Т. Джефферсон Паркер

МАЛЕНЬКИЙ САЙГОН

О дне его ужаснутся потомки, и современники будут объяты трепетом. Книга Иова, 18

Моему брату Мэтту


Глава 1

Чак Фрай, бывший серфингист второго разряда из Лагуна-Бич, всматривался в ветровое стекло и не видел перед собой шестифутовых волн.

Вместо этого, навстречу ему из темноты каньона мчалась дорога. Ее желтая полоска металась из стороны в сторону, мимо со свистом проносились эвкалипты в лучах перекошенных фар его машины.

В голове мелькали картины последних двух суток — сцены субботней пьянки, которая оказалась гораздо более бесшабашной, чем это позволяли рамки здравого смысла. Выходные начались грандиозной оргией, а потом все еще быстрей покатилось под откос. Только этого ему и не хватало. Пора уж, подумал Фрай, взяться за ум.

Он распрямил спину, сделал глубокий, головокружительный вдох. Интересно, сколько рабов божьих, крутивших баранку, встретились на этой дороге со своим создателем? — подумал он. Даже на его памяти их было предостаточно: автобусы, груженные туристами, сталкивались с бетономешалками, спортивные авто ударялись лоб в лоб, мотоциклисты размазывались по телеграфным столбам, а их машины отлетали к подножью холмов, рассыпая фейерверк искр. И всякий раз оранжевые контуры тел, нанесенные из аэрозоля полицией, чтобы зафиксировать последнее положение покойных.

Фрай сокрушенно посигналил и сделал левый поворот на шоссе Дубового каньона.

Старенький «Меркурий» урча проехал мимо питомника, кузоворемонтной мастерской, затем мимо покосившихся домиков, теснившихся во мраке ночи. Месяц и далекие уличные фонари выхватывали из темноты стоянку битых автомобилей, инструментальные лавки странного дизайна, провисшие бельевые веревки. Кошка метнулась через три косые тени, затем исчезла под грузовиком. Заросли подорожника изнемогали в малярийной истоме, а рядом стена жимолости источала аромат, от которого духота казалась еще удушливей. Лагуна-Бич — колония художников, ловушка для туристов, кусочек желанного Эдема, втиснутый между холмами и океаном. Хиппи шестидесятых, кокаин семидесятых, СПИД восьмидесятых — типичный пляжный городок в Южной Калифорнии.

Ловко выполнив крутой левый поворот, Фрай поддал газу и поставил автомобиль на дыбы, так что вместо неба возник приборный щиток с обезумевшими стрелками. Потом звезды вернулись на место, когда он выровнял машину, едва не задев почтовый ящик, который сам же сбил несколько месяцев назад и который теперь лежал кверху дверцей в зарослях плюща перед входом в его дом-пещеру. Фрай вылез из машины, вырвал почту из ящика и поднялся на парадное крыльцо.

— Вот я и дома, — пробормотал он. — Один, гостей не предвидится.

Дом-пещера предстал перед ним темной глыбой на фоне черного неба. Дом был встроен в гору, возвышавшуюся над городком, и окнами смотрел на запад. Ковыряясь с ключами, Фрай опять вспомнил откровенно жуткую историю этого места — суть которой состояла в том, что некий Скиппи Шарп нанял подрядчика, чтобы тот построил дом в обширном куполе песчаника, потом у Скиппи закончились деньги, а проект был осуществлен лишь наполовину. Скиппи прожил в доме несколько месяцев, прежде чем исчезнуть навсегда в Мексике, поэтому домом завладел подрядчик. Немного спустя мать Шарпа каким-то чудом прибрала собственность к рукам и стала сдавать дом — сначала художнику, потом архитектору, после рыбоводу, потом совратителю малолетних, затем медсестре и, наконец, бывшему серфингисту второго разряда из Лагуна-Бич. Арендовав дом, Фрай вскоре узнал, что участок, на котором он расположен, приобретен его родным папой, почтенным Эдисоном Джозефом Фраем, присовокупившим таким образом этот крохотный клочок земли к своему обширному ранчо в Апельсиновом округе. Миссис Шарп по сию пору «управляет» имением, частенько и с удовольствием поднимая арендную плату в уверенности, как заключил Фрай, что их семейное состояние выдержит такой произвол. Это действительно был пещерный дом — с дальними комнатами, представлявшими собой не что иное, как темные, неправильной формы гроты. Однако гостиная, спальня, кухня и ванная отличались вертикальными стенами, горизонтальным потолком, электричеством и беспрепятственным видом на Тихий океан. Друзья Фрая говорили, что дом-пещера похож на самого Фрая: недоделанный, склонный к мрачному уединению. В любом случае, это был его дом.

Фрай стоял в гостиной и чувствовал, как пол кружится под ногами — иллюзия, которую он объяснял вращением земли вокруг своей оси. Первым делом он направился к автоответчику. Фрай относился к этому устройству с большим пиететом, питая надежду на то, что в недалеком будущем с ним будут связаны значительные перемены к лучшему.

Звонила Линда. Назначила встречу на пятницу.

Из приемной доктора Редкена: поступили результаты ультразвукового сканирования.

Билл Антиох из «Мегашопа» позвонил, чтобы сообщить о закрытом соревновании мастеров серфинга в Хантингтон-Бич.

Последней была весточка от Беннета: «Надеюсь, ты не забыл, что мы будем отмечать наш день рожденья в „Азиатском ветре“. Ли сочинила для нас песню. Ждем тебя в десять, братишка. „Дни Сайгона“ еще продолжаются — вход будет свободный — поэтому я приберегу для тебя местечко. Это сегодня, в воскресенье, если вдруг ты забыл».

Фрай проверил часы: идут. Нащупал выключатель, споткнулся на пачке резюме, с которых он недавно снял копию, затем посмотрел на серфинг-календарь от «Мегашопа». Календарь и сейчас был развернут на февральской странице из-за изображенной там крутой гавайской волны, закрученной в трубу и совершенной, как шевелюра Джека Лорда. Перелистав на август, он убедился, что сегодня действительно воскресенье — день рождения Беннета и, конечно, его собственный день рождения.

Он собрал разлетевшиеся резюме, не зная, позвонят ли ему из «Реджистера». В «Таймс» ему уже было отказано: у него, видите ли, отсутствовал пятилетний опыт работы в области репортера последних новостей. Он разослал резюме и рекламные письма во все газеты в радиусе автомобильной досягаемости. Ему было противно писать эти письма — противно как никогда.

Фрай узнал точное время, сварил кофе, плеснул туда молока и с полной кружкой вышел из дому. В приподнятом настроении — как-никак, тридцать третий день рождения — он опустил верх своего кабриолета и отправился в Маленький Сайгон.



Возвратным путем по той же каньонной дороге он выехал на шоссе в Сан-Диего. Стоял летний теплый вечер наполненный благоуханными наплывами земляники, апельсинов, аспарагуса, смога.

Мысли о Линде — назначившей на пятницу — настойчиво лезли в голову, но Фрай оборонялся от них радионовостями и сценами субботней вакханалии. Брак его длился пять лет. В конце концов он помчался под уклон со скоростью пушечного ядра. Фрай отдавал себе отчет в том, что он сам напросился на это. Линда, подумал он, я не могу видеть тебя теперь, любовь моя.

Вместо Линды он решил поразмышлять о своей семье. Беннет Марк Фрай — бывший младший лейтенант третьего взвода третьей роты первого батальона третьего морского флота. Беннет проливал кровь и ложился костьми в Донг Зу севернее Сайгона, испытал мгновенный хаос отступления и возвратился в Штаты укороченным и увешанным орденами. Ему тридцать восемь, у них с Чаком разница в пять лет, день в день. Иногда казалось, что общий день рождения — единственное, что их объединяет. Беннет, даже укомплектованный протезами, был коротковат и толстоват; Чак был выше, притом значительно, и гораздо худее. Беннет был смуглолиц; Чак бледен. Беннет общителен, заводила; Чак замкнут, часто испытывает проблемы даже в том, чтобы завести самого себя. Беннет был лучше почти во всем. Их отец, Эдисон, проявлял почти социологический интерес к различию между своими сыновьями, которое, по его заключению, явилось результатом различия поколений, а не генов. Как заслуженный ветеран второй мировой, Эдисон верил в то, что Беннета таким, каким он стал сейчас, сделала воинская дисциплина, и что отсутствие всякой дисциплины у Чака сделала его тем, кем стал — или не стал — он. А еще была Хайла, миротворица и источник всех утонченных проявлений, коими сподобились обладать ее сыновья.

Фрай свернул на Болсу и въехал в Вестминстер. Таблички с названиями улиц в городке были выполнены старинным шрифтом, а сами здания носили признаки стиля тюдор — английская прививка южнокалифорнийскому пригороду.

Попивая кофе, он мчался по Болсе мимо Братства Патрика Неофита, которое мирно дремало за рощей олив, мимо городского ритуального зала с витражами в высоких окнах, мимо стоянок трейлеров, закусочных быстрого обслуживания и автошопов. Все закрывалось в восемь.

Вестминстер, подумал он, — всего сорок миль к югу от Лос-Анджелеса и пятнадцать к северу от Лагуны — и совершенно другой мир. Пригород, изо всех сил стремящийся обрести индивидуальность, отсюда англицизмы. Можно сказать: «спальный район», но Фрай при этих словах всегда представлял себе один огромный матрас, который делят люди, которые ничего не делают, только спят, завтракают в постели и спариваются. Когда в конце семидесятых сюда понаехали беженцы из Индокитая, Вестминстер обрел такую индивидуальность, какой отродясь не имел: он стал столицей самой большой колонии вьетнамцев, расположенной вне Юго-Восточной Азии. Их число, как водится, продолжало расти. Последний раз Фрай слышал, что в Калифорнии живет триста тысяч вьетнамцев, причем половина из них — на юге штата. В одном только Апельсиновом округе их восемьдесят тысяч, большинство из которых проживает в Вестминстере.

Еще один квартал вдоль Болсы, и городской ландшафт внезапно изменился. К востоку от азиатского культурного центра все таблички и вывески — в ярком вьетнамском стиле. Крыши из зубчатой черепицы с богато украшенными карнизами взлетали во тьму. Фасады домов и паркинги пестрели бумажными фонариками. Витрины оживлялись кустарными вывесками: «Сьеу Тай Ми Хоа супермаркет», «Ткани Той Транга», «Вао Ньок, ювелирные изделия и подарки», «Кафе Ба Ле», «Сервис-центр Тайет Хонга», «Сэндвичи от Ньян Диня». Теплый материковый воздух уже не благоухал цитрусовыми, но пропах жареной рыбой и овощами, а также экзотическими, неведомыми специями. Фрай вдыхал все это в себя. Маленький Сайгон, подумал он, а ведь всего несколько лет назад в штате с трудом можно было сыскать вьетнамца.

Он наблюдал за автомобилями, суетившимися перед въездом в паркинг, и за эмигрантами — смуглыми людьми с темными глазами, черными волосами и угрюмыми лицами — собиравшимися перед домами, озираясь вокруг так, словно предчувствовали самое плохое. Южно-вьетнамский флаг — три красные полоски на оранжевом фоне — развевался над рыбными рядами, а под ним висел лозунг, провозглашавший начало «Дней Сайгона» в Вестминстере. Старик на углу оперся на палку и застывшим взглядом смотрел на пешеходный переход. Его жена стояла рядом и тоже смотрела. Культурное времяпрепровождение для некоторых, подумал Фрай: ждать, когда перейти дорогу. Три девушки обошли пожилую пару и, лавируя между машинами, ловко перебежали через оживленную улицу.

Он притормозил и пересек Вашингтон-стрит, первую из полудюжины улиц, которые — в округе, названном Апельсиновым, но не богатом апельсиновыми деревьями; в городе, названном Вестминстером, но имеющем мало английских черт; в районе, названном Маленьким Сайгоном, но находящемся немыслимо далеко от Вьетнама — которые носили имена первых шести американских президентов.

В этом, кажется, есть урок для республики, но какой?

Он сделал правый поворот на Брукхерст и стал искать взглядом ночной клуб, находившийся на углу улицы. Его было легко не заметить. Потом он увидел оранжево-зеленую неоновую вывеску с наклонившимся пальмовым деревом, тлеющую в летней ночи. «Кабаре „Азиатский ветер“ — танцы и стол». На полотняной маркизе было начертано: «По случаю Дней Сайгона… Ли Фрай в концерте… Поздравляем с днем рождения Беннета и его брата Чяка». Опять я на втором месте, подумал Фрай, да еще написали с ошибкой. Определенные личности не стали бы протестовать против такого обхождения. К тому же, похоже на аншлаг — стоянка нашпигована автомобилями и у входа толпа.

Джулия, владелица клуба, работала в кассе. Она подняла голову, улыбнулась, и жестом пригласила его войти. Фрай запихнул обратно в карман пачку банкнот: шестьсот тридцать семь долларов, все его сбережения за всю жизнь по сегодняшний день, не считая тех, что отложены в счет арендной платы будущего месяца за «Мегашоп».

Он раздвинул бамбуковые занавески и вошел в клуб.



Клуб был набит вьетнамскими беженцами, желающими увидеть свою живую легенду. Народ уже искал стоячие места вдоль стен. Бумажные фонарики бросали тусклый свет на лакированные столы и стулья, пальмы в кадушках и официантов в бабочках. Танцевальная площадка и сцена купались в красных лучах, которые яркими бликами рассеивались на микрофонной стойке и гитарах. Бас-барабан украшала надпись «Ли Фрай». Плакат над сценой напоминал о «Днях Сайгона». Слоистый дым плавал в лучах подсветки. Фрай озирал океан азиатских лиц, искромсанных конусами света и тени из продырявленного шара, крутившегося под потолком. Казалось, зал был подхвачен каким-то нежным, то ли воздушным, то ли подводным кружением. Зеркальные стены повторяли бесконечно множащиеся и постепенно слабеющие отражения происходившего.

Он сумел заметить Беннета за столиком в глубине зала — рядом с Доннелом Кроули и Нгуен Хаем, а также с женщиной, которую он не узнал. Берк Парсонс, как всегда, был наполовину скрыт полями ковбойской шляпы. Беннет сжимал вилку: руки раскинуты в стороны, голова наклонена вперед и набок, когда он говорит. Фрай помахал им и направился за кулисы. Бенни, он всегда в центре внимания.

Ли запирала серебристый косметичку, когда в ее гримуборную вошел Фрай. Она быстро взглянула в зеркало, затем вскочила и подошла к нему. Полная, милая мордашка, волна черных волос, глаза темны и глянцевы, как обсидиан. Ее аодай был пурпурного цвета — в контраст с черными шелковыми штанами.

— Не слышала, как ты вошел, Чак! С днем рождения!

Она поднялась на носки, чмокнула его в щеку, потом стерла помаду белым пальчиком.

Он улыбнулся. Что-то в Ли всегда низводило его до благодарного идиотизма, всегда вызывало глупую улыбку. Может быть, это из-за всего, что ей довелось пройти? Когда он прикасался к ней, у него возникало чувство, что ему доверили хрупкий, бесценный предмет. Улыбка была самым малым, что можно было ей предложить.

— Просто хотел поцеловать тебя, пока не видит Бенни. И пожелать удачи перед концертом.

Она отошла в сторону и встала, глядя на него.

— Ты чудесный малый, Чак. Мой чу, мой номер один.

— Ты великолепно выглядишь, Ли. Ни пуха ни пера. — Он поцеловал ее. Он наблюдал за тем, как она смотрит на него. — А что это за «Дни Сайгона»? Все только и говорят.

— Это город, которым мы сильны. Который горд тем, какими достойными гражданами мы стали. — Она улыбнулась. — Слышно что-нибудь о Линде?

— Да. Но все это в прошлом.

Она обняла его и крепко прижала к себе. От нее приятно пахло духами. Затем она отошла на шаг и взяла его за руки.

— Быть может, все к лучшему.

— Да хоть к чему.

— Никто не способен убить твое сердце, Чак. — Она посмотрела на серебристую косметичку на столе. — Ступай смотреть шоу, чу. Мне надо закончить макияж.

— Спой с душой, Ли.

— Постараюсь. Сегодня в зале так много влиятельных людей. Лючия Парсонс из Комиссии по пропавшим без вести вынуждена была отказаться, но вместо себя прислала Берка. Мы сможем поговорить после концерта, Чак. В доме ждет торт и подарки. Для Бенни я сочинила чудесную песню.

Фрай пробил себе обратный путь через переполненный зал и сел рядом с братом. Физиономия Беннета плавала в свете мерцающего шара. Его рукопожатие было сухим и сильным.

— С днем рождения тебя, Чак. Смотри-ка, даже не опоздал!

— Не хотел пропустить такое событие, — ответил Фрай. — И тебя с днем рождения, брат.

Он поздоровался с Доннелом Кроули, темнокожим молчаливым другом Беннета с времен войны. Тот сдавил руку Фрая и кивнул. Нгуен Хай, выглядевший как всегда тщедушно, но опрятно, положил сигарету в пепельницу и протянул четыре пальца. Фрай знал, что Хай возглавляет Вьетнамский центр, местную гуманитарную организацию. Он никогда не упускал возможности попросить помощи или денег. Хай представил вьетнамку, сидевшую рядом с ним. Ее звали Ким, она работала как добытчица средств для Вьетнамского центра Хая.

— А вы не очень-то похожи с Беннетом, — сказала она.

— Благодарю вас, — ответил Фрай, незаметно толкая брата в ребра.

— Достаточно одного заядлого серфингиста на семью, — сказал Беннет.

Фрай заметил, что Беннет посмотрел на часы и бросил взгляд на сцену.

— Через пять минут ее выход, братишка.

— Заядлого серфингиста? — переспросила Ким.

Нгуен наклонился к ней, чтобы объяснить.

— Любителя серфинга. Чак в прошлом чемпион.

— В данный момент Чак весь в прошлом, — сказал Беннет, подзывая официанта. — Как у тебя с работой?

— Сейчас я свободный художник.

— Водку будешь?

— Непременно.

— Вот молодец, — сказал Берт Парсонс, приподнимая шляпу и поклонившись Фраю. — И я на этот раз поучаствую.

Фрай кивнул, размышляя о Берке: богатенький техасский нефтепромышленник, невозмутимый, щедрый. Еще один друг Беннета с той войны. Его сестра Лючия приобрела известность как основательница Комиссии по пропавшим без вести, что явилось настоящим прогрессом. Берк, казалось, был доволен тем, что грелся в лучах ее славы — массировал ей плечи, покупал для нее напитки, сотрудничал с ней без заметных достижений. Встречаясь с ним всякий раз, Фрай видел его в одной и той же дурацкой шляпе.

Беннет сделал заказ для каждого.

— Биллингем не передумал?

Фрай вздохнул и обвел взглядом собравшихся. Он был неплохим, правда, иногда чересчур впечатлительным, репортером. Он писал о ресторанах ради бесплатной кормежки, о кино ради бесплатных билетов и о встречах по боксу в отеле «Шеррингтон» ради бесплатного места у ринга. Триста двадцать долларов в неделю и отрицательный дебет его серфинг-магазина научили Фрая идти на любые ухищрения. Но факт состоял в том — хотя он как мог старался забыть об этом — что ровно шестнадцать дней назад Фрай был уволен за то, что написал статью о боксере, который, очевидно, получил договорной нокаут в пятом раунде полуфинальной встречи в полусреднем весе, которая состоялась в «Шеррингтоне». Когда Фрай попытался вступить в контакт с менеджером молодого боксера, чтобы тот изложил свою версию, этот человек — некто Ролли Дин Мак из агентства «Элит Менеджмент» — не ответил на его звонки. Фрай дал материал как есть. Адвокат Мака после этого заявил издателю, что или в газете не будет Фрая, или рекламы «Элит Менеджмент», пригрозив подать в суд за клевету. Издатель «Леджера» Рон Биллингем никогда не испытывал особой любви к миру бокса. Фрай получил расчет в пятницу, в тот же вечер освободил свой стол, сделал последний безуспешный звонок Ролли Дин Маку, затем ушел и пустился в запой. А боксеришка тот упал за деньги, в этом нет сомнений.

Фрай пожал плечами. Беннет внимательно посмотрел на него.

— Все образуется, Чак. Я знаком с друзьями Биллингема, так что не дрейфь.

Беннет показал на выделявшихся из толпы генерала Дьена с женой; Бина, издателя вьетнамской газеты; Тран Кая, бизнесмена и президента вьетнамской коммерческой палаты; доктора Фом До, профессора и автора девятнадцати книг по истории Азии. Мэр и некоторые члены городского совета также находились здесь. Мисс Дни Сайгона сидела задрапированная во флаг и безнадежно нервозная, между отцом и матерью.

— Лючия не смогла прийти, поэтому и послала своего брата-близнеца-придурка, — проговорил Берк. Он улыбался, потягивая пиво. — У нее встреча с какими-то сенаторами в Вашингтоне. Ну и расстроилась она, что не может быть здесь, доложу я вам.

Фрай заметил, что о Лючии Парсонс начинают говорить почти с благоговением. Она совершила десятки вылетов в Ханой на переговоры о пропавших без вести — и каждый раз об этом вовсю трубили в печати. Очевидно, Ханой нарывался на грубость. Ходили слухи, что она присматривает себе местечко в Конгрессе и что Комиссия по пропавшим без вести служит своего рода трамплином. Фрай однажды видел ее по телевизору. Она была яркой, членораздельной, прекрасной. Берк, несмотря на ковбойскую шляпу, выглядел таким же смуглым симпатягой.

— Здесь собралось много хороших людей, — сказал Беннет. — А вон там сидят плохие мальчики.

Он кивнул на столик в углу, окруженный молодыми мужчинами с прилизанными волосами. Кричащая одежда, бегающий взгляд, легкая надменность в их лицах.

— Гангстеры. Из банды «Граунд Зеро». — Беннет наклонился ближе к Фраю. — Справа от тебя Эдди Во, их главарь. А что за парень в темных очках, я не знаю.

Фрай понаблюдал за тем, как Эдди Во и Темные очки наливают себе пива со льдом, подносят ко рту зажигалки, с деланным энтузиазмом строят глазки молоденьким женщинам.

— Они не плохие, — вступился Нгуен Хай. — Энергию надо направлять. Они не доставляют хлопот, пока не появятся «Смуглолицые». «Граунд Зеро» и «Смуглолицые» — это как спички и газ.

Официант возвратился с подносом напитков. Фрай пригубил из своего стакана и стал наблюдать за сборищем, заметив, что Эдди Во возится с аудиокассетой. Магнитофон стоял рядом. Фрай наклонился к нему и спросил:

— Хромдиоксидная лента?

Во поднял сердитый взгляд.

— Пять баксов отдал, а она уже спуталась.

Фрай пожал плечами. Тут свет притушили. В зале поднялся коллективный ропот, головы обратились к сцене. Мисс Дни Сайгона оглянулась на Фрая. Она отвернулась раньше, чем он успел улыбнуться. Вышел оркестр: худенькие вьетнамцы в костюмах французского покроя. Вслед выступили певицы бэк-вокала, все в белых аодаях, все очаровательные. Загремели барабаны, заухали басы. Бэк-вокал молчал, девушки потупили взгляды. Гитарист постучал по микрофону. Беннет поудобней устроился на стуле, улыбаясь от предвкушения. Кто-то помахал ему, и Беннет махнул в ответ.

Ли выплыла на сцену и стала в центре светового пятна. Ее черные волосы сияли сквозь чад, висевший в зале. Пурпурный аодай был туго перетянут на талии, шелковые брюки широки, текучи. Фрай чувствовал, как Беннет постукивает по столу ладонью, все быстрей и быстрее. Ли взяла микрофон. Сценический свет сосредоточился на ее улыбке, зажег искорки в ее глазах, она обвела взглядом толпу и нашла Беннета. Ли протянула руку, и луч прожектора перенесся на их стол.

— За моего мужа, — услышал Фрай ее голос. — И за его брата. С днем рождения вас, родные.

Затем свет опять переместился на Ли, и оркестр заиграл вступление к первой песне. Фрай наблюдал за Эдди, по-прежнему сражавшимся с провинившейся кассетой. Темные очки смотрел на сцену, очевидно, поглощенный происходящим. Ли поднесла микрофон ко рту, и первые рулады ее голоса достигли зала так же просто, как пена ложится на песок. Фрай в восторженном неведении внимал словам, слетавшим с губ Ли на ее родном языке: веселым, ритмическим, утешным. Ким придвинула свой стул поближе и переводила во время пауз:



Когда все обратилось в ночь,
И листья упали с черных ветвей,
Я не один, со мной моя песня
О тебе, мой брат, мой любимый…



Фрай наблюдал за тем, как свет играет на улыбающихся губах Ли и на ее расшитом кружевом аодае. Руки Беннета были скрещены, лицо сохраняло выражение простодушного удивления. Доннел Кроули постукивал стаканом в такт, а Нгуен Хай задумчиво посасывал сигарету. Ким опять наклонилась ближе, обдавая своим сладким дыханием щеку Фрая.



Когда жизнь моя — сплошное желанье,
И небо рыдает печальным дождем,
Я знаю, что нет тебе конца,
Мой брат, мой любимый…



Фрай сумел расслышать, как Эдди Во захихикал между мягко пропетыми строками.

— Всего одну ночь с ней в моей постели, — сказал он. — Я не был бы ей братом!

Темные очки ответил:

— Стэнли будет тебя ревновать.

— Стэнли… Лай кай! Чертова пленка!

Ли закончила песню нотой столь высокой и чистой, что Фрай испугался за свою рюмку с водкой. Она поклонилась, черные волосы каскадом хлынули вниз. От силы аплодисментов завеса дыма, казалось, поднялась к самому потолку. Беннет метнул в Чака гордый взгляд, лишь только прожектор вновь выхватил их столик из тьмы.

Не успев осознать, что он делает, Фрай вскочил с места и схватил брата в охапку, похлопывая его по спине. Аплодисменты стали еще громче. Затем свет опять направили на Ли, которая повернулась к оркестру, отсчитывая начало новой мелодии. Странно, подумал Фрай, сев на место, вдруг, ни с того ни с сего, ты начинаешь чувствовать себя счастливым. Беннет кивал на Фрая. Ким опять придвинулась ближе.

— Это новая песня, Чак. О нашем доме. О сердечной тоске по тому, чем не дано обладать.

Ли обвела взглядом головы собравшихся, затем произнесла сквозь причудливо синкопированный ритм оркестра:

— Вьетнам, где ты? Мы должны научиться языку, который поможет нам тебя обрести.

Вступил скорбный, возвышенный голос одинокой гитары.

— Я сочувствую твоему народу, — выпалил Фрай через метелку черных волос в ухо Ким.

Она взглянула на него оценивая.

— Ты старался.

— Нет. Только не я.

Я не сделал ни черта, подумал он. Беннет один заплатил за всю их семью. Я не спорил с призывом номер три-пятьдесят один. Он выпил еще, вновь испытав вину, что Беннет пошел и Беннет потерял. Но он же приобрел: жену и жизнь среди людей, которым отдал так много. Чак посмотрел на брата, в который раз спрашивая себя, стоила ли игра свеч. Сейчас он — полчеловека: голова, торс, руки и два обрубка вместо ног. Он посмотрел на Доннела Кроули, пехотинца, вынесшего Беннета с поля боя, привязавшего свой шлем к одному из фонтанирующих кровью бедер Беннета и поплатившегося за это ранением в голову.

Фрай оглянулся вокруг, ища Эдди Во, но Эдди Во исчез. И Темные очки тоже. Магнитофон стоял среди пивных бутылок, опустошенных ими, вскрытая кассета лежала на столе рядом.

Подходящее время выйти на перекур, подумал Фрай. Отец Мисс Дни Сайгона встал и с улыбкой пошел к их столу.

Когда на авансцену вышли три человека в капюшонах и направили автоматы на зрителей, Фрай подумал, что это часть шоу. На кратчайший миг — между падением барабанных палочек, между меланхоличными напевами Ли, между биением сердца Фрая — в «Азиатском ветре» установилась тишина.

Затем огонь из автомата рассеял подводное освещение, разбил зеркала, словно то была вода. Последовало коллективное волнение, человеческие тела крушили мебель. Ли швырнула микрофон в одного из пришельцев, затем схватила микрофонную стойку и занесла ее над автоматчиком в горнолыжной маске. Но тот отпрыгнул, увернулся от удара и стиснул ее за шею. Другой, в черном капюшоне, схватил певицу бэк-вокала, потом отпустил ее, развернулся на каблуках и помог человеку в лыжной маске справиться с Ли. Ее волосы разметались в луче прожектора, и белый изгиб плеч сверкнул там, откуда руки в перчатках грубо вырвали лоскут пурпурного шелка.

Фрай протянул руку и дернул отца королевы красоты за галстук. За то невероятно долгое мгновение, которое потребовалось, чтобы самому упасть и его увлечь на пол, он успел вспомнить всех, к кому ему следовало относиться лучше при жизни.

Беннет повалился рядом, перекатился через спину и выпрямился. Опираясь на кулаки, с культями, раскачивавшимися между мощными руками, Беннет атаковал сцену. Осколки стекла дождем сыпались вниз. Фрай увидел автомат, нацеленный на Беннета, и подумал: «Вернуться из Вьетнама и погибнуть тут, ползая на полу какого-то бара».

Автоматчик замешкался всего на одно благословенное мгновение.

Фрай вскочил и в прыжке кинулся на Беннета. Так же поступил и Берк Парсонс. Его ковбойская шляпа отлетела в сторону. Крепко обхватив брата за грудь, Фрай поднял взгляд и в панически мятущейся толпе заметил Ли, которую тащили к пожарному выходу. Ее ноги напрасно молотили воздух — только слетела с ноги черная лакированная туфелька.

Рядом генерал Дьен поднял пистолет и сделал выстрел. Автоматчик на сцене судорожно дернулся в тот момент, когда за его затылком вспыхнуло алое сияние. Его оружие продолжало вгонять пули в сцену, пока наконец не выпало у него из рук, с тяжелым стуком грохнувшись на пол.

Фрай с трудом поднялся на ноги и сквозь плотную толпу пробился к запасному выходу. Синяя «Селика» в клубах дыма рванулась со стоянки и скрылась за углом.

Фрай вскочил в свой старенький «Меркурий», завел двигатель, включил первую скорость.

Фары осветили стоянку, и во время короткого озарения он, как ему показалось, увидел Эдди Во, который, вытаращив глаза, уставился на него с переднего сиденья припаркованного тут микроавтобуса.

Затем Фрай стал звать Беннета, но сам с трудом слышал свой крик сквозь визг покрышек. Когда он подал машину к запасному выходу, как раз возник Доннел Кроули. На руках он нес Беннета.

Глава 2

Фрай сидел за рулем, Беннет — рядом с ним на просторном сиденье, Кроули следил за обстановкой. Беннет крикнул в ухо Фраю:

— Давай! Гони!

Фрай повернул на Брукхерст и выжал педаль акселератора до пола. Завыли полицейские сирены. Мчась по широкой оживленной улице, «Селика» перестроилась на полосу торможения и свернула на Вестминстер-бульвар. Фрай обогнал увечный «Фольксваген», одним глотком сожрал сто метров асфальта, затем пронесся мимо бензозаправки. За ухом промелькнули колонки и удивленные клиенты.

— Быстрее, — вопил Беннет, — они хотят налево, они хотят налево!

Большой восьмицилиндровый грузовик прижимал их к обочине, и Фрай сокращал дистанцию — сто метров, пятьдесят — но «Селика», улучив момент, пересекла улицу перед самым носом плотного встречного потока и исчезла на Магнолия-стрит. Фрай резко затормозил в ревущем хоре клаксонов. Мимо проехали две полицейские машины с включенными сиренами. Шесть машин… семь… десять — и конца все не видно, а они загорают здесь, вперившись в Магнолия-стрит, как будто усилие воли способно было задержать удаляющуюся «Селику». Наконец у Фрая сдали нервы, и он газанул перед автобусом, который тяжко, словно гигантское животное, клюнул носом, вспыхнул стоп-сигналами и замер в облаке дыма горелой резины, а они тем временем мчались дальше стрелой.

Далеко впереди синяя «Селика» опять повернула налево.

Беннет протянул руку и выкрутил руль, резко направив машину в левый переулок.

— На следующем светофоре сворачивай на Грин-Флауер. Они едут на Плазу!

Фрай въехал на приподнятую разделительную полосу, снес дорожный знак и остановился перед вереницей автомобилей, выстроившихся на поворот. Когда встречный поток прекратился, он плюхнулся на проезжую часть и резко свернул на Грин-Флауер. Издалека виднелись огни Сайгон-Плазы и арка при въезде на площадь. Два луча прожекторов, пересекаясь, чертили в небе зигзаги.

— Они едут на площадь, я это знаю. Скорей, Чак, будь ты неладен, прибавь газу.

Они выехали на Сайгон-Плазу из бокового переулка, протиснувшись по узкому проезду между магазином тканей Тань Тонга и приемной Данг Лонг Ко, доктора медицины. Уличные фонари выстроились вдоль тротуара. Магазины и здания с яркими вывесками и распестренными витринами остались позади. Автостоянки были переполнены, бумажные журавлики скользили по асфальту, подгоняемые теплым бризом. Слева Фрай различал контуры огромной арки и двух мраморных львов, стоявших по обеим сторонам главного выезда на Болсу.

Беннет потянулся и взялся за руль, выворачивая направо. Его голос был спокоен, он цедил почти шепотом:

— Чак, объезжай медленно по периметру. Она где-то здесь. Доннел, найди полицейских и дай им описание машины.

Кроули спрыгнул на ходу и побежал в сторону магазинов.

— Их должны были увидеть, — сказал Фрай.

— Нам все равно никто ничего не скажет, — возразил Беннет.

Фрай объезжал дозором. Многолюдные тротуары, витрины, группы вьетнамцев, с любопытством смотревших на них. «Бюро путешествий Ханг Ду Лич Бат Дат», «Компания морепродуктов Бонг Лай», «Тай Лой: пончики и горячие блюда». Повсюду плакаты: «Последняя распродажа! Дешево!», «Да здравствуют „Дни Сайгона“ — в городе Вестминстере!» Из кафе Трана доносилась поп-музыка, перед входом ошивалась компания молодежи.

В дальнем углу площади он свернул налево, следуя тротуару и фонарям. Беннет лег на приборную панель, подложив под голову правую руку, а левой, сжатой в кулак, постукивая по мягкой обивке над приемником. Фрай по-прежнему слышал вой сирен, уносившийся к «Азиатскому ветру». Два мощных прожектора-искателя посылали свои лучи высоко в ночное небо. Надпись на доме гласила: «Кафе Фо Хань — торжественное открытие!» Уличные столики были почти все заняты. Посетители сидели, разглядывая шикарный кабриолет и двоих его пассажиров. Братья миновали магазин мод, химчистку и художественный салон «Рандеву», чьи витрины были увешаны шелковыми платьями и лаковыми миниатюрами. Они миновали ювелирный магазин Ким Тиня и вышивальную мастерскую Масами, магазин тканей Той Транга и ресторан «Тур д\'Ивуар». Они миновали видеосалон Тай Гон-Конга и магазин мод Фуонга. Они миновали заведения с вывесками, которые Фрай не мог даже надеяться разобрать.

Это слишком обыденно, подумал он. Слишком по-деловому. Зачем, если уж на то пошло, привозить похищенную женщину в торговый центр города?

— Наша догадка неверна, Бенни. Они никогда не поехали бы сюда. Здесь слишком…

— Заткнись, Чак! Они здесь!

Беннет выбросил себя из автомобиля раньше, чем Фрай успел остановиться. От магазина тканей Той Транга бежал Кроули. Фрай втиснулся на свободное место рядом с «Селикой» и выбрался из машины. Он наблюдал, как Беннет вскарабкался на капот «Селики», перемахнул через него и вперился в ветровое стекло. Кроули, загородившись ладонями, стал вглядываться в боковое окно. Фрай потрогал капот: еще теплый. Он обратил внимание на то, как странно покрашена «Тойота» — радиатор, хромированные части и внутренние стороны дверок были выкрашены той же темно-синей краской, что и кузов. Беннет соскользнул с капота и мешком упал на тротуар. Несколько секунд он оставался там, словно погруженный в асфальт. При помощи кулаков он обрел равновесие, лицо было ярко-розовым от света ближайшей вывески. Фрай прочитал ее:


Толковательница Снов
Точно, безошибочно
Индивидуально.


Фрай через витрину заведения увидел женщину, которая наблюдала за ними без заметного интереса. Беннет развернулся и направился ко входу; Кроули его опередил и распахнул дверь.

Женщина оказалась крупной и старой, с седыми волосами, закрученными на затылке в тугой пучок. На ней был тесный черный аодай. Сидя за маленьким столиком, она посмотрела на каждого по очереди, и в ее взгляде смешалось подозрение пополам с недоумением. Черные лампы бросали лиловый свет на два стула, на одной из стен висел китайский календарь: живописное изображение горы с водопадом. Фимиам поднимался над небольшой медной курильницей в углу комнаты. Беннет придвинул к себе стул, влез на него и, подтянувшись, забрался на ее столик.

— Синяя машина, вон та. Где люди, которые в ней приехали?

Мадам поставила перед Беннетом маленькую эмалевую коробочку. Посмотрела на Кроули, потом на Фрая. Кроули открыл коробочку и положил туда две банкноты. Фрай заметил, как она бросила взгляд на деньги, затем перевела на его брата.

— Я никого не видела.

Фраю показалось, что Беннет собирается прыгнуть ей на колени.

— Черта с два, мадам! Двое мужчин и женщина. Ли Фрай! Ли Фрай, мадам, вы знаете, кто это?

— Ли знает каждый. Я была в задней комнате.

— Посмотрите мне в лицо и повторите, что вы не видели, как подъехала машина.

Мадам изучающе оглядела Фрая, и на кратчайшее мгновение ему показалось, что он заметил в ее глазах страх.

— Я не видела, как подъехала эта машина. — Она достала из комода кассету и положила ее рядом с коробочкой с таким видом, словно то была пятая карта королевской флеши. Это была одна из композиций Ли — «Потерянные матери». С конверта кассеты смотрело лицо Ли, сфотографированное на фоне одинокой нитки колючей проволоки. Толковательница Снов скрестила свои тяжелые руки. — Я знаю Ли Фрай. Но здесь ее нет.

Беннет посмотрел на мадам, затем на Кроули, потом прошел в заднюю комнату, разведя руками соломенную занавеску, продолжавшую покачиваться и постукивать за его спиной. Следующие несколько секунд Фрай простоял на месте, прислушиваясь к брату. Открылась, затем захлопнулась дверь, послышалось хрюканье, проклятия. Курильница задрожала, ее медная крышка слегка зазвенела. Толковательница Снов уставилась на него. У Фрая возникло чувство, будто она читает его мысли и заучивает их наизусть. В полутьме комнаты лицо Кроули казалось иссиня-пурпурным. Беннет возвратился, соломенные занавески разошлись в стороны и соскользнули с его плеч.

— Пошли.



Они разделились, чтобы обойти все магазины. В соседней ювелирной лавке владелец сообщил Фраю, что он занимался клиентами и не видел, как подъехала машина, о чем весьма сожалеет. Он не видел Ли с прошлого месяца, когда она давала концерт здесь, на площади. Выступала она тогда великолепно. Он упомянул о большой скидке на часы «Сейко» для ныряльщиков, выдерживающие погружение на двести футов. Беспошлинный товар.

— Это машина гангстеров, — шепотом добавил он. — Сразу видно, потому что они любят все красить одним цветом.

Женщина в цветочном магазине совсем не разговаривала по-английски, но закивала и улыбнулась, когда он назвал имя Ли. Она нажала кнопку на кассетнике, и голос Ли захрипел из крохотных громкоговорителей.

— Ли Фрай? — спросил он, показав на синюю «Селику».

— Ли Фрай, — ответила та, показав на кассетник.

— Благодарю вас.

Двое парней, выпивавших за уличным столиком перед «Тур д\'Ивуар» сказали, что они видели, как подъехала машина, но она была пуста. Фрай поднажал, и история превратилась в другую машину, остановившуюся в другом месте и в другое время. Когда он их поблагодарил, они ответили: не за что, мы всегда рады помочь полиции.

На этой же стороне тротуара он увидел Кроули, который выходил из лавки, торговавшей лапшой. За ним с известным трудом выбрался Беннет, хлопнув дверью. Беннет опять проковылял к «Селике», на секунду уставился в техталон, находившийся на уровне его глаз, и ударил кулаком по капоту. Вмятина получилась похожей на разрез. Она отражала розовое свечение Толковательницы — точно, безошибочно, индивидуально. Фрай видел, что мадам по-прежнему сидит внутри, тучная и молчаливая, как Будда. Беннет махнул ему: иди к машине. Брат теряет голову, подумал Фрай. Он вот-вот рванет, словно мина, что достала его в Донг Зу.

Используя ломик из багажника «Меркурия», Беннет быстрее чем за минуту проник в багажник «Тойоты». Закончив, он сел на тротуар, обливаясь потом. Грудь его тяжело вздымалась и глаза явно были не в порядке. Ему не хватало роста, чтобы заглянуть внутрь.

— Что там, Чак?

— Ничего, а ты занимаешься уничтожением улик.

Беннет швырнул ломиком в «Циклон», затем злобно взглянул на Фрая.

— Мы должны обследовать каждый дюйм этой проклятой площади. Не подходи больше к этой машине, пока не приведешь с собой Ли.

Фрай обвел взглядом Сайгон-Плазу. Народ выставился на них из окон и дверных проемов. Прожекторы чертили зигзаги в темной вышине.

Фрай обошел все магазины, останавливал людей на улице и говорил с каждым, кто соглашался ответить. Никто ничего не видел. Когда — через полтора часа — он возвратился к машине, его ждали Доннел и Беннет.



Полицейские вовсю работали в «Азиатском ветре». Маячки пульсировали, бросая нервный свет на здание. Работали рации. Два офицера натягивали желтую ленту между стойками. Умчалась машина скорой помощи. Сержант с огромным брюхом стоял, положив ладони на бедра, словно искал что-то важное. Офицер у двери впустил их, когда Беннет сообщил ему, кто они такие.

Кабаре стало совсем другим. Лампы, освещавшие сцену, были погашены, мерцающий шар висел неподвижно, и вместо музыки доносился рассыпчатый ропот полиции, обсуждавшей что-то, фотографировавшей труп автоматчика на сцене, устанавливавшей ограждение у запасного выхода, кивавшей и размахивавшей руками, словно наблюдатели на поле боя, восстанавливающие безнадежную позицию кровавого выступления.

Фрай с хрустом прошелся по танцплощадке, усыпанной битым стеклом, поправил стул и сел спиной к тому, что недавно было зеркальной стеной. Кроули стал рядом, скрестив руки. Берк Парсонс беседовал с офицером, показывая на сцену своей шляпой, затем прошел вперед и встал на колени. Свободной рукой он указал путь отхода автоматчиков. Беннет вполз в кабинет, где к нему присоединился одетый в гражданское полицейский, вытащив карандаш и блокнот.

Фрай глубоко вздохнул и откинул голову назад, уставившись в изрешеченный пулями потолок. Он пытался замедлить ход мыслей, выстроить воспоминания, но они набегали хаотичными волнами. Он вдруг подумал, что ведь это лакомый кусок для репортера. Горячая, грандиозная новость. Сенсация недели, материал на первую полосу, но где же ему это напечатать?

Джулия пересекла загаженный пол. Лицо ее было сурово, взгляд быстр и сердит. Она села рядом.

— Ну что, все-таки ушли?

— Ушли.

— Вам не удалось их хотя бы разглядеть?

— Кто-то на центральной площади разглядел. Но не мы.

Джулия закурила сигарету. Они наблюдали за полицейским фотографом, делавшим снимки тела на сцене.

— Это генерал Дьен его застрелил, — заметил Фрай.

— Я в этот момент пряталась под столом.

— Генералу, наверно, лет семьдесят?

— Семьдесят шесть. Не надо было мне пускать сюда никого из гангстеров. А то вот как оборачивается. В Сайгоне я была певицей. Я открываю это кабаре, чтобы иметь музыку, но вместо этого получаю выстрелы.

Джулия поднялась навстречу махнувшему ей полицейскому. Ее глаза были суровы и темны, когда она посмотрела сверху на Фрая.

— С ней все будет в порядке. Никто не обидит Ли.

Всего одну ночь с ней в моей постели.

Фрай поднялся и проделал путь к задней стенке зала. Их столик был перевернут, вокруг валялись стулья. Сломанные темные очки лежали среди салфеток и деревянных палочек. Магнитофон был раздавлен. Может, те парни и не думали возвращаться?

Он дотронулся до магнитофона носком ботинка, и вдруг сзади кто-то завопил:

— Эй!

Фрай обернулся. Это был пузатый сержант, который, размахивая руками, приближался к нему.

— Убирайтесь отсюда.

Фрай застыл, точно кролик в лучах фар. Представители власти никогда не были его пристрастием.

Лицо сержанта приняло свой обычный вид.

— Ступайте вон к тому стулу и ждите там, пока вас не позовет детектив Мин. А в противном случае убирайтесь совсем.

— Как угодно.

— Как угодно не годится. На стуле, я же сказал — ждите на стуле.

Фрай сел рядом с Кроули, уткнул лицо в ладони и попробовал сосредоточиться. В ушах звенело от выстрелов. В воздухе до сих пор пахло порохом. Джулия принесла чашку вьетнамского кофе — крепкого, черного и сладкого.

Берк Парсонс подошел минутой позже, поправляя свою ковбойскую шляпу. Он покачал головой, вздохнул, но ничего не сказал. Сначала он показался просто взволнованным, но при более внимательном рассмотрении Фрай понял, что Берк близок к бешенству.

— Я уже говорил Беннету и тебе скажу. Если что будет нужно, позвоните мне. Все, что нужно. Все что угодно.

Берк с трудом сглотнул. Казалось, ему хотелось что-то добавить к своим словам, но он промолчал. Метнул во Фрая свирепый взгляд, затем развернулся и направился к выходу.

Фрай прошелся к сцене и понаблюдал за тем, как эксперт-криминалист делает баллистические замеры. Он помнил его в лицо по интервью годичной давности, но имя забылось. В трех футах поодаль лежал труп. С автоматчика сняли маску. Это был маленький азиат со струйкой крови, сочившейся из головы, и выражением слабого кроткого удивления в остекленевших глазах. Его последний взгляд был направлен вверх, на софиты.

Следователь вытащил из кейза моток струны и посмотрел на Фрая.

— Это вы писали ту статью о криминалистической лаборатории для «Леджера», не так ли?

— Совершенно верно. Я Чак Фрай.

— А меня зовут Дункан. Хорошая получилась статья. Она помогла нашему бюджету. — Эксперт-криминалист показал на Беннета. — Это ваш брат?

— Верно.

Фрай наблюдал, как Дункан загнал в пол рядом с головой мертвого мужчины гвоздик с широкой шляпкой, затем привязал струну и отошел на десять шагов к столу. Он посмотрел на Фрая.

— Находиться в сорока футах и получить в башку пулю двадцать второго калибра. Не повезло парню.

— Скорее, даже в пятидесяти. Генерал находился за соседним столиком.

Дункан обошел вокруг стула, высоко держа струну, и поднес ее вниз, куда показывал Фрай. Он пригвоздил ее к полу, вместе с желтой измерительной лентой.

— Дьен уже ушел? — спросил Фрай. — Я не заметил, что он давал показания.

— Генерал смылся. Мы имеем троих свидетелей, которые говорят, что это он стрелял. Правда, вьетнамцы меняют свои показания почти каждые пять минут. Самые никудышные свидетели на свете. А вы видели, как он стрелял?

— Да. Он убил парня одним выстрелом.

Дункан вернулся на сцену, волоча за собой сантиметр.

— Ну?

— Вот этот стоял здесь и поливал огнем пол.

— Знаете, во всем этом есть и хорошая сторона. Нынешним вечером здесь произошло чудо. По залу, набитому людьми, выпускают несколько магазинов, а единственным застреленным оказался один из плохих мальчиков.

— И о чем это вам говорит?

— Что они хотели запугать, а не устроить бойню.

Фрай увидел как наяву то мгновение — то благословенное мгновение — в течение которого автоматчик, казалось, уже выбрал в качестве мишени Беннета, но стрелять не стал.

— Мне тоже так кажется. Но я не буду ссылаться на вас по этому поводу.

— Не надо, я всего лишь криминалист. — Дункан свернул в рулончик сантиметр, затем посмотрел на Фрая. — Пятьдесят два фута четыре дюйма.

В дальнем углу зала переодетый полицейский продолжал беседовать с Беннетом. Фрай посмотрел через плечо на Доннела Кроули, который сидел немо и прочно, словно изваяние с острова Пасхи. За его спиной лежал труп автоматчика. Фрай рассмотрел смуглое лицо, жидкие черные волосы и тонкие усики убитого. Белая хлопчатобумажная сорочка. Черные брюки. Два браслета из черной кожи с серебряными заклепками. Черные ботинки с корочкой сухой серой грязи по бокам и на подошвах.

— Как вы думаете, Дункан, где он нашел эту грязь в середине августа?

Эксперт-криминалист отложил планшет и подошел к ногам трупа. Потрогал грязь, принюхался и пожал плечами:

— У него вестминстерский адрес. В Сакраменто на него ничего нет. Вероятно, из местных приблатненных.

— Как его зовут?

Дункан попробовал грязь на вкус.

— Извините, если вы действительно хотите это знать, спросите Мина. Наш новый детектив по Маленькому Сайгону.

— Вьетнамец?

— Наполовину. Наполовину американец. Говорят, идеальный вариант для здешних мест.

Криминалист произнес это с сомнением.

Когда сержант отвернулся, Фрай осторожно пересек танцплощадку и пробрался к выходу за кулисы. Прислонившись на секунду к стене, он понаблюдал за работой полицейских. Никому из них, кажется, не было до него дела, поэтому он прошел в гримуборную Ли, закрыл за собой дверь и включил свет.

В комнате еще чувствовался запах ее духов. Коробки с гримом аккуратно стояли на туалетном столике. Стул был отодвинут. Ее повседневная одежда по-прежнему висела в открытом шкафу: джинсы, блузка, светлый шелковый жакет.

А металлическая косметичка исчезла. На ее месте стояли три бутылки французского шампанского. На зеркале красной губной помадой было выведено: «БАН — ты проиграл».

Фрай сел на стул Ли и стал смотреть на надпись, затем перевел взгляд на бутылки. Шутка похитителей? И что такое бан?

В верхнем ящике столика лежало зеркальце, пара кисточек и расчесок, новая упаковка терок для пяток и три черных эластичных кольца для волос. А еще там было несколько похожих на карандаши предметов различных цветов и назначения. Чтобы красить глаза, предположил Фрай. В другом ящике он нашел салфетки, крема, масла, мази, притирания, вяжущие средства, пудры — весь арсенал красоты.

Ящичек номер три содержал пять аудиокассет в коробочках, маленькую бутылочку с бензином «экстра», под чистым белым полотенцем — двухзарядный крупнокалиберный пистолет.

Фрай уронил полотенце на место, задвинул ящик и встал. В одном из отделений гардероба висело несколько ярких платьев и блузок, полдюжины аодаев, один или два пиджака. А дно шкафа напоминало коробку старьевщика — высокие кучи обуви, всех форм и расцветок. Второе отделение было почти пустым, если не считать повседневной одежды Ли. Фрай придвинул к шкафу стул и влез. На верхней полке находился только радиоприемник — портативный, со съемными громкоговорителями — и маленькая стопка кассет, перехваченных одним из тех черных эластичных колец для волос, которые он нашел в туалетном столике. Фрай исследовал приемник и поставил его на место.

Он уже собирался слезть со стула, как вдруг заметил электрический звонок, установленный в дальнему углу верхней полки. Он был похож на старинный дверной — с тусклым латунным основанием и черной кнопкой. Заглянув под полку, Фрай увидел провода, уходившие в дырку на задней стенке шкафа. Он наклонился ближе, сдул пыль, гадая, что бы это могло означать. Звонок для прислуги? Но зачем его прятать так высоко? Сигнализация? Но опять-таки, почему здесь, куда так трудно добраться?

Фрай нажал на кнопку. Под ним, рядом со шкафом, бесшумно отодвинулась прямоугольная секция стенной панели. Появилось окно, выходящее в маленькую комнату, изолированную от остальной части клуба. Один столик на четверых, стулья, картины, пыльные букеты шелковых цветов. Зеркало на противоположной стене комнаты не давало отражения его лица. Стекло односторонней проницаемости, догадался он. Кабинет для обедов в конфиденциальной обстановке — с окном-соглядатаем. Чтобы следить, как бы посетители не утащили палочки для еды?

Фрай надавил на кнопку и пронаблюдал за тем, как панель стала на место, потом сошел со стула и поставил его к туалетному столику Ли. Затем он нажал на выключатель, открыл дверь и уткнулся прямо в брюхо сержанта. Могучая рука приперла его к стене, при этом он больно стукнулся головой.

— Я же велел тебе сидеть, дырка от жопы!

— Мне надоело.

Сержант — нагрудная табличка сообщала, что его имя Марксер — развернул Фрая на сто восемьдесят градусов, заковал его в наручники, обыскал сверху вниз и вернул в исходное положение. — Вы вмешиваетесь в уголовное расследование. Идите за мной.

Фрай поплелся по коридору в зал. Кроули привстал. Беннет посмотрел через плечо и покачал головой. Подошел детектив Мин, пряча в карман блокнот. Фрай изучал его вылизанное тонкое лицо, волнистые черные волосы, женственный рот и бледно-голубые глаза. Марксер прикрикнул, чтобы Фрай остановился.

— Парнишка весь вечер что-то здесь вынюхивает, — сообщил он. — Сейчас я застукал его в гримерной.

— Как вас зовут? — спросил Мин.

— Чарльз Эдисон Фрай.

— Что вы здесь вынюхиваете?