— Что ты хочешь, ребёнок?

— Я вот думаю, а ты когда-нибудь встречала других бабушек?

Она отложила книгу.

— Я знаю, что у нас в Высотке есть только один Уборщик мусора, только один Животновод, один Библиотекарь, но это не означает, что я единственная бабушка здесь! Конечно же, есть и другие. Я тебе даже могу признаться в том, что у меня самой когда-то была бабушка.

— А сейчас? — Я умолкла, не зная, как назвать останки Квисука, которые уже давно перестали быть целым телом.

— Вы хотите знать об экспонате Музея естествознания под номером 99/3610? Ведь это все, что видят в Квисуке музейные работники.

— Я просто подумала… А ты знаешь, какой должна быть бабушка? Может быть, тебе стоит почитать об этом в книгах… Читать полезно, особенно когда человеку не хватает знаний.

Подумать только, на останках человека висела такая же бирка, как на чучеле лося или костях доисторической рыбы.

Клем продолжила:

Бабушка подтянула к себе костыль, а я незаметно сделала три шажочка назад.

— Да, в 1993 году, более чем через сто лет после того, как шестерых эскимосов вывезли из родного селения, их кости все-таки вернулись в Гренландию для погребения. Не помню, говорила ли я вам, что мой отец родом из этой деревни? Она называется Кваанак.

— Что ты имеешь в виду, ребёнок? — наконец спросила она.

— Да, вы об этом упоминали, — подтвердила я.

— Вот я об этом очень много знаю. Я читала в книжках, что бабушки варят внукам горячий шоколад и вяжут шерстяные носки.

— Когда все это совершалось, а похороны состоялись в начале августа, наша семья была там. Я отпросилась из Лондонского университета, и мы все отправились на север острова, проведать дедушку. В то время я еще училась на библиотекаря. Но история нашего рода и повесть о злоключениях останков Квисука меня совершенно переменили. Тогда-то я и решила стать антропологом.

— И вы присутствовали на той церемонии?

— Вот как. А ты знаешь, что я читала в книжках, как из детей делали чучела и выставляли их в музее? — фыркнула она.

— Да, — кивнула Клем. — То был довольно волнующий обряд, надо признать. Их похоронили на утесе, на могиле насыпали большой курган. А на памятном камне высекли простую надпись: «ОНИ ВЕРНУЛИСЬ ДОМОЙ».

Я сглотнула.

Она замолчала и, закрыв глаза, будто мысленно воспроизводила эту сцену.

— То, что вы нам рассказали, — нарушил наступившую тишину Майк, — как-то связано, на ваш взгляд, с убийством Катрины Грутен?

— Так тебе хочется шоколада? — спросила бабушка. Она встала и, к моему удивлению, побрела на кухню.

— Определенно.

— Ну, идём же! — позвала она. — Давай посмотрим, что у нас тут есть. Значит, шоколад. Сначала нужно вскипятить молоко.

У Клементины, судя по ее тону, в этом не было сомнений.

Бабушка поставила на плиту кастрюльку, а целая плитка шоколада уже лежала на столе.

— Занимаясь подготовкой выставки, Катрина стала довольно часто бывать в Музее естествознания, и ее поразил масштаб здешней коллекции скелетов. Она никак не могла понять, откуда они тут и в таком количестве. Как и я, кстати. Я полагала, что это все древности, чей возраст превышает тысячу лет, найденные при археологических раскопках в пустынях и заброшенных пещерах.

— Наверное, Катрина никогда не смотрела мультики про Флинстоунов, — заметил Майк.

Я почувствовала, как у меня потекли слюнки.

Но Клем не оценила его юмора. В том, что она рассказывала, не было ничего смешного.

— Я говорила всего лишь о растворимом порошке, который заливают кипятком. А такой настоящий горячий шоколад я пила дома только на Рождество! — восторженно зашептала я.

— На самом деле это кости коренных жителей Америки, которых загнали в резервации. Ведь пока Роберт Пири и сотоварищи изучали жизнь моего народа, подобные антропологические изыскания предпринимались и в отношении американских индейцев западных регионов страны. Не просто собирали предметы их культуры и домашнего обихода, но выкапывали останки и перевозили их на восток, в наши научные центры.

— Твой папа тоже любил горячий шоколад. Летом он забредал с книжками в овраг и засиживался там допоздна. Часто возвращался домой продрогший. Я поила его горячим шоколадом с овсяным печеньем, а потом мы играли в «Ром и кости».

— И что с ними происходило потом?

Я смотрела на бабушку, не веря своим глазам, и боялась слово сказать. Она только что ласково говорила о моём отце!

— Еще десять лет тому назад эти останки выставлялись по всей стране более чем в семистах музеях, крупных и совсем маленьких. В них до сих пор хранятся как в закрытых запасниках, так и в публичном доступе кости более двухсот тысяч американских индейцев. Но ваши коренные жители находятся все же в несколько более выгодном положении, чем мой народ. Я имею в виду их численность и организованность.

— Поломай шоколад в кастрюлю, — велела бабушка, и я поспешила выполнить поручение.

— Они добились каких-то изменений?

— Мне следовало догадаться, что родители готовили тебе шоколад из порошковой фабричной отравы, — пробормотала она. — Так, теперь помешивай. Нам сейчас будет кстати горячий шоколад, этой зимой необычайно холодно.

— Проводили демонстрации, акции протеста, пробивали новые законы.

— Всё равно не нужно нас ругать, — тихо сказала я.

— Даже законы? — удивился Майк.

Бабушка сверкнула на меня глазами, но не произнесла ни слова, пока я стояла у плиты, помешивая в кастрюльке.

— Акт о защите и репатриации захоронений коренных американцев от 1990 года. Майк, если бы из мозгов ваших предков приготовили нарезку в научных целях, я думаю, вы бы тоже заинтересовались таким законом.

Напиток пах Рождеством. Бабушка достала с верхней полки вазу с кексами, и мы уселись за стол. Вид из бабушкиного окна открывался на море, уходящее за горизонт.

— Однако скудная бы закуска получилась, мэм, тугая до чертиков, хотя и проспиртованная знатно, — попытался пошутить Майк. — Что взять с твердолобых.

— Но ведь не все скелеты принадлежат людям какого-нибудь коренного племени или малого народа? — вступил в разговор Мерсер.

— Вот что, ребёнок, — сказала бабушка. — Ты ведь знаешь, какая должность у меня тут, в Высотке?

— Нет, конечно, — согласилась Клем. — И в этом основная загвоздка. Некоторые из музейных экспонатов действительно представляют собой кости людей, живших много сотен лет назад. В случае с ними действительно нельзя установить их принадлежность к какому-нибудь роду или племени. И в обозримом будущем это вряд ли возможно.

Мысли Майка все еще занимали эскимосы.

— Конечно же. Это все знают. Ты Страж дома.

— Если этот закон был принят в 1990 году, почему кости ваших сородичей — Квисука и остальных — еще пару лет держали тут?

— Закон действует только в отношении коренных американцев. Музеи были вынуждены вернуть останки индейцев, как того требовали их племена, но они и пальцем не шевельнули ради каких-то эскимосов.

— И ты знаешь, что в Высотке нет работы важнее? Страж дома следит за всем, что происходит, всё знает, обо всех заботится. Страж дома каждый день обходит все углы и за всеми присматривает. Страж дома препятствует разводам, старается, чтобы дети были вместе с родителями. Страж дома нужен, чтобы вращалось колесо жизни в нашем обществе. Ты понимаешь, о чём я говорю?

— А почему эта тема так задела Катрину?

— Ты имеешь в виду, чтобы вращались колёса в центре энергии? — последние её слова меня окончательно запутали.

— Искусство, связанное с погребальными церемониями, Майк, сфера ее научных интересов. А тут она впервые лицом к лицу столкнулась с реальностью, которую они заслоняли, с чувствами людей независимо от цвета кожи и среды обитания. И здесь не было никаких церковных кладбищ, красивых надгробий или старинных мавзолеев. Наши предки лежали в картонных коробках или пылились на музейных полках, снабженные инвентарными номерами.

— Да это же метафора, ребёнок! Метафора, которая показывает, как важно, чтобы Страж дома выполнял свои обязанности.

— Во имя науки, разумеется.

— Но подтолкнула ее к этой перемене все же я, — вздохнула Клем. — Стала укорять за то, что Катрина не замечала, как все обстоит на самом деле. Заставляла задуматься о том, что творилось на ее родине, в Южной Африке. Рассказала ей историю Мене, которая ее глубоко взволновала. Рассказала о моей прабабушке, останки которой привезли в Штаты в бочке. Все это ее потрясло, и Катрина прониклась заботами о судьбе американских индейцев. Мне пришлось перевернуть буквально с ног на голову ее мировоззрение, чтобы она стала понимать, в какой стране родилась.

— Ого! — удивилась я. — А ведь мы раньше думали, что обязанности Стража дома — мыть окна и посыпать солью дорожку, когда на дворе гололёд. Поэтому мы считали, что сможем тебя подменить, пока ты восстанавливаешься после травмы.

— Опираясь на найденные скелеты? — спросил Майк.

— Найденные? Майк, я ведь не говорю о Pithecantropus erectus и недостающем звене эволюции. Эти люди ходили по земле много тысяч лет тому назад, и их останки действительно были найдены. А те, о которых говорю я, были, как и мои родственники, украдены.

— Работа Стража дома — мыть окна? Это нечто неслыханное! — Лицо бабушки стало красным, и она ударила кулаком о стол. Но тут же спохватилась и спокойно произнесла: — Дрёпн, мне нужен посыльный. И я предлагаю тебе официальную должность Посыльного Высотки.

Мерсер, стоящий рядом с Майком, обхватил его за голову своими огромными ручищами.

— А что я должна делать? — осторожно уточнила я.

— Не смотрите, что у него покатый череп, он у него просто непробиваемый.

Едва Клем заговорила об украденных человеческих останках, к Майку вернулся его обычный скептицизм следователя.

Бабушка заметила, как я посматриваю на кастрюлю с горячим шоколадом, и налила мне ещё полчашки. Под столом послышалось тихое поскуливание. Бабушка незаметно сунула Герою кусочек сушёной трески.

— История вашей семьи действительно весьма необычная. Но ведь это не значит, что все кости, находящиеся в музеях, попали туда именно так.

— Разве тебе не ясно? — спросила бабушка. — Стражу дома необходимо знать, что происходит в кладовых, гараже, центре энергии, школе и других местах. Но мне сложно сейчас ходить по лестнице. Поэтому я назначаю тебя Посыльным, — она откусила кекс. — Это и для тебя полезно, будешь больше двигаться. Здесь очень важно оставаться здоровым.

— Вероятно, вы просто не хотите меня слышать, но у нас с моими коллегами есть документальные доказательства. — Клем не понадобилась снова ее тетрадка, чтобы изложить факты. — Катрина многое от меня узнала о том, что творилось по всей Африке. К примеру, в 1909 году негра по имени Кауа расчленили, затем, чтобы очистить его кости, прокипятили. Это происходило спустя четыре месяца после его смерти, причем на глазах у его жены и детей, чьи крики и причитания не смягчили сердца деятелей науки. Разумеется, его скелет забрали для музея. В дневнике одной известной дамы-антрополога упоминается и такой факт: в сороковых годах прошлого века она дежурила у одра умирающей женщины, а затем, выждав, пока соплеменники ее похоронят, вырыла из свежей могилы и отвезла с собой в Кейптаун.

— Как же это допустило правительство?

Я только пискнула. А она знает, сколько времени я кручу педали? Я не какой-нибудь там диванный овощ.

— Это в Африке-то? В первой половине двадцатого столетия? — Клем удивленно вскинула брови. — Да у коренных народностей тогда не было ни одного законного представителя. Только миссионеры иногда пытались за них вступиться. Они-то и оставили несколько достоверных свидетельств по фактам разворовывания могил. И опять же — это все не были реликвии далеких веков. В данном случае речь идет о койсанах, народности бушменов и готтентотов, потомки которых живут и в наше время и могут рассказать много похожих историй.

Но бабушка ещё не закончила.

— И вы предполагаете, именно эти факты побудили Катрину вернуться в Южную Африку? — уточнил Майк.

— Именно так. Потому она и устроилась на работу в музей Макгрегора.

— Теперь, когда у меня появится свой человек в роли посыльного, мне не надо будет беспокоиться о том, что телефон может кем-нибудь прослушиваться.

Я вспомнила, что нам то же говорил и Гирам Беллинджер. Только, с его слов, этот ее шаг мог повлечь лишь утрату квалификации. Оно и верно, профиль музея Макгрегора — это естествознание, европейским искусством там никто бы не занимался.

— Итак, — протянул Майк задумчиво, — вы утверждаете, что вам известно, ради чего Катрина хотела устроиться на работу в тот музей?

Да уж. Можно подумать, в Высотке есть какие-то невероятные тайны!

— Ради склепа с костями, детектив. Она хотела добраться до их костяного склепа.

— Так, получается, я должна буду бегать с записками по всей Высотке?

30

— А что собой представляет костяной склеп?

Бабушка фыркнула и придвинулась ко мне, слегка наклонившись.

— То, что вы не найдете ни в одном музейном справочнике, Майк. Мы с Катриной так называли тайные хранилища скелетов, которые имеются в каждом музее. Например, в Южно-африканском музее в Кейптауне в нем собрана внушительная коллекция останков чьих-то бабушек и дедушек, рассованных в тысячу с лишним картонок.

— А в музее Макгрегора?

— Я хочу, чтобы ты осознала: большинство должностей в Высотке значат больше, чем может показаться на первый взгляд. Животновод — это не какой-нибудь там специалист по коровам, это кровеносный сосуд нашего общества. Главный по развлечениям не какой-нибудь балаганщик… По крайней мере, он не должен таким быть. Он обязан следить за тем, чтобы люди не замыкались в себе и не теряли вкус жизни.

— В этом Кимберлийском музее под флуоресцентными лампами пылится полторы сотни ящиков с костями.

— Вы имеете в виду в экспозициях? — уточнила я.

— А Специалист по паразитам? — поинтересовалась я. Но бабушка не услышала мой вопрос.

— Нет. Тамошние кураторы, узнав об исках, предъявленных их американским коллегам, повели себя предусмотрительно и в конце девяностых все скелеты убрали долой с глаз публики.

— И где находится такой склеп в музее Макгрегора?

— Посыльный не просто передаёт записки. Он идёт туда, куда не может прийти сам Страж дома.

— В этом и заключается сложность. Катрина хотела попытаться найти его и опознать хранящиеся там останки. А потом вернуть их семьям, которые этого уже давно добивались.

— Неужели их действительно можно было бы опознать? — изумился Мерсер.

— Да, я понимаю, что ты всё ещё не оправилась после перелома шейки бедра.

— Кое-какие вполне можно, — подтвердила Клем. — Существуют новые методы по анализу ДНК.

Бабушка внимательно на меня посмотрела.

— Митохондриальной ДНК, — уточнила я. — Восстановление генов по материнской линии на основе образцов костей и волос.

— В музее Макгрегора Катрина должна была заменить одну мою приятельницу, которая уже начала составлять картотеку останков, снятых с экспозиции три года тому назад. Она считала это своим личным вкладом в дело воссоединения семей коренных жителей континента, которые наверняка рано или поздно добьются у правительства выполнения своих требований.

— И это только одна из сложностей. Важнее другое. После истории с рождественским сундуком доверие между жителями Высотки пошатнулось. Ты думаешь, люди смогут открыто рассказать мне о своих подозрениях? Нет, они не посмеют. В присутствии Стража дома язык не распускают. А ведь очень важно, ребёнок, чтобы я знала, о чём думают люди. Посыльный — мои глаза и уши.

— Ваша подруга принялась их, так сказать, инвентаризировать? — не удержался Майк от иронического замечания.

Бабушка вытащила из-под стекла лист бумаги.

— Вижу, вам никак не верится в то, что работа в музее может быть опасной? Буквально с самого начала моей подруге стали угрожать расправой. Сначала кто-то стал посылать ей письма на адрес музея, затем оставлять сообщения на автоответчик ее домашнего телефона. Угрозы были расплывчатые, разумеется, исходили непонятно от кого, однако свое дело они сделали — девушка не на шутку испугалась. В конце концов она покинула ЮАР. Именно после ее отъезда все скелеты и переместили в тайное хранилище.

— Начнём с простого поручения.

— Но почему? Ей удалось что-то раскопать?

— Некоторые странные детали. К примеру, в одних формулярах значились не только имена, указанные и на метках, прикрепленных к телам, но даже названия мест, где их выкопали. Останки этих людей можно хоть сразу возвратить их близким. В этом случае реальность их существования подтверждена как бы самим музеем.

Она стала что-то писать и на какое-то время словно забыла, что я здесь. Пока бабушка вырисовывала узорные буквы на серой бумаге, я молча ждала, как приговорённый ждёт своей участи. И вот наконец она закончила, сложила готовую записку и протянула её мне.

— А что в других?

— Двенадцатый этаж, кабинет Метеоролога, — сказала она, будто бы я не знала, что кабинет находится на самом верху.

— Просто инвентарная метка, где указано, к примеру, «Буш-Готтентот» или название какого-нибудь другого племени. Понимаете, Майк, этих людей сочли как бы недочеловеками. Их останки уравняли с останками животных. Людей обесчестили и в жизни, и в смерти.

— И вы создали организацию, поставившую перед собой задачу выйти на эти тайные хранилища и вытащить оттуда все кости?

— Нет, Мерсер, — покачала головой Клем. — Мы были скорее небольшой группой заговорщиков. Если б о нашей деятельности стало известно в профессиональных кругах, ни один музей мира попросту не принял бы никого из нас на работу.

Вверх-вниз

— И вы вовлекли в это Катрину?

— Я помогла ей очнуться. Раскрыла глаза. — Клем бросила взгляд на свою тетрадь, лежавшую на столе перед ней. — Ведь это настоящее кощунство. И его трудно оправдать тем, что совершалось оно ради науки, ради умножения знаний, и некоторые из нас решили, что такое положение мы способны исправить.



— Кого еще, кроме Катрины, вы привлекли к этой деятельности здесь, в Нью-Йорке? — спросила я.

Клем секунду размышляла, потом покачала головой.

На восьмом этаже я остановилась передохнуть.

— Найдите убийцу Катрины, и я назову вам имена моих единомышленников. Я не могу допустить, чтобы пострадал кто-то еще.

Я положила руку на ее тетрадь.

Учительница Янсина высунула нос из школьных дверей и широко мне улыбнулась.

— Вопрос не столько в том, что нам нужна их помощь. Просто как мы определим, грозит ли этим людям опасность, если не будем знать, кто они?

— Дрёпн, дорогая! Тебе нужна книжка? А может, счёты? Или ты хочешь поупражняться в языке жестов? Готова помочь!

Но Клем стояла на своем.

— Дайте мне время. Я хочу увидеть, кого вы уже знаете, с кем общались. — Она прикрыла рот рукой, сдерживая зевоту, затем поднялась и стала прохаживаться, словно пыталась развеять дрему, вызванную перелетом. В Лондоне в это время уже наступил новый день.

— Да нет, я просто поднимаюсь по лестнице, — сказала я. — Мне на двенадцатый.

— Хорошо, давайте отложим продолжение разговора до утра, — сказала я, делая Майку знак, что нам надо уходить.

— А как вы и ваши друзья общаетесь между собой? — не унимался Чепмен.

— На двенадцатый? А что тебе там делать?

Клем снова зевнула. Я выразительно постучала по циферблату часов, показывая коллегам, что наш визит затянулся.

— Хорошо, отдыхайте. — Майк наконец заметил мои сигналы. — Завтра утром вы готовы прийти с нами в контору Алекс, чтобы заполнить остальные пробелы?

— У меня послание от бабушки. То есть от Стража дома, я хотела сказать.

— Для того я и приехала.

Клем проводила нас до двери номера, попутно ответив еще на пару вопросов.

— А почему вдруг ты передаёшь записки Стража дома?

— Наверно, вы скучаете по старой работе? — спросила я, вспомнив признание Клем о том, что в связи с вынужденным уходом из сферы своей основной специальности она временно трудится в читальном зале Британского музея.

— У меня и тут свой расчет, — произнесла она с улыбкой. — Так уж вышло, что эта роскошная библиотека находится прямо над африканскими галереями. У меня уже и там есть кое-какие помощники. Так что наша подрывная деятельность не прекращается.

— Она же моя бабушка, — сказала я. — Я просто ей помогаю.

Затем, договорившись о завтрашней встрече у входа в отель и о том, что я заеду за ней по пути на работу, мы распрощались.

— Четверть одиннадцатого? Я готов грызть хоть папоротники в холле, — признался Майк. — Никто не хочет перекусить у Луми?

Янсина посмотрела на меня с подозрением.

Мы быстро добрались на его машине до элегантного ресторанчика на углу 70-й улицы и Лексингтон-авеню, Мерсер ехал за нами. Луми лично провела нас к уединенному угловому столику, когда я попросила ее найти нам тихое место, где бы мы могли поговорить о делах.

За бокалом вина мы обсудили историю Клем, и потихоньку оформился план действий на следующее утро. Было решено, что я набросаю текст электронного послания, а Клем, дополнив его чем-то от себя, разошлет письмо некоторым музейным сотрудникам. Смысл заключался в том, чтобы найти людей, которые захотят обменяться с Клем сведениями о Катрине.

Мы с Мерсером попросили принести нашу любимую пасту-кавателли с горошком и кусочками ветчины, а Майк, как обычно, когда мы оказывались в этом месте, заказал себе оссобуко. Мы ожидали кофе-эспрессо, когда запищал пейджер Мерсера. Извинившись, он вышел на улицу, чтобы сделать телефонный звонок.

Вернувшись, Мерсер сказал, что вынужден нас покинуть.

— Снова твоя Анжела Альфиери, Алекс. Та пятнадцатилетняя девчушка.

Фарфоровая чашечка, дрогнув в моих пальцах, со звоном стукнулась о блюдце.

— Ее нашли? Она в порядке?

— Она жива. Феликс, тот таксист, здесь ни при чем. Девчонка, похоже, сама удрала с Ральфи, чтобы заставить Феликса и свою подругу поревновать.

— Спа…

— Не спеши с благодарностями. Эта ее выходка обернулась захватом заложницы. Она сейчас на Паладино, в квартире Ральфи, который держит ее на мушке.

31

Я вскочила, чтобы присоединиться к Мерсеру, но он положил руку мне на плечо и усадил обратно в кресло.

— Не беспокойся, я присмотрю за ней. Валяй на свое задание, — сказал Майк.

Мерсер входил в группу по освобождению заложников элитного подразделения полиции, в которую набирали полицейских из самых разных отделов. Ее члены умели вести переговоры даже с самыми психованными преступниками в любых, самых рискованных условиях. Они входили в контакт с вооруженными грабителями банков, которые держали под прицелом сотрудников и случайных посетителей; с домашними тиранами, которые в пылу ссоры или под действием алкоголя нередко приставляли к горлу своей благоверной кухонный нож; участвовали в разборках на политической основе, когда очередные демонстранты захватывали какое-нибудь консульство или резиденцию. Когда бы они ни получили срочный вызов, они должны были в любое время суток явиться на захваченный объект.

Мерсер имел все необходимые для такой работы качества: быстроту реакции, терпение, особый склад характера. За годы нашего знакомства я несколько раз наблюдала за тем, как он уговаривал совершенно невменяемых преступников или ослепленных ревностью любовников отвести оружие от жертвы. Майк с его взрывным темпераментом не подходил для подобной работы. На угрозы или требования преступников он, будучи еще более взрывным, чем я, мог ответить только на их же языке силы.

Мы проводили взглядом Мерсера, который шел спасать девчонку, вляпавшуюся в крутые неприятности. А я вспомнила, что свое ложное обвинение в изнасиловании Анжела выдвинула против Феликса именно после того, как он ей заявил, что ее подруга с татуировкой в виде имени Ральфи на заднице оказалась лучше ее в постели. И Анжела, отправившись к Ральфи, очевидно, пыталась таким странным способом наказать и Феликса, и свою соперницу.

— Ну ладно. — Я поднялась из-за стола. — Пора по домам. Завтра у нас куча дел.

Направляясь к машине Майка, я не могла думать о завтрашних делах. Из головы не шел образ Анжелы под прицелом пистолета, и я все время спрашивала себя, не из-за меня ли она попала в такую ситуацию.

— Сделаешь мне одолжение? — попросила я.

Майк поджал губы и твердо ответил:

— Нет.

— Ну давай поедем по Первой авеню, пожалуйста! Клянусь, я даже не стану выходить из машины. Только узнаю, там ли ее мать. Может, я смогу ее успокоить.

— На самом деле тебе хочется увидеть девчонку, причем ты сама прекрасно понимаешь, что лучше этого не делать. Твое появление там — это все равно что горсть соли на свежую рану. Знаю я тебя, Куп, и поэтому не должен слушать твое нытье.

Майк ворчал всю дорогу, но сделал, как я просила. К месту происшествия мы прибыли за несколько минут до полуночи. Весь квартал был оцеплен полицейскими кордонами. Вдоль ленты ограждения расхаживал лейтенант с мегафоном, а мощные лучи прожекторов службы спасателей били в одно из окон на шестом этаже. По ту сторону заграждения толпилась кучка зевак, без которых практически не обходится ни одно происшествие. Полицейские без особого успеха пытались заставить их отступить на безопасное расстояние. У обочины дороги стояла машина «Скорой помощи» на случай, если переговоры ни к чему не приведут.

Среди полицейских, занятых своим делом, я высматривала Мерсера, но его нигде не было видно. Хороший знак. Вероятно, он уже вошел в здание и пытается успокоить разъяренного парня, убедить его открыть дверь и выпустить заложницу.

— Тут не на что смотреть, Куп. Парни работают, все будут целы. Дело доверили знающему человеку, — успокаивал меня Майк и, убрав мою руку с приборной панели, крепко стиснул ее.

С противоположного конца улицы по направлению к осажденному зданию пробежали трое офицеров в форме группы по освобождению заложников. На них были короткие черные куртки с ярко-красной надписью на спине: «ГОВОРИ СО МНОЙ!» За ними неторопливо проследовал шеф, крепкий мужчина в форме и с капитанским значком, приколотым над множеством всяких нашивок.

— Эй, Чепмен, ты чего здесь делаешь? На фильм в кинотеатре для автомобилистов, что ли, заскочил с дамочкой? Ну-ка, отрывай задницу и дуй наверх, там ты сейчас нужней. А подружку свою отошли пить кофе.

Капитан грохнул своим кулачищем по капоту машины и крикнул лейтенанту, который стоял ближе всего к дому:

— Эй, Баннерман! В курсе, что тут Чепмен? Да, из отдела убийств. Пристрой его куда-нибудь, пусть поучаствует в заварушке.

Майк открыл дверцу машины.

— Да меня гнали из бригады спасателей чаще, чем ты за свою жизнь трахался. Я не подхожу…

— Так, прекратить разговорчики, — оборвал его капитан. — У этого парня пушка. Кто знает, каким дерьмом все это может кончиться. В прошлом месяце в Квинсе наша бригада работала на пару с вашим убойным отделом. Болтовня там не сработала. Преступник сперва прострелил голову заложнику, а потом и себе высадил мозги, сунув пистолет в рот. Здесь в любой момент нужно быть готовым к изменению сценария. Короче, веди себя как коп, а не примадонна. Баннерман, введи-ка парня в курс операции.

Затем капитан наклонился и заглянул в окно.

— А ты, детка, ловила бы тачку и катила в свое гнездышко. В теплой постельке куда удобнее дожидаться детектива при исполнении!

— Капитан Экерсли? — не выдержала я. — Позвольте представиться, Александра Купер. Помощник главного прокурора округа Нью-Йорк, я возглавляю…

— Вот тебе и дамочка! — хмыкнул капитан. — Приятно познакомиться. Раймонд Экерсли. Наслышан о вашей работе, мои парни о вас хорошо отзываются. Не знаю, правда, какого черта вы тут сидите, взявшись за ручки с этим ковбоем, когда для него есть занятие поинтереснее, но я советую вам покинуть эту зону, ладно? До встречи на суде.

— Я здесь просто подожду, пока…

— Вито, видишь машину для радиосвязи с двумя внештатниками? Веди к ним помощницу прокурора, пусть ее довезут, куда она пожелает. — Затем Экерсли вновь обратился ко мне: — Куда вас доставить, дорогуша, к себе или к нему?

— Куп сажала и не за такое, кэп. И она тебе не «дорогуша», — осадил Раймонда Майк. — Ее никто так не называет, усек?

— Ладно, не хочу создавать тут лишних проблем. Идите работайте, ребята. Я уступаю. Мне на Ист-Сайд. 70-я улица. — Я открыла дверцу и села в машину, а капитан тем временем уже ушел руководить своими парнями.

— Завтра в девять в твоем офисе? Ты приедешь с Клем? — уточнил Майк.

— Да, конечно. Но ты знаешь, что я все равно не усну. — И, поколебавшись, добавила: — Может, когда все тут закончится, заедешь чего-нибудь выпить?

— Ну ты оптимистка, Куп. Да кто же знает, когда оно закончится? И если все действительно обойдется, я с превеликой охотой свалил бы спать. Но не волнуйся, я тебе сообщу, что тут и как. Да, и за меня выпей стаканчик на ночь.

Махнув ему на прощание, я направилась за Вито к машине, откуда двое штатских, любителей нарядиться полицейскими и поиграть в блюстителей порядка, следили за улицей.

«Еще полгода назад, — думала я, усаживаясь на заднее сиденье, — Майк после завершения такой операции непременно примчался бы ко мне, чтобы успокоить и отвлечь от тяжелых мыслей по поводу того, какой во всем этом могла быть моя роль». Но теперь его дома ждала женщина, и он стремился к ней. В такие моменты мне приходилось снова напоминать себе, что наши отношения с Майком переменились.

Почти всю дорогу домой я молчала, гадая, чем Анжела могла так разъярить Ральфи, что тот на нее напал. Может, она раздразнила его, заявив, что спала с ним, лишь чтобы насолить Феликсу, или он вышел из себя, узнав об измене своей подружки. Мерсер должен был нащупать ту самую правильную струнку, чтобы парень захотел войти с ним в контакт, иначе на моей совести будет жертва.

Остановившись на красный свет у перекрестка 71-й улицы и Второй авеню, водитель указал на круглосуточно открытый магазинчик.

— Мэм, вы не против, если мы выскочим на минутку за кофе?

— Кофе? Я бы тоже не отказалась, — кивнула я. — Ночь предстоит долгая. Если подождете минут десять, я еще куплю какой-нибудь еды, и вы отвезете это спасателям.

— Отличная идея.

Пока я наливала кофе в дюжину картонных стаканчиков, продавец нарезал и упаковал бутерброды. Я отнесла пакеты с едой к машине.

— Угощайтесь и раздайте остальное. Спасибо, что подбросили.

— Вы что, уже добрались?

Я махнула рукой в сторону своего подъезда, до которого оставалось не больше половины квартала.

— Видите, я уже почти дома. Я целый день провела взаперти, так что мне не помешает пройтись немного и подышать свежим воздухом.

Попрощавшись с внештатниками, я вернулась в магазинчик, взяла себе кофе и расплатилась по счету. Отхлебывая горячий напиток, я увидела, как в магазин вошла моя приятельница Рене и направилась к банкомату у задней стены.

— Вот так сюрприз! — воскликнула она, целуя меня в щеку. — Буквально на днях я спрашивала Дэвида, как давно он тебя видел. И он ответил, что, судя по тому, когда ты забираешь газеты, непонятно, то ли ты так поздно приходишь с работы, то ли так рано уходишь. А я выскочила снять немного наличных на завтра. Есть минутка?

Рене и ее жених, Дэвид Митчелл, были моими соседями по этажу.

— Да, конечно. Прозак, как обычно, ждет тебя на улице?

— Ага. Остались силы для небольшой прогулки? Лично меня после поздней смены всю шатает.

Дэвид, который был психиатром, и терапевт Рене держали у себя великолепную собаку породы веймаранер по кличке Прозак. Себя я привыкла считать ее суррогатной матерью. Она меня часто утешала и не однажды выражала сочувствие, уткнувшись в меня своим холодным носом.

Я вышла на улицу поприветствовать собаку и, присев на корточки, отвязала свою подружку от счетчика платной автостоянки, где ее оставила хозяйка.

Вскоре к нам присоединилась Рене, и мы двинулись в обход нашего квартала, вначале вдоль 72-й улицы, потом вокруг Третьей авеню.

— Зачем тебе кофе посреди ночи? — поинтересовалась Рене.

— Встревожена и вряд ли усну. — И я вкратце рассказала ей о захвате девочки, она же попыталась меня подбодрить и отвлечь от гнетущих мыслей.

— Как Джейк?

Я нервно рассмеялась.

— В такой ситуации куда легче говорить о Феликсе и Анжеле. Джейк в отъезде.

— Опять? А я хотела вас обоих пригласить к нам на обед на следующей неделе.

Я в ответ лишь неопределенно пожала плечами.

— Помогаешь? Или тебя назначили…

Собака остановилась и стала обнюхивать кованую оградку перед зданием из бурого песчаника.

— Ну на меня ты смело можешь рассчитывать, — сказала я. — А когда возвращается Джейк, даже не знаю.

Я попятилась.

Я потащила собаку вперед, но она не двигалась, замерев в напряженной позе.

— Ну же, детка. Пора на покой.

Умное животное глухо зарычало. Мы с Рене обернулись, но не увидели ничего подозрительного.

— Да, вот…

— Пойдем, Прозак. Никого там нет. — Я сделал пару шагов, но собака продолжала упираться, натягивая поводок.

Рене перехватила его из моих рук, и мы перешли на Третью авеню. Когда мы сворачивали за угол, я оглянулась через плечо, и мне показалось, будто в тени ближайшего здания мелькнул чей-то силуэт.

Но Янсина уже всё поняла.

Собака облюбовала ближайший пожарный гидрант и сделала свое дело. В этот момент уличный фонарь высветил на асфальте позади нас довольно четкие контуры тени.

— Давай, малышка, пора домой. — Я попыталась ее тянуть вперед, но собака сопротивлялась.

— Ясно. Многие в Высотке заслужили честь стать Посыльным, — сказала она елейным голосом. — Многие усердно работали, чтобы получить эту должность. Но она почему-то досталась тебе.

— Она чем-то явно встревожена, — отметила Рене.

Я ускорила шаг, и горячий кофе, выплеснувшись из картонной упаковки, обжег мне руку. И тут же я бросила его на землю, увидев, как из ниши появляется темная фигура.

— Извините, мне пора.

— Беги, Рене. Тащи за собой собаку и беги, поняла?

И я помчалась по лестнице, не останавливаясь до самого двенадцатого этажа. Правда, добежав до десятого, перешла уже на шаг. Что имела в виду Янсина?

Но собака глухо рычала и упиралась, сопротивляясь рывкам хозяйки. Вероятно, на Рене произвел впечатление испуг, отразившийся на моем лице, и она двинулась прочь, пытаясь утянуть за собой собаку. Несмотря на голосистость, Прозак, насколько я знала, была вовсе лишена боевого духа, и в случае чего это Рене пришлось бы защищать любимицу, а не собаке свою хозяйку. Заслоняя их обеих и передвигаясь по тротуару спиной вперед, я пыталась разглядеть лицо того, кто за нами шел.

Рене изо всех сил тащила отчаянно лаявшую собаку за угол к короткому спуску на 71-й улице.

На двенадцатом этаже меня встретила Метеоролог Хельга.

— Гараж! Идите в гараж! — кричала я. — Пусть Жорж позвонит 911.

Пятясь, как рак по горячему песку, я пыталась одновременно уследить за Рене и злоумышленником.

— Слишком медленно, — сказала она сухо. — Посыльный должен работать гораздо быстрее, если хочет остаться на своей должности.

По улице проехало несколько автомобилей, но никто не обратил на меня внимания. Но если бы я остановилась, чтобы проголосовать перед очередной машиной, преследователь меня наверняка бы настиг.

Преследователь? Или преследовательница? Кто это? Ширли Данциг? Из игры ночных теней и отблесков уличных фонарей рождались всякие химеры. Кто скрывался за этой долговязой фигурой в бейсбольной кепке — незнакомый мужчина, вышедший на ночную прогулку? Или невысокая Данциг, чье тело благодаря оптическому обману ночного города и моему страху так сильно вытянулось?

— А откуда вы знаете, что…

Но кто бы то ни был — он или она, этот кто-то сейчас, немного отставая, преследовал нас. Я была уже близко к подземному гаражу, расположенному в нашем доме. На какое-то мгновение меня скрыла тень от навеса, а тот, кто нас преследовал, наоборот, под ярким уличным фонарем попал в световой круг.

— Мне позвонила Янсина. По стационарному телефону. Сказала, что ты в пути, — Хельга надела очки. — Очень странно, что ты удостоилась такой чести. Ты же ещё совсем маленькая!

Ширли Данциг. Уже нет сомнений, это она. За мной снова охотилась психически неуравновешенная женщина, для которой я словно бельмо на глазу. И именно тогда, когда детективы пытались выйти на ее след после недавних афер в «Уолдорф-Астории», она меня поджидала прямо у моего дома.

Рене спряталась в гараже. Я ее уже не видела, слышала только громкий лай собаки, эхо от которого гулко разносилось под сводами огромного паркинга.

Она взглянула на записку и подняла на меня глаза.

Я прибавила шагу. Короткие ноги и лишний вес мешали Данциг поспевать за мной. Периодически оглядываясь, я пыталась рассмотреть, есть ли у нее в руках пистолет.

— Ну что ж, удачи.

Добежав до конца пандуса, я увидела дежурного охранника. Он держал руку на кнопке управления тяжелыми металлическими воротами, приготовившись их опустить, как только я окажусь внутри.

— Да… То есть спасибо, я хотела сказать…

— Жорж, опускай! — крикнула я ему. — Закрывай ворота!

Одним рывком я преодолела последние шесть ярдов и, нырнув в захлопывающуюся пасть с электрическим приводом, прокатилась по заляпанному масляными пятнами полу гаража.

Метеоролог сложила записку и бросила её в мусорную корзину. Мне стоило её прочитать, пока была возможность, а теперь поздно. Бабушка ведь не запрещала мне читать записку!

Ширли Данциг со всего размаху налетела на уже закрытые ворота. С той стороны раздались тяжелые удары, видно, она принялась пинать ногами металлическую преграду.

Жорж помог мне подняться, и я, вбежав в его комнату и выхватив из рук Рене телефон, объяснила оператору службы 911, что следует передать полицейским.

— А что-нибудь передать Стражу дома от вас? — спросила я, между делом оглядываясь по сторонам. Кабинет Метеоролога был заставлен компьютерами и прочей техникой. Прямо как класс информатики в моей старой школе. Ничего подобного я на острове пока ещё не видела. Хорошо же устроился Метеоролог!

Через пару минут мы услышали воющие сирены приближающихся полицейских машин. Бешеные удары Данциг тут же прекратились. Она будто растворилась в ночной темноте.

— Нет, никаких сообщений не будет.

Хельга повернулась ко мне спиной и склонилась над каким-то прибором. Я пожала плечами и поторопилась на выход. На пути я незаметно нагнулась к мусорной корзине и вынула бабушкину записку.

32

Жорж с перепугу не понял, что произошло, кто за кем гонится и кто ломится в гараж, и когда в ворота стали стучать прибывшие полицейские, он им ни в какую не открывал. Отказавшись от дальнейших пререканий с несговорчивым сторожем, полицейские в конце концов направились к основному входу и проникли в его каморку через вестибюль здания.

Я развернула её, едва выйдя из кабинета. Там было написано: «Лучшие пожелания двенадцатому этажу».

— Ребята, кто-нибудь из вас может проводить мою подругу до квартиры? — обратилась я к полицейским.

— Ты спятила? Думаешь, я тебя оставлю в такую минуту? — воскликнула Рене. — И потом, я хочу знать, из-за чего был этот сыр-бор.

Что? Лучшие пожелания? Нет, только послушайте: лучшие пожелания! И ради этих «лучших пожеланий» бабушка гоняла меня на двенадцатый этаж, как рабыню?

За десять минут я рассказала полицейским всю историю Ширли Данциг. Они попросили дать ее подробное описание, чтобы сообщить патрульным машинам, объезжающим наш район. Затем мы поднялись под их охраной на свой этаж, договорившись о том, что утром без четверти восемь кто-то из них меня проводит от квартиры до машины, чтобы удостовериться, что я благополучно выехала из гаража и отправилась за Клем.