«Ну что ж», — подумала я, вглядевшись в лица. Рэпер, рэпер, манекенщица, манекенщица, звезда, журналист, журналист-знаменитость… Мое сердце екнуло в груди. На фотографии виднелся локоть и часть руки. Немного бедра, мельком схваченная щека и шевелюра длинных рыжих волос.

Я узнала эту руку. Эти волосы. Разве не я проводила месяцы, фантазируя, как их обладательница погибнет в результате трагического несчастного случая, оставив мне полную свободу действий, шанс утешить ее жениха и в итоге выйти за него замуж?

— Эй, Полли! — окликнула я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. — Когда это сняли?

— Вчера вечером. В «Мерсер китчен».

Я склонилась над фотографией, кровь стучала у меня в ушах. Считалось, что Мишель не было в городе. Так нам сказал Эван. В Нью-Хэмпшире она гребла на каноэ и карабкалась по горам, снимаясь для каталога снаряжения для туризма. Я выпрямилась и направилась к фотографам, работавшим позади новостного офиса.

— Эту фотографию обрезали? — спросила я.

Ответ меня полностью удовлетворил. На полной версии снимка, которую фотограф любезно для меня распечатал, было видно, что худющая рука с кожей цвета слоновой кости плотно обнимала за талию красивого мужчину с темно-каштановыми волосами до плеч. Молодой человек уткнулся носом в шею рыжеволосой девицы, и он точно не был Эваном Маккейном.

Я рысью проскакала к столу Джейни и сунула ей под нос фотографию.

— Смотри, смотри сюда!

— Господи, ну хоть кто-нибудь из этих трех журналистов мог бы сказать, чтобы он не чесал задницу при людях, — пробормотала она.

— Да не на рэпера! — рявкнула я и ткнула пальцем. — Сюда. Смотри. Вот рука. Кто это?

Джейни удивленно посмотрела на меня.

— Мы играем в «найди на картинке» для взрослых?

— Смотри! — повторила я и показала ей изображение целиком.

— Ничего себе! — воскликнула она.

Джейни отложила фотографию в сторону и проводила меня к моему столу.

— А теперь послушай меня внимательно.

Но я не могла спокойно слушать, я прямо пританцовывала на месте.

— Она обманывает его! И когда он узнает… и они расстанутся…

Джейни покачала головой.

— Интересно, а откуда он об этом узнает?

Я посмотрела на подругу. Эту часть плана я как-то упустила.

— Я ему расскажу? — предположила я.

— Нет, ты этого не сделаешь. Ты когда-нибудь слышала выражение: «Убей гонца, приносящего дурные вести»?

Я кивнула.

— Ты понимаешь, кем будешь, если сообщишь ему эту новость? Ты как раз и будешь этим гонцом.

Она сложила ладони и нацелила указательные пальцы мне в сердце.

— Бах, бах!

— Но… кто-то же должен сообщить ему. Мы не можем допустить, чтобы он женился на стерве, которая его обманывает!

Джейни печально покачала головой и плотно сжала свеженакрашенные губы.

— Не наше дело! — отрезала она.

— Так как же поступить?

Она подняла фотографию и постукивала ее краешком об стол.

— Будем ждать, — произнесла Джейни. — Примем во внимание и тот вариант, что он, вероятно, уже в курсе.

Я затрясла головой.

— Но почему он должен оставаться с тем, кто его обманывает?!

— Помни, что я тебе сказала. Это все волнение погони. Недостижимость. — И добавила: — Не забудь, бывает секс после ссоры…

Я схватила снимок и стала внимательно изучать его.

Наверное, я ошибалась. На свете много девушек с рыжими волосами и стройными бедрами. Даже если эта худая рука принадлежала Мишель, факт, что она находилась в Нью-Йорке без ведома ее бойфренда и веселилась на вечеринке с другим парнем, не обязательно что-то означал, хотя и убедительно указывал на это. Может, она просто вернулась раньше. Эван знал обо всем. В этом нет ничего страшного. Однако я должна была быть в этом уверена.

— Она еще в Нью-Хэмпшире, — сказал Эван, когда я позвонила и спросила, можно ли попросить его суженую помочь мне с выбором прикида для приема по случаю представления на рынок нового продукта. — Могу продиктовать тебе номер ее мобильника, — предложил он, и я положила трубку.

Через десять минут я уже звонила в агентство Мишель. Объяснила, что звоню из редакции «Нью-Йорк найт», мы делаем разворот с фотографиями о новых тенденциях в дамском нижнем белье.

— У нас уже есть блондинка и брюнетка, мы бы хотели еще рыжеволосую манекенщицу. Рост примерно метр восемьдесят, размер четвертый.

— Четвертый? — скептически уточнили в агентстве.

— Второй! — воскликнула я. — Кстати, нам не нужен специалист по ракетостроению. В прошлый раз манекенщица рассказывала о какой-то книге Томаса Пинчона, которую только что прочитала.

— Метр восемьдесят, второй размер, не гений, — повторила сотрудница агентства. — Я отправлю вам с полдюжины карточек сегодня же.

— Чудесно. Съемки будут завтра утром, так что те девушки, кого вы порекомендуете, должны находиться сейчас в Нью-Йорке.

— Понятно, — сказала она и положила трубку.

Через час я перебирала пачку фотографий высоких, имеющихся в наличии рыжеволосых красоток, не библиофилок. Мишель была на фото номер три.

«Успокойся», — сказала я себе, но все равно покрылась потом, покраснела и у меня разболелась голова. Я запила три таблетки адвила теплым кофе. За это время Джейни прислала мне девятнадцать сообщений с одним и тем же текстом: «Не будь гонцом!»

Следующим шагом стала попытка выяснить, кто же такой Мистер Кудрявые Волосы. Телефонный звонок журналисту, который тоже был на снимке, дал исчерпывающий ответ: «Трэвис Маркс. Человек-„Пантин“».

Реальность дня ускользала от меня.

— Прошу прощения?

— «Пантин» — шампунь и кондиционер. Он их рекламирует. Лучшие волосяные фолликулы в этом бизнесе. А в чем дело? Вы хотите его пригласить?

— Может быть. Когда-нибудь. Кто его агент?

Я проглотила кофе и сделала еще два телефонных звонка. Легковерный агент был счастлив дать мне домашний адрес человека-«Пантина». Якобы для того, чтобы я могла послать ему вырезки рекламных объявлений, появившихся в «Нью-Йорк найт». Ну а потом пришло время поработать ногами.

С того дня, когда Эван признался, что работает детективом, он иногда обращался к нам за помощью. Случалось, он появлялся перед нашей дверью в субботу утром, в джинсах и бейсболке, с записной книжкой в руках.

— Будь в холле «Алгонкина». — Эван протягивал мне солнцезащитные очки и фотографию мужчины. — Этот очаровательный парень утверждает, будто по субботам работает волонтером в кухне для бездомных. Его жена, ожидающая развода, не уверена в этом.

И я сидела в холле, попивала диетическую колу, высматривая этого человека. Когда он появлялся, регистрировался, нервно оглядываясь через плечо, и дрожащими руками вытаскивал из кармана пачку долларов, я делала несколько снимков, звонила Эвану на мобильный, и мы отправлялись куда-нибудь поесть.

Иногда он называл какой-нибудь другой отель.

— Не могу поверить, что он изобрел способ работать еще меньше, — жаловалась Джейни.

В конце концов, мы натягивали на себя спортивную одежду (я — свободные тренировочные штаны, Джейни — супероблегающую лайкру) и сплетничали, занимаясь на тренажерах, пока женщина в трико, якобы страдающая от прострела и смещения дисков, не появлялась на занятиях по аэробике с особо высокими нагрузками.

Или «школьное дело». В тот день Эван приехал ко мне в редакцию «Нью-Йорк найт» во время перерыва на ленч, с пластиковым пакетом, в котором были бутерброды с солониной, двухцветные туфли и плиссированная юбка.

— Ты будешь следить за девочкой по имени… — Он нахмурился и заглянул в записную книжку. — Локхарт. Уф. Не понимаю, почему богатые дают своим детям такие идиотские имена. Ну, неважно. Считается, что няня ее встречает; мама думает, что та разрешает Локхарт возвращаться домой на метро одной.

Я с сомнением потрогала юбку, представляя, как будут смотреться под ней мои бедра снежной белизны.

— А может, я лучше притворюсь одной из родительниц?

— Не надо, — широко улыбнулся Эван, его глаза так и сверкали под широкими бровями. — Но для меня это будет совсем не так забавно.

Я съела бутерброд и скрылась в туалете. («Я даже спрашивать не буду», — сказала Джейни, накладывая еще один слой туши.)

Через тридцать минут я слонялась вокруг школы. В три пятнадцать маленькая Локхарт просвистела мимо меня, направляясь к метро. Рюкзак величиной с нее саму подпрыгивал на цыплячьих плечиках. Без няни.

Я не решалась спросить, почему Мишель ему не помогает. Почему не она занимается на тренажерах, не сидит в лобби, не бродит около школы в плиссированной юбке. Ответ был очевиден. Мишель — женщина, которую заметят и запомнят. А у меня талант быть невидимой, он развился за годы жизни рядом с Рейной. Я знала, как растворяться в тени, тихо стоять в углу, спрятаться за газетой, став незаметной. Просто произнесите волшебные слова: «Моя красивая дочь, Катерина», — и я сразу исчезну.

Ближе к вечеру, в пять часов я положила в конверт фотографии Мишель и человека-«Пантина» и появилась в одном из центральных городских офисов по прокату автомобилей. К шести часам я припарковалась напротив здания на Верхней Ист-Сайд и скрючилась за рулем ничем не выделяющегося автомобиля, внимательно наблюдая за входом в квартиру Мистера-«Пантина». На лоб я натянула вязаную шапочку, зимнее пальто должно было держать меня в тепле. Запаслась бутербродами с индейкой и сыром, еще у меня были две бутылки воды, пакетик чипсов и пустая пластиковая кружка на случай, если захочется пописать.

Кружка не пригодилась. Я готовилась ждать часами — всю ночь, если бы пришлось. Но дело оказалось проще выеденного яйца, я попала в корзину с первого броска.

В девять часов вечера Мишель и Трэвис, смеясь, неторопливо, рука об руку появились на улице. На ней короткое платье в черно-белую полоску, трепетавшее вокруг безупречных бедер, ни шляпы, ни пальто, ни перчаток — несмотря на холод. Может, ее согревало чувство вины.

Мистер-«Пантин» был в униформе хипстера — черный свитер с высоким воротником и черные джинсы. Я увидела, как Трэвис открыл дверь, и Мишель прошептала что-то ему на ухо, прежде чем скользнуть внутрь. Я сфотографировала все, включая тот момент, когда его рука задержалась на ее бедре.

Через два часа у меня на руках оказались два комплекта проявленных фотографий. Я оставила машину и вернулась в нашу квартиру.

Джейни поджидала меня с блюдом попкорна, холодной водкой и грейпфрутовым соком.

— Все правда, — заявила я, бросая перед ней фотографии на кухонный стол.

— Не рассказывай ему, — произнесла она.

— Я не…

— Кейт! На, — подруга протянула мне стакан, — выпей.

Джейни подвела меня к дивану.

— Сядь. Подумай о том, что я сказала. Не торопись.

Я тупо кивнула и отхлебнула из своего стакана.

— Пусть будет как будет.

— А если никак не будет?

Джейни пожала плечами, сунула фотографии в ящик стола и улыбнулась:

— У тебя всегда буду я.



За недели планирования и обсуждений наши с Джейни грандиозные планы на новогоднюю ночь были доведены до совершенства.

Модные рестораны будут переполнены, заказывать еду на дом не хотелось. А в тот единственный раз, когда я пошла с Джейни встречать Новый год в дом ее отца, я почувствовала себя настолько неуместной (плюс в два раза крупнее и беднее, чем остальные гости женского пола), что подружилась с гардеробщицей и провела весь вечер, помогая ей развешивать и подавать меха.

В этом году мы собирались пойти в «Биг Вонг» в Чайна-тауне, поесть утку по-пекински и суп с клецками. После ужина планировали отправиться в «Ло-Ки-инн» на Мотт-стрит и попеть караоке, пока на Таймс-сквер не опустится новогодний шар.

— С твоим голосом и моей хореографией мы непременно выиграем главный приз! — с надеждой воскликнула Джейни.

Я даже согласилась выучить несколько па, но жестко сказала «нет!», когда речь зашла о парике а-ля Тина Тернер. После долгих колебаний за неделю до Нового года я позвонила Эвану и пригласила присоединиться к нам.

— Звучит заманчиво, — произнес он. У него с Мишель были другие планы: ужин и танцы в шикарном и дорогущем ресторане Всемирного торгового центра.

— Желаю хорошо провести время, — сказала я.

Мы с Джейни тщательно сохранили все свои файлы в рабочих компьютерах, позвонили родителям и пожелали им счастливого Нового года. Потом Джейни затащила меня в свою спальню и вручила розовый свитер и пару сверкающих, ярко-розовых босоножек на высоком каблуке.

— Ты знаешь, что я загадала на Новый год? Чтобы ты трахнулась.

— А ты не могла, как все порядочные люди, пожелать мне похудеть килограммов на пять?

— Нет, — усмехнулась Джейни и впихнула туфли мне в руки. — Си прислал мне свою машину с шофером.

Я натянула свитер через голову, припоминая, как в последний раз Си одолжил ей кое-что, а конкретно, свою квартиру в Майами-Бич на выходные. Как потом выяснилось, Си узнал об этом постфактум.

— Нет, серьезно. Я попросила его, — подтвердила Джейни, утаскивая меня в ванную.

Я дала ей поносить ожерелье из Мурано, которое мать привезла из Италии. Она вручила мне серьги — большие кольца из платины с бриллиантами, стоившие больше, чем я могла вообразить. Мы побрызгали друг друга духами, пожелали всего самого лучшего, чокнулись дешевым шампанским — подарком от владельцев «Нью-Йорк найт» в качестве праздничного бонуса — и вышли на улицу.

К одиннадцати часам мы закончили попурри из репертуара Тины Тернер («Proud Mary» с переходом к «Private Dancer» в комплекте с Джейни в серебряном бахромчатом мини-платье плюс парик) и под бурные аплодисменты двух сотен подогретых выпивкой восторженных болельщиков сошли со сцены, потные, запыхавшиеся и богаче на пятьдесят долларов.

— Говорила тебе, что выиграем! — вопила Джейни, пока мы пробирались к своему столику через толпу, принимая рукопожатия и бокалы шампанского.

Я широко улыбалась, затем крутанулась на месте, сердито озираясь.

— Кто ущипнул меня за задницу? — крикнула я.

— Да я! — воскликнула Джейни, игриво шевеля пальцами. — С Новым годом! Я пойду попудрю носик!

Я помахала ей рукой и протиснулась через толпу к нашему столику, где ждали две рюмки водки и два стакана клюквенного сока.

— От джентльмена из бара, — пояснила официантка.

Я посмотрела туда, куда указывал ее палец, и замерла. Если мои глаза меня не обманывали, и если я не стала жертвой острой галлюцинации «пусть исполнятся мои новогодние пожелания», у бара сидел Эван Маккейн в смокинге и без галстука. Один.

— Эван!

Он был здесь, точно как я воображала. Только в мечтах он не был пьян, подумала я, увидев, как Эван, покачнувшись, встает, потом, прислонившись к барному стулу, чтобы сохранить равновесие, и дергая свой широкий пояс, пошатываясь, направляется к нашему столику. На сцене квартет из молодцев, выглядевших едва ли на возраст, когда уже продают выпивку, распевал «Ninety-Nine Luftballons». Эван снова накренился, затем выпрямился.

— Кейт, — выговорил он, пытаясь улыбнуться, и рухнул на стул.

Было ясно, что он пил весь вечер, и сомневаюсь, что в дорогом ресторане. На голову он натянул бейсболку. Пахло от него так, словно его долго вымачивали в виски. И выглядел абсолютно несчастным.

— Так и думал, что найду вас здесь.

— А мы и есть здесь.

Я одернула на груди свитер Джейни.

— А разве ты не должен находиться на ужине?

— Должен.

Его зеленые глаза налились кровью, речь была не то чтобы совсем неразборчивой, но слова сливались друг с другом.

— Мне нравится твоя рубашка.

Эван протянул руку и провел пальцем по вырезу.

Сердце молотом застучало у меня в груди.

— Ты в порядке?

Он пристально рассматривал стол.

— Эван? — Я неуверенно протянула руку и накрыла его ладонь. — Что-нибудь случилось?

Его губы дрожали. Он сжал их.

— Эй! Вы! — крикнул улыбающийся во весь рот парень в смокинге и с литровой бутылью пива в руках.

Я улыбнулась в ответ, не отнимая руки от Эвана.

— Вы продолжайте, не хочу портить вам праздник. — Он встал.

— Нет, нет, все нормально. Мы уже закончили. Выступили. А ты что тут делаешь?

Эван снова рухнул на стул.

— Мишель и я должны были встретиться дома в шесть часов. Она не пришла домой, — тихо сказал он.

Я удержалась, чтобы не заорать во все горло: «Спасибо тебе, Господи!» Казалось, сердце растет в груди, становится все больше и больше, и легче, и легче, и уже вот-вот я взлечу со своего стула и поплыву в табачном дыму над этим шумным, набитым людьми помещением, над стульями, над вытертым ковром, над сценой, где по бокам висели два телевизионных экрана.

Я наклонилась к Эвану и прошептала ему на ухо, ну чисто картинка заботливой девушки, настоящего друга:

— С ней все в порядке? Где она может быть?

— Я знаю. — Он схватил один из стаканов и осушил его в два глотка. — Я знаю.

Голос его сломался на последнем слове, казалось, он и не заметил, что я нежно поглаживала его по спине между лопатками, издавая ласковые мурлыкающие звуки, стараясь перекричать караоке.

«Запомни это», — подумала я, ощущая сквозь рубашку тепло его кожи, дыша дымным воздухом бара, стараясь запомнить каждое зеркало, каждую неоновую лампу, запах жареных пышек и дешевого шампанского, сладкий аромат искусственного дыма, напущенного на сцену, когда миниатюрная азиатская девушка в голубом атласном платье пела: «Когда-то я влюблялась, а теперь я просто схожу с ума от любви».

— А… ну да… — Эван потряс головой.

Кончики пальцев у меня покалывало, а сердце часто билось. Он прошел через весь город, чтобы найти меня. Как Дэниел Дэй-Льюис в «Последнем из могикан».

Эван посмотрел на меня стеклянными, налитыми кровью глазами.

— Хорошенькая, — произнес он таким тоном, который до сих пор я слышала только в своих мечтах. Глаза его закрылись. — Ты сегодня такая хорошенькая.

Мы подняли головы, когда рядом откашлялась Джейни.

— Ну и что тут у нас такое? — осведомилась она, плюхаясь на свой стул и поправляя парик.

— Привет, Джейни, — произнес Эван.

Она уставилась на него.

— Господи! Ты хоть записал номер грузовика, который тебя сбил?

Я скорчила гримасу, надеясь физически передать ей информацию о появившихся фактах — что Мишель бросила его в канун Нового года и он, кажется, уже в курсе относительно присутствия Мистера-«Пантина». К несчастью, Джейни не обладала экстрасенсорными способностями.

— Что происходит? — поинтересовалась она, крутя в пальцах бахрому своего мини-платья.

Эван поднялся.

— Извините, — сонно пробормотал он и исчез в толпе.

Я смотрела, как он, пошатываясь, бредет прочь.

— Что случилось? — требовательно спросила Джейни.

Я рассказала ей все.

Подруга схватила меня за руки и пристально посмотрела мне в лицо.

— Кейт, выслушай меня!

Я знала все, что она собирается сказать — еще один вариант из серии «не гадить, где живешь!» — и я не хотела слышать этого.

— Его сердце разбито, — начала Джейни. — Эван одинок. Ему больно. Он уязвим. Судя по зрачкам, наглотался болеутоляющих. Не спи с ним.

— Я и не собиралась спать с ним!

Хотя, конечно же, именно это я и планировала. Это был мой шанс. В честном соревновании у меня не было шансов конкурировать с рыжеволосой манекенщицей ростом метр восемьдесят, к тому же проникнутой духом недостижимости. Но если Мишель разбила Эвану сердце и убежала с мальчиком-шампунем, и если он был пьян, мрачен и, вероятно, даже в наркотическом угаре, то у меня появлялся неплохой шанс.

Я встала.

— Сейчас вернусь.

— Кейт… — Карие глаза Джейни смотрели на меня умоляюще. — Я серьезно!

— В туалет! — объяснила я и пошла, все быстрее и быстрее, и мои высокие каблуки подворачивались на ковре.

Я завернула за угол и почувствовала, как кто-то ухватил меня за лифчик. Решительные пальцы сильно потянули меня назад, затем отпустили, и лифчик больно щелкнул меня по спине.

— Ой!

— Сожалею, что сделала тебе больно, — услышала я голос Джейни. — Но, Кейт, я сожгу деревню, чтобы спасти ее.

Я открыла рот от изумления.

— Ха! Под деревней ты подразумеваешь меня?

Джейни подергала свой парик.

— Подожди… дай мне хорошенько подумать. Да. Ты — деревня. А теперь послушай меня. Не спеши. Не бросайся на него. Потерпи.

— Мне очень нужно, — прошептала я и подумала, что терпение — это для девушек, которые выглядели, как Джейни, а такие шансы, как сегодня, для таких девушек, как я.

Эван, сгорбившись, сидел в углу слабо освещенного холла. Дверь с надписью: «Запасной выход» была подперта стулом, чтобы не закрывалась. Я взяла его за руку и протащила через эту дверь. Мы вышли в переулок, в ночь.

Мы вывалились на улицу и попали в толпу гуляк, празднующих Новый год, туристов в банданах с изображением статуи Свободы, женщин, семенящих в узких платьях и на высоких каблуках, компаний орущих парней с бутылками пива, вина и шампанского. Эван затащил меня на боковую улицу, где располагались магазины с импортными товарами, красные маркизы и бумажные фонарики, разукрашенные золотом, трепетали на ветру. Казалось, все собирались провести эту ночь на улице.

— Где твое пальто?

— Не взяла с собой, — ответила я, наклонившись близко к его щеке, чтобы он мог меня услышать.

Я должна была уже замерзнуть, но не чувствовала холода, хотя видела в воздухе пар от его дыхания, когда он говорил.

— У Джейни машина отца… мы не собирались гулять и не хотели таскать с собой пальто всю ночь…

Эван втянул меня в китайскую кондитерскую и там, в сиянии витрины из зеркального стекла, перед подносами, полными замысловатых красно-золотых сдобных булочек, снял свое пальто и накинул мне на плечи. Он притянул меня к себе, и так мы стояли — глаза в глаза, грудь к груди, бедро к бедру.

— Кейти, — прошептал Эван.

Когда он поцеловал меня, я ощутила, как бьется его сердце. Я прислонилась к витрине, под фонариками, над нашими головами мелодично посвистывал ветер. Мне казалось, что я дышу им и упиваюсь им, и все виды и звуки нью-йоркского Нового года исчезли, пока Эван держит меня в своих объятиях.

Глава 15

Когда я проснулась, Бен стоял у открытой дверцы шкафа, лениво почесывая живот и хмуро разглядывая сильно уменьшившееся число вешалок. Я села в кровати, зевая.

— Как ты думаешь, кто мог хотеть убить Китти Кавано? — спросила я.

Не поворачиваясь, он пожал плечами.

Джейни, предположительно, еще спала в гостевой комнате, а дети, как я подозревала, находились внизу и крушили кухню в поисках завтрака.

Бен достал рубашку, костюм и галстук.

— Не знаю, — ответил он, натягивая брюки. — Пусть об этом полиция беспокоится.

— Ты считаешь, что Стэнли Берджерон раскроет это дело? Он с трудом разобрался в нашей системе сигнализации.

Бен надел рубашку, повязал галстук, посмотрел в зеркало и немного подтянул узел влево.

— Ну, ты тоже.

— Туше, — проворчала я, снова натягивая одеяло. — Когда вернешься?

— Поздно. Извини. У меня встреча в мэрии в Массапека.

— Лучше уж у тебя, чем у меня, — заметила я. — Так у тебя нет никаких версий? Догадок? Ничего, чем ты мог бы со мной поделиться, прежде чем исчезнешь в дебрях Лонг-Айленда?

Бен покачал головой и снял с подбородка кусочек туалетной бумаги, которым заклеил порез во время бритья.

— Ее я совсем не знал, его видел пару раз в поезде.

— Ага, в поезде. Вот это другой разговор. А где он работал?

Бен повернулся ко мне спиной, бросил вчерашнюю рубашку в шкаф, где ее уже поджидала скопившаяся куча одежды. Недели две я все собиралась отнести ее в чистку. Может, три.

— У меня заканчиваются рубашки.

Это замечание было высказано так тихо, что услышать могла только я.

— Заскочу в химчистку сегодня.

Я перегнулась с кровати и сгребла его выходные рубашки в свои объятия, надеясь, что это соблазнительное зрелище заставит Бена задержаться хотя бы на несколько минут.

— Страховой бизнес, — произнес он.

Очко в пользу моего черного шелкового нижнего белья.

— У его отца бизнес по морскому страхованию — корабли, имущество на береговой линии, летние лагеря на озерах. Филипп работал на отца. Я слышал, у него не было особых успехов в расширении бизнеса. Ему нравились бонусы и должность, но сама работа нравилась меньше. Дело отнюдь не процветало.

— Ясно.

Я представила Филиппа в безукоризненно сшитом костюме, появляющимся в офисе после десяти, уходящим на ленч в половине двенадцатого и проводящим вторую половину дня на поле для гольфа.

— Я пошел. — Бен нагнулся и поцеловал меня. — Желаю тебе и детям чудесного дня.

— Пока.

Наш садик «Красная тачка» был сегодня закрыт — кажется, у воспитателей был день повышения квалификации, поэтому я с неохотой рассталась с Джейни, возвращавшейся в город. Потом я накормила детей, помогла им одеться и поехала с ними в парк, где собрались наши мамочки, сбившиеся в кучку под суровым серым небом.

На секунду можно было вообразить, что они играют в детскую игру, когда нужно догадаться, кого на картинке не хватает.

Там была Кэрол Гвиннелл в пончо с бахромой и в серьгах кольцами, и Лекси Хагенхольдт в спортивной одежде из флиса и спандекса с логотипом «Найка», и Сьюки Сазерленд — темно-красная губная помада и кожаные шоферские перчатки — стоявшая у скамейки, где обычно сидела Китти.

Я медленно направилась к ним.

Дамы слушали Мэрибет Коэ. Она излагала версии, которые гуляли по городу. Китти Кавано пала жертвой бандитской разборки. Китти Кавано убили террористы. Китти Кавано задушили лямками от детского рюкзачка и оставили коченеть на кухонном полу.

— А я все-таки думаю, что это были феминисты, — высказала свое мнение Сьюки Сазерленд.

Она опустилась на скамейку и поигрывала своим мобильным телефоном в перерывах между глотками коктейля из спирулины. На ней были шерстяные брюки, спадающие с бедер и открывавшие плоский, прикрытый кашемиром живот. Мягкие кожаные ботиночки и мутоновая курточка разительно контрастировали с моими кроссовками и спортивной кофтой.

— И мне безразлично, что там написано в Конституции. Я считаю, что каждого, кто посылал ей угрозы в Интернете, нужно вычислить и арестовать.

— Вообще-то, это Билль о правах, — заметила я.

В отличие от шепота моего мужа, мой комментарий, произнесенный тихим голосом, могли расслышать все. Кэрол Гвиннелл пододвинулась поближе к Сьюки. Лекси Хагенхольдт изменила позу так, чтобы оказаться ко мне спиной.

— Мы поставили систему охраны, она реагирует на движение, — объявила она.

— А мы сегодня утром установили электронные ворота, — подпела ей Мэрибет Коэ, а потом добавила: — Говорят, Раглинзы наняли телохранителя.

Над тесной группкой мамаш пронесся некий звук, и нужно отметить, что это не было фырканием недоверия. Это был чуть слышный звук, издаваемый женщинами, полезшими в свои узорчатые шелковые пакеты под памперсы для того, чтобы достать оттуда бумагу и ручку или карманный компьютер и записать, где нашли телохранителя и есть ли там еще.

Я вздохнула и сунула руки в карманы. Мамочки встали в кружок, а я, как всегда, осталась извне. Я надеялась, что пробуду королевой не просто на один день, а хотя бы до конца недели, но Сьюки явно узурпировала мое место. Оба канала, и шестой, и десятый, показали интервью с ней в шестичасовом выпуске новостей. Она выдала очень веские и здравые суждения: Китти была доброй, Китти была очень умной, Китти была прекрасной матерью, и какая это ужасная потеря для нас для всех.

Однако я заметила, что она была не настолько убита шоком и печалью, чтобы не забежать в салон Стивена для укладки.

Через десять секунд полдюжины мамаш открыли полдюжины герметизированных коробочек с едой и вынули полдюжины результатов изучения теории здорового питания. Пейтон отщипывал маленькие кусочки соевых стручков, приготовленных на пару. Чарли Гвиннелл жевал овощные пирожки, Тристан и Изольда закусывали девятизерновым хлебом, намазанным соевой ореховой пастой.

Рысью прискакала моя троица и выжидающе уставилась на меня. Я разыграла целый спектакль, роясь в своей большой хозяйственной сумке и делая вид, будто на самом деле я не забыла положить туда все, что надо, а может, рассчитывая, что Фея бутербродов навестила нас ночью.

Все, что я нашла — два леденца от кашля и половинку подтаявшего батончика «Нестле».

— Хм…

— На, — сказала Сьюки, деловито распределяя четвертинки бутербродов. — Я прихватила лишние.

Пока дети ели, я подкатилась к Кэрол Гвиннелл в надежде, что она как единственная мамаша на детской площадке, чей размер тоже зашкаливает за сорок четвертый, может испытывать ко мне родственное влечение.

— Ты знаешь какого-нибудь хорошего адвоката в городе? — постучав ее по плечу, спросила я.

Кэрол закрыла пакетик с нарезанным сладким перцем и протянула бумажную салфетку своему сынишке Чарли.

— Какой специализации?

— Который занимается завещаниями. Когда у нас появились дети, мы с Беном составили завещание. Но теперь… после всех этих событий… я хочу сказать, что не хочу никого пугать, но кое-что мы хотели бы изменить, и думаю, что сейчас, после всех этих событий…

Она кивнула, серьезно глядя на меня бледно-голубыми круглыми глазами.

— Ты слыхала о Кевине Долане? — спросила я, стараясь, чтобы имя друга Филиппа и адвоката няни Лайзы прозвучало небрежно.

— Конечно. — Она посадила своего Чарли на качели. — У него офис в старом викторианском доме на углу Элм и Мэйн-стрит. Он нормальный мужик.

Кэрол облизнула обветренные губы и придвинулась ко мне.

— Сьюки сказала, что ты разговаривала с няней Китти.

Я кивнула.

— И ты говорила с Филом?

— Отнесла ему пирог. Хотела выразить свои соболезнования. — Я решила, что пока не стану углубляться в описание того, как Филипп одновременно хотел выяснить, была ли счастлива его умершая жена, и в то же время искусным маневром направлял меня к своему супружескому ложу.

Браслеты Кэрол позвякивали громче приглушенных голосов наших мамочек, тихо обсуждавших, какой канал лучше рассказывал об убийстве Китти и сколько репортеров звонили к ним домой. Время от времени чей-нибудь голос взмывал вверх:

— Пейтон! Играй там, где я тебя вижу!

— Тейт! Не ешь землю!

— Он к тебе приставал? — прошептала она.

— Кто? Фил? — изобразила я изумление.

Молочная кожа Кэрол вспыхнула, и она облизала губы.

— О нем всякое говорят.

Я вытаращила глаза и перешла на шепот:

— А к тебе приставал когда-нибудь?

Румянец Кэрол стал еще интенсивнее. Она кивнула головой, водя мыском алой балетки по пупырчатому прорезиненному мату под качелями.

— Он ко всем приставал.

Я выразила преувеличенное недоверие.

— И к Лекси? И к Мэрибет?

Кэрол пожала плечами и запустила пальцы в тонкие рыжие волосы.

— Филипп пытался поцеловать меня три года назад на рождественской вечеринке. Но мы стояли под омелой, так что, может быть…

— Ничего себе. Бедная Китти.

Она яростно закивала и подтолкнула качели Чарли с излишней энергией.

— Все это так печально.

Софи подбежала ко мне и подергала за руку.

— Мама, Сэм и Джек никого не пускают на горку.

Когда я уговорила мальчиков слезть с горки, Кэрол вернулась в коллектив мамаш.

Двадцать минут я протолкала качели с Софи, исполнившей «Польку Пегги» шесть раз. Наконец я лестью убедила мальчиков слезть с качелей, разместила всех в машине, подъехала к ближайшему мини-маркету и купила соки и крекеры с арахисовым маслом, так напичканные консервантами и гидрированными жирами, что один лишь взгляд на информацию о пищевой ценности продукта свалил бы среднестатистическую мамашу Апчерча в обморок.

Итак, весь город знал, что у Филиппа Кавано блудливые глаза и болтливый язык, и он отнюдь не горел на работе в своем морском страховании.

Я выехала с парковки, чувствуя дрожь удовольствия, вслед за которой нахлынула сокрушительная волна вины. Удовольствие при мысли, что жизнь прелестной Китти Кавано была далеко не такой уж распрекрасной и продуманной, как мне казалось ранее. Чувство вины явилось следствием этого удовольствия.

Она мертва, думала я, сворачивая на Мэйн-стрит. Мертва, и ее маленькие девочки будут расти без матери. И только настоящее чудовище может испытывать удовольствие, думая о чем-нибудь как-то с этим связанном.



Офис адвоката Кевина Долана располагался в белом здании викторианского стиля. Неброская деревянная рисованная вывеска украшала дом с дверями из толстого стекла в свинцовой оправе на углу Элм и Мэйн-стрит. Я мазнула по губам губной помадой и проверила, чтобы кошечка на пластыре, которым я заклеила лодыжку, была спрятана под носком.

— Могу я вам помочь? — спросила секретарь, когда я ввела Сэма, Джека и Софи в помещение, которое когда-то было гостиной.