Люсинда Райли
Цветы любви, цветы надежды
Моему отцу, Дональду, который вдохновлял меня на пути
Сиам, много лун назад
В Сиаме говорят: когда мужчина влюбляется в женщину — глубоко, страстно, безвозвратно, — он способен сделать все, лишь бы удержать ее, лишь бы она была довольна и ценила его выше всех.
Однажды принц Сиама влюбился в женщину редкой красоты. Он начал ухаживать за дамой сердца и в конце концов покорил ее. Однако за несколько дней до свадьбы, до этого всенародного пиршества танцев и веселья, принц ощутил беспокойство.
Он решил доказать невесте свою любовь — совершить какой-нибудь поступок, тем самым привязав ее к себе навсегда; найти что-то такое же редкое и красивое, как она сама.
После долгих раздумий принц позвал троих самых доверенных слуг.
— Я много слышал про черную орхидею, которая растет в нашем королевстве высоко в горах севера. Я хочу, чтобы вы нашли ее и принесли в мой дворец. Я подарю этот сказочный цветок принцессе в день свадьбы. Того, кто первым принесет мне орхидею, я щедро награжу: он станет богачом. А те двое, кому не удастся это сделать, не доживут до моей свадьбы.
Сердца троих мужчин, почтительно склонившихся перед принцем, наполнились ужасом. Они понимали, что им уготована верная смерть, ведь черная орхидея — мифический цветок, всего лишь легенда, как и украшенные драгоценностями золотые драконы на носу королевских баркасов, которые отвезут принца в храм, где состоится церемония бракосочетания.
В тот вечер все трое разошлись по домам и попрощались со своими родными. Но один слуга оказался умнее остальных. Он не хотел умирать и, лежа в объятиях рыдающей жены, продумывал варианты дальнейших действий.
К утру в его голове сложился план. Он отправился на плавучий рынок, где торговали специями, шелками и... цветами. Там купил роскошную орхидею насыщенного пурпурного цвета с розовой окантовкой и темными бархатистыми лепестками. Затем прошелся вдоль узких каналов Бангкока и нашел писца, сидевшего среди своих свитков в темном сыром кабинете в задней части магазина.
Слуга знал этого писца: он когда-то работал во дворце, но королевским особам не понравился его почерк.
— Здравствуй, писец. — Слуга положил на стол орхидею. — У меня есть для тебя задание. Если поможешь, я щедро награжу. Тебе и не снилось столько богатства, сколько я дам.
Писец едва сводил концы с концами после того, как его выгнали из дворца, и потому взглянул на слугу с интересом.
— Чего ты хочешь? — спросил он.
Слуга указал на цветок:
— Я хочу, чтобы ты воспользовался своим искусством писца и выкрасил лепестки этой орхидеи черными чернилами.
Писец нахмурился, внимательно посмотрел на слугу, потом на цветок.
— Да, это можно. Но когда вырастут новые цветы, они не будут черными, и тебя разоблачат.
— Когда вырастут новые цветы, мы с тобой очутимся уже далеко отсюда и будем жить так же, как принц, которому я сейчас прислуживаю.
Писец медленно кивнул, размышляя над словами слуги.
— Приходи ко мне ночью и получишь свою черную орхидею.
Слуга вернулся домой и велел жене собирать их скудные пожитки, пообещав, что скоро она сможет купить все, что только пожелает ее душа, и что в дальних краях он построит ей роскошный дворец.
Ночью он вернулся в лавку писца и открыл рот от восхищения, увидев на столе черную орхидею. Он осмотрел лепестки и понял, что писец отлично справился с работой.
— Цветок уже высох, — заметил писец. — Я пробовал тереть лепестки, пальцы не пачкаются чернилами. Попробуй сам.
Слуга попробовал и убедился в правоте писца: его пальцы остались чистыми.
— Но я не могу сказать, как долго чернила продержатся на цветке. Они могут постепенно смыться, ведь растение само источает влагу. И, разумеется, его ни в коем случае нельзя выставлять под дождь.
— Все в порядке, — кивнул слуга, забирая орхидею. — Я сейчас пойду во дворец. Встретимся в полночь у реки, и я дам тебе твою долю.
Все королевство гуляло на свадьбе принца. Когда веселые дневные торжества окончились, и наступила ночь, принц вошел в свои покои. Принцесса стояла на открытой террасе и смотрела на реку Чаопрайя, сверкающую отсветами салютов в честь ее бракосочетания с принцем.
Он встал рядом с ней.
— Моя дорогая, у меня для тебя что-то есть. Это что-то выражает твою уникальность и красоту. — Принц протянул ей черную орхидею в горшке из чистого золота, украшенном драгоценными камнями.
Принцесса взглянула на цветок с черными, как ночь лепестками, заметно пожухшими из-за неестественно мрачной окраски. Однако она знала, что держит в руках... и знала, что означает такой подарок.
— О, мой принц, как чудесно! Где ты это нашел? — в изумлении воскликнула принцесса.
— Я обошел все королевство. Другой такой орхидеи нет, как нет другой такой девушки, как ты. — Он посмотрел на нее, и в глазах его светилась любовь.
Принцесса увидела эту любовь и нежно погладила принца по лицу, надеясь передать в своем взгляде ответные чувства.
— Спасибо. Она такая красивая!
Он оторвал ее ладонь от своей щеки и поцеловал пальцы, охваченный непреодолимым желанием.
Это была их первая брачная ночь, а он так долго ждал! Принц взял у принцессы орхидею, поставил горшок на террасу, потом обнял и поцеловал свою супругу.
— Пойдем в дом, моя принцесса, — прошептал он ей на ухо.
Она оставила черную орхидею на террасе и пошла вслед за мужем в спальню.
Перед самым рассветом принцесса встала с постели и вышла на террасу, чтобы встретить первое утро совместной жизни с любимым. По мелким лужам она поняла, что ночью прошел дождь. Зарождался новый день. Солнце еще пряталось за деревьями на другой стороне реки.
На террасе, в том самом горшке из чистого золота, который преподнес ей принц, цвела пурпурно-розовая орхидея. Улыбнувшись, принцесса дотронулась до ее лепестков, чистых и здоровых после дождя. Сейчас растение выглядело гораздо красивее, чем черная орхидея, подаренная принцем накануне вечером. Окружающая цветок лужица воды имела бледно-серую окраску.
Принцесса все поняла. Она сорвала цветок, поднесла его к лицу и задумалась, вдыхая божественный аромат.
Что же делать? Рассказать обидную правду или солгать во имя спасения?
Вскоре она вернулась в спальню и вновь легла в объятия принца.
— Мой принц, — прошептала принцесса, когда любимый проснулся, — ночью кто-то украл мою черную орхидею.
Он резко сел, охваченный ужасом и готовый позвать стражников. Но принцесса успокоила его улыбкой.
— Нет, милый! Я думаю, она была дана нам только на одну ночь. За эту ночь мы с тобой превратились в одно целое, и наша любовь расцвела пышным цветом. Мы тоже стали частью природы. Мы не должны были держать у себя такое чудесное растение. К тому же оно могло завянуть и погибнуть. Я бы этого не перенесла. — Принцесса поцеловала его руку. — Давай верить в его могущество и помнить, что красота этого волшебного цветка благословила нас в нашу первую брачную ночь.
Принц промолчал. Он всем сердцем любил жену и испытывал счастье от полного обладания ею, поэтому согласился и не стал звать стражников.
Брак принца и принцессы оказался удачным. В ту первую ночь они зачали ребенка, потом у них родилось еще много детей. До конца своих дней принц верил, что мифическая черная орхидея одарила их своим волшебством, но они не смогли ее сохранить, потому что она не была их собственностью.
Утром после свадьбы принца бедный рыбак сидел на берегу реки Чаопрайя неподалеку от королевского дворца. За последние два часа у него не было ни одной поклевки. Может, вчерашние ночные фейерверки распугали всю рыбу и она ушла на дно? Теперь он ничего не поймает и не продаст, его большая семья останется голодной...
На другом берегу над деревьями взошло солнце. Оно отбросило на воду свой благословенный свет, и рыбак увидел что-то сверкающее среди плавающих зеленых водорослей. Оставив удочку, он зашел в воду и схватил непонятный предмет, пока тот не уплыл дальше.
Рыбак выбрался на берег, очистил находку от водорослей и раскрыл рот от изумления: у него в руках был горшок из чистого золота, украшенный бриллиантами, изумрудами и рубинами!
Забыв про удочку, он сунул горшок в корзину и поспешил на городской рынок ювелирных украшений. Сердце ликовало: он знал, что семья больше никогда не будет голодать.
Часть 1
ЗИМА
Глава 1
Норфолк, Англия
Мне каждую ночь снится один и тот же сон. Я вижу, как моя жизнь разбивается вдребезги. Осколки летят по воздуху, а потом сыплются вниз... Я рассматриваю каждый фрагмент, подбирая их в произвольном порядке.
Говорят, сны играют важную роль. Якобы они говорят нам о том, что мы скрываем от самих себя.
Я ничего от себя не скрываю — к сожалению, у меня нет такой способности. Я иду спать, потому что хочу забыться. Я провела весь день в воспоминаниях и теперь хочу успокоиться.
Я не сумасшедшая. Однако в последнее время много размышляю о том, что такое безумие. На свете живет много миллионов человеческих существ, и каждое уникально: у каждого своя ДНК, свои мысли, свое, ни на чье не похожее восприятие мира. Нет двух людей с абсолютно одинаковыми взглядами.
Я пришла к выводу, что все мы, люди, обладаем одинаковым физическим материалом — плотью и костями, которые даются нам при рождении, но разными мозгами. Например, я много раз слышала, что люди по-разному реагируют на горе и что неправильной реакции просто не бывает. Кто-то плачет месяцами, даже годами, носит черное и пребывает в трауре. А кто-то вроде и вовсе не переживает из-за потери, хоронит мрачные мысли и продолжает жить по-прежнему, будто ничего и не случилось.
Я не знаю, какая реакция была у меня. Я не плакала несколько месяцев подряд. И вообще я почти совсем не плакала. Но не забывала. И никогда не забуду.
Внизу кто-то ходит. Надо вставать и делать вид, будто готова встретиться с наступающим днем.
Алисия Говард поставила свой «лендровер» у края тротуара, выключила двигатель и поднялась по пологому холму к коттеджу. Зная, что парадная дверь никогда не запирается, она открыла ее и шагнула в дом.
В гостиной было еще темно. Немного постояв на пороге, Алисия справилась с дрожью, подошла к окнам и раздвинула шторы, потом взбила подушки на диване, подхватила три пустые кофейные чашки и отнесла их на кухню.
Холодильник демонстрировал скудность. В дверце — одинокая бутылка с молоком, на полках — упаковка с просроченным йогуртом, небольшой кусок сливочного масла и гниющий помидор. Она закрыла холодильник и заглянула в хлебницу. Так и есть — пусто! Алисия со вздохом села за стол и вспомнила свою теплую кухню, полную свежих продуктов, приятный запах чего-то вкусного, распространяющийся от плиты, шумные возгласы играющей ребятни, их милый заливистый смех... Этот смех дороже всего на свете, ведь дети — сердце дома, средоточие жизни.
Здесь же, в маленькой унылой комнатушке, все было по-другому. Кухня отражала душевное состояние ее младшей сестры Джулии — женщины с разбитым сердцем.
Деревянная лестница заскрипела под чьими-то шагами. Алисия обернулась, увидела в дверном проеме кухни сестру и, как всегда, поразилась ее красоте. Если сама она была светлокожей блондинкой, то Джулия являла собой ее полную противоположность и обладала экзотической внешностью. Лицо с тонкими чертами обрамляла густая копна рыжевато-каштановых волос. Девушка недавно похудела и оттого стала еще привлекательней. Худоба подчеркивала ее миндалевидные янтарные глаза и высокие скулы.
Джулия была одета не по январской погоде: в красную майку, расшитую пестрой шелковой нитью, и свободные черные хлопчатобумажные брюки, скрывающие красивые ноги. Алисия заметила, что Джулия замерзла: голые руки были покрыты «гусиной кожей». Вскочив из-за стола, она крепко обняла свою немногословную сестру.
— Милая, — ласково произнесла Алисия, — ты замерзла? Тебе надо пойти купить теплые вещи. А хочешь, принесу парочку своих джемперов?
— Не надо, мне и так неплохо. — Джулия отстранила сестру. — Будешь кофе?
— Молока мало. Я только что заглядывала в холодильник.
— Ничего страшного, я попью черный. — Джулия подошла к раковине, налила в чайник воды и нажала на кнопку.
— Как твои дела? — спросила Алисия.
— Хорошо, — отозвалась Джулия, доставая с полки две кофейные кружки.
Алисия поморщилась. Джулия всегда говорила, что у нее все хорошо, чтобы избежать лишних вопросов.
— Виделась с кем-нибудь на этой неделе?
— Нет. — Джулия пожала плечами.
— Милая, может, ты опять приедешь к нам и какое-то время поживешь в нашем доме? Мне не нравится, что ты здесь совсем одна.
— Спасибо за предложение, но я уже говорила: у меня все хорошо, — рассеянно откликнулась Джулия.
Алисия вздохнула, не скрывая разочарования.
— По тебе не скажешь. Джулия, ты еще больше похудела. Ты вообще ешь что-нибудь?
— Конечно, ем. Ты будешь пить кофе или нет?
— Нет, спасибо.
— Хорошо. — Джулия со стуком поставила бутылку с молоком обратно в холодильник. Когда она обернулась, ее янтарные глаза гневно блестели. — Послушай, Алисия, я понимаю: ты за меня волнуешься и говоришь со мной так, будто я еще один твой ребенок. Но я не нуждаюсь в няньках. Мне нравится быть одной.
— Как бы то ни было, — Алисия старалась усмирить растущее раздражение и говорить спокойно, — тебе надо надеть пальто. Мы идем на улицу.
— Вообще-то у меня есть планы на сегодняшний день, — отозвалась Джулия.
— Значит, отмени их. Мне нужна твоя помощь.
— В чем?
— Может, ты забыла, но на следующей неделе у папы день рождения, и я хочу купить ему подарок.
— И что? Я должна помочь тебе в этом, Алисия?
— Ему исполняется шестьдесят пять лет — в этот день он выходит на пенсию.
— Я знаю. Он и мой отец тоже.
Алисия постаралась сохранить спокойствие.
— Сегодня в полдень в Уортон-Парке будет распродажа. Я хотела пойти туда с тобой. Может, нам удастся найти что-нибудь для папы.
В глазах Джулии блеснул огонек интереса.
— Уортон-Парк продается?
— Да. А ты не знала?
— Нет, не знала. А почему? — Джулия опустила плечи.
— Думаю, обычная история: налоги на наследство. Я слышала, нынешний владелец продает имение какому-то сказочно богатому горожанину. Ни одна современная семья не может себе позволить содержать подобное место. Последний лорд Уортон довел парк до ужасного состояния. Чтобы привести его в порядок, требуется уйма денег.
— Как жаль... — пробормотала Джулия.
— Да. — Алисия обрадовалась, что Джулия наконец-то втянулась в разговор. — С этим местом связана большая часть нашего детства, особенно твоего. Вот почему я подумала, что надо сходить на распродажу. Кто знает, может, вдруг подберем там какой-нибудь сувенир для папы? А может, все хорошие вещи ушли на аукцион «Сотбис», а здесь осталась всякая ерунда.
Как ни странно, Джулию не пришлось долго упрашивать. Она энергично кивнула:
— Хорошо, сейчас схожу за пальто.
Через пять минут Алисия сидела за рулем, лавируя в потоке машин на главной улице симпатичной прибрежной деревни Блейкни. Повернув налево, она поехала на восток.
— Уортон-Парк... — задумчиво прошептала Джулия. — Минут через пятнадцать мы будем там...
Это было ее самым ярким детским воспоминанием. Она приходила в теплицу к дедушке Биллу и с восторгом вдыхала дурманящий аромат экзотических цветов, которые он выращивал, и слушала его терпеливые объяснения: он рассказывал, что это за сорта и откуда они прибыли. Его отец и дед по отцовской линии тоже работали садовниками в семье Кроуфорда, владельца Уортон-Парка — обширного поместья, где только плодородной пахотной земли насчитывалась тысяча акров.
Дедушка и бабушка Джулии жили в комфортабельном коттедже в уютном оживленном уголке Уортон-Парка, в окружении многочисленного персонала, обслуживавшего землю, дом и семейство Кроуфордов. Мама Джулии и Алисии, Жасмин, родилась и выросла в этом коттедже.
Их бабушка Элси отличалась эксцентричностью, но вполне соответствовала статусу бабушки. Она принимала их с распростертыми объятиями, а на ужин всегда готовила что-нибудь вкусненькое.
При мысли об Уортон-Парке Джулия вспоминала голубое небо и яркие цветы, залитые летним солнцем. Поместье славилось коллекцией орхидей. Как ни странно, эти мелкие хрупкие растения, привыкшие к тропическому климату, прекрасно себя чувствовали в холодном северном полушарии посреди равнин Норфолка.
В детстве Джулия мечтала о летних поездках в Уортон-Парк. Она целый год вспоминала умиротворяющую атмосферу теплиц и огородов, укрытых от жестоких зимних ветров, дующих с Северного моря. В уютном коттедже дедушки и бабушки она чувствовала себя защищенной. Размеренная жизнь поместья не подчинялась будильникам и графикам: ритм задавала природа.
В углу теплицы висел старенький дедушкин радиоприемник, с рассвета до заката играющий классическую музыку.
— Цветы любят музыку, — говаривал дедушка Билл, ухаживая за своими драгоценными растениями.
Джулия обычно сидела в углу на табуретке рядом с приемником и наблюдала за дедом, слушая музыку. Она училась играть на фортепиано и обнаруживала природную склонность к этому занятию. В маленькой гостиной коттеджа стояло древнее пианино. Часто после ужина ее просили поиграть. Дедушка и бабушка с почтительным восторгом смотрели, как тонкие пальчики Джулии бегают по клавишам.
— У тебя Божий дар, Джулия, — сказал однажды вечером дедушка Билл и улыбнулся, глядя на внучку влажными от слез глазами. — Смотри не растрать его впустую!
В день, когда Джулии исполнилось одиннадцать лет, дедушка Билл подарил ей орхидею.
— Это тебе, Джулия. Сорт называется «Aerides odoratum», что означает «Дети воздуха».
Джулия взяла горшок и погладила бархатисто-нежные кремовые и розовые лепестки.
— Откуда эта орхидея, дедушка Билл? — спросила она.
— С Востока. Она растет в джунглях Чиангмая, на севере Таиланда.
— Ого! Как думаешь, какую музыку она любит?
— Кажется, больше всего ей нравится туше Моцарта, — усмехнулся дедушка. — А если заметишь, что она увядает, попробуй сыграть ей Шопена.
Джулия лелеяла и орхидею, и свой талант пианистки, сидя в гостиной собственного продуваемого ветрами викторианского дома на окраине Нориджа. Она играла для растения, которое в ответ благодарно цвело. Ей представлялись экзотические места, откуда родом орхидея. Девушка мысленно переносилась из загородной гостиной в бескрайние джунгли Дальнего Востока, наполненные криками гекконов, щебетом птиц и пьянящими ароматами орхидей, растущих на деревьях и в подлеске.
Джулия знала, что когда-нибудь поедет туда и своими глазами увидит тайскую природу. А пока красочные рассказы деда о таинственных далеких землях распаляли ее воображение и вдохновляли как музыканта.
Когда ей было четырнадцать, дедушка Билл умер. Джулия отчетливо помнила чувство утраты, которое тогда испытала. Он и его теплицы были ее единственной отдушиной в юной, но уже такой трудной жизни. Добрый дед всегда внимательно слушал и давал мудрые советы. Пожалуй, он был ей ближе, чем отец.
В восемнадцать лет она выиграла стипендию в Королевском колледже музыки в Лондоне. Бабушка Элси переехала в Саутуолд и стала жить там вместе с сестрой. С тех пор Джулия не приезжала в Уортон-Парк.
И вот теперь, уже в тридцать один год, она вернулась в эти края. Алисия болтала про своих детей и их проказы, а Джулия испытывала радостное волнение, как в те времена, когда ехала по этой дороге в машине родителей. В заднее стекло она высматривала ворота, ведущие в Уортон-Парк. А вот и знакомый поворот...
— Здесь надо повернуть! — воскликнула Джулия.
— О Господи, да, ты права! Я так давно здесь не была! Уже и дорогу забыла... — виновато отозвалась Алисия.
Когда они вырулили на подъездную аллею, Алисия взглянула на сестру и заметила в ее глазах блеск предвкушения.
— Ты всегда любила эти места, верно?
— Да. А ты разве нет?
— Если честно, мне было здесь скучно. Не могла дождаться, когда вернемся в город и я смогу увидеться с друзьями.
— Тебе нравится городская жизнь.
— Да, и что в итоге? Мне тридцать четыре года, я живу в фермерском доме у черта на рогах с выводком детей, тремя кошками, двумя собаками и кухонной плитой. Куда подевался праздник? — криво усмехнулась Алисия.
— Ты влюбилась и завела семью.
— А тебе достался праздник, — беззлобно огрызнулась Алисия.
— Да, было дело... — Джулия осеклась. — А вот и дом. С виду совсем не изменился.
Алисия взглянула на возвышающееся впереди здание.
— По-моему, дом стал еще лучше. Я и забыла, как он красив.
— А я никогда не забывала, — пробормотала Джулия.
Погруженные каждая в свои мысли, сестры медленно ехали в цепочке автомобилей, растянувшейся на подъездной дорожке.
Уортон-Парк был выстроен в классическом георгианском стиле для племянника первого премьер-министра Великобритании, который умер раньше, чем закончились работы. Трехсотлетнее каменное сооружение было выдержано в мягких желтых тонах.
Семь пролетов между стенами и двойные лестницы, тянущиеся до второго этажа, образовывали рельефную террасу со стороны парка, разбитого за домом, которая придавала строению французскую изысканность. На каждом углу возвышалась куполообразная башня. Просторную открытую галерею поддерживали четыре гигантские ионические колонны, а конек крыши был легкомысленно украшен осыпающейся статуей Британии. В целом дом казался величественным, но немного эксцентричным.
Впрочем, размеры здания не позволяли назвать его роскошным. Архитектура тоже оставляла желать лучшего: последние поколения Кроуфордов добавили пару элементов, испортив целостность постройки. Однако благодаря этому дом не пугал своим совершенством в отличие от других построек того периода.
— Здесь мы сворачивали налево, — встрепенулась Джулия, вспомнив огибавшую озеро дорогу до дедушкиного коттеджа, расположенного на краю поместья.
— Может, после распродажи сходим к старому коттеджу? — предложила Алисия.
— Посмотрим. — Джулия пожала плечами.
Дворецкие в желтых ливреях регулировали движение, распределяя машины на парковке.
— Похоже, слух о распродаже обошел всю округу, — заметила Алисия, заезжая на указанное дворецким место. Она выключила двигатель, обернулась к сестре и дотронулась до ее колена. — Ну что, пойдем?
Джулия растерялась от наплыва воспоминаний. Она вышла из машины и направилась к дому, упиваясь знакомым запахом мокрой свежескошенной травы и легким ароматом жасмина, растущего по краям лужайки. Вслед за толпой сестры медленно поднялись на главное крыльцо и вошли в дом.
Глава 2
Мне снова одиннадцать лет. Я стою в огромном парадном холле, который кажется мне собором. Задираю голову и вижу высокий потолок, расписанный облаками и голыми упитанными ангелочками. От восторга не замечаю, что кто-то наблюдает за мной с лестницы.
— Я могу вам помочь, юная барышня?
Я так испугалась, что чуть не выронила из рук горшок с цветком, из-за которого и пришла. Дед велел отнести его леди Кроуфорд, а я ее боялась. Издали она казалась мне старой, худющей и злой. Но дедушка Билл настоял.
— Ей сейчас очень грустно, Джулия. Возможно, орхидея поднимет ей настроение. Ну же, беги, моя девочка!
Обернувшись, я вижу на лестнице паренька старше меня на четыре-пять лет, с густой копной курчавых рыжевато-каштановых волос, на мой взгляд, слишком длинных для мальчика. Он очень высокий, но болезненно-худой. Руки, выглядывающие из закатанных рукавов рубашки, похожи на палки.
— Да. Я ищу леди Кроуфорд. Принесла ей цветок из теплицы, — запинаясь выдавливаю из себя.
Юноша небрежно сходит с лестницы и встает напротив меня.
— Если хотите, я отнесу.
— Дедушка сказал, чтобы я отдала ей горшок лично в руки, — взволнованно отвечаю я.
— К сожалению, она сейчас спит. Ей нездоровится.
— Я не знала, — лепечу я.
Мне хочется спросить, кто он такой, но я не решаюсь. Мальчик словно читает мои мысли.
— Леди Кроуфорд — моя родственница. Так что вы можете мне доверять.
— Да, конечно. — Я протягиваю ему орхидею, в глубине души радуясь, что не надо иметь дело с хозяйкой дома. — Мой дедушка говорит, это новый, — я пытаюсь вспомнить слово, — гибрид. Он только что отцвел. Вы могли бы передать его леди Кроуфорд?
— Хорошо, передам.
Я стою, не зная, что делать дальше. Он тоже.
— Как вас зовут? — наконец спрашивает он.
— Джулия Форрестер. Я внучка мистера Стаффорда.
— Да что вы? Как же я сразу не догадался? А я Кристофер Кроуфорд. Друзья называют меня Китом. — Он протягивает свободную руку, и я ее пожимаю. — Рад с вами познакомиться, Джулия. Я слышал, вы хорошо играете на фортепиано.
— Не так уж и хорошо, — отвечаю я, покраснев как рак.
— Не скромничайте. Сегодня утром я слышал, как кухарка разговаривала о вас с вашей бабушкой. Идемте со мной!
Кит все еще держит меня за руку, и вдруг я чувствую, как он тянет меня через холл. Мы проходим ряд просторных комнат, обставленных строгой безликой мебелью, которая делает это жилище похожим на гигантский кукольный дом.
«Интересно, — невольно думаю я, — где они по вечерам смотрят телевизор?»
Наконец мы входим в помещение, залитое ярким золотым светом: три окна от пола до потолка смотрят на террасу, ведущую в сад. Огромный мраморный камин окружают большие диваны, а в дальнем углу у окна стоит большой рояль. Кит Кроуфорд подводит меня к нему, выдвигает табуретку и чуть ли не силком усаживает за инструмент.
— Ну-ка сыграй что-нибудь, а я послушаю. — Кит открывает крышку, и в воздух взлетает целый сноп пыли, искрящейся на солнце.
—А... ты уверен, что мне можно? — спрашиваю я.
— Тетя спит в другом конце дома. Вряд ли она услышит. Ну же, давай! — Он выжидающе смотрит на меня.
Я осторожно заношу руки над клавишами. Мои пальцы еще никогда не касались такой клавиатуры! Позже я узнаю, что она отделана самой лучшей слоновой костью и что инструмент, на котором я играла, — это стопятидесятилетний рояль Бехстейна. Я легко ударяю по клавише и слышу, как резонируют струны, усиливая звучание ноты.
Юноша стоит рядом со мной, скрестив на груди руки. Я понимаю, что у меня нет выбора, и начинаю играть недавно разученную пьесу Дебюсси «Лунный свет». Пока это мое самое любимое произведение, и я потратила немало часов на отработку техники игры. Пальцы касаются клавиш, и я на время забываю про Кита. Чудесный инструмент издает волшебные звуки, и я, как всегда, уношусь на волнах музыки куда-то далеко-далеко... Солнце освещает мои руки и согревает лицо. Я играю лучше, чем когда бы то ни было. Наконец звучат финальные ноты, и я с удивлением слышу, как смолкает прекрасная мелодия.
Где-то рядом раздаются хлопки, и я возвращаюсь в огромную комнату, к Киту, который стоит рядом с роялем и смотрит на меня с благоговейным восторгом.
— Вау! — восклицает он. — Блестяще!
— Спасибо.
— Ты такая юная! У тебя такие маленькие пальчики, но они так быстро летают по клавишам! Как тебе удается?
— Не знаю. Просто... так получается.
— Муж тети Кроуфорд, Гарри, или лорд Кроуфорд, был превосходным концертирующим пианистом. Ты знала об этом?
— Нет.
— Это его рояль. Он умер, когда я был еще совсем маленьким. Мне не довелось слышать, как он играет. Ты можешь исполнить что-нибудь еще?
Теперь на его лице написано искреннее воодушевление.
—Я... наверное, мне пора идти.
— Ну, хотя бы еще одну пьесу, пожалуйста!
— Ладно, — киваю я и начинаю играть «Рапсодию на тему Паганини» Рахманинова.
Музыка опять уносит меня в далекие фантастические дали, и я не сразу прихожу в себя от внезапного громкого крика.
— Хватит! Немедленно прекрати!
Я перестаю играть и смотрю в дверной проем гостиной. Там стоит высокая худая женщина с седыми волосами и полыхающим от гнева лицом. Мое сердце начинает отчаянно колотиться.
Кит подходит к пожилой даме:
— Простите, тетя. Это я попросил Джулию сыграть. Вы спали, и я не мог спросить у вас разрешения. Мы вас разбудили?
Леди Кроуфорд меряет его суровым взглядом.
— Нет, вы меня не разбудили. Но дело не в этом, Кит. Разве ты не знаешь, что я никому не разрешаю играть на этом рояле?
— Еще раз простите, я не знал. Но Джулия такая молодец! Ей всего одиннадцать лет, а она играет как заправский пианист.
— Довольно! — рявкает тетя.
Кит жестом манит меня к двери. Когда прохожу мимо леди Кроуфорд, она меня останавливает.
— Ты внучка Стаффорда? — Строгая леди буравит меня холодным взглядом голубых глаз.
— Да, леди Кроуфорд.
Я замечаю, как смягчается ее взгляд. Кажется, дама вот-вот расплачется.
— Мне... очень жаль твою маму, — через силу произносит она.
— Джулия принесла вам орхидею, — перебивает Кит, почувствовав напряжение. — Это новый цветок в теплице ее дедушки. Верно, Джулия? — Он поощрительно смотрит на меня.
— Да, — бормочу я, с трудом сдерживая слезы. — Надеюсь, он вам понравится.
— Конечно, понравится. — Леди Кроуфорд кивает. — Передай дедушке большое спасибо.
Алисия терпеливо стояла в очереди за каталогом распродаваемых товаров.
— Ты когда-нибудь заходила в этот дом в детстве? — спросила она у Джулии.
— Да, один раз.
— Довольно пошлые херувимчики, правда? — Алисия показала на потолок.
— Мне они всегда нравились, — отозвалась Джулия.
— Какой старый дом! — Алисия взяла каталог и устремилась вслед за толпой через холл по коридору в большую комнату, обшитую дубовыми панелями, где были все предметы, выставленные на распродажу. Она протянула каталог Джулии. — Жаль, что это кресло продано! Кроуфорды пользовались им триста лет, — задумчиво проговорила она. — Конец эпохи и все такое. Давай походим... — Алисия взяла сестру под руку и подвела ее к изящной, но треснувшей греческой урне. Судя по мху, покрывающему внутренний ободок, посудина использовалась в качестве кашпо для летних цветов. — Может, купим для папы?
— Можно. Решай сама. — Джулия пожала плечами.
Почувствовав угасающий интерес сестры и собственное раздражение, Алисия предложила:
— Давай разойдемся в разные стороны. Так быстрее осмотрим ассортимент. Ты начнешь с этого края, а я с того. Встретимся через десять минут у двери.
Джулия кивнула, и Алисия побрела вдоль противоположной стены. В последнее время Джулия отвыкла от толпы и теперь испытывала приступ клаустрофобии. Она протиснулась сквозь толпу в более свободное пространство комнаты. В углу виднелся разборный стол, рядом стояла женщина. Джулия не знала, куда деваться, поэтому подошла поближе.
— Эти предметы не участвуют в распродаже, — сообщила женщина. — Здесь в основном безделушки. Они продаются по отдельности, и вы можете их купить.
Джулия взяла зачитанную детскую книжку. Открыв ее, увидела дату: 1926 год. И надпись: «Хьюго от бабушки с любовью». Здесь были также Ежегодник Уилфреда за 1932 год и «Сад с ноготками» Кейт Гринуэй.
Дети Кроуфордов читали эти рассказы на протяжении пятидесяти лет... Джулия решила купить их и сберечь для тех, кто рос в Уортон-Парке.
Слева от стола она увидела потрепанную картонную коробку, полную гравюр и эстампов. Джулия бегло просмотрела выполненные пером литографии, изображающие Великий лондонский пожар, древние корабли и уродливые здания. Среди них лежал потертый коричневый конверт.
В конверте оказались акварельные рисунки, запечатлевшие различные сорта орхидей. Кремовый пергамент, на котором работал неизвестный автор, был покрыт коричневыми пятнами. Джулия поняла, что рисунки выполнены не профессиональным художником, а вдохновенным любителем. Однако если поместить их в рамку и повесить на стену, они будут очень неплохо смотреться. На каждом листке под стеблем растения виднелись написанные карандашом латинские названия сортов.
— Сколько это стоит? — спросила Джулия у продавщицы.
Женщина взяла у нее конверт.
— Не знаю. Цена не проставлена.
— Что, если я дам двадцать фунтов — по пять фунтов за каждый? — предложила Джулия.
Женщина взглянула на невзрачные рисунки и пожала плечами:
— Если хотите, забирайте всю серию за десять фунтов.
— Спасибо.
Джулия достала деньги из кошелька, заплатила и пошла обратно, чтобы встретиться с Алисией, которая уже ждала ее в условленном месте.
Алисия увидела под мышкой у Джулии конверт и книги.
— Ты что-то нашла? — радостно спросила она.
—Да.
— Дашь посмотреть?
— Покажу, когда приедем домой.
— Ладно, — кивнула Алисия. — А я хочу приобрести урну, которую мы с тобой видели. Это лот под номером шесть, так что, надеюсь, мы не задержимся здесь надолго. Аукцион должен начаться с минуты на минуту.
— Я подожду тебя на улице. Прогуляюсь, подышу свежим воздухом: в помещении очень душно.
— Хорошо. — Алисия порылась в сумочке, достала ключи и протянула их сестре. — Возьми на всякий случай — вдруг я задержусь. Встречаемся у парадного входа через полчаса. Поможешь снести мои трофеи с крыльца.
— Спасибо. — Джулия взяла ключи. — До встречи.
Она вышла из комнаты, побрела по коридору и вернулась в парадный холл. Сейчас здесь было пусто. Остановившись, девушка глянула на потолок. Нарисованные херувимы были на месте. Их не трогала царящая рядом суета. Затем ее взгляд упал на дверь, ведущую в гостиную с большим роялем, на котором она однажды играла.
Поддавшись внезапному порыву, Джулия направилась к двери и нерешительно шагнула за порог. Просторную комнату окутывал тусклый январский свет. Мебель выглядела точно так же, как и тогда, много лет назад. Джулия прошла еще несколько комнат и очутилась у входа в гостиную.
Сегодня солнце не светило в высокие окна. В комнате было холодно. Джулия миновала камин и диваны, от которых неприятно пахло плесенью, и приблизилась к роялю. Только сейчас она заметила высокого мужчину, стоящего к ней спиной. Он смотрел в окно и был наполовину скрыт камчатной шторой, истончившейся от многократных стирок.
Она тут же узнала этого мужчину и застыла на месте от неожиданности. Он стоял неподвижно, словно статуя, н явно не слышал ее шагов. Не желая нарушать его уединение, Джулия развернулась и тихонько пошла обратно.
— Я могу вам чем-то помочь? — услышала она уже у двери.
Джулия обернулась.
— Простите, мне не следовало сюда заходить.
— Это верно. — Он внимательно посмотрел на нее и вдруг нахмурился. — Мы с вами знакомы?
Их отделяло порядочное расстояние, но Джулия помнила густые волнистые рыжевато-каштановые волосы, стройное тело... он возмужал с тех пор, как она видела его в последний раз. А вот усмехается по-прежнему.
— Да. Я... то есть мы встречались много лет назад, — с запинкой пробормотала девушка. — Простите, я сейчас уйду.
— Так-так-так! — В его глазах вспыхнул огонек узнавания, а на губах заиграла улыбка. — Вы маленькая Джулия, внучка садовника, а теперь всемирно известная концертирующая пианистка, верно?
— Да, я Джулия. Насчет всемирной известности — это вы хватили...
— Не скромничайте, Джулия. У меня есть несколько записей ваших концертов. Вы знаменитость, звезда. Что, черт возьми, вы здесь делаете? Вы должны путешествовать по миру, проводить время в роскошных отелях.
«Выходит, он ничего не знает...»
— Я... приехала в гости к папе, — солгала Джулия.
— Какая честь для нас! — Кит насмешливо поклонился. — Я горжусь знакомством с вами и всем рассказываю, что одним из первых услышал в вашем исполнении пьесу «Лунный свет». Получилось довольно удачно — мы встретились в той же комнате и в том же доме, который вот-вот будет продан.
— Да. Мне очень жаль, — натянуто улыбнулась она.