тут бросить? – переводя дыхание, говорю я.
Девушка в кимоно осматривается так, словно она первый раз оказалась здесь. Ее взгляд задерживается на тех двоих, о которых позаботился я в моей бессистемной, импровизированной манере, затем, наконец, с любопытством смотрит на меня.
- Не нужно о них беспокоиться. Этот, - она говорит, кивая на первого, - наверное, получит повязку на глаз и будет играть в пирата до конца своих дней. У другого будут проблемы с носовым дыханием. Но они ведь живы. Я бы больше волновалась о том, что сделает с тобой первый очнувшийся. Но ты все равно хочешь, чтобы им помогли?
- Ну… наверное, - отвечаю я.
- А как же мы? Сам подумай. Кого мы позовем? Полицию? Скорую?
Ее глаза сужаются с каждым предложением, ее слова пронзают меня. Я не думал о полиции. Может, все же скорая... Но они будут задавать вопросы. Но если я скажу про самооборону… полиция будет быстрее, но…
- Нет, только не фараонов.
- И почему это? - спрашивает девушка, но мне кажется, что она уже знает ответ.
Ее глаза продолжают бурить меня. Нет смысла скрывать. Она поймала меня, и если я попытаюсь хитрить, она станет задавать больше вопросов. Так что я говорю прямо:
- Потому что… я убийца.
Когда я говорю это вслух, не только для нее, но и для меня самого время, кажется, останавливается и все замолкает. Я этого не ожидал – вместо удивления, она спокойно посмотрела на меня и подошла. Ее глаза изучают меня.
- Ну, ты не похож на убийцу.
Подняв бровь и положив руку на подбородок, замерев в задумчивом наблюдении, она рассматривает меня. Застигнутый врасплох, я не понимаю ее сомнений и стараюсь все объяснить:
- Это правда! Это произошло всего несколько часов назад, я клянусь. Я взял кухонный нож и раз за разом бил ее в живот - до тех пор, пока все не промокло и превратилось в кашу, а потом я отрезал ей голову. Ты же не можешь сказать мне, что она все еще жива!
Я начинаю хихикать, несмотря на свое состояние.
- Полиция наверняка уже в моем доме, интересуется, куда я пропал, все ломают голову из-за очередной ночной работы. Дай время, завтра это будет во всех утренних новостях!
Я не сразу заметил, что как-то странно смеялся после того, как сказал это – звук лежал где-то между смехом и рыданием. Одетая в кимоно девушка дает мне время на то, чтобы успокоиться, прежде чем снова заговорить.
- Правильно, - говорит она, без тени удивления. - Ну, круто, наверное. Ты меня убедил. Тогда не будем ни с кем встречаться, если ты, конечно, не хочешь, чтобы на следующее утро у тебя перед глазами было железных прутьев больше чем обычно. Видимо, это объясняет, почему на тебе нет майки. Я думала, сегодня так все крутые ребята бегают.
Ее холодные пальцы скользят по моей груди легкими, почти любопытными касаниями.
- Эй, - начинаю я без особых сил.
Она права. Я бросил майку, поскольку она была вся в крови. Убегая из дома, я захватил только куртку.
- Ты не собираешься выдать меня? Я и правда убил кое-кого. Думаешь, я просто отпущу тебя, зная, что ты можешь меня сдать? Какая разница – одного ты убил или двух...
Кажется, это привлекает ее внимание. Она приближает свое лицо к моему, глаза полузакрыты от разочарования.
- Да, - вздыхает она. - Есть.
- Есть что?
- Разница.
Ее присутствие практически подавляет, несмотря на то, что я на голову выше и это она смотрит на меня снизу вверх. Ее пустые глаза не переставая разглядывают меня, и я неосознанно сглатываю. Я такого никогда не видел. Черные зрачки – соблазнительный колодец, в котором можно утонуть. В свои семнадцать лет я думал, что люди могут быть разными: жестокими, обманчивыми. Но никогда - красивыми. Настолько подавляюще красивыми, что я практически забыл себя.
- Я… убийца, - снова повторяю я.
Я чувствую, что сказать мне больше нечего. Девушка отводит очаровывающий взгляд в сторону и опускает голову.
- Я знаю. Я тоже.
Она не объясняет дальше. Нет необходимости. Она поворачивается на каблуках, и с ветром, играющим ее одеждой, и звуком гета по асфальту, начинает удаляться. Я не хочу, чтобы она исчезала. Не этой ночью.
- Подожди!
Я бегу, пытаюсь догнать ее, но мои травмы отзываются болью, и я падаю на землю. Я снова встаю и смотрю прямо на неподвижную девушку.
- Если мы правда одного поля ягоды, помоги мне, - кричу я, забыв про разум и стыд. Глаза девушки расширяются от удивления.
- Одного поля? Ну, конечно, я знаю, каково это - иметь пустоту в груди. Но какой помощи ты ждешь от меня? Жилетки для слез или заботы о твоих ранах? В любом случае, я ничего не могу для тебя сделать.
- Рано или поздно кто-нибудь увидит нас здесь. Ты можешь спрятать меня.
Она обдумывает предложение, почесывая затылок и раздраженно ворча, - наверное, самое человечное, что она делала за все это время.
- Говоришь, я должна помочь тебе найти место, где ты сможешь укрыться?
- Да, место, где никто не подумает искать меня.
- Дружок, в городе полно глаз. Единственное место, в котором у тебя есть шанс найти какое-то уединение - это твой собственный дом, - говорит она, делая недоуменное лицо.
- Ты меня слушаешь, мать твою? - неосмотрительно кричу я. - Я прошу тебя, потому что я не могу пойти домой! Может, эм, не знаю, домой к себе возьмешь, стерва?!
Слова вылетают прежде, чем я понимаю их. Боль заставляет меня выйти из себя. Поначалу я думаю, что пожалею о сказанном, но девушка просто понимающе кивает, пропуская все остальное мимо ушей.
- И все? Ну, это простая просьба. Если мой дом тебе подойдет, то ты можешь оставаться.
Даже не помогая мне встать и не протягивая мне руку помощи, она снова начинает уходить, ее спина говорит мне следовать за ней. С новыми силами, с открывшимся вторым дыханием, я бросаюсь за ней. Стук ее шагов, чувство асфальта и разбитого бутылочного стекла под ногами, казалось, заставляли боль в моем теле и в разуме угасать. Хотя я даже не спросил, с кем она живет или как ее зовут, но думаю, что сейчас это не важно. Я вижу только ее слабоосвещенный силуэт, ведущий меня, словно судьба.
Я вижу только ее.
Спираль Парадокса - 2
Я слышу звук. Зловещий металлический щелчок, идущий из другой комнаты.
Время – около десяти, как мне кажется. Смертельно уставший от работы допоздна, я немедленно отдал себя в распоряжение матраса сразу после того, как добрался до дома. Но не проходит и нескольких минут, как меня будит звук. Я слышу его только раз, но этого достаточно. Дверь в мою комнату открывается, впуская полоску белого света, медленно расширяющуюся с каждым дюймом. Тень закрывает свет, я оборачиваюсь и вижу свою мать.
Именно в этот момент я осознаю происходящее и не желаю больше видеть эту сцену. Из-за света сложно распознать детали ее фигуры, я лишь вижу, что она стоит. Однако, то немногое, что видно за дверью, не дает мне места для сомнений - отец свалился на кухонный стол. Непонятно, он просто без сознания или уже мертв, но вскоре я замечаю то, что сперва принял за пролитый кофе. До меня медленно доходит, что это кровь, растекающаяся по лакированному коричневому столу темно-красным. И тогда тень перед дверью говорит:
- Умри, Томое.
Я помню, что происходит дальше. Моя мать приближается, опускается передо мной на колени, высоко поднимает кухонный нож и опускает его на мою грудь, затем вверх, и снова вниз, много раз, очень много раз, я не мог сосчитать. Потому я вижу, как она подносит тот же нож к своему горлу и одним решительным движением погружает его глубоко в шею.
Все мои ночи завершаются этим кошмаром – худшим из тех, что я когда-либо видел.
Я слышу звук. Зловещий щелчок, от которого я просыпаюсь.
Я поворачиваюсь к кровати, и вижу, что Реги исчезла. Осторожно поднимаюсь, чтобы осмотреться: квартира в углу второго этажа четырехэтажки, дом девушки в кимоно. На самом деле правильнее назвать это комнатой. Коридор длиной в метр, едва заслуживающий этого названия, отделяет входную дверь от маленькой гостиной, которая, судя по наличию здесь ее постели, также является и спальней. Справа к коридору примыкает дверь в ванную. Еще одна дверь в гостиной ведет в другую, судя по всему, неиспользуемую, комнату. Она привела меня сюда прошлой ночью после часовой прогулки. Именная табличка над дверью носила имя «Реги», так что это должна быть ее фамилия.
Эта девушка – Реги – не сказала ни слова, когда мы вошли в комнату, только сняла кожаную куртку и направилась прямо в кровать. Ее апатия почти спровоцировала во мне протест, но последним, чего я хотел, был шум и внимание соседей. Подумав немного, я взял подушку, лежащую на полу, и заснул.
И теперь я просыпаюсь и нигде не могу ее найти. Интересно, чем она занимается. Похоже, мы ровесники. Тогда, может быть, она пошла в школу? И все же, это совсем не подходит такой неряшливой комнате. Из вещей здесь только кровать, холодильник, телефон, вешалка с четырьмя кожаными куртками и одежный шкаф. Ни телевизора, ни радио, ни журналов, нет и стола, на котором они должны лежать.
Я внезапно вспомнил, что она сказала мне прошлой ночью. Когда я сказал, что убил кое-кого, она ответила, что она такая же. Я не воспринял ее всерьез, но, судя по ее комнате, это может оказаться правдой. Ее целью явно была функциональность, эта комната не предназначалась для жизни. Ее можно было бросить в любой момент и сбежать. При мысли об этом по спине бежит холодок. Неужели я подумал, что удача позволит мне вытащить туза пик, но вместо этого она подкинула мне джокера?
Никуда конкретно не направляясь, я блуждаю по городу, чтобы убить время. Поначалу я нерешителен и даже слегка испуган, пытаюсь стать настолько незаметным, насколько это возможно, и думаю, что изначально я принял неверное решение. Но скоро стало понятно, что мир живет как обычно, и никому я не интересен. Дни проходят со скоростью и тяжестью часовой стрелки. Слегка разочарованный, я направляюсь к главной улице.
Здесь я ожидаю увидеть копов, расспрашивающих о Томое Эндзе, или, по крайней мере, людей, которые могли бы бросить на меня взгляд «я видел его в утренних новостях», но их нет. Возможно, тела еще не нашли. Может, я считаю себя слишком важным. Вряд ли я заметно повлиял на реакции людей таким неопытным убийством. В любом случае, похоже, пока я не беглец. Но даже так, я все еще не хотел возвращаться туда.
Наступает и проходит полдень, и я обнаруживаю себя на площади Хатико, рядом с перекрестком Сибуя. Нахожу себе скамейку для отдыха и хочу провести час или два, просто глядя на неоновые огни на зданиях, вытянувшихся высоко в небо. Когда на светофоре загорается зеленый свет, машины останавливаются, чтобы пропустить безумный поток людей, текущих, словно вода из пробитой дамбы, через широкую улицу. Я не могу даже представить, как все это выглядит в праздник. Основная часть этих людей - такие же подростки, как и я, счастливо улыбающиеся, идущие легкой походкой, выглядящие так, словно они самые благословенные личности во вселенной. Это лицо людей в их мире: мире, где они не стремятся больше ни к чему или где должны жить ради хорошего будущего. Не нужно. Их жизнь перед ними, и они знают, что это все, что нужно, чтобы выжить. Так сколько из этих улыбок реальны? Все они или лишь малая толика? Я продолжаю смотреть на их лица, пытаясь выяснить это, но невозможно отличить реальность от подделки. Можно и не пытаться, поскольку это осознание приходит из самого меня. Устав смотреть на людей, ходящих туда-сюда, я обращаю глаза к небу. Будем откровенны. Я настолько же подделка, насколько и все они. Может, в какой-то момент я думал, что моя жизнь хороша и реальна, но скоро реальность лишила меня этих мыслей.
Первый год старшей школы был моим временем. Я был спринтером в клубе легкой атлетики, и я был хорош. Я участвовал во всех соревнованиях, проводимых между школами, и я никогда не проигрывал. Я никогда не видел ничьей спины. Никто ничего не мог сказать о моем умении. Все, что меня волновало - это уменьшение моего времени, и даже нескольких миллисекунд разницы было достаточно, чтобы осчастливить меня. Я был машиной, построенной ради спорта, и я любил его больше всего.
Разумеется, все это однажды зашло в тупик.
Моя семья никогда не была благословлена излишком денег. Отец лишился работы, когда я был в начальной школе, и никак не мог устроиться на новую. Мама родилась в богатой семьей, но была не в ладах с родителями после того, как сбежала, чтобы выйти замуж за отца. Ее мир не научил ее ничему, что происходит после этого. Я думаю, поломанная семья сделала только одну хорошую вещь для меня: заставила повзрослеть раньше, чем остальных детей. Мне приходилось работать после школы, врать о моем возрасте, просто чтобы меня взяли - все ради того, чтобы выцарапать денег на обучение. Меня перестали волновать выходки родителей, и я начал фокусироваться только на том, что мог сделать сам: поддерживать себя, ходить школу и работать до потери пульса ради обучения. Я думал о бегстве как о единственном освобождении от обеих проблем - проблем расходов на жизнь и моих родителей, которые не казались мне чем-то особенным. Это было единственной причиной, почему я продолжал платить за школу и ходить на клубные мероприятия, не обращая внимания на свою усталость.
Наши проблемы лишь начинались, когда в один прекрасный день отец взял машину, не имея прав. Он никогда не был хорошим водителем, но раньше у него не было проблем из-за того, что нужно было потратить время на парковку или маневры. В тот день удача, компенсировавшая отсутствие умения, закончилась, и он стал участником ДТП. Он сбил пешехода. По-видимому, бедолага умер довольно быстро. Это заставило мою мать вернуться к ее семье, склонив голову, и умолять дать денег просто чтобы выплатить компенсацию. Для меня же это было событием, от которого я должен был отвернуться, так что я особо не интересовался подробностями. Что со временем стало волновать меня, так это последствия всего произошедшего. Не прошло и года, как все в школе узнали об аварии, и хотя меня это не очень волновало, я заметил, что отношение ко мне изменилось. Мой тренер, который всегда был полезнее всех, кого я помню, неожиданно начал меня игнорировать.
Старшеклассники, которые так гордились тем, что я был молодой звездой команды по легкой атлетики, вынуждали меня покинуть клуб. Все из-за того, к чему я не имел никакого отношения. Все потому, что я был их сыном.
Моя семья была настоящей проблемой. Потеряв те малые деньги, которые он скопил, чтобы оплатить происшествие, отец не смог удержать семью вместе. Мама начала работать на полставки на работах, к которым общество ее не подготовило, и о которых она не имела никакого представления, но даже этого хватало только чтобы оплатить часть счетов за газ и электричество... Слухи о происшествии начали расползаться среди соседей, разрастаясь и приукрашиваясь до такой степени, что отец не мог выйти из дома – всегда находился какой-нибудь злобный сосед, который пытался донести до него житейскую мудрость. Мама продолжала пытаться работать, но слухи преследовали ее и не позволяли надолго оставаться на одном месте. Помню, как-то раз, когда я гулял, случайный незнакомец бросил в меня камень. А еще вечные угрозы…
И несмотря на то, что нападки становились все хуже и хуже, я никак не мог найти причин, чтобы злиться на них. Ведь тем, кто вел машину, кто правда был виноват, был мой отец. Это все его вина. Но, с другой стороны, не то чтобы я ненавидел моих родителей, потому что тогда я осознал: не важно, что ты делаешь, даже если стараешься изо всех сил; не важно, как быстро и как далеко ты бежишь - все будет одинаково. Ты не можешь сбежать от своей семьи, своего прошлого, от того, кто ты есть. Я говорю о том, что мои предки шли своими путями, пытались прожить свои жизни так хорошо, как только могли, и посмотрите, до чего это их довело. Тогда я перестал бороться с этим. Я обнаружил, что если я просто приму это, не о чем будет плакать.
Это момент, когда ты, ребенок, выбрасываешь свои фантазии, потому что они бесполезны, и на их месте вырастает новая, собственная мудрость.
После этого, чувствуя, что в школе меня мало чему могут научить, я бросил ее. Кроме того мне нужно было целыми днями работать. Если вы не привередливы, то найдете много работы для людей моего возраста. Будучи тем, кто все еще скован по меньшей мере частью сознания, я не мог полностью бросить свою семью, так что мне нужно было вкладывать деньги в дом. Но это не значило, что я обязан говорить с ними. Я ни разу не делал этого после того, как бросил школу. Медленно, подобно яду, удовольствие и возбуждение от бега, которое одно время я считал жизненно необходимым, выцвели и превратились в тусклые воспоминания вместе с лицами людей, однажды поддерживавших меня, и холодным ветром, бьющим мне в лицо. Тогда это было жизненно необходимо, и, обнаружив, что я отказался от этого, я был в немалой степени изумлен. Мой разум отмазывался: мне это больше не нужно, у меня есть более важные дела. Но это были лишь оправдания. Я проиграл. Я сдался.
Это доказательство того, что я подделка. Если «бежать» было своего рода началом, космическим приказом, предназначенным парню по имени Томое Эндзе, то я провалил его. И может, скользнула в моем разуме мысль, все могло быть лучше, если бы я просто подчинился тому зову.
Когда я был маленьким, родители возили меня посмотреть на конный завод. Там я глядел на безымянных лошадей, которых выводили и чьи тела выстраивали ради одного бега. И я плакал, думая, что если истории про прошлую жизнь были правдивее, чем сказка, рожденная наивной идеей судьбы, то я точно был одним из этих прекрасных зверей. Моя страсть родилась там. И она была раздавлена весом реальности. В конечном счете, я оказался подделкой, наполненной лишь лживыми мечтами.
И в конце концов, я стал убийцей. Я смеюсь, хотя в этом нет ничего смешного. Небо, на которое я смотрю, едва меняется, и я снова опускаю глаза на спектакль города, где по крайней мере люди двигаются, никогда не останавливаясь, с их улыбающимися и серьезными лицами. Все куклы, поддельные, как и остальное, не имеющее реальной цели. А может, у них есть реальная цель: дурачиться. Они все-таки в Сибуе. Хотя это то клеймо реальности, которое я не могу вынести.
Беспорядочные шаги толпы возвращают меня к реальности. Над входом в ближайшее здание расположены часы, показывающие, что приближается вечер. Не желая прохлаждаться здесь больше, чем я уже себе позволил, я заставляю себя встать и покинуть толпу людей, никуда конкретно не направляясь.
Даже здесь, в спальном районе, фонари светят не ярче, чем в любой другой части города. Я бесцельно шатался еще три часа, и осеннее солнце давно село, напоминая, что мне все еще нужно место, чтобы переночевать. Внезапно я оказываюсь перед знакомым фасадом здания, где живет Реги. Хотя я считал, что могу избавиться от привязанностей, если того требовала ситуация, мои ноги считали иначе. Я посмотрел на второй этаж и увидел, что в ее окне темно. Похоже, ее нет дома.
- Ну, раз я здесь… - бормочу я, начиная карабкаться на второй этаж и примиряясь с тем, что единственная причина, по которой я вернулся сюда - жалкое желание ухватиться за последнего человека, который мне помог.
Пока я поднимаюсь, лестница из металлических прутьев издает резкий звук, словно хочет обозначить мое присутствие. Я обнаруживаю, что газета, утром подсунутая под дверь, исчезла. Сначала я подумал, что она внутри, но когда я постучал, ответа не последовало. Значит, она по крайней мере один раз возвращалась домой. Я наудачу покрутил ручку двери, решив удалиться, если она будет заперта.
Но она беспрепятственно открывает замок, и дверь слегка приоткрывается. Как я и видел с улицы, свет внутри не включен. В тишине очень хорошо слышен механический щелчок ручки, и на секунду он останавливает руку и погружает разум в сомнения. Подумав, как нелепо я выгляжу, пока так долго стою и ничего не делаю, я медленно приоткрываю дверь и прокрадываюсь внутрь. Едва ли я мог подумать в детстве, что буду вторгаться в чужую квартиру спустя несколько дней после убийства, и тем не менее именно это я и сделал. Хотя Реги сказала, что рада видеть меня в ее доме, но я не знаю, это ли она имела в виду.
Пока мозг занят придумыванием оправданий, тело крадется дальше, закрывая дверь, проходя мимо прихожей, через короткий коридор и, наконец, в гостиную. Здесь кромешная тьма. Ничего не слышно, кроме моих приглушенных шагов и подозрительно неровного дыхания. Блин, это выглядит как обычный взлом и проникновение. Черт, мне нужен свет. Свет, где, черт возьми, тут выключатель? Я подношу руку к стене и пытаюсь нащупать клавишу.
В этот момент я слышу отчетливый звук открывающейся входной двери. Человек включает свет быстрее, чем я успеваю подумать, кто это. Лампа освещает комнату теплым светом, а она удивленно моргает, прежде чем начать говорить:
- О, ты здесь. Надеюсь, ты не делал ничего непристойного, а то свет был выключен и все такое, - говорит она таким тоном, словно ругает одноклассника.
Закрывает дверь и снимает куртку, садится на кровать, копаясь в пластиковом мешке, который держит в руках. Достает маленькую чашку.
- Хочешь есть? Не люблю холодное.
Она бросает мне чашку, и, приглядевшись, я вижу клубничное Хааген-Даз. Почему ее не волнует мое вторжение - для меня такая же загадка, как и то, почему она покупает еду, которая ей не нравится. Взяв холодную чашку в руки, я начинаю размышлять. Она знает, что я убийца, хотя я не знаю, насколько серьезно она это воспринимает. И, тем не менее, она предложила мне свою комнату. Я помню, как подумал утром: ее комната выглядела так, будто она была беглецом, готовым сорваться с места в любую секунду.
- Проясним одну вещь, Реги, - говорю я ей. - Мне стоит следить за тобой по ночам?
Вопреки моим ожиданиям, она от души смеется.
- Странный ты. Хороший способ перефразировать вопрос, - выдавливает она между приступами смеха, приводящего ее и так непричесанные волосы в еще больший беспорядок.
Это зрелище подсказывает мне быть еще более осторожным. Со временем ее смех стихает, и она делает глубокий вдох, прежде чем продолжить говорить.
- Ну, хм, ты прав, тут не так много людей, которые умеют драться лучше, чем я. Но ты же здесь? Нам обоим есть что скрывать, так что давай просто не будем касаться этой темы и не станем ссориться. Это все, о чем ты хотел поговорить?
Девушка в кимоно смотрит на меня с опасно спокойным лицом ребенка, ожидающего новый подарок, ее ухмылка наполнена смыслом.
- Нет, есть еще кое-что. Почему ты помогла мне?
- Потому что ты попросил меня. Просто я была свободна, так что почему бы и нет. Кстати, тебе же негде спать? Я думала об этом, когда говорила, что можешь пожить некоторое время у меня. В любом случае, не похоже, что Микия собирается в ближайшее время меня навещать.
Потому что она была свободна? Что это за причина? Я в последнее время много туплю, но не до такой степени, чтобы поверить ее словам. Я пялюсь на нее, но это не вызывает никакой реакции. Она просто игнорирует меня, и – я чувствую – не из-за безразличия, а из-за величественного забвения, которое просто случалось с ней. Очаровательный парадокс. И все же я понимаю, что у Реги нет причин врать мне. Может, она и правда пустила меня просто так. Она могла бы придумать несколько уловок, чтобы вытянуть из меня деньги, но не стала этого делать. И даже так…
- Ты серьезно? Ты пускаешь меня, не задавая вопросов и даже не подозревая меня? Ты точно не обдолбалась?
- Ты очень рискуешь моим расположением, дружок. И, отвечая на твой вопрос, - нет, я не употребляю наркотики. И, отвечая на вопрос, вертящийся у тебя на языке, - нет, я не сообщила о тебе в полицию. Хотя я сделаю это, если попросишь.
Ну, тут не о чем беспокоиться. Я не могу представить эту девушку, говорящую с полицейскими вежливым тоном.
- Тогда чего ты хочешь? Быстро потрахаться, потому что…
- Что? Мой дом – не самое лучшее место для занятий сексом, это уж точно. Тебе лучше идти в город.
- Да пойми же ты, я говорю…
- Хорошо, ладно, хватит, блин! Если тебе тут не нравится и ты хочешь читать мне нотации, то ты знаешь, где находится выход, дружок. Я вообще не понимаю, на кой черт ты цепляешься к каждому моему слову?
Ее позиция не терпит контраргументов. Между нами повисает тишина, но она нарушается копанием в пластиковом мешке, откуда она вытягивает треугольный помидорный сэндвич. Ну, если я раньше сомневался насчет ее серьезности, теперь у меня сомнений не осталось.
- Ладно… тогда я ложусь спать! Ты же сказала, что не против, верно? - говорю я, может быть, слишком громко.
Но Реги не кажется слишком рассерженной, вопреки ее словам.
- Угу, вперед. Я тебе обязательно напомню, когда ты снова включишь ублюдка, - пережевывая сэндвич, говорит она.
В тот момент я внезапно понимаю, насколько устал, и быстро сажусь на пол. Время идет, но я не осознаю, как долго или как мало это длится. Я поворачиваю свои мысли от маленькой стычки с Реги к более практичным вопросам. Я нашел место для сна, но оно временно. 30 000 йен наличными, которые я взял с собой, хватит на месячное пропитание, но поиск работы, которая позволила бы мне выжить и не выдала бы меня копам, все еще остается под вопросом.
Стоп. Я вспомнил, о чем хотел спросить Реги. Как я мог забыть?
- Эй, - зову я ее. - Почему дверь не заперта?
- Потеряла ключи, разумеется.
Ее ответ для меня как удар по голове.
- Я запираю дверь только когда сплю, и просто закрываю дверь, когда ухожу. Удобно, и, как видишь, тут красть-то совершенно нечего.
Так моя попытка взлома была не просто удачным совпадением. Она не закрывает дверь – и, возможно, поэтому у нее так мало вещей в комнате. Обычный вор мог войти и украсть все, что не прибито. Это слишком сильный удар по моему рассудку, так что я просто обязан сказать ей.
- Блин, женщина. Могла бы попросить запасной ключ у хозяина.
- Запасной тоже потеряла. Ладно, не о чем тебе волноваться. Да и не то чтобы он был мне нужен.
Меня начинает раздражать то, как она ни на что не реагирует. Я не могу успокоиться без ключа. В то же время Реги, похоже, недостает части мозга, которая должна отдавать сигналы тревоги, когда ты в опасности даже у себя дома. Я забываю о злости к ней и заменяю ее на беспокойство за безрассудную девушку.
- Дом без ключа – не дом. Погоди, я тебе достану новый ключ.
Идея неожиданно формируется у меня в голове. Вспоминаю, что последняя работа, на которой я числился, по крайней мере, два дня назад, была в компании по переездам. Мне пришлось научиться чинить разный хлам, связанный с жильем, так что с простой заменой замка я справлюсь. У них должен быть самый обычный замок на складе.
- Нет. Я весь замок заменю.
- Ну, как хочешь. Деньги на это есть?
- Конечно. Это самое малое, что я могу сделать для тебя. И вообще, я сделаю это сегодня ночью, чтобы у тебя завтра не было проблем!
Сказав это, я мгновенно вскакиваю, наполненный силой воли, чей источник даже я не смог бы назвать. Я бегу ко входу, поворачиваю дверную ручку, распахиваю дверь и выбегаю в город, укрытый ночью, не давая Реги вставить и слова. Вот он я, разыскиваемый (или уже-почти-разыскиваемый) парень, бегущий в компанию по переездам, планирующий забраться туда посреди ночи. Я все думал, как я могу пробраться туда непойманным. Забудем о Реги. То, что я отправляюсь на эту маленькую экскурсию ради девушки, чьего имени я даже не знаю, делает из меня настоящего сумасшедшего.
Спираль Парадокса – 3
Я живу с Реги уже почти неделю. Со временем мы составили простой шаблон нашего образа жизни. Она просыпается, иногда уходит раньше меня, иногда позже. Я тоже ухожу на целый день, и мы видим друг друга только когда я возвращаюсь на ночь. Странное дело, это точно. В какой-то момент мы выдали друг другу наши имена, думая, что будет довольно странно не знать имен друг друга, когда стало очевидно, что я остаюсь еще на какое-то время.
Шики Реги. Ученица старшей школы, оставшаяся на второй год… по крайней мере, на бумаге, учитывая ее текущую историю прогулов. Это, по сути, все, что я о ней знаю. Она называет меня по фамилии, Эндзе, видимо, поэтому я сам тоже называю ее Реги. Она не раз говорила, что ей не нравится, когда ее зовут по фамилии, но я не могу заставить себя называть ее Шики. Причина довольно проста. Звать кого-то по имени всегда казалось мне символом постоянства, но моя повседневная жизнь сейчас временна, а это означает, что я и Реги однажды разойдемся. В любую минуту за мной может прийти полиция. Меня могут вынудить бежать. Называть ее Шики со всем весом, который первое имя накладывает на тебя, слишком привяжет меня к ней.
- У тебя нет девушки, Эндзе?
В эту ночь, как и во все другие, Реги сидит на кровати, скрестив ноги, и задает вопрос без всякой на то причины. Что касается меня, катающегося по полу рядом, я давно привык к ним.
- Если бы она у меня была, мне бы не пришлось приходить на эту помойку каждую ночь.
- Странно, ты не так уж дурно выглядишь.
- От тебя это звучит оскорблением, а не как комплиментом. И вообще, не интересуют меня женщины.
- Надо же. И почему?
Она лежит на кровати, так что при взгляде с пола она становится на время невидимой, хотя скоро высовывает голову прямо надо мной. Она довольно милая, когда так делает.
- Ты гей?
Беру свои слова назад. Если я посчитал, что она хоть немного симпатична, это был обман зрения.
- Да щас. Просто, ну… у меня была девушка, и вышло все не очень хорошо.
Прежде чем я осознаю это, я уже вспоминаю вместе с ней.
- В старшей школе, я встречался с девушкой два месяца, и большую часть времени мы ругались. От отношений я не хотел ничего особенного, но она очень хотела. Она все время просила купить эти красивые, блестящие штуки, которые были дорогими. Я практически слышал стоны моего бумажника, но все равно покупал их. Когда я мог купить ей подарок, она была счастлива. Когда не мог - жаловалась. Это меня совсем не радовало, если честно. И секс вовсе не так хорош, как о нем говорят. Захочу улучшить настроение – просто подрочу.
Я думал, эта история наскучит Реги, но она, кажется, следила за каждым словом, так что я со вздохом продолжил:
- Со временем, она начала раздражать меня. Все деньги и любовь, которые я отдавал ей, казались пустой тратой времени. Может, если бы я был обычным школьником, я бы мог уделять ей больше времени, но в тот момент у меня не было такой возможности. Часы, которые я проводил с ней, начали вытягивать часы, которые я мог потратить на сон. Без свободного времени, я думаю, эти отношения были обречены с самого начала. Но, будучи круглым дураком, я ни разу не пытался порвать с ней. Я никогда не любил причинять боль или чувствовать ее сам, и это был один из тех моментов, когда я мог заставить ее плакать.
- Но вы же расстались с ней? Как ты это сделал? - спрашивает заинтригованная Реги
- Эй, не я тут плохой парень. Она бросила меня. Как-то раз, когда мы переспали в отеле, она повернулась ко мне и сказала – это прямая цитата, клянусь – что я никогда по-настоящему не любил ее. Что всегда смотрел лишь на внешность, и ни разу не видел ее сердца. Это был удар ниже пояса.
Еще до того, как я закончил, я услышал смешки Реги, переходящие от хихиканья в гогот. Когда я дергаю плечами и завершаю историю, она убирает голову и, наконец, перестает сдерживать смех.
- Ух, да ты просто молодец, Эндзе! «И ни разу не видел ее сердца»? Это была девушка с глубоким внутренним миром, точно тебе говорю.
Я слышу, как скрипят пружины, когда она катается туда-сюда по кровати и не перестает обвиняюще смеяться.
- По крайней мере, я никогда не делал такой глупости – не смеялся над детской любовью. Не смешно.
Расстроенный, я встаю, и это заставляет Реги сдержать смех. Она вытирает глаза, прежде чем сесть и посмотреть прямо на меня.
- Но это смешно, Эндзе. Просто ты этого не замечаешь. Подумай, какую единственную вещь люди могут увидеть в других? Их внешность! Она думает, что ее внешность не так важна, и все же заставляет тебя покупать ей все это блестящее дерьмо. И потом она просит тебя куда-то смотреть в ее – в сердце или куда там еще, которое никто не видит. Да это же бред. Так что это забавно! Если бы она хотела, чтобы ты увидел ее сердце, ей стоило бы написать что-нибудь. Ваш разрыв - это лучшее, что с тобой когда-либо случалось, Эндзе.
Она снова ложится на постель и отворачивается от меня. Такт тишины, прежде чем она снова оборачивается, ее кошачьи глаза встречаются с моими. Она открывает рот с легкой задумчивостью, но сомневается и отворачивается, затем снова поворачивается ко мне и, наконец, говорит:
- Просто чтобы без обид, я тебе скажу кое-что, что один человек сказал мне. Он сказал, что это невидимые, несказанные вещи создают любовь. И неправильно говорить о их, иначе они могут стать ложью. Ну, по крайней мере, так он говорил.
С этими словами она отворачивается от меня, и я знаю, что она уже засыпает. На этом резком окончании беседы я выключаю свет и сам ложусь на пол, позволяя редкой тишине поглотить комнату, позволяя себе подумать. Наверное, я просто оступился с одной девушкой, но мой разум играет с мыслью. Что, если бы моей девушкой была Реги? Было бы все так же? Или она просто посмеялась бы, как всегда это делает, и все приняла?
Я вернулся в комнату Реги под ночь на второй неделе моего продленного проживания. Вставляю ключ в замочную скважину, поворачиваю, открываю дверь. Вхожу и обнаруживаю, что Реги уже спит. Не скажу, что я вошел как кошка, но девушка не просыпается. Она или крепко спит, или записала мои шаги в категорию звуков, не стоящих пробуждения. Оба варианта меня устраивают.
Я прижимаю ладонь к моей щеке, все еще болящей от ударов, направляюсь к моему обычному месту на полу и сажусь. Часы на столе рядом с кроватью Реги тикают, секундная стрелка движется к следующей отметке. И к следующей, снова и снова по кругу. На мгновение минутная и секундная стрелки часов мирно замирают, указывая на двенадцать. Я никогда не любил аналоговые часы. Глядя на них, я всегда чувствовал, как теряю себя во вращении стрелок. Боль от ударов, которые я получил по ногам, разгорается снова, и я начинаю тихо скулить. Реги, однако, остается неподвижной, позволяя мне смотреть на ее лицо в глубоком, мертвом сне. За те две недели, пока я оставался здесь, я всегда смотрел на нее. Когда Реги спит, она выглядит почти как кукла, безжизненная вещь, лежащая на кровати. И когда встает солнце, она не «просыпается», а производит ритуал, сходный с воскрешением, как если бы жизнь каждый день вдыхали в нее заново.
Поначалу я думал, что она рано просыпается в школу, но со временем понял, что это не так. Из дома Реги вытягивал телефонный звонок. Она ждет его каждый день. Если звонка нет, она остается здесь, поглощенная своей апатией. Разумеется, я не знал о теме тех звонков, но нет сомнений – это было чем-то опасным, чем-то, что возбуждает Реги настолько, что у нее появляется желание выйти наружу.
Бесконечное тиканье часов все продолжает сверлить мою голову, пока я размышляю о простоте Реги, ее красивой жизни, лишенной печали, возвращающей только приятную живости, когда она делает то, что должна делать. Идеальная пустая жизнь без злоупотреблений, реальное существование, которое я никогда не надеялся отыскать. Платонический идеал существования, которого я хотел достигнуть.
- Шики.
Слово слетает с моих губ, оно тише, чем шепот, оно как тихий выдох, и все же, словно по сигналу, Реги выбирает именно этот момент, чтобы проснуться. Между ее глаз появляется морщинка, когда она осматривает меня.
- Что за хрень с тобой случилась? - спрашивает она. Видимо, заметила синяки и ушибы.
- Не было выбора, - вздыхаю я. - Двое парней, которых я даже не знаю, пытались докопаться до меня. Они напрашивались на драку, так что все так и кончилось. Я не особо хорошо дерусь, так что вот результат
- Ты же должен был чему-то учиться, но двое все еще для тебя проблема. Что, боль тебя заводит? – комментирует Реги и выталкивает себя из кровати.
- Не придумывай. Я никогда не занимался боевыми искусствами. Но если дело доходит до драки, я дерусь как любой другой парень.
- То есть как девчонка. Я была уверена, что ты чему-то учился, потому что видела твою ладонь, когда мы первый раз встретились. Где ты видел такие движения?
- Я где-то слышал, что для того, кто не привык использовать кулаки, это будет так же больно, как и для его противника. Так что людям вроде меня лучше использовать ладони. Кроме того, разве ладонь не жестче? Посмотри на банки. Никто не бьет банки, все ломают их ладонью. В этом что-то есть.
- Это потому что так легче, глупый, - говорит она обычным спокойным голосом.